Однажды осенью, отведав отличных оливок, отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, около опустевших огородов обнаружил отощавшего одноухого осла, ощипывающего осыпающийся овес. Отец Онуфрий оглядел осла, осёл обнюхал отца Онуфрия. Опасаясь оптического обмана, огорошенный отец Онуфрий одел очки. Однако осёл оставался ослом. Оба остолбенели. Остерегаясь "очкастого" облика отца Онуфрия, очнувшийся осел отступил; отходя, оступился, опрокинул огромную осиновую оглоблю, ощутимо огревшую отца Онуфрия осередь очков.
- Окоянное отродье! - озлился отец Онуфрий. Освирепев окончательно, он, отдуваясь, отдубасил обалдевшего осла обломком оглобли. Оторопевший осел отключился. Отец Онуфрий, отбросив орясину, осел оземь отдыхать...
***
Одаль, около окрашенного охрой особняка Ольги Олеговны Одинцовой, отдыхал объевшийся Ольгиными огурцами околоточный. Отхлебывая одеколон, отщипывая от окорочка, он осоловело оглядывался окрест; отследив отца Онуфрия, остервенело охаживающего орясиной оранжевого осла, отрешённо осклабился...
Оторвавшись от одеколона, отряхнул обмундировку, оправился...
***
Обаятельная Ольга Одинцова, окруженная оравой оголодавших отпрысков, обжаривала около открытого огня овсяные оладьи. Облизывающаяся орда одолевала Ольгу, однако она отменно оборонялась, осаживая отпетых оглоедов отборными оплеухами; оглоеды опасливо ожидали, обнадёживаясь отведать-таки оладий, обманув осторожную Ольгу отчаянным озорством...
Ольга, описав около огня очередную окружность, отвесив оплеуху ойкнувшему озорнику, очаровательно окликнула околоточного: