1. Женщина в Шлёпанцах и с Двумя Стволами в Подвале Чудес
В комплексе зданий Столичного Управления Национальной Безопасности нашлось, конечно же, место и для параллелепипеда зловещей эрленской Службы Специальных Операций. И не такого уж и большого - тем более, что большая часть этого здания пряталась под землёй. Никому из тамошних это не мешало, не тот был контингент, чтобы любоваться видами из окон.
ССО работала не только в Столице. Собственно в данном городе ей работать запрещалось строжайше, хотя и на это правило имелись исключения. Но секреты этой службы - и желание их сохранить - приобретали совсем уж стратосферный (и откровенно параноидальный) характер на трёх самых глубоких этажах, в 'пятнашке'.
...Когда двери лифта открылись на минус 15 этаже, оба крупных, в тяжёлой штурмовой броне и за стальным барьером высотой по пояс, сержанта направили на неё штурмовые винтовки, а невидимый, как ему кажется, пулемётчик чуть слышно завозился, устраивая поудобнее свой косторез.
Среднего роста и приятной наружности женщина в деловом костюме медленно, чтобы никого не провоцировать, выходит из лифта и внимательно, как это делает каждый божий рабочий день оглядывает штурмовиков, мило, но - в меру, улыбаясь. Нет, она не дошла пока до того, чтобы флиртовать с охраной. Тем более - в таком месте! Она всего лишь пополняет картотеку, собирая информацию о том, как построена видимая ей часть оборонительного периметра. И главное - что за люди стоят перед ней каждое утро, примериваясь дать очередь. Можно задать пустяковый вопрос, можно подойти чуть ближе, чем требуется, можно немного качнуть ситуацию, постучав правой рукой в перчатке по стальной плите - железом по железу. Какой спрос с бабы. Она даже форму не носит...
Однажды она дошла до того, что попробовала откровенно нарушить инструкцию, попытавшись подняться на лифте обратно на поверхность, не заходя в помещение личного контроля (ах, я забыла в машине папку с секретными документами! ах, мне нужно срочно... И ведь действительно забыла, дура!).
Копилка её постепенно пополнялась вполне бесполезными знаниями.
... Вот этот не против поработать холодным оружием, у него не меньше трёх клинков на себе, а этот - как отварная говядина, никакой инициативы. Хотя... Факир покойный тоже был с виду тихий, как старый вулкан. Интересно, а какой у этих ребят личный счёт? Нулевой, наверное. Вот был бы смех, взять их с собой на 'гастроли'. Хотя, что тут смешного - ни один бы не вернулся.
Женщина прикидывает: а как бы порвать эту ленточку, как по уму организовать штурм 'пятнашки'. Пока получается, что никак: только крупными силами и сначала поставить под контроль большую часть комплекса Управления; либо самоубийца, но потребное количество взрывчатки на себе сюда не доставить.
Нет, она не собирается изменить присяге. И дело не в том, что она скучает по прежней работе. Так уж сложилась её судьба, что может эта женщина получать иногда приветы из будущего. А ничего хорошего её будущее ей не сулит. И 'пятнашка' будет взята штурмом, и сама она здесь ляжет под пулями непонятно кого...
Но сегодня у неё есть дела поважнее, чем анализ системы охраны через провокации. Сегодня ей нужно кое-что сделать не по инструкции, но уже на своём рабочем месте. Нужно кое что проверить.
- И как идёт служба, сержант? - всё же не утерпела она.
Тот, что помоложе и покрупнее уже открыл было рот что-то гаркнуть, по возможности уставное, но напарник успел вовремя пнуть его в голень, благо со стороны не особо и заметишь за стальным листом. Женщина усмехнулась, вежливо кивнула и пошла по своим делам. Быстро и не издавая никаких звуков-шорохов. Когда она скрылась за поворотом тот, что постарше не поворачивая головы прошипел: 'Горя ищешь, придурок? Нам же запрещено с персоналом... И это ж баба Таши! Она тебя и с протезом уроет.' Второй виновато шмыгнул носом... Доверчивый щенок, сколько раз приходилось женщине в деловом костюме выбивать из таких дурь или мозги - в зависимости от формы, которую те носили.
Подполковник эрленской армии (не какой-нибудь Службы, а именно, что - армии) в настоящее время считалась офицером отдела оперативно-технических мероприятий ССО. А на самом деле, как любят повторять в желтоватых газетах, работала она оператором, а скорее придатком, машины, у которой и названия-то не было, только какая-то невнятная аббревиатура.
Кроме Герцога, его верного пса Гальта и тройки технических служащих вроде самой Таши, об этой машине знал только господин Президент лично. Как они все тогда думали.
До зловещей 'пятнашки' служила баба Таши, позывной 'Синица', майором 6-го отделения разведуправления Особого Северо-Западного военного округа. Никаких секретов на подземных этажах Столицы ей тогда не было нужно и даром, своих хватало. Жила в Нарге, участвовала в планировании и выполнении силовых операций и была неплохо известна спецслужбам некоторых стран, которые очень хотели бы познакомиться с ней поближе, вплоть до старой доброй пеньковой верёвки. Уж очень большой выдумщицей была майор Таши.
Года же полтора назад во время одной сравнительно простой операции в Эндайве потеряла она любимого человека, правую руку, работу и удачу.
Первый звоночек в тот раз прозвучал ещё до начала 'гастролей': работать нужно было в районе Хонаса, который в Эндайве, который на юге, а она-то в Нарге базировалась, который на севере. Там, в Норбаттене, своих головорезов нет? Таши не боялась показаться дурой или стервой (пусть и по разным причинам): когда она чего-то не понимала по работе, то - спрашивала.
- Тут есть обстоятельства... - ответило ей начальство её начальства аж с двумя большими звёздами на погонах, умело имитируя рассеянно-усталый взгляд чуть в сторону. - Вы ведь начинали в тех местах, кажется. Но если вы не готовы...
Нет, она была готова. Она была готова всегда, ещё с тех пор, когда и в самом деле жила не очень и далеко от этого поганого Хонаса. Жила в стране, которую даже поганой нельзя было назвать.
А начальник ей лгал. Умела Таши чувствовать такие вещи, хотя особые способности обошлись ей недёшево.
Второй звоночек был громче первого. Таши уже который год ходила на задания командиром группы, дважды работала в поле координатором (вела несколько групп). И вот за сутки до заброски, уже в Норбаттене, её вдруг отстранили - под каким-то нелепым, надуманным предлогом. То ли не было у неё нужной прививки (Хонас привольно раскинулся совсем рядом с сомнительным Гарлахом), то ли медосмотр показал 'что-то с сердцем' ... Она не стала спорить, но и отпускать Птицелова и своих ребят в это мутное дело одних не собиралась. Так и вышло, что хотя их летающая лодка и взлетела в назначенное время, на борту с группой была Таши, а её замена лежала на пирсе в порту и видела сны.
И её совсем не удивило, что хотя заброска шла с моря в глухом месте и ночью, на берегу их уже ждали. Тут ташиным, правда, повезло: сильные в этом месте приливные течения разбросали группу, и в назначенную бухточку, где и сидела засада, вышел один Гюйс. В группе не было профессиональных боевых пловцов, и у Гюйса кроме нескольких клинков ничего наготове не было. Но он всё равно успел кончить ту пару, которая ждала его у самой воды, а снятым с них автоматическим оружием навёл шороху, предупредил своих.
Они смогли собраться примерно в километре от места засады, где Гюйс почти семь минут вёл бой: там взлетали ракеты, глухо трещали выстрелы, а потом раздался взрыв, сдетонировало что-то крупное, поставив в этом деле кровавую точку.
Таши приказала группе вернуться в море. Пристегнувшись друг к другу и удалившись на четверть мили от берега, они доверились течению, которое вынесло их к группе рыбачьих лодок, ловивших ночью кальмара. Кто-то ловил его 'с фонариком', а кто-то - 'с прожектором'. И когда в полусотне метров от них этот самый прожектор пошёл чертить белым пятном света по волнам, да ещё и с лодки что-то закричали в их сторону, группа была в двух секундах от того, чтобы открыть огонь.
Но, разобрались, сообразили и довольно скоро захватили одну такую лодку, без малого до смерти напугав небольшой её экипаж - отца с сыном. Гражданских Таши предпочитала щадить, отыгрывалась на военных. Сдвинувшись на восток миль на десять группа переодевшись в курортное барахло, нагло вылезла на прямо пляж перед гигантской гостиницей, одной из многих на этом участке побережья.
У себя на севере Таши действовала бы по-другому, но здесь, на юго-востоке Эндайва в высокий курортный сезон, каковой и шипел и пенился вокруг них, на одного местного жителя приходилось двенадцать туристов. Сами по себе 'гастроли' были подготовлены неплохо: члены группы сливались с окружающими, денег у них было достаточно, если такое можно сказать о деньгах, базовые повадки, притопы и прихлопы тамошней публики были вызубрены до автоматизма, и даже трое мужчин и две женщины, оставшиеся в группе, пресловутая 'пятёрка' охреневших от вседозволенности пелетийских клерков на выезде, и та была в масть.
При этом затурканная требованиями туристической экономики местная жандармерия и контрразведка были весьма ограничена в средствах. Блокпосты с магистральных дорог в районе высадки были сняты уже к утру, и это несмотря на то, что группа ушла: хозяева отелей не собирались терпеть убытки. Повальные проверки документов у туристов, обыски номеров в гостиницах: ничего этого не было и быть не могло. Упёртые служаки в силовых ведомствах в этих местах не задерживались, и Таши решила зайти с бубей, раз уж легла такая карта.
Наглость её вскоре была наказана: группа искала себе 'колёса' и нашла ловко спрятанный в прибрежной рощице джип рядом с которым разыгралось ... забавное представление: пока один только содом, зато весьма живописный. Таши не успела ничего сказать, даже засмеяться, как здоровенный волосатый мужик, который в том содоме был сверху, цапнул из лежащей рядом с ложем любви груды одежды ствол и почти успел выстрелить. У волосатого была огромная пушка, даже если бы он промахнулся, хватило бы одного только шума. Птицелов, как обычно успев раньше, оказался слегка ошарашен такими резкими манерами и чуть помедлил: так что блондинчик, который был снизу, успел метнуть нож, который глубоко ушёл в голый живот Заколке. Отличная радистка, Заколка, была не ах в скоротечных контактах, она вообще ничего не успела понять.
Внезапно взбесившийся Факир, был у него такой недостаток, сломал пассиву гортань, чтобы не орал, и голыми руками забил его до состояния раздробленных костей. Прежде чем зарезать.
Кажется это были местные бандиты на отдыхе - новые веяния в их среде не приветствовались, за такие развлечения их бы самое малое кастрировали, и они от испуга внезапного разоблачения наделали делов.
На Таши падал холодный ужас предчувствия.
Фарш с костями, который Факир оставил от блонда был хорошо известен противнику - пусть и не здешнему, но обмениваться информацией их противники умеют. Через несколько дней это убийство свяжут с их группой. Птицелов, который успел выстрелить дважды, от торопливости тоже оставил след, как от хвоста динозавра на мокром песке - волосатый получил по пуле в каждый глаз! Кто же поверит в бандитскую разборку, когда порохового следа у входных отверстий не будет никакого, да и по следам видно, что стреляли с десяти, примерно, метров.
Примерно через час на трофейном джипе они уже мчались, а потом и ползли по забитым приморским дорогам к какому-то доктору, найденному в телефонной книге, которую утащили из телефонной же будки. Доктор должен был помочь Заколе. На одном из неожиданно многочисленных для таких мест ухабе машину сильно тряхнуло, и терпеливая Заколка, которая больше не могла и не хотела всего этого натужного якобы спасения не выдержала. Отвернувшись от товарищей она приняла яд.
В родном управлении Таши славилась полным и буквальным выполнением приказов. Ведьма, говорили о ней. Имея при этом все основания. Сейчас она почти физически ощущала, как уплотняется вокруг них воздух, как стягиваются в кольцо их возможные маршруты, как исчезают перекрёстки на оставшихся у них дорогах.
Синие нити рвались вокруг их группы, стягивались к чернильно-чёрному пятну, которым и была она и её люди. Таких картинок жизнь ей не показывала давно. Всё было плохо.
Озлобившись на весь мир, Таши сделала первую серьёзную ошибку. К этому моменту они больше наглостью, чем удачей смогли добраться до рабочей окраины Хонаса, где имелась ближайшая явка укрытия. Ушедший на прозвон адреса, Факир обратно не вернулся. Она знала, что там что-то не то, 'чувствовала', но не остановила его, ничего не сказала.
В этот раз не было слышно стрельбы, взрывов гранат, не мельтешили по округе патрули жандармерии. Факир просто исчез, хотя в смысле личной подготовки он был, наверное, самым опасным для противника членом их группы. Сбежать он не мог - Таши скорее бы усомнилась в себе, чем...
День ещё не закончился, а их уже сталось трое.
Птицелов прекрасно говорил по пелетийски, а она ещё и на странном местном языке-перевёртыше и даже по-гарлахски. Огр умел только ругаться, зато на многих языках. Но от выполнения задания, пусть и на свой лад, Таши отказываться не собиралась. И сейчас она почти физически могла наблюдать, как лопаются вокруг них синие нити, как сужается пространство решений, как вероятностные ансамбли ожидаемых событий стягиваются в линию. Никаких возможностей, а из всех инструментов - одна балалайка. И ведь она догадывалась, чем всё закончится. Но и убегать, поджавши хвост, тоже не могла.
Нужно было выяснить - что это за хрень, за приключение такое. Выяснить и вернуться. Дома, в который она могла вернуться, у неё уже не было, но нити судьбы оказались милосердны, спрятали будущее к встрече с которым она не была пока готова.
Все документы, которые они получили перед заброской, были уничтожены. Птицелов, который сильнее всех из остатка группы по своим умениям походил на фартового, покрутившись часа два в местном аэропорту, переполненном пьяными и закидавшимися уродами, вернулся взъерошенным, со следами хорошо ещё если женской помады на физиономии; шепча невнятные ругательства он выложил богатый улов. По украденным документам, которые мастеровитый Огр чуть поправил ещё и фотографии переклеив, они заселились в гостиницу (где, как мгновенно выяснилось, плевать хотели на такую пошлость и олдскул, как кие-то документы: главное, чтобы кредитка мощнейший холд на номер выдержала). Гостиница, конечно, была не совсем та, в которой нужно было провести акцию - милях в тридцати она лежала, не ближе.
Задание же у них было какое-то сомнительное: прихватить на горячем соотечественников, которые украли какой-то страшный эрленский оружейный секрет и теперь, твари, хотят продать его супостатам. Странным в этом было то, что хотя Таши могла немало порассказать о передаче документов да и образцов оружия и даже и в гостиницах, но каждый раз утекало в Эрлен, а не из него.
Учитывая их общие обстоятельства, никто из группы не собирался в назначенное время ломиться в указанный им номер. Но вот узнать, что это всё значит, вот эта вся хрень, убитые товарищи - и вообще, хотелось. Ну, желание такое имелось главным образом у Таши. Что касается Огра, то обычно спокойный как слон, он в последние дни очень сильно озлобился. Да, Факира и Гюйса ему было жаль, но в пробитом животе у Заколки лежал, шевелился понемногу, его ребёнок. Поэтому никаких планов Огр сейчас не строил, а хотел только одного - убивать. А с Таши, как не без оснований казалось ему, не пропадёшь. С ней удастся убить очень многих людей, пусть контрразведка Эндайва и не сделала его Заколке ничего плохого. Просто не успела.
Почему остался шикарный, фатоватый Птицелов, сказать было трудно. Конечно, у него с Таши 'была романтика', как они оба это, смеясь, называли, но ей казалось, что отчётливый и бесстрашный силовик где-то слабоват характером и просто не может оставить её, своего командира. Как иногда казалось Таши - благородство и честь в её мире синих нитей работали ножницами, сокращали пространство возможных решений, которых и без того никогда не бывало - с избытком.
Как бы то ни было, никто из них не явился в назначенное время в отель, который совершенно официально назывался 'На Классной Цыпе'. Оперативники контрразведки Эндайва прождали около шести часов в номере и вокруг него и в конце концов плюнули. Операцию отменили, роту егерей, которая контролировала периметр, вытащили из кустов, с крыш и из самых неожиданных мест и приказали грузиться. Да и обычные постояльцы никуда не делись, и когда им наконец разрешили покинуть номера, бардак принял колоссальные размеры.
Таши наблюдала всё это из небольшого грузовика доставки, припаркованном в уютном тупичке на заднем дворе 'Цыпы'. Метрах в двадцати смутно знакомый большой местный начальник в гражданском командовал по рации и лично рявкал на то и дело подлетающих к нему подчинённых. При этом он безуспешно отбивался от пожилого импозантного мужика в белом фраке и с волной волос до плеч, который был на кого-то ужасно похож, но при этом выглядел как принц крови, а таких знакомых у Таши пока не было.
Прислушавшись к разговору, она сообразила: это менеджер отеля, он требует от толстяка-начальника компенсации в бОльшем размере, чем тот готов предоставить. По пелетийски белоснежный красавец говорил с заметным акцентом.
Егеря наконец устроились в присланных за ними автобусах и укатили вниз, но полицейский спецназ, который всё же выполз наконец из гостиницы ещё только хлопал дверями нескольких пассажирских фургонов, и оно бы и стоило подождать всего-то несколько минут, но толстый куда-то энергично тронулся вместе с охраной.
Они обо всём договорились заранее. Огр знал, что ему делать, а Птицелов ждал её хода в кустах, между начальником и спецназом полиции.
... Егеря эвакуировались от гостиницы на трёх автобусах. Первый из них сейчас медленно спускался вниз, к шоссе, по серпантину горной дороги, время от времени аккуратно притормаживая. На недалёкой стройке (горячая 'Цыпа' расширялась, владельцы заканчивали вторую очередь) тарахтели компрессоры, стучали отбойные молотки и экскаватор с грохотом вываливал каменистый грунт в чей-то обширный кузов.
Водитель автобуса ничего не успел сделать, когда с развилки на стройплощадку к нему рванулся самосвал, ударом в бок сбрасывая здоровенный красно-синий бус с дороги за ограждение, на осветительный столб с маркировкой 'WS-12'. Столб немного притормозил красно-синюю дуру, но тут десять килограммов пластиковой взрывчатки и полсотни литров автомобильного бензина, которые Огр пристроил в это месте, сначала разодрали красно-синюю тушу, а потом плеснули в разодранное железо горящий бензин, убив или покалечив значительную часть пассажиров.
Таши и Птицелов, которые сейчас начали работать наверху, в районе гостиницы, не смогли бы справиться с ротой егерей (или даже беременных полицейских кадетов) ни при каких условиях. Поэтому рота должна была на некоторое время замкнуться на решении собственных проблем там, внизу. А пластид они взяли в известных им закладках, которые местная контрразведка оставила без присмотра; бензин же просто купили на бензоколонке, как хорошие.
Егерская рота не могла, конечно, втиснуться вся в один автобус, так что у Огра оставалось внизу ещё немало работы, но у него были гранаты и ручной пулемёт. Что же касается Таши, то до взрыва автобуса и до фургона с пиццей она потёрлась по гостинице, по этажам и холлам, услышав в конце концов за одной неплотно прикрытой дверью звуки известного рода и не только музыки. Нашла она там себе отличное платье - в таком здесь можно было пройти куда угодно, только молочные железы вываливались, да и обувь на шпильках ей совсем не подходила - в ввиду предстоящего. А стволы позаимствовала у парного патруля местных жандармов в штатском, с которыми свезло столкнуться на мрачной узкой лестнице гостиничного небоскрёба, которой постояльцы никогда не пользовались. У патруля было годное оружие, а у неё - только никелированный пистолетик. Но жандармы там и остались, некрасиво развалившись на пыльном бетоне, мокром от крови, а в номере с красным платьем её кажется даже не заметили, такой там стоял дым коромыслом и хвост пистолетом, в номере она никого трогать не стала.
Отправив Птицелову и Огру сигнал, Таши, мрачно напевая что-то заунывно-гарлахское, направилась к месту работы, от всей души надеясь, что украденные в грузовичке с пиццей шлёпки чужого размера не подведут. Толстяк-начальник и все остальные заметили её почти сразу, обратив внимание на спускающуюся к ним по боковой лестнице шикарную бабу монет эдак за пятьсот, которую можно было бы назвать дамой, если бы не ярко-красное 'откровенное' платье из которого буквально вываливались сиськи прекрасной незнакомки. На ногах у этой женщины, имелась какая-то нелепая обувь, а что в руках не было видно - мешали обширные перила каменной лестницы, поэтому она её и выбрала.
Близкий взрыв немного отвлёк полицейский спецназ, и дама в шлёпанцах и с двумя стволами мгновенно оказалась рядом с толстым, его охраной и менеджером отеля. Платье разрезано с боков до самой репки, можно спрятать то, чем до срока не стоит светить. На губах же - ослепительная улыбка.
Шлюхи совсем охренели, подумал полковник Алуэтт, в очередной раз утирая пот, уже просто рукавом, а белоснежный менеджер с лёгкой грустью узнал в падшей женщине классическую тардийскую красавицу. А дама, она вот она - уже метрах в пяти, и теперь хорошо видно, что у неё в каждой руке по пистолету с глушителем, а сама - грамотно прикрывается от охраны их толстым и потным начальником.
Да ведь это приличная женщина! успевает сообразить менеджер, но Таши уже начинает работать. У Заколки остались близняшки, она собиралась переходить на штабную работу, Факира было жалко до слёз, да и Гюйс был не чужой. Но она вовсе не собиралась умирать сама и губить остатки группы не волне эмоционального всплеска. Ей всего лишь нужно было поговорить с местным начальством.
Проходит секунды три, не больше, зато каких, и белоснежный менеджер оказывается единственным стоЯщим на этом пятачке мужиком. Полковнику Алуэтту Таши без разговоров отстрелила правое ухо, заломила руку на болевой и погнала в недалёкие густые заросли, в почти полноценную зелёнку, звонко шлёпая по уже красному мрамору этими проклятыми шлёпанцами. Свою собственную обувь она забыла в комнате, где получила в подарок красное платье.
Вы прекрасно стреляете, мадмуазель, успел пробормотать ей в спину менеджер. Конечно это не совсем то, с чего стоит начинать знакомство с женщиной, но в сложившейся ситуации...
Люди из спецназа полиции округа, которые толклись менее, чем в ста метрах от женщины в красном платье и её жертв, тоже умели хорошо стрелять и делали это часто - край был бандитский. Но близкий сильный взрыв немного сбил их с толку, а когда они увидели хладнокровное убийство и не одно, то рефлексы полицейского не дали им мгновенно открыть огонь по явно гражданской тёлке. А тут к работе подключился Птицелов, аккуратными двойками укладывая на раскалённый послеполуденным солнцем камень парковки командиров и наиболее активных стрелков. Почти весь спецназ, измождённый жарой, уже с радостью побросал в багажники бронежилеты, шлемы и штурмовые винтовки: это сильно помогло Птицелову в его непростом положении.
Толстяка Таши затащила в декоративную пещерку в сотне метров от отеля посреди самых настоящих джунглей, что-то такое тематическое для молодожёнов. Настроение у неё трансформировалось из 'всё очень и очень плохо' до 'судьба играет человеком, а тот играет на трубе'. Лысый толстяк, которого она приволокла с собой в пещерку был тем самым жирным полковником с фотографии, которую им всем показывали перед заброской. То есть это была какая-то шутка, сраный сарказм: начальство не предполагало, что они живыми доберутся до этого гада, а если попадут в плен, то скажут - нас послали за источником информации, который выглядит совсем как вы, господин офицер.
... Казалось бы, ну какой захват-допрос можно организовать в гостинице, окружённой просто тучей всякой саранчи с оружием?
Тут Таши и сама удивилась, но пресловутый похабный Хонас вовсе не имел вид застроенного человеческого муравейника с гостиницами, ресторанами, стрип-барами и просто публичными домами на каждом квадратом сантиметре территории. 'Цыпа', например, стояла и улыбалась среди почти первозданных джунглей, пусть и немного подсохших, по сезону. Гостиницу втиснули на срытую в плоское верхушку чего-то вроде сопки: в десятке метров за пределами наманикюренного периметра, там, где газоны, автоматические поливалки, фонтанчики, столы, скамейки и мини-корты - начинался крутой склон, чуть ли не звериные тропинки и вообще - чащобные участки, небольшие ущелья и легко обороняемые искусственные сооружения.
Да, Таши по-прежнему не любила 'работать на природе', но деваться-то было некуда. Вчера, во время разведки цели, на переходе к 'Цыпе' она сама тут заблудилась, как курица в тайге. Нет, шансы у них были, главное держать под контролем хотя бы себя.
Но сейчас вся эта уверенность куда-то делась. Какая тайга, курица, когда у тебя на ногах - шлёпки, а... Пришлось принять нехарактерное решение: поплывём по течению, посмотрим, что явят волны. Продолжая хранить злобное молчание, ничего не требуя и ничем не угрожая, отрезала толстяку ошмётки правого уха, и нанесла несколько поверхностных надрезов на лбу и только после этого перешла к допросу. Калечить этого человека ей пока не казалось нужным.
Через несколько минут в пещерку вломился Птицелов, притащив пару автоматов и кучу боеприпаса ('Минут десять у тебя есть...'). Самосвал Огра на извилистой дороге внизу принялся за второй автобус. Все работали, все были при деле: всё как она любила.
За то время, пока Птицелов сначала стрелял, а потом имитировал переговоры, а внизу убивали Огра, Таши узнала многое. Похоже, что у коллег в Юго-Западном округе завёлся жирный крот: подполковник Алуэтт знал об их несостоявшихся 'гастролях' практически всё. Включая запасные точки высадки, явки и два способа отхода, разработанных в самый последний момент. Он только о закладках ничего толком сказать не мог, нёс какую-то чушь.
Не вполне было понятно, что теперь делать с этим знанием. И ещё одно её беспокоило, кроме надвигавшейся смерти (в плен она попадать была не согласна категорически). То, что её пытались отстранить от рейда, то есть не дать сдохнуть в этом дерьме, было легко объяснимо. Связываться с дочкой, пусть и приёмной, Сиггерта Маджа никто просто так никто не станет. Но вот тот человек, генерал-лейтенант, с которым она разговаривала в Нарге. Он ведь тоже что-то знал. Или догадывался. И он тоже - крот? И Таши его походя разоблачила...
Нельзя сказать, что она никогда не слышала эти разговоры: мою группу сдали, нас предали-продали... Слепые речи часто пьяных и обычно туповатых, бесталанных людей. Она по разным причинам знала больше обычного исполнителя: вульгарное предательство в джунглях эрленских спецслужб, в которых протекала её жизнь, было нечастым зверем. И предатели редко жили долго и никогда - счастливо. Но свои могли легко подставить не совсем своих. Она сама получила в этом отношении хороший урок в детском, практически, возрасте в танковом корпусе генерал-лейтенанта Сиггерта Маджа.
И потом, даже если вокруг кроты, то последние всё же не имеют привычки сбиваться в стаи, помогая меланхоличным офицерам контрразведки соединять между собой тонкими линиями квадратики с именами на схемах разработки головоломных операций.
Таши часто ходила по лезвию, но редко позволяла себе попадать в тупиковые ситуации. Способности помогали ей выворачиваться, не доводить дело до откровенных подвигов. Но в тот раз спаслась она истинным божьим чудом. Да и не так уж и рада была - спасению.
Поначалу нападающие (егеря, выяснив отношения с Огром, выдвинули к 'Цыпе' два оставшихся взвода) старались поменьше стрелять - беспокоились о заложнике, но где-то через час у них явно нашёлся новый командир ('Этот гадёныш. Заместитель мой. Он нас всех тут кончит.', - поделился с Таши наболевшим подполковник Алуэтт).
И почти сразу к пещерке подогнали что-то вроде БМП: видно Таши было плохо, но крупнокалиберный пулемёт на пистолетной дистанции ни с чем не перепутаешь. Их искусственный грот он разобрал на стройматериалы минуты за две.
В процессе ей прилетело в руку - сначала обломком с торчащей арматуриной, а потом и пулей. Дальше она помнила плохо: было очень больно, было очень страшно - потерять сознание и попасть в плен, а висевшая всюду бетонная пыль свела видимость к нулю. Стреляла на звук, вставляла последнюю обойму на ощупь, автоматически контролируя заложника.
Следующая картинка: стрелять в них перестали, хотя у гостиницы стоит такой грохот, будто фронт пришёл. Даже её любимая мелодия, с которой лопасти вертолёта группы эвакуации рубят воздух, слышалась не очень хорошо. И вертолётов этих там явно больше одного.
Пыль немного улеглась, и она чуть помедлила, когда к ним о остатки пещерки кто-то ввалился. Размеры его внушали, но она ошиблась - это был не Орг. Двигался незнакомец, экипированный как эрленский егерь, очень быстро, а Таши была уже почти не с нами. Её пуля ударила его в самый край бронежилета на левом плече.
Вместо того, чтобы пристрелить её и хотя бы пнуть, как следует, егерь врос в грунт, вгляделся в Ташину серо-красную мордочку и выдал:
- Вы... Что ты здесь делаешь?! Ты не должна была! - заорал на Таши человек, которого она никогда до сих пор не видела.
А потом без всякой паузы дважды выстрелил в лицо полковнику Алуэтту из большого чёрного армейского 'Акса' на восемнадцать патронов. И оба раза попал - точно в лоб.
'Бьёрн Вестгейр' было написано на тряпочке, как она это называла. А бледноватые знаки различия на полевой форме дописали: полковник.
Огр был найден на заросшем склоне в бессознательном состоянии, но - живым. Умер уже в вертолёте, при эвакуации. Птицелов был мёртв окончательно. Что, кажется, не слишком сильно расстроило полковника из егерских частей.
Последнее, что она запомнила из этого странного и страшного дня: транспортные вертолёты встали в круг на сразу как-то съёжившейся гостиницей, не боятся удара с земли, а пара тяжёлых ударных эрленских машин вертят вокруг 42-этажного здания замысловатое кружево. Гостиницу секли пулемётами, которые могли вскрыть лёгкую бронетехнику в секунды, сверху летели осколки стекла и битый камень. Розовая 'Цыпа' в закатном уже солнце казалась красной от крови.
Полковник застыл в двух метрах от неё, закаменевшие скулы, взгляд исподлобья. Ненависть, какую не сыграешь: к этой глупой гостинице, к не менее глупым людям, в кишки которых сейчас влетает закалённое оконное стекло и куски алюминиевой отделки окон и балкончиков, да и просто пули отличных автоматических пушек. Ненависть ко всей этой беззаботной земле. И, кажется, не только к этой.
Это было, почти как тогда, в Гарлахе, в детстве. Чужая, страшная и неумолимая сила навалилась на неё. Сила, которая казалась грязной. Чёрной грязной водой неумолимого половодья. Где-то, у какого-то человека она уже видела всё это.
Что же касается той странной и печальной истории, что произошла с её участием в Эндайве, то там всё было сравнительно просто. Да, полковник Вестгейр не стал морочить ей голову. Наоборот, он был рад посвятить её - родную, практически, дочь человека, которого уважал безмерно - в свои планы. Практически во все. Такая готовность сотрудничать напугала её до оторопи.
Да, у полковника в Эндайве имелся личный агент, тот самый гадёныш, прав был сдохший подполковник Алуэтт насчёт своего заместителя. Полковник Вестгейр торил агенту путь наверх. Но ради успешного прохождение службы сомнительного двойного агента никто не стал бы устраивать весь это бардак. Не говоря уже о кровавой бане собственной диверсионной группе.
Да, полковнику было плевать на её группу (но не на саму Таши - он просто не успел узнать, что она не осталась в Эрлене), у него была - цель. Как и всегда в таких случаях. Полковник намеревался спровоцировать локальный конфликт на территории южного соседа: 'Они захватили наших (эрленских) туристов! Гражданских, мирных... Под надуманным предлогом! Обвинили их в какой-то чепухе, мучили, издевались. Начали убивать! Но мы своих не ... Мы им показали - сапогом по гнусной харе. Будет мало - повторим. Пока мерзавцы в ум не войдут! Сколько ещё мы будем позволять вытирать о себя ноги? Хватит, надоело!'
Намеревался и своего достиг. Высадка с моря была центральной частью показательного топтания на гениталиях южного соседа, к которому эрленские обыватели в течении столетий относились с часто искренней гадливостью, смешенной, если это возможно, с тщательно скрываемой завистью.
Да и потом, Эндайв - это не Пелетия. Ты попробуй под Джюнибергом высади аэромобильным способом два батальона морской пехоты, осназ и целый взвод фотографов и журналистов. Которые привезли домой небесталанные репортажи, яркие кино- и фотодокументы: горы трупов супостатов в тактичной полу-ретуши, взорванная и сгоревшая лёгкая бронетехника, буквально горы трофейного стрелкового оружия и миномётов. Кажется, весь Хонас помножили на боеприпас объёмного взрыва...
Да, при этом 'Цыпе' был нанесён серьёзный ущерб, стала она похожа на вертолётный тир. Но несколько вполне благожелательных интервью у постояльцев взяли- как они рады появлению на сцене бравых эрленских морпехов, как они, мать вашу, рады, что остались живы, ах, как мы вас любим!
В кинотеатрах шли заставки: уничтожение снайперской засады, уничтожение конвоя, который пытался перевезти заложников из гостиницы в мрачные застенки, уничтожение чужих командиров, которые и задумали всю эту бесчеловечную операцию: тут очень хорошо зашёл труп полковника Алуэтта (заместитель которого действительно работал на Эрлен, хотя в основном и втёмную. После всех этих дел - начал работать как карасик на сковородке).
Эндайв взорвался было возмущёнными нотами и чуть ли не угрозами бывшей империи, но дня через три - как отрезало. Правительство гнутой страны сделало каменные морды, комментарии с их стороны либо прекратились либо приобрели оттенок сюрреалистичности.
...Старшие товарищи полковника собрали (на учения) две оперативные группы из нескольких лучших механизированных дивизий, танковых бригад с новейшей матчастью, подкрепив их аэромобильной пехотой (эрленские вертолёты были тогда очень хороши), разместив всё это на границе с Эндайвом. При этом по проверенным каналам, и отнюдь не дипломатическим, гнутым было заявлено: сидеть тихо, а иначе начнётся 'ковырялка'. Эрлен начнёт высаживать вдоль границ десанты, на сравнительно небольшую дальность, а моторизованная пехота и танки придут им на помощь, уничтожая всё на своём пути.
С курортным сезоном тогда можете проститься. Да и разрушенная инфраструктура долго себя ждать не заставит.
На вопросы, да что ж вам нужно-то от нас, враги человечества?! может договоримся? эрленские отвечали уклончиво и больше посмеивались.
А что им было нужно...
Враг внешний - ничто по сравнению с врагом внутренним. А в Эрлене к тому времени всё начинало полегоньку ... подгнивать.
Гнусновато было в Эрлене. Душно и мерзко. Отсутствие целей за пределами частных целей человеческой жизни на некоторые народы действует разлагающе. Эрленцы пока не научились существовать подобным способом, пусть власть интересовалась их мнением о целях и целеполагании в ещё меньшей степени, чем при императорах. Конечно, за это с населением честно расплатились более высоким уровнем жизни, но воспринимать холодильник с интеллектуальным управлением в телеологическом смысле население не было готово.
Скука и уныние, разброд и шатание.
А тут такое... Свежий ветер, чувство собственной значимости. Таким блюдом власть не кормила людишек уже давно.
Суверенитет Эндайва был нарушен грубо, напоказ. Избиение в одну калитку мерзкого (потому что преуспевающего) соседа очень хорошо зашло. На одном этом уже вполне можно было попытаться взять власть. Особенно при президенте, который был скорее мёртв, чем жив. В политическом смысле. Пока.
Что же касается дипломатии, то Эндайву просто ничего не отвечали, только грозили повысить ставки. В Эндайве всё очень быстро поняли, сами были слеплены из такого же теста, только понтов даже побольше.
Но в эти игры можно было играть в несколько рук. В Пелетии прекрасно знали, что такое равновесие Штакельберга, только на роль лидера там уже давно выбирали себя.
В этой кровавой кутерьме Таши просто потерялась на время. Вцепившись клещём в полковника она хотела знать точно:
- Зачем всё это было? Зачем эта птица смерти летала? Ты - сумасшедший?
Здесь она его неожиданно зацепила. Сомнения в верности выбранной линии, в тех крайностях, куда эта линия неизбежно должна была его завести, кажется посещали этого отчаянного, но неиспорченного пока парня и до знакомства с Таши.
Именно, что 'парня': полковнику Вестгейру было тогда двадцать девять лет (выглядел - на сорок), и это при том, что свои погоны он заработал не благодаря - знакомствам или родству с гнусными мира сего - а вопреки. Полковник происходил из семьи пелетийских иммигрантов и сам, кажется, родился чуть ли не в Трилликуме. Полковник имел отвратительные привычки - сапоги у начальства не лизал, подавал непрошенные советы (когда дело шло о серьёзных вещах), был корректен с подчинёнными, независим с вышестоящими, и к рукам у него не прилипало. И несмотря на это - и многое другое карьера его шла, катилась, скользила, как заговорённая. Удача его была велика. Обезумевшая от перемен последнего полувека страна совершенно съехала с глузду и теперь хотела - вот такого.
Историю Эрлена он знал почти профессионально.
Уважал в ней Зимнего Принца и Генерала. А вот любил - только Каменного Императора, боясь признаться в этом самому себе. У последнего имелось немало отчётливых, отточенных мыслей на предмет мировой миссии Эрлена и его, Эрлена, в этом отношении правоты. Но если Каменный Император таким образом развлекался или, в лучшем случае, участвовал в международной войне памфлетов, то полковник кажется воспринимал всё это всерьёз.
Он не был глуп, ни в коем случае. Дело было намного хуже.
Он никогда бы не сознался в этом, но он любил, то есть жалел этот несчастный эрленский народ, желал для ему лучшей участи. Несчастный народ был её безусловно достоин, но тут в очередной раз в дело мешались благие намерения и дороги, на которые они нас сталкивают.
Ничего кроме конечного ужаса в будущем у этого человека - и, к сожалению, не только у него - Таши не видела.
Что же касается нынешней власти, то полковник не был врагом Генералу. Он всего лишь полагал, что Генерал устал. Сделал своё дело и ему - пора. Что же касается Таши, то на неё не просто ложился отблеск славы генерала-лейтенанта Маджа. Полковник полагал, что Таши - которая буквально с детства ломала службу, стояла в первом ряду и вычистила своими руками массу всякой сволочи... Он её, кажется, немножко боготворил. Совсем чуть-чуть.
Что ж, теперь стало окончательно ясно, что выходить на площадь с плакатом: 'Завтра произойдёт государственный переворот!' уже поздно. Охранители всё и сами прекрасно видели. И готовились - охранять свою шкуру.
Так плохо ей не было с тех пор, когда в Анклаве убили Кай, как Генерал поседел в госпитале, где и сам выжил чудом, о том, как он не хотел подпускать её к охоте на предателей.
- Это грязное дело! Ты не можешь...
Она тогда отвесила ему пощёчину и приказала замолчать. Она была похожа на змею, которая дрожит от бешенства:
- Что ты понимаешь! Она была мне как мать! Её-то за что, т-твари. Ненавижу! Молчать, я сказала!!! Это - грязное дело?! Да ни хрена, господин генерал, оно не грязное. Оно станет грязным, когда я займусь этой мразью лично.
И это были не просто слова взбесившейся девчонки, которой ещё не исполнилось восемнадцать. Она не жалела себя, а жалеть людей, которые расстреляли её вторую названную мать из станкового пулемёта и главным образом ради того, чтобы им не закрыли контрабанду сигарет и в целом - сладкую жизнь...
Через год-другой её уже называли Таши Хирург, она пережила два серьёзных покушения, выявила несколько двойных агентов в личной контрразведке президента. Она лично выследила и отработала полсотни боевиков из Анклава, многие из которых умерли очень нехорошей смертью.
Это она пришла к Герцогу со ставшей впоследствии широко известной в узких кругах фразой: 'Не будем собирать гусениц руками'. Они вместе придумали операцию 'Фламинго', после которой оставшимся в деле людям Анклава во многих странах, не только в Эрлене, часто было проще застрелиться, чем попытаться кому-то что-то объяснить. Анклав сдох, Генерал в конце концов выжег эту язву на теле страны, которая стала ей тогда - Родина.
О Ференце она старалась не думать.
В результате этой сумасшедшей операции в Хонасе она лишилась правой руки.
В жизни г-жи майора кроме обычного набора шкафов со скелетами и обширного личного кладбища имелись такие бездны, по сравнению с которыми потеря возможности, например, квалифицированно исполнять теракты была просто чепухой. Но всё же Таши оказалась выбитой из колеи. Господин президент, с которым её связывали почти родственные отношения, уже давно замкнулся в себе, а без его могучей поддержки подводные течения Службы загнали её в угол.
Пошли разговоры о пенсии и, возможно, о том, чтобы учить молодых.
Узнав, что начальство считает её бесполезной старухой, Таши немного психанула. Наговорила и, к сожалению, наделала немало лишнего. И ведь не уволишься теперь, не секретарша. Она даже попробовала пить, но - не пошло.
А потом вдруг обнаружила слежку. Одна группа даже не особо и стеснялась - может это была охрана, зато вторая работала очень профессионально.
Вот тут она 'закусилась', как называл это Огр: совсем было решила растрепать второй хвост, оставив кого-то для допроса. Чтобы сориентироваться. Как у многих коллег по профессии имелись у неё в своём городе ухоронки, надёжные места, где можно было не то что допросить, а и прямо - закусить человечиной.
Но ничего этого не понадобилось.
С ней вышли на связь по старому паролю, ещё времён операции 'Фламинго'. Она была уверена, что идёт в ловушку, но всё уже надоело до смерти. Позволить себя захватить она скорее всего не позволит, а остальное... Да гори она огнём такая жизнь! Каждую почти ночь - вещие сны. Сны о том, как убивают Генерала, как убивают Нарта, как убивают его рыжую девицу, как она, Таши, живёт с полковником Вестгейром, что само по себе было кошмаром...
Она пришла на встречу ветеранов с народом в каком-то институте, который, кажется, был настоящим. Её встретили и проводили на третий этаж, где почти все лампочки были выкручены, кто-то мрачно сопел по углам, пахло плохо вычищенным огнестрельным оружием, а сама она уже простилась с жизнью.
На этом третьем этаже, за дешёвенькой дверью и сидел Герцог: усталый, с лихорадочно блестящими глазами и десятком на столе кофейных чашек, все до одной пустые и немытые.
Герцог, которого она видела в последний раз лет десять назад, чуть смешался, может в правду она застала его посреди работы пусть стол и был девственно чист. Если не считать чашек, конечно.
- Прекрасно выглядите, мадмуазель Мадж, - брякнул тот и сам скривился, до такой степени это был неверный тон.
- Ал, ты с ума сошёл? Какая 'мадмуазель', росомаха твоя мать?! Ты знаешь, сколько мне лет?
- Я не это имел ввиду!
- Д-а-а? А что же вы имели ввиду, господин генерал-лейтенант?
- Генерал-полковник, - буркнул Герцог.
- Виновата, вы всё время в штатском. Слушай, а давай перейдём к делу. Если это не свидание, конечно. А тогда - тем более!
Герцог тяжело вздохнул, лицо его разгладилось, плечи распрямились, а голос обрёл глубину и звучность. Но это, к сожалению, было не свидание.
- У нас проблемы, Таши. Очень большие проблемы.
- Полковник Вестгейр, да? 'Медведь' Вестгейр, ты слыхал про такого?
Герцог только головой покачал:
- Бьёрн Вестгейр...Что, уже весь город знает? О его планах на государственное строительство.
- Он мне ночами снится. И вообще... Предложение сделал, между прочим.
- Таши, ты охренела?! - не выдержал Герцог. - Что ты несёшь?
- Ты знаешь, кто его поддерживает? Почти при этом не скрываясь? Ты знаешь, что генерал-полковник Качински...
- Я знаю намного больше. Именно поэтому ты мне и нужна. - объяснил он ей уже вставая.
Времени у них было мало, и Таши просто вышла следующим вечером за сигаретами и домой не вернулась.
В разведотделе произошёл жуткий скандал. Оказалось, многие её хорошо знали и ценили. Эти многие собирались перевернуть город, но найти, пусть не её, но следы людей, которых можно сунуть в мясорубку и узнать хоть что-то. Но начальству удалось спустить дело на тормозах, да и такие времена надвинулись на Эрлен такие, что... Страна явно стояла, покачиваясь, на дороге у очередных перемен и большой крови.
Получившая следующе звание Таши теперь жила в Столице, работала в 'пятнашке' и почти каждый день видела Герцога, что для многих её коллег было как почти каждый день получать по половине ордена или целую медаль.
Новая работа шла у неё поначалу трудно. Всю свою жизнь она пряталась, скрывала дары, полученные неизвестно от кого, постепенно начиная ненавидеть эти самые 'способности'. А теперь вдруг, почти случайно, выяснилось, что что она не одна такая странная женщина, что кроме неё на свете есть и другие люди, которые видят и могут очень многое, далеко не только синие нити и 'цвет' некоторых из окружающих.
Она испытала огромное облегчение, но на контакт пошла не сразу. Профессиональная деформация, вечное ожидание от окружающих провокаций, хитрых финтов и нежелание очнуться в кровати с туго затянутыми ремнями заставляли её прикидываться белочкой, чрезвычайно раздражая Герцога, который очень боялся куда-то не успеть.
Второй и последний из их вязких, наполненных ложью и недоумёнными пожиманиями плечами разговоров ('Я просто не понимаю, о чём вы... Я готова работать по специальности, а вот это вот всё...) закончился скандалом и практически - рукоприкладством ('Я тоже не понимаю, зачем я трачу на тебя время! У нас нет времени, м-м-мадмуазель!').
Герцог поволок её вдоль по коридору на одном из подземных уровней 'пятнашки', открыл ею дверь в просторное помещение, заставленное шикарной вычислительной техникой, которая призывно мигала созвездиями разноцветных светодиодов, издавала солидные звуки, сопровождающие сложнейшие, очевидно, операции. На границе слышимости гудела вентиляция, воздух был чист и пах высокогорным интеллектом.
Но Герцог вовсе не собирался останавливаться в этом царстве неженатых (как определила она намётанным глазом в долю секунды) чудиков в бежевых халатах. Таши, которая уже готова была сдаться, протащили в какой-то тёмный угол, злобно отбросили пыльный занавес - тут у Герцога вышел затык минуты на две - но он всё же сумел открыть тяжеленую дверь, сердито сопя и тыкая в одни и те же кнопки.
Её наконец втащили в тесноватую комнатушку, которой не помешала бы влажная уборка ('Полы здесь будешь сама мыть! Это помещение высшего уровня секретности...'. - злобно пробормотал Герцог.). Неоштукатуренную стену комнатушки мрачно подпирал какой-то агрегат:
Таши про себя сразу окрестила его 'машином'.
Особой уверенности в том, что машине нужна именно Таши у Герцога не было. С огромным трудом его люди смогли наладить что-то вроде ввода информации в чёртову железяку, и Ташины ментограммы произвели на 'машина' впечатление, отличное от полутора сотен других кандидатов. Герцог решил, что это хороший знак. Времени не оставалось, все тщательно отработанные планы рушились уже по третьему разу, а страну было жалко. Да и самому жить хотелось.
- Он желает иметь дело с тобой...
Таши, кажется, даже подпрыгнула:
- В каком смысле?!
- Ты о чём-нибудь приличном думать не можешь? Это национальный тардийский социальный ритуал?
- Стоп-стоп-стоп, господин генерал-лейтенант. Так ты меня продал вниз по реке? Вот этой вот железяке кривобокой?
Герцог тяжело вздохнул.
- Я ведь и сам толком не знаю, что это такое стоит перед нами, но то, что об отношении полов тут речь идти не может, представляется очевидным. Нормальному человеку, я имею ввиду.
А Таши вздрогнула,
Потому что хрипловатый, тяжёлый и какой-то очень мужской голос загремел в у неё в голове:
- Вот они какие, эти пресловутые тардийки. Жаль раньше не сподобился. А насчёт полов твой стражник прав - трудновато это будет провернуть. Хотя...
Тарди сделала два шага назад, дальше была стенка.
- Даже и не думай, - сказала она 'машину'.
- Прошу простить, госпожа, взявшая чужое имя. - отозвался машин скорее с иронией. - Или мадмуазель?
- Не называй меня так! - её даже передёрнуло.
- Но ты... Но вы же не замужем, - прикинулся дурачком собеседник.
- Не твоё собачье дело! Ты лучше на себя посмотри!
Голос изменился на ледяной
- К сожалению не имею такой возможности. Да и прав стражник - нам нужно работать. Или хотя бы попробовать.
Герцог, который ничего не услышал, понял главное: 'машин' и Таши вошли в контакт. От облегчения он медленно съехал вниз по стене: подремать хоть половину часа.
Что ж, коль скоро выяснилось, что она не шизофреничка с голосами в голове, а вся эта хрень дело важное и даже подсудно железной логике эксперимента, то почему бы и не поработать, решила Таши. Сам 'машин' желал работать не всегда (причин она не понимала), а когда работал, то почти всегда не так, как требовалось, но постепенно она притёрлась.
А вот сегодня ей пришло в голову невероятное: использовать свои новые возможности в личных целях.
До наглого щенка мне не добраться, подумала она, усаживаясь на рабочее место. В этом сосуде всё давно кристаллизовалось. Остаётся прелестная, но не слишком везучая Лайта. И чем же она в эту минуту занимается?
...Не то плачет, не то молится, господи. Ведь современная же девушка, пусть и с Севера. Вот что делает с нами несчастная любовь. Права была эта, из сказки, мужики - такие все козлы!
А знаешь, а давай-ка мы поступим вот так.
И даже ещё хуже сделаем. То есть лучше, раз уж всё равно все приказы задвинуты, а инструкции - забыты. Ты мне, Лайта, конечно, не можешь нравиться по причинам о которых и сама скоро начнёшь догадываться, но вот твои личностные установки придётся встряхнуть. Помочь это ничему не поможет, раз уж связалась ты с наглым щенком, который - говоря строго - и не человек вовсе, но хотя бы сообразишь, что нужно же что-то делать, а не так, как сейчас.
И кто там у нас есть рядом? Ого! Да, цыпа, это наверняка тебя встряхнёт да ещё как. Главное, чтобы не съели в процессе.
А жаль, что вот таким образом нельзя зацепить какого-нибудь шифровальщика или прямо - руководителя пелетийской референтуры 'Эрлен' в Джюниберге.
... Да, вот так, примерно. Так будет хорошо, как говорил иногда, гнусно ухмыляясь, капитан Ференц Зерг по прозвищу Птицелов.
2. Чудеса в Гнутой Стране
На блеклые, но чистые обои в коридоре у самой кухни кто-то аккуратно приклеил страничку из школьной тетрадки, исписанную почерком девочки-отличницы:
'Кто найдет достойную жену?
Цена ее выше жемчугов, уверено в ней сердце мужа ее. Добывает она шерсть и лен и с охотой занимается рукоделием. /Отчётливый восклицательный знак на полях/
Она, подобно кораблям торговым, издалека приносит свой хлеб. /Вопросительный знак/
Поднимается затемно, подает еду домашним и дает задания служанкам. Перепоясывается силой, руки ее крепки. Облачается могуществом и великолепием, с улыбкой смотрит в завтрашний день.
Много достойных женщин, но ты превзошла их всех!' /Множество восклицательных знаков /
Она старается не смотреть на этот дурацкий листок: этим утром его жизни угрожает серьёзная опасность. Но на что не взглянешь в её маленькой квартирке на улице Клёнов - всё одно и тоже: неоконченные картины - как незакрытые гробы. Хмельная радость первых успехов исчезла беззвучно, как пузырьки в сладком вине.
Навсегда одна.
Как же я тебя ненавижу, проклятая скотина!
На столике - тронутый увяданием букет от Дирона.
Я послал тебе чёрную розу, тра-та-та, золотое, как небо, аи. Хотя там ещё бокал был, кажется.
О, провалиться бы всем поэтам, профессору философии Дирону Карнису и этому бокалу! Хотя выпить и не помешало бы.
С утра?! взвизгнул голос благоразумия, пытаясь перекричать рвущийся снизу страх перед будущим.
Стараясь не смотреть по сторонам она прошла на свою так называемую кухню, где было чисто и покойно, как в морге. Да и вся её квартирка имела такой вид, что... Она вспомнила, как он объяснял ей 'элементарные принципы рациональной классификации предметов быта' и с досадой закусила губу. Упрямая складка легла между бровей (и тут же его голос - не буйствуй, цыпа, морщинки останутся).
Остановилась, закрыла глаза, выдохнула... Ах, ну почему, наши дела так унылы? Сарказм ещё помогал, но чем дальше - тем меньше. Уже успокаиваясь, вспомнила примету: день, который начинался с него, пропадал безвозвратно.
Впрочем, её старший коллега по цеху художественной кисти, гений и мэтр, который после долгих унизительных просьб соизволил посетить её давным, как казалось теперь, давно, когда она только появилась в Таллайне, подумал, кажется, тоже самое. Нет, не насчёт Нарта, вряд ли они подозревали о существовании друг друга, а...
Недоумённо обозрев всю эту чистоту и порядок, он буркнул, что 'аккуратность есть последний аргумент посредственности'. Или даже первый её аргумент. В общем, единственный.
Она тогда стояла, замерев и не дыша, сигарета в пальцах крошилась - вот сейчас он скажет ей через губу, потянувшись: 'Ты давай, кофточку сними... и остальное', но мэтр только лениво усмехнулся и всё-таки снизошёл: не стой, художница, показывай.
И она показала.
Всё, что было, даже кое-что из самых первых своих ... опытов. Хотя, под этим брезгливым взглядом её холсты казалось одинаково беспомощным, манерным пшеном, не более. Она что-то пробормотала про технику, про её отсутствие, что понимает, что готова учиться, что она готова...
- Ты помолчи немного, - посоветовал ей мэтр, зевая. Голова у него видно болела, в такую рань вставать. - Раздвинь шторы, выключи свет и уйди отсюда.
Минут через двадцать он уже пил чай на её одноместной кухоньке, с усмешкой поглядывая на ожидающую приговора Лайту. Был мэтр человеком незлым, и хотя с немалым своим талантом находился в отношениях сложных, не любил унижать менее удачливых коллег без необходимости.
Эту эрленскую девчонку, явно претерпевшую какую-то жизненную драму, он видел насквозь. Ишь, даже глаза побелели от ужаса, чего от неё сейчас потребуют. Как маленькая... Жалеть он её, конечно, не собирался - всех не пожалеешь, никому это нужно, да и спать пора, утро уже, но ...
- Приятно удивлён. - сказал он, наконец. - Можешь рисовать, эрленская красавица. В отличие от большинства местных баранов. Да и не только их. Лист над озером - это классический сюжет, он в экзамены входит, ты куда поступать собиралась? ... Сама увидела? Не ври мне, милая, отношения не сложатся. ... Ладно, стихни немного, увидела и увидела. Люди иногда такое видят... Техники у тебя действительно нет, и бес с ней. Технику я тебе поставлю. Спать со за это мной не надо, если нет большого желания, но что скажу - будешь делать мгновенно, терпения у меня столько же, сколько у тебя - техники, и возиться с тобой я не буду. Расплатишься деньгами из гонораров. На прожитьё начинай акварели малевать для туристов, я покажу, это несложно. Дрянь сдавать будешь такому Шенцу, комиссионеру, я тебя представлю. Закажи пропуск в Галерею, уже пора, я помогу получить скидку. И будет, как писала какая-то ваша женщина-поэт, будет у тебя тогда жизнь с её насущным хлебом.
Чего молчишь, рыжая?
Лайта сильно вздрогнула, даже стол шатнулся, не привыкла, что 'рыжей' называют её совсем чужие и не совсем приятные люди. Но ничем своих чувств больше не выдала.