Метод сжатия
В начале было слово…
Ин. 1:1
Одуревший от густого смога, рассвет вползал в окно. Косился на голые стены в пыли и чёрных пятнах от погашенных о них сигарет, на одинокий стол в углу, на котором выстроились в ряд три монитора, на облезлый пол и продавленный диван. На человека, что сидел на диване, откинувшись на спинку, рассвет старался не смотреть. Они были слишком давно знакомы. Уже двадцать четыре года — срок достаточный для того, чтобы как следует изучить друг друга и надоесть друг другу хуже горькой редьки.
На полу за диваном что-то зашевелилось.
— Какого чёрта? — раздался сиплый со сна голос. — Лекс?.. Эй, Лекс! Уже светает?
— Да, — отозвался тот, что сидел на диване, именуемый в узком кругу Лексом.
— Мы же минуту назад легли.
— Мы? Я ещё не ложился, приятель. А ты дрых ровно семь часов, сорок четыре минуты.
— А почему ты не ложился?
— Я нашёл, Бо.
— Слава богу! — не без иронии прокомментировал Бо.
За спинкой дивана возникла голова, покрытая всклокоченной рыжей шевелюрой. Несомненно это была голова Бо. Сонный взгляд обратился на мгновение к лицу Лекса, потом переполз на окно, за которым хмурился и кашлял от густого смога рассвет. Бо поморщился.
— Ну и чего ты намордился? — усмехнулся Лекс.
— Ненавижу утра, — произнёс Бо с отвращением.
— Ты говоришь это каждое утро.
— И буду говорить впредь, — упрямо дёрнул головой Бо. — Пусть они знают.
— Утро — оно, а не они, потому что оно одно. Всегда одно и то же, Бо.
— Нет. Их много. Это же с ума сойти, если каждое утро видеть одно и то же утро. Ты поставил кофе?
— У нас нет кофе, Бо.
— Да? А что у нас есть? Пиво — есть?
Лекс игнорировал последний вопрос. Он сказал:
— Я нашёл.
— Нашёл — что? — небрежно спросил Бо, поднимаясь с пола, на котором, по соседству с диваном, располагалась его скомканная постель, и натягивая тесные джинсы.
— Алгоритм.
— Ты всё носишься с этой задачкой? Не обижайся, Лекс, но иногда ты напоминаешь мне придурка. Протухшую за давностью лет задачку, которую задали на первом курсе, ты всё жуёшь на последнем. А ведь то была шутка, Лекс, тупо шутка препода. Ты же знаешь Макса, мать его, Финнроя.
— В каждой шутке есть доля шутки, — возразил Лекс. — Доля, заметь.
— Ну ладно… В общем, ты нашёл алгоритм, да? Ты решил задачку Бога, так?
— Похоже, что так, Бо.
— Ну и чёрт с ней. Пиво осталось?
— А решение-то банально, как доска.
— Не сомневаюсь, иначе бы ты его никогда не нашёл. Так что насчёт пива?
— Понимаешь, Бо…
Но приятель не стал слушать, а тем более пытаться понять. Он отправился на кухню, что представляла собой вид не менее безотрадный, чем комната. Тесное помещение в давно не крашенных стенах, обстановку которого освежал лишь допотопный холодильник с ужасным архаичным интерфейсом да три табурета. На двух табуретах студенты сидели, а третий служил им обеденным столом. В те нечастые дни, когда у них случался обед, конечно. Да, студенческая жизнь во все века была не сахар, и век двадцать первый, даже на исходе себя, не стал в этом смысле исключением.
Бо открыл дверцу холодильника и с тоской заглянул в его холодное нутро, давно тоскующее по заботливой женской руке. Холодильник насмешливо хрюкнул и затрясся, но тут же затих, саркастически подмигнув лампочкой. Сгорел, динозавр? Бо постучал пальцем по пульту управления, потыкал в сенсорную панель. «Нет» — сказал холодильник суровым металлическим голосом. Бо несколько раз пытался перепрограммировать эту рухлядь, чтобы она изъяснялось очаровательным голоском нежной девушки из его эротических снов, но хозяин, сдававший им квартиру, насмерть запаролил систему. А взломщиком Бо не был. Поэтому холодильник разговаривал жестяным и холодным, как его нутро, голосом сборщика податей.
— Что — нет? — хмуро вопросил Бо и тыкнул в панель ещё раз.
— Операция невыполнима — сказал холодильник.
Бо нажал кнопку коннектора в сладкой надежде подключиться к серверу сети «Альмасенес», где у него была скидка на линейку сухих завтраков.
— Операция невыполнима, — проворчал холодильник.
Другая кнопка.
— Недостаточно средств, — с неподдельным презрением констатировал холодильник. — Пополните счёт и попробуйте ещё раз.
— Да пошёл ты!.. — разочарованно бросил Бо, закрывая дверцу.
— Ты слышишь, Бо? — вещал между тем из комнаты Лекс. — Всего одно слово. Четыре байта на указание точки входа, пятьсот пять байтов хранимой информации, ещё один — указатель метода сжатия, и один — контрольный.
— Он не один? — отозвался Бо, закрывая дверцу пустого холодильника.
— Что? Контрольный байт? Я же говорю — один. Ты чем слушаешь — ушами или как всегда?
— Я про метод. Может, пойдём позавтракаем в «Бильбао»? У тебя что на койн-карте?
— Ничего. А кроме того, у меня кончился кредит в респираторе, Бо. Я не могу выйти на улицу.
Это было правдой. Респиратор отказался работать ещё третьего дня, сообщив, что на счету Лекса в компании «Чистый воздух» пусто.
— Ах так… Но этот смог сегодня, кажется… — Бо подошёл к окну, выглянул. Вздохнул: — М-да… Смог сегодня совсем не кажется.
— Ну, так вот про метод… — заговорил Лекс о своём. — Понимаешь, Бо, мы с программатором набросали двести с небольшим ветвлений. Не думаю, что каждое из них необходимо, и уверен, что каждое из них точно не достаточно само по себе, но…
— У меня осталось восемь койнов, — хмыкнул Бо, который уже возился возле кардридера. — На пару соевых сырков и стакан «верблюжьего плевка». Плевок — мне: ты ведь не пьёшь эту дрянь.
Лекс одарил приятеля саркастическим взглядом, вздохнул.
— Рядом с гением, устремлённым ввысь, в будущее, обязательно должна быть личность донельзя приземлённая, — сказал он. — Так всегда было, так есть, и так будет до последней стадии сжатия вселенной, до самого схлопывания. Но если без лирики… Понимаешь, Бо, метод построен на принятии закономерности, как основного фактора существования всего; я исходил из того, что всё во вселенной закономерно, всё вытекает одно из другого. Если вселенная сказала А, она непременно скажет и Б, рано или поздно.
— Ты отметаешь случайность и теорию вероятности?
— Напрочь! Это сказки прошлых веков, следствие невозможности понять основополагающие принципы закономерности каждого вздоха звёзд.
— А ты их понял, Лекс. Эти закономерности.
— Нет. Но я понял, что они существуют.
— И посчитал все пуки звёзд. И напрочь отмёл теорию вероятности.
— Да.
— Другими словами, ты веришь в разумного создателя всего. В бога. Ты креационист.
— Как думаешь, Бо, вот этому монитору или вон тому окну есть дело до того, веришь ты в него или нет? По их виду я могу судить, что им глубоко плевать на нас, Бо. Они — такая же объективная реальность, как и мы с тобой. Быть может, даже ещё более объективная.
— Им плевать на своего создателя, хочешь ты сказать? На человека, которых их создал?
— Конечно. Они же не знают, что созданы человеком. Так же как человек не знает, кем и на кой он создан.
— А знаешь, у меня идея…
— Если ты насчёт нулевого байта, то я зарезервировал его…
— У меня идея другого рода, Лекс, — перебил Бо торопливое возражение своего приятеля. — Что, если нам открыть счёт в «Намико»? Говорят, они дают неделю условно-бесплатного подключения к своему холодильнику.
— Тебе бы только жрать, Бо!
— Если ты сожмёшь мой желудок в пару байтов, то я откажусь от этой идиотской привычки. Может быть.
— При желании можно сжать всю вселенную, Бо.
— В одно слово?
— В одно машинное слово, чёрт бы её побрал!
— Ты идиот.
— Я гений.
— Невозможно.
— Ты отказываешь мне в такой маленькой слабости, как гениальность?
— Невозможно сжать вселенную.
— Всё дело в методе сжатия, Бо.
— Но в одно слово?.. Хм…
— Вначале тоже было слово, Бо. Если ты читал древ…
— Не читал.
— А… Да, я забыл. Ну, в общем, там говорится о том, что в начале творения, у истоков всего было одно единственное машинное слово, Бо. Как это там… в начале было слово, и…
Рассвет прислушивался к этому идиотскому разговору, пока позволяла рассветная тишина. Но потом тишина оглохла от рёва просыпающегося города и сбежала. Рассвет вздохнул и отправился следом, уступая место очередному серому дню. Над его головой проносились бесконечные флайбусы и аэрокары, поднимая завихрения пыли в тусклом освещении пустынных улиц, с периферии ветер швырял ему в лицо заводскую гарь, со всех сторон гудели кондиционеры, фильтруя «воздух», прежде чем подать его в жилые отсеки домов. Рассвет задыхался. Он был без респиратора. То ли решил умереть, то ли у него тоже закончился кредит в «Чистом воздухе». Бо провожал его неприязненным взглядом до тех пор, пока сутулая спина не скрылась за серыми высотками бизнес-центра. На смену ему выходил день — нервный, суетливый, одышливый, с бессмысленным взглядом, бледными щеками и впалой грудью затюканного беспросветными буднями клерка.
— Тебе потребуется гугл гуглов байтов под словарь, Лекс, — принялся рассуждать Бо, возвращая взгляд в их гулкую комнатушку. — Вся мировая сеть не потянет этот словарь. Я уж не говорю о времени на его обработку в процессе сжатия… э-э… вселенной.
— И правильно делаешь, что не говоришь, Бо. Тебе вообще лучше говорить поменьше, тогда, может, и сойдёшь за умного. Ты просто молчи и слушай меня. И пытайся понять. Это будет трудно, почти невозможно, но ты не сдавайся, Бо.
— Ну да, ну да…
— Не нужен никакой словарь, Бо. Ты мыслишь архаично. Отныне словари — в прошлом. Повторяю тебе: всё дело в методе сжатия. А метод настолько банален и нетрудозатратен, что я могу осуществить сжатие всего мироздания на моём компе.
— Очень хочется есть, Лекс. Желудок буквально корчится в судорогах. Пойдём хотя бы к Лопесу? У него наверняка что-нибудь найдётся. Он не откажет в паре бутербродов с морской капустой двум голодным собратьям-студиозусам. А не то мы припугнём, что ты в два счёта сожмёшь его до размера молекулы.
— Смейся, смейся.
Бо принял вид старого мудрого шута, уставшего от жизни, сложил на груди руки, опустил голову, закручинился и процитировал:
— Хотел бы я смеяться до упаду, но горький плач мои корёжит губы.
— Час назад я попробовал, — сказал Лекс, не обращая внимания на паясничанье друга. — Сжал мою библиотеку.
— Что?
— Мою библиотеку, Бо. Полтора терабайта. И как ты думаешь…
— Зачем тебе столько книг? — перебил Бо.
— А? — опешил Лекс. — Ну как же зачем — читать.
— Сколько из них ты успеешь прочесть, если даже к старости разбогатеешь (в чём я, по правде сказать, сомневаюсь, Лекс) и сможешь обновить себе половину органов, чтобы протянуть лишнюю сотню лет? Кстати, я рекомендую тебе в первую очередь поменять мозги, Лекс, запомни этот совет хорошенько. Чтобы когда в старости ты придёшь в «Виталити» и тебя спросят «Что бы вы хотели заменить в первую очередь?», ты бы сразу…
— Слушай, какая разница вообще, не в этом дело, — отмахнулся Лекс от болтовни приятеля. — В общем, я сжал библиотеку. В одно слово, разумеется. Потом сжал «Башню информации».
— Что? «Башни» больше нет?! — притворно испугался Бо.
— Не дури, Бо, ты же понимаешь, о чём я. Восемь сотен иоттабайтов информации. В одно слово. В одно слово, Бо!
Бо замер, вглядываясь в лицо Лекса. До сего момента он, кажется, не относился серьёзно к его речам.
«Задача Творца», которую Макс Финнрой традиционно предложил им решить на первом курсе, сводилась к доказательству возможности существования алгоритма обратимого сжатия информации, который позволял бы сжать поток данных любого размера в один и тот же минимальный объём данных, оптимально равный одному машинному слову, то есть доказать возможность такой степени компрессии, которую мог использовать господь Бог, когда архивировал написанную им операционную систему «Мироздание». Архивировал, чтобы втиснуть его на микромем, а потом распаковать на платформе небытия — распаковать всю эту глыбу данных, каковую распаковку высоколобые ребята прошлых времён именовали «большим взрывом». В общем, абсолютно бредовая и нерешаемая задача, с помощью которой Макс Финнрой якобы выуживал из общей массы студентов тех чудиков, что способны так или иначе нестандартно мыслить. Интересно, сам-то он может мыслить нестандартно, этот сухостой в очках, линзы в которых поспорят своей толщиной с самым мощным телескопом? Да какое уж там нестандартное мышление, если он из года в год, из курса в курс травит студентам одни и те же анекдоты и даёт одну и ту же затёртую задачу! Похоже, он просто издевается над молодой порослью будущих гениальных программистов!
Итак, короче говоря, Бо предлагалось поверить в то, что Лекс (он, конечно, в числе первых на факультете, но в конечном итоге это всего лишь Лекс) сумел решить «Задачу Творца» и мало того, что доказал возможность обратимого сжатия любого объёма информации в одно машинное слово — в пятьсот двенадцать байтов, — но и разработал этот алгоритм… Нет, конечно, Бо готов поверить во многое, особенно, если ему представят неопровержимые доказательства, но в такое… Знал бы Финнрой, что у Лекса — его любимого ученика — поедет крыша на этой задачке, он бы пять раз отрёкся от своей традиции. А заодно подписался бы на какую-нибудь рассылку свежих анекдотов из сферы IT.
— Ну, предположим, ты сжал «Башню» — пожал плечами Бо. — Кхм… И что дальше? Ты сможешь её разархивировать?
— Конечно, — поднял брови Лекс, глядя на Бо, как на идиота. — Разумеется, Бо, иначе какой смысл? Но я не смогу сделать этого на моём компе, сам понимаешь, мой «Астрон» — не инфосистема «Башни», у меня всего полтора зеттабайта.
— Досадно. Мы могли бы неплохо на этом заработать.
— Что?
— Представляешь, сколько найдётся желающих купить всю Башню в массиве пятьсот двенадцати байтов. Кстати, сколько ресурсов жрёт твой архиватор? Впрочем, о чём это я. Если он работает на твоём древнем «Астроне»…
— Говорю тебе, я могу сжать на своём компе всю вселенную.
— И сколько на это уйдёт времени? Лет двести? Триста? Только не говори, что пятьсот, я не переживу!
— Ну… с этим действительно проблема, Бо. Часов сто сорок — сто пятьдесят процессорного времени понадобится точно. Но если подключиться к какой-нибудь фригейтовой сети типа «Совершителя»… Самое обидное, что на распаковку уйдёт времени не меньше, и даже много больше, чем на сжатие.
— Сто сорок — сто пятьдесят часов на всю вселенную?! — Бо посмотрел на Лекса вприщур. — Лекс, я, может быть, действительно непроходимый тупица, каким ты меня считаешь, но…
— Алгоритм распаковки не так уж сложен, Бо, — продолжал Лекс, не обращая внимания на бормотание приятеля, — но сам понимаешь, что по мере разворачивания пака объём размещаемой информации будет расти с громадной скоростью, там прогрессия Байдля в чистом виде. Ведь метод состоит в определении закономерности в образовании каждого исходного бита информации, потом каждого полученного, и так далее. Вариантность зашкаливает, Бо, анализатор состоит из двухсот пятидесяти шести потоков. Представляешь?
— Нет, — честно признался Бо.
— Неуч!
— Надо успеть пожить, Лекс. Таков мой принцип. Таково мировоззрение.
Да, такова была твёрдая убеждённость Бо. Он отнюдь не был недалёким малым, каким мог показаться при первом знакомстве, входил в сотню лучших студентов факультета, а если бы не его «мировоззрение», несомненно вошёл бы и в первую десятку. Но… надо успевать пожить, чёрт возьми, всегда говорил он. Это означало, что Бо не готов отводить учёбе хотя бы час времени сверх необходимого и достаточного для того, чтобы тебя не зачислили в бесперспективные. Учёба учёбой, а в мире ещё есть музыка, вкусная еда, пиво, девчонки и масса других интересных вещей, которые, быть может, не столь же полезны, но ничуть не менее, а пожалуй, что и более интересны, чем все «Задачи Творца» вкупе с методами инвариантного распределения информации в матрице Герхарда второго уровня.
Лекс махнул на него рукой и уселся за свой компьютер.
— Проще говоря, Бо, — говорил он, подсоединяясь к интерфейсу, цепляя на голову датчики сканеров, — извлечение информации из пака — процесс более сложный и длительный, нежели сама упаковка, которая элементарна. Ну что такого — сжать вселенную в одно слово, Бо? Да по сути ничего — ерунда, мелочь. А вот ты представь себя на месте распаковщика, Бо! Ты должен поверить, что в одном слове хранится вся вселенная и найти способ развернуть этот чудовищно спрессованный массив информации, ориентируясь лишь на базовые закономерности, описанные в пятистах пяти байтах первичного массива. Ты должен на сто раз проверить каждый бит на возможность порождать такие-то связи с предыдущим и последующим, выявить закономерности в порождаемых связях, проанализировать их и применить к следующему биту. Понимаешь? А этих битов становится всё больше, количество связей чудовищно растёт и они переплетаются в самых невероятных комбинациях, Бо. Вот где бездна!
— Иди в бездну, Лекс! Я жрать хочу. Придумай лучше, как нам распаковать наш холодильник.
— А что с ним не так?
— На основании того, что на счету ноль, этот гад отказывается соединяться с «Альмасенес». Как будто если мы бедны, как Карлсоны, нас можно не кормить. А ещё я давно хочу поменять ему голос, но чёртов хозяин запаролил систему.
— У этой рухляди несложная система шифрования, Бо, максимум ZAX второй версии. Ты давно мог бы взломать его.
— Ты же знаешь, я не взломщик, Лекс, это не мой профиль.
— Ну да, твой профиль — вкушать от радостей жизни.
Бо невинно моргнул и пожал плечами — дескать, каждому своё.
— Так вот, Бо, — вернулся Лекс к своим мыслям, — в процессе работы паковщика основной его задачей становится не столько выявление связей между битами информации, сколько их однозначное представление, поскольку распаковщик в свою очередь должен…
— Я вот подумал, Лекс… — осторожно перебил приятеля Бо. — А что, Лекс, твой архиватор влезет в систему этого дредноута?
— Какого дредноута, Бо? — ошалело отозвался Лекс, недовольный тем, что ему не дали закончить мысль.
Бо молча кивнул в сторону кухни.
— Ты имеешь в виду холодильник, Бо?
— Ну да.
— Хм… Я не думал об этом… Там, надо полагать, операционка на Квант-Лиспе…
— Если не на Коммоне, Лекс. Этому монстру лет больше чем нам с тобой вместе взятым.
— Ну, значит, пара свободных терабайт у этого доходяги в хозяйстве найдётся.
— Найдётся, Лекс, — с надеждой выдохнул Бо.
— Так-так… — Лекс побарабанил пальцами по датчику сканера у себя на голове. — Переписать архиватор на Коммон-Лиспе — раз плюнуть, Бо. Программатор чудесно с этим управится за пару минут.
— Гениально! — Бо покраснел от вожделения. — Ты реально гений, Лекс.
— Я всегда это говорил.
— Я не верил, прости. Теперь — верю.
— А зачем нам это, Бо?
— Тьфу! Ты, конечно, гений, Лекс, но, как все гении, ты абсолютно не приспособлен к жизни. Если этот плезиозавр распечатает нам пару гамбургеров и по баночке пива, Лекс, я клянусь тебе, я стану сидеть над учебниками денно и нощно, я тоже стану гением. К чёрту вселенную, Лекс! Сожми «Альмасенес», загрузи его в утробу нашего дредноута и я поцелую каждую твою пятку сорок раз!
— Сорок один, Бо. Я люблю простые числа.
— Хорошо, пусть будет по твоему.
— Только мне некогда заниматься подобной ерундой, Бо. Мне нужно сжать вселенную.
— Далась же она тебе! Пойми, Лекс, дружище, когда твой желудок сжимается от голода, не сожмёшь ни одной вселенной.
— Есть и правда хочется. У нас в самом деле ничего не осталось?
— Наш холодильник пуст, как стек в начале работы, Лекс.
— Хм… Ну, давай посмотрим, что можно придумать…
В сопровождении довольного Бо, преданно семенящего за ним, Лекс прошествовал на кухню и открыл дверцу холодильника. Действительно, стек.
— Так-с… — изрёк он, обращаясь к панели управления.
Холодильник притих, затаился в ожидании экспансии в его мозги, которую сейчас просчитывал Лекс.
Запросив информацию об операционной системе, гений хмыкнул, подвигал бровями. Потом снял с головы датчик, повертел настройки, прицепил его к интерфейсу системного блока холодильника и взялся за программатор. Побежали на маленьком дисплее зелёные буквы и цифры — мешанина символов, которая постороннему глазу, вроде глаза того же Бо — показалась бы непроницаемым хаосом, а на деле была содержимым защитного модуля. Опытный глаз Лекса без особого напряжения улавливал в этом месиве последовательности кодов, вшитых в защитный механизм вместе с кучей мусора, ловушек, петель, заглушек и детекторов взлома. Бо сопел за его плечом, пытаясь тоже хоть что-нибудь понять в потоке данных, мелькающих на дисплее.
— Понятно, — буркнул Лекс через несколько минут и принялся перенастраивать датчик программатора на себя. Закончив, улыбнулся: — Ну что ж, поехали…
Программатор, работая в режиме отладчика и повинуясь мыслекомандам Лекса, принялся распутывать затейливую вязь защитного кода. Холодильник вдруг затрясся, загудел, словно в лихорадке или предсмертной агонии. Потом что-то в нём щёлкнуло, он миролюбиво хрюкнул и тихонько засопел. Потом устроил цветомузыку из всех имеющихся в его распоряжении диодов. Наконец успокоился и затих.
Прошло не меньше часа, прежде чем Лекс удовлетворённо кивнул и пошёл в комнату. Бо, кажется, давно задремавший на табурете, вздрогнул и проводил его глазами.
Лекс вернулся со своей любимой декой «UbiXEL» (на которой Бо, пока Лекса не было дома, поигрывал порою в «Горячих Куколок»), подключил её к инженерному разъёму на системном блоке холодильника. Потом потребовал у Бо его кредитку. Вставил карту в приёмник.
— Что ты делаешь, Лекс? — поинтересовался Бо. — Ты помнишь, что там всего восемь койнов?
Лекс не снизошёл до ответа, он был занят.
— Лекс? — не отставал Бо. — Ты уверен, что моя карта не засветится?
Лекс молча вернул кредитку приятелю.
— Я снял с неё один койн, — сказал он. — Чтобы на счёте холодильника хоть что-нибудь было.
— А… Значит, я остался без «плевка»?.. Вернее, ты остался без соевого сырка.
— Обед из четырёх блюд и десерта тебя устроит, Бо?
— Что?.. Из четырёх и?.. А пиво?!
— И две бутылки пива.
— Три, Лекс. Нет, шесть!
— Хорошо, восемь бутылок пива.
— Ты гений, Лекс, я всегда это знал!
— Я тоже.
— Запрос на соединение с сервером «Альмасенес»… — сообщил холодильник своим жестяным суровым голосом, от которого взломщики вздрогнули. — Соединение подтверждено, — добавил он, после нескольких секунд ожидания. Ожидание каталога… Каталог получен… Пожалуйста, выберите нужный вам товар.
Бо жадно припал к монитору.
— На сколько я могу заказать? — спросил он. Глаза его горели.
— На счету один койн, — отозвался холодильник, хотя его никто не спрашивал.
— На сколько хочешь, Бо, — сказал Лекс. — Но в пределах разумного, без энтузиазма на первый раз. Чтобы они там не сильно переполошились. Мой архиватор будет сжимать данные на входе, сам понимаешь, разница всё равно будет заметна, если они копнут.
А палец Бо уже порхал над сенсорным экраном, выбирая, собирая, увеличивая количество.
Наконец тихонько загудел принтер. Через несколько секунд в лоток приёмника упала упаковка сосисок. Затем ещё одна. Явилась упаковка банок пива. Потом хлеб, овсяное печенье, стейк, несколько банок паштетов, саморазогревающиеся супы, ещё что-то, ещё, ещё…
Бо счастливо лопотал, но Лекс его не слушал, он работал над тем, чтобы замести следы диверсии.
— В общем, чуть меньше полутора тысяч койнов, Лекс, — произнёс наконец Бо, когда принтер перестал гудеть и холодильник известил, что заказ выполнен. — Думаю, их такая сумма не слишком опечалит.
— Будем надеяться, Бо, — не очень уверенно ответил Лекс.
— А ты уверен, что мы ничего им не должны?
— Один цент, Бо. За пересылку каталога.
— Один цент… Ты в самом деле гений. Славно попируем сегодня! Позовём Лопеса?
— Нам не нужны лишние вопросы, Бо.
— Чёрт, а ведь ты прав! Вот так и ловятся самые умные преступники.
— А мы что, преступники, Бо? — Лекс внимательно посмотрел на друга.
— Э-э… вроде того, Лекс, — пожал плечами Бо, снова поразившись тому, как бестолковы гении в быту. — Но ты не заморачивайся, приятель. Доказать ведь они ничего не докажут. А? Нет?
— Нет, — кивнул Лекс.
— Ну вот и славно, — перевёл дыхание Бо.
Пиршество затянулось надолго. Когда наконец все сосиски и горячий суп мирно задремали в желудках и сытая истома одолевала мозг, завлекая в омут сна, Бо довольно улыбнулся, развалясь на диване. Он с обожанием глядел на приятеля, и кому какое дело, что где-то глубоко за обожанием скрывалась ирония.
— Ты мне скажи главное, Лекс… — начал он.
— А что есть главное? — уставился Лекс на приятеля.
— Зачем? Зачем тебе это всё? Зачем тебе вселенная, если у тебя есть отныне всё, что нужно для жизни?
— Сосиски — это не всё, что нужно для жизни, Бо. Ты забываешь про сочетания…
— Не занудствуй, друг, — отмахнулся Бо. — Сосиски — это конечно не всё. Нужны ещё пиво, шмотки… девочки. Кстати, а ты сумел бы сжать нам парочку девчонок на вечер?
— Я могу сжать всю вселенную, Бо.
— Ну да, это я уже понял. А девчонок?
Лекс не ответил. Он вытянулся на подстилке на полу и смежил очи.
— Знаешь, дружище Лекс, — говорил Бо, — папаша демиург, который по-твоему написал на лиспе и распаковал весь этот бардак под названием вселенная, был парень не промах. Что ты говоришь? Он есть? Ну, может быть, может быть, я не об этом, я о том, что…
Но Лекса уже не было. Разморённый сытным завтраком и тремя банками пива после бессонной ночи, он мирно спал на своей подстилке.
— Ну и ладно, — бормотал Бо. — Теперь заживём, Лекс, дружище, теперь заживём! А хороши сосиски у «Альмасенес»!.. Ты только не сжимай пока вселенную, ладно? Не спеши с этим, приятель, я не хочу быть сжатым — это, наверное, очень грустно… |