Чтобы не было войны
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
По пустому проспекту мчался кортеж. Впереди шли две полицейские машины с мигалками, следом два больших черных джипа, наглухо затонированных, потом черный седан, длинный и остромордый, как акула, за ним целая вереница других седанов, разномастных, покороче и потупомордее. И еще одна патрульная машина сзади.
Утро было пасмурным, город был серым и мрачным. Пафосные бутики проспекта Независимости утратили весь свой пафос, на одной витрине кто-то накалякал вкривь и вкось: "Власть народу". А у булочной стояла очередь, не очень большая, человек сто - сто пятьдесят.
- Власть народу, - тихо произнес мужчина на заднем сиденье остромордого седана.
Жирный складчатый затылок над передним сиденьем, упакованный в темно-синюю униформу, подпрыгнул, под ним запыхтело.
- Что, простите, Тимофей Иванович, не расслышал? - подобострастно осведомился носитель затылка.
- Власть народу, - повторил мужчина на заднем сиденье. - На заборе написано.
- На каком заборе? - переспросил носитель затылка и запыхтел еще громче.
Трижды коротко пискнуло, как обычно попискивают электронные гаджеты, затем раздалось:
- ХХХХЩЩЩГГХХХСШСШСШЩЩЩ!!!
- Тим, скажи ему, пусть перестанет! - возмутилась Олечка. - Связи нет, пиндосы глушат!
- Полковник, перестаньте, пожалуйста, - сказал Тим.
- Виноват, - сказал полковник.
Рация заткнулась.
- Странно, обычное радио глушат, а мобильники нет, - заметила Олечка.
Полковник оживился.
- Мобильники они тоже глушат, - пропыхтел он. - Но на сетевом уровне. Сами решают, кому позволять работать, а кому нет. Научники говорят, они с собой секретного робота привезли.
- "Власть народу" - это кто? - спросил Тим. - Конфедераты или сепаратисты?
Пыхтение полковник изменило тональность, стало растерянным.
- Семеныч, власть народу - это кто? - переадресовал он вопрос.
- А я е... - начал водитель Семеныч, но осекся, вспомнил, кого везет. Помолчал, собрался с мыслями и перефразировал ответ другими словами: - Не помню. По-моему, махновцы.
- Тим, а они теперь за нас? - спросила Олечка. - Я забыла спросить, чем вчера все закончилось?
Тим плохо помнил, чем вчера все закончилось. Горилку помнил, текилу помнил, сауну помнил, как прогнал шлюх - тоже помнил, а вот о чем говорили - не помнил. Вроде расстались друзьями, но это ничего не значит, с Петлюрой тоже на той неделе расстались друзьями, и что с того? Тут важно не то, что помнит Тим, а то, что помнит другая сторона, так сказать, переговорного процесса. Господи, откуда только поналезло столько уродов...
- Нормально все закончилось, - сказал Тим. - Договорились.
- Махно - он по жизни нормальный, - подал голос полковник. - Мой племянник у него учился, говорит, лектор был замечательный, и по жизни хороший человек, честный.
- Не воровал? - удивилась Олечка.
- Как это не воровал? - удивился полковник в ответ. - Воровал, конечно, куда же без этого. Но воровал нормально, по-честному, не так, как эти...
Тим подавил мимолетное искушение спросить, кто такие эти, и чем честное воровство отличается от нечестного. За две последние недели он понял, что в жизни есть много вещей, которых лучше не знать.
Олечка взяла его за руку и легонько сжала.
- Прорвемся, - сказала она.
- Прорвемся, - эхом отозвался Тим.
- Все будет хорошо, - присоединился полковник. - Пиндосы - они в политике секут будь здоров! Все ходы просчитывают на суперкомпьютере! Раз сказали, что профессор всех спасет, значит, спасет, это точно, к бабке не ходи!
- Махно тоже профессор, - заметил Тим.
- Да какой он профессор?! - возмутился полковник. - Он военный, это не считается, вы уж мне поверьте, Тимофей Иванович, я сам такой же, хи-хи. Вы - совсем другое дело.
- Над чуркобесами тоже ставили гражданского профессора, - сказал Тим.
Он подумал, что развивать эту мысль не стоит, но было уже поздно, его понесло.
- Знаете, полковник, какая мысль меня гложет? - задал он риторический вопрос. - Дайте мне свой пистолет, я возьму его на встречу с Маккаслом, а потом пусть будет что будет.
- Да вы что?! - изумился полковник. - Господь с вами, Тимофей Иванович! Как же мы без вас?! Вы последний нормальный человек остались в этом гадюшнике! К тому же, пистолет пиндосы пропалят, тут спецсредства нужны, а вы им не обучены.
- Давайте, обучите меня спецсредствам, - сказал Тим. - Я взорву этот гадюшник к чертовой матери. Обвяжусь взрывчаткой, как шахид, и взорву все к чертям. И прежде всего Маккасла. Кто сюда звал этого черномазого? У нас своих хватает!
Олечка кашлянула. Тим вспомнил, что она на три четверти армянка.
- Оля, тебя это не касается, - сказал Тим.
- Я просто так кашлянула, - сказала Олечка. - Без намека.
- Вы меня извините, если что, но я вам вот что скажу, - заявил полковник. - Пиндосы, конечно, сволочи, спору нет, империю развалили... Если бы можно было что-то спасти, я бы первый... Но спасать нечего! Нет больше империи! Выбор простой - или война и анархия, или что угодно другое, но только не война! Не как у казаков, у меня там однокашники, мы в училище были как братья, а теперь один за донских, другой за яицких, брат на брата прет... Не сочтите за лесть, Тимофей Иванович, но на вас последняя надежда. Я не говорю, забыть и простить, нет, ни в коем разе, не забудем, не простим! Но сначала надо сделать, чтобы не было войны. Потом гуманитарка, опять же...
- Нас покупают за банку тушенки, - сказал Тим.
- Да, покупают, - согласился полковник. - Но не за банку тушенки, не только за банку. Нас покупают за то, чтобы не было войны. Чтобы не было анархии. Думаете, меня в лес не тянет? Да еще как! Но я знаю, чем все кончится, я же не всю жизнь брюхо отжирал в кабинете, я по горам побегал за чуркобесами ого-го! Они все одинаковые, начинают как Робин Гуды, а потом экспорприации, заложники, кровь за кровь... Нет, Тимофей Иванович, пусть будет что угодно, но только не война! Пусть лучше покупают.
Заиграла мелодия из фильма про Штирлица, сыграла десяток тактов и оборвалась.
- Слушаю, - сказал полковник. - Чего звонишь-то... Ох ты ж ё-моё... Семеныч, притормози за перекрестком, накаркали, блин!
- Что такое? - забеспокоилась Олечка.
- На Маккасла покушение, - объяснил полковник. - Обстреляли машину, вроде из тяжелого. А он в другой машине ехал, живой, зараза. Семеныч, да останови ты машину в натуре!
- Куда останови, мы в кортеже! - огрызнулся водитель.
Полковник буркнул что-то неразборчиво-ругательное, рация пискнула, затем сказала:
- ХРРРЩЩЩЩСЩ!
- Семеныч, ну ты поморгай, что ли, или еще чего сделай... - произнес полковник с нелепой умоляющей интонацией.
Семеныч что-то сделал, джипы охраны одновременно и резко дали по тормозам, Тима швырнуло вперед, хорошо, что пристегнут, и переднее сиденье далеко, а то приложился бы башкой, как у Олега дочка, интересно, вылечили ее в конце концов...
Машина остановилась, полковник вышел. Семеныч обернулся и спросил:
- Куда теперь?
- Да все туда же, - ответил Тим. - Чего уж теперь...
Заморосил мелкий дождик. Тим подумал, что у холуев, наверное, есть особый церемониал по защите президентской особы от дождя, один холуй верь распахивает, другой зонтик над головой раскрывает... Президент, блин! У кого-то из классиков Тим читал, что в позапрошлом веке, еще до самой первой революции, в какой-то богом забытой стране каждый деревенский староста автоматически получал княжеский титул, типа, у кого навозная куча больше всех в деревне, тот и князь. Так и у нас, в каждом коровнике свой президент. А вначале все радовались, империя рухнула, зла нет, коррупции нет, свобода есть, долой жуликов и воров...
Кортеж остановился у бывшего обкома. Тим отстегнул ремень, открыл дверь, вышел под дождь. Ах да, зонтик... Да наплевать!
Игрушечный президент карликовой республики поднялся по ступеням.
- Куда прешь? - поприветствовала его пожилая вахтерша, словно сошедшая со страниц журнала "Крокодил", еще старого, бумажного, который продавали во всех ларьках между первой и второй революциями.
Какой-то молодой офицер из охранки забежал вперед, зашипел на бабку, оттеснил с дороги, подобострастно заулыбался начальству. Интересно, офицер и официант - слова однокоренные? Впрочем, кому какое дело...
Тим протянул руку к дверной ручке, в то же мгновение дверь распахнулась, едва не ударив Тима в лоб, он едва успел отскочить. Из двери выпрыгнула, как чертик из табакерки, огромная блондинка с характерной нордической лошадиной мордой. От дверного торца Тим увернулся, а от блондинки не смог, врезался лбом в грудную кость. Зря она носит декольте, нечего ей там показывать.
- А где президент? - спросила блондинка с ударением на первый слог в слове "президент". - А... упс. Велкам, мистер президент.
Мелькнула безумная мысль, что если сейчас высунуть язык, комедия положений превратится в прелюдию к короткометражному порноролику. Тим помотал головой, отгоняя безумие. Дернулась рука, он опустил глаза и понял, что это не судорога, а рукопожатие.
- Я Дженни Доггистайл, - представилась блондинка. - Я секретарь мистера Маккасла.
- С ним все в порядке? - спросил Тим. - Я слышал...
Брови Дженни Доггистайл взмыли вверх.
- Откуда вы могли знать? - подозрительно спросила она.
Тим подумал, что этот вопрос риторический, и отвечать на него не надо. Он ошибся.
- Тимофей Иванович, откуда вы узнали? - повторила Дженни.
- Охрана, - ответил Тим.
- Так точно! - браво выкрикнул сзади какой-то офицерик, Тим не заметил, как он подошел.
Тим посмотрел на него недоуменно, потом сообразил. Перевел взгляд на декольте и сказал:
- Охране кто-то позвонил. Кто-то из свидетелей. А что?
Дженни не удостоила его ответом. Ухватила за локоть, потащила за собой. Коридор, поворот, дверь, за дверью комната, стол накрыт для фуршета, вот холуй подскочил с фужером шампанского на подносике. Брют, ненавижу...
- Что-то не то? - забеспокоился офицерик.
Он, оказывается, так и следовал за президентом, как приклеенный.
- Брют, - констатировал Тим.
- Ох! - охнул холуй. - Полусладкое же!
И убежал.
- Вы уж извините, пожалуйста, Тимофей Иванович, - сказал офицерик. - Недосмотрели.
- А мы однажды с президентом США кушали в "Макдональдсе", - подала голос Дженни.
- Я тоже однажды кушал в "Макдональдсе", - сказал Тим. - Потом всю ночь животом страдал.
- Это с непривычки, - предположила Дженни. - У меня гамбургеры отлично перевариваются.
Дверь открылась, вошла Олечка. Тим запоздало сообразил, что совсем забыл про нее. А что она так долго копалась, церберы, что ли, не пускали?
- Здравствуйте, мисс Доггистайл, - поздоровалась Олечка.
- Хай, мисс Олга, - отозвалась Дженни. - Простите, я вашу фамилию не смогу выговорьит.
- Ничего страшного, - сказала Олечка. - Что с пресс-конференцией?
- Тимофей Иванович начнет один, мистер Маккасл присоединится потом, как только доберется, - объяснила Дженни. - Начало через пять минут. Визажист здесь?
- Визажиста не надо, - решительно заявил Тим.
Вспомнилось, как Серега рассказывал под водку, как телевизионщики раскрашивали его помадой и румянами. Нет, каким бы игрушечный президент ни был, на пидора он не должен быть похож ни в коем случае.
Дженни отступила на шаг, оценивающе оглядела Тима и пожала плечами.
- Как знаете, - сказала она. - Тогда можете выпить или перекусить.
- Спасибо, - сказал Тим.
Он подпустил в голос сарказма, но Дженни его не уловила. А Олечка уловила и легонько ухватила Тима за локоть, дескать, не лезь на рожон. Негромко кашлянула и сказала:
- Дженни, разве не мистер Маккасл будет излагать план ликвидации последствий?
- Последствий чего? - не поняла Дженни.
- Гуманитарной катастрофы, - подсказала Олечка.
- А, это, - махнула рукой Дженни. - А разве оно не очевидно? Демократия, толерантность, уважение к правам меньшинств...
- Кроме курильщиков, - вставил Тим.
Дженни бросила на него удивленный взгляд.
- Да, конечно, - кивнула она. - Курильщиков-то зачем уважать? Вы еще скажите, педофилов уважать! Короче, демократия - хорошо, тоталитарити - плохо, общечеловеческие ценности...
- Меня спросят про махновцев, - перебил Тим. - За кого мистер Маккасл - за Махно или за Петлюру? Он определился?
- Определился, - кивнула Дженни. - А за кого именно - не помню. Да какая разница? Мистер Маккасл за демократический выбор, и вы тоже за демократический выбор, соответственно. А остальное электорат сам домыслит.
- Меня спросят про рабочие места, - сказал Тим. - Когда откроется коксохим?
- Правительство независимого Урюпинска прикладывает все усилия, - продекламировала Дженни. - Как только будут преодолены объективные трудности... Да что вы как маленький? Будто никогда не занимались политикой!
- Я никогда не занимался политикой, - сказал Тим. - Я профессор. И я не понял, причем здесь Урюпинск?
- А у вас разве не? - удивилась Дженни.
Достала из сумочки блокнот, перелистнула пару страниц, рассмеялась:
- Ах да, Урюпинск послезавтра! У вас это... как оно произносится... Ле-ни-но-ку-куй-йефск. Как трудно запоминать эти слэйвик названия... Да, я вспомнила, вы физик-ядерщик, верно?
- Твердотельщик, - уточнил Тим. - Физик-твердотельщик. Я возглавляю... возглавлял кафедру в университете, и когда начались волнения...
- Да-да, помню! - перебила его Дженни. - По си-эн-эн был такой красивый сюжет про вас! Тогда давайте так, старайтесь говорить поменьше, отвечайте общими фразами. Демократия - хорошо, тоталитаризм - плохо, помощь скоро придет...
- Мы не видели никакой помощи с самого начала событий, - перебил ее Тим. - В регионе гуманитарная катастрофа, со дня на день начнется гражданская война!
- Не начнется, - возразила Джении. - Вы-то на что? Вас для того сюда и поставили, чтобы война не началась.
- Меня не поставили! - возмутился Тим. - Меня выдвинул народ!
- Да, простите, оговорилась, - сказала Дженни и улыбнулась улыбкой мертвой рыбы, такая гримаса у пиндосов считается вежливой.
Нарисовался холуй без подноса, кажется, не официант. Подошел поближе, поклонился и сказал:
- Господин президент, заявленное время...
И уставился на Дженни с немым вопросом.
- Господин президент сейчас выйдет, - сказала она. - Мистер Маккасл задерживается.
Холуй отвернулся.
- Стоять, - негромко произнес Тим.
Холуй стал удаляться.
- Стоять! - повторил Тим громче.
Олечка тронула его за локоть, дескать, не суетись. Холуй ушел.
- Вам идет, когда вы злитесь, - сообщила Дженни. - Давайте, господин президент, не заставляйте прессу ждать.
Господин президент не заставил прессу ждать. Его встретили жиденькими хлопками, потом какой-то китаец привстал, чтобы что-то вытащить из брючного кармана, соседи неверно интерпретировали его жест, тоже встали. Получилась овация.
Тим прошел к кафедре (точь-в-точь как в универе, типовая модель), щелкнул локтем по микрофону. Микрофон не работал. Ничего, лекторский голос не так просто пропить.
- Здравствуйте, - сказал Тим. - Присаживайтесь, пожалуйста. Какие будут вопросы?
Журналисты стали недоуменно переглядываться.
- А вы разве не скажете речь? - спросил наголо бритый мужик из первого ряда, этакий стереотипный неонацист, хоть на плакат фотографируй.
- Не вижу смысла, - сказал Тим. - Вы и так все знаете. Тоталитаризм - плохо, сепаратизм - плохо, конфедератизм - тоже плохо, демократия - хорошо. Заграница нам поможет. Главное - чтобы не было войны, не как у казаков. Понятно?
- Махновцы за наших? - спросила какая-то женщина.
Тим порылся в памяти, нашел подходящее случаю заклинание.
- Все прогрессивные силы региона сделали выбор, - заявил он. - Тяжелое бремя ответственности не снимет с нас никто.
- Не поняла, - сказала женщина.
На нее зашикали.
- Когда начнут раздавать гуманитарку? - спросила немолодая тетка базарного вида.
- Вчера уже начали, - ответил Тим.
- Неправда! - заявила тетка. - Я вчера объехала весь город и два райцентра...
На нее зашикали, но она проигнорировала возмущение коллег. Половина операторов перевели камеры на тетку.
- Прекратите провокацию, - потребовал Тим. - Как вам не стыдно! Охрана, выведите, пожалуйста.
- Фашистские методы у вас не пройдут! - завизжала тетка. - Народ сделал свой выбор! Гитлеровские замашки...
Набежали офицеры, скрыли тетку из поля зрения, она заткнулась. Взяли под руки, вывели из зала. Как они ее заткнули, Тим не понял, кляп в рот точно не вставляли. Надо потом спросить... хотя нет, лучше не надо...
Чей-то телефон пиликнул характерным дефолтным звуком пришедшей эсэмэски. Затем второй телефон, третий...
- Следующий вопрос, пожалуйста, - сказал Тим.
Никто не смотрел на него, журналисты пялились в свои телефоны, лица были, мягко говоря, изумлены. Пухленькая блондиночка в первом ряду подала голос:
- А это правда, что мистер Маккасл...
- Информация подтверждается, подробностей пока нет, - сказал Тим.
- И как же теперь... - растерянно произнес пожилой лысый мужик в полосатом свитере.
- Все трезвомыслящие люди должны понимать... - начал Тим, и вдруг понял, что не знает, как закончить фразу. - Ну, вы поняли, - закончил он.
- Так, стало быть, вы будете поддерживать Махно? - обрадовался наголо бритый.
Тим решил, что будет уместно ответить вопросом на вопрос.
- Вы с ума сошли? - ответил он. - Поддаваться на провокации неуместно! Особенно сейчас! Надо спасать регион, страну потеряли, но отдельно взятый регион еще можно спасти! Любой исход лучше, чем война и анархия, пусть будет что угодно, лишь бы не война, не как у казаков! Как вы не понимаете?!
Тим вспомнил, как тренер по ораторскому мастерству говорил ему на той неделе, дескать, что бы ни случилось, сохраняйте спокойствие, лидер всегда должен сохранять спокойствие... Легко ему было так говорить!
Вдруг стало легко и приятно. Внутренний зажим, мучивший Тима последние две недели, разжался, слова полились потоком. Как раньше, в прошлой жизни, на лекциях перед студентами.
- Сейчас я вам кое-что скажу понятно, без дипломатии, - заявил Тим. -
Когда приходит беда, что делает обычный человек? Кричит, убивается, бегает кругами, машет руками, совершает нелепые действия. Ищет, кто виноват, выдергивает из подсознания любую готовую программу, пусть даже самую неподходящую... Махно, Петлюра, все прочие, они кто по сути? Фанатичные сектанты! Один верит в национальные идеи, другой в анархическую самоорганизацию, а где критическое восприятие действительности? Утрачено напрочь! Слишком жуткая стала действительность, чтобы воспринимать ее без купюр. Хотите знать правду? Мы потеряли всё, мы проиграли! Если бы это была игра, пора было бы сдаваться. Но мы не можем сдаться, нет такой возможности в этой игре, не предусмотрено. Махно говорит, старый мир разрушен, построим новый, но стройматериалы для нового мира тоже разрушены! Все высокие идеи про самоопределение, интеграция с Пиндостаном в единое сообшество - это маниловщина! Зайдите в интернет, посмотрите ООНовскую статистику, там все написано, мы как Африка и Афганистан, а они говорят, дескать, вы великая страна, они лгут, нет великой страны, просрали великую страну! Надо спасать, что осталось, собирать оружие по полям, вешать мародеров, раздавать гуманитарку, давить нацизм в зародыше, другие экстремистские проявления тоже давить...
Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, этой паузой воспользовалась очкастая женщина средних лет во втором ряду.
- Тимофей Иванович, вы за тоталитаризм? - неприязненно спросила она.
- Какой к чертям тоталитаризм! - взорвался Тим. - Вы вообще слушаете, что я говорю, или где?! Смотрите в книгу, видите фигу! Нет больше ни демократии, ни тоталитаризма, ничего нет, кроме режима чрезвычайной ситуации! А кто этого не понимает, тот хуйло!
Нечаянно сорвавшееся с языка матерное слово отрезвило и успокоило.
- Только бы не было войны, - повторил он.
Кто-то зааплодировал, неуверенно и вяло, но другие подхватили, получилась еще одна овация. Тим криво улыбнулся, стал полушутливо раскланиваться, мелькнула мысль, что таким клоуном он не выставлял себя еще никогда. Что ж, политика - дело такое.
Скрипнул отодвигаемый стул, Тим обернулся и увидел, что в президиуме появился новый персонаж. Огромный угольно-черный негр, бритоголовый и с перебитым носом, еще с юности, когда занимался боксом. На фотографиях он не такой страховидный, а по жизни просто жуть ходячая!
Откуда ни возьмись, появилась Дженни Доггистайл, помахала рукой, привлекая внимание президента, потом стала делать непонятные жесты. Впрочем, что тут непонятного, все понятно, пора освобождать трибуну. Разогревающая группа уходит со сцены, пришло время хедлайнера. И пусть говорит что хочет, лишь бы не было войны. Чтобы не как у казаков.
Тим сошел с трибуны, уселся на жесткий стул школьного типа, с торчащим из сиденья болтом. Нормального кресла даже президенту не нашлось, какая власть, такой и трон.
Мистер Маккасл поднялся на кафедру, стало видно, что он еще огромнее, чем казалось, ему приходится пригибаться, чтобы руки не болтались в воздухе. Горилла, прости господи. Тим видел ролик на ютубе, в одном пиндосском зоопарке одного горилла пробило ходить на двух ногах, как человек, так тот горилл был как мистер Маккасл, только не в костюме, а голый. А Маккаслу подошло бы ходить голым, напихал бы для красоты перьев в прическу и еще куда придется...
Негр начал говорить глубоким басом, очень мощным и звучным, Тим вспомнил, что в своей бурной юности Маккасл успел не только позаниматься боксом, но и попеть в опере. Но акцент у него такой, будто не по-пиндосски говорит, половину звуков глотает, почти ничего не разобрать. Деревенщина черножопая.
Басовитый рокот Маккасла заворожил Тима, он смотрел перед собой и ни о чем не думал, только слушал аккорды пиндосских слов, звучащих совершенно неузнаваемо, как необычная этническая музыка, а отдельные разборчивые слова только добавляют экзотики, получается психоделическая лирика с блюзовым оттенком. А если бы он говорил чуть-чуть более хрипло, получился бы death metal, и слова подходящие: десижн, эр форс, карпет бомбинг... Бомбинг?!!
Рядом села Олечка, Тим наклонился к ней и спросил:
- Что происходит? Что он несет?
- Пиндосы разбомбили Головатовку, - ответила Олечка. - Тяжелыми бомбардировщиками. Он говорит, это акция возмездия. Еще он говорит, что для демократии не жалко никаких жертв. Тим, я боюсь.
- Я тоже боюсь, - сказал Тим. - Хотя нет, уже не боюсь. Будь любезна, сходи к охранке, возьми у них какой-нибудь пистолетик, я его лично застрелю. В сраку тебе акцию возмездия, хуйло негритянское!
Бритоголовый мужик в первом ряду дернулся, Тим понял, что произнес последние слова излишне громко. Ничего, пресс-служба даст опровержение, все будет окей, само хуйло точно не расслышало, оно сейчас как токующий глухарь, помнится, два года назад министерство инноваций проводило симпозиум в настоящей тайге, в заповеднике, перспективных инноваторов возили смотреть на глухарей, а потом еще возили поохотиться на медведей, Тим туда не поехал, дескать, сколько можно жрать водку, а наверное, зря, другой возможности не будет.
- Они сменили охрану, - сказала Олечка. - Сейчас везде морпехи.
- А наши где? - не понял Тим. - В плен сдались?
- Что-то типа того, - сказала Олечка и пожала плечами. - А чего им упираться? За что воевать? Войны надо избегать любыми средствами, пусть что угодно, но не война. Чтобы не как у казаков.
- Говорил... - вздохнул Тим. - А сколько там этих... ну, жертв сколько? От бомбардировки.
- Еще не сосчитали, - ответила Олечка. - Несколько сотен. Может, тысяча. Вряд ли больше двух тысяч.
- Тысяча, - повторил Тим. - Для торжества демократии тысячи трупов не жалко. Это он верно подметил, хуйло. Слушай, а как ты думаешь, они меня сместят? После того, что я наболтал?
- Думаю, нет, - сказала Олечка. - Им все равно. При прочих равных лучше ты, чем Махно, ты хотя бы не фанатик. Тобой легче управлять.
Тим прошипел нечто злобное, Олечка погладила его по руке и сказала:
- Я не говорю, что это плохо. Ты все правильно сказал, пусть будет что угодно, только бы не война.
- А они этим пользуются, - сказал Тим.
- Да, пользуются, - кивнула Олечка. - Ну и что? Твои интересы и интересы этого хуйла, - она кивнула в сторону Маккасла, - временно совпадают.
- Он враг, - сказал Тим. - Если он не соврал про бомбардировку, то он враг. Такое нельзя прощать.
- Ты рассуждаешь как сепаратист, - сказала Олечка. - Как сектант-фанатик. Прощать, не прощать, ты как будто последний император. Поздно прощать или не прощать, империи нет, каждый сам за себя. Ты думай не за империю, а за Ленино-Кукуевский уезд, а он сейчас как банановая республика, только без бананов. У нас нет врагов, нет больше такого понятия "враг". Есть те, кто подает подаяние, и те, кто не подает.
- Бомбами подаяние не подают, - сказал Тим.
- Подаяние подают как пожелается, - возразила Олечка. - Горе побежденным. У тебя нет выбора.
- У меня есть выбор, - возразил Тим. - Я могу прогнать это хуйло с моей земли, и пусть оно подает подаяние кому-нибудь другому.
- Вряд ли ты сумеешь, - сказала Олечка.
- А вдруг получится? - спросил Тим.
- Тогда будет война, - ответила Олечка.
- Будет, - согласился Тим. - Может, лучше война, чем ковровые бомбардировки?
- Лучше все что угодно, но только не война, - заявила Олечка. - Бомбардировка - она что? Один раз побомбили, и всё, а когда война, бомбить будут каждый день. И подаяние никто не подаст.
- Зато мы будем свободны, - сказал Тим.
- Мы - это кто? - спросила Олечка. - Великий Ленино-Кукуевский народ? Самому-то не смешно?
- Не смешно, - покачал головой Тим. - Ни капельки не смешно. Люди мне верят, а я...
- Ты делаешь все, что в твоих силах, - сказала Олечка.
- У меня нет сил, - сказал Тим.
- У тебя есть силы, - возразила Олечка. - Люди тебе верят. Казакам не верят, а тебе верят. У казаков война, а в Ленино-Кукуевске нет войны. А не будет у тебя сил - тоже будет война. Береги силы, Тим, они пригодятся.
- Куда они пригодятся? - риторически вопросил Тим. - Я вот думаю, может, снять с ноги ботинок и запулить в хуйло?
Олечка прыснула, Тим тоже засмеялся. Поднял голову, посмотрел в зал, и понял, что журналисты смотрят на него с ужасом. Кажется, не вовремя засмеялся. А кто-то уже сфотографировал...
Маккасл замолчал и сошел с кафедры. Журналисты зааплодировали. Тим подумал, что Маккасл сядет в президиум, но нет, прошел мимо и вышел из зала. Мероприятие закончилось.
Подошла Дженни.
- У нас изменения в программе, - сказала она. - Через полчаса подойдет машина, вас отвезут в больницу, надо пообщаться с ранеными, посочувствовать. И постарайтесь избегать резких выражений, а то видеоинженеры жалуются, трудно монтировать.
- Монтировать? - переспросил Тим.
- А что, по-имперски так не говорят? - забеспокоилась Дженни.
- Вы хотите сказать, эта запись пойдет в эфир? - спросил ее Тим.
- Конечно, - кивнула Дженни. - Только надо перемонтировать. Пойдемте, поглядим, что получается у мастеров!
Они пошли поглядеть, что получается у мастеров. По дороге им встретился холуй с подносом, на подносе стояли два фужера. Дженни цапнула один, отпила, скривилась:
- Ненавижу сладкое вино, что за варварская мода!
Впрочем, ненависть к сладкому вину не помешала ей допить до дна. А потом она задала неожиданный вопрос:
- Скажите, Тимофей Иванович, а вы верующий человек?
- Чего? - переспросил Тим.
- Вы верующий человек? - переспросила Дженни.
Тим пожал плечами.
- Я крещен, - сказал он.
- Крестик не носите? - спросила Дженни. - Иконки какие-нибудь, талисманы, амулеты, эти, как это по-вашему... сберегаторы?
- Обереги? - предположил Тим. - Нет, ничего подобного не ношу. А почему вы спрашиваете?
- Просто так, - отмахнулась Дженни. - Так, поспорили с девчонками. Неважно. А мисс Олга - она вам любовница?
- Олечка моя секретарша, - сказал Тим. - Подруга и соратница с давних времен. Она три раза была замужем, у нее двое детей.
- Я не о том спрашивала, - сказала Дженни.
- А я сам решаю, о чем отвечать, - отрезал Тим.
- Вы быстро учитесь, - сказала Дженни одобрительно.
Цапнула с подноса второй бокальчик, осушила залпом.
- Нам вам надо пиар строить, - сказала она. - Любовница - штучка опасная, бывает, такие скандалы бывают... Но раз вы отрицаете, то окей.
Тим не стал комментировать последние слова мисс Доггистайл, промолчал. Еще очень давно он решил про себя, что о некоторых делах чем меньше говоришь, тем лучше. Кому какое дело, как часто они с Олечкой оказываются в одной постели? Нечасто, очень даже редко, она ведь не блядь, а друг и соратница, а если разок-другой по-дружески... да какая она, к чертям, любовница? Да, он ее любит, но не как женщину, ну, то есть, любит-то как раз как женщину... да пошли они все, лицемеры!
В соседней комнате заговорил смутно знакомый голос.
- Все прогрессивные силы региона сделали свой выбор, - сообщил он. - Тяжелое бремя ответственности не снимет с нас никто. Поддаваться на провокации неуместно. Надо спасать регион.
- Стоп! - вскрикнула Дженни. - Что за интонация, что за ерунда? Обработайте еще раз, неестественно же!
Соседняя комната, по всей видимости, раньше была звукооператорской каморкой при актовом зале дома культуры, который нынче преобразовали в президентскую резиденцию. Большую часть комнаты занимал большой звукооператорский пульт, вокруг него размещались в странных позах три небритых молодых человека: один волосатый, как женщина, другой лысый, а третий татуированный и с огромным тоннелем в мочке уха.
- Не получается, - обиженно произнес татуированный. - Чего только не пробовали! Может, побольше исходника подзаписать?
- Ты не в прошлом веке! - отрезала Дженни. - Исходника ему мало... Хватит тебе исходника, работать надо лучше! Шамиль, вон, вообще из отдельных слогов нарезает!
- Так то Шамиль... - вздохнул волосатый.
Татуированный что-то сделал с пультом, смутно знакомый голос произнес:
- Надо давить нацизм, другие экстремистские проявления в зародыше.
- Вот так гораздо лучше, - сказала Дженни. - Ладно, давайте.
Они вернулись в зал, нарисовался очередной холуй, Тим взял очередной фужер с очередного подносика.
- Тимофей Иванович, не увлекайтесь, - посоветовала Дженни. - Вам еще в больнице скорбеть.
- Скорбеть? - удивился Тим. - А чего скорбеть по террористам?
- А причем тут террористы? - удивилась Дженни.
- Каждый, кого разбомбила пиндосская авиация, автоматически становится террористом, - сказал Тим.
- Верно, - кивнула Дженни. - А, я поняла! Нет, там будут не террористы, там будут мирные жители, террористы прикрываются ими как щитом. Вы только не слишком там расходитесь, много эмоций не подпускайте. Там в массовке будут женщины, а они мало того что взвинченные, так еще необразованные, безграмотные...
- Почему безграмотные? - не понял Тим.
- У вас девяносто процентов женщин не умеют ни читать, ни писать, - заявила Дженни. - Я читала в методичке.
- Вы что-то путаете, - сказал Тим. - Это, наверное, про Африку методичка.
- Может, и так, - не стала спорить Дженни. - Да какая разница? Короче, поменьше эмоций. Один раз можете сказать "хуйло", много не надо, а один раз в самый раз. Мы его потом запикаем, это добавит жизненности.
Из звукорежиссерской комнаты донеслись радостные возгласы, по большей части нечленораздельные, но можно было различить отдельные выкрики "Отличная идея!", "Прокатит!" или "Так победим!" А потом небритые молодые люди запели на три голоса какую-то незнакомую мелодию а-капелла, что-то типа "ла-ла-ла-ла-ла".
- Давайте поедем, - сказала Дженни. - Ребята беспокоятся.
- А где они, кстати? - спросил Тим.