Аннотация: Возможная концовка незавершенного романа А.С.Пушкина "Дубровский". Также использованы проходные персонажи романа " "Доброе имя""
Вышивка не заладилась с самого начала, а затем княгиня Марья Кириловна Верейская еще и больно уколола большой палец. Несколько капель крови упали на незавершенный лепесток розы. Княгиня раздраженно откинула пяльцы и подергала за шнурок - нововведение князя Михаила Васильевича. И буквально через полминуты на зов колокольчика в спальню примчалась горничная Любашка. Заохала, заахала, но ловко обработала едва заметную ранку и перевязала палец.
Молодая княгиня пересела к окну и долго наблюдала, как Волга неторопливо катит свои воды неведомо куда. Так и жизнь в Арбатове неспешно тянулась - вот уже три года. Но сегодня привычного успокоения от вида великой русской реки княгиня не чувствовала. И виной тому стала случайно подслушанная накануне фраза - муж раздраженно обронил... И в который уже раз перед глазами княгини Марьи Кириловны встали картины того бурного лета, когда в родительском имении объявился мнимый французский гувернер Дефорж...
Отпустить Любашку княгиня забыла, и девка стояла за ее спиной, переминаясь с ноги на ногу. Лишь через полчаса деликатно кашлянула. Княгиня медленно повернулась и равнодушно поинтересовалась:
- А что, князь до сих пор не велел подавать обедать?
- Ой, барыня, как закрылись в кабинете с вашим батюшкой, так и сидят до сих пор. А барин Кирила Петрович, скрозь дверь аж слышно, все кричит про какого-то не то Островского, не то Покровского... Ой, барыня, как вы побледнели-то!
- Ступай уже, Любашка!
Отпустив горничную, княгиня рухнула на кровать и закрыла лицо руками. Значит, не послышалось! Князь, получив накануне письмо, действительно упомянул вполголоса Дубровского... Неужели тот тайно вернулся из-за границы? И княгиня Марья Кириловна дала волю горьким слезам...
Но за обедом ни муж, ни отец ни словом не обмолвились о предмете своего беспокойства. Кабы не Любашка, Марья Кириловна нипочем не догадалась бы об их недавнем весьма бурном разговоре tete-a-tete. Князь Михаил Васильевич по привычке забавлял тестя занятными историями. Тот внимал с живейшим участием и не раз заливался смехом. А вот княгиня Марья Кириловна почти не притронулась к кушаньям. Кирила Петрович хитро намекнул, что аппетита дочь лишилась, вероятно, из-за известного положения. Маша, всегда весьма чувствительная к столь деликатным вопросам, на этот раз даже не покраснела. А вот князь Верейский, напротив, сильно смутился и аж поперхнулся. Маше даже стало жаль мужа - тот будто бы сразу еще сильнее состарился.
Кирила Петрович Троекуров вскорости отбыл к себе в Покровское - ужинать не остался. Князь же перед сном, постучав в опочивальню супруги, объявил Марье Кириловне, что уже завтра они отбывают в Петербург по срочной надобности.
Машу известие обрадовало. Вернувшись три года назад из-за границы, князь Верейский после свадьбы прочно осел в Арбатове - полюбил вдруг тихую жизнь в деревне. В столице чета Верейских побывала только прошлым и позапрошлым летом - и то ненадолго.
*
В Петербурге князя Верейского ждал неприятный сюрприз. Дом его на берегу Невы весьма пострадал от катастрофического наводнения в ноябре прошлого года. Газеты сообщали, что оно стало сильнейшим в истории столицы. Управляющий с месяц назад написал в Арбатов, что ремонт благополучно проведен. Но в действительности дом оказался в весьма плачевном состоянии, а большая часть отпущенных средств исчезла неизвестно куда вместе с управляющим... На месте присутствовал только сторож, который заплетающимся языком поведал князю сию печальную историю. По его словам, остальная челядь где-то бражничала.
Раздосадованный сверх всякой меры князь Верейский велел ехать к старинному своему приятелю. Тот недавно сетовал в письме, что не удалось им встретиться ни в прошлом, ни в позапрошлом году. Настойчиво звал в гости нынче. Примерно через час дорожная карета подкатила к большому красивому дому на набережной Фонтанки.
Князь Алексей Александрович и княгиня Елена Игнатьевна Белозерские радушно встретили чету Верейских и предложили гостить сколько заблагорассудится. Большой дом их ненадолго почти опустел, ибо остальные домочадцы уехали на лето в имение. Оставив Машу на попечение Белозерских, князь Верейский немедленно отбыл распутывать дела с домом.
Встретились только вечером за ужином. Маша была совершенно очарована хозяевами. Князь Алексей Александрович выглядел моложе приятеля лет на десять с лишним, хотя в действительности разница в возрасте составляла два-три года. Был он высок, строен и красив. Седина в висках только облагораживала князя. Служил он шефом Охтинского пехотного полка в чине генерал-майора, а сейчас находился в отпуске. И Маше невольно приходили мысли: таким бы мог стать со временем и Владимир Дубровский, и жили бы он и Маша долго и счастливо - как чета Белозерских. Увы, злодейка-судьба распорядилась иначе...
Князья Верейский и Белозерский немало кутили вместе в молодости, но вскоре князь Михаил Васильевич оставил военную службу. Пути приятелей разошлись. И теперь остроумные байки князя Михаила Васильевича меркли перед бесхитростными, но живыми и удивительными историями князя Алексея Александровича. Тот возглавлял роту преображенцев при блокаде Михайловского замка, когда отстраняли от царствования Павла Петровича и провозглашали государем Александра Павловича; позже на несколько лет оказался в опале и защищал новые рубежи империи в Картли-Кахетинском царстве - Грузинской губернии, усмирял мятежных лезгин, сражался с персами и в 1804 году участвовал в знаменитом походе на Эривань, затем командовал полком в нескольких войнах с французами, а после битвы под Аустерлицем беседовал с самим Бонапартом... И Маша слушала князя Алексея Александровича с величайшим вниманием.
Князь Верейский так и не открыл Маше, по какой срочной надобности они приехали в столицу. И после ужина мужчины отправились в кабинет князя Белозерского для обсуждения сиих важных дел. Князь Алексей Александрович имел некоторое влияние при дворе и, несомненно, мог быть полезен приятелю в его хлопотах.
Княгиня Елена Игнатьевна тем временем с живейшим участием расспрашивала Машу о жизни в Покровском и Арбатове. Вот только рассказывать той особо было нечего - поведать об истории с Дубровским Маша стеснялась. Похоже, княгиня Белозерская догадывалась, что гостья хранит некую тайну - несколько раз Маша ловила проницательный взгляд княгини Елены Игнатьевны. Та была на три года моложе мужа и тоже отнюдь не выглядела старухой, тем паче седина скрывалась в светлых волосах. В свои сорок пять княгиня Белозерская сохранила и благородную красоту, и изящество.
Она поведала, что в свое время служила статс-дамой при императрице Елизавете Алексеевне. Однако добровольно оставила должность из-за неблагоприятных обстоятельств. Тем не менее с императрицей до сих пор сохранила теплые отношения. И княгиня Елена Игнатьевна пообещала устроить гостям приглашение на грядущий бал в императорском дворце и вписать княгиню Марью Кириловну в агенд на танцы с самыми блестящими кавалерами.
*
Она впервые в жизни увидела государя и его близких. Император Александр Павлович великолепно выглядел в военной форме. Его сопровождали императрица Елизавета Алексеевна и вдовствующая императрица Мария Федоровна в роскошных платьях.
Яркие наряды дам, блеск драгоценностей и золота погон и мундиров военных, громкая музыка поначалу совершенно ошеломили молодую провинциальную княгиню. Однако после первого танца она стала понемногу осваиваться. Ее кавалерами действительно были только молодые красавцы-офицеры. Они не скупились на комплименты, и слушать их было весьма приятно. Однако Маша постоянно невольно представляла на месте каждого из них Владимира Дубровского, и насладиться прекрасным обществом в полной мере не получалось.
Ближе к концу бала княгиню Марью Кириловну и вовсе ждал большой сюрприз. Последнего партнера вычеркнули из агенда и вписали вальсировать с ней самого государя. Маша с превеликим трудом справилась с волнением и отвечала его императорскому величеству при танце без дрожи в голосе. Государь тоже не скупился на комплименты и назвал княгиню Марью Кириловну главным украшением сегодняшнего бала. Узнав, что привело чету Верейских в столицу, пообещал разобраться с делом князя Михаила Васильевича. В ближайшее время того пригласят к председателю Комитета министров князю Петру Лопухину.
Государь с грустью в голосе посетовал на неблагодарность подданных. Он денно и нощно печется о благе империи, чрезвычайно устал. Однако ему доносят о тайных обществах в среде офицеров, которые замышляют государственный переворот. Недели две назад задержали одного из заговорщиков - англичанина Вильяма Гроува. Тот яростно сопротивлялся при аресте и ранил нескольких человек. А в печи постоялого двора обнаружили возмутительные документы, правда, почти сгоревшие - молодой британец не успел доставить их по назначению. Следователи обнаружили фрагменты некой конституции и чертежей загадочной машины для обстрела императорской кареты. И слава богу, что такие прелестные дамы как княгиня Марья Кириловна помогают на время забыть о тяжких государственных заботах.
Несколько дней после бала Маша провела, словно в тумане - в ушах еще долго гремела музыка и звучали голоса кавалеров и государя. Рассказанная его императорским величеством история почему-то взволновала Машу, и она расспрашивала о подробностях происшествия хозяев. Князь Алексей Александрович охотно пересказал гостье услышанное от разных лиц при дворе. Вильям Гроув был рекомендован английской палатой лордов как специалист по горному и литейному делу. Документы его были в порядке, и англичанин отбыл на Урал для ознакомления с состоянием промышленности России. Однако доехал только до Новгорода... Поступил донос, что в действительности Гроув имеет поручение от заговорщиков построить в Златоусте по секретному изобретению ракетную установку высокой точности для цареубийства. А по дороге он должен передать кому-то проект примирительной для северян и южан конституции российской республики для доставки заговорщикам в Васильков.
Маша почти не понимала таких вещей, и князь Алексей Александрович с улыбкой пояснил:
- Дорогая Марья Кириловна, ракета - это не только шутиха-фейерверк! Михаил Васильевич сказывал, любит вас такими зрелищами баловать. Ракета может быть и грозным оружием. Мне лет двадцать назад сам генерал Аракчеев несколько опытных образцов передал. Он тогда артиллерийским делом в империи ведал. Испробовал я их на войне с персами. А первые заводские испытания прошли на Охтинском казенном пороховом заводе в 1817 году. Сие неподалеку от казарм нашего полка. С управляющим завода генерал-майором Засядко недавно встречался. Он у следователя был - как главный ракетчик России. И по обрывкам чертежей распознал, что очень точная и дальнобойная установка разработана, а ракеты невиданной разрушительной силы - сам диву давался. Узнал он и руку одного своего помощника, весьма талантливого офицера. И что прискорбно - как раз после ареста Гроува офицер сей бесследно исчез. Видимо, тоже заговорщик. Опасался разоблачения. Вот только англичанин никого из сподвижников не назвал и молчит до сих пор. А ракетная установка такая очень пригодилась бы армии. Вы извините, Марья Кириловна, мою дотошность. Всю жизнь на службе - про нее могу сколько угодно толковать. Сказывали, портрет Гроува, рекомендательные письма и прочие документы через английское посольство отправлены в Лондон для проверки подлинности.
Князь же Михаил Васильевич с аудиенции у князя Лопухина вернулся в совершенно расстроенных чувствах. По поводу своего дела отвечал князю Алексею Александровичу весьма неопределенно и изрядно выпил шампанского за ужином. Когда перед сном князь Верейский захотел побеседовать с Машей, язык его слегка заплетался:
- Должен поведать вам о весьма странных и прискорбных событиях, дорогая моя Марья Кириловна... Недавно батюшка ваш, Кирила Петрович, получил письмо из Тифлиса от некоего Павла Дубровского. Это двоюродный племянник покойного Андрея Гавриловича, стало быть, троюродный брат беглого Владимира. Сей молодой наглец потребовал от Кирилы Петровича возврата Кистеневки со строительством нового имения взамен сгоревшего. Он, де, составил прошение государю как единственный законный наследник. Судебное дело, решенное ранее в пользу Кирилы Петровича, несомненно, будет пересмотрено как несправедливое. Посему Павел Дубровский предложил заранее миром удовлетворить его претензию. Батюшка ваш ответил весьма резким отказом. Однако, надо признать, забеспокоился. Попросил меня использовать связи в столице. Слава богу, и вы оказались полезны. Очень вовремя очаровали государя, а то меня лишь "завтраками" в учреждениях кормили... Князь Лопухин сегодня пригласил на нашу встречу нескольких дельных чиновников. Прошению Павла Дубровского не будет дан ход, поскольку наследник первой очереди, Владимир, еще жив. Но он обвинен в разбое... Я вижу, вы вот-вот заплачете... Ах, любезная Марья Кириловна, не думал не гадал я, что так долго может длиться ваше увлечение сим романтическим злодеем...
- Зачем вы мне все это рассказываете? - прошептала Маша, сдерживая слезы. - Я дала вам клятву в церкви три года назад и держу ее. Чего вы еще хотите от меня?
- Совсем немного участия и ласки... Хотя вы, по сути, и не жена мне... Напрасно Кирила Петрович ожидает вашего интересного положения... Знали бы вы, сколько мною уже потрачено на целый полк лекарей и их бесчисленные снадобья... Но сейчас речь о другом. Перехожу к самой драматической части своего рассказа. Один из сегодняшних чиновников, узнав, из каких я мест, свел меня со следователем по делу англичанина Гроува. Вы с князьями Белозерскими постоянно его обсуждаете. С англичанина того после ареста сняли темный парик и накладные бакенбарды с усами. И под сей бутафорией обнаружился светловолосый молодой мужчина - весьма русского обличья. И приметы оного в точности совпали с приметами беглого Владимира Дубровского. Но вот беда - некому опознать. Пехотный полк, в котором служил Дубровский, более в Петербурге не расквартирован - отправлен в Польшу. И тут я подвернулся под руку... Что с вами, Марья Кириловна?
Князю Верейскому пришлось срочно звать на помощь княгиню Елену Игнатьевну с горничной. Совместными усилиями женщины привели в чувство упавшую в обморок Машу и уложили на кровать. Ей рекомендовали скорее заснуть, однако Маша возжелала дослушать до конца историю князя Верейского. Когда супруги остались одни, тот продолжил:
- Так вот-с, любезная моя Марья Кириловна, чутье не обмануло следователя. Я ж навеки запомнил лицо Владимира Дубровского, когда стрелял в него. Так что никакой это не англичанин... Да не плачьте же! Я его не выдал. Да-да, представьте себе! Сказал следователю, что на Дубровского сей англичанин действительно похож, но не он... Пусть разбираются сами. Ибо я хорошо помню, что Дубровский разбойникам своим велел меня не трогать и с миром нас отпустил. Вынужден признать: так мог поступить только человек редкого благородства. Увы, но незаурядные способности свои обратил он во зло: сначала разбой, а теперь и заговор против государя...
- Он не сам выбрал такой путь, - неожиданно твердо возразила Маша. - Господь лишил разума моего бедного батюшку, и тот стал невольной причиной неисчислимых бедствий семейства Дубровских.
- Здравому уму Кирилы Петровича можно только позавидовать, - вздохнул князь Верейский. - Но ежели вас как-то утешает такая трактовка событий - pourquoi pas? A propos, после вашего обморока я почти протрезвел - не на шутку испугался за ваше здоровье. Нам бы, голубушка, следовало уже завтра возвращаться в Арбатов. Но дела с домом вынуждают меня задержаться на некоторое время. Надеюсь, вы сохраните благоразумие и не надумаете бить челом его императорскому величеству за государственного преступника... В интересах прежде всего самого Дубровского оставаться англичанином. Надо сказать, он и бровью не повел при очной ставке. Смотрел на меня как на человека совершенно незнакомого - сыграл равнодушие мастерски. Ежели в Лондоне не разоблачат подделку документов, дело наверняка ограничится лишь высылкой из России.
*
К утру Маша совершенно оправилась от недомогания, но оставалась весьма печальной. Желая развлечь гостью, княгиня Елена Игнатьевна повезла ее на прогулку по столице - показывать разные достопримечательности. При свете дня Маща внимательно разглядывала из окон кареты Гостиный двор, башню каланчи близ Екатерининского канала, величественный Казанский собор, роскошный трехэтажный барокканский дворец Строганова...
Когда добрались до Невы, наняли лодку. Машу поразил величественный вид Петропавловской крепости на Заячьем острове. Причалили к пристани и поднялись к Невским воротам. Княгиня Елена Игнатьевна показала Маше под аркой ворот "Летопись катастрофических наводнений" с отметками наивысшего подъема воды в 1752, 1777, 1788 и 1824 годах. Последняя метка была выше всех - на уровне более двух саженей. Не удивительно, что дом князя Верейского так сильно пострадал.
Дамы вернулись в лодку, которая медленно обошла вокруг острова. Княгиня Елена Игнатьевна рассказывала о знаменитых узниках Петропавловской крепости. Содержалась там и прославленная авантюристка княжна Тараканова, которую пленил за границей граф Алексей Орлов. Княгиня еще застала знаменитого графа в живых и даже танцевала с ним на балах. Тот был дружен с ее покойным свекром и не раз гостил в доме князей Белозерских.
Маша слушала с чрезвычайным интересом. Однако затем княгиня Белозерская небрежно предположила, что и заговорщик-англичанин наверняка сейчас содержится в крепости. И Маша тут же представила, что Дубровский, может быть, сейчас совсем рядом, в нескольких десятках саженей от нее. Она с трудом удержалась от нового обморока, а княгиня Белозерская удивленно воскликнула:
- Что случилось, дорогая? Вы стали белее мела!
Она велела тут же грести обратно и отвезла гостью домой. Обедали дамы вдвоем - мужчины не приехали из-за занятости. Маша едва замечала, что ест. Она то краснела, то бледнела и порой отвечала невпопад любезной хозяйке. Однако княгиня Елена Игнатьевна ничуть не сердилась.
- Вижу, Марья Кириловна, что-то не на шутку вас беспокоит, - со вздохом заметила она. - И беспокоит настолько, что здоровье ваше под угрозой. Воля ваша, но порой стоит излить кому-то душу - полегчает. По себе знаю...
После обеда в опочивальне Маша в который уже раз за последние дни долго и горько рыдала. Изливать душу ей никогда не доводилось - росла без маменьки и без подруг в имении сурового отца... И в конце концов Маша решилась. Княгиня Елена Игнатьевна по возрасту вполне годилась ей в матери.
Княгиня Белозерская свято пообещала хранить тайну и перекрестилась перед образами. Она с превеликим вниманием выслушала грустный сбивчивый рассказ о любви к несчастному Владимиру Дубровскому. Время ничуть не исцелило это чувство, и теперь душа Маши разрывалась, ибо любимый человек в заточении в крепости... К концу рассказа княгиня Елена Игнатьевна сама не сдержала слез и долго обнимала и целовала Машу. Потом грустно сказала:
- Как же я вас понимаю, Марья Кириловна... Тоже настрадалась когда-то. И меня выдали замуж за старого генерала совсем юной. Думала: стерпится - слюбится... Не получилось. Муж мой вскорости скончался. А потом я встретила подлинную любовь - Алешу, то бишь Алексея Александровича. Однако господу было угодно наказать нас за несоблюдение мною траура... Горничная подобрала оброненную записку и передала мне: князь Белозерский писал приятелю, что заключил на меня пари и выиграл оное. А он обнаружил в трактире другую фальшивую записку якобы от меня любовнику, художнику... В мастерской художника он увидел непристойную картину с моим изображением... - Маша сразу залилась краской при этих словах, а княгиня Белозерская, тоже слегка покраснев, после некоторой заминки продолжила: - Случилась дуэль. Безвинный художник погиб, а Алексей Александрович едва оправился от тяжелого ранения. У него на службе обнаружили крамольные бумаги... Лишь один из трех графологов засомневался, что резкие слова против государя действительно написаны князем Белозерским. Это спасло его от Сибири. Но за дуэль государь разжаловал его и отправил на Кавказ. Я вновь вышла замуж за человека много старше меня - важное лицо при государе. А через несколько лет увидела Алешу на балу. Дремавшие чувства мои тут же ожили. Князь же Белозерский собирался жениться на другой... Я впала в отчаяние. Пристрастилась к грузинским винам... Очень тяжелое было время. И вдруг Алексей Александрович разоблачил моего мужа. Как оказалось, тот отравил моего первого супруга - генерала. Собирался свататься, но узнал об Алеше... Тогда этот бесчестный человек с помощью подручных подделал разные бумаги и оклеветал нас с Алексеем Александровичем в глазах друг друга и государя. Моя горничная тоже оказалась предательницей. На злополучную поддельную картину с ее слов нанесли родинки точь-в-точь как у меня... Дуэль, правда, не состоялась. Муж мой был найден утонувшим в канале - не то покончил с собой, не то произошел несчастный случай. Узнав о той дьявольской интриге, я и ушла из статс-дам. Государь восстановил доброе имя Алексея Александровича и даже присутствовал на нашем венчании. Как видите, от меня почти ничего не зависело. Зато Алексей Александрович проявил редкую настойчивость. Несколько лет с друзьями проводил расследование. И вот мы вместе. Молитесь, дорогая Марья Кириловна - и господь тоже вам поможет... Отныне я ваш преданный друг.
После такого сокровенного разговора Маше действительно стало немного легче. Наконец-то у нее появилась старшая подруга, с которой можно было без стеснения поговорить о любимом человеке. Зато князь Михаил Васильевич сделался мрачнее ночи. Маша, прекрасно чувствуя состояние мужа, жалела его. Уважала за проявленное благородство и понимала, как тому теперь горько и тяжко. И князь топил грусть-тоску в шампанском за ужином, после чего почти сразу отбывал на покой.
*
Через два дня после памятного откровенного разговора с княгиней Еленой Игнатьевной Маша вечером зачиталась и долго не ложилась. И вдруг через дверь услышала резкий голос князя Алексея Александровича:
- Ни с места, или я буду стрелять!
Маша вздрогнула от неожиданности и немедленно вышла из опочивальни. Глазам ее предстала странная картина: в коридоре князь Алексей Александрович держал под прицелом пистолета бородатого высокого мужика с всклокоченными волосами и поднятыми руками.
- Вернитесь скорее к себе, Марья Кириловна, - резко сказал князь Белозерский. - Здесь опасно - в дом проник разбойник.
- Как будет угодно вашему превосходительству - пусть разбойник, - заговорил неизвестный по-французски, и от звука его голоса сладко сжалось Машино сердце.
Ноги ее словно приросли к полу, и она прислонилась спиной к косяку двери, не двинувшись с места. А "разбойник", не сводя горящего взгляда с Маши, продолжал:
- Ваше превосходительство, я действительно виновен в тайном проникновении в ваш дом. Видит бог - безо всякого злого умысла. К сему принудили меня лишь чрезвычайные обстоятельства. Вы можете немедленно сдать меня в руки правосудия - я уже увидел то, за чем пришел. Но был бы бесконечно признателен, ежели бы вы перед арестом дозволили мне переговорить накоротке с Марьей Кириловной. Прошу как о величайшей милости!
Князь Белозерский, необычайно изумленный, окинул проницательным взглядом гостью. Та стояла ни жива ни мертва у косяка, побледнев и не в силах выговорить ни слова. Но молящий взгляд ее, очевидно, говорил сам за себя.
- Кто вы такой? - грозно спросил князь Белозерский. - И почему я должен оказывать вам какие-то милости?
- Тем, кто вне закона, остается уповать только на милость, - тихо ответил загадочный посетитель уже по-русски. - Мое имя Владимир Дубровский. Я бывший сосед Марьи Кириловны...
- Вот как! Много о вас наслышан - и от князя Верейского, и от вашего полкового командира. Тот до сих пор жалеет о выбранной вами роковой стезе. Полк лишился блестящего храброго офицера.
- А я не раз имел удовольствие лицезреть вас, ваше превосходительство, - ответил Дубровский. - Но только издали. И, конечно, много наслышан о доблести и подвигах ваших.
- Опустите руки и следуйте за мной в кабинет, - распорядился князь Белозерский.
- Позвольте выразить восхищение, ваше превосходительство, - молвил Дубровский. - Вы совершенно неожиданно меня задержали. Полагал, что надежно скрылся в кладовой, а прошел бесшумно...
- Игра случая. Наблюдал в окно, как к дому телега подъехала с припасами. Мужиков было двое. А после разгрузки уехал один. И нигде я второго не обнаружил. Искать не стал, устроил засаду...
Лишь когда мужчины ушли, Маша нашла в себе силы вернуться в опочивальню. Опустившись в кресло, она замерла в оцепенении. Сердце ее трепетало, словно птица в силке. Кровь то приливала к лицу, то отступала. "Он здесь! Живой!" - только эти мысли проносились в ее голове. Маша потеряла счет времени. Она не могла сказать, прошли десять минут или целый час, прежде чем раздался стук в дверь. Это был князь Алексей Александрович. Выглядел он хмурым, говорил глухим голосом:
- Пройдите, пожалуйста, в кабинет, Марья Кириловна. Мне ужасно не нравится сия история, и я чувствую вину перед Михаилом Васильевичем... Но бог с ним. Мы с Элен полюбили вас - как дочь. И хорошо знаем жизнь - повидали всякого... Молодой человек запутался - во многом по вине обстоятельств. К моим советам он тем не менее глух. Но пусть уходит - а там уж как бог даст. Владимир Дубровский теперь свободен и сам творец судьбы. Даю вам пять минут для разговора tete-a-tete и клянусь сохранить сие происшествие в тайне.
В кабинет князя Белозерского Маша вошла на ватных ногах. Дубровский, будучи уже без парика и бороды, смотрел на нее с немым обожанием. И едва закрылась дверь, как Маша утонула в объятиях Владимира. Уста их сомкнулись впервые в жизни, и несколько минут влюбленные не говорили ни слова, осыпая друг друга бесчисленными поцелуями. Князь Белозерский про назначенные им пять минут не напоминал...
- Что предлагал вам Алексей Александрович, почему вы его не слушаете? - взволнованно заговорила наконец Маша. - Он не мог посоветовать дурного...
- Оставим сие, - нетерпеливо ответил Владимир. - Пример князя - не для меня. Нет терпения и времени годами вымаливать милость - да и станут ли вообще слушать разбойника? Бог даст, дело наше сладится, и тогда все образуется... Я многим обязан благородным прекрасным людям. Не могу бросить их на полпути. Но, надо признать, не ожидал такого благородства от князя Верейского. Начал его уважать. И понял, что вы в Петербурге, милая Маша...
И вновь их уста надолго сомкнулись.
- Но как вы смогли бежать? - изумленно спросила Маша, тяжело дыша.
- Опять же спасибо князю... В надежде увидеть вас я справился с хандрой и начал думать. Следовало торопиться. В Англии, конечно, быстро разоблачат мои фальшивые документы. И тогда наверняка не избежать пыток... Я сказал следователю, что готов сдать автора конституции. Но не знаю адреса и имени - могу только показать дом. Меня посадили в лодку под охраной нескольких вооруженных солдат. Я прикинулся совсем больным. Сделал вид, что не могу идти от тяжести оков. Хитрость удалась - оковы сняли, усадили в лодку без них. А я лег на дно и скорчился - будто бы совсем хворый... Лодка шла в сумраке. Я выбрал благоприятный момент и на середине пути напал на своих стражей. Жаждал скорее увидеть вас, и силы, наверное, удесятерились. Бился оковами и обезоружил солдат - слава богу, в тесноте они только мешали друг другу. Побросал их вместе с ружьями в Неву. Одно оставил. Прострелил дно лодки и бросился вплавь. Так что солдатам было не до меня - им надо было влезать в лодку, откачивать воду... Впрочем, кто-то потом стрелял мне вслед - но разве мог он попасть в темноте? Я благополучно достиг берега и скрылся у друзей. Через них узнал, где вы находитесь. Сидя в заточении, я догадался, кто донес на меня. И отправился к тому человеку с друзьями - секундантами. Увы, тот отказался от дуэли. Сказал, что должен подумать. Удалился в другую комнату и застрелился...
- Какой ужас! - произнесла Маша. - Владимир, сжальтесь надо мной! Оставьте свое безумное предприятие. Молите государя о прощении - Александр Павлович милостив. А вы задумали ужасное - цареубийство!
- Князь Белозерский тоже участвовал в цареубийстве, - ответил Дубровский. - Во главе роты охранял Михайловский замок, когда убивали Павла Петровича. Князь, конечно, по сей день рассуждает, что император и впрямь внезапно скончался от болезни... В убийство верить не хочет. Но бог с ним. Не от меня зависит жизнь Александра Павловича. Мне обещали, что его уничтожат только в самом крайнем случае. Так я и объяснил князю Белозерскому. А он тоже предлагал мне явиться с повинной...
В этот момент раздался стук в дверь.
- Отпущенное нам время давно вышло, - вздохнул Дубровский. - Теперь до смерти я буду боготворить князя Белозерского, ибо он дозволил сие волшебное rendez-vous. Бог даст, и наше предприятие сладится. А нет - умирать с вашем именем на устах мне будет легко, особенно теперь...
- Нет, вы должны жить! - воскликнула Маша.
- Все в руках божьих... Прощайте же! Будьте счастливы с мужем - он и вправду человек достойный.
*
На следующий день князь Верейский объявил, что окончательно наладил дела с ремонтом дома - пора возвращаться в Арбатов. Князь Белозерский перед отъездом гостей переговорил с Машей tete-a-tete:
- Дорогая Марья Кириловна, ежели доведется вам снова свидеться с Дубровским, попробуйте все же переубедить его. Капля камень точит, а вы имеете не него сильное влияние. Вдруг одумается? А если еще убедит сподвижника с Охтинского завода... Полагаю, оба могут рассчитывать на полное прощение, ежели смогут восстановить изобретение - на благо российской армии. Дубровский поведал, что установка с расстояния несколько верст могла бы двумя-тремя ракетами большой взрывной мощности разрушить императорский дворец. Кабы такое оружие обратить против врагов отечества!..
Маша в ответ только пожала плечами, а потом бросилась на колени и поцеловала руку князю Алексею Александровичу - так быстро, что он не успел воспрепятствовать молодой даме.
- Спасибо вам за участие, - только и смогла произнести она.
- Господь с вами, голубушка, - смущенно сказал князь Белозерский, поднимая Машу за локти. - Ишь, чего удумали. Ей-богу, жаль, что такой молодец более не служит. И главной виной тому сами знаете кто... Чудны дела твои, господи! Элен, я знаю, рассказала вам печальную повесть из нашей с ней молодости. Пытался я на примере оной переубедить Дубровского - тщетно... Бог ему судья! А вам, надеюсь, господь еще пошлет счастье...
*
О пожелании князя Белозерского княгиня Марья Кириловна в очередной раз вспомнила несколько месяцев спустя по дороге с кладбища. Увы, не сбылось... И слезы ее о внезапно ушедшем супруге были искренними. Хоть и не любила, а был князь Верейский той каменной стеной, за которой жилось легко и беззаботно. Тем паче после поездки в Петербург Маша другими глазами взглянула на князя Михаила Васильевича. При этом не чувствовала никаких угрызений совести из-за целомудренной измены мужу... Стала с ним гораздо любезнее, и наконец-то завязалось в семье Верейских нечто вроде дружбы. И вот к Крещению внезапно все закончилось...
Лекарь сказал, сердчишко покойного ни к черту было. Не жалел его князь Михаил Васильевич ни в молодые, ни в зрелые годы, щедрыми возлияниями ублажая Бахуса. Да еще в последнее время без разбора принимал средства разные, но оказавшиеся бесполезными - для возвращения мужской силы утраченной. Не внимал советам домашнего лекаря...
На похороны съехалась многочисленная родня с соседями. Кузен покойного князь Николай Верейский выказывал явное желание во всем покровительствовать молодой вдове. Однако Маша его словно не замечала. А вот Кирила Петрович к князю Николаю Федоровичу, напротив, отнесся с интересом. Тем паче через несколько дней при чтении завещания покойного (Маша и не подозревала, что князь Михаил Васильевич на всякий случай оное подготовил) оказалось, что Арбатов с окрестными деревнями отошел как раз князю Николаю Федоровичу. Княгиня Марья Кириловна получила несколько деревень с тысячей душ и к тому же особняк в Петербурге.
После такой новости от растерянности Маши не осталось и следа. По ее просьбе Кирила Петрович за несколько дней подыскал толкового управляющего. Объехав с новым служащим свои деревни, княгиня Марья Кириловна выбрала одну для поместья и велела строить там барский дом. А сама на время траура по почившему в бозе супругу отбыла в Петербург.
*
Отремонтированный дом поразил Машу как красотой отделки, так и леностью челяди. Слишком долго та была предоставлена сама себе. Одну дерзкую горничную княгиня даже велела бить розгами, после чего отправила в деревню. Туда же последовала и добрая половина прислуги. Оставшиеся в доме урок крепко усвоили и сразу стали шелковыми. Теперь там всегда было чисто, а кушать подавали вовремя.
Немного обжившись, княгиня Марья Кирилловна нанесла визит в дом князей Белозерских. Они только теперь узнали о кончине князя Верейского и были чрезвычайно огорчены. Маше стоило немалого труда запомнить вернувшихся в родовое гнездо младших братьев, сестер и племянников хозяина дома. Единокровный брат старшего князя Белозерского, двдцатитрехлетний князь Егор Александрович, выказывал гостье особое расположение, причем весьма деликатно. Внимание его к молодой вдове не имело ничего общего с напором князя Николая Верейского. Маша почувствовала себя чем-то вроде члена большой семьи - так уютно стало ей у Белозерских.
И тут ей рассказали о громком событии в декабре. Вести о нем еще не дошли до Арбатова с Покровским до Машиного отъезда. И теперь она с ужасом внимала рассказу князя Алексея Александровича о большом выступлении военных на Сенатской площади против государя и подавлении оного. Разрушительную ракетную установку повстанцы не использовали - получалось, потеря чертежей оказалась невосполнимой. Часть повстанцев перебита, сотни арестованы. Следствие продолжается.
Известие поразило Машу как громом. Дома всю ночь она не могла заснуть. Не имея сведений о судьбе Владимира Дубровского, Маша, заливаясь слезами, представляла его то в числе убитых, то в числе закованных в кандалы в застенках Петропавловской крепости. Однако втайне надеялась, что тот все-таки вышел из боя целым и невредимым и вновь скрылся.
Через несколько дней она все же решилась написать князю Алексею Александровичу. Просила его по возможности навести справки об "известной персоне". Следствие велось тайно, и тот сумел добыть нужные сведения окольными путями только через три недели. Оказалось, ни среди убитых, ни среди арестованных нет ни Владимира Дубровского, ни мнимого англичанина Гроува (из Лондона уже были получены сведения, что изображенный на портрете мужчина - самозванец; подлинный инженер Вильям Гроув Англии не покидал).
И Маша воспрянула духом. Теперь она мечтала, что рано или поздно Владимир Дубровский объявится. Восстание подавлено, и более он не имеет обязательств перед заговорщиками. Маша с Владимиром - она открыто, он тайно - после траура смогут уехать за границу, а там как бог даст... Эти фантазии заполняли смыслом ее тихую жизнь.
Изредка Маша заезжала в дом князей Белозерских, иногда принимала их у себя. Молодой князь Егор Александрович по-прежнему был безукоризненно вежлив и деликатен. Несмотря на благопристойное поведение корнета, Маша чувствовала, что тот питает к ней самые серьезные чувства. Это и глубоко трогало ее, и беспокоило. И пуще прежнего ожидала она возвращения Владимира.
Однако месяц проходил за месяцем, а Дубровский все не объявлялся. Радужные надежды Маши все чаще сменялись отчаянием. Но затем она решила, что обстоятельства, вероятно, вынудили Владимира бежать за границу немедленно после подавления восстания. Так что о судьбе Маши ему ничего неизвестно. Ждать его возвращения в какой-то иной личине придется еще месяцы, а то и годы. Оставалось только запастись терпением.
*
В середине августа Маша получила краткое письмо с просьбой о встрече, подписанное штабс-капитаном Павлом Дубровским. Тот сообщал, что служил на Кавказе, а теперь переведен в Петербург. Пока остановился на постоялом дворе и имеет важные для княгини Верейской сведения. Маша, сгорая от нетерпения, тут же написала ответ, что желает встретиться немедленно. Послала человека с письмом на постоялый двор, а сама заспешила в церковь на вечернюю службу. Взяла с собой горничную Любашку.
Через полчаса рядом с Машей встал офицер, и сердце ее бешено застучало. Ростом тот был ниже Владимира и несколько старше. Но черты лица выдавали фамильное сходство. Разумеется, это был автор письма - Павел Дубровский. Под речитатив батюшки и пение хора, осеняя себя крестным знамением, Маша с замиранием сердца слушала рассказ кузена Владимира Дубровского. Павел говорил шепотом, и даже стоявшая по другую ее руку Любашка ничего не могла слышать.
Зато Маша не пропустила ни слова из печального повествования штабс-капитана. Владимир Дубровский все-таки был на Сенатской площади в декабре прошлого года. Поступил на службу незадолго до выступления - в очередной раз под чужим именем. При подавлении восстания был ранен и арестован. Следствие велось в такой тайне, что лишь недавно через подкупленного охранника Владимир сумел передать весточку оставшимся на свободе сподвижникам. Один из них и поведал о Владимире Павлу Дубровскому. К концу следствия выяснилось, что офицер, под именем которого осудили на заключение в Шлиссельбургскую крепость Владимира, в действительности умер - когда переезжал к новому месту службы в Петербург из Малороссии. Вновь всплыли в деле приметы разбойника Владимира Дубровского. Некоторые их бывших его сослуживцев находились в отпуске в Петербурге. Один из них опознал Дубровского. За разбой и самозванство наказание тому изменили - приговорили к каторжным работам в Сибири. Вероятно, сейчас тот уже в пути...
Только молитва помогла Маше удержаться от слез и обморока в церкви. Вволю наплакалась она уже дома, в постели... Несколько дней она не желала никого видеть и слышать. И все больше укреплялась в мысли просить о милости государя Николая Павловича. О своем намерении говорила она с княгиней Еленой Игнатьевной Белозерской. Увы, весной та лишилась высокой покровительницы - вдовствующая императрица Елизавета Алексеевна ушла из жизни через полгода после кончины супруга. Императрица же Александра Федоровна фавориток покойной Елизаветы Алексеевны не жаловала... Тем не менее княгиня Елена Игнатьевна была уверена, что хлопотать следует именно при посредничестве императрицы. Главное, прошение должно было быть убедительным. И Маша рассчитывала на тайных сподвижников Владимира...
Дабы соблюсти светские приличия, Маша не могла встречаться один на один с Павлом Дубровским. Встречи же при свидетелях смысла при ее деле не имели. Однако корнет Егор Белозерский охотно взял на себя роль курьера и исправно доставлял письма.
Через несколько недель Маша переписала текст прошения, составленный неизвестным другом Владимира. Тот был штатским, в бою не участвовал - но помогал заговорщикам. Именно он составил для них мудрую примирительную конституцию, которая по назначению в Южное общество так и не попала... Павел из осторожности даже не упоминал его имени в переписке с Машей. И хотя документ был составлен с Машиных слов, она при чтении не раз начинала рыдать. Необычайно убедительно неизвестный описал несчастливые обстоятельства и горячую любовь, сначала подтолкнувшие Владимира Дубровского на путь разбоя, а потом и на вступление в ряды заговорщиков.
Княгиня Елена Игнатьевна все-таки смогла добиться аудиенции у императрицы и поведала потом Маше, что Александра Федоровна тоже расплакалась, прочитав прошение. Пообещала при удобном случае похлопотать о смягчении участи Владимира Дубровского перед супругом. Императрице стало известно, что жены некоторых офицеров, осужденных на каторжные работы, собираются последовать в Сибирь за мужьями.
- Я на их месте поступила бы точно так же, - откровенно призналась Александра Федоровна в разговоре с княгиней Еленой Игнатьевной.
Однако вновь потянулись месяц за месяцем, а ничего о судьбе прошения княгини Марьи Кирилловны известно не было. Она не раз впадала в отчаяние и намеревалась подстеречь императора где-нибудь на прогулке и упасть ему в ноги. Князья Белозерские постоянно удерживали ее от такого опрометчивого шага и предлагали ждать.
И вот в начале 1827 года княгине Марье Кириловне Верейской доставили пакет из канцелярии его императорского величества. В письме государь Николай Павлович выражал глубокое сожаление, что в самом начале царствования был вынужден пролить кровь своих подданных. Однако обстоятельства вынудили его к этому. В деле Владимира Дубровского он усмотрел некоторые смягчающие обстоятельства, посему на каторгу будет направлено высочайшее повеление об изменении условий содержания осужденного. Княгиня Верейская при желании вольна следовать к месту нахождения осужденного Дубровского без всякого ущемления в правах и без лишения права на переписку с родственниками.
Маша несколько раз перечитала послание его императорского величества и ничуть не сомневалась, что ей теперь следует предпринять...
*
Закончив проведение уроков в школе сибирского города Б., Марья Кириловна заторопилась домой. Мысленно ухмыльнулась, что домом даже про себя называет угол в мещанской избе. А в это время за тысячи верст от Б. в ее роскошном столичном особняке бездельничают несколько человек челяди.
Трехлетний Алеша резвился около дома под присмотром Любашки. Мальчик погнался за голубями, но при виде маменьки радостно заулыбался и побежал ей навстречу. Маша подхватила сына на руки и долго целовала в щеки и трепала светлые волосы.
- Пляшите, барыня! - весело сказала Любашка. - Письмо вам - из Покровского.
Сердце Маши тревожно забилось. Единственное письмо от Кирилы Петровича Троекурова пришло ей в Б. три года назад - с проклятием. Долго тогда она плакала, но смирилась. Главное, любимый человек теперь был рядом. Однако письмо оказалось не от папеньки, а от братца - Александра Екурова. "Любезная моя сестрица Маша! - писал юноша. - Бог знает, сколько раз проклинал я себя из-за того рокового кольца в дупле. Не устроил бы тогда драку с крестьянским мальчишкой, получил бы Владимир Андреевич знак и освободил бы тебя. И жили бы вы уже давно счастливо где-то за границей. Прости меня, ежели сможешь. Папенька тоже тебя простил. С ним приключилось большое несчастье на Ильин день - хватил его удар. Лежит он теперь наполовину парализованный и еле говорит. Однако велел отписать тебе. Недолго ему осталось жить на белом свете. И самое сильное желание его перед смертью увидеть хоть на миг любимую дочь неразумную и внуков..."
- Нешто поедете, барыня? - поинтересовалась Любашка. - В тягости-то...
- Ничего, бог даст, все образуется, - ответила Маша, вытирая слезы и поглаживая округлившийся живот. - Думаю, Владимир Андреевич возражать не будет.
Владимир Дубровский пришел уже к ужину. По повелению государя, в Б. он был единственным из осужденных по делу о декабрьском мятеже 1825 года. Руководил строительными работами каторжан из уголовных. Узнав о письме из Покровского, Владимир немедленно согласился с Машей:
- Конечно же, поезжайте! Ежели что, родишь уже там, а вернешься как получится.
*
И Маша действительно успела застать Кирилу Петровича живым. Однако через несколько часов после приезда навеки закрыла глаза родителю и долго рыдала у бездыханного тела.
Через несколько дней после похорон стряпчие огласили завещание. Недавно Кирила Петрович слабой рукой успел подписать новое. Ранее лишенная наследства Маша теперь получила свою долю. Большую же часть унаследовал Александр Екуров, в этом году получивший от государя личное дворянство. Он поведал Маше, что за несколько дней до кончины Кирилы Петровича побывал у них майор Павел Дубровский с новым судебным решением: Кистеневка и все окрестные земли возвращались семейству Дубровских.
Маша в сопровождении Александра немедленно отправилась к соседу и радостно его приветствовала в недавно восстановленном господском доме (правда, Кирила Петрович полагал, что строил для себя...).
- А почему вы без Владимира? - изумился майор Дубровский.
Оказалось, что с помощью все того же таинственного ученого сподвижника Павел Дубровский добился не только нового судебного решения. Не раз возобновлял он челобитные и о смягчении участи троюродного брата - Владимира Дубровского. Всякий раз загадочный красноречивый друг находил для них новые проникновенные слова. И в конце концов свершилось: в августе 1831 года по случаю пятилетия своей коронации государь Николай Павлович издал указ о помиловании. В числе помилованных оказался и Владимир Дубровский...
- Думаю, указ государя пришел в Б. буквально через несколько дней после вашего отъезда, - предположил Павел Дубровский. - Полагаю, Владимир должен вот-вот объявиться.
*
Через месяц в петербургском особняке Владимир и Марья Дубровские принимали большое семейство князей Белозерских. Князь Алексей Александрович и Владимир Андреевич сердечно пожали друг другу руки. Князю не давала покоя загадочная ракетная установка. И Владимир Дубровский рассказал, что создатель ее вскоре после побега скончался от чахотки. Тайна изобретения умерла вместе с ним...
А еще через две недели князь Алексей Александрович и княгиня Елена Игнатьевна Белозерские стали крестными новорожденной Леночки Дубровской. На торжествах по случаю крестин Владимир наконец-то представил Маше давнего своего друга, с которым познакомился за границей. Именно этот добрый гений составлял все прошения и помог с судебным иском Павлу Дубровскому. Оказался он интересным стройным мужчиной одних лет с Владимиром. А назывался он Александр Андреевич Чацкий.
- От ума, выходит, случается не только горе, - с загадочной улыбкой произнес Чацкий, почтительно целуя руку Марье Кириловне.