Примаченко Павел Андреевич : другие произведения.

Последний

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    РАССКАЗ о последнем эмигранте из города Одессы

  Последний
  
  
  
  До отправления поезда оставалось несколько минут. Пассажиры спешили занять места, провожающие выйти из вагона. Я протиснулся к своему купе. Там, горячо выкрикивая и размахивая руками, копошилось человек десять.
  
  - Дерутся, - опешил я, но тут же понял, - не бьют, а уговаривают.
  
  
  
  На нижней полке сидел грузный старик в спортивном костюме. Сложив пухлые руки на рукояти палки и опустив на них лысую голову, он упрямо смотрел в пол.
  
  
  
  - Гриша, ты же не ребенок, - вкрадчиво говорил, сидевший с ним рядом маленький, кругленький толстяк, - сегодня еще есть шанс. Но если завтра ты опять не поедешь в посольство, - он покачал головой, - тебе конец.
  
  
  
  - Хорошо. - Старик медленно поднял голову. - Утро вечера мудренее.
  
  Толстяк хотел что-то добавить, но тут истерично закричала немолодая женщина. - Он же ненормальный, - она, нервно отмела седую прядь с виска, - уже все, все там. Он последний. На что он надеется? Я же не вечная. Если он завтра откажется, я еду одна, - твердо заявила она.
  
  Все выжидающе стихли.
  
  
  
  - Извините, можно мне пройти на свое место.
  
  В мою сторону никто не посмотрел.
  
  Тогда старик громко стукнул палкой о пол. - Тихо. Всем выйти. - Проходите, пожалуйста, - обратился он ко мне.
  
  
  
  В купе, растянувшись на нижней полке, оказался еще один пассажир, который, не обращая внимания на шум и суету, читал газету.
  
  Я внес вещи. Гриша попытался поднять полку. Женщина поспешила на помощь.
  
  
  
  -У нас одна сумка. Занимайте все.
  
  - Спасибо, - обрадовался я, - у меня сервиз в чемодане. Не знал, как пристроить.
  
  - Сервиз? - Оживился Гриша, - Роза, ты слышала, у человека полный чемодан фарфора. - А если побьется? - Он подозрительно смерил взглядом мой багаж.
  
  - Упаковал хорошо. Надеюсь, довезти. Не хрусталь, должен
  
  выдержать.
  
  - А у нас сплошной хрусталь. - Он печально покачал головой. Как его везти?
  
  
  
  - Хрусталь тоже можно упаковать, - рассудил я.
  
  - А я о чем говорю? - Роза, возбужденно сверкнув стеклами очков, откинула прядь волос с виска.
  
  - Что ты говоришь? - Взорвался Гриша. - Можно брать только два чемодана на человека, а у нас одного хрусталя - контейнер. Как его упаковывать?
  
  
  
  - Господи. Я что, виновата? Если в Риге сошли с ума и разрешают только два чемодана. А сейчас летят только через Латвию. Будь они там все счастливы, как я счастлива, - с жаром поясняла Роза.
  
  
  
  -Рига не при чем, - строго прервал ее Гриша, - Америка, твоя хваленая Америка распорядилась только на два чемодана. Я трудился всю жизнь, а теперь должен потерять в один момент все, что собирал годами.
  
  
  
  - Что у тебя есть? - Роза прижала ладони к вискам, покачала головой, - сплошное барахло.
  
  - Барахло? - Гриша побагровел, - Волга в экспортном исполнении, - он загнул один палец.
  
  - Барахло, - пискнула Роза.
  
  - Дача, - повысил голос Гриша. - И где? На Большом Фонтане, - загнул второй палец.
  
  
  
  - Курятник, - вставила Роза.
  
  - Квартира в самом центре. Слева Дерибасовская, справа Приморский бульвар.
  
  - Коммуна на сто соседей. - Роза безнадежно махнула рукой.
  
  - Приморский бульвар. - Торжественно повторил Гриша и потряс сжатыми пальцами. - А теперь я должен бросить все это богатство ради какой-то Америки. Нет, как вам это нравится?
  
  
  
  - Ненормальный, - чуть не задохнулась от возмущения Роза и выскочила из купе.
  
  - Они все помешались на этой Америке, а я ненормальный. - Гриша с грустью посмотрел на меня. - Думают, там их сразу накормят цимесом. Даром, молодой человек, никто ничего хорошего не даст. - Он медленно разжал кулак, глядя на растопыренные пальцы.
  
  
  
  - За сколько вы продали дачу? - Неожиданно подал голос сосед.
  
  Гриша встрепенулся. - А, пустяки, разве в деньгах дело? Я жил в раю, на Большом Фонтане. А теперь какой-то Сан-Франциско.
  
  - Там Тихий океан, - сосед отложил газету. - Пляжи не хуже, чем в Одессе.
  
  Вы не слышали, никто не продает дачу рядом с вами?
  
  
  
  - Никто, - Появилась в купе Роза, - уже продали все, что можно и нельзя и уехали. Вайсберги, Ройтманы и даже Карасик. Мой муж последний. Ему вазочки дороже Америки.
  
  
  
  
  
  - Приготовьте билетики, - проводница деловито развернула кассу, - за постельки, пожалуйста.
  
  Роза нервно начала шарить по карманам. Ее пальцы бегло ощупывали шубу, дубленку мужа. - Сейчас, сейчас, - повторяла она.
  
  - Роза, ты забыла билеты. - Гриша тяжело вздохнул.
  
  - Почему забыла? - Я ничего не забыла. Конечно, я, везде я, ты только читаешь газеты и смотришь телевизор, - испуганно тараторила Роза.
  
  - Нет, вы видели такое? - Торжествующе произнес Гриша. - Она забыла билеты, нас сейчас высадят из поезда, а я ненормальный.
  
  
  
  - Не волнуйтесь, найдете, принесете, - проводница вышла.
  
  - Почему высадят? Не имеют права. Ты - инвалид войны. Гриша, а где папка с документами?
  
  - Там, наверно, где и билеты, дома забыла, - Гриша стукнул палкой о пол и встал.
  
  
  
  - Вот она, - закричала Роза так, что пассажиры из коридора недоуменно заглянули в наше купе. - Ты ж на ней сидел. - Она повеселела, достала билеты и побежала к проводнице.
  
  - Черт знает куда положила, - Гриша явно был смущен. - Вообще она замечательная хозяйка, но положить документы на постель. И какие документы! Конечно, я на них сел. Сейчас она вспомнит, что не выключила газ, не закрыла на кухне воду. У нее же полный сумбур в голове, но я ее люблю. - Гриша добродушно рассмеялся, - женщины, как дети, за ними нужен глаз да глаз.
  
  
  
  Я вышел в тамбур, покурить.
  
  Роза стояла у окна и отрешенно вглядывалась в расписанное морозом стекло.
  
  - Ой, мне неловко, вы не угостите сигареткой? Только ему не слова. Он ненормальный и может убить. - Неумело прикурила и, не затягиваясь, задымила.
  
  
  
  - Никогда в рот не брала, хотя двадцать лет проработала на табачной фабрике. Нет, вру, закурила, когда маму похоронила. Отец еще до войны умер - туберкулез. - Роза погасила сигарету. - Жуткая гадость, сейчас все и везде - гадость. Наш цех выпускал знаменитые папиросы "Сальве" с фильтром, а какой табак - сплошной аромат. А сейчас? Сплошная гадость. Что он знает? Я уже два года сплю на таблетках. Все думаю - ехать или не ехать? Если сейчас мы не уедем, я сойду с ума, я больше не выдержу.
  
  
  
  Я открываю записную книжку - мне некому позвонить. Приходит праздник - мне некого пригласить. Его сестры там, моя тетка там, его бывшая жена с сыном там, даже новый муж первой жены там. А больше у нас никого нет. Он с виду такой грозный, а оставьте его без присмотра - умрет с голода, кастрюлю с борщом в холодильнике не найдет.
  
  
  
  А если со мной завтра что-нибудь случится? Ему семьдесят лет, ранение с фронта, диабет, больные сосуды. А там ему сделают операцию, поставят на ноги. Его сестры работают там врачами. Здесь закончили институт, а там устроились врачами. Это было
  
  безумно трудно, но они сумели.
  
  
  
  Они пишут, что их хирурги на сто очков вперед наших и заменить сосуды им раз плюнуть. У них полным полно лекарств. А здесь? Прежде, чем лечь в больницу, надо запастись всеми
  
  лекарствами, нет даже зеленки. Если он попросит еще одну отсрочку в посольстве, его вообще никуда не выпустят. Вы же видите, что творится.
  
  
  
  Старое разбили, новое не построили. - Роза раскраснелась, холод в тамбуре был ей нипочем.
  
  Мы вернулись в вагон. Гриша сидел на откидном стульчике в коридоре. Роза скользнула в купе.
  
  Старик обратился ко мне.
  
  - Что вам сказать, молодой человек, я тоже раньше любил покурить после обеда. Курил только "Сальве". А теперь нельзя - диабет. В молодости можно было все, но ничего не было, а теперь ничего нельзя, но все есть. Несправедливо.
  
  
  
  Я не пожелаю своему заклятому врагу в семьдесят лет ехать в какую-то Америку. Как мне там может быть хорошо, когда здесь я прожил всю жизнь. Сколько я еще проживу? Ну, пять, десять лет. Нет, семь не больше. А здесь я прожил семьдесят и каких лет. Все было - и фронт, и ранение, мама погибла, отца забрали в тридцать шестом, потом реабилитировали. Только какой мне прок, что его сначала расстреляли, а потом прощения попросили.
  
  
  
  Ну, это общее горе. После фронта я днем работал, а вечером учился. Снимал углы. Потом еще всякое бывало. Наконец, пенсия, диабет. Но это все здесь, а не там. У меня была дача на Большом Фонтане. Рай. - Гриша лукаво оглянулся по сторонам. - Ни одна женщина не могла устоять. А как устоишь?
  
  
  
  Внизу шумит море, поют цикады. Вверху - звезды и луна с полнеба. Стол ломится. Тут тебе и скумбриечка малосольная, ставридка жареная, юшка из бычков-песочников, помидорчики, огурчики, икра из синеньких, колбаска и мясцо копченое с базара. Шампанское сладкое, вино сухое, водочка "Столичная", коньяк "Белый аист". И главное мне все можно и я все могу. Разве там будет такое, я вас спрашиваю?
  
  
  
  - Гриша, - послышался тревожный голос его супруги, - ругай меня, как хочешь, но я забыла закрыть воду на кухне и выключить газ. Надо немедленно дать телеграмму соседям.
  
  - Что я говорил? - Гриша подмигнул мне. - Это же дети. Розочка, никаких телеграмм давать не надо. У тебя есть муж, который все помнит. Я все закрыл, - торжественно произнес он и отправился в купе.
  
  
  
  Роза снова вышла в коридор.
  
  - Сколько он уже выпил из меня крови? Тянет, тянет. Чего ждать? Все вокруг сошли с ума. Отделяются, все паны - голые зады хотят командовать. Завтра этим начальникам стукнет в голову, и они никого никуда выпускать не будут. Ему этого не втолкуешь, он ведь упрямее хохла. Он же не такой, как все нормальные люди. Все разобрались, в чем дело, распустили партию, побросали партбилеты, а он заявил, - спросите у тех, с кем я в окопах лежал, хотят
  
  они распускать партию или нет? Разве ему что-нибудь докажешь? -
  
  
  
  Роза схватила меня за руку, отвела в сторону. - Я вас умоляю, уговорите его не брать отсрочку. Гриша здесь пропадет. Знаете, как ему тяжело пришлось в жизни? Отца репрессировали. Мальчишкой ушел на фронт. Мать с двумя дочками эвакуировали, но по дороге случилось горе. Самолеты разбомбили эшелон. Мама на глазах детей сгорела заживо. Он получил тяжелое ранение, но, слава Богу, остался жив, вернулся, отыскал сестер, помог девочкам встать на
  
  ноги, работал, учился. Никакой личной жизни. Устроил сестер, и уж потом женился, а они умотали в Америку.
  
  
  
  Я тогда дурой была и считала такихпредателями. Теперь прозрела. А Гриша так расстроился, что не отвечал на их письма. Все уговаривали его помириться, но он и слышать не хотел. Но, как говорят, не было счастья, да несчастье помогло.
  
  
  
  Гришина жена, вроде порядочная женщина, из хорошей семьи, в момент уходит от него к какому-то таксисту. Гриша чуть ума не лишился. Циля, вы ж понимаете, и вдруг таксист Сидоров - пьяница и дебошир.
  
  
  
  Дальше, хуже. Родной сын, Лева, в кого он только вдался, бросил школу, записался Сидоровым и пошел на завод. В голове одни босяцкие штучки. Говорит: "Папа, ты меня прости, но я хочу быть русским". Это можно пережить? Но слава Богу, все уладилось. Левка одумался, решил ехать в Америку, но как? Он бежит к Грише, падает в ноги: "Папочка, напиши тетям, пусть помогут, я же их родной племянник". Гриша спрашивает: "Скажи, ты русский или еврей, ты мой сын или таксиста Сидорова?". А этот негодяй отвечает: "Папочка, я готов быть негром или китайцем лишь бы попасть в Америку". Представляете, что значило для Гриши
  
  написать туда? Но они помирились. Сестры так обрадовались, что выслали гарант Левке, Циле, Грише и даже таксисту Сидорову. Они втроем умотали.
  
  
  
  Там дурь из головы Левки вылетела, он понял, что там надо вкалывать. Пристроился в магазин и так наловчился по-английски, как там родился. Потом окончил какой-то институт и стал специалистом по экономике. Его пригласили в Москву, в советники президента. В прошлом году приезжал на Мерседесе.
  
  
  
  Не Левка, а настоящий джентельмен. Он так и сказал: "Папа, я наших босяков- эмигрантов не вижу в упор. У меня друзья только
  
  американцы". Гриша развел руками: "Или я сошел с ума, или в Америке сошли с ума? Как ты сумел заморочить им голову?". Левка рассмеялся и отвечает: "Никто с ума не сошел, просто я твой сын и поэтому кое-что смог".
  
  
  
  Еще тогда он уговорил Гришу ехать в Америку. Мы добились разрешения. Сколько здоровья на это ушло. Эти американцы только на словах демократы, а на деле такие же сволочи, как и наши. Даже хуже - взяток не берут. Но я добилась.
  
  
  
  
  
  Умоляю вас, помогите. Наш сосед в купе известный художник. Его картины покупают здесь и везут туда. Он был в Америке и обещал убедить Гришу ехать немедленно, а вы только соглашайтесь. Это поможет. - Роза потянула меня обратно.
  
  
  
  - Гришенька, пора кушать, - она захлопотала, накрывая на стол.
  
  Сосед встал.
  
  - Не уходите, только все вместе.
  
  Мы достали свертки с провизией, но Роза их отмела.
  
  - Обижаете, я столько всего приготовила. Колбаска-кровяночка, мяско копченое, судачок жареный, фаршированная куриная шейка, - быстро перечисляла, извлекая из сумки банки и баночки, пакетики и коробочки.
  
  
  
  - Давно пора, - радовался Гриша, потирая руки. - Ради такой компании, - он извлек бутылку коньяка. - Достань-ка, Розочка, лимончик. - Перехватив строгий взгляд жены, произнес, - одну рюмочку, не больше. - Разлил "понемногу" в чайные стаканы и торжественно произнес. - Пусть всем и везде будет хорошо, как нам сейчас.
  
  
  
  Потом выпили за Розу, потом за тех, кто в море. Стало легко и весело.
  
  Неожиданно Роза обратилась к соседу.
  
  - Говорят, вы были в Америке?
  
  - Приходилось, - деликатно подтвердил он.
  
  - А что вы там делали? - Насторожился Гриша.
  
  - Ездил в гости.
  
  - Что ж только по гостям? А остаться навсегда не хотите?
  
  - Нет. - Я - художник, мне шестой десяток, мне нравится то, что я делаю. А заниматься живописью в Америке, увольте.
  
  
  
  Роза вздрогнула.
  
  - Но вы же говорили, что ваши друзья хорошо устроились в Америке.
  
  - Все относительно. Материально они стали жить лучше.
  
  - А что еще надо? - Чуть не взорвалась Роза.
  
  - Для меня этого мало. Я вовсе не бессеребренник и мечтаю купить Мерседес, дом на берегу моря, яхту, но только здесь, потому что там я себя ощущаю чужим. Я как зритель в кинотеатре, перед которым на экране идет сытая, богатая жизнь. Остаться навсегда я не смог. Что касается других - советовать не берусь.
  
  
  
  - Извините, как ваше имя отчество? - Поинтересовался Гриша.
  
  Художник раздал визитные карточки.
  
  - Это вы? Мои приятели говорят, что ваши работы там хорошо идут. - Гриша поднял визитную карточку, как депутатский мандат и обратился к жене. -
  
  Роза, ты слышала, что говорит такой известный человек? Он там чужой. Все мои друзья, которые там, пишут в один голос: "Гриша, у нас есть все.
  
  Пенсия, квартира, лекарства, одежда, еда. Здесь рай, Гриша, но мы бы все отдали за одну минуту на Приморском бульваре, поцеловали ступеньки Потемкинской лестницы, а потом спокойно умерли". Ха! Как вам это нравится?
  
  Писать такое из рая. Что же это за рай, я вас спрашиваю?
  
  
  
  - Но почему-то никто из них не вернулся и возвращаться не собирается. -
  
  Роза нервно схватила корку хлеба и начала быстро жевать.
  
  - Роза, тебе человек объясняет и какой человек, - с надеждой проговорил Гриша.
  
  
  
  - Успокойся, мы с тобой другие люди и рисовать картин тебе не надо. Тебе дали статус беженца. С пенсией, квартирой, бесплатными врачами. Что тебе еще надо?
  
  - Роза, прекрати! Я не беженец и никогда им не был. Мне убегать не от кого. Я всю жизнь честно работал, взяток не брал и не воровал. - Он опять разлил коньяк.
  
  - Я тысячу раз это слышала. И хватит тебе пить, подумай о сердце и сосудах. Завтра же будешь стонать и глотать валидол.
  
  
  
  - Сам знаю сколько, когда и с кем мне пить, - холодно отреза Гриша.
  
  Я понял, что назревает семейный конфликт, и деликатно удалился в тамбур.
  
  
  
  Через несколько минут около меня появилась Роза.
  
  - Извините, угостите сигареткой. - Закурила и тут же выбросила окурок. - Этот художник порядочный аферист. Он не может жить в Америке. Ха-ха. Да он там никому не нужен. О его мазне и о тех дураках, которые возят его картины за границу, даже фельетон написали в газете: "Грузите картины бочками".
  
  
  
  А там у каждого отдельная квартира, пенсия. Мне знакомые пишут.
  
  Днем они гуляют в парке, а вечером звонят друг другу. Везде сплошные
  
  механизмы. Нажал кнопку - тебя везут. Заплатил - несут. Я вас умоляю, уговорите его.
  
  
  
  Но мне повезло. Явились друзья Гриши. Мне пришлось выйти, чтобы они поместились в тесном купе.
  
  - Гриша, оглянись вокруг, - услышал я голос толстого коротышки. - Везде сплошной фронт. Разве ты не понимаешь, чем кончится дело? Погромами. Ты хочешь, чтобы тебе на старости лет проломили голову? Нет, дорогой, я этого не допущу. Ты едешь и точка.
  
  
  
  В наступившей тишине раздался глубокий, тяжелый вздох и Гриша произнес. -
  
  Хорошо. А сейчас я спать хочу.
  
  Все с облегчением и радостно вздохнули.
  
  
  
  Роза начала стелить постель.
  
  Гриша вышел в коридор и сел на откидной стульчик.
  
  - Что вам сказать, молодой человек? Возможно они и правы, надо ехать. Но, знаете, где нет антисемитизма? - Он лукаво посмотрел на меня. - На Северном полюсе. Потому что там нет сионистов, - в его глазах появились лукавые искорки. - Они думают, что вся Америка только и мечтает обнять евреев из Одессы. Наивные люди. Даже в Израиле полно антисемитов. Да, не удивляйтесь. Если есть сионисты, значит есть и антисемиты. Они не могут жить друг без друга. Всегда найдется пара негодяев, чтобы устроить драчку.
  
  
  
  Хорошо там, где нас нет. А моя Роза, как дитя. Верит, что есть страна сплошного счастья. Но за это я ее и люблю. Вообще, если бы не она, я бы давно уехал к Господу Богу. Разве я не понимаю, что такое семьдесят и диабет?
  
  
  
  Несколько лет назад я перенес сложную операцию. Она спала в палате, а днем мыла туалеты, чтобы ее не выгнали из отделения. Одна она верила, что я выживу. Неожиданно пошло вверх давление. Представьте, два часа ночи, швы кровоточат, а давление двести. Дежурный врач померил, послушал и говорит: "Будем думать", - и ушел. Вы понимаете, я почти труп, а он думать будет. Реаниматоров нет, кислород взять неоткуда. Какой-то механик не подключил редуктор к баллону. Каждая минута на вес золота, а механика надо ждать до утра.
  
  
  
  Но Роза всех заткнула за пояс. Она вызывает скорую прямо в больницу. Они прилетают в момент, накачивают меня уколами,
  
  давление падает, и я живой. - Глаза старика торжествующе сверкнули.
  
  
  
  Все долго не могли уснуть. Гриша вздыхал. Роза яростно крутилась, будто ее кусали насекомые. Художник вроде спал, но через час, другой, он вышел из купе и долго стоял в коридоре.
  
  
  
  - Гриша, - тихо позвала Роза, - ты не спишь?
  
  - Сплю, не мешай.
  
  - Гришенька, где снотворное?
  
  - Кажется в сумке. Не вздумай принимать эту гадость.
  
  - А я и не думала. - Она слезла с полки, начала шаришь в сумке.
  
  - Дай и мне таблетку, - прошептал Гриша.
  
  - Лучше две, они слабые, - живо отозвалась Роза.
  
  
  
  Проснулись поздно. За окном светило солнце. На мохнатых ветках елей и сосен, стоящих вдоль дороги, блестел снег. Настроение у всех было бодрое.
  
  
  
  Долго завтракали. Потом напились крепкого чая. Роза и Гриша об отъезде не вспоминали. Друзья в купе не появлялись.
  
  
  
  Поезд подходил к Москве. Уже собрали постельное белье, уже нетерпеливые пассажиры достали багаж и оделись.
  
  
  
  Я не спешил. Гриша и Роза тоже не торопились. Только художник быстро собрался, подхватил вещи и, распрощавшись со всеми, исчез.
  
  
  
  Заскрежетали тормозные колодки. На перроне суетились встречающие. И тут появились друзья Гриши.
  
  - Ты еще не одет? - Хором удивились они и стали его поторапливать.
  
  Гриша, кряхтя, начал обуваться. Один сапог трудностей не вызвал, но второй никак не лез на ногу. - Лицо Гриши побаговело от натуги, дыхание сделалось частым.
  
  Все в недоумении переглянулись.
  
  
  
  - Нога отекла. Не надо было вчера пить. - Роза расстегнула шубу опустилась на колени и с усилием надела ему сапог.
  
  Гриша виновато смотрел на всех, трогая левую часть груди.
  
  -Возьми валидол, - распорядилась Роза.
  
  - Что я выпил? Три рюмки, смех.
  
  - А тебе нельзя ни одной.
  
  - Ой, как жмет, - закричал Гриша, пытаясь подняться с полки. -
  
  
  
  Может, мы его донесем до такси? - Перешептывались приятели.
  
  - Никакого посольства. - Заявила Роза. - Мы едем в гостиницу и вызываем врача. Я не хочу потерять мужа.
  
  
  
  Гриша печально кивнул головой и его бережно вывели в коридор.
  
  - Гриша, ты только посмотри, - пронзительно закричал толстяк, - у тебя ж разные сапоги. Цвет одинаковый, а фасон разный и один больше другого в два раза.
  
  
  
  - Это художник обул твой сапог. - Роза повеселела.
  
  - Значит ты здоров, - загомонили друзья.
  
  - Что мне будет от трех рюмок, - Гриша решительно выплюнул валидол.
  
  
  
  - Прекрасно, - завизжал от радости толстяк, - тогда немедленно в посольство.
  
  - Но... - Гриша помрачнел.
  
  - Никаких но. В посольство!
  
  Гришу подхватили и понесли из вагона.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"