Правда, сначала пришлось повозиться, приводя в порядок амуницию и оружие. Но после обеда они были совершенно свободны и растеряны от обилия времени.
Им редко удавалось переодеваться в цивильное и глупо было бы не воспользоваться случаем. Аверьян надел чёрные брюки и рубаху в чёрно-синюю клетку. Дей - белую сорочку и хлопчатобумажные голубые штаны, которые на его Земле назывались джинсами, а здесь - смешным словом "стр;ки", видимо, из-за швов, простроченных снаружи.
Они вышли в горячий летний полдень.
Над акрополем, над всей столицей сияло великолепное безоблачное небо. Парни постояли на склоне холма, - просто так, чтобы осознать, как это - никуда не спешить, чувствовать на ногах мягкие туфли вместо привычных армейских башмаков и невесомую одежду вместо жёсткого комбинезона и тугих ремней снаряжения.
Аверьян покрутил головой, словно высвобождая шею из неудобного воротника, и проговорил, казалось бы, невпопад:
- Никак не пойму, чей я. И где моя родина - на Береге? Или уже на Земле? Маме хорошо там, где отец. Она очень редко вспоминает о Береге и никогда - о Парадизе. Как будто ничего не было...
- Но ведь тебе тоже хорошо у нас...
- Ты прав, мне повезло, - сказал Римо, глядя на серые кварталы города, на плоские крыши. - Отец у меня такой, о каком можно только мечтать. Сестрёнка замечательная. Наверное, если бы я постоянно жил на Земле, то привык быстрее и не маялся бы дурью.
- Зачем же ты вступил в Орден? - с неловкостью, будто заранее зная ответ, спросил Александр. - Только честно, Рим.
Римо нагнулся, подобрал округлый камешек и несколько раз подкинул его на ладони. Саша внимательно следил за его манипуляциями.
- Потому что... потому что я всегда хочу быть с тобой, брат, - наконец произнёс Римо и, отбросив камешек, повернулся к Мартынову. - А ты, Санька, гад ползучий, если заставил меня сказать это вслух!
Саша, смущённый и растроганный, не нашёлся, что ответить. Он просто пихнул Коврова кулаком в бок.
Они спустились к реке, которая, окружая акрополь, являлась его естественной границей. Вода Смолки, внешне обыкновенная, была настолько ядовитой, что поражала всё живое, от мухи до человека. Десять лет назад бомба попала в склад новейших боеприпасов Лаборатории, расположенный вверх по течению. Плоды научных разработок были столь токсичны, что отравили не только местность вокруг склада, но и речку, и озеро Курган, в которое она впадала.
По берегам Смолки рос кустарник, бывший когда-то ивняком, сейчас же, под влиянием ядов, он мутировал в непроходимые заросли: чёрные, блестящие, как лакированные, стволы толщиной в палец ветвились, переплетались, образуя решётку, сделавшую бы честь самому сумасшедшему декоратору, и в этом прихотливом узоре редкими удлинёнными мазками сверкали ярко-красные листья, всё же напоминавшие ивовые.
Несмотря на близость отравленной реки, дышалось здесь легко; от кустарника шёл приятный горьковатый запах. Коробки дворца были скрыты высоким откосом, что создавало впечатление покоя и уединённости. Недаром кто-то поставил длинную широкую скамью с удобной спинкой.
И на ней сидел тот, кого были очень рады видеть рыцари, - человек средних лет в скромной спецовке техперсонала резиденции, магистр Грай, Серджо Доницетти: тёмно-русые волосы зачёсаны назад, открывая высокий выпуклый лоб, пронзительные глаза неуловимого цвета - то чёрные, то вдруг светло-карие, горбатый нос, впадины на щеках, тонкие губы, всегда готовые к иронической улыбке.
- Жаль, что редко видимся.
Он встал им навстречу и поочерёдно хлопнул рукой по подставленным ладоням - легкомысленный жест, тут же вырвавший троих из реальности этого мира.
- Как вам живётся, воины?
- Р-разнообразно, - вспомнил Ковров утреннюю реплику Дея. - Сашка всю ночь проползал в какой-то гадости, которая в конце концов растворила броневик, а ему хоть бы хны.
- Наслышан. Мы уже занимаемся этим. У меня тоже хорошие новости: Донат почти здоров, скоро прибудет.
- Аналитики закончили повторные расчёты?
- Да, прежний результат подтверждён: всё завязано на царском сыне, но ему будет необходима мощная поддержка. Лучше всех это получится у Валентина, поэтому его необходимо подвести как можно ближе к Нестору.
- Легко сказать, - вздохнул Мартынов. - Я бьюсь над этим несколько недель. Тщетно.
- Ни за что не поверю, что ты сдался, магистр.
- Что-о?!
- Ты не ослышался
Саша только руками развёл, улыбнулся радостно и почему-то виновато.
Таким - чуть растерянным, открытым, незащищённым, - его знали лишь близкие.
Знал Грай, умудрившийся высмотреть шесть лет назад в ничем не примечательном подростке будущего магистра, самого юного за всю историю Ордена Последней Надежды.
И Римо Ковров, впервые испытавший чувство острой, почти болезненной нежности, - словно к младшему братишке, которого у него никогда не было, - в неимоверно далёком отсюда мире увозя в безопасное место обессиленного, опустошённого, сломленного парня в отчаянной попытке поднять его на ноги, вернуть.
И сейчас, увидев эту мальчишескую улыбку, Римо почувствовал, что комок подступает к горлу. Стыдясь своей неуместной сентиментальности, произнёс сердито, хотя прекрасно сознавал, что его тон не сможет никого обмануть:
- Эй, магистр, я перед тобой клинок ломать не буду! И на колено становиться. У меня штаны только что постираны.
- Устав требует, - сочувственно сказал Саша. И предложил: - Может, тебе бумажку подстелить?
- Недоросли, - объяснил Смолке и небу Доницетти, в здешнем миру Сергей Николаевич Ерохин. - Обормоты. С кем работать приходится!..
Они расстались в сумерках возле жилого корпуса "В".
Аверьян собирался пойти в манеж; верховая езда давалась ему с трудом, чему молча удивлялся Александр, ещё в малолетстве севший в седло легко и уверенно. Правда, стремление к самосовершенствованию было не единственной причиной вечерних упражнений Баженова. Примерно в одно время с ним на площадку приходила придворная дама Ефросинья Веретенникова, хорошенькая молодая особа с прелестной фигурой, мерзким характером и язычком наподобие бритвы. Ухаживание за нею превратилось в своеобразную дуэль изобретательности и остроумия, победитель в которой ещё не определился.
- А ты чем займёшься? - спросил Аверьян.
- Хочу отоспаться. Денёк предстоит нелёгкий.
- Магистры не спят, магистры почивают. Приятных сновидений! - Это было сказано донельзя ехидно. Дею ничего не оставалось, как отвесить непочтительному наглецу шлепок по кудрявому затылку. На что жертва сокрушённо отреагировала: - Разрезвились вы, поручик. Не к добру.
Знать бы Аверьяну Баженову, какими пророческими окажутся его слова, язык бы себе откусил.
Войдя в подъезд, Дей услышал странные звуки - то ли чихание, то ли всхлипывание. Оглядевшись, он понял, что звуки исходят из-за конторки привратника.
Пожилой человек, одетый в серую ливрею, рослый, полный, с холёным благообразным лицом, сейчас искажённым гримасой плача, скорчился за столом.
- Что случилось? - спросил Дей.
- Господин поручик! - Привратник торопливо вытер глаза. - Мне вас сам бог послал!
- Я могу вам помочь?
- Надеюсь, господин поручик!.. Я знаю, вы с моим сыном в ссоре, но войдите в моё положение! Его ищут! Через два часа совещание по поводу завтрашней охоты! Если он не появится, его могут сослать в работные части!
- Ваш сын - Агафон Мухов? - всмотревшись в привратника, догадался Дей.
- Я двадцать лет служил царю верой и правдой! Моя репутация при дворе!.. Пенсия!.. А Гапуша... Не знаю, в кого он уродился. Никакой ответственности, никакой сознательности! Всё существование на уровне животных инстинктов. Вот и нынче он развлекается у Лады, не думая ни о чём! Я ходил за ним, пытался вытащить оттуда, но он обругал меня, а остальные осмеяли. Помогите, господин поручик! Вас он боится. Спасите моего сына! - Старый Мухов зажал рот скомканным платком.
Дей поморщился, но согласился.
- Хорошо. Я только куртку возьму.
Он поднялся в свою комнату, вынул из шкафа короткую куртку из чёрного вельвета и оставил записку для Аверьяна: "20.08. Ухожу к Ладе за Муховым. Должен вернуться через час".
Немного успокоившийся привратник ждал его внизу, держа в трясущейся руке бумажку с адресом Лады.
- Господин поручик, если вы поможете, я буду вашим вечным должником! Я умоляю вас!
- Перестаньте, господин Мухов. Я сделаю всё, что смогу.
На улицу Дей вышел с неприятным осадком в душе. Он терпеть не мог камер-юнкера Мухова и не испытывал ни малейшего желания соваться в историю, связанную с мелким и злобным Гапонюшкой. Но старый придворный, сам того не ведая, произнёс заклинающие слова "спасите моего сына".
Выходя из ворот акрополя, Дей спросил начальника караула, где найти здание 34/1628. Капрал, понимающе ухмыльнувшись, махнул рукой вправо.
- К Ладушке? Четыре квартала, скоро доберёшься. Только одет ты... хм... не по форме.
Дей сам понял это, когда, не достучавшись, вошёл в незапертую дверь Лады. Квартира располагалась на последнем этаже стандартного плитняка и, судя по размерам, должна была принадлежать многодетной семье, хотя вряд ли Лада проживала вместе с родителями и кучей младших сестрёнок.
Узкая передняя была завалена плащами и накидками - то ли вешалка сорвалась, то ли гости не посчитали нужным ею воспользоваться.
Стараясь не наступать на одежду, Дей прошёл к распахнутой двери, откуда неслись отрывистые звуки музыки.
Комната была большой, не менее восьми квадратных саженей, с привычно низким потолком, с двумя окнами, задёрнутыми непроницаемыми шторами, - но не для защиты от вражеских бомбовозов, а для того, чтобы снаружи не увидели, какое светопреставление здесь творится. Четыре прожектора, установленные по углам, поочерёдно вспыхивали, окатывая помещение то ярко-белым светом, то розовым, то светло-жёлтым, то синеватым. Музыка отличалась дёрганым ритмом и неуместными взвизгами какого-то духового инструмента.
Танцующие были одеты, видимо, так, как надо: женщины закутаны в дорогой контрабандный шёлк, мужчины - как один - в свободных блузах из сверкающей ткани. Эффектный вид был побочным свойством материала, используемого для изоляции подземных трубопроводов и кабельных систем и совершенно не предназначенного для ношения на слабом человеческом теле. Но гости Ладушки не боялись ни кожных нарывов, ни общей интоксикации организма.
У Дея заныло в висках от стробоскопического мелькания, от волн спёртого воздуха с запахами пота и парфюмерии. Он пытался высмотреть среди танцоров Гапошу Мухова, когда получил сильный шлепок по спине. И обернулся.
Это была Лада. Дей догадался, хотя никогда не видел её раньше. Высокая женщина с гладко причёсанными каштановыми волосами. Возраст трудно определить под слоем косметики, а фигуру - под бесформенным нарядом из ниппонского шёлка, жёлтого, с лиловыми хризантемами.
- Привет, - сипловато сказала она, вертя в пальцах длинную самокрутку. - По-моему, тебя сюда не приглашали. - Затянулась и выдохнула ему в лицо сладкий дурманный дым.
- Меня к тебе и силой не затащить, дорогая, - признался Дей. - Я ищу Мухова, знаешь такого?
- Гапонюшку-то? Как же его не знать. - Глазами, расширенными от действия наркотика, она осматривала незваного гостя. - А вот тебя я встречаю впервые, дружок. Если уж вломился без спроса, то хотя бы представься хозяйке.
- Поручик Карин.
- Так это ты, "царский лев", проколол седалище Мухову? (Дей вопросительно поднял брови, и Лада усмехнулась.) Страна знает своих героев... Слушай, но я тебя представляла совсем другим - лев! А ты... какой-то оголец в строках. - Она разочарованно хмыкнула.
- Многим я нравлюсь именно таким, - сказал Дей. - Где же Мухов, красавица?
- Ну-у... - протянула та, думая о своём. - Нет, если тебя приодеть, ты будешь вполне... Вполне...
- Лада, это кто такой? - Из комнаты выскочили два разгорячённых парня, багровых от духоты, спиртного и жарких блузонов. - Что ему здесь надо? Выбросить его?
- Он сам выбросит, кого захочет, - сказала хозяйка. - Осторожно, мальчики, - "царский лев"! Гапоню ищет.
- Гапошка в дальней комнате, - хихикнул один из гостей. - С Иркой. "Лев", он неплохой, только дурак изрядный, ты его не обижай.
- Я и не собираюсь. Пока он первым меня не обидит.
- Это Карин, - пояснила Лада, трясясь в беззвучном смехе.
Подвыпивших парней словно откинуло от Дея. Тот развёл руками.
- Не подозревал о своей популярности.
Идя по коридору в поисках "дальней комнаты", он слышал позади дискуссию от том, где на нём спрятан автомат и что ждёт бедного Гапонюшку.
Дверей было три. За одной кухня-столовая, забитая грязной посудой. За второй - темнота со страстными стонами и скрипом пружин. За третьей...
Комната в четыре квадратных сажени: окно за светомаскировочной шторой, голые стены, пол, сплошь устланный толстыми одеялами, и на нём, среди разбросанных подушек, - Ирка и Гапонюшка. Не любовью занимаются, боже упаси. У них удовольствие несравнимое: дым. Лежат на спине, разбросав руки-ноги, рты открыты, глаза стеклянные.
Дей, распинывая подушки, подошёл к Мухову, проверил его пульс. На локтевых сгибах никаких следов, наверное, порошка наглотался. Ирка - девица лет шестнадцати, рыженькая, бледная, с вытекшей на подбородок слюной - приподняла голову: "Тебе что тут... Вали..." и опять отключилась.
Дей, взяв Мухова за грудки - изоляционный материал выскальзывал из пальцев, - усадил его и сказал в пустые глаза:
- Ты слышишь мой голос, Агафон.
- Слышу, - вяло подтвердил тот.
- Сейчас ты встанешь и пойдёшь со мной.
- Я встану и пойду с тобой.
Так и случилось. Дей направился к входной двери, Мухов плохо запрограммированным андроидом тащился следом.
- Однако! - сказала Лада. - Быстро ты управился. - Самокрутка была докурена, и женщина на глазах приходила в себя.
- Невелика хитрость. - Дей открыл дверь и сказал Мухову: - А теперь ты спустишься по лестнице, медленно и спокойно, не пропуская ни одной ступени.
- Я спущусь по лестнице медленно и спокойно... - повторяя мантру, Гапонюшка зашагал вниз.
Дей хотел идти за ним, но Лада его удержала.
- Карин, ты можешь приходить сюда в любое время и приводить с собой кого захочешь.
- Спасибо, но я не приду.
- Значит, ты отталкиваешься по-другому?
- Отталкиваюсь? - не понял Дей. - От чего?
- От этой дерьмовой жизни!.. Ах да, ты же "лев". Вы же особенные, сильные. А есть слабые. Ты слышал о таких? О простых людях ты слышал? О тех, кому невыносимо страшно жить, зная, что и это убогое существование может в любой момент оборваться новой войной! Которые жаждут хоть на несколько часов забыть обо всём!.. Конечно, их можно презирать. А ты залезь в их шкуру! Пойми, отчего они танцуют до изнеможения и глотают дым. Им просто страшно!
- Ладушка, прибереги пыл для коменданта, который однажды придёт закрывать твой весёлый дом. Не надо рассказывать мне о слабых и сильных. Право выбора есть у каждого. Ты выбрала дым и разврат, и не надо подводить под свои пороки психологическую базу.
- Какой ты умный! - злобно проговорила женщина. - Какой ты правильный.
- Если бы ты знала, насколько я неправильный, - усмехнулся Дей.
Ему пришлось не только доставлять Гапонюшку домой, но и приводить его в более или менее сознательное состояние. Старый Мухов дрожал и был ни на что не способен. Вызывать медиков он отказался, боясь огласки. Дей, мысленно проклинающий всех придворных дымовиков, был вынужден сам заняться камер-юнкером.
Он промыл совершенно обессилевшему Гапонюшке желудок, заставил его выпить полстакана спирта и устроил паршивцу "свенскую баню": левую ногу и правую руку - в ёмкости с обжигающе горячей водой, правую ногу и левую руку - в колотый лёд.
Пока Агафон плакал и дёргался, будучи не в состоянии даже вынуть конечности из тазов, Дей зарядил шприц-пистолет ампулой антидота и ввёл лекарство.
Через полчаса Мухов пришёл в себя настолько, что узнал своего мучителя, а узнав, обложил последними словами. И получил горсть ледышек за шиворот.
Вытирая ладонь о штанину, Дей сказал старому Мухову:
- Одевайте своё сокровище. Кажется, на совещание он не опоздает.