Тринадцатый дом по Эльм-Стрит был небольшим трехэтажным особнячком, сложенным из красного кирпича. Впрочем, фасад этого дома настолько оброс плющом, что определить цвет кирпича было затруднительно. А определить, что построен дом в стиле псевдоготической архитектуры, с башенками, статуями и декоративными колоннами, как бы утопленными в стенах - это было практически невозможно. Когда сэр Теренс Маунт был жив, его дом считался украшением улицы, но те времена прошли безвозвратно. Сэр Теренс стал кашлять кровью, худеть и умер, а леди Абигайль Маунт, оставшись без кормильца, уже не могла позволить себе содержать особняк в надлежащем порядке. Чтобы свести концы с концами, ей пришлось сдавать третий этаж временным жильцам, которые, впрочем, надолго у нее не задерживались. То ли леди Абигайль слишком много брала за постой, то ли, что более вероятно, жильцы не выдерживали ее острого языка и сварливого характера.
Сейчас у леди Абигайль поселился рыцарь по имени Джон Росс. Очень странный это был рыцарь - низкорослый, тощий, плешивый, кривоногий, встретишь такого в сумерках - не сразу поймешь, что перед тобой представитель высшей расы. Звонкий Диск, раб-охранник, которого леди Абигайль арендовала за пять долларов в месяц, так и сказал ему при встрече:
- Эй, братан, хозяин твой где?
Сэр Джон обернулся и угостил Звонкого Диска ударом в челюсть снизу, профессиональные бойцы называют его древним словом "апперкот". Получив угощение, Звонкий Диск покачнулся и упал на землю, но не отлетел в сторону, как обычно бывает после сильного удара, а как бы осыпался на месте, будто неведомая магия извлекла из звероподобного орка весь скелет до последней косточки. Впрочем, Звонкий Диск быстро пришел в себя. Выпучил глаза, перекосил морду в злодейской гримасе и начал уже шипеть оскорбительное, как вдруг понял, что ни на лбу, ни на щеках плешивого заморыша не изображено зеленых жаб, положенных всякому орку. Тогда Звонкий Диск встал на карачки (хотел встать на колени, но закружилась голова) и сказал:
- Прошу простить меня, добрый господин. Не признал.
- Впредь признавай, - сказал ему рыцарь.
Сэр Джон пытался придать голосу подобающую суровость, но было видно, что происшествие не расстроило его, а только лишь позабавило. Звонкий Диск подумал, что сэра Джона, должно быть, не впервые принимают за орка, и понимающе улыбнулся. А потом Звонкий Диск подумал, что такая мысль слишком сложна для чистокровного орка, и если неотесаный провинциальный рыцарь заметит следы этой мысли на орочьем лице, могут быть неприятности. Но рыцарь ничего не заметил.
Джона Росса сопровождали два орка - самец и самка. Самца звали Длинный Шест, он был высок, тощ, нескладен и, очевидно, очень глуп. Достаточно было понаблюдать за Длинным Шестом пару минут, и становилось понятно, что он не просто подчиняется своему хозяину, а прямо-таки боготворит его, как боготворит хозяина верный пес. Очевидно, что этот орк совсем не имеет собственного разумения и уж тем более нет у него того эфемерного чувства, что заменяет оркам человеческую честь.
Самку, приехавшую с сэром Джоном, звали Аленький Цветочек. По ней сразу было видно, что наложница, даже спрашивать не надо. Очень красивая наложница и лицом, и телом, рыночная цена - никак не меньше трехсот долларов. Только одно в ней нехорошо - говорит слишком складно, не приучилась, видать, нечистую кровь прятать, деревенщина. Но эту проблему пусть ее хозяин решает.
- Ненормальный он, этот рыцарь, дикий какой-то, - рассказывала потом леди Абигайль своей соседке, леди Розали. - Всю жизнь в Оркланде провел, в столице только в академии учился, да, видать, все позабыл давно. Наглый, неотесаный, элементарных вещей не знает. Правильно говорят: с кем поведешься, от тех и наберешься. Даже на лицо стал больше на орка похож, чем на человека нормального.
- Что же его сюда принесло? - спросила леди Розали. - Сидел бы в своем лягушатнике...
- Я его так и спросила, - сказала леди Абигайль. - Но лучше бы не спрашивала. Он такую ахинею понес... Пришли, дескать, эльфы богомерзкие в силах неисчислимых, вырезали все стадо до последней жабы, а ему самому путь к спасению падающие звезды указали.
- Это как? - озадачилась Розали.
- Да понятно как, - махнула рукой Абигайль. - Сумасшедший он, по нему видно. Повредился умом на службе своей. Померещилось ему, что средь бела дня звезда упала и огнем вспыхнула, и, дескать, понял он тогда, что драпать пора. Все бросил, прихватил казну да двух рабов, и на коней. Видела бы ты, как он это рассказывал... Аж мурашки по коже! Звезды падают, гранаты летят, а он, дескать, супергерой, то стрелы пуляет на полном скаку, то мечом рубится как Марсов аватар. Я поначалу считать начала, сколько он пучеглазых зарубил, потом сбилась.
- Я бы такого жильца ни за какие деньги в свой дом не пустила бы, - заявила Розали. - Померещится ему, что у тебя падающая звезда в ухе или, там, в носу...
- Типун тебе на язык, Роза! - воскликнула Абигайль. - Скажешь тоже! А ты сама посуди, жить-то как? Налог на землю заплати, подоходный заплати, за лошадей заплати, за благоустройство улицы заплати, рабов накорми... Слушай, Роза, не одолжишь сотню долларов на сто дней?
- Да я бы с радостью... - смущенно забормотала Розали. - Мне для тебя, Аби, ничего не жалко. Вот только мне бы самой кто одолжил...
- А ты тоже жильцов на постой пусти, - посоветовала Абигайль. - Хлопот, конечно, с ними много...
- О да, хлопот-то сколько! - воскликнула Розали. - Ты такие ужасы рассказываешь... Рыцарь этот бешеный...
- Да разве ж это ужасы? - махнула рукой Абигайль. - Да и не такой уж он бешеный. Он только один раз взбесился, когда мой мажордом его за орка принял...
При этих словах Розали закашлялась и прикрыла рот рукой, чтобы ненароком не обидеть подругу неуместным смехом. Но когда она называет свою главную жабу мажордомом - это так смешно! Всего-то пять рабов в доме, а туда же - мажордом, лакеи... Понятно, что каждый имеет право на маленькие странности, но все равно, это так забавно!
- А вообще, он по жизни смирный, - продолжала Абигайль. - Только один раз мажордому в морду дал, да и то потом извинился.
- Перед рабом? - удивилась Розали.
- Да ты что! - изумилась Абигайль. - Передо мной, конечно. Он, вообще, вежливый и говорит складно. Дескать, понимаю, что не вправе чужих рабов наказывать, но не смог удержаться. Его в детстве дразнили, что на орка похож, он с тех пор приучился: как начнут дразнить - сразу в морду. И людям тоже сразу в морду, невзирая на звание. Это он так говорил. А в остальном смирный. Сидит, газеты читает, стыдно, говорит, приличному рыцарю в политике не разбираться. Ты же знаешь, Терри мой, пока жив был, тоже этим делом увлекался и меня приучил газеты не выбрасывать, а в стопки складывать и подшивать. И вот Джон, ну, рыцарь этот, как узнал, что у меня подшивки за двадцать тысяч дней накопились - обрадовался, будто его сам Морис Трисам аэдилом назначил. Сидит теперь, просвещается. Вообще, неплохой он человек, только странный очень и на лицо уродливый. Хочешь, твою Лору с ним познакомлю?
- Упаси Афродита!! - замахала руками Розали. - Лора у меня девочка приличная, с кем попало не путается.
- Джон тоже приличный, - заявила Абигайль. - Это ничего, что на орка похож. Как поближе приглядишься - понимаешь, что человек умный, храбрый и решительный. Видела бы ты, как он моему мажордому в челюсть задвинул! А он его ниже на две головы и в плечах вдвое уже! А мажордом как подрубленный упал, чуть было сэра Джона не придавил. Настоящий воин!
- Приличные люди по съемным квартирам не шастают, - заявила Розали. - Ты меня извини, Аби, но если сумеет обустроиться в столице как следует - тогда посмотрим. А то понаехали тут... Да и то... Как представлю мою Лорочку с таким страхолюдиной... Хотя, надо еще посмотреть, как он обустроится...
- Умная ты женщина, Роза, - сказала Абигайль.
Розали улыбнулась и кивнула. На мгновение ей показалось, что Аби над ней издевается, но она отогнала эту мысль прочь. Аби все время так разговаривает, как будто не простодушная по жизни, а только прикидывается. Но это только кажется. Если допустить, что Аби издевается, получится, что Аби издевается над Розой вообще всю жизнь, а это никак не может быть правдой. Они же подруги!
2
Если посмотреть на особняк леди Абигайль с высоты птичьего полета или, скажем, со спутника, он похож на греческую букву П с короткими ножками и длинной перекладиной. Перекладина образует фасад, выходящий на Эльм-Стрит, а ножки обращены в противоположную сторону. Между ними размещается небольшой внутренний дворик с неработающим бассейном и беседкой, густо увитой плющом и одичавшим виноградом. Рыцарь Джон Росс сразу положил глаз на эту беседку. Не успели рабы доставить его небогатые пожитки наверх, а он уже вошел внутрь, осмотрел пыльный стол и грязные лавки, потыкал палочкой в давным-давно засохшее собачье дерьмо и неразборчиво пробормотал нечто неодобрительное. А потом, когда в дворике показалась леди Абигайль, Джон обратился к ней с вежливой просьбой, чтобы ее рабы расчистили беседку, выгребли мусор и дерьмо, все протерли, подмели и вымыли. Леди Абигайль закатила глаза и сказала:
- Ах, молодой человек! Знали бы вы, как трудно содержать дом одинокой женщине...
- Я восхищен вами, леди Абигайль, - прервал ее Джон. - Вы так хорошо вжились в роль добродушной и недалекой домохозяйки, что это не может не восхищать. Уверяю вас, леди, при первой же встрече с Германом я дам вашему актерскому мастерству самую высокую оценку. Но сейчас я прошу на минутку выйти из образа и отдать простое распоряжение, которое я почтительно прошу вас отдать.
Леди Абигайль вышла из образа и сказала:
- Фигасе почтительно.
Джон рассмеялся, притянул пожилую леди к себе и поцеловал в морщинистую щеку.
- Вы восхитительная женщина, леди Абигайль, - сказал он. - Будь я старше - обязательно предложил бы вам руку и сердце.
- Говорить с женщиной о ее возрасте неприлично, - заявила леди Абигайль.
Джон улыбнулся и сказал:
- Я не говорю, я намекаю.
- Намекать тем более неприлично, - заявила леди Абигайль. - Такие вещи должен понимать каждый молодой человек, в каких бы диких местах ни доводилось ему обитать.
- Спасибо за науку, леди Абигайль, - сказал Джон. - Так вы распорядитесь привести беседку в порядок?
За ужином сэр Джон изъявил желание ознакомиться с политическими новостями. Леди Абигайль дала ему сегодняшнюю газету и как бы невзначай упомянула о привычке ее покойного мужа. Узнав о газетной подшивке, рыцарь сильно возбудился и захотел ознакомиться с ней немедленно.
- Завтра ознакомишься, - сказала ему леди Абигайль. - Устал, небось, с дороги.
На следующее утро Джон приказал оркам доставить газеты в беседку, и просидел там до обеда, никуда не выходя. Если бы кто-нибудь видел рыцаря в это утро, этот кто-то очень удивился бы. Джон механически перелистывал пожелтевшие страницы, окидывал каждую внимательным взглядом и тут же переходил к следующей. Можно было бы подумать, что он не читает все подряд, а ищет в тексте нечто конкретное, но он листал страницы так быстро... И еще гипотетического наблюдателя мог удивить небольшой прямоугольный предмет, лежащий на краю стола. Даже самый наитупейший орк легко опознал бы в этом предмете древний артефакт. А если бы наблюдатель поднес к этому артефакту руку, то обнаружил бы, что артефакт сильно нагрелся. Но никакого наблюдателя в беседке не было, и странное занятие сэра Джона для окружающего мира оставалось тайной.
Ближе к полудню в беседку вошла орчанка-наложница по имени Аленький Цветочек, принадлежащая Джону Россу. Она уселась на лавку с потивоположной стороны стола и некоторое время с интересом разглядывала хозяина. Джон не обращал на нее никакого внимания.
- Что это ты делаешь? - спросила Аленький Цветочек, когда ее терпение истощилось.
- Читаю, - ответил Джон и перелистнул очередную страницу.
- Обычно люди читают медленнее, - заметила Аленький Цветочек.
- Так то люди, - сказал Джон и ехидно усмехнулся.
Наверное, в словах рыцаря была какая-то шутка, но Аленький Цветочек ее не поняла. Впрочем, с Джоном так бывает сплошь и рядом - скажет что-нибудь непонятное и сам смеется над своими словами.
- О чем пишут? - спросила Аленький Цветочек.
- О разном, - ответил Джон. - В основном ерунду всякую.
- А зачем ты это читаешь? - удивилась Аленький Цветочек.
- Чтобы знать, - ответил Джон.
Некоторое время Аленький Цветочек молчала, затем сказала:
- Ладно, не буду отвлекать.
- Ты меня не отвлекаешь, - сказал Джон. - Я могу просматривать текст и одновременно разговаривать с тобой. Я же не осмысливаю, что прочитал, я эту информацию передаю... гм... неважно, короче.
Джон не стал говорить ей, что его мозговой чип в данный момент непрерывно перегоняет оцифрованные снимки газетных страниц в лежащий на столе телефон, тот перенаправляет данные на спутник, а тот, в свою очередь - на антенну, незаметно высунутую из-под колпака силового поля, прикрывающего бывший загородный дом Джулиуса Каэссара. А там данные поступает в компьютер, который распознает текст, индексирует документы, создает парадигматическую модель... Но эти вещи сложно объяснить даже образованному человеку, а что уж говорить о неграмотной орчанке...
- Я поняла, - сказала Аленький Цветочек. - Через эту штуку, - она указала на телефон, - ты мысленно разговариваешь с богами. А сейчас ты им пересказываешь содержимое газет, потому что им интересно, что происходит в Барнард-Сити. Правильно?
- Да, примерно так, - ответил Джон.
- А долго ты еще читать будешь? - спросила Аленький Цветочек.
- До обеда как минимум, - ответил Джон. - А скорее, до вечера. А что?
- Так, ничего, - сказала Аленький Цветочек и пожала плечами. - Скучно мне.
- Привыкай, - сказал Джон. - Всему свое время. В Оркланде было весело, даже чересчур, теперь придется поскучать немного. Отдохни, расслабься. Здесь тебя, по крайней мере, никто убить не пытается.
- Все равно мне грустно, - сказала Аленький Цветочек. - Там, в Оркланде, было страшно, но... Ты ко мне так хорошо относился, как к человечихе, я уже привыкла... А теперь все на меня смотрят как на жабу поганую, а я отвыкла... Звонкий Диск приставал...
- А он как, чистокровный или полукровка? - неожиданно заинтересовался Джон.
- Не поняла еще, - ответила Аленький Цветочек. - Да какая разница? Они все такие противные, с жабами этими на мордах...
Джон хмыкнул.
- Чего ты хмыкаешь?! - возмутилась Аленький Цветочек. - Сам же говорил, что я человек, на которого какой-то дурак орочью печать наложил! И стереть обещал этих жаб через двести дней, я помню!
- Через пятьсот дней, - уточнил Джон. - И не кричи так, а то люди удивятся.
- Я не кричу, - сказала Аленький Цветочек, понизив голос. - Никто ничего не услышит, не бойся. Ты очень жестоко со мной поступаешь. Сначала говорил, что любишь...
- Я и сейчас так говорю, - перебил ее Джон. - Я тебя люблю. Можешь ныть дальше.
- Я не ною, а правду говорю, - заявила Аленький Цветочек. - Я для тебя как домашний зверек, полюбил и бросил.
- Но пока не бросил же, - возразил Джон. - И не собираюсь я тебя бросать, мы в ответе за тех, кого приручили.
- Ну вот, сам признался, - вздохнула Аленький Цветочек. - А я-то думала, ты меня по-настоящему любишь...
Рассеянная улыбка пропала с лица Джона, как будто ее стерли.
- Будешь такое повторять - так и станет, - заявил он. - Чего ноешь, дура? Забыла, как на Майка выпендривалась, чтобы легкую смерть найти? А как я тебя в штрафном балагане из-под каторжников вытаскивал, тоже забыла? Да ты счастлива должна быть! Ешь сытно, спишь мягко, господин добрый, что еще надо? А насчет печати твоей орочьей я уже ясно сказал, и не один раз - уберу при первой возможности. Но менять из-за тебя планы, извини, не буду.
- А какие у тебя сейчас планы? - спросила Аленький Цветочек.
- Пока не знаю, - пожал плечами Джон. - Но уже начинаю догадываться. Ближайшее дело у нас с тобой будет, скорее всего, убить Рона Вильямса.
- А это еще кто такой? - удивилась Аленький Цветочек. - Ты про него в газетах прочитал?
- В газетах, - кивнул Джон. - Эта история долгая и сложная, в двух словах не расскажешь. К тому же, я еще сам не все понимаю... Короче, примерно так. До последнего времени основной политической силой в Барнарде были правительственные чиновники, примерно как в Китае первой эпохи.
- Ничего не поняла, - сказала Аленький Цветочек.
- В том-то и дело, - сказал Джон. - Ничего не понимаешь, а требуешь внимания и уважения. Иди, займи себя чем-нибудь, не мешай.
- Можно, я возьму десять долларов и на базар схожу? - спросила Аленький Цветочек. - Орки говорят, тут большой базар есть неподалеку. А то хожу как оборванка, пристают всякие... Я ему говорю: "Отвянь, я наложница", а он говорит: "Наложницы в рванье не ходят, они должны быть чистенькие и ухоженные, на пальцах кольца, в ушах серьги..."
- Так вот зачем ты ко мне пристаешь! - рассмеялся Джон. - А я-то думал... Хорошо, возьми десять долларов и приоденься, как подобает наложнице. И мне тоже что-нибудь прикупи. А то тоже хожу как оборванец...
- Тогда десяти долларов не хватит, - заметила Аленький Цветочек.
- Пятьдесят возьми, - махнул рукой Джон. - Только не увлекайся слишком. И, это... помнишь, амулет, который я лошади в гриву заплетал? Повесь себе на шею. Если случится что-то нехорошее, нажмешь пальцем на камень в центре. Только нажимай сильно, он заедает.
- А что со мной может случиться? - удивилась Аленький Цветочек.
- Понятия не имею, - ответил Джон. - Но амулет возьми. А еще лучше - Длинного Шеста с собой прихвати.
- Обязательно, - сказала Аленький Цветочек и сморщила носик в презрительной гримаске.
Если бы Джон сейчас смотрел на нее, он бы понял, что последнюю реплику она произнесла с сарказмом. Но Джон смотрел на очередной газетный лист и ничего не заметил.
Аленький Цветочек ушла, Джон остался один. Он по-прежнему сидел за столом, его пальцы перелистывали страницы, зрительный центр мозга передавал образы изображений в мозговой чип и далее на спутник, а основная часть мозга была занята отвлеченными мыслями. Он пытался построить в своем разуме хотя бы приблизительное представление о мире, в который попал Джулиус Каэссар спустя миллион дней (на самом деле триста тысяч, но это неважно) противоестественного сна в памяти древнего компьютера.
Промышленная революция началась десять-двадцать тысяч дней тому назад. Жители Барнарда еще не вполне осознали это, но дни межвременья окончательно остались позади, третья эпоха уже началась. Между Барнард-Сити и Лазурным Берегом протянута первая железная дорога, а инженеры из дома Рокки Адамса недавно подняли в воздух первый аэроплан. Но при этом орки на плантациях продолжают обрабатывать землю деревянными мотыгами, это никого не удивляет и никто не собирается менять этот порядок вещей. Издержки рабовладельческого строя.
Очень похоже, что первоисточником революционных перемен стал орден жрецов-пилигримов. Что конкретно послужило первым толчком - по газетам определить трудно, но догадаться можно. Очередной искатель артефактов, раскапывая очередной древний курган, откопал там не ржавый бластер с разряженным аккумулятором, не игровой компьютер в рабочем состоянии и даже не набор нанотехнологических формул, а большую подборку технической информации, изложенной достаточно доступно для погрязшего в варварстве общества. Среди первых лиц ордена нашелся умный человек, и то, что раньше было одним из множества бесполезных ритуалов, стало прибыльным бизнесом. Хоть Джон и не вчитывался в газетные страницы, но рассказы о славных подвигах пилигримов то и дело мелькали перед глазами, их невозможно не заметить. Судя по всему, за прошедшие тысячи дней артефакты выгребли почти подчистую, иначе Питер Пейн не отправился бы в опасное путешествие к самым границам эльфийского Чернолесья.
Новые технологии быстро пошли в дело. На задних дворах дворцов высших чиновников запыхтели паровые генераторы, а в самих дворцах свечи и факелы сменились электрическими лампочками. Некий чиновник по имени Джейкоб Адамс построил в Рокки Маунтс первый за миллион дней металлургический комбинат, и впервые за миллион дней стальные ножи перестали быть предметами роскоши. А самого Адамса стали называть с тех пор Рокки Адамс, и он стал первым олигархом Барнарда.
Первым, но не единственным. Виктор Пауэр основал текстильное производство, Стивен Тринити наладил промышленный выпуск синтетических удобрений для плантаций. Джордж Дюкейн, Фредди Лу, Пол Макдак и кое-кто еще тоже организовали какие-то полезные бизнесы. Мир начал преображаться.
Вот только не понимает никто в полной мере, насколько сильно преображается мир. И жрецы, и чиновники, да и сами олигархи все еще продолжают жить и рассуждать в старых понятиях. Дескать, металлургия - это очень здорово, но хорошего раба ничто не заменит. Торговать сталью - дело прибыльное, но только дурак откажется прикарманить плохо лежащие государственные деньги. Вот и Рокки Адамс не удержался, наложил лапу на субсидии, выделенные округу Иден на оборону от эльфов, а теперь жалеет. А поздно уже жалеть, раньше надо было думать.
Жил-был в провинциальном городке Идене скромный чиновник по имени Рональд Вильямс. И так получилось, что именно ему прокуратор Джеральд Смит доверил текущую работу по распилу бюджетных средств. Поначалу Вильямс выполнял эту работу безупречно, а потом вдруг пропал неизвестно куда. А через двадцать дней объявился в Барнард-Сити и подал удивительно толковую жалобу на вопиющее беззаконие, и эта жалоба произвела такое впечатление, что чиновники сразу направили ее в верховный суд, минуя все промежуточные инстанции. А копию жалобы Вильямс передал журналистам, и на следующий день о вопиющей коррупции узнала вся столица.
Мозговой чип отвлек Джона от мыслей - маячок Аленького Цветочка подавал тревожный сигнал. Джон связался со спутником, спутник передал картинку того места, где сейчас находилась боевая подруга... Мда... Большой базар, однако. Проще пешком дойти, чем на спутниковой картинке высматривать нужную голову среди сотен похожих. Интересно, что с ней случилось? На снимке ничего особенного не видно, обычная рыночная толчея. Может, случайно кнопку нажала? Нет, случайно эту кнопку не нажмешь, там все продумано. А вот еще раз нажала... Надо сходить, разобраться.
3
Отправляясь на рынок, Аленький Цветочек не стала звать с собой Длинного Шеста, потому что вчера вечером они поругались. Не сильно поругались, по мелочи, но обращаться за помощью к Длинному Шесту ей не хотелось. Тем более что когда они поругались, он был прав, а она нет.
Джон тоже был прав, когда говорил, что Аленький Цветочек привыкла к хорошей жизни, расслабилась и слишком много хочет. Сто дней назад она и мечтать не могла, что на ее пути встретится рыцарь, который скажет: "Я тебя люблю", и это будет не просто рыцарь, а божий аватар. И что этот аватар станет относиться к ней не как к орчанке, а как к человечихе, будет ласкать ее так, как люди никогда не ласкают орчанок, будет терпеливо сносить ее оскорбления, глядя на нее, как мать глядит на неразумного младенца. Но к хорошему быстро привыкаешь. Проходит немного времени, и то, что раньше казалось счастьем, становится обычной нормой жизни, и ты начинаешь мечтать о большем. И тогда мелкая неприятность, которая еще вчера осталась бы незамеченной, ранит до самого сердца, ты понимаешь, что была неправа, но от этого только больнее.
Вчера она поднималась по узкой лестнице, впереди нее шел Звонкий Диск, он показывал дорогу, а сзади нее шел Длинный Шест, в одной руке он тащил мешок с консервами, в другой - сундучок с артефактами и деньгами. Звонкий Диск наклонил голову, чтобы не задеть притолоку, вошел в прихожую гостевых апартаментов, посторонился, давая дорогу, и сказал:
Аленький Цветочек посмотрела на лежанку, недовольно поморщилась, и хотела было сказать, что спать она будет не "тута", а в господской кровати, но решила не сотрясать воздух понапрасну. Какое ей дело до того, что о ней думает этот жлоб?
Тем временем жлоб незаметно приблизился к Аленькому Цветочку и внезапно обхватил ее одной рукой за грудь, а другой за чресла.
- Цыпа, - сказал он ласково.
Аленький Цветочек задергалась, а вернее, попыталась задергаться - объятия могучего орка были поистине медвежьими, он, кажется, даже не почувствовал ее попыток освободиться. Звонкий Диск наклонился к голове девушки и поцеловал за ухом, это было неожиданно нежно для такого мужлана. И изо рта у него почему-то не воняло. Неужели зубы чистит?
Длинный Шест между тем вылез из чулана, увидел, как Звонкий Диск лапает Аленького Цветочка, и засмеялся.
- Ха-ха, - сказал Звонкий Диск. - Цыпа драная, не наложница. Наложница что? Чиста, опрятна, кольца, фигольца, серьги всякие...
В этот момент Аленький Цветочек поняла, что этот мужлан лапает ее уже с полминуты, а она так ничего и не сказала, будто дара речи лишилась от удовольствия. И ее прорвало.
- Не тебе судить, драная я или нет! - рявкнула она. - А ну живо убрал грабли, свинья вонючая! Жаба безмозглая! Господину пожалуюсь, он тебе зубы быстро пересчитает! И не смей судить меня никогда, я любимая наложница сэра Джона, а насчет того, что драная, посмотрела бы я на тебя, окажись ты там, где нам с добрым господином довелось побывать! Пошел прочь, урод!
Она размахнулась, чтобы ударить, но Звонкий Диск легко перехватил ее руку и сказал:
- Извини, девочка.
Затем перевел взгляд на Длинного Шеста и сказал ему:
- За речью цыпа не следит совсем. Ты, братан, приглядывай, а то как бы беду не накликать.
Длинный Шест удивленно наморщил лоб, затем улыбнулся и сказал:
- Пригляжу обязательно. Спасибо, брат.
Аленький Цветочек не стала жаловаться Джону. Во-первых, ясно, что Звонкий Диск добросовестно заблуждался, он просто не сразу уяснил статус чужой рабыни. А во-вторых, ей было стыдно об этом рассказывать. Ее, первую красавицу Идена, сравнили с драной курицей! И кто сравнил? Поганый жлоб с кулаками больше головы! А обиднее всего было то, что он все сказал правильно.
Она решила поговорить с Джоном, когда он придет к ней спать, намекнуть как-нибудь потоньше, что у господина бывают не только права, но и обязанности. Например, обязанность поддерживать должный статус любимой наложницы. То, что над ней насмехается орк презренный - это полбеды, скоро над ней люди начнут смеяться! И не только над ней, но и над господином. Понаехал, дескать, деревня, обычаев не соблюдает, за наложницей не следит...
Но она ничего не сказала Джону, потому что заснула раньше, чем он пришел. Девять ночей подряд спала не в нормальной постели, а бесы знают в чем, вот и отрубилась сразу. А утром Джон проснулся раньше ее, и они опять не поговорили. И когда она пришла в беседку, где Джон читал газеты, нормального разговора тоже не получилось. Джон слушал ее в пол-уха, думал о своем и ясно давал понять, что до ее забот ему нет никакого дела. Его не волнует, как она выглядит, и вообще, она ему только мешает. Возьми, цыпа, пятьдесят долларов и поди прочь, чтобы я тебя не видел. В другое время Аленький Цветочек не поверила бы своим ушам, ведь по меркам Оркланда пятьдесят долларов - целое состояние, но сейчас этот царский подарок совсем не порадовал ее. Потому что в подарке важен не сам подарок, а внимание, которое он символизирует. А если самцу на самку наплевать, то хоть двести долларов подари, а удовольствия не будет никакого. Зря он говорил, что любит ее, не возлюбленная она ему, а наложница и не более того. А она, дура, уши развесила!
Предаваясь этим невеселым мыслям, Аленький Цветочек вошла в их с Джоном комнату, и тут до нее дошло, что деньги и амулет хранятся в волшебном сундучке, который может открыть только Джон. А он об этом даже не подумал, когда говорил "возьми пятьдесят долларов". Вот мерзавец!
Следующие десять минут Аленький Цветочек плакала. А затем вытерла слезы наволочкой, высморкалась в занавеску (спускаться к умывальнику было лень), взяла сундучок с артефактами и пошла в беседку.
Джон сидел за столом в той же позе и все так же листал газеты. Аленький Цветочек поставила сундучок на стол, хотела поставить прямо на газету, но не дотянулась и поставила рядом.
- Что такое? - спросил Джон. - Ах да, он не открывается, совсем забыл.
- Зачем обо мне помнить? - риторически вопросила Аленький Цветочек.
Джон не ответил на ее вопрос, только поморщился. Откинул крышку, вытащил толстую пачку новеньких и хрустящих купюр (очень толстая пачка, тысячи две долларов, не меньше), отсчитал десять пятерок и вручил девушке. Затем надел ей на шею цепочку с амулетом, нажал пальцем на камень и сказал:
- Проверка связи. Работает. Ну, давай, удачно тебе прогуляться. Сундучок на место не забудь поставить. И Длинного Шеста обязательно возьми с собой, скажешь ему, что я приказал.
И отвернулся от нее, и снова стал листать газеты.
- И тебе удачно почитать, - сказала Аленький Цветочек.
Джон не удостоил ее ответом.
Она поднялась наверх (как же утомительно бегать по этой лестнице вверх-вниз!), поставила сундучок на место, снова спустилась и вышла за ворота. Длинного Шеста она не встретила, а специально искать, конечно же, не стала.
4
Забор, отмечающий внешние границы двора леди Абигайль, был поставлен в незапамятные времена, и, похоже, никогда не подновлялся. Теперь он представлял собой скорее символ забора, чем забор. Столбы покосились, половина штакетин бесследно исчезла, а оставшиеся торчали вкривь и вкось. Участок земли за забором принадлежал госпоже со странным именем Бардо Сиракх, про нее было достоверно известно только то, что она не смогла вступить во владение участком из-за каких-то нелепых препятствий юридического толка. Если бы участок был более ценным, она бы, конечно, дала взятку кому надо, но большой ценности в этом участке не было, и она махнула на него рукой. В результате земля заросла бурьяном и колючим кустарником, а в ее центре выкопал нору барсук.
Если бы кто-нибудь любопытный прогулялся вдоль забора, отделяющего землю леди Абигайль от бесхозной земли, этот кто-то обязательно обратил бы внимание, что к одной из многочисленных дырок в заборе ведет хорошо утоптанная тропинка, которая продолжается и дальше, упираясь в заросли шиповника. Если бы этот любопытный надел на руку перчатку или сорвал лопух, и отодвинул бы колючую ветку, он с удивлением обнаружил бы, что эта ветка - единственная, преграждающая дорогу. И что шиповник и можжевельник растут не пятном, а кольцом, внутри которого разбит маленький аккуратный огородик с четырьмя грядками конопли и одной грядкой мака. И еще можно было заметить (хотя и с большим трудом), что к той самой ветке шиповника привязана веревка, дернув за которую, можно обойтись без перчатки и без лопуха.
В центре огорода росла молодая яблоня (как раз под ее корнями барсук вырыл свою нору), а рядом с яблоней, там, где через тысячу дней будет тень от ее ветвей, стояли две грубые скамейки, явно самодельные - просто доски на чурбачках. На одной скамейке сидел Звонкий Диск, на другой - Длинный Шест, они курили один косяк на двоих, поочередно затягиваясь, и беседовали.
- Полубоссом быть - не только почет, но и ответственность, - говорил Длинный Шест. - Если пастух толковый и незлой, типа моего Джона или твоей Аби, тогда от полубосса мало что зависит, раб - он и есть и раб. Но такие шорошие пастухи редко попадаются. Оркланд - такая дыра...
- Зато сколько открывается путей для познания и просветления... - мечтательно проговорил Звонкий Диск. - Ибо сказано, что неупражняемый орган слабеет и отмирает, а упражняемый крепнет. И мозг не относится к числу исключений из этого правила. Когда ты полубосс, тебе надо думать, принимать решения, разрешать споры... А мы здесь живем как псы, что хозяин приказал, то и делаешь, а если долго не приказывает ничего - прямо-таки чувствуешь, как мозги жиром заплывают. Только книги спасают.
- Да ты грамотный?! - восхитился Длинный Шест. - Уважаю!
- Да ну, ерунда, - махнул рукой Звонкий Диск. - В грамоте нет ничего сложного, всего-то восемьдесят слогов в алфавите. Или восемьдесят два... Грамота легко постигается. Хочешь, научу? Вот эта закорючка означает "ца", эта - "ла", а вот эти три знака вместе означают слово "люди". Видишь, как просто?
Длинный Шест глубоко затянулся, задержал дыхание, выпустил дым и передал косяк Звонкому Диску.
- Что-то я ничего не понимаю, - сказал Длинный Шест и стал хихикать.
Звонкий Диск внимательно посмотрел на товарища.
- А тебе не хватит курить уже? - спросил Звонкий Диск. - А то хозяин твой что-нибудь прикажет, а ты хихикать начнешь...
- Сегодня хозяин ничего не прикажет, - сказал Длинный Шест. - Он говорил, что весь день будет газеты читать. Можно расслабиться.
- Как знаешь, - сказал Звонкий Диск. - Смотри сам, мое дело предупредить. А вы с хозяином к нам надолго?
- Вроде да, - пожал плечами Длинный Шест. - Я точно не знаю, хозяин мне не все рассказывает. Но он, вроде, пока не собирается никуда съезжать.
- Понятно, - сказал Звонкий Диск. - Слушай, вот какой вопрос есть. Если не хочешь, не отвечай, только не обижайся, ладно?
- Да ты спрашивай, не бойся, - сказал Длинный Шест. - Если обижусь - бить не буду.
Закончив фразу, Длинный Шест засмеялся тем неестественным смехом, каким обычно смеются сильно накуренные люди. Звонкий Диск задумчиво потер подбородок - вспомнил, как сэр Джон Росс угостил его апперкотом. Место, куда врезался маленький кулачок рыцаря, почти не болело, но голова до сих пор отзывалась прострелами на резкие движения. И еще подташнивало время от времени. Вроде удар был не очень сильным, но какое знатное сотрясение... Настоящий мастер боя этот рыцарь. Поучиться бы...
- Чего спросить-то хотел? - поинтересовался Длинный Шест.
Звонкий Диск помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, голову кольнуло болью, он поморщился.
- Насчет наложницы хотел спросить, - сказал Звонкий Диск. - Не пойму я никак, какие у них отношения с твоим хозяином.
- Сложные у них отношения, - сказал Длинный Шест. - Не буду я тебе ничего рассказывать, извини.
- Да чего извиняться, все понятно, - сказал Звонкий Диск. - Меня-то уже две тысячи дней как завербовали, все понимаю, можешь не объяснять.
- Завер... чего? - не понял Длинный Шест.
- Завербовали, - повторил Звонкий Диск. - Это когда орк выполняет тайные задания своего хозяина. Или когда человек выполняет тайные задания другого человека. Рокки Адамс завербовал Германа Пайка, Герман Пайк завербовал Аби Маунт и Джона Росса он тоже завербовал, а Джон Росс завербовал тебя и Аленького Цветочка. Он из нее помощницу ассасина готовит, правильно?
- Помощницу кого? - опять не понял Длинный Шест.
- Ассасина, - повторил Звонкий Диск. - Ассасин - это профессиональный убийца. Ими часто самок делают, особенно пригожих. Пригожей самке к жертве подобраться легко, да не ждут от нее беды обычно. Только она необученная совсем, это беда. Могу учителя хорошего порекомендовать.
- Не надо никого рекомендовать, - заявил Длинный Шест. - Ее обучением пусть хозяин занимается, не мое это дело.
- Зря ты так, - покачал головой Звонкий Диск. - Не зря сказано, хороший раб - половина успеха. Хозяин своими делами занят, ты - своими. Подойди к нему как-нибудь невзначай и скажи, дескать, узнал случайно, где Аленького Цветочка ассасинскому мастерству можно выучить. Хозяин благодарен будет.
- Да иди ты! - воскликнул Длинный Шест. - Ничего не понимаешь, а всюду лезешь, как подросток несмышленый!
Звонкий Диск пожал плечами и сказал:
- Ну, как знаешь.
Некоторое время они молчали, затем Длинный Шест сказал:
- Прости, что накричал. Не хотел обидеть, клянусь. Просто...
- Да я понял, что просто, - сказал Звонкий Диск. - Чего тут непонятного? Дело житейское. Я тоже, когда с опасного дела возвращаюсь, становлюсь злой и бешеный, аж сам себя боюсь. Но это быстро проходит. Ты что-то спросить хотел?
Что хотел спросить Длинный Шест, так и осталось тайной. Потому что ветка шиповника, загораживающая вход в тайный садик, качнулась, и в открывшемся проходе нарисовался Джон Росс.
- Длинный Шест, ко мне, - повелел он. - Звонкий Диск, я не могу тебе приказывать, но прошу тоже пойти со мной. Аленький Цветочек в беде.
5
Выйдя на улицу, Аленький Цветочек пребывала в расстроенных чувствах и почти не смотрела по сторонам. А чего, собственно, смотреть? Улица как улица, дома как дома. Будь на ее месте Длинный Шест, он бы всю шею себе свернул, разглядывая большой город. Но она не деревенщина бестолковая, она в Идене выросла, ее большими домами не удивишь. Единственное, что ее удивило - что некоторые женщины одеты в бесформенные балахоны, скрывающие очертания фигуры, и с капюшоном, скрывающим лицо. Таких женщин было немного, где-то примерно одна из двадцати. Наверное, жрицы какие-то.
Если бы Аленький Цветочек была более внимательна, она бы заметила, что редкие прохожие смотрят на нее с удивлением, а некоторые даже протирают глаза, проверяя, не померещилось ли. Но Аленький Цветочек ничего не замечала, она была слишком занята тем, что злилась на Джона.
Короткая пешая прогулка несколько успокоила ее. А когда она ступила на землю базара, она уже не злилась, ею овладело то радостное предвкушение, какое всегда испытывает женщина, попавшая в место, где покупают и продают. А поскольку для Аленького Цветочка это чувство было новым (раньше она посещала базары только в сопровождении старших рабов), злость ушла бесследно. Впервые за последние дни Аленький Цветочек почувствовала, что счастлива.
Продовольственные ряды она собиралась пройти насквозь, не останавливаясь и ни к чему не прицениваясь. Но этому желанию не суждено было сбыться. Потому что сзади нее кто-то закричал:
- Посмотрите, какая она красивая!
Аленький Цветочек остановилась, на ее губах расцвела счастливая улыбка. Она обернулась.
- Глянь, цыпа, какая морковка красивая! - обратился к ней большой волосатый орк, стоящий за прилавком. - Всего-то пять центов за пучок, а тебе, красавица, за четыре уступлю! А порадуешь меня - бесплатно отдам!
Орк был высок, пузат и весь зарос густым черным волосом, жабьи татуировки на его щеках скорее угадывались, чем наблюдались. Сексуальной привлекательности в нем было не больше, чем в лишайном кобеле. Еще меньше ее стало, когда продавец улыбнулся и продемонстрировал желтые кривые зубы в количестве примерно вдвое меньшем, чем положено от природы.
- Не журысь, цыпа! - провозгласил продавец. - Пойдем! Вона шалашик, а тама одеяльце, да какое мягкое! Чмоки-чмоки!
Он протянул через прилавок волосатую руку, Аленький Цветочек отпрянула. Орк загоготал, к этому гоготу присоединились другие продавцы.
- Не ходи к нему, ко мне ходи! - крикнул ей другой орк, с коротко стрижеными рыжими волосами и весь в пятнах какой-то кожной болезни. - Я тебе так вдую, два дня ходить не сможешь! Полведра яблок дам!
- А я ведро дам! - провозгласил бледный трясущийся старикашка, тоже продавец.
- Аукцион! - крикнул кто-то из-за спины.
На него почему-то зашикали.
Аленький Цветочек уперла руки в боки и завопила:
- Сейчас вы у меня дооретесь, петухи драные! Вот хозяина позову, он вам живо яйца пооткручивает!
После этих слов орки совсем развеселились, захохотали, заулюлюкали и захлопали в ладоши. Кто-то вопил, давясь от смеха:
- Девка жжет!
Хотя никакого огня Аленький Цветочек не разводила.
- Да тебя надо в цирке показывать, дочка! - воскликнул старикашка.
- Дай сиську бесплатно поцелую! - завопил тот волосатый орк, с которого началось все это глумление.
- О боги и бесы, какая дура, - произнесла какая-то самка над самым ухом Аленького Цветочка.
Аленький Цветочек гневно обернулась и хотела сказать что-то совсем злое, но не сказала. Толстая пожилая самка, только что подошедшая к ней, ухватила ее за руку и поволокла куда-то между прилавками. Аленький Цветочек не упиралась, она была смущена и растеряна, и ей почему-то казалось, что от этой самки не стоит ждать беды. А вот от тех самцов - стоит. Потому что поднявшийся гвалт явно превосходит все пределы допустимого, и это пугает.
Старуха затолкала Аленького Цветочка в полутемный шалашик, на пороге Аленький Цветочек споткнулась обо что-то круглое и упала прямо в кучу капусты - вот что, оказывается, здесь хранится. Снаружи доносились вопли:
- Давай, лесбиянка старая! Вдуй ей как следует!
- Да ей нечем вдувать!
- Будто тебе есть чем! Покажи свой огрызок!
- Открывай рот, покажу!
- Ха-ха-ха!
Аленький Цветочек попыталась встать, но капустные кочаны под ее руками соскальзывали и рассыпались.
- Лежи, дура! - прошипела самка. - Ты чего творишь? Мозгов совсем нет?!
- Я ничего не творю, - заявила она. - Я пришла на рынок, чтобы купить одежду. Я не знаю, почему они все меня обижают. Я им ничего не сделала, просто шла мимо.
Самка вздохнула и присела на корточки рядом. Вначале Аленький Цветочек удивилась и чуть-чуть испугаась - ей показалось, что самка решила облегчиться прямо на капусту. Но самка присела на корточки просто так, наверное, ей так удобнее, чем стоять.
- Понаехали тут, - проворчала она. - Давно приехала-то?
- Вчера, - ответила Аленький Цветочек. - А что?
- То-то и видно, что вчера, - вздохнула самка. - Эх, молодежь... Своего разумения нет, а у старших спросить стесняются. И хозяин твой, небось, такой же дурной. Рыцарь, поди?
- Рыцарь, - согласилась Аленький Цветочек. - Но не очень молодой.
- Еще хуже, - покачала головой толстая самка. - Седина в бороду - бес в ребро. Говорил, небось, что любит? Все они так говорят. Только и умеют, что говорить, а заботы не дождешься ни в жизнь. Лучше сбеги, пока не поздно, загубит ведь молодость твою.
- Как это сбеги? - изумилась Аленький Цветочек. - Нельзя же, поймают! Да и... гм... люблю я его.
Произнеся эти слова, Аленький Цветочек вдруг осознала, что действительно любит Джона, а их размолвка произошла из-за такой незначительной ерунды, что даже вспоминать об этом неловко. Любимый самец временно пренебрегает подругой, потому что занят важным делом - на что тут обижаться?
- Все равно сбеги, - решительно заявила самка. - Любят не так. Таких, как мы, рыцари не любят, только похоть свою кобелиную радуют. Но тебе этого не понять, ты молодая и глупая. А самое главное - кто любит, тот заботится. Не пускает на улицу в обносках, с открытым лицом и без охраны. Видать, у рыцаря твоего денег на охрану не нашлось, а сам сопроводить побрезговал, унизительно ему среди орков толкаться, надо полагать...
Аленький Цветочек неловко пошевелилась, пытаясь удобнее устроиться на капустной куче. Луч света, пробившийся сквозь прореху в тряпичной крыше, упал на золотую цепочку, она сверкнула, и ее блеск показался в полутьме ослепительным.
- Ух ты! - воскликнула самка.
Протянула руку, попыталась вытащить амулет из-под рубахи Аленького Цветочке, но та не позволила. Ухватила за жирное и одновременно морщинистое запястье и зашипела злобно:
- Не трожь!
Мелькнула мысль: может, эта самка и в самом деле лесбиянка?
- Ну ты и дура, - сказала самка. - Сбежала уже! Прихватила, что под руку подвернулось, и сбежала! Нет, такая дурость не лечится. Сама разбирайся.
Она встала, повернулась к выходу, отодвинула полог и вдруг замерла.
- Тута она, - сказала она. - Тута, отец высокорожденных. Это... Утешение, вот! Утешение ей того... утешала, во, это самое, да. Не могу знать, отец высокорожденных. Не видала. Кобелей поганых видала, золото не видела. Старая, слепая. Да, бесполезная.
Она вывалилась наружу, как-то резко, будто выдернули. Но входной проем недолго оставался пустым. Кто-то ввалился внутрь, чьи-то сильные руки грубо ухватили Аленького Цветочка и вытолкали наружу. Ее глаза уже успели отвыкнуть от яркого света, она растерянно моргала, а чья-то рука полезла ей за пазуху, она почувствовала, как волшебный амулет скользит по коже груди...
Она успела перехватить амулет в последнюю секунду. Цапнула железную безделушку и изо всей силы надавила на камень, который на самом деле не камень, а волшебный фрагмент волшебного артефакта.
Кто-то ударил ее в зубы, притом не раскрытой ладонью, как обычно бьют самок, а кулаком. Несильно ударил, почти не больно, так, символически. Но удар достиг цели - она испуганно отпрянула, расслабила руку, рывок - и цепочка порвалась.
К этому времени Аленький Цветочек наконец-то проморгалась и разглядела, кто перед ней стоит. Человек-мужчина среднего роста, очень тучный, с окладистой бородой, на лысеющем лбу вытатуированы четыре горизонтальные красные полоски. Четыре полоски?!
Аленький Цветочек опустилась на колени, склонила голову и пробормотала себе под нос что-то вроде:
- Благосло...
И осеклась, не зная, как продолжить фразу.
Она пыталась припомнить, как правильно титулуется жрец четвертой ступени, и не смогла. То ли прист, то ли бишоп, то ли дьякон... Нет, дьякон - это вторая ступень... или третья...
- Забавная штучка, - прогудел жрец густым басом. - Да это же артефакт!
- Ого! - сказал орк-воин, стоящий рядом со жрецом.
Тот самый орк-воин, который только что ударил юную самку в зубы.
- Гляди, свинья, - обратился к нему жрец. - Вот шпынек торчит. Я его пальцем вдавливаю, он входит. А отпускаю - выходит. Артефакт!
- Смысла не понял, - произнес орк-воин. - Убог и неразумен я ибо. Простите, отец высокорожденных.
- Да я и сам не понял, - сказал жрец. - Эй ты, сука! Подымай морду наглую и говори, что за артефакт на шее таскаешь?
- Не могу знать, - ответила Аленький Цветочек. - Эта вещь принадлежит моему хозяину, сэру Джону Россу. Я надела ее по его приказу. А что за вещь - не могу знать.
- И где же проживает означенный Джон Росс? - спросил жрец.
Аленький Цветочек замялась. Орк-воин издевательски ухмыльнулся. "Да пошли они все!" подумала Аленький Цветочек и сказала:
- Эльм-Стрит, дом тринадцать. Дом леди Абигайль Маунт, третий этаж.
Жрец ухмыльнулся и спросил:
- Из понаехавших, что ли?
Аленький Цветочек пожала плечами, дескать, не понимаю, о чем вы, отец высокорожденных.
- Джон Росс, значит, - задумчиво произнес жрец. - Придется поближе познакомиться с этим Джоном Россом. Закон об артефактах не чтит - раз. Закон о чистоте крови не чтит - два.
Неожиданно подала голос та самая пожилая самка, что несколько минут назад затащила Аленького Цветочка в шалашик с капустой. Она, оказывается, никуда не ушла, а тоже стояла на коленях, только поодаль.
- Цыпа-то беглая, - заявила самка.
- Хе, - сказал жрец. - А это мысль. Встань-ка, цыпа, да поворотись ко мне задом, а к шалашу передом.
Аленький Цветочек встала и поворотилась. Жрец больно ущипнул ее за седалище, она взвизгнула.
- Точно, беглая, - сказал жрец. - Приравнивается, стало быть, к бесхозному имуществу.
Толстые волосатые руки обхватили орчанку за бока, короткие пальцы облапили грудь, в спину уперлось жирное брюхо.