Странно, но в последние минуты перед запуском, небо, бывшее до того укрытым неделями серой пеленой, внезапно прояснилось, облака прорезали солнечные лучи и заиграли на далеких снежных вершинах на севере. Травяной ковер вмиг позеленел, капли росы разбрызгивали все цвета радуги, как по мановению руки природы запели птицы в лощине. Альберт почувствовал невыносимо щемящий аромат родины - первые подснежники на опушках любимого соснового бора, снежную шапку, сползающую весной по обрезу берега, тревожный шепот берёз, проталины на пашне - и вот, крик грачей, неуловимый запах топлива и радостный "Эге-гей!" трактористов, выезжающих на первые полевые работы, теплота, исходящая от стен родной избушки, жена, детишки... Альберт вспомнил все женины письма, скучающие, ласково дышащие, наполненные деревенским бытом - о бабке-соседке, о планах, поставленных Партией, о новом председателе колхоза, взявшем на себя повышенные социалистические обязательства. Чувство близости Родины пронзало - и хотелось лечь на эту первую, слабо пробивающуюся сквозь вечную мерзлоту, таежную травку и вдыхать, вдыхать запах еще не рожденных цветов, целовать влажную землю.
Крики "Пошла! Пошла!" заставили Альберта очнуться и он, на ходу надевая шлем и застегивая перчатки, упругой походкой направился туда, где из земли бил высокий нефтяной фонтан, а друзья-нефтяники ловили падающее черное золото и радовались, как дети.