Представьте тесную извилистую долину, схоронившуюся между голыми скальными стенами и плотно поросшую шипастыми душными джунглями. Пробираться сквозь заросли - то еще удовольствие; тем более, если ты один из троих подростков в большом табуне ребятишек мал мала меньше; тем более, если по следу уже мчатся полубоги, разя электрическими разрядами и плазменными сгустками; тем более, что лес уже корчится в пламени дюжины летящих наперегонки с тобой пожаров.
И ничего нельзя сделать.
Потому что преследователи истребляют беглых одного за другим, отчего скоро все разбегаются кто куда, рассыпаются и ломятся каждый по собственному разумению. И никто из детей даже не представляет, что Корпорация засеяла дальний край долины компактными минами, часть из которых осталась в кронах.
Первый же подорвавшийся на сдетонировавшем сюрпризе полубог заставляет остальных живо набрать высоту и лупить уже издали, соревнуясь в меткости; те же, кто, запыхавшись, ломится через чащобу, просто не могут останавливаться и пытаться придумать безопасный выход.
Взрывы разносятся то тут, то там. Впереди, сбоку и сзади. Свистят, иссекая сучья и ветви, осколки, кто-то кричит, воет волчонком. А сверху несутся пламя и молнии, подгоняя, вселяя животный ужас...
Джами напарывается на мину, висящую на уровне головы. Сильный горячий толчок в плечо - и все. Ранить тебя, конечно же, не ранило: ствол дерева прикрыл от веера осколков это направление. Досталось одному Джами, и брызжущее кровью нечто, сучащее ногами на слое палой листы, - последнее воспоминание о неунывающем шутнике и балагуре.
Ну, ты бежишь дальше, последний из старшей школы твоего городка, которого больше нет. В голове звенит болезненная, колкая пустота, пронзительное предчувствие очередной мины, которая уж точно окажется твоей, - а вокруг все более редки разрывы, все меньше остается бегущих, все ближе окончательная тишина.
Ваши тела станут удобрением для бестолковых ершистых деревьев.
Но ты бежишь дальше, скачешь, подныриваешь и по-прежнему пригибаешься, чтобы не схлопотать вдогонку от полубогов. Начинается склон, ведущий в расселину, где можно укрыться, и через которую можно пробраться на ту сторону границы, на территорию Корпорации. Над головой появляются бдительные беспилотники-часовые, и полубоги отступают.
Кажется, убежал, думаешь ты. Никаких чувств, ни единого следа эмоций - еще рано. Все еще будет болеть - о-о-о, как все будет болеть... но не сейчас.
Ты замедляешь шаг, не в силах сразу остановиться и упасть, как бы ни хотелось. Именно в этот миг из-под тебя вырывает ноги негромкий хлопок. Все. С ногами можно попрощаться, о них следует забыть; зато - ты жив.
Вот так к тебе и прилипает кличка Счастливчик.
2.
В прошлой жизни вспоминалось куда меньше дождливых и прохладных дней, когда огромные, во всю стену, окна покрывались муаровым плетением водяных струй. Арс всегда думал о былом по утрам - после пробуждения, но перед томительно-тягучим звуком будильника.
И каждый раз вывод получался все тот же: что было, то ушло.
Прохлада волнами катилась по комнате, свет же рассеивался - жемчужно-серый, мерцающий, неяркий. Морщась и шипя, Счастливчик уселся по-турецки прямо на смятой влажной постели, открыл ноги - одну за другой - и методично залил туда необходимые растворы, после чего заново отрегулировал настройки.
Ломило колени - оба, и то, которое с обычной суставной сумкой, и высококлассный прочнейший протез.
- Я не создан для дождей, боги, - брюзгливо сказал Счастливчик Арс, и рассмеялся негромко и устало.
Боги, разумеется, незамедлительно бросятся утешать его и улаживать житейские неудобства... Уж скорее Джами вернется.
Комната была - узкий, зато длинный пенал, такая же, как сотни других комнат воспитуемых в интернате; толком как будто и не развернуться. На самом деле постель по данному сигналу ловко складывалась к стене, точно так же строго по необходимости открывались душ и прочие удобства. Просто. Функционально. Четко.
Девизы Новых Богов - верховных директоров компании 'Амида'.
Арс скользнул в давно уже привычную одежду: удобный комбинезон с коронованным ястребом, держащим в когтях веер из семи молний. Ниже синеватых разрядов был вышит клинок, как и подобает курсантской форме. Голову неощутимо охватил обруч-компаньон, и только потом вспомнилось о постоянно сопутствующей любому из них записи. Хмыкнув, Арс отключил режим фиксации: к счастью, дирекция интерната не слишком настаивала на полновременном наблюдении курсантов старших курсов.
На часах все еще оставалось чуть больше часа до начала завтрака в предписанной его группе столовой, когда парень пытливо оглядел комнату и текучим шагом отправился в коридор.
...Курсантов для охранных подразделений компании набирали где угодно: из уличного отребья, из покалеченных в ходе тлеющей войны, из малолетних уголовников, - и после тщательного отсева формировали из них группы. Арса, едва он приучился к протезам и уходу за ними, влили в группу таких же, напичканных имплантами калек. Очень долго ни он, ни соученики почти не говорили даже между собой. Потом немота миновала, страшная судорога напряжения после бегства и увечья отпускала их одного за другим.
Не считая пары мальчишек, исполосовавших друг друга из-за пустяшной обиды, остальные уживались и ладили вполне терпимо.
А на то, что здесь, в высокогорье, в краю прохладном и дождливом, может найтись друг вроде Джами, Арс, собственно и не надеялся. Ни на что не надеялся: минуту продышал, день прожил - и слава богам.
Торопливо, едва ли не вприпрыжку он пробежал по аркообразно выгнувшемуся переходу между жилым корпусом Клинков и огромным сложным зданием Школы, спустился на четыре этажа вниз и прошелся до холла, в углу которого скучали тусклые информаты и пара больших ваз с живыми широколистыми растениями.
- Здравствуйте, - поздоровался информат, мимо которого он протиснулся в укромный угол, собираясь немножко подождать. - Какие сведения вас интересуют?
Счастливчик проигнорировал робота. Он сокрушенно думал, что стоило бы вчера рискнуть, вырваться к оранжереям и добыть пару цветков для нее. Что ж, говорят, времени в достатке есть разве что у богов, да и то по смутным воспоминаниям о прошлой своей жизни он хорошо знал цену этой поговорке.
Минуты текли мимо в такт быстрым, легким шагам воспитуемых, сновавших тесными, слаженными группами то в одну, то в другую сторону. Охрана пересекала холл трижды, чеканным, уверенным шагом. Широко раскрыв глаза, Арс, не отрываясь, наблюдал за ними, не забывая маскировать дыхание и смотреть вскользь, а не в упор.
Достойная служба, кто бы спорил; вот только по ночам он летел на вимане корпорации, чтобы переведаться силой с полубогами, которые убили его семью и друзей... или танцевал. Впрочем, танцы стали сниться ему совсем недавно, и он хорошо знал, из-за чего.
Потоки детей и подростков начали иссякать: кто-то уже покинул столовые и добрался до учебных помещений, кто-то, наоборот, занимал места за столами в ожидании завтрака. У Арса оставалось примерно семь минут, прежде чем придется поторапливаться к своей группе.
Что-то случилось, подумал парень встревоженно, хотя... хотя если бы кто-то прознал об их встречах, уж на курсанте-то Клинков это отразилось бы куда быстрее, чем на девушке из гопи. Искать ее было нельзя, да и попросту некогда - наступала пора завтрака, и курсантам его курса следовало бы уже находиться за столами.
Бумажный самолетик, взмывший из-за огромных перистых листьев, он едва сумел заметить краем глаза - и выхватил уже из-под носа у проворного киберуборщика. Робот укоризненно пискнул и замер, дожидаясь, пока ему вернут законную добычу. Арс взволнованно развернул записку.
'Сегодня нельзя. У нас удвоили репетиции, потому что скоро будут Танцы Богов. Скучаю. Читра.'
Смяв листок, парень предоставил его уборщику, немедленно заглотавшему лишний мусор, и выбрался из укрытия. Что это с ней? Прежде никогда ее послания не звучали так сухо и отстраненно. Качая головой, мальчишка поспешил прочь.
- Здравствуйте, - поздоровался информат, по которому проехался локоть Арса. - Какие сведения вас интересуют?
Киберуборщик вертелся и кружился в углу, точно беспокойная салонная собачонка.
3.
- Могу я отлучиться, учитель? - поклонился Арс, стаскивая с руки перчатку-пату с уже сложившимся в затейливый цветок клинком. Соперником в этот раз был Кадж - парень гибкий, внимательный и быстрый, так что взмокнуть пришлось обоим. Одолеть противника Арсу удалось совсем не так скоро, как обычно, а значит, он все еще думал про записку.
Был один-единственный способ поправить дело. И Арс знал, где можно найти репетирующих гопи. Оставалось рискнуть и попросить поблажки у наставника по холодному оружию.
- Видимо, да, - сокрушенно махнул рукой поджарый немолодой индиец. - Но на будущее запомни: даже если враги атакуют сближаясь, это не значит, что ты можешь выпускать из виду возможных стрелков. Даже бог меча не сумеет до бесконечности отражать атаки толковых снайперов, а ты всего лишь человек, Счастливчик.
Арс склонился еще ниже. По чести сказать, его бы попросту не помешало высечь: стремясь поживее закончить поединок с Каджем, он лез в атаку очертя голову и проводил удары чересчур широко, хлестко и отчасти картинно. Эдакий Клинок мог бы рассчитывать разве что на пост охранника заштатного склада в подмышке мира.
Хорошо еще, что Джахман согласился, подарив кучу времени для того, чтобы посетить тренировку девушек-танцовщиц. Наскоро приняв душ, Арс понесся по хорошо изученному маршруту и вскоре уже усаживался в кресло в зрительном зале. Подозрительно оглядевшись, он наклонился и осторожно открыл протезы, подсоединив к ним планшет. Положив кончики пальцев на чуткий экран, он выдохнул и отработанным усилием погрузился в медитацию.
На сцене же творилось подлинное волшебство. Трое хореографов - все они были странными, ни на что не походившими биороидами с печальными божественными ликами поверх тел, большая часть которых уже была дополнена или заменена кибернетическими имплантами и протезами. Согласно гулявших слухов, все трое были созданы благодаря плоти погибших гандхарва и апсары, однако человеческое тело не выдерживало вкрапления божественной сущности и разрушалось при постоянных порывах сделать нечто, подобающее полубожеству. Слишком мощные прыжки, потрясающе выразительные жесты и движения... Арс хорошо видел, как двигаются хореографы сейчас. С механическими конечностями, с подвешенными к спинам и бокам энергоблоками - танцевальные па хореографов завораживали.
Все возможно.
Счастливчик редко наблюдал за сценой: находил Читру, некоторое время любовался ее пылкими, взрывными движениями и сосредотачивался на словах и фигурах преподавателей. Кропотливо и старательно он складывал из всего уловленного стройный узор танца, не похожего ни на что, танца, который внушал веру и преклонение.
Парню хотелось танцевать. Он никогда не признавался в этом психологам, полагая, что его могут списать - и выставить вон. Сначала это пугало потому, что означало бы невозможность как следует ухаживать за ногами, позже - потому, что интернат исподволь замкнул в аккуратных уютных стенах всю жизнь и целый мир. А не так давно он вдруг осознал, что просто не сможет уйти оттуда, где находится Читра.
Читра обучалась с группой гопи. Не все из них были настоящими гопиками, которых создавали, применяя модифицированные ДНК, что было хорошо видно во время репетиций, но все одинаково старались, скорее всего, потому же, что и сам Арс. Страх беспомощности. Страх одиночества. Страх ущербности.
С такой девушкой, с обученной гопи ничего общего даже у отличного Клинка быть не могло. И Арс решил, что для осуществления личной мести узнал уже достаточно, но что больше всего на свете жаждет быть танцором. Лишь общий труд и общая страсть могли принести лучшие результаты; бойцам и солдатам же незачем искать общества танцовщиц. Еще одна незыблемая аксиома 'Амиды'.
Больше всего он боялся из-за ног. Ноги, конечно же, оправдали все страхи - сильные и крепкие, ударяющие безошибочно и ступающие уверенно, они не были пригодны даже для мало-мальски изящной ходьбы, не упоминая уж о чем-то еще. Целую неделю он пытался, пробовал и старался до острой боли в мышцах, так, что едва мог стоять на занятиях, - и все впустую.
От медика, наблюдавшего его состояние время от времени, Счастливчик уже знал, что ноги можно запрограммировать на достаточно различные виды движения - при необходимости протезированный человек мог выучиться плавать, ходить на лыжах и ездить верхом за несколько занятий. Была бы лишь правильно составлена цепочка алгоритмов.
Мысль попытаться научить ноги танцевать пришла к нему почти сразу же.
Но для этого нужны были учителя.
Не сразу, но парень приноровился проникать на репетиции гопи и, не сводя глаз с Читры, которой явно льстило внимание, жадно впитывать приемы, шаги и па. Спустя месяц он пришел в храм и долго не поднимался с коленей перед сверкающей статуей Индры. Я на твоем пути, повторял он, охрипнув от волнения, я на твоем пути... и когда он выходил из атмосферы покоя, пронизанной курениями и мерцанием ламп и свечей, то долго не мог перевести дух. Сердце рвалось в клочья, и приходилось повторять полузабытые строки на неожиданно чуждо звучащем, но все еще понятном, близком, теплом языке.
Он стал бы чакиаром, каким был и его отец - актером-декламатором, мастером жеста и мимики, служил бы божествам и шел по предписанному ему пути; все это осталось по ту сторону долины, где полубоги убили последних земляков Арса. И до сих пор парень думал, что никогда не вспомнит о потерянной жизни.
Начав применять боевую медитацию на репетициях, он уже не сумел бы остановиться иначе, как будучи убит. Еженощно, перед отходом ко сну, он долго повторял про себя, старательно отвернувшись от всевидящих очей корпорации: Читра, Читра, Читра.
Сегодня все было иначе, и Арс не сразу понял, чем именно отличалась эта репетиция от прочих. Только если присмотреться, становилось заметным хищное изящество хореографов, горящие глаза, емкие жесткие фразы, которые Клинок привык слышать от собственных учителей боевых дисциплин, но уж никак не от прекраснодушных наставников в танцах. А еще он увидел, как быстро взмокли и начали терять темп и сосредоточенность девочки-гопи, лишенные подспорья от генных инженеров. Арс разрывался между необходимостью заполнить пробелы своего танца, который стремительно близился к совершенству, к готовности, к идеалу - и томительной жалостью к девчонкам, которых быстро уносили со сцены, стоило им упасть без сил. Хореографы не расстраивались: похоже, способность выдержать только часть представления их вполне устраивала. В конце концов, остались только гопики - и Читра, вившаяся угрем, но мокрая, будто только что вылезла из бассейна, бледная и уже заметно дрожавшая от напряжения. Каждый пируэт давался ей все с большим трудом, а вот гопики... гопики буквально летали и порхали, изливая в зал нечто, не поддающееся скудным словам обычного Клинка. Зрители рыдали, зрители молились, зрители преклоняли колени и неистовствовали. Читра же...
Арс согнулся от резкой боли в висках, на глаза набежали слезы - и медитативное погружение рассыпалось невесомыми прозрачными осколками.
- Девочка моя, - эти слова он проглотил, торопясь к сцене, предчувствуя, зная, что вот сейчас...
И она упала, взметнувшись в невероятном прыжке, - очарованный Арс даже застыл на долю мгновения, не в силах бороться с отточенным рисунком всеподчиняющего танца, но превозмог себя. Дотянулся. Подхватил на руки хрупкое, почти невесомое тело.
- Зачем? - тихо прошептала Читра, глядя на него огромными глазами. - Мы не сможем... никогда. Никогда.
- Сможем, - он прижался лбом к горячему лобику девушки. - Мы все сможем, я уже почти знаю - как. Я буду танцевать с вами!
Читра беспомощно улыбнулась, глазки ее закатились, и она обмякла, так и не договорив.
Арс бережно уложил ее на тренировочный коврик возле сцены и поспешил скрыться.
4.
Вкус дней поменялся. Солнце старательно втискивало в окна медлительные, неповоротливые лучи, ветер тянулся к коротко остриженным волосам анемичными дуновениями, и даже верткая вездесущая пыль ложилась на полки осторожно и опасливо, будто хрупкокостный старик.
Счастливчик Арс боролся с собственным танцем. После случая на репетиции он уже не мог рисковать появляться возле гопи, а потому приходилось пытаться сплести внятный и связный ряд образов из того, что уже имелось. Однако чем дальше, тем прочнее уверялся парень, что не знает чего-то главного - а может быть, вместо важнейшего компонента у гопик была их половинчатая сущность, например, тончайший мускусный аромат, который они распространяли, утомляясь, и который так щедро разносился тогда по зрительным рядам.
Арс же был человек. Снова и снова он перекладывал фигуры и пируэты, менял порядок и рисунок танца, падал от изнеможения, репетируя все новые варианты, но не находил единственно верного.
Побочным эффектом стало воздействие танцев на упражнения с оружием. Теперь Арс практически никогда не ошибался, определяя внимание стрелка, и двигался много легче и точнее в ближнем бою. Наставник уже выпускал против него не менее двух, а то и трех хорошо подготовленных Клинков - однако ребята сражались, а он танцевал, выстраивал единое изощренное движение, просчитывал партитуру поединка, как будто выступал перед замершим в предвкушении залом. На это танца еще хватало - только вместо того, чтобы поразить души, он всего-то поражал тела.
Время же утекало прочь, будто кровь. Время оставляло его сухим и пустынным - то время, в продолжение которого ни единой весточки от Читры он не получал. Арс был твердо убежден, что девушка не умерла, но - и только. Тревожнее всего было то, что по слухам, за нею явились не обычные медики интерната. Сам Лун, хмурый Десница одного из Семи Директоров, выносил ее на руках, ее, которая еще наверняка помнила прикосновения Арса!
Сам Лун. Звучало это примерно так же, как и 'астероид Азраил' или 'нейтронная бомба'. Приговор. Жуткая, убийственная тайна, пагубная не только для случайно проникшего или приблизившегося, а и для родни такового до седьмого колена.
Арс выбрасывал его из головы и репетировал. Со временем он додумался привнести в танец сходные черты с танцем гопи, а затем на свой страх и риск применил то немногое, что помнил из науки отца и дядьев. Усталость после тренировок не уменьшалась, но теперь под горлом возникало клокотливое ликование, словно тень божественного восторга осеняла его во время работы.
И Арс поклялся, что рискнет и попытается.
День Танцев, которые устраивали Боги, Боги-с-Небес и Боги-из-людей вместе, приближался.
Ребята, которые использовали свободные часы, чтобы сбегать в город, рассказывали, что Сваргасити будто скинул блеклую шкуру, что вместо пестрого и восхитительно яркого города огней теперь улицы окончательно превратились в место обитания небожителей. Сверкающие мандалы, парящие горделивые дирижабли, виманы и глайдеры вперемешку... Перемирие привело сюда и тысячи полубогов, высокомерных, подчеркнуто прекрасных - причем большинство не только на свой собственный, но и на вполне человеческий вкус.
Арс не слишком внимательно прислушивался к живописанию утех и привлекательных возможностей. Он работал.
Он танцевал.
О том, что Джахман подал документы о досрочном возведении его в ранг полноправного бойца и переводе в высшее училище для обучения по курсу оперативно-штурмового отряда, Арс узнал за день до Танцев. Как ни странно, удивленным в додзе выглядел он один, остальные же громко поздравляли, причем некоторые постоянные спарринг-партнеры Счастливчика не скрывали облегчения.
- И... когда? - спросил Арс, морщась от запекшейся внутри темноты и отчаяния.
- Через три дня, Счастливчик, - спокойно сказал Джахман, и вдруг широко улыбнулся: - Успеешь потанцевать, парень. Успеешь.
Минута доверительности и душевности была исчерпана, и наставник тут же, маша рукой, ринулся поправлять кого-то особенно растяпистого. Арс же ушел - молча и в растерянности. В руке у него был билет на все представления Танцев - что значило освобождение от любых занятий на весь завтрашний день. Кто угодно другой из его товарищей был бы счастлив такому развитию событий - в смысле, разумеется, в первую очередь, повышения. У Счастливчика же была Читра, вернее, уже слишком долго не было Читры, и без нее чуждым, лишним выглядело все остальное. Хотя билет позволял уладить возможные неурядицы, по крайней мере, с чуткими и бдительными наставниками.
Мне понадобится еще кое-что, отстраненно подумал Арс этим вечером, и почти до отбоя репетировал движения и жесты Властного Божества. Едва в силах мигать горящими огнем глазами он добрел до комнаты и провалился в сон без сновидений.
...Гопи замерли на мгновение, когда в комнате появился Арс, а вот другой мужчина - молодой с виду, уверенно блистающий ямочками на гладких щеках, глаза с поволокой, - нахмурился и строго велел выйти. Гопи зашептались, подавшись ближе к стенам. Читры среди них все еще не было видно, но Арс решил, что всегда успеет найти. Время еще позволяло.
- Я солист, - веско заявил он и ухмыльнулся.
- О, - удивленно сказал мужчина, - а кто тогда такой Айзек Констанцио? - холеный палец его указывал прямиком на афишу. 'Известнейший танцор Айзек Констанцио', было написано под узнаваемым изображением мужчины, 'выступит в качестве солиста с ансамблем Гопи от фирмы 'Амида'.
- Считайте, у вас выходной, маэстро, - вежливо посоветовал Арс. - Возьмите вот билетик, ступайте в зал. Отдохните, в конце концов.
Говоря так, чтобы в голосе ощущалась готовность применить силу, парень повернулся к гопи и ободряюще улыбнулся. Девушки завизжали.
Круто развернувшись, Арс отбил удар длинного стилета, увернулся от удара кулаком, от молниеносного пинка и попробовал прикрыться от еще одного удара рукой. Это была ошибка - судя по ощущениям, на него свалился не иначе как шагающий кран, и только чистой удачей объяснялось отсутствие переломов. Тем не менее, отбросило парня прямиком к туалетным столикам. Кто-то из гопи попытался бежать из комнаты, но стилет, едва не проткнувший ей шею, вынудил девушку поспешно вернуться обратно. А в руке у Айзека виднелись уже новые стилеты.
Арс вскочил, вскользь оперся о стол, едва не свалив его, а в следующий миг на него уже налетел тайфун. Все попытки отвечать на атаки натыкались на жесткое, будто деревянное, тело - Джахман рассказывал о подобных убийцах, что делают из собственных мускулов подобие легкой кольчуги. Удары Констанцио были часты и дьявольски сильны, Арсу пришлось войти в танцующий ритм, но даже так он здорово уступал сопернику. Наконец, видя, что время уходит, тот допустил ошибку - ткнул в неожиданную помеху столь сильно, что пробил перегородку кулаком.
Арс ударил ногой - вкладывая собственный вес и форсированную силу протеза. Рука Айзека хрустнула - и в разрыве ткани показались легкие металлические косточки и перевитые трубки да провода.
- Киборг?! - изумился Арс, не теряя темпа. Враг дернулся, пытаясь высвободиться, как раз в тот момент, когда парень бил второй ногой в коленный сустав. Как подрубленный, Констанцио, или кто уж там он был, шлепнулся на пол, попытавшись вонзить стилет в ногу Арсу. Двумя точными ударами парень сломал Айзеку вторую руку и шею.
- Что здесь происходит?! - требовательно поинтересовались сзади нагрянувшие на шум охранники. - Кто это?
- Убийца, - устало сказал Арс, чувствуя, что взмок, будто мышонок. - Или, по-вашему, он похож на танцора?!
- Пора, девочки, пора, - вдруг сказали из-за спины охранника. - Апсары уже выходят на сцену, нельзя опаздывать. Идемте, идемте!
- Вы-то кто? - спросили у Арса, и он почти равнодушно сообщил, мол, солист.
Гопи шли мимо него, торопливо, зато с грацией и достоинством.
Вот только Читры среди них не было.
- Быстрее, быстрее, солист, - подтолкнули Арса в спину. - Все уже ждут.
5.
Только представьте себе.
Огромная сцена - две площадки одна напротив другой, обе сверху выглядят огромными каплями черного и белого цвета. Здесь и сходились прошлое и будущее, Старые и Новые Боги. Вернее, их чемпионы, воспитанники и ученики.
На белом - апсары и стройный красавец-гандхарв: белый сектор даже Божества-из-людей, почти всемогущие Директора Корпораций, без споров уступили Старым. На черном - гопи, чуточку пахнущие мускусом и встревоженно, чтобы не сказать, всполошено сверкающие прекрасными глазами, и ты.
Что-то не так. Нет рядом девушки, ради которой ты играл стезями человеческой жизни быстрее, чем любое божество. Нет Читры.
И до боли знаком тебе тот красавец во главе строя полубогов.
- Джами? - спрашиваешь ты недоверчиво, вкладывая в голос горе по разоренному селению, по убитым родичам - и твоим, и этого юноши, - по его скоропостижной и ужасной смерти; он слышит имя - и слышит все остальное. Он на мгновение хмурится, а потом улыбается, искренне и дружелюбно. Непростительно.
Ведь оба ансамбля здесь ради победы, как и многие другие соревнующиеся. Общий бал начнется позже, когда Боги определят все же, кто ближе к божественности сейчас. Даже великий господин Индра наверняка сидит где-нибудь в зале на местах для важных персон.
И начинается танец.
Время схлопывается мгновенно, от него не остается даже дымки, вы танцуете с гопи так, что даже пространство начинает таять и проседать от жара этой пляски. Где-то по пути они начинают пахнуть знойным, жаждущим маем, начинают влечь сильнее, чем цветы влекут пчел, но ты ловишь эти животные, хтонические порывы и вплетаешь их в ткань танца. Он очень болезненный, этот танец, кажется, будто ноги взрываются, рассыпаются мелкими клочками, сгорают и рвутся мышцы, однако на самом деле ты все еще танцуешь.
Потом все стихает. Ваш танец завершен.
Ты поворачиваешься к гандхарву, ожидая увидеть подлинно божественный узор пляски, и видишь, как апсары одна за другой опускаются на колени. В улыбке Джами больше нет лучистости всемогущества, это почти тот же парень, разве что пошел в услужение к предавшим вас обоих божествам в обмен на возможность жить. Не так ли и ты сам?
Джами также опускается на одно колено. Никто из ансамбля Старых не танцует - они признают победу 'Амиды'.
И зал также признает. Тысячи, десятки тысяч молятся сейчас Семерым Богам Компании, и вера наполняет Директоров немыслимыми силами. Это - твоя работа. Это - твой танец.
Ты хотел бы поговорить с Джами, который сейчас спускается за кулисы, но вот уже ведут за руки к Одноглазому Президенту, имени которого тебе никак не припомнить в этот момент. Рядом с ним стоит прекрасная девушка, ты чувствуешь, что мог бы влюбиться в нее, если бы все еще не был одержим запахом гопи, если бы не стремился уединиться с ними.
И тут - будто удар ножом под лопатку.
Читра. Эта девушка - Читра!
Острота и всеохватность понимания сотрясает тебя. Жена. Она - наверняка! иначе с чего бы за ней являлся Cам Лун? - супруга самого Директора, то есть без малого Богиня. Но это-то как раз меньше всего волнует того, кто одолел апсар.
Ты думаешь только о том, достанет ли твоего хваленого счастья на то, чтобы прикончить ее бессмертного престарелого мужа, который забрал ее у тебя? Даже благодарность за спасение Читры от Айзека, с которым она собиралась танцевать на балу, даже пылкое 'спасибо за жизнь дочери' от Президента не сразу пробиваются в воспаленный разум.
А потом - пробиваются все же. Дочь! Не жена! Дочь; это значит: все еще может быть хорошо.
- Я... ради тебя, - говоришь ты, потому что замечаешь: она тоже узнала, и тоже не находит себе места, пока отец рассыпается в похвалах. - Я...
- Это была игра, мальчик, - искренне, хоть и с досадой, смеется она. - Мне понадобился романтический герой, и я выбрала такого. Не желала, чтобы ты становился ближе, вот и ушла, когда увидела, что ты... чему ты учишься.
- Я люблю тебя, - говоришь ты, и видишь, как Президент меняется на глазах - будто на змее проступает новая шкура, новый узор: как понятия кибернетических протезов и парня из Клинков сочетаются в быстром и хитроумном мозгу Бога-из-людей. Он, конечно же, знал об интрижке дочки, поэтому ориентируется в том, кто ты такой, быстрее, чем все остальные небожители в зале. Пока что тебе нет дела до него. Как и до приближающихся охранников Одноглазого Бога.
Ее глаза полны жизни. Прекрасной и долгой жизни. Вот только тебя в этой жизни - нет.
Ты ищешь взглядом невесть что и, кажется, все-таки находишь. Господь Индра сурово взирает на тебя со сцены, и ты истово молишься: я на твоем пути, Индра, я на твоем пути... но бог отворачивается от того, кто посрамил его любимцев. Ты неугоден и ему тоже. Ты для него тоже был игрой. Ты - и, наверное, все поколения семьи чакиаров...
- Я люблю тебя, - повторяешь ты, прислушиваясь к ногам, рукам и телу. Чувствуя, как возрождается злая, гневная энергия, как танец просится проявиться и наступить.
- Ты всего лишь человек, - отмахивается Читра, морщась. - А я - твоя богиня!
Охрана уже совсем рядом.
- Нет, - задумчиво говоришь ты, делая вступительный Священный Жест, - это я - ваш бог.
Первый же пируэт заставляет всех замереть на своих местах, впивается в их души, в их полубожественные и божественные сущности, исторгая веру, вызывая первую ноту, из которой еще предстоит родиться экстазу.