Аннотация: Смена поколений наступает иногда вот таким вот странным образом. Иногда. А может - каждый раз, просто этого не замечаем.
Шестнадцать.
Раскатистый всплеск оглашает каменную трубу колодца. Глубоко, конечно, но это все же - вода, и уж во всяком случае вокруг полно одуряюще ароматной травы, и свежести, и тени.
Куда-то мы все-таки добрались, отмечает Горацио, легко поднимаясь с колен. Отточенное, змеиное движение... никогда вот не удавалось постигнуть школу Полоза, а может, это и верно не королевское дело - быть неслышимым и убийственным, аки черная жуара... - и он уже смотрит вверх, и я отражаюсь в карих глазах необычной формы.
Привал, соглашаюсь я с бессловесным предложением. Повеление стремительно разлетается во все стороны, слышны ликующие возгласы. Вокруг стоит рев и гвалт: чуют водопой животные, что разом сбросили угнетенный вид и меланхоличность, приличествующие оставшейся позади пустоши. Белый верблюд беспокойно перебирает ногами, будто его уже тяготит седло, уже - какая забавная крамола! - тяготит вес всадника. Вопль зверя тонет в общем гаме подобно неопытному пловцу посреди реки. Ничего, впрочем, не попишешь: мне невозможно спускаться ни на какую землю, кроме той, что станет моей по праву веков. Запылившийся ковер спешно приводят в пристойный вид и стелят под стремена.
Стоять на земле, пускай даже укрытой под ковром - приятно. Уютно ноют натруженные мышцы. Откуда-то доносится легкий запах полыни: ветер с запада, навстречу колонне и всему, что в ней: дымам передвижных жилищ, густым и черным столбам над дымоходами шатров-кузниц, множеству лошадей, быков и прочей живности. Вокруг кипит шумная жизнь: народ обустраивается на стоянку, ведь уже знают, что такие привалы - не на день и не на два. Плещется вода. Здесь у нее особенный запах - запах первой свежей воды за несколько дней. Водосборы - разумеется, они не давали помереть от жажды, но...
Совсем другое дело, Ваше высочество, склоняется Горацио. Легат высок и широкоплеч, в чем заметно превосходит своего принца. Подобное не приветствуется протоколом, однако кто бы что ни говорил, король - пусть грядущий король, - не должен поступаться в угоду церемониалу толковыми и умелыми людьми. Улыбка, впрочем, сбегает с лица Опоры Трона так же стремительно, как и последние капли воды с усов: вот потому и нельзя задерживаться! Уже завтра...
Друг мой, прерываю я пылкую речь, не стоит забывать о том, что народ складывается из людей. Слабых. Усталых. Могущих пасть духом и отказаться понимать собственное благо...
Горацио прав, и с каждым новым искушением находятся смутьяны, что предпочитают трудной дороге к обещанному королевству - оседлую жизнь неведомо где, зато на густой траве и с обилием вод и дичи. Так будет и нынче; но если поторопиться - можно возмутить всех, ибо переход был поистине изнурителен.
Предупреди гвардию, помолчав, добавляю я, но легат уже подобрался, уже нехорошо сощурился и мягко двинулся - потек, заструился - навстречу дозорным, поспешавшим прямо ко мне. Два слова - и Горацио, упруго крутанувшись, пошел назад.
Что-то стряслось.
Чужие, коротко выдохнул весть. За холмистой грядой, здесь рукой подать. Дозор из восьми мечей. Чуть запинается: похоже, это... те, кого мы искали.
Вот так. Так просто. Долгое мгновение я безуспешно пытаюсь совладать с бурлящим волненьем, в котором смешались и радость, и гнев, и боль, и опаска... в котором не разобраться даже безусым жрецам. Затем выпрямляюсь. И понимаю, что - нету слов и даже дыхание сперло в груди.
Живыми, повелеваю легату. И невредимыми. Но - ни одного не упустить.
Оставив особу королевской крови заботам двора, Горацио уносится, словно осенний лист или перекатиполе: был - и нету. Принцу же остается только подняться на холм, на самую вершину, подле которой разбивают шатер временного дворца: вне суеты и шума, вне вони и дыма, а вернее - надо всем этим. И ждать, разбирая повседневные дела ткачей, гончаров и врачевателей.
Чужие оказываются нашего роста, зато куда плотнее в сложении. Их аккуратно подстриженные бороды серебрятся от прожитых лет, шлемы блестят на сгибах рук. Это пограничный дозор. Взгляды цепко впиваются во все, что разворачивается перед ними. Однако не важно: исход всегда предрешен заранее.
Зачем Вы пришли, спрашиваю у старшего их дозора. Слишком далеко для обычного патрулирования - и даже для дальней разведки. Неделя пути верховому, обозу - втрое... зачем же?
У людей действительно сильно меняются лица, когда они решаются на что-то - даже если решаются всего-то сбежать, не заплатив по счетам. Мы пришли повидать детей, отвечает чужой.
И я позволяю. Встреча длится недолго, но не приносит мне спокойствия. Да, у дозорных своя жизнь, а у их сыновей и дочерей - своя. Да, мы идем, чтобы сменить их - и изгнать на закат. Но даже сейчас в них чувствуется что-то общее. Объединяющее. И тем больнее помнить, что моего отца тут нет.
Наконец они уезжают. Теперь там, впереди, будут знать, что мы здесь, что все хорошо и народ сохранится - хотя бы еще на одно поколение. А к появлению нашему готовились и так. Каждому из идущих к королевству вскоре исполнится двацать три. Возраст деяний истекает, сменяясь порой наследования.
Два дня спустя народ отправляется вдоль просторной равнины. На стоянках подготавливаются новые, ранее ненужные нам вещи: стрелы, луки, осадные орудия. Обоз становится еще более медлительным. И все же день за днем мы приближаемся к границе, пока, наконец, не наступает рассвет, который мы встречаем в королевстве.
Первые селения встречают нас пустотой, и я знаю, что часть народа останется здесь, дабы занять дома своих семейств, дабы разжечь заново очаги своих родителей. Однако впереди нас ждут города и крепости, а уходящие наверняка попробуют сопротивляться.
Уже глубокой осенью народ окружает столицу.
Здесь обитает нынешний король, которому пришла пора уходить. Здесь же находится и отец Горацио. И родители всех моих придворных. И родители челяди. И грядущих горожан.
Видят боги - я бы хотел обойтись без битвы. Но подъемные мосты так и остаются поднятыми. На стенах угрюмо стоят лучники. Они знают, что будут стрелять в собственных детей, а дети ответят им стрелами же. Но таков уж порядок вещей.
Все, чему пришел срок, должно уйти. Все, чему наступило время, должно занять свои места. Поколения сменятся, хотим мы того или нет. Вот только некоторые хотят или не хотят - сильнее прочих.
Битва длится три дня и три ночи.
Она завершается во дворце, осененном Башнями Восьми Птиц, среди которых высочайшая и прекраснейшая - Башня Сокола, что глядит на закат. И вопреки негласному обычаю, требующему смерти вождям уходящего народа, прошедшего поколения... я предложил отцу принять титул сгинувшего короля и идти на закат, в Неведомый Край.
Он предпочел смерть, бросившись на свой меч. Но так решили не все, и длинные обозы, в которых прежде жил мой народ, обозы былых горожан потянулись дальше.
Минул год, и мы с Горацио взошли на Башню Сокола в память о наших родителях; отец Опоры Трона пал на улицах Столицы во главе конного отряда, ворвавшегося в улочку Медников, где его уже ждал сын.
Вдали простиралось Королевство. Пока что оно принадлежит мне. Однако пройдет еще два года - и каждому из народа придет пора вступать в брак.
А еще пять лет спустя нашим детям придется отправиться на восход.
Так было и будет.
Не знаю, сказал в конце концов Горацио. Я бы, наверное, сдался. Ведь иначе никогда не бывает. Будущее наступает за настоящим, как настоящее сменило прошлое. А вот, поди ж ты...
Но я их понимаю, людей на стенах Столицы, добавил он позже. Уходить без сопротивления, с достоинством - но смирясь, во много раз сложнее, чем сражаться, чем терять свой мир, сжимая в руках рукоять меча, кибить или ратище.
Наступает тишина. Скоро вечер памяти уступит место ночи. И нас не окажется на этой Башне, как будто никогда и не было.
Горацио, неожиданно нарушаю безмолвие я. Как думаешь, а есть там что-нибудь? Ну... там. На Закате. Ведь очень может быть, с годами и мне не захочется поступаться гордостью и памятью... даже своему сыну. Так что, может, случая и не представится... Как ты думаешь, есть или нет?
Мы узнаем это, мой король, непоколебимо отвечает он. Непременно - узнаем.