Сестра моя, Лисица, поведай, что ты видишь, когда в полночном небе, цветочно алом небе, прекрасном талом небе цветёт луны лопух?
Сестра моя, Лисица, что чуют твои ноздри, отчётливо и ясно, и безотчётно ясно, что уши твои слышат, всенепременно слышат несказанное вслух...
Сестра моя, Лисица, поведай, не скрывая, что чувствуется лапам, прекрасным тонким лапам, мохнатым и упругим, упругим тонким лапам, стоящим на хвое?
Сестра моя, Лисица, ты вся дрожжишь под шерстью, и шерсть идёт волнами, искристыми волнами, как море в октябре...
Сестра моя, Лисица, в прозрачной ткани ночи, тончайшей полутенью, идёшь по полу тенью, как тень из мира мёртвых... что так тебя страшит?
Сестра моя, Лисица, безмолвна и беззвучна, как тайный знак пространства, лишь сатанеет воздух, сочась лихим туманом, и как комар безвольный, в районе губ дрожжит...
Сестра моя, Лисица, сквозь нервы километров, зачем ты стала сниться, о чём ты говорила в нечёткой странной яви, что притворялась сном?
Сестра моя, Лисица, что привело твой образ, сквозь пыль ветра и травы, сквозь мнимые границы, сквозь облака и звуки, что указало дом?
О, здравствуй, милый братец, я просто навестила, я брата навестила, прозрачным сном явилась, и, не неся тревоги, я просто снюсь немного, причём совсем немного, ты это видишь сам.
Ты знаешь, милый братец, не слишком часто видясь, порой совсем не видясь, пора бы и привыкнуть к лисиным моим штучкам, коль не привык пока.
Ужель сестрице брату нельзя разок приснится, тем более лисицей, пушистной, остроносой, придти, чтоб пообщаться, сквозь чуткий нервный сон.
Ты сам-то не приснишься, по просьбе ли, без просьбы, признайся - не умеешь, ну, или же не хочешь, может чего боишься, косматый рыжий брат.
Но я-то не такая, я снюсь, коль пожелаю, минуя километры, часы пустой дороги изящно огибая... Я снюсь... И где спасибо?