Вода маслянистая и радужная. Редкие ветра тревожат гладь этих всемирных луж, и рисунок меняется. Здесь можно медитировать. А можно не медитировать... Ибо незачем. 30 квадратных киломеров бетона. Мегаметры коммуникаций. Крысы, собаки, сталкер-гопы и прочие специфические орудия самоубийства.
Если влетишь на разборку хоть с одними, то огнемёт на спасёт. Уж тем более Астра 22-го калибра, твоя ровесница. Впрочем... Главное не привлекать внимания и тебя не тронут.
У моста над железкой нет лестниц. Пять собак пентаграммой воют на гнойник осеннего солнца, а внизу ржавеют трубы. В трубах тлеют кости. А на юге видна труба ТЭЦ, там дым цвета дерьма. Ветер пахнет водорослями и гнилыми тряпками.
И так каждую осень. Уже лет семь как.
Я не знаю что это за место, но либо я там родился, либо умер. А может и то и другое.
Пять этажей подвала. Ни один идиот туда не полезет, но я-то не идиот. В синеватом луче штуктурка отсвечивает, а песок искрится. Там никогда не бывает выше восьми градусов по Цельсию. Зато там ещё много чего не бывает. Ниже третьего этажа не бывает даже крыс.
Что там было? Не знаю, мне это не снилось. Зато я знаю что там есть.
Прошлогодний крысиный король, с которым я даже дружил, всегда волновался, когда я уходил туда. Сейчас вместо него жирный крыс с тремя хвостами, которому на меня наплевать.
Я останавливаюсь перед входом на пятый ярус. Ржавая дверь очень тяжёлая, и если она захлопнется, то изнутри её не открыть. Когда-нибудь я шагну за неё. Я не знаю кто проснётся после этого, и не хочу знать. Я просто сижу перед ней по турецки и курю. Уже которую осень подряд.