Хорошие новости - мы выросли. Плохие новости - ты нас так и не застал. Уже 25 лет, как тебя нет как физического тела, но все, что ты нам оставил в наследство, воспитывало нас так же, как если бы ты делал это сам. Твои книги, конечно, не пели нам колыбелей, как мог бы ты, но уже потом, когда мы стали старше, они что-то добавили в наше осознание детства, возможно что-то такое, чего нам не хватало. А все прочее - любовь, твои любимые позы, желание думать, но не превращаясь в машину для черканья на бумагах, все это мы усвоили полностью и беспрекословно.
Да, папа, ты воспитал нас как ласковый тиран. Может быть, оно и лучше, что сейчас мы усложняем себе жизнь благодаря твоему воспитанию - легко говорить о том, что нужно к жизни относиться проще, о простоте, но, сам знаешь, простота в Буэнос-Айресе или простота в XII арондисмане Парижа - это не та простота, которая бывает в маленьких русских городах. Да, мы выросли сложными, мы привыкли сосредотачивать взгляд не только на очевидном, но и на чем-то подспудном, вроде бы тоже обычном, но обладающем какой-то неуловимой магией. Мы влюблялись в девочек так, как ты учил - не тиская одноклассниц в подворотнях, а в окружении крепкого кофе и "Голуаза", хоть и нашего, русского, поддельного, но символичного. Мы читали запоем, не только тебя, но и тех, кого ты упоминал, а еще больше тех, о ком ты не проронил ни слова. Мы крутили джаз, но уже не на пластинках, а в плеерах. Мы пытались изображать зверушек в свете свечей, мы пили красное вино, мы оставляли на чай в кофейнях - они всегда были как та кофейня, о которой ты говорил. Иногда мы смеялись над тобой - когда еще подросли и выросли из тебя. Ты же все прекрасно знал и писал с таким расчетом, что то, над чем мы смеялись, заставит нас подумать сильнее - и мы будем уже смеяться над тем своим смехом. Да, папа, ты хорошо знал своих детей, и за эти твои шуточки мы никогда не обижались на тебя.
Сейчас, когда тебе стукнуло 95 лет, глупо желать тебе долгие лета. Ты их уже заслужил - своей честной жизнью, своими книгами и многочисленным потомством. Мы узнаем своих братьев и сестер, они появляются и исчезают, но их видно - как тех 17 сыновей полковника Аурелиано Буэндиа с пепельными крестами на лбу. Да, мы влюбляемся друг друга, ласкаем и раним - и все ради того, чтобы однажды твои гены проснулись в нашем потомстве - и родился новый Хулио Кортасар, такой родной и такой непохожий на тебя, старого.
Мы стали старше, папа, мы выросли из твоих героев - и да, как я говорил, все-таки стали ими. С днем рождения, папа, и сейчас, когда я поднимаю бокал, что уж тут кривить душой, вполне прозаического пива, мне кажется, что я пью не только за тебя, но и за себя, и за всех моих братьев и сестер.