Он шел через волшебный лес. Бабочки и мелкие пташки водили хороводы над его головой, цветы кивали бутонами, как головами, роняли лепестки ему под ноги. Олени и волки забывали вековечную вражду и выходили подставить головы под его ласковые руки, пахнущие мылом "Скайвей". Прохладный ветерок играл плащом и распущенными волосами, схваченными на лбу костяным обручем. Солнце трогало кожу мягкими лучами сквозь кроны волшебных деревьев, похожих на липы, но других, он не знал, как они называются, ему были неважны названия, он видел и ощущал волшебный мир во всей полноте, целиком, не разделяя на части.
Он вышел из леса. Необъятный луг раскинулся перед ним до самого горизонта. Не пашня с бороздами, не пастбище с оградами, не газон, а именно луг, но растут на нем не бурьян и крапива, а мята и клевер и сотни других трав и цветов, выращенных из семян с брендом "Веселый дачник" и все они: травы, цветы, пчелы, жуки и птицы, приветствуют и прославляют своего повелителя, каждый на свой лад. И ни одна пчела никогда не пыталась его ужалить.
Вдали за холмом стоит замок. Стен отсюда не разглядеть, видна только башня-донжон с красным флагом на шпиле, на флаге, заказанном в магазине "Вывески и плакаты", вышит грифон с высунутым языком, в одном крыле грифон держит щит, в другом меч, и еще какая-то геральдическая ерунда нарисована вокруг, но с такого расстояния ее совсем не разглядеть, флаг кажется равномерно-красным, как у китайцев и еще у какой-то другой нации тоже недавно был такой же флаг, только там вместо грифона был нарисован то ли молот, то ли полумесяц, а может, оба сразу, неважно, ерунда.
К замку ведет гравийная дорога, отличная дорого, фирма "Кольцевые магистрали" строит подобные, даже лучше, и в одном месте дорога делает поворот, огибая скелет дракона. Дракон этот раньше носил какое-то скандинавское имя, не то ли Фефнир, не то Фанрир, он был прежним хозяином здешних мест, ему принадлежал замок с заточенной в башне принцессой и обширная территория вокруг. Принцесса, правда, была не настоящая, король в то время завел обычай присваивать титулы красивым девицам всем подряд, без разбора, не учитывал ни благородное происхождение, ни суммарную площадь ленных владений. Дворяне болтали втихомолку, что его величество стал скорбен головой, но на самом деле это был хитрый план, чтобы бродячие рыцари, привлеченные титулованными девицами, пополняли казну доходами от туризма. Пару лет эта схема работала, потом рыцари разобрались в ситуации, и схема работать перестала. Но традиция называть всех красивых девушек принцессами с тех пор так и осталась. В целом даже хорошо, что принцесса была безродная, такие принцессы гораздо лучше настоящих, с настоящей принцессой время приятно не проведешь, ее удел - рожать новых рыцарей, а не развлекать уже существующих.
Однажды бродячий рыцарь приехал в эти места на благородном боевом коне, определенном на постой в конюшню "Суханово", отличный уход за лошадьми любых пород, и не было у того рыцаря никакого имущества, кроме коня, доспехов, сухпайка на неделю и родовой чести. Но когда рыцарь сразил дракона в честном бою, имущество появилось: замок, лес, луг, дорога с мостом, обширная территория - все стало принадлежать ему на правах победителя. И принцесса тоже стала ему принадлежать, хотя можно ли считать ее собственностью - вопрос спорный. Жили они с принцессой счастливо, но недолго, потому что рыцарь к ней быстро охладел, и она куда-то подевалась, а куда - бог весть. Однажды рыцарь ненадолго задумался, не стоит ли ее поискать, но решил, что не стоит, и загадка принцессиного исчезновения так и осталась неразгаданной.
Тень упала на лицо рыцаря, он поднял голову и проводил взглядом гигантского попугая из магазина "Бетховен", в котором найдется все для домашних животных, попугай парил высоко-высоко, куда ни стрелой не дострелить, ни заклинание не добросить. Ну и пусть себе парит. Тварь он ужасная, этот гигантский попугай, он только издали кажется безобидным, а реально стайка таких созданий опустошает гномью крепость в считанные минуты, если часовые, не дай бог, прохлопают начало вторжения. Но здесь не гномья крепость, эта земля защищена от опасностей не ловушками и арбалетными болтами, а гораздо более могучими силами. Вот и парит попугай в поднебесье, ниже не опускается, и правильно делает.
Дорога стала забирать вверх, обычный путник замедлил бы шаг, но тот, кто шел к замку, не был обычным путником. Здесь было место его силы, здесь его сила не поддавалась исчислению, как в браузерной игре "Пятицарствие", усталости для него не существовало, и не было никакой разницы между мыслью, словом и делом. Здесь он мог все, что желал, а желал он немногого, потому что неинтересно желать того, что доступно в любой момент, интересно желать того, чего добиться непросто, а если такого нет, желания выхолащиваются, а жизнь становится глупой и невыразительной, как у наркомана с неограниченным доступом к герычу.
Напротив драконова скелета путник остановился и стал принюхиваться, смешно подергивая длинным носом, как пес. Потоптался на месте, какое-то время колебался, затем решился и сошел с тропы. Подошел к драконовым останкам вплотную и вдруг испуганно подпрыгнул и громко выругался.
Под грудной клеткой дракона растеклась большая лужа небесно-голубой жидкости, очень яркой, она казалась ярче и насыщеннее, чем ясное небо, будто ее подсветили изнутри или она по своей природе сильно фосфоресцирует. По консистенции жидкость походила на разбавленную сметану, и если бы дракона убили вчера, было бы понятно. откуда она натекла, а так... может, у драконов кости разлагаются по-другому, чем у остальных позвоночных?
Путник нахмурился и помотал головой, отгоняя непрошеную мысль. Но мысль упрямо стучалась в двери его подсознания, продолжала настаивать. что нельзя в этом месте рассуждать так прямолинейно и... как это называется... логично. Структура мироздания здесь другая, в этой вселенной правят бал не бесстрастные законы физики и прочие наук, а боги, нимфы, дриады и иные сверхъестественные создания... Может, эту жидкость занес, например, поверженный бог из нижних миров?
Рыцарь внимательно рассматривал жидкость, и вскоре ему стало ясно, что к останкам дракона она отношения не имеет, не с них она натекла, это точно. А вот здесь трава примята! Волокли что-то тяжелое, оттого трава примялась, а земля разровнялась, как доска под рубанком. Может, гигантский слизень прополз? Гоблины пользуют таких существ вместо лошадей, хотя нет, те твари - не слизни, а гусеницы, у них другой способ передвижения, они семенят на коротких ножках, а в подбрюшной смазке не нуждаются. Но кто тогда здесь ползал?
Внезапно рыцарь понял, что этот вопрос может быть опасен, даже если задавать его самому себе и не вслух, а мысленно. Потому что на вопрос есть ответ, и он прост, этот ответ, но если открыть ту область разума, где он хранится, одновременно откроется кое-что дополнительное, и не то чтобы оно было опасным или вредным, оно даже почти не страшное, но если его осознать, очарование момента необратимо разрушится, а он не желает разрушать очарование момента, совсем не желает!
Земля вздрогнула. Не сильно, едва заметно, замку ничего не грозит, разве что какой-нибудь кубок свалится с полки и разобьется. Но это сомнительно, стеклянных кубков там отродясь не было, при таком изобилии самоцветов варить стекло из песка просто глупо. Разве что один-два затесались как экзотика...
Но раньше здесь не бывало землетрясений! Горы древние, за миллионы лет обросли глиной, известняком, мелом, мрамором, другими осадочными породами на сотни метров в толщину, такие горы не сотрясаются. Тут до магмы, небось, миль пятьдесят копать. Не должна трястись такая земля, это против законов природы, пусть даже этой природой правят духи, боги и волшебные существа, должны же они руководствоваться хоть какими-то законами! А то и до хаоса недалеко!
В параллельном пространстве, о существовании которого миг назад он даже не подозревал, дрогнула и замерцала нить судьбы. Он сразу понял, что это нить не его судьбы, это другая нить, а на дальнем ее конце прячется ответ на последние два вопроса (откуда натекла жидкость и почему сотряслись горы), и да, этот ответ необратимо разрушит очарование момента. А еще он понял, что бытие подобно осознанному сновидению, сновидец управляет им в определенных пределах, и если управлять бытием разумно и осторожно, можно долго плыть по волнам наслаждения, впитывать всей душой очарование момента, пока не переполнятся дофаминергические цепи и прочая поганая медицинская магия, запрещающая наслаждение, очарование и все прочее, что приятно. Потому надо не делать резких движений, чтобы душу не швырнуло на обочину блаженства, а то отбойников здесь нет, падать высоко...
Земля вздрогнула повторно, сильнее, чем в первый раз. Рыцарь понял, что глаза его закрыты, и их надо открыть. И открыл. И был перед ним ад, и понял он, что ад будет следовать за ним вечно. И еще он понял, что он не рыцарь.
Он вспомнил, что у чудовища есть имя, и звучит оно так: Салим. На языке смуглых и мохнатых людей, обитающих на склонах гор в жаркой стране, оно означает, что носитель данного имени - человек мирный, то есть убивает собеседника не в первую минуту диалога, а чуть погодя. Но говорить об этом вслух мохнатым чудищам нельзя ни в коем случае, потому что неполиткорректно и можно огрести подзатыльников, сопровождаемых поучениями наподобие:
- Не смей меня оскорблять, я не зверь! (хрясть!) Сам ты зверь! (бац! хрясть! бум!) Получай, фашистcкая гадина! (тук! тук! тук!)
Хорошо, если ограничатся одними тумаками, а то и оттрахать могут, они же звери, им все равно, человек или ишак...
Хрясть!
Голова мотнулась от удара и врезалась в топчан боковой частью черепа. Боли не было, ее никогда не бывает в такие моменты, она приходит потом, когда уходит приход. Косноязычно, но по-другому не выразишь: приход уходит, боль приходит. Уход приходит, приход уходит, так всегда, что бы ты ни вштыривал себе в нервную систему: героин, холотроп или что-то третье, ди-эм-ти, например. Но холотроп лучше всех, он не только приносит глюки и убирает тупую боль и муки совести, он и острую боль тоже убирает, подавляет все дурные эмоции от начала до конца, намертво запирает какие-то там каналы в мозге, и нет больше дурных эмоций, их технически невозможно испытать. И еще холотроп не дает физической зависимости, на это все новички покупаются, думают, что раз не будет ломки с тошнотой, поносом и фантомными болями, значит, слезть с воображаемой иглы - раз плюнуть, как захочу, так и слезу. Это верно, холотропному торчку достаточно только захотеть. Но вся штука в том, что он не захочет.
Говоря юридическим языком, холотроп не является наркотиком. По закону наркотик должен быть веществом, а холотроп - способ мышления. Некоторые считают его особым видом медитации, другие говорят, что это совсем другое, но это все равно, как называть вещь, суть ее от названия не меняется. Садишься в особое кресло, тебе надевают на голову особый прибор, вштыривают в вену препарат, не наркотик, нет, он нужен только первые три раза, потом хватает магнитной стимуляции, а потом и без стимуляции становится хорошо, стоит только подумать: "А не испытать ли мне кайф?" и вот уже испытываешь. Второй-третий месяцы на холотропе самые приятные, кайф стоит неимоверный, нервы аж трещат, никакой героин с этим не сравнится и никакие электростимуляторы. Потом кайф приедается, становится привычным, как с любым наркотиком, начинают нарастать побочные эффекты: заторможенность, безразличие, мизантропия, паранойя может догнать... но чаще не догоняет, это все же редкий побочный эффект...
Он вспомнил свое имя. Хотя нет, не вспомнил, просто осознал, что вспомнил, а реально не вспомнил. Когда-то давно у него была постоянная работа, он программировал какую-то хреноту, она казалась ему важной, она была связана с ролевыми играми, там была такая фишка: устанавливаешь персонажу свойство, и считается, что он этим свойством обладает, и неважно, насколько полно определено обладание, не противоречит ли оно чему-то ранее установленному. Устанавливаешь свойство "имеет имя", а какое там имя он имеет...
- Да проснешься ты, урод, или нет! - рявкнул Салим и врезал по другому уху от всей своей поганой души.
Голова подпрыгнула, закружилась, но сразу встала на место. Боли по-прежнему не было, обиды тоже. Имя по-прежнему не вспоминалось. Черт с ним, с именем. Зато он вспомнил, почему Салим его не любит.
Эта история была забавной и дурацкой одновременно. Ваня (а вот и имя вспомнилось!) в первый раз пришел в клуб ролевых фантазий, что это такое, он тогда толком не представлял, стремался, все говорят в один голос, что легально, а как оно на самом деле - хрен поймешь, пока не попробуешь, это как с миксами, только там совсем конкретное палево, а это вроде нет, но все равно стремно. Оно даже в обычном состоянии стремно, а Ваня только месяц как перестал штырить мет, первый тюбик лечебной пасты только-только закончился, а все говорят, что это второй критический период, а он даже опаснее, чем первый с точки зрения возможного срыва, там тебя просто ломка ломает, не такая уж сильная, кстати, с герыча слезать куда труднее, так вот, там только ломка, а здесь наоборот, понимаешь вдруг, что раньше был бесполезным торчком, а теперь стал нормальным членом общества, а как в этом режиме дальше жить - уже не знаешь, забыл, отвык. Оттого хочется вштыриться и забыться, как в прошлый раз и в позапрошлый, и еще много-много раз, но ведь потом все равно вернешься в ту же самую точку, только психика будет еще чуть-чуть сильнее расшатана, и когда-нибудь захочется бросить все эту дрянь навсегда, расхерачить в хлам колесо сансары, хватит ему уже вертеться, задолбало. Но это все потом, не сейчас. Психометр стоял с утра в желтой зоне, после завтрака переехал в зеленую, и даже в метро не опускался до красной, а ведь в дороге вштыриться хочется сильнее всего, хуже нет для торчка, чем чего-то ждать и скучать, все мысли понятно о чем, и деваться от них некуда, вот когда играешь во что-нибудь интересное, или, скажем, кино смотришь, тогда и время дозы пропустить немудрено, если игра интересная или, соответственно, кино...
Однако вернемся к тому случаю. Психика у Вани была расшатана, сознание спутано, а будь оно не спутано, черта лысого пришел он бы в этот клуб. Кой черт его дернул принять дага за таджика? Понятно, что белому человеку все едино, черножопый - он, как говорится, и в Африке черножопый, чурка или зверек - кому какая разница? Одни баранов пялят, другие ишаков, вот и все дела.
И сразу подумал, что сделал что-то не так, потому что черный не заулыбался подобострастно, как ему положено, а как-то весь подобрался и ответил злобно и отчасти растерянно:
- Хозяин у собаки бывает.
Задумался и с усилием сформулировал:
- А я человек.
Ваня тогда подумал, что зверек говорит с трудом не от сдерживаемой злобы, а от скудоумия. Не разобрался в ситуации, что неудивительно - психика расшатана, дофаминовые рецепторы в разгоне, башка вообще ни черта не соображает.
- Здорово, человек! - захохотал Ваня и размахнулся, чтобы хлопнуть по плечу брата по разуму, но не зло хлопнуть, а добродушно, по-братски, но вдруг как-то так вышло, что Ваня лежит на полу, а в башке звенит, во рту кровища и такое мерзкое чувство, что скоро станет больно. Он тогда на холотропе еще не сидел, для него боль не была чем-то полузабытым, как сейчас, она была реальной такой реальностью, что реальнее некуда в натуре.
- Тамбовский волк тебе человек, - сказал Салим с характерным зверьковым акцентом.
Ваню неожиданно пробило на ха-ха. Надо же такое ляпнуть! Тамбовский волк человек! А сам-то ты кто, зверек черножопый?!
Со стороны могло показаться странным, как Ваня валялся на полу, хлюпал собственной кровищей и заливисто хохотал. Но тому, кто близко знает торчков, такое странным не кажется. Те, кто хорошо знает торчков, привыкли ко всему.
- Нельзя, Салим, - сказал тот же самый голос, очевидно, это и был неведомый Аскер Соломонович. - Такая работа.
- Какая работа? - переспросил Салим.
- Такая, - повторил Аскер Соломонович. - Твоя работа - терпеть и не убивать. Если станет совсем невтерпеж, можно чуть-чуть отмудохать. Но только когда клиент под кайфом! Мы же не звери.
- Звери! - закричал Ваня с пола. - Они не люди! Зверя лечит только расстрел!
Он не хотел сказать ничего злого, просто вспомнил старую хорошую песню, бабушка ее, помнится, пела, или мама, хер их разберет, старых пердунов, а зверек не понял, залепил с ноги в почку, и стало больно, что хоть вешайся, а Аскер Соломонович стал вопить, а Салим отругивался, а Ваня корчился по полу и думал, что больше ноги его в этом гадюшнике не будет, надо же так угораздить - прямо с порога огреб, да как больно! А потом он блеванул.
Потом его подняли, обтерли, вштырили что-то беспонтовое, тупящее, вроде валиума, геровым торчкам штырят похожее, когда с ломки снимают, и боль сразу стала по барабану, не исчезла, нет, болело даже сильнее, чем прежде, просто стало насрать. Потом Ваню раздели, и он понял, что зверьки его сейчас оттрахают, и он наконец узнает, правда ли, что в жопу почти не больно, как Светка рассказывала, но, с другой стороны, в тюрьму после такого лучше не попадать, а с его торчковой биографией в тюрьму как два пальца...
Он стал кричать, что он не ишак и не овца, пусть идут в свои горы и развлекаются согласно национальным предпочтениям, над ним стали смеяться тонким пидорским голоском, он осмотрелся и понял, что его раздевает пригожая блондинка, на вид русская и, похоже, голая. Сверху точно голая, а снизу непонятно, глаза почему-то не опускаются. Грудь у блондинки плоская, вместо сисек татуировка с затейливым абстрактным узором, Ваня в него вгляделся попристальней, и блеванул еще раз. Блондинка отскочила, и оказалось, что она раньше Ваню поддерживала, а теперь нет, и Ваня упал и стал захлебываться, он, оказывается, был в душе, а теперь мордой угодил в самый сток, а переворачиваться нет сил. Тут блондинка пнула его под скулу босой ступней, легонько, не больно, только щеку ногтем расцарапала, но это Ваня только потом заметил, а тогда только спасибо промычал, что повернула его как надо, вот он и не захлебнулся. Ну и ладненько.
Короче, отмыли его, вштырили что-то беспонтовое сверх того, что вначале, и посадили в холотропное кресло. А дальнейшее известно всякому холотропщику, нечего его описывать. Первая ступень - химия, вторая - транс-какая-то-там стимуляция, третья - чистый кайф. Ах, какой был кайф!
- Ы, - сказал Ваня. - Ыба-ыгы-угу.
Когда отходишь от глубокого кайфа, речь возвращается не сразу, не в один момент. Если ничего специального не делать, остаешься бессловесной скотиной до шести часов кряду. Поэтому начинающих холотропщиков учат правильному выходу. Размять челюсти, размять язык, голосовые связки тоже размять, все равно какими звуками, потом сам не заметишь, как вернется речь, снова станешь говорить, как разумный.
- Ыгыба, - сказал Ваня. - Ыбага. Пидага. Пидорюга гнойная!
И получил пощечину, звонкую и безболезненную. Сейчас все безболезненно, хоть иголки под ногти загоняй, хоть ампутацию делай.
- Пидор, - повторил Ваня.
Внутри мозга, где-то между гипофизом и гиппокампусом, что-то щелкнуло. Ваня понял, что кайф ему обломали окончательно.
На зверской морде Салима отразилось извращенное удовлетворение. Извращенное оно, впрочем, только потому, что у него вся природа извращенная, а в остальном нормальное такое человеческое удовлетворение, просто когда человек, а точнее, зверек... или зверь, насрать... короче, когда оно извращенец...
- Но-но-но, не уплывать! - прикрикнул Салим, и отвесил еще три легкие пощечины: раз-два-три.
- Не уплывать, - повторил Ваня. - Не уплывать. Приплыли, бля. Чего разбудил, овцееб? Такой кайф обломал, волшебная страна, короче, замок, принцесса, я - рыцарь...
- Завали хлебло, рыцарь, - сказал Салим. - Аскер Соломонович тебя зовет.
Почему-то Ваня представил себе, как Аскер Соломонович сидит под полной луной в черном двубортном костюме и рубашке с большими манжетами, а на них запонки с какими-то цацками, вряд ли бриллианты, скорее, цирконы какие-нибудь или шпинель...
- Да проснись ты наконец, торчок сраный! - закричал Салим. И добавил как бы в сторону: - Ненавижу эту работу.
- Чё такое в натуре? - подал голос кто-то третий.
В голове Вани защелкали невидимые колесики, и Ваня вспомнил, кто это такой, этот третий. Рома его зовут, то ли Сидоров, то ли Сикорский, Си, короче. Позитивный Си, так его все зовут, тоже торчок, только совсем опущенный, то полы моет, то нужники чистит, а еще говорят, его Салим трахает заместо ишака. Может, врут, хер их разберет.
Позитивный Си был высоким и широким в плечах, как великан из детской сказки. Руки у него были исколоты от запястий до локтей и еще немного выше, и под коленями у него тоже было исколото, и на шее, и еще чуть-чуть на спине. Потому что дурачок, нормальные торчки сразу ставят себе подкожное депо и зашибись, а без этого уйдут вены и привет, но Рома по жизни был детдомовский, другими словами, торчок в неведомо каком поколении, и мозги в его роду перестали работать еще у далеких предков. Аскер Соломонович, помнится, сказал однажды, что Роме холотроп не нужен, у него по нервным стволам с рождения вместо электричества ходит позитивная энергия, а вместо нейромедиаторов - чистый метамфетамин. Все тогда стали смеяться, а Рома ни черта не разобрал, тоже заулыбался, стал говорить радостно, типа, я в натуре позитивный, как чудесно. С тех пор его так и зовут - Позитивный. Кто-то из ребят сказал однажды, что он дебил, Аскер Соломонович был рядом, возмутился, сказал, типа, ты сам дебил, а Рома нормальный, просто неотесанный, необразованный и какой-то там еще не.
- Позитивный, отведи этого к Соломонычу, - распорядился Салим. - Зачем-то нужен срочно.
- Его хозяин меня зовет, - пояснил Ваня дебилу.
Салим глянул на Ваню по-зверски злобно, но бить почему-то не стал. Повернулся и ушел. Ну и ладно, не получилось сегодня зверя заколебать, значит, завтра получится. А то ишь, звереныш!
Рома растерянно поглядел Салиму вслед, похлопал глазами, Ваня подумал, что он все-таки, наверное, дебил. А потом Ваню вдруг отпустило, резко так, до конца, только что был под кайфом, а теперь нет больше кайфа, весь вышел. С холотропом такое случается.
Реальность ударила по мозгам большой и мягкой кувалдой. Обшарпанные стены, топчан для медитации, дешевый плафон под потолком с дешевой пластмассовой имитацией стекла, вдребезги разбитой пару месяцев назад - Позитивный тащил мимо стремянку, неудачно повернулся и раздолбал на хер, вытертая ковровая дорожка на полу, отлипающие обои в лохмотьях, дешевый и поганый притон это, никакой не клуб ролевых фантазий, говно это, а не ролевые фантазии, противное и омерзительно говно, нет никаких сил его переносить, надо снова заторчать, но не сразу, надо выдерживать интервал, иначе вообще пипец...
- Пойдем, - сказал Позитивный и ухватил Ваню за локоть.
Ваня вырвался и едва удержался от того, чтобы не разбить ему морду в кровавый хлам, чтобы свои кулаки тоже в кровавый хлам, чтобы кровища во все стороны...
Рома отступил на шаг и снова стал хлопать глазами.
- Оставь меня, - сказал ему Ваня. - Сам пойду.
Рома пробормотал себе под нос что-то вроде: "Ну ладно", и Ваня пошел.
Вышел из комнаты с топчаном и разбитым плафоном, прошел по узкому и темному коридору, под ботинками хрустело, тут всегда хрустит, то ли штукатурка осыпалась, то ли камешки какие, неважно. Теперь наверх по лестнице...
- Иван! - позвал кто-то из-за плеча.
Ваня обернулся. На подоконнике сидел волшебник. Нормальный такой стереотипный волшебник в длинной мантии и остроконечной шляпе, только очков и трубки не хватает для завершения образа. Трубки, кстати, правильно не хватает, курить здесь запрещено, Салим увидит - мало не покажется.
- Нет, дело не в этом, - сказал волшебник и покачал головой. - Я по жизни не курю, не люблю. А Салим мне не указ. Захочу - в лягушку превращу, не захочу - он меня тупо не увидит.
- Прикольно, - сказал Ваня. - Здорово меня вштырило.
- Можно и так сказать, - кивнул волшебник. - Но так будет неправильно. Я реальный.
- Обоснуй, - потребовал Ваня.
- Да пожалуйста, - сказал волшебник.
Вытащил из-под мантии волшебную палочку, направил на Ванину правую руку, и ей стало больно. Не сильно больно, не как когда под герычем на горячую конфорку случайно положишь, а потом кайф отходит, нет, слабее, просто больно, и все. Но Ваня даже от такой боли уже отвык, сколько уже на холотропе просидел...
- Ай! - крикнул Ваня. - Ай-ай-ай! Убери сейчас же!
Волшебник спрятал палочку обратно и сказал:
- Меня зовут Альберт. Я из Паннонии, это такая волшебная страна.
- А меня зовут Ваня, - представился Ваня.
- Знаю, - кивнул Альберт. - Я за тобой давно слежу.
- Зачем? - заинтересовался Ваня. - Ты случайно не из этих... кобнюков кровавых?..
- Нет, я не работаю на КОБ, - покачал головой Альберт. - Я за тобой с другой целью слежу. Хочу сделать подарок.
Он запустил руку под мантию и опять вытащил волшебную палочку, но другую, у той конец был острым, а у этой на конце было что-то вроде дверной печати-пломбира и светилось оно красным, будто только что калили в пламени. "Клеймо", вспомнил Ваня. "Так оно называется".
- Да, клеймо, - согласился Альберт.
- Я произнес это вслух или ты читаешь мои мысли? - спросил Ваня.
- И то, и другое, - ответил Альберт. - Давай руку.
- Да иди ты! - воскликнул Ваня и спрятал руку за спину. - Знаешь, сколько было спартанцев в войске царя Леонида?
- Триста, - удивленно ответил Альберт. - А что?
- Пососи у тракториста! - выкрикнул Ваня и засмеялся.
Но Альберт каламбур не оценил, да и сам Ваня, подумав второй раз, решил, что он не слишком удачен. А под кайфом казалось смешно.
- Руку давай, - повторил Альберт. - Откажешься - сам себе потом не простишь, всю жизнь жалеть будешь, что такой шанс упустил.
- А что оно дает, клеймо это? - спросил Ваня.
- Оно дает четыре вещи, - стал объяснять Альберт. - Во-первых, приводит в порядок расшатанные нервы и убирает все зависимости от любой дури: психические, психофизические, психохимические, психометафизические и все другие, любые, короче. Алкашам торпеды вшивают, знаешь?
- Знаю, - кивнул Ваня. - Фуфло.
- Фуфло, - согласился Альберт. - А мое клеймо - не фуфло. Как поставишь, сразу перестанешь быть торчком, а станешь человеком.
- Тамбовский волк тебе человек, - сказал Ваня.
И сразу подумал, что его еще не совсем отпустило, характерная словесная импульсивность пока сохраняется.
- Клеймо поставлю - уберется, - заверил его Альберт. - Станешь спокойным и уравновешенным.
- Это вторая вещь? - спросил Ваня. - Ты говорил, клеймо делает три вещи...
- Нет, это все первая, - ответил Альберт. - Вторая вещь - защита от мистических опасностей.
- От каких опасностей? - не понял Ваня.
- От мистических, - повторил Альберт. - Это тебе пока не понять, не бери в голову, потом разберешься. Третья вещь - сможешь внушать людям разные идеи. Вот, например, Аскер Соломонович будет с тобой говорить, а ты ему внушишь, что ты никакой не торчок, а нормальный человек. Круто?
- Не круто, - покачал головой Ваня. - Я и так стал нормальным человеком. Не знаю, что со мной происходит...
- А я тебе подскажу, - перебил его Альберт. - Это клеймо начало работать, оно на расстоянии тоже чуть-чуть действует. Вот, смотри...
Он сунул печать под мантию. Ничего не изменилось.
- Из-за пазухи все равно добивает, - констатировал Альберт. - Попробуем прикрыть заклинанием...
Ваню повело. Так бывает, когда бухаешь в ресторане для некурящих, хочется покурить, но не очень сильно, потому что эту-то зависимость нынче не убирают только совсем опустившиеся бомжики, а Ваня не такой, короче, несильно хочется покурить, а нельзя, и бухло не так берет, как должно, а потом следующий кадр - сигарета в зубах (кто угостил? неведомо), прикурил, и все, приехали, срубило. Будто прорвалась плотина в сознании, сразу все поллитра вискаря как шибанули в голову, здравствуй, автопилот! Это, конечно, дурной бычий кайф, для лохов, Ваня алкоголь давно уже не употребляет кроме как в ритуальных целях, на поминках, например, у тети Клавы, или на новый год с мамой шампанского...
- Теперь понял? - спросил Альберт.
Вязкая теплая волна отхлынула, не успев как следует нагадить в голову. Сознание снова прояснилось, а что только что чуть было не отключился... А оно не того...
- Нет, я ничего не усиливал, - заверил Ваню Альберт. - Без клейма ты бы себя чувствовал точно так же, как сейчас. Ну как, клеймишься или я пойду?
Ваня огляделся. Кусок промзоны за окном, в тюрьме, наверное, такой же пейзаж, только там перед улицей забор, а здесь нет. На другой стороне улицы аптека моргает зеленым люминесцентным крестом, это Ваню всегда бесило, когда у него еще были права, ему мерещилось, что это не вывеска, а светофор, так и хотелось дать по тормозам, а потом права отняли за наркоту, но это было уже неважно, потому что всемирный интеллект уже изобрел нормального водителя-робота...
Альберт спрыгнул с подоконника, мантия зашелестела.
- Стоять! - сказал ему Ваня. - Давай, Каин, ставь свою печать.
- Я не Каин, я Альберт, - сказал Альберт. - Я из Паннонии, это такая волшебная страна.
Прислонил печать к тыльной стороне Ваниной правой ладони, прямо поверх круглого шрама от сигары, про который так не хочется вспоминать, откуда взялся, и прижал, и стало больно, ТАК БОЛЬНО, А-А-А, ССУУУКАА!!!
2
Он проснулся от громкого звука. Что-то рокотало внутри его черепа, перекатывалось, будто по камням, либо сам череп перекатывался черт знает по чему, как катящийся камень... И еще какое-то забытое чувство, такое противное... Кажется, оно называется болью...
Он открыл глаза. Он валялся на жестком бетонном полу, раскинув конечности, как дохлая морская звезда. Голова упиралась в нижнюю ступеньку лестницы, шею долбило несильными судорогами, от этого череп постукивал о ступеньку и производил тот самый звук, который его разбудил. И вовсе не громкий этот звук, просто звучит совсем рядом с ухом, потому и кажется громко. А с чего я вырубился, спрашивается? Неужели наведенная шиза уже догнала? Вроде еще рано, не настолько велик торчковый стаж, чтобы поперли совсем конкретные побочные эффекты. А сколько, кстати, этот стаж составляет нынче в месяцах?
Сверху доносились странные звуки, уже довольно долго. Он сфокусировал слух и понял, что это не просто звуки, а речь. Кто-то ругается. Безмозглым ишаком называет, и еще по матери. В совокупности это звучит нелепо, в самом деле, какое дело безмозглому ишаку до того, кто что делает с его матерью-ишачкой? Впрочем, кто знает, какие у этих зверьков отношения со своим ишаками, помнится, когда Ваня еще не торчал, а только бухал, однажды один хер говорил ему, что у зверьков в ихнем коране написано черным по белому, что нельзя, например, есть овцу, которую раньше трахал. Может, у них и про ишаков какие-то особые законы придуманы...
Прилетело в почку. Все-таки хорошо быть торчком - тебя мудохают, а тебе не больно. Но только становишься вялый и нелепый. А недавно произошло что-то важное, на краю мозга тускло брезжит воспоминание, но ну его к чертям.
Он повернулся на бок, подтянул колени к животу, оперся на руки, поднялся на четвереньки, распрямился. Получилось на удивление ловко и слитно, не так, как обычно движутся торчки, как обдолбанные марионетки. Даже странно.
Черномазая харя дуболома Салима, только что маячившая в поднебесье, вдруг оказалась на уровне глаз и даже ниже, этот зверек, оказывается, совсем невысокий, просто коренастый и оттого кажется большим. А раньше казался не только большим, но и высоким, чудны дела твои, господи.
- Чего бычишь? - обратился Ваня к Салиму.
Какая-то часть сознания подумала, что он оборзел и сейчас совсем конкретно огребет. А другая часть мысленно поблагодарила первую за уместно подсказанное слово и продолжила:
- Давно не огребал?
Салим недоуменно нахмурился. Помолчал, затем неуверенно спросил:
- Ты чего, торчок, оборзел?
- Торчок оборзел у тебя в штанах, - ответил Ваня. - Тамбовский волк тебе торчок. А я человек. Чего надо?
Лицо Салима стало растерянным. В этом новом состоянии оно выглядело нелепо, обычная брезгливая злоба совершенно сошла с него, всегдашний гадкий зверек смотрел на Ваню нормальным человеком, и Ваня подумал, что он, наверное, по жизни и есть нормальный человек, просто у них, зверьков, принято, что настоящий мужчина должен быть злобным и безжалостным, как у наших русских гопников, тех, кто еще не успел сторчаться вконец. А по жизни он, наверное, тоже человек, и чем черт не шутит, может, все люди братья...
Сложная борьба чувств в черножопой душе Салима завершилась, победила разумная осторожность.
- Аскер Соломонович ругается, - сообщил он. - Зовет тебя давно уже, а ты не идешь.
- Я не собака, чтобы идти по первому зову, - заявил Ваня. Подумал немного и добавил: - Я сам пойду, по своей воле. Спасибо, Салим, что разбудил.
Он сделал неловкий шаг, нога натолкнулась на ступеньку (совсем забыл, тут же лестница!), он пошатнулся и рухнул бы на ступени зубами вниз, если бы Салим не подхватил.
- Спасибо, брат, - сказал Ваня.
- Тамбовский волк тебе- начал Салим и осекся.
Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись.
- Все равно спасибо, - сказал Ваня. - Что-то я совсем расклеился.
Салим саркастически хмыкнул.
- Надо завязывать, - сказал Ваня.
Салим хмыкнул еще раз.
- Завяжу-ка прямо сейчас, - сказал Ваня. - Мне видение было.
- Какое? - заинтересовался Салим. - Ангел явился?
Ваня напряг память, но воспоминание ускользнуло.
- Не помню, - сказал Ваня. - Вроде да.
- Тогда завязывай, - сказал Салим. - Ангел два раза по одному делу не приходит. Сейчас не завяжешь - никогда не завяжешь.
Ваня подумал, что если рассудить трезво, то вряд ли он завяжет когда-либо вообще, ни сейчас, ни потом, никогда. Торчки завязывают либо в могиле, либо в крематории, что кому больше нравится, а путь туда ведет через психозы, распад личности и прочие сопутствующие прелести. Но был один случай, какой-то хер рассказывал, что какому-то другому херу явилась не то богородица, не то какая-то еще религиозная херня... Набрехал, однозначно. Однако рассуждается удивительно трезво, уже отвык так рассуждать за прошедшие годы. Может, и вправду что-то было, пока он тут валялся. Вряд ли какая мистика, в мистику он не верит, он же раньше атеистом был, хотя полной уверенности нет, трудно вспоминать всякие мелочи, когда торчишь не первый год. Как, например, зовут его мать? Да кому какое дело, как зовут чью-то мать?
- Однозначно видение было, - констатировал Салим. - Смотреть стал по-другому. Иди к Аскеру Соломоновичу, застанешь, пока не ушел - будет еще один божий знак.
- Ага, пойду, - сказал Ваня. - Отпусти, сам пойду.
До этого момента Салим обнимал Ваню за плечи, поддерживая, Ваня подумал, что со стороны это должно выглядеть по-пидорски, у зверьков-то это обычное дело, какой-то хер рассказывал, что у них так принято, что два мальчика ходят по району и пишут на каждом заборе что-то типа "Сулейман + Абдулла = дружба", и это не всегда означает, что один другого долбит в очко каждый день, хотя такое тоже не исключается...
- Да, конечно, извини, - сказал Салим и отпустил Ваню.
Ваня пошатнулся и подумал, что, возможно, Салим отпустил его преждевременно. Но удержался, устоял на ногах.
- Спасибо, - сказал Ваня. - И, это... извини. Я такой свиньей был последнее время...
- И не только последнее, - сказал Салим, коротко хохотнул, но сразу заткнулся. И добавил серьезно: - Ты меня тоже извини. Я думал, ты совсем конченый, а ты, я гляжу, пока еще человек.
- Вот и хорошо, - сказад Ваня. - Пойду я к этому... к боссу, короче... Удачи тебе, Салим.
- И тебе удачи, - сказал Салим. - Выздоравливай.
Ваня ступил на первую ступеньку, пошатнулся, но выровнялся, даже опираться на стенку не пришлось. И пошел наверх, и каждый следующий шаг был увереннее предыдущего. "А жизнь-то налаживается", подумал Ваня.
Но потом он подумал, что уже слышал о похожих историях, и даже сам проходил через что-то подобное, хотя и в меньшем масштабе. Бывает, по какой-то причине не удалось вовремя вштыриться, а по какой-то другой причине ломка приходит не сразу, а чуть погодя, и пока не пришло это "чуть погодя", сидишь и думаешь: "А я ведь не такой уж и торчок! Жизнь-то налаживается! Как хорошо жить без дури! Как легко дышится и думается!" Но потом догоняют кумары, и ты понимаешь, что радость была преждевременна.
Но остальное в те разы было другим. Не было такой железобетонной уверенности в светлом будущем, в том, что теперь точно все будет хорошо. А ведь в том неуловимом видении, похоже, было что-то важное и, чем черт не шутит, мистически значимое. Может, реально богородица явилась или кто-нибудь еще из святой семейки?
- А вот и ты, наконец! - поприветствовал Ваню Аскер Соломонович. - А я уже уходить собрался. Что-то ты помятый какой-то... Случилось что?
- Ничего не случилось, - ответил Ваня, голос прозвучал неожиданно твердо. - Все в порядке. Нет ничего, с чем я не смог бы справиться.
Аскер Соломонович наморщил лоб и некоторое время молча изучал Ваню. Затем сказал:
- Ладно, пусть будет так. Есть работа.
- Работа? - переспросил Ваня. - Какая?
- Гм, - сказал Аскер Соломонович. - Обычно на слова "есть работа" мои люди отвечают: "Когда приступать?"
- Я не ваш человек, - резко сказал Ваня. - В наших отношениях нет ничего, кроме бизнеса, я получаю удовольствие, а расплачиваюсь просмотром рекламы. Никто никому ничего не должен.
- Отказываешься? - спросил Аскер Соломонович.
- Нет, прошу дополнительной информации, - ответил Ваня. - Что за работа, на кого, что делать, сколько платят, какой соцпакет и все прочее.
- Неожиданно, - сказал Аскер Соломонович. - Мне про тебя говорили... Но ладно, так даже лучше. Короче. Работать будешь продавцом в магазине. Твоего босса зовут Матильда, фамилия Гаврилова. Сколько она тебе будет платить и какой там соцпакет, - он хихикнул, - тоже у нее спросишь. Она... гм... странная...
- В каком смысле странная? - спросил Ваня. - Что в ней странного?
- Ерунда, неважно, - отмахнулся Аскер Соломонович. - Сам все поймешь, а если не поймешь, то и наплевать. Давай, удачи.
- Чего давай? - спросил Ваня. - Мне координаты нужны этой Матильды.
- Ах да, - сказал Аскер Соломонович. - Самое главное забыл. Вот, держи.
Он оторвал старомодный бумажный стикер и начеркал на нем пару строк старомодной ручкой для бумаги. Передал Ване, тот стал читать. Как давно он уже не видел рукописного текста...
- Погодите, - сказал Ваня. - Это что, адрес на местности?
- Ну да, - кивнул Аскер Соломонович. - А ты чего ждал?
- Эта работа - не мальчик на телефоне? - спросил Ваня. - Не курьер привези-отвези? Это нормальная работа нормальным продавцом в нормальном магазине?
- Ну да, - повторил Аскер Соломонович. - Я же вроде ясно сказал, нет?
До этого момента Ваня стоял посреди кабинета навытяжку, как нашкодивший школьник перед директорским столом, но теперь внутренний голос подсказал ему, что пора сесть. Он придвинул стул, сел, оперся на столешницу локтями, сделал серьезное лицо.
- Я хочу знать, что здесь не так, - сказал Ваня. - Когда я вошел, вы думали, что я гораздо более опустившийся, чем есть на самом деле. А такие предложения опустившимся торчкам не делают. Что не так?
Ваня ожидал, что Аскер Соломонович на эту отповедь разозлится, но он, наоборот, заулыбался.
- Все в порядке, - сказал он. - Ты идеально подходишь к этой работе, съезди, разберешься на месте, сам убедишься, предложение отличное. А если вдруг не понравится - потеряешь два часа, для тебя ерунда.
- Два сеанса без рекламы, - жестко сказал Ваня.
И сразу понял, что зря он это сказал. Лицо Аскера Соломоновича, только что бывшее нормальным живым человеческим лицом, в одно мгновение превратилось в застывшую маску.
- Нет, - сказал он. - Никаких сеансов без рекламы. Дверь там. Пошел вон.
Ваня помедлил секунду и решил, что дальше препираться нерационально. Повернулся и пошел, куда указано.
3
Адрес на визитной карточке привел Ваню на электронный рынок, примечательный реликт ушедшей эпохи, сейчас, наверное, таких рынков в столице осталось два или три, вряд ли больше. А когда Ваня был подростком, их было много, помнится, на подобном рынке он покупал свой первый и единственный стационарный компьютер, из тех, что собирает под заказ живой таджик. Сейчас стационарных компьютеров, наверное, совсем не делают, ботаны и задроты работают с ноутбуками, а нормальному пацану хватает планшета, а если со зрением все хорошо, то и без планшета можно обойтись, обычного телефона хватает и чтобы в соцсетях тупить, и чтобы играть во все, что захочется, только картинка маленькая, глаза устают, а в остальном все отлично. А интересными стали нынче электронные рынки - заповедник задротов, не на ком глаз остановить, все какие-то сумасшедшие, что по одну сторону прилавка, что по другую. Странно, что Аскер Соломонович ведет здесь дела. Может, он барыжит не только холотропом, но и старомодной химической наркотой, а на рынке склад держит?
Ваня плутал по рынку минут пять. Нумерация торговых точек кажется простой и понятной только до тех пор, пока не начнешь искать какого-то конкретного продавца. Вот, например, ряд 1Г, прямо перед глазами вывеска 1Г-20, налево номера уменьшаются, а справа конец географии, внешняя стена. А нужна точка 1Г-28. И где ее найти, спрашивается?
Обернулся и подумал: "Чудны дела твои, господи!" На вид чурка чуркой, а говорит как хохол, не отличить. А потом сообразил, в чем дело - раньше, в период дикого капитализма, толерантности в столице было намного меньше, чем сейчас, простой народ у чурок покупать не любил, и те чурки, у кого в столице был мелкий бизнес, нанимали продавщицами хохлушек, а потом от трудового процесса наплодились полукровки, один другого удивительнее. Понятно, почему фашисты в прежние времена так не любили зверьков...
Все эти мысли промелькнули в Ванином сознании, а вслух он ничего подобного, конечно же, не сказал. Вслух он сказал следующее:
- Точку 1Г-28 где найти, не подскажете?
- Вона тама, - сказал продавец и сделал сложное движение рукой, как будто собрался удлинить ее метров до пяти и указать за угол.
- Так там же ряд 1Б! - изумился Ваня.
Продавец пожал плечами и ничего не ответил.
- Спасибо, - сказал Ваня и пошел в указанном направлении.
За углом ряд 1Б непонятно почему переходил в ряд 1Г, сразу нашлась искомая точка 1Г-28. Точка предлагала сборку стационарных компьютеров под заказ, на ресепшене сидела размалеванная девчонка в миниюбке и колготках в клеточку, а в подсобке, надо полагать, засел таджик-сборщик.
- Здравствуйте, - сказал Ваня девочке и протянул визитку. - Я от Аскера Соломоновича.
Ваня от неожиданности аж вздрогнул. Пригляделся к девочке повнимательнее - опаньки, да это же мужик! Хотя какой он мужик... Развелось уродов, прости господи, не зря раньше запрещали нетрадиционную пропаганду. Вспомнилось, как Аскер Соломонович говорил, что она странная, он еще имя называл...
- Тебя как зовут? - спросила девочка.
- Ваня, - представился Ваня.
- А я Матильда Аскеровна, - представилась девочка, и все сразу встало на свои места.
Ваня громко расхохотался. Проходивший мимо задрот с длинными вьющимися волосами, огромными тоннелями в ушах, крошечной бородкой, похожей на лобковые волосы на морде, приостановился, обернулся, тут же отвернулся обратно, ускорил шаг и скрылся за поворотом. Матильда Аскеровна вздохнула.
- Извините, - сказал Ваня. - Это так неожиданно...
- Ничего, я привыкла, - сказала Матильда. - А ты русский?
- Да, а что? - сказал Ваня. - Но не совсем чистокровный, на одну тридцать вторую еврей, и еще есть микродоза какой-то кавказской крови, чеченской, вроде. Прапрапрадед мой был абреком, его помещик привез в Россию с Кавказа еще с той войны, когда Пушкин...
- Лермонтов, - поправила его Матильда. - Не Пушкин, а Лермонтов. Пушкин бухал и в карты дулся, а Лермонтов воевал.
- Да хоть Толстой, - сказал Ваня. - Твой папа говорил... ничего, что я на ты?
- Я привыкла, - сказала Матильда. - Но я просила у папы чурку, а ты русский. Ты, наверное, торчок?
Обычно Ваня отвечал на этот вопрос утвердительно и без колебаний, с некоторой даже извращенной гордостью. Но в этот раз застеснялся.
- Я хочу соскочить, - неожиданно для самого себя сказал он. - Нормальная работа... ну, почти нормальная... это как бы первый шаг...
- Да, понимаю, трудотерапия, - кивнула Матильда. - Компьютеры раньше собирал?
- Я что, похож? - удивился Ваня.
Матильда ничего не ответила на этот вопрос, только хмыкнула.
- Не собирал, - сказал Ваня. - А это трудно?
- Было бы трудно - таджики бы этим не занимались, - сказала Матильда. - Пойдем, познакомлю тебя с Фахером, он тебе все объяснит. А еще лучше посмотри в ютубе обучающий фильм, адрес я тебе подскажу... Ты вообще хоть где-нибудь работал раньше?
- В магазине работал, - сказал Ваня. - Гондонами торговал.
- О, вот это классно! - воскликнула Матильда. - Значит, с кассой обращаться умеешь! Постоишь на кассе до вечера? А то у меня свидание с девушкой...
- Чего? - переспросил Ваня. - С кем свидание?
- С девушкой, - повторила Матильда. - Я по природе лесбиянка. Родилась мальчиком, но это ошибка природы, по природе я лесбиянка.
- Обалдеть, - сказал Ваня.
Он хотел добавить что-то вроде того, что много повидал извращенцев, но таких встречать еще не доводилось, но потом подумал, что Матильда слушает подобные излияния, надо полагать, каждый второй день, и ей это остоебенило примерно так же, как Ване слушать о вреде наркотиков. Поэтому Ваня деликатно промолчал.
- До скольких работаем? - спросил он.
- До восьми, - ответила Матильда. - Касса стандартная, разберешься?
- Разберусь, - кивнул Ваня.
- Отлично, тогда я полетела! - воскликнула Матильда и неожиданно чмокнула Ваню в щечку.
Кожа на щеке Матильды была грубой, шершавой и слегка небритой. Ваня покоробился.
- Слушай, а ты давно транс? - спросил Ваня. - В смысле, превращение давно начала?
- Как шестнадцать исполнилось, так и начала, - ответила Матильда. - Удивляешься, что на полпути остановилась? Я сначала хотела до конца довести, но девушка отговорила. Говорит, ей так больше нравится. Ладно, чао!
Она упорхнула в подсобку за сумочкой и курточкой, в какой-то момент короткая рубашонка Матильды задралась, и стало видно, что живот у нее волосатый, как у мужика, а в пупок воткнут бриллиант прямо посреди густой волосни, брр... А сиськи большие, зачетные, как у настоящей бабы... они ведь, наверное, тоже волосатые...
Ваня попытался представить себе, что творится в башке у девушки, с которой живет Матильда, и не смог. Покачал головой, цыкнул зубом и стал осматривать кассу. Все верно, хозяйка не обманула, касса стандартная, особого обучения не требует. Подключена напрямую к всемирному интеллекту, говоришь русским языком, что надо, она выводит инструкцию, что сколько стоит, вычисляет налоги и все прочее, что положено, и тут еще плагин установлен, который печатает таджику инструкции, где что брать и что к чему прикручивать. Пятьдесят языков понимает. Прикольный плагин, на прошлой работе он тоже стоял на кассе, однажды Ваня, помнится, заторчал прямо на работе и прикололо его поглумиться над кассой, стал ей втирать, что не понимает инструкции для пользователей, дескать, слишком сложно, потом, что зрение плохое, битый час уламывал, в конце концов уломал, нарисовала она обучающий 3D-фильм про гондоны и показала на большом экране всем покупателям, тут Ваню и уволили. Жалко, хорошая была работа.
Матильда выпорхнула из подсобки, послала Ване воздушный поцелуй и упорхнула прочь. Ваня остался один.