По дороге ехал отряд. Дорога была узкая, неровная и каменистая, она вилась по склону горы, как лента, через две тысячи лет такие дороги будут сравнивать с серпантином. С одной стороны ее ограничивал высокий и обрывистый морской берег, с другой - заросший кустарником склон, не очень крутой, но труднопроходимый, хорошее место для засады. Впереди дорога спускалась и расширялась, там угадывался вход в долину.
Отряд состоял из шести людей, шести лошадей и шести вьючных мулов. Пройдет пятьсот лет, и люди увидят в этих числах дурное знамение, но в тот год, о котором идет речь, о числе зверя никто еще не знал.
Люди, входившие в отряд, были таковы: три белобрысых эллина в национальных голожопых накидках, и три черномазых финикийца в национальных рубахах и шароварах. Старшим из эллинов был Ипполит из Сиракуз, старшим из финикийцев - Ханно из Тира. И тот, и другой были богатыми купцами, позже их отнесли бы к первой гильдии или к знатным пиратам, с какой стороны посмотреть. Их спутники были обычными свободными матросами, имена этих спутников не заслуживают упоминания.
В момент, с которого начинается повествование, Ханно говорил Ипполиту:
- Вы, эллины, высокомерный и надменный народ. Себя считаете единственно цивилизованными во всей Ойкумене, а все остальные для вас варвары. А потом удивляетесь, почему вас все называют пиндосами и произносят это слово, будто оно ругательное!
- Пиндосами называют не всех эллинов, а только уроженцев Пинда, - возразил Ипполит. - Нас, сицилийцев, называют пиндосами только совсем глупые варвары...
Ханно захохотал, Ипполит сначала смутился, а потом тоже рассмеялся.
- Прости, друг, - сказал Ипполлит. - В чем-то ты прав, со стороны мы выглядим именно такими, но на деле мы другие. Мы не высокомерные, а утонченные. Мы высоко ценим искусство, философию...
- Знаю я вашу философию, - перебил его Ханно. - Вон она, ваша философия.
Он вытянул руку вперед и чуть вбок. Ипполит посмотрел в ту сторону и увидел сожженную деревню.
- Война, - сказал Ипполит и пожал плечами. - Война всегда такая, кто бы с кем ни воевал. К тому же, эту деревню сожгли персы, она была наша, эллинская.
- Эту сожгли персы, - согласился Ханно. - А ту, что мы проезжали вчера, сожгли эллины. Результат тот же самый. Дома разграбили, что не смогли забрать, сожгли, годных жителей - в рабство, негодных - под нож. Я в таких случаях всегда удивляюсь, откуда в людях такая жестокость? Жили мирно бок о бок, как братья, два поколения сменилось, все было хорошо, и вдруг раз, брат убивает брата. Разве это нормально? Разве такими нас сотворили боги?
- Да, я тоже удивляюсь, - кивнул Ипполит. - Ты в Милете раньше не бывал, а я бывал, и не раз. Какие там люди были до войны! Добрые, душевные, откуда в них теперь вся эта злоба, ума не приложу!
Дорога спустилась в выгоревшую дотла долину. Теперь с одной стороны тянулись сгоревшие виноградники, с другой - сгоревшая оливковая роща. Перед тем как рощу запалили, кто-то срубил десяток молодых деревьев, превратил тонкие стволы в заостренные колья, и на эти колья насадил людей по восточному обычаю, как принято у мидян.
- Звери, - покачал головой Ипполит. - Не люди, звери. Мы, эллины, до такого не опускаемся. Я иногда думаю, может, на востоке в воздухе или в воде вредные миазмы содержатся или боги порчу навели... У нас на западе такой мерзости не делают!
- Рим тоже на западе, - напомнил Ханно.
- Ах да, - скривился Ипполит. - Там тоже, видать, порча. Не могу я понять эту бессмысленную жестокость! Взял пленного - продай, не можешь продать - убей, но мучить-то зачем? По-моему, все дело в демократии.
- Почему в демократии? - удивился Ханно.
- А чем еще объяснить такое? - развел руками Ипполит. - Почему именно Афины начали войну? Говорят, афиняне воинственны, но спартанцы намного воинственнее, а они сидят смирно в своей Лаконике и никуда не лезут, а афиняне наехали на персов, те разорили всю Ионию, а теперь вот-вот мировая война начнется!
- По-моему, дело тут не в воинственности, - сказал Ханно. - По-моему, это просто глупость.
- Да, есть такое мнение, - кивнул Ипполит. - Но вот, например, абдериты, они намного глупее афинян, но ни с кем не воюют. Еще говорят, что причина несчастий в том, что Афины, мол, погрязли в разврате, но Лесбос погряз намного глубже, и ничего плохого там не происходит, только хорошее, лесбиянки такие песни сочиняют, заслушаешься! Так чем отличаются Афины от других полисов? Только демократией. У нас в Сиракузах правит тиран, у персов деспот, у римлян тоже какой-то царек, у вас в Тире совет олигархов, а в Афинах сам Гермес не разберет, кто правит, кто громче всех орет, тот и правит. Кто их звал в Милет?
- Я все же сомневаюсь, что афиняне ответственны за восстание, - сказал Ханно. - Если они в нем и участвовали, то не в главной роли, они все же торговцы, не воины.
- А кто еще, кроме них, мог пожелать такого беспредела? - спросил Ипполит. - Кого в Милете не устраивал персидский сатрап? Он ведь не из черножопых был, настоящий расовый эллин, белее меня! При персах в Милете вообще черножопых почти не было, Куруш не зря называл себя царем царей, у персов же деспот правит не народами, а царями, а цари правят народами, каждый своим, такая федерализация. Ты в Милете при персах не бывал, а я бывал, и вот что я тебе скажу: порядок там был отменный! Не поверишь, в зажиточных районах обыватели, когда собирались бухать, шли в трактиры без кинжалов!
- Не поверю, - согласился Ханно. - Пока своими глазами не увижу, не поверю.
- Теперь уже не увидишь, - сказал Ипполит и раздосадованно сплюнул. - Теперь пока афиняне не успокоятся, в Милете все будет кверху ногами. Я так полагаю, они сюда полезли из зависти и жажды наживы, чтобы милетский торговый флот окончательно погубить. Раньше вино да масло возили милетские купцы, а теперь будут возить афинские. Купцы ведь всякие бывают, не все такие честные, как мы, бывают такие, что на любую подлость готовы ради ста талантов прибыли. А я считаю, купцы должны покупать и продавать, а полисом должны править воины.
- Как в Спарте? - уточнил Ханно.
- Нет, не такие дуболомы, - покачал головой Ипполит. - Нормальные воины, образованные и всесторонне развитые, как у нас в Сиракузах, в меру агрессивные и в меру мудрые. Настоящий воин после себя такого безобразия не оставит, - Ипполит махнул рукой назад, где зажаренные мертвецы восседали на кольях.
- Чего? - не понял Ипполит. - Милосерднее, я правильно расслышал? Ты это слово сам придумал только что? Или это ваше исконное финикийское понятие?
- Ну... - Ханно задумался, не придумал как объяснить и махнул рукой: - Да ладно, не бери в голову,
- А, я понял! - воскликнул Ипполит. - Милосердие - это когда кого-то щадят из жалости, верно? Нет, милосердие тут ни при чем. Никакого милосердия, только здравый смысл. Вот, например, купец, нормальный такой, тороватый что твой гиппопотам, брюхо на одной тачке, мошна на другой, пошел, значит, купец грабежом на кого-нибудь, разорили воины селение и говорят: "Ну что, берем полон?" А купец смотрит на полон и прикидывает: "Две драхмы за того, три драхмы за этого, в целом наберется таланта на два, а в дороге надо кормить, охранять, следить, чтобы не померли и не разбежались... да ну их к сатирам, проще всех перерезать прямо здесь!" А в купеческой охране воины, не в обиду нашим ребятам, все же не совсем настоящие. Кто настоящую войну прошел до конца, тот лишний раз проливать кровь не будет, того от крови уже мутит. А кто всерьез не воевал, те любят друг перед другом выпендриваться, кто более жестокий... И еще одно важно! У настоящего ветерана серебро в мошне не задерживается, и поэтому ветерану любой раб добыча, хоть старуха беззубая, хоть калека одноногий. Драхма тут, драхма там... Ветеран не станет пол-таланта на колы сажать и на огне палить!
- Может, жертвоприношение? - предположил Ханно.
- Гм, - задумался Ипполит. - Да, ты прав, это все объясняет.
Ханно немного подумал и сказал:
- Иногда мне кажется, что всякому дурному делу можно придумать разумное объяснение, если размышлять в меру долго.
Ипполит задумался над словами товарища, но не смог сформулировать достаточно мудрый ответ, и промолчал. А потом рассмеялся и сказал:
- А забавно было бы срезать мясо с этих мертвецов и продать на рынке как свинину!
- А что, человечье мясо похоже на вкус на свинину? - заинтересовался Ханно. - Ты пробовал?
- Нет, не пробовал, - покачал головой Ипполит. - Просто предполагаю. Свиньи, если их нормально кормить, жирные, а люди в этих местах не голодали... да неважно!
Некоторое время они ехали молча, затем Ханно спросил:
- А как ты думаешь, то, что Милет восстал, хорошо или плохо?
- Не знаю, - ответил Ипполит. - Поживем, увидим. Если начнется мировая война - это будет плохо.
- А что ты называешь мировой войной? - спросил Ханно. - Вся Персия против всей Эллады?
- Типун тебе на язык, - ответил Ипполит. - Элладе против Персии не выстоять. Даже если Македония отвергнет вассалитет... нет, все равно не выстоять. Для этого нужно такое невероятное стечение обстоятельств...
- А какое? - заинтересовался Ханно. - Разве могут обстоятельства сложиться так, чтобы эллины устояли в тотальной войне?
- Если пофантазировать, можно придумать что угодно, - сказал Ипполит. - Например, так. Персы подавили милетское восстание не как обычно, а жестоко, как римляне, и вся Эллада их возненавидела. Север восстал, персы отправили туда огромный флот на подавление, а его разметала буря.
- Весь флот буря не разметает, что-то обязательно останется, - заметил Ханно. - А то, что останется, персы высадят перед Афинами, как там называется то местечко...
- Марафон, - подсказал Ипполит. - А там, например, их встретило объединенное ополчение Афин и Спарты.
- Не верю, - сказал Ханно.
- Тогда, например, афинский стратег применил новый тактический прием, который только что сам придумал, и всех победил.
- Не верю, - повторил Ханно. - Ну ладно, пусть даже верю. А что потом? Дарий соберет совсем гигантское войско, оно вступит в Элладу сухим путем. Кто его остановит?
- Если перегородить Фермопилы рогатками, хватит трех сотен храбрецов, - сказал Ипполит.
- На время, - уточнил Ханно. - Рано или поздно найдется тайная тропа фаланге в тыл. Нет, не победить эллинам персов, никак не победить!
- Зря ты так говоришь, - покачал головой Ипполит. - Если боги всерьез захотят кому-то помочь, они найдут способ. Могут, например, через оракул изложить эллинам гениальный план войны, ведущий к победе...
- Такие чудеса только в легендах и мифах бывают, - перебил его Ханно.
- Или, может, между Афинами и Марафоном откроют месторождение какого-нибудь олова или вообще серебра, - продолжил Ипполит. - А агора решит не попилить доход между купцами, как обычно, а построить на эти деньги флот, равный персидскому. И потом эти деньги не разворуют, а реально построят флот.
- Ну, ты даешь, - покачал головой Ханно. - Завидую твоей фантазии, я бы до такого не додумался. Ты еще скажи, что через двести лет на персидском троне будет сидеть чистокровный расовый эллин!
- Ага, а потом империя Куруша распадется на уделы, и в каждом уделе будет свой тиран, и каждый тиран будет расовым эллином, - подхватил Ипполит. - Нет, до такого даже я не додумаюсь.
Некоторое время они молчали, потом Ханно спросил:
- А чем, по-твоему, закончится эта бодяга?
- Большой войны, думаю, не будет, - ответил Ипполит. - Персидское войско возьмет Милет с ходу, без осады, успеть бы выбраться из-под облавы... Наведут порядок, срубят сотню-другую голов, разорят склады, на этом все закончится.
Ханно подумал и сказал:
- Забавно выйдет, если афиняне разграбят город сами, а скажут, что персы.
Ипполит обдумал эти слова и сказал:
- Жалко, что мы сразу не догадались. Надо было не шестерых мулов брать, а... эх, чего уж теперь...
Они миновали пожарище, дорога теперь вилась в узкой теснине между двух крутых склонов.
- Далеко еще до города? - спросил Ханно.
- Почти пришли, - ответил Ипполит. - Выберемся из теснины, перевалим через пригорок, там на пригорке застава, а дальше уже городские укрепления.
- А мы пойдем напрямик через заставу? - спросил Ханно.
- Да, напрямик, - кивнул Ипполит. - Старший брат их десятника раньше плавал с моим отцом, десятник меня знает, он нас пропустит.
- Я так и думал, - сказал Ханно.
- Что думал? - не понял Ипполит.
- Что в итоге окажется что-то простое, - объяснил Ханно. - Мы когда выходили, Барка сказал, что ты, наверное, знаешь тайный лаз под стеной, а я предположил, что ты знаешь кого-то в ихней страже. Выходит, я выиграл. Погоди! А разве простой десятник сможет нас провести в город?
- Сможет, - кивнул Ипполит. - Он не совсем простой, он у верховного в авторитете. То ли подвиг совершил, то ли еще что, деталей я сам не знаю.
Они вышли из теснины и стали взбираться на пригорок. На пригорке дорогу преграждала рогатка из дубовых бревен, рядом в земле торчало копье с флажком на древке. К рогатке за ошейник привязали старую женщину, дежурная смена с ней развлекалась - метали в голову косточки от персиков, а та уворачивалась. В стороне сидел бритоголовый раб в ошейнике и с восковой табличкой в руках, что-то записывал - то ли считал попадания, то ли принимал ставки. В другой стороне в тени апельсинового дерева сбились в две кучи рабы, в одной куче были мужчины, в другой - женщины и дети.
- Откуда у них свежие рабы? - удивился Ханно. - Рабы появляются в армии, когда та идет походом по чужим землям, а когда она защищает Родину, рабы в ней не появляются.
- Наверное, беглых наловили, - предположил Ипполит. - Помнишь, вчера говорили про панику в Тарсусе?
- Но это тоже ваш эллинский город, - сказал Ханно. - Отбирать имущество у собственных братьев только потому, что оно временно без присмотра... Я понимаю, что в жизни бывает всякое, но иметь такое обычаем...
- Не будь у нас такого обычая, мы бы с тобой не шли куда идем, - заметил Ипполит.
- Ах да, - кивнул Ханно. - Прости, не хотел обидеть.
- А никто и не обиделся, - сказал Ипполит. - И вдруг заорал во всю глотку: - Эй, сатир, привет, я здесь!
Кто-то из охранников-финикийцев сдавленно охнул.
- Отставить панику, - бросил Ханно через плечо. - Сатир - это прозвище.
Из кучки воинов вышел один невысокий, щуплый и с козлиной бородкой, действительно похожий на сатира. Близоруко прищурился и вдруг завопил таким же дурным голосом:
- Хорек, ты, что ли?
Ипполит спрыгнул с лошади, растопырил руки, воины подбежали навстречу один другому, принялись обниматься и целоваться по эллинскому обычаю.
- Как пидоры, - пробормотал один финикиец себе под нос.
- Цыц, - негромко сказал ему Ханно. - У них так принято, уважай чужие обычаи.
Тем временем Ипполит и Сатир перестали обниматься и подошли к лошадям. Ипполит сказал:
- Все в порядке, Сатир нас проведет.
- Привет, я Сатир, - сказал Сатир.
- Привет, я Телец, - представился Ханно.
Сатир недоуменно вытаращился на него. Ипполит рассмеялся и объяснил:
- Он не глумится, он просто не знает наших обычаев. Он думал, что раз ты назвался прозвищем, то и он тоже должен.
- Ну-ну, - хмыкнул Сатир. - Пойдемте, провожу.
Ипполит щелкнул пальцами, один из эллинских матросов спрыгнул с лошади, Сатир взгромоздился в седло и занял позицию во главе колонны.
- Деньги давай, - распорядился он.
Ипполит выдал ему две одинаковые мошны ослиной кожи, обе были покрыты одним и тем же орнаментом, похоже, лидийским национальным.
- Одну тебе, другую на заставе, - пояснил Ипполит.
Сатир взял одну мошну, подбросил, внутри звякнуло. Взял вторую, подбросил, внутри тоже звякнуло.
- Что кому? - спросил он.
- Все равно, - ответил Ипполит. - Там внутри одинаково.
- Хорошо, - кивнул Сатир.
Взял одну мошну, метнул какому-то своему воину, тот поймал.
- Поехали, - сказал Сатир.
Они поехали. Через некоторое время Ханно сказал:
- У вас, эллинов, есть национальные особенности, которым я завидую.
- Нет, дисциплина, - сказал Ханно. - Я раньше думал, молва преувеличивает, что у вас воины понимают командира без слов, а теперь вижу, что нет.
- Молва преувеличивает, - заявил Сатир. - Строевая подготовка творит чудеса, но не в такой степени, как ты думаешь.
- А можно поподробнее узнать про эту методику? - спросил Ханно. - Я всегда удивлялся, строевая подготовка - это ведь просто воины идут в одну сторону, делая шаги одинаковой длины, верно?
Сатир рассмеялся.
- Нет, это только самое первое упражнение, - сказал он. - Потом идут повороты, перестроения, приемы с щитами, с копьями... Но суть не в конкретных приемах, суть в том, что строй приучает чувствовать товарища как самого себя. Когда ты держишь меч, для тебя нет разницы между рукой и лезвием, оно как бы продолжение руки. А когда ты овладел строевой подготовкой, продолжением тебя становится твой товарищ, а ты становишься продолжением его. Поэтому фаланга непобедима.
- Ну, не знаю, - сказал Ханно. - Не хочу тебя обидеть, но фаланга - новое изобретение, оно еще не проверено в настоящем деле. Сотня на сотню стенка на стенку - это не то.
- Ничего, скоро проверим, - сказал Сатир. - Правда, что Дарий ведет сюда сто тысяч?
- Сильное преувеличение, - вмешался Ипполит. - Мы когда ехали, краем глаза видели лагеря, там тысяч двадцать-тридцать, не больше.
- Все равно много, - сказал Ханно.
- Ерунда, - отмахнулся Сатир. - Пусть хоть двести тысяч приводит, мы их по-любому победим.
- А почему ты так уверен в победе? - спросил Ханно. - Не подумай, что я сомневаюсь или хочу тебя разубедить...
- Меня не разубедишь, - заявил Сатир. - Тут все просто и понятно, мы победим потому, что боги за нас. Третьего дня на пляже летала сова в неурочное время, значит, Афина за нас, за день до того на берег выбросило большую рыбу, значит, Посейдон тоже за нас. У меня в отряде один варвар из гиперборейцев, так ему тоже было знамение, вороны каркают как-то по-особому. Короче, все боги за нас, и победа будет за нами, и по-другому быть не может, потому что мы защищаем родную землю, персов сюда никто не звал, они захватчики, а у нас здесь дома и семьи.
- Сатир, ты женился? - удивился Ипполит.
- Нет, - покачал головой Сатир. - А почему... а, понял. Я сейчас не конкретно о себе говорю, а в целом. А в целом Иония - не Персия, а Эллада. Когда наши предки... ну, не мои конкретно, а вообще... короче, когда ионийские города строились, все так и говорили: новая Эллада. А эллинами должны править эллины.
- Персы живут богаче, и порядка у них больше, - заметил Ханно.
- А нам какое дело до их порядка? - пожал плечами Сатир. - Счастье не в порядке и не в богатстве, а в телесном и духовном совершенстве и внутренней свободе, таков наш эллинский путь. Прислуживать сатрапам - не наш путь. Короче. Вон ворота, вы привезли гуманитарное это... короче, припасы в осаду. Вы пираты, ты, Хорек, главный, а ты, Ханно, извини, но на словах так будет лучше.
- Я не возражаю, я согласен, - быстро сказал Ханно. - Но только на словах.
- Да, только на словах, - кивнул Ипполит. - Без вопросов.
- Короче, - сказал Сатир. - Если будут спрашивать, я вас веду как бы к Амфоре на переговоры, чтобы Хорек тоже стал полевым командиром, как мы с Амфорой. В беседу не вступайте, ведите себя смирно. Поняли? Ханно, переведи своим, чтобы точно поняли.
- Они понимают по-нашему, не надо переводить, - сказал Ханно.
- Да, они все понимают, - подтвердил Ипполит.
- Ну раз понимают, то и ладно, - сказал Сатир.
Они подъехали к воротам, объехали очередь, какой-то мелкий мидянин прошипел что-то злое, Сатир положил руку на меч, мидянин извинился. Больше никто не протестовал, они въехали в ворота без очереди, к Сатиру вышел десятник, они обнялись, расцеловались, потом быстро переговорили, Сатир вернулся к товарищам и сказал, что можно ехать. Мошны при Сатире больше не было, а куда и как она подевалась, никто не заметил. Но на прямой вопрос Ипполита Сатир ответил, что все в порядке.
Они въехали в город, через два квартала заехали в переулок, там Сатир остановил лошадь.
- Что дальше? - спросил он.
- Засядь, например, вон в том трактире, - распорядился Ипполит, - и жди нас до заката. Как вернемся, выведешь нас тем же путем, получишь сколько договорились. Много не пей.
- Отлично, - кивнул Сатир. - Жду.
Он направился в трактир, а путники продолжили свой путь.
- Никаких вопросов не задал сверх необходимого, - сказал Ханно. - Дисциплина потрясающая.
- Да, у нас, эллинов, есть чему поучиться, - кивнул Ипполит.
Они немного попетляли по улицам и подъехали к нужному дому. Ипполит спешился, постучал в ворота ножнами меча, заорал зычно:
- Хозяйка, открывай! От Эпаменида добрые вести!
Щелкнул засов, в калитке открылось маленькое окошечко, в нем показалась остромордая харя плешивого иудея в ошейнике и шапочке-ермолке, раб подозрительно оглядел гостей и захлопнул окошечко обратно.
- А ну открывай, варвар черножопый! - рявкнул на него Ипполит. - Чего тупишь? Понабрали чурок...
Ханно хмыкнул.
- Не в обиду, - быстро добавил Ипполит. - Я не потому ругаюсь, что он смуглый, а потому что тупой. Вот ты, например... гм...
- Пиндос ты, Ипполит, - сказал Ханно.
Ипполит сначала нахмурился, потом рассмеялся. Обнял Ханно по эллинскому обычаю, тот попытался отстраняться, но в этот момент стали открываться ворота, и Ипполит отстранился сам.
Ворота открылись, караван въехал внутрь, плешивый раб принялся закрывать ворота обратно, матросы стали ему помогать, а Ипполит распахнул объятия хозяйке дома.
- Хлоя, дорогая, как я рад тебя видеть! - провозгласил Ипполит.
Хлоя была полной женщиной средних лет, по ее лицу было видно, что в молодости она была красавицей. Но сорок прожитых лет и семь родов оставили на фигуре неизбежный отпечаток, так что теперь ее дороже чем за три драхмы не продать, сразу определил Ханно наметанным взглядом.
- Привет тебе, Хлоя, от мужа, с ним все в порядке, жив-здоров, шлет привет и не только...
Ворота захлопнулись, толстенный засов лег в положенное место. Ханно сделал знак, отгоняющий нечистую силу, и трижды громко кашлянул. Матросы-эллины одновременно и одинаковыми движениями, как танцоры, выхватили мечи и стали рубить рабов, кто к кому ближе, и так ловко они распределили между собой цели, что Ханно аж залюбовался. Все-таки строевая подготовка - великая вещь! Даже чуть-чуть стыдно стало за своих ребят, они стоят и тупят, а голожопые уже все сделали.
- Кхе-кхе-кхе-кхе-кхе, - повторно закашлялся Ханно.
Ипполит отстранился от Хлои, окинул двор быстрым взглядом и сказал:
- Прости, Хлоя, я тебя обманул. Умереть желаешь быстро или медленно?
В углу двора стояла телега с непоправимо сломанным колесом, на нее никто пристально не смотрел, стоит телега, и пусть стоит, а зря не смотрели. Под телегой сидел мальчишка-раб, которого никто не заметил, и будь этот мальчишка поумнее, то так бы и отсиделся под телегой, а потом бы отомстил, но в этот раз боги были на стороне налетчиков. Наслали боги на мальчишку умопомрачение, зарыдал пацан в голос, выскочил на середину двора, повалился на карачки, пополз на коленях к Ханно, видать, принял за главного, а зря, эллины такого не любят.
- Не губите, благородные господа разбойники! - вопил пацаненок. - Зевсом заклинаю, Посейдоном, Афиной, Афродитой и Аресом, Реей, Кибелой, Ваалом и Астартой, пощадите, а я вам скажу, где хозяйская дочка прячется!
- И где же? - спросил Ханно.
- А вы поклянитесь, благородный господин разбойник! - потребовал мальчик.
- В нужнике, - предположил Ипполит.
Мальчик вздрогнул, и все поняли, что Ипполит угадал.
- Возьмем? - спросил Ханно.
- Не стоит, - покачал головой Ипполит. - Четыре драхмы с полтиной, и предать может.
- Я не предам! - крикнул пацан. - Ваалом клянусь... хрр...
Булькнул перерубленным горлом и затих.
- А ты разве не это? - спросил Ханно.
- Да чего тут это, - отмахнулся Ипполит. - Четыре с полтиной - это в розницу, оптовому перекупщику дороже трех не загнать, так что не стоило мараться.
- Да я не о том, - сказал Ханно. - У вас, эллинов... ты разве не любишь мальчиков?
- А, вот ты о чем! - сообразил Ипполит. - Нет, с этим у меня проблем нет, если нужно, например, на симпозиуме - справляюсь без снадобий, а если для себя, то я больше женщин люблю. А ты...
- Я тоже, - быстро сказал Ханно. - Нет, ты не подумай, что упрекаю, просто интересно.
Пленная Хлоя подала голос.
- Девочку не убивайте, - попросила она. - Лучше в наложницы продайте, она у меня красивая, дорого пойдет.
- Ценности добровольно выдашь? - спросил Ипполит.
- Поклянись девочку не убивать, - потребовала Хлоя.
На втором этаже растворилось окно, из него высунулась черномазая морда финикийского матроса, он сообщил на ломаном эллинском, что нашел все искомое. Хлоя всхлипнула, растопырила пальцы с длинными заостренными ногтями, дурная персидская мода, когда же она пройдет, и бросилась на Ипполита, тому пришлось принять ее на рожон меча.
- Зря ты так, - пожурил его Ханно. - Для нас с тобой старовата, а ребятам размяться самое то.
- Про нее Ксанф говорил, что она колдует, - сказал Ипполит. - Я тебе раньше не говорил, чтобы не напугать.
Ханно сделал знак, отгоняющий нечистого, и пробубнил короткую молитву. По его лицу было видно, что если бы он знал заранее, что хозяйка, возможно, колдует, то ни за что бы не решился на такое дело. Эти финикийцы такие суеверные! Зря они пренебрегают передовой философией.
Из нужника вытащили девчонку, та упиралась, вырывалась и пыталась кричать, но матросы знали свое дело, ничего сверх едва слышного писка из девчоночьей глотки не вырвалось. Ханно посмотрел на добычу и облизнулся.
- Задержимся? - предложил он.
- Я бы не стал, - ответил Ипполит. - Настаивать не буду, девка хороша, но риск... Знать бы заранее, что такая красавица, взял бы верблюда и ковер, чтобы завернуть... хотя нет, все равно не стоило...
Матросы, копавшиеся в доме, стали выносить на двор ценности: оружие, всякое прочее барахло и... да, вот оно! Неказистая деревянная шкатулка, а внутри... ого! Яхонты, изумруды, опалы, еще какая-то сатирня, забыл как называется...
- Сдается мне, с такой добычей задерживаться по-любому не стоит, - сказал Ханно.
- Однозначно, - кивнул Ипполит. - Результат превзошел все ожидания. Если только...
- Да ну ее к бесам! - махнул рукой Ханно. - Не знаю, как ты, а я после девки всегда теряю бдительность на время.
- Да, давай так, пока не передумали, - подвел итог Ипполит.
Повелительно взмахнул рукой, один матрос дернул девчонку за пышные волосы назад, другой ловко перерезал тонкую шейку. Брызнула кровища, девка сразу утратила всю привлекательность и стала похожа на зарезанную овцу, которой, в сущности, и была.
- Прибираемся и уходим! - распорядился Ипполит.
Матросы пробежались по дому, нашли одну заныкавшуюся старуху, на всякий случай зарезали, распихали добычу по вьюкам, и караван выехал прочь со двора.
По дороге Ханно спросил товарища:
- Может, Сатиру добавить сверх уговоренного? Результат-то превзошел все ожидания.
- Обойдется, - покачал головой Ипполит. - А то заподозрит лишнее... В крайнем случае добавим потом, когда война кончится. А с богами надо поделиться щедро.
- Ваалу и Гермесу? - предложил Ханно.
- Да, как-то так, - кивнул Ипполит. - Я бы еще Афине добавил, замысел-то в итоге сработал без замечаний.
- Да, согласен, Афине тоже надо, - сказал Ханно. - И еще кому-нибудь четвертому, из наших, чтобы не обидно было, типа, эллинских двое, а финикийский только один.
- Да, выбери кого-нибудь по своему усмотрению, - согласился Ипполит.
Без всяких приключений они вернулись к Сатиру, тот вывел их за ворота, получил третью мошну серебра, расцеловался с Ипполитом, и маленький караван из шести людей, шести лошадей и шести мулов двинулся в обратный путь.
- А неплохо получилось, - сказал Ипполит, когда они отдалились от города настолько, что застава на пригорке окончательно пропала из поля зрения.
- Да, неплохо, - согласился Ханно. - А ты зря говорил, что с войной люди в Милете стали какие-то особенные. По-моему, люди как люди.
- Ты просто не разобрался, - сказал Ипполит. - Чтобы по-настоящему ощутить дух города, надо прожить в нем хотя бы месяц. Вот взять, например, твой Тир, как он, сильно отличается от Сидона?
- Небо и земля! - воскликнул Ханно.
- А я был и там, и там, и никакой разницы не заметил, - сказал Ипполит. - Знаешь, почему?
- Потому что ты философ? - предположил Ханно.
- А причем тут это? - изумился Ипполит.
Ханно расхохотался, и Ипполит понял, что финикиец пошутил. Ипполит тоже немного посмеялся из вежливости, а затем погрузился в размышления. Он вернулся в реальность только тогда, когда их караван снова поравнялся с жареными людьми на кольях.
- Вот о чем я сейчас подумал, - сказал Ипполит. - Представь себе, что не только эллины стали увлекаться философией, а все другие народы тоже, кроме самых дремучих варваров. И открыли философы все самые потаенные тайны материи и духа: философский камень, вечный двигатель и все прочее. Настала на земле эра изобилия, никому не приходится трудиться, у самого последнего земледельца есть не менее трех рабов...
- Погоди, - перебил его Ханно. - Если на каждого земледельца приходится три раба, и трудиться приходится только самым дремучим варварам, откуда на земле возьмется столько дремучих варваров, чтобы всем хватило рабов?
- Оттуда и возьмется, - сказал Ипполит. - Нужны же рабы просвещенным народам! Я думаю, когда передовая философия победит, в политике установится нечто вроде отбора, который рачительный хозяин делает овцам. Хороших овец он держит на хороших пастбищах с тучной травой, а плохих овец держит где придется. И если ему вдруг понадобится много... гм... противоречие.
- Да ваша философия вся одно большое противоречие, - сказал Ханно. - Особенно эти бредни про эру изобилия. Я считаю, скот остается скотом, сколько его не корми, а люди в своей массе суть скоты, мы с тобой - исключение, мы намного умнее и нравственнее, чем люди в среднем. Типичный человек по сути свинья и останется свиньей, сколько его ни корми и как ни ублажай. Вот возьми афинян, богатейший город всей этой вашей Эллады, а дерьма на улицах даже больше, чем в Милете. А почему?
- Афины больше, вот и дерьма больше, - сказал Ипполит.
- Вот именно, - кивнул Ханно. - Все гадят поровну: богатые и бедные, умные и глупые, грамотные и неграмотные. Я полагаю, в мире ничего не изменится, сколько ни философствуй и какие тайны мироздания ни открывай. Сейчас в мастерских к механизмам приставляют ишаков, а будут приставлять вечные двигатели, сейчас золото моют в ручьях, а будут варить в философских котлах, а все прочее будет так же, как есть. Я однажды был в Афинах ненадолго проездом, слушал одного философа, он болтал про вечный мир, вот ты можешь себе представить, чтобы все люди жили в мире и никто ни с кем не воевал? Вообще бред!
- Не бред, а предельное воплощение тенденции, - уточнил Ипполит. - Есть такой философский прием, берут какую-нибудь тенденцию и доводят до абсурда. Это как про Ахиллеса и черепаху, точно уже не помню, там тоже было что-то абсурдное, типа того, что он никогда ее не догонит, потому что какие-то отрезки то ли пространства, то ли времени как-то хитро там делятся...
- То есть, ты тоже думаешь, что вечный мир невозможен? - спросил Ханно.
- Конечно, - кивнул Ипполит. - Мир - временное промежуточное состояние между войнами, на этом построена вся политика. Политические противоречия есть всегда, а где противоречия, там и война. Чтобы мир стал вечным, надо, чтобы он сначала стал культурно един, а так не будет никогда, потому что есть национальная самобытность, которую нельзя терять, и еще есть несовместимость между обычаями, вот прикинь, например, если взять семейный уклад Фив и присовокупить к нему семейный уклад с Лесбоса...
Ханно прикинул и захохотал.
- Я, кажется, понял, зачем нужна философия, - сказал он, отсмеявшись. - Она не для того, чтобы получать ответы, а для того чтобы задавать вопросы. Это как ваша строевая подготовка, только для ума. Я вот сейчас подумал над философским вопросом и заметил, что мозги как-то по-особому повернулись, это примерно как когда интересный миф слушаешь или когда в театре... Могут ведь быть вопросы без ответов, чисто для просветления! Как у афинян, когда в риторических школах заставляют всякую чушь доказывать... Да, точно, я понял! Суть философии в том, что задается вопрос, на который нет ответа, вот, например, как звучит хлопок одной ладонью?
- Вот так, - сказал Ипполит и продемонстрировал. - А что?
- Это просто неудачный пример, - сказал Ханно. - В общем и целом, если задать вопрос, на который нет ответа, то философ, которому его задали, будет обдумывать то, что обдумать нельзя, и пока он пытается сделать невозможное, у него появляются новые мысли, которые не появились бы, если бы он не пытался. Вот за этим и нужна философия! Что скажешь, Ипполит?
Ипполит не ответил на эти слова ничего дельного. Пробормотал что-то вроде того, что надо подумать, и думал очень долго, и по ходу забыл, о чем думал, и когда снова заговорил, то заговорил о другом. Ханно решил, что не станет возвращаться к прежней теме, потому что уже узнал о философии все, что хотел знать, а дальнейшее излишне. К вечеру второго дня пути они добрались до тайной бухты, где стояли их корабли, и Барка сказал, что видел на горизонте много парусов, и надо быстрее делить добычу и выходить в море прямо сейчас. Ипполит согласился с этим мнением, они поделили добычу, вышли в море и пошли каждый своим путем.
Через несколько недель какие-то эллинские купцы пригласили Ханно на симпозиум, и там зашла речь о философии. Ханно рассказал, что он думает о философии, эллинам очень понравились его слова, и на следующий день его снова пригласили на симпозиум, и на следующий день после того тоже, и еще раз десять подряд. А потом забавный финикийский варвар всем надоел, и его перестали приглашать. Ханно к этому времени понял, что эллины над ним смеются, но не обиделся, а тоже смеялся вместе со всеми, и они думали, что он смеется над собой, а смеялся он над ними, просто глупые пиндосы таких вещей не понимают, это очень удобно. Ведь если кто постиг философию, для него нет никакого значения, смеются над ним или нет, смысл жизни не в этом, а в чем - сатиры его знают.
В год, когда буря разметала флот Мардония, Ханно отправился в Индию с сухопутным караваном. А в год, когда Мильтиад разгромил персов при Марафоне, Ханно вернулся в родной Тир. К этому времени Ханно уже узнал, в чем смысл жизни, но где, когда и при каких обстоятельствах это познание состоялось - совсем другая история.