На площадке, мимо которой опаздывал на работу Родин, мальчишки гоняли в футбол. Гоняли, то и дело оскальзываясь на мокрых листьях, иногда валясь на жирную и влажную осеннюю землю. С утра пораньше. И охота же им!
Всё кончилось бы не так, как кончилось, если бы мяч не ударил Родина в спину. Грязный мяч. В чистую куртку.
Он рассерженно повернулся, готовясь высказать шпане всё, что думает по этому поводу.
Мяч лежал у ног. Знакомый до ужаса. Те же серые глаза на грязном опухшем лице, те же белокурые волосы и глубокие залысины. Родинка на лбу.
"Кто бы это мог быть?" - напряг память Родин.
- Дядь, а дядь, пните мячик! - крикнул один из пацанов.
Другой добавил:
- Пожалуйста.
"Похоже на Сорокина, - думал Родин. - Да нет, Сорокин - лысый".
Он присел, повернул мяч, брезгливо стёр со щеки грязь.
"Киреев! Конечно же Киреев, как я сразу не узнал... Хотя... Нет, не Киреев".
- Дядь, а дядь, пните мячик!
И тут до него дошло.
"Это же я! Ну точно".
Отошёл к прижавшейся у бордюра машине, заглянул в зеркальце.
Да, так и есть.
Вернулся, приладил голову на место, наспех умыл побитое лицо в пропахшей осенним утром луже.
- Опаздываешь, Дёмин! - пожурил главный, встретившись Родину в коридоре. - Две минуты десятого уже.
- Полторы, - поправил он. И тут же, заглаживая дерзость: - Извините, Вилен Маркович, больше не повторится.
"Какого чёрта он назвал меня Дёминым? Кто такой этот Дёмин? Что-то не помню я в отделе такой фамилии. Это не Пашка ли из отдела кадров?.. Ну и ладно, хоть не мне опоздание засчитает".
- Привет, Витёк, - Верка из планового чмокнула губами в воздухе, плюнув в него воздушным поцелуем. - Ой, ну и видок у тебя!
"Витёк?.. - подумал он, машинально уворачиваясь от плевка. - Ты чего это, голуба! Какой ещё Витёк".
"Хм... Октябрь месяц на дворе, однако... Но у дураков всегда первоапрель".
По кабинету потянуло гарью.
Киреев вскочил, принялся хлопать ладонями по тлеющему толстому гроссбуху, чертыхаясь.
- Горим, - покачал головой Сорокин. - Работнички... Говорил же вам, товарищ Киреев, займитесь отчётом! Ещё два дня назад сказал. А вы всё "не горит", "не горит, успеем"... Вот вам и не горит! Ещё как горит! А вместе с ним горит ваша премия. И Родина заодно. Взяли моду опаздывать.
Киреев понуро стряхнул с гроссбуха чёрные хлопья пепла, уселся на место, упал лицом в ладони, зарыдал. Татьяна незаметно показала Сорокину из-под стола "фак".
Из кабинета Сорокин Родина таки выгнал. До обеда тот слонялся по коридорам конторы, то и дело переходя на рысь или прячась в туалете, когда слышал деловитое покашливание главного или сопение зама. С тоской ожидал окончания рабочего дня, беспрестанно поглядывая на часы.
После обеда, когда Родин уже основательно проголодался, из их кабинета повалил густой дым. Кто-то вызвал пожарных. Следом приехала скорая. Вынесли на носилках Сорокина. "Инфаркт", - коротко бросил санитар в ответ на вопросительный взгляд Родина.
Пока всем было не до него, он проник в мокрый и провонявший гарью кабинет, метнулся к своему столу и достал из тумбы коробку лапши "Доширак". Обойма из пяти таких коробок всегда закупалась по воскресеньям, на всю рабочую неделю.
Возиться с заваркой было некогда, поэтому Родин быстро сжевал лапшу всухую, наспех запил противно тёплым чаем и закусил кусочком сахара.
Когда вернулась заплаканная Татьяна, углеводы уже растворялись в желудке, а Родин с деловитым видом перебирал бумаги.
- Наконец-то! - воскликнула Татьяна. - Здорово я их выпроводила, да?
- Кого? - не понял Родин.
- Сороку с Киреевым. Это же я подожгла отчёт.
- Зачем? - недоумевал Родин.
- Как зачем, глупый! - воскликнула она, бросаясь к нему на колени. - Чтобы не мешали. И Родя сегодня не пришёл, как знал. Так что -- праздник, Витюш!
- Какой?
- Ты чего, совсем того, Дёмин? - пылко выдохнула она ему в ухо, обхватывая ногами за талию, прижимаясь грудью и ероша родиновские (или всё же дёминские?) волосы.
- Я не Дёмин, - попытался оправдаться Родин.
Но она его уже не слушала...
Противно скрипел стул. Протяжно постанывала Татьяна, жарко шепча ему в не его ухо всякую страстную ерунду. Под мышками у неё вкусно пахло потом и дезодорантом. В ней было хорошо, но недолго.
- Ты уже всё что ли? - простонала Татьяна.
- Да, - честно признался Родин.
- Ничего тебя разобрало! - произнесла она, довольная своей безраздельной властью над мужчиной.
Она не знала, что у Родина давно уже не ладились личные отношения с женой.
- Я пойду, пожалуй, - покраснел он, ретируясь.
В коридоре слышны были неясные звуки, сдавленные выкрики и мат. Пожарные избивали Киреева, зажав его в угол перед кабинетом главного. Сам главный стоял, развязно засунув руки в карманы брюк и гонял по губам, из угла в угол, "беломорину". Пиджак он сбросил, рукава белой рубашки под чёрными подтяжками были засучены до локтей. Руки по локоть в крови.
- Иди, Дёмин, работай, - бросил он Родину, когда тот остановился посмотреть.
- За что они его? - поинтересовался Родин.
- Поджигатель, - коротко отозвался главный, сопроводив это слово ещё более коротким.
Родин незаметно скрылся в туалете. Последнее, что он видел, был главный, который растолкал пожарников и методично, раз за разом, бил массивным кулаком Киреева в нос. Нос на глазах превращался в шляпку гриба.
После звонка, знаменующего собой окончание службы, Родин торопливо направился домой.
"Сейчас, - думал он в лифте, поднимаясь на свой седьмой этаж и замирая от сладкого предчувствия, - сейчас кончится первое апреля и снова начнётся октябрь".
Жена открыла как всегда с лениво-недовольным видом, но тут же замерла у двери.
- Вить, ты чего, сдурел? - уставилась она на Родина очумелым взглядом. - Сейчас Родин явится!
- Уже явился, - бледнея произнёс он.
- Где? - испуганно притихла супруга.
- Здесь.
- Да ну тебя, - отмахнулась она. - Дурацкая шутка какая-то, чё к чему... Ты чего пришёл-то? Сегодня же среда, не твой день.
- Умничка, я рада. Но ты уходи, Витюш, быстренько. Сейчас этот припрётся.
- Ладно, - кивнул Родин. - Поцелуй меня напоследок.
Жена с готовностью припала к его губам млеющим поцелуем с привкусом давно забытой страсти и недавно слузганных семечек. Он уже и не помнил вкуса её лобзания.
Едва она отлепилась от его губ, Родин отвесил ей тяжёлую пощёчину.
- Стерва! - прокомментировал он своё действие.
- Ты чего это! - обомлела жена. - Ты дурак, что ли?
- Шалава!
- Да сам-то ты кто?! - взъярилась супруга. - А ну, пошёл отсюда, козлина!
По крайней мере, теперь он был уверен, что между его женой и Дёминым всё кончено. Но для верности нанёс ещё несколько быстрых ударов в болевые точки:
- Шлюха фригидная! Неряха! Неумеха!
И ввалился в лифт, прежде чем супруга метнулась в прихожую, к сумочке, где лежал шокер. Жена попыталась разжать дверь лифта, но к счастью ей не хватило сил.
Потом Родину пришлось долго петлять в лифте по этажам, потея от ужаса, прислушиваясь к топоту по тёмным лестницам и зловещему шлёпанью тапочек о пятки супруги -- вверх-вниз, вверх-вниз. Наконец супруга утомилась и Родину удалось бежать.
Не меньше часа он слонялся по дождливым улицам и всё вертел головой, пытаясь определить, привычно ли она сидит на шее. Голова сидела как влитая. Наконец, уже изрядно промокнув, остановился у крыльца исторического музея. Из окошечка кассы ему улыбнулась дама в костюме Венеры Милосской и призывно махнула обрубком руки.
Идти было всё равно некуда, так почему бы и не в музей. Он купил билет, оплатил страховку и получил в подарок значок с портретом вождя.
В музее было пустынно, гулко и холодно, удушливо пахло многовековой историей человечества. Дремали в гладиаторских сетях пауки, лениво вспархивали с насестов летучие мыши.
Скучающий экскурсовод в костюме царя Артаксеркса прилепился к Родину и неотлучно сопровождал из зала в зал, заученно и по-музейному гнусаво бубня:
- Скифская чаша... Меч викинга... Обратите внимание на оформление рукояти... Платье княгини Ольги... Воинское облачение генуэзского всадника тринадцатого века... Голая баба... Ещё одна голая баба, но другого скульптора. Хотя, если честно, это не баба, а трансвестит. И не скульптора, а меня. Так получилось. А что прикажете делать целыми днями в этой обители скуки... Шлем тоурмена... Это пятнадцатый век... Это девятый век...
В маленьком проходном дворике разместилась под навесом гильотина. Остро поблёскивала под неярким небом холодная сталь косого ножа.
- Рабочая? - поинтересовался Родин у экскурсовода.
- Ещё как рабочая! - довольно кивнул тот. - Хотите проверить?
- Хочу! - с неожиданным азартом отозвался Родин. В нём внезапно проснулся задремавший интерес к жизни.
- Ну, давайте проверим, - охотно засуетился служитель вокруг механизма, радуясь хоть какому-то развлечению. - Ложитесь на скамеечку... Нет-нет, на живот ложитесь... Голову кладите вот сюда... Ага, вот так... Воротничок наденем... Нигде не жмёт?.. Подбородочек прижать... Замечательно... Ручки вот так положите... Хорошо. Выдохнуть и не-е дыша-ать... Не-е дыша-ать...
Родин послушно выдохнул и задержал дыхание. Было легко и уютно.
Скрипнула защёлка. Барашек с нежным шорохом и негромким финальным цокотом опустился. На мгновение стало холодно и невкусно где-то под языком. Голова Дёмина с тихим пристуком упала в корзину, крутнулась и замерла, пронзая хмурое небо задумчивым взглядом.
Откуда-то из зала древней Греции выпорхнула стайка мальчишек в сопровождении суровой очкастой учительницы. Экскурсовод, забывая про подопечного, радостно поспешил им навстречу.