Давным-давно жил да был на свете один человек. Звали его Рунард, а прозвище у него было - Писака. Впрочем, Писакой его звали не все вокруг, а только простой люд да те, кто был поумнее. А те, кто жил при дворе короля, как и сам Рунард, звали его не иначе как Великим Королевским Писателем Рунардом Золотословом. Да, Рунард жил при королевском дворце, числился в королевских придворных и писал все больше о том, какой славный у королевства король, какие замечательные придворные, какие прекрасные дамы и благородные кавалеры.
Рунард был не глуп и иногда ему совсем не хотелось брать перо в руки и писать очередной роман, потому что он понимал, что король у королевства вовсе не такой уж славный, что придворные совсем не замечательные, а по большей части злые, хитрые и коварные, что дамы может быть и прекрасны, но ужасно глупы и не видят ничего дальше своего носа, а кавалеры чванливы, скупы и невежественны. В такие минуты Рунарду совсем не хотелось сочинять роман, а хотелось побыстрее и подальше убежать из королевского дворца. Но он слишком любил звон золотых монет, которыми его щедро награждал король за каждое новое произведение в свою честь. Он слишком любил, когда на королевских приемах и балах все дамы говорили ему комплименты и восторгались его очередным романом. Да, Рунард был слишком честолюбив. И когда приходили такие моменты, что было ему тоскливо от придворной глупости, слащавости и лести, он убеждал себя, что все хорошо, что он великий писатель, что его романы любят и читают, что за них хорошо платят, а жить на что-то надо...
Жил Рунард совсем не бедно. У него был дом в пределах королевского дворца. Дом этот, хотя и старый уже, был большой и красивый, Рунарду он очень нравился. Раньше в этом доме жил придворный волшебник Хивальд, жил, пока не умер. Говорили, что он умер от тоски, от того, что так и не смог привыкнуть к порядкам при королевском дворе, не научился льстить, врать, притворяться, интриговать и изворачиваться.
Перед смертью Хивальд призвал к себе Рунарда Писаку и сказал ему:
- Мой дом я завещаю тебе, Рунард. Ты будешь жить в нем; я не хочу, чтобы жил здесь кто-то другой, кто-нибудь из этих придворных глупцов и злыдней. Живи, как хочешь и как можешь. Дом у меня большой, много в нем комнат. Есть комната со множеством золотой посуды. Она твоя. Есть комната, в которой стоят сундуки с золотыми монетами. Она твоя. Есть комната, полная драгоценных камней. Она тоже твоя. Есть только одна комната, в которой нет ничего и в которую входить тебе я запрещаю. Комната эта закрыта старой ветхой дверью, во всем доме нет больше ни одной такой старой двери, поэтому ты сразу узнаешь эту комнату. Ни за что на свете не входи туда, если не хочешь потерять все и на всю жизнь остаться бедным и несчастным!
Рунард обещал волшебнику не входить в эту комнату и строго хранил обещание, как бы ни мучало его любопытство. Сто раз он подходил к этой двери, стоял возле нее, прислушивался, принюхивался. Но ничего не было слышно. "Может быть, там пыльная кладовая со старыми вещами", - думал Рунард. Но в конце концов было у него много золота и драгоценных камней, не было ничего такого, чего бы ему не хватало, а потому и не находилось особой причины нарушить обещание, данное волшебнику.
Несколько лет прошло со дня смерти волшебника. Дела Рунарда шли хорошо. Ни в чем не знал он недостатка - ни в деньгах, ни в славе, ни в почитании. И только счастья не хватало ему. Не любил он ни себя, ни свои произведения. И чем старее он становился, тем чаще он думал о том, что жизнь его проходит напрасно, что тратит он свои годы и свой талант совсем ни на то. И со временем все чаще какая-то неведомая сила тянула его к запретной двери. Все чаще и чаще он подходил к ней, пробовал повернуть ручку или заглянуть в замочную скважину. Но ничего не было видно в узкую щель, кроме мрака, а открыть дверь Рунард каждый раз не решался.
И вот, однажды, пришел он домой с королевского бала в особенно дурном настроении. Не смотря на то, что на балу о нем много говорили, хвалили его новый роман, и сам король милостиво улыбнулся ему, не смотря на все это на душе у Рунарда было нехорошо. Сам он считал свой роман отвратительным: лживым, льстивым, пустым. В словах придворных он тоже видел только лесть, за которой прятались зависть и неприязнь.
Долго он бесцельно ходил по комнатам, перебирал монеты и драгоценные камни, смотрел на шелка и парчу, гладил статуи. И наконец очутился он у той самой двери. Долго он стоял возле нее, прислушивался как обычно, поглаживал ее рукой, пробовал повернуть ручку. В задумчивости он и не заметил, как рука его нажала слишком сильно, и дверь, скрипнув, чуть приоткрылась. Из мрака пахнуло запахом старого пыльного дерева. От этого запаха Рунард сразу пришел в себя. "Что я наделал! - воскликнул он. - Зачем же я открыл ее!"
Запах, который шел из комнаты сразу увлек его в воспоминания, в далекое детство. Тогда он, еще совсем маленький мальчик, любил зайти в сарай, где отец хранил инструменты, и стоять там. Он стоял и смотрел, как в щели между досками пробиваются солнечные лучи. Вдыхал запах старого, прогретого солнцем дерева, который смешивался с ароматами сушеной душицы, пучки которой висели под потолком. Маленький Рунни подолгу играл в этом сарае, смотрел в щели на улицу, представлял себя пленным витязем, заточенным в темницу.
Воспоминания о счастливом времени детства, нахлынувшие на Рунарда, лишили его чувства опасности. Он решительно открыл дверь и ступил внутрь комнаты.
В комнате было совершенно темно, сухо и немного душно. Хотя во мраке не было видно ничего, но чувствовалось, что комната небольшая. Как ни приглядывался Рунард, он ничего не смог увидеть в полной темноте. Он уже совсем было собрался вернуться и взять со стола в библиотеке свечу, но в этот момент неизвестно каким образом дверная ручка выскользнула из его руки. Дверь, словно кто-то подталкивал ее, закрылась. Рунард вздрогнул от неожиданности и дернул ручку, испугавшись того, что будет дальше и бесконечно желая покинуть комнату. Но ручка теперь словно вросла в дверь и совершенно отказывалась шевелиться. Как Рунард ни дергал ее, ничего у него не получалось. Дверь даже ни разу не дернулась и не скрипнула.
Вдруг, совершенно неожиданно в комнате вспыхнул яркий солнечный свет. Это было настолько неожиданно, что Рунард вскрикнул и закрыл глаза - их сразу ослепило светом, ведь они уже привыкли к темноте. Не раньше чем через минуту Рунард с осторожностью приоткрыл глаза и с изумлением огляделся.
Комната оказалась довольно большой. И была она совершенно пуста. Ничего не было здесь, кроме старых пыльных розовых обоев на стенах. Прямо напротив двери, в центре стены, красовалось большое окно с чудесными резными рамами. Стекло было тоже сильно запыленным. Из потолка над окном торчал крюк. На спускавшейся с этого крюка золоченой цепочке висела золоченая же клетка. Когда Рунард подошел ближе, он увидел в клетке совсем небольшую птичку. Она была словно отлита из чистого золота - так ее перья сверкали в солнечном свете. Ее маленькие черные глазки-бусинки грустно смотрели на Рунарда. Писатель подошел к клетке, и несколько минут они смотрели друг на друга - маленькая золотистая птичка и старый человек.
- Меня зовут Сойле, - ответила пташка. -Я маленькая птичка.
- Что ты делаешь здесь?
- Я здесь живу.
- Но как же?! - недоумевал Рунард. - Столько лет ты живешь здесь, совсем одна в пустой комнате, а я даже не знал об этом! Ты бы хоть песни пела, чтобы я услышал и пришел. Разве можно так долго жить совсем одной в золотой клетке!
- А я пела, - ответила Сойле. - Но ты не слышал.
- Не слышал... - повторил Рунард задумчиво. - Странно... А почему, интересно, старый волшебник запретил мне входить в эту комнату?
- Он боялся за тебя, - ответила птичка. - Ведь я могу быть опасной. Я могу принести несчастье.
- Да, - серьезно ответила Сойле. - Иногда так бывает.
Писака постоял несколько минут в молчании. Потом он бросился к дверце клетки.
- Сейчас я выпущу тебя, - сказал он.
- Постой! - воскликнула Сойле, взмахнув крыльями. - Не делай этого! Ты же не хочешь потерять все, что имеешь!
- Все, что имею? - усмехнулся Рунард. - А что я имею!
Он отбросил золотой крючок, на который была закрыта дверца, распахнул ее и взмахнул рукой, предлагая птичке покинуть ее темницу.
- Вылетай и спой мне, - сказал он. - Я сейчас открою окно, и ты сможешь улететь, когда и куда захочешь.
Он тут же подошел к окну и распахнул его. В комнату хлынул свежий воздух и солнечный свет. Это было странно, поскольку с королевского бала Рунард вернулся поздно вечером, а сейчас, наверное, была уже полночь. Должна была быть.
Сойле грустно покачала головой, но все же выпорхнула из своей клетки и села на нее сверху, там, где было золотое кольцо, к которому крепилась цепь.
- Ты правда хочешь, чтобы я тебе спела? - спросила она неожиданно строго. - Смотри, возврата не будет. Вся твоя жизнь может измениться. И совсем не в желанную для тебя сторону.
Рунард задумчиво покачал головой.
- Я хочу слышать, как ты поешь, - сказал он через минуту. - Я так давно не слушал птичьего пения!
- Ну что ж, будь по-твоему, - вздохнула птичка.
И она запела. Ее песня была очень красивой, воздушной, немного грустной, витиеватой и звонкой. Рунард заслушался. Он не заметил, как закрыл глаза. Он стоял, прислонившись к стене и слушал, слушал, слушал птичьи трели. И с душой его творилось что-то неладное. Ее щипало, ломило и тревожило. Душе хотелось то плакать, то смеяться.
Неведомо, сколько прошло времени, пока Сойле перестала петь.
- Спасибо! - сказал Рунард, открывая глаза. - А теперь ты свободна. Можешь лететь.
- Спасибо и тебе, - отвечала птичка.
Она вспорхнула и пересела на подоконник. Посидев там несколько минут, она взмахнула крыльями и взмыла в лазурное небо. А Рунард стоял и смотрел, как маленькая пленница поднимается ввысь золотистым сверкающим на солнце комочком.
Когда Сойле совсем не видно стало в голубом небе, он задумчиво вышел из комнаты и прошел в библиотеку. Там он сел за свой рабочий стол, достал лист бумаги и стал писать.
С ним творилось что-то странное. Ему никогда еще так славно не писалось. Перо его летало по бумаге быстро и легко, слова находились сами собой и слагались в легкие и простые, очень красивые фразы. Рунард не узнавал себя. Он и не знал и не думал, что может так писать. Он с удивлением перечитывал то, что вышло из-под его пера. Не было в его сочинении ни слова о короле, благородных придворных или прекрасных дамах. И вообще не было никакого привычного романа. Из-под пера его выходила сказка - грустная волшебная сказка про красавицу и умницу принцессу и отважного витязя, который отправился спасать свою возлюбленную из логова дракона.
Рунард встал из-за стола только вечером, перед заходом солнца. За это время он написал две удивительные сказки, которые перечел, впрочем, без всякого удивления. Ему казалось, что он всегда писал именно так и именно об этом. Он был удовлетворен и даже счастлив. "Странно, - думал он, - что это волшебник предостерегал меня. И Сойле тоже. Ведь именно теперь-то я и стал счастлив. Я нашел себя".
Уже когда село солнце, вернулась птичка Сойле. Рунард стоял у окна и любовался заходом, когда она прилетела и села ему на плечо.
С того дня жизнь Рунарда Писаки круто изменилась. Он перестал появляться при дворе, его не видно стало на королевских балах, он целыми днями писал и писал свои сказки.
Однажды король прислал ему возмущенное чванливое письмо. "Поданый наш Рунард, - писал его королевское величество, - Вы савсем пиристали паивляца пред нашы очи. Ваше павидение вазмутитильно, нипраститильно и очинь абидно дли нашива каралевскава виличиства". Там было написано еще много всякой себялюбивой чепухи, но у Рунарда просто не хватило терпения дочитать эту галиматью до конца. Он рассмеялся и отбросил письмо в голубом конверте с королевской короной. Он даже и не подумал отвечать на него, что по придворным понятиям являлось чрезвычайной грубостью.
Вскоре он дописал свою книгу сказок и отправил ее в королевское издательство. Начальник издательства был очень изумлен, прочитав книгу. Он-то ведь ожидал привычного романа, в котором восхвалялись бы король, его глупые придворные и трусливые рыцари. К счастью начальник издательства был достаточно глуп, а потому не посмел отказать Великому Королевскому Писателю Рунарду Золотослову в издании его книги.
Когда книга вышла, при дворе поднялась шумиха. Все придворные, которые втайне завидовали Рунарду и ужасно его не любили, радостно бросились доносить королю о том, что его королевский писатель осмелился написать книгу, в которой нет ни слова о его королевском величестве, о его мудром правлении, о красоте и уме ее величества королевы. Разъяренный король велел немедленно отрубить голову издателю, который позволил себе издать такую книгу. А самого Рунарда он велел в тот же день заточить в темницу с крысами.
Гвардейцы, которые бросились исполнять его повеление, прибежали целой толпой, с мечами и секирами, в дом Рунарда, но его там не нашли. Не нашли его ни в королевской харчевне, ни в королевской библиотеке, ни на поле для игры в лапту. Нигде его не было.
Куда же делся Рунард Писака?
Рунард Писака стал Рунардом Сказителем. Он поселился в маленьком домике на окраине города. У него совсем не было здесь множества комнат, сундуков с золотом и драгоценными камнями и тысячи пышных костюмов из шелка и парчи. Но у него был замечательный сад, в котором цвели яблони. В центре сада, между семью цветущими яблонями стояла беседка, в которой он целыми днями сидел и писал свои замечательные сказки. Он не посещал теперь королевских балов, он ложился спать на заходе, а вставал с восходом солнца. Он не имел никаких богатств. Он был беден. Но при этом он совершенно не был несчастным. Напротив он был счастлив и доволен своей жизнью. При королевском дворе его называли теперь не иначе как писака Рунард-Пустослов. А в народе именовали Славный Рунард Сказитель-Золотое Перо.
Вот как закончилась для него встреча с маленькой птичкой Сойле. Вот чем обернулась ее песня.
И только со временем, через несколько лет, понял Рунард, что за странная комната была в доме волшебника. Понял он, что за птичка жила в этой комнате много лет, пения которой он никогда не мог услышать.
И вот когда он понял это, маленькая птичка Сойле уже никогда больше не покидала его. Она пела ему всегда, хотя никто из окружающих не видел ее и не слышал ее пения. Только он, Рунард, мог слышать, как она поет ему где-то в самом его сердце. И до самой своей смерти он внимательно прислушивался к ней, и самыми страшными минутами для него были те, когда ему вдруг казалось, что он не слышит ее голоса.Притуляк Алексей.