Чешуя кожи
на просвет
          сложенный
треугольник.
            Нити след
                     в воздухе
капли комет
           вроде
бы
держишься вдоль волны
гребни морщин простыни
ре
  жут
     ся

Лики войны                                  в сломе окна
Ленинбург                                     чуть видна
... в Слове
           линий лабиринт
вдруг
серое небо истории
    берёт на испуг
снег шелушится
на коже губ                               луна в тенетах
                                               дыма труб

                   Слоги прателеграмм заплетаются в узел
                                      коммунальных служб
                                            ... Ребе Узи
читает контуры букв
в очередной питерской Праге иллюзий
                               видя чёрный исламский куб
                      люди
                   в снегу
   копошится городской гул
  Гудериан занимает Москву
рассекая снегов студень...
 ...многовековую Неву
                      чернит
           Зима будет!..
                        Трещинами
                   змеится гранит
       пересекая свою линию судеб
        чадом альбигойских молитв
        о последнем в Городе ЧУДЕ


(Даже если Город погиб -
здесь бога не будет)

                      Рим
   дотлевает в блуде
И лишь
      гранит
            в зыби
  тиши
нóчи мрак будит
клинописью своей тротуарной души




                      ...Ребе Узиэль
   так и не научился грешить
в своём тороидальном Талмуде
        найдя засохший инжир
   он продолжал верить людям
            и видеть в них свою цель


Звёзды по прежнему видели серую мглу

                   тем временем
                   в приневском аду
                           в кобуре
        коммунальных прелюдий
к вечному брутову льду
    зарастал плесенью и чешуёй
                   Прародитель Змей
служивший раввину ручной змеёй

Невский
        закованный в кандалы фонарей
      отражался в глазу
       Рабби называл змея Иегуди
        гладя
прохладной спины полосу
Змей же
        помня всё то
                       что будет
Нежился глядя
на искры воронёных еврейских зрачков
             его ночи не дарили снов,
а Рабби видел во сне Евины груди

                           Змей
  улыбался всем телом
в сухости белёного жара батарей
вспоминая Авеля тенор
        и судьбу Каиновых детей
и той ночью у Ребе кровь шла из носа
          от Вавилона пришедших идей
                         даже во сне
 он выглядел, как двенадцатый козырь
а проснувшись
           топил жажду в ржавой воде

Вздутые вены
            голубели на чешуе
его лица
                          купоросом.

                Он ближе всех
        подобрался к первым вопросам
но боялся разбудить соседских детей.


В левом ухе матерился на фарси
ангельский голос
              призывая бояться        
              незваных гостей.
                     В темноте
            Рабби
убрал мокрую прядь с носа.
Тени заснеженных веток рассекали постель


"В Иерусалиме не бывает снежных заносов,
в Иерусалиме не бывает полярных ночей".

За окном ленинградило как в блокаду
Ребе чутко прислушивался к ледяной мгле
но не слышал матюгов артканонады
и похоронного скрипа саней.

          По полу
                 ища тепло
                          Иегуди
переливался стремительно к чешуйчатой ноге
струйкой
         самоосмыслившейся ртути.
Ребе вполне ощутимо горел...

                     Осыпáлась песком
                     потолочная карта
                 Иерусалимских ветров
нарисованная однажды внезапным Гангом
      живущих выше буддистов-еретикóв

            Узи нравилось в них не верить
Снежная копоть клубилась в каменном граде
                     Ребе подошёл к двери
             за которой раскинулись глади
                     коммунальной империи
                          Он
                            как предатель
                      ушёл из своей Иудеи

          Иегуди
                смотрел на него с кровати
"Я только до кухни" - 
                      зачем-то сказал Ребе


Его любимое гетто заносило снегом

               Кухня пахла водкой и хлебом
               Ребе
                    улыбался
                      здесь
                    потолок тоже был небом
отражаемым кафельным глянцем
                     и есть
     что-то
     чего он может касаться.
     Раковина белела фаянсом
              кран
                  ронял капли тревожно
            стакан
      добела сжатый пальцами
        становился шероховатым от кожи

Ребе
    выдохнул алфавит,
зажёг газ, не включая свет.
          Малая Иудея простит
его малый победоносный побег.
                 Пыль
     по копоти паутин
    по углам тараканий
                      бег
          Узиэль
         Израель
                тя
                  нин
сквозь окно наблюдал снег

             Что-то кончилось
        резко
             как боль в спине
  чайник безразлично свистел.
                       Первым
 в кухню вошёл его друг узбек
  и растёкся в ужасе по стене



До утра оставался ещё час
Снег шуршал чешуёй по стеклу окна
Иегуди не закрывал глаз
хотя всё уже давно знал