Сегодня часы Огюстена Нуаре практически позабыты - некоторые полагают, что вполне заслуженно. Этот хитрый механизм давным-давно пережил пик своей популярности и ушел в небытие так же, как канули в безвестность многие другие чудеса технической мысли - шапокляки, карманные райки и автоматические сниматели галош. Однако было бы несправедливым делать вид, будто часов Огюстена Нуаре не существовало вовсе: в конце концов, былая мода на них отнюдь не являлась искусственной акцией.
Идея подобных часов не могла бы прийти в голову ни одному из профессиональных, пусть и самых одаренных, часовщиков - для этого последние слишком консервативны, размеренны и подвержены традициям. Огюстен Нуаре, механик и изобретатель, напротив, слыл человеком эксцентричным, чудаковатым, remuant. Разумеется, ныне многие его творении кажутся наивными, но в свое время они имели изрядный успех. Трамвайная дуга, высекавшая из провода искры всех цветов радуги, чрезвычайно нравилась публике; корабельная кровать с системой противовесов, превращавшей качку в монотонное подергивание в сопровождении стука колес из встроенного фонографа, была незаменима для страдающих от морской болезни; а механическая горничная с каучуковой фигурой вызвала в обществе живой интерес с оттенком легкого скандала.
Идея курьезных часов пришла в голову Нуаре во время пребывания на водах, где Огюстен поправлял здоровье. Одной из ежедневных процедур, которым подвергались пациенты, было длительное сидение в зале с особой атмосферой после приема внутрь доз целебной минеральной влаги. Деятельному Нуаре было невмоготу пережидать потребное для усвоения воды организмом время, отмерявшееся большими настенными часами. Многим знакомо желание в подобной ситуации: как хотелось бы подтолкнуть стрелки, чтобы они скакнули вперед! В один из дней Нуаре набросал в блокноте первый чертеж необычного часового механизма: фантазия помогла ему пережить тягучие десятки минут безделья.
Вернувшись к привычной жизни, Нуаре не забыл о затее и погрузился в работу. При всей простоте замысла, его воплощение в жизнь вовсе не было легким. Изобретатель потратил больше года на первую модель часов.
Часы Огюстена Нуаре были напольными, с механизмом, заключенным в башню из добротного красного дерева. Внешне они почти ничем не отличались от обычных собратьев, только имели больше приспособлений на циферблате. На них присутствовали часовая, минутная и секундная стрелки, окошко с днем недели, ползунок "день-ночь", указатели дат - с числами и названиями месяцев - и даже лимбы с цифрами, по которым читался год. Особенностью изобретения было то, что часы, мирно шедшие, порой вдруг самопроизвольно перескакивали на совершенно иное время, после чего продолжали свое неспешное тиканье. Положение стрелок, колесиков и ползунков менялось в мгновение ока, переход почти невозможно было заметить. Перемены следовали через неравные промежутки, пружина при этом не сбивалась. Огюстен Нуаре утверждал, что все метания часов абсолютно случайны, и их невозможно предугадать.
На первый взгляд, изделие казалось бессмысленным - ненужное в быту, слишком дорогое для шутки. Однако изобретатель объяснял, что все дело в том, как к нему относиться. Привязанность людей к часам, утверждал Нуаре, такая же условность, как и многое прочее. Огромное количество народу пьет чай не затем, что их мучает жажда, а потому, что часы бьют пять. Канонир в крепости производит пушечный выстрел в полдень не из баллистических соображений, а оттого, что стрелки на циферблате сошлись на двенадцати. Следовательно, делал вывод Нуаре, зачастую нам важно не само время, а его символы. Новые часы возводили символическую привязанность в абсолют.
Обзаведшись столь необычными часами, изобретатель принялся упорно соразмерять с ними жизнь в пределах своего дома, не обращая внимания на насмешки окружающих, протесты семьи и жалобы прислуги. По бою часов он вскакивал посреди ночи и принимался за умывание, требуя завтрака; отходил к ночному сну посреди белого дня; выпроваживал только что пришедших к нему приглашенных гостей, утверждая, что они явились слишком загодя или с опозданием на сутки. Нуаре стоически переносил неудобства, связанные с временной чехардой: случалось, садился за ужин сразу после плотного обеда или объяснялся с полицией, затеяв игру в мяч у дома перед рассветом.
Любого другого сочли бы сумасшедшим, но репутация чудака защищала изобретателя. Более того: затея получила успех, и анекдоты, ходившие об Огюстене по столице, имели результатом несколько заказов на аналогичные часы, поступивших от состоятельных эксцентриков. Нуаре с удовольствием взялся за их выполнение, солидно пополнив свой бюджет деньгами за дорогие игрушки. Вскоре заказы умножились: иметь "часы Огюстена Нуаре" вошло в моду; многие светские бездельники, львы и аристократы, не связанные строгим распорядком жизни, соблазнились изящным механизмом. Нуаре уже не справлялся с работой самостоятельно - он приобрел мастерскую, где по его чертежам работали нанятые механики. Жена Огюстена перестала досаждать мужу упреками за странности и с удовольствием делилась с другими дамами сведениями о преимуществах, присущих егозливым стрелкам.
Светская столичная жизнь, и без того бурная, с триумфальным входом в нее часов Огюстена Нуаре стала вовсе горячечной. Рауты обрывались на полуслове, экипажи сновали по городу, окна в домах хаотически вспыхивали и гасли, однако все это касалось лишь частной стороны существования горожан.
Наконец, одна из газет приобрела часы для редакции, о чем не преминула сообщить читателям. На другое утро мальчишки, как обычно, разнесли газеты жителям. Через четверть часа те же мальчишки торопливо собрали тираж с крылец и ступеней, выхватывая страницы из пальцев тех горожан, которые успели выглянуть наружу, чтобы взять почту. Вышедший в тот же день экстренный листок содержал извинение: редакционные часы внезапно прыгнули назад, и, следовательно, утренний номер к тому моменту еще не вышел из печати. На ровном месте возник скандал; недовольные читатели были, но их заглушил хохот прочих подписчиков, оценивших шутку. Экстренный листок заучивали почти наизусть; те предприниматели, чья реклама была помещена в нем, расцвели в одночасье и не жалели об уплаченной за нее пятикратной стоимости. Малочисленные не изъятые "несуществующие" утренние номера стали раритетами. Находчивый редактор за неделю утроил тираж.
Так часы Огюстена Нуаре шагнули в народ.
Они стали появляться в клубах, ресторанах и кафе, театрах, магазинах. Горожане словно включились в какую-то лихорадочную лотерею. Спектакли прекращались посреди первого акта, и критики, захлебываясь, превозносили "чудесную недосказанность сценического действа". Съестные лавки закрывались перед носом покупателей, и те отправлялись на поиски дорогих гастрономов, объявлявших о внеурочных предпраздничных скидках. Кварталы с красными фонарями над дверьми перестали стыдливо дожидаться темноты - ночь для них теперь могла начаться в любую минуту.
Жена Огюстена, проявив коммерческую жилку, настояла, чтобы тот внес в часы изменения, позволявшие удешевить конструкцию. Нуаре исполнил это, хотя и без особого удовольствия - занятие не показалось ему творческим; зато теперь часы сделались доступными для среднего класса, и продажи возросли. Отныне все прочие городские мужья могли без страха возвращаться домой под утро - их женам было нечего возразить, если в оправдание приводились показания часов там, откуда явился супруг. Правда, жены не остались в долгу и порой поколачивали своих спутников, пришедших вовремя, если домашние циферблаты свидетельствовали об опоздании.
Последними пали государственные учреждения, банки и вокзалы.
С того момента начались и неприятности, связанные с часами. Возросло число крушений на железных и обычных дорогах. Некоторое время это даже нравилось обывателям - филистеры любят читать о катастрофах в прессе; однако вскоре количество несчастий стало пугающим. Хозяева то задерживали выплаты работникам, то были вынуждены платить раз за разом, с нетерпением дожидаясь возврата часов, чтобы изъять свои деньги. Несколько отъявленных негодяев были отпущены прямо из зала суда: в двух случаях часы в храме правосудия показали, что преступление еще не было совершено, в остальных - что злоумышленников пора выпускать на свободу за истечением срока заключения или давности.
Отдельные банки постиг крах: крупные вкладчики, которым повезло находиться в здании банка в тот момент, когда местным часам вдруг вздумалось метнуться далеко вперед, не растерялись и потребовали немедленную выплату процентов.
Вскоре катаклизмы, сотрясавшие общество, стали напоминать агонию, и власти вынуждены были вмешаться, запретив использование часов Огюстена Нуаре везде, кроме частных жилищ - контролировать личную жизнь граждан правительство сочло себя не вправе. Все чаще в адрес изобретателя начали раздаваться язвительные и даже гневные выпады. Огюстен тяжело переживал их, так как не считал себя непосредственным виновником бедствий - он никогда не помышлял о создании культа своего непоседливого детища. Мастерская Нуаре закрылась, бум часов миновал. Жизнь понемногу возвращалась в привычную колею.
Конец Огюстена Нуаре был странен и полон тайны. В один из дней жена обнаружила его в кабинете бездыханным. Находившиеся здесь же часы показывали год далекого будущего. Вызванный врач установил смерть от удара. Медицинское заключение не остановило слухов - согласно одним, сердце Нуаре не выдержало переживаний, связанных с беспорядками, вызванными его часами; согласно другим - верный себе изобретатель не смог существовать, когда часы указали, что ему пора лежать в земле.
Огюстен Нуаре был с почетом похоронен на главном кладбище. Его вдова, унаследовавшая значительное состояние, спустя положенный срок утешилась в браке с солидным фабрикантом, производителем детских колясок. На памятник Нуаре был объявлен конкурс; среди проектов имелся такой, где предполагалась установка на могиле действующих часов изобретателя, выполненных в граните и бронзе. При обсуждении даже высказывалась мысль, что однажды, когда часы скакнут назад, ко времени предшествовавших событий, Огюстен Нуаре подчинится их ходу и вновь вернется к жизни, покинув скорбное пристанище. Однако вдова категорически протестовала такому решению, называя его насмешкой над памятью великого изобретателя, заслужившего вечное отдохновение без посягательств на покой. По ее требованию на могиле водрузили тяжелую плиту с изображением смерти, почтительно склонившей главу над именем Нуаре. Вдова также настояла, чтобы смерть ни в коем случае не держала в костлявой руке часов, даже песочных - а только острую косу, печальный символ бренности бытия.