Был летний час зари вечерней. Молодая кровь трепетала в тугих, тонких венах, - таких же, как наши расцветающие к жизни тела, - юных, наивных, маленьких женщин. Лавируя, вдоль шоссе, по раскаленному тротуару, мы беспечно несли на плечах тёплые пальцы пламенеющего солнца, а в сердцах предвосхищение первой любви.
Западный ветер нежно щекотал затылки. Изнуренные полуденным зноем люди, неспешно гуляли и лениво озирались по сторонам. Курилось марево над простертой серой каймой дороги.
Внезапно дремоту окружающего мира сотряс гулкий шум. С востока ворвался стихийный поток аккордов и моторного рева. Силуэт его рос, обретая очертания, а гул, словно кимвал, колебал толщу воздуха, пробуждая к жизни сонный променад. Навстречу, рассекая пространство, летел автомобиль.
Вялые нервы откликнулись на приближающийся ураган. Обрушивающиеся звуки какофонии резко контрастировали с нежно-голубым тоном, плавно обтекаемой в контурах, машины.
Они приближались, а мы завороженно сдерживали шаг. И, наконец, мы с ними поравнялись. Наши глаза с любопытством проникли в салон транспорта, и встретились там с ликующими глазами молодых людей. Затаив дыханье, с обоюдным интересом, мы оглядели друг друга, ощутив прилив томленья и надежды. (В ту прекрасную пору, неискушенные наши девичьи головы легко могли вскружить, вот такие, предвестники счастья на стремительных автомобилях.)
Моё внимание захватил темноволосый парень, в ослепительно белом... (Теперь, спустя годы, я вижу на его плечах белый саван, а тогда это была белоснежная рубашка, выглаженная заботливыми руками матери.) Свежий загар горел на темпераментных чертах лица. Его руки лежали на руле и отбивали в такт ритмичному мотиву.
Мы столкнулись с ним взглядом. И безмятежно полетели в бездну. Именно так тонут - возрождаясь и созидая - в других глазах. Вокруг в миг все померкло. Исчезли щебетающие подруги, блестящие глаза юношей за боковым стеклом, дорога, пешеходы, внешний шум. Я слышала лишь набат своего сердца. Я отчаянно ступала на костёр его глаз. Воля, восторг, пожар, истома: я прочитала его взгляд. Неутомимый бег времени замкнулся. Мы смотрели в друг друга, а наши замлевшие оболочки отдалялись в противоположные части света. Я исчезала на восток, а он - на багреющий кровью девственников - запад.
Природа обреченно выдохнула томительный, пред сумеречный воздух. Ударил раздражённый порыв ветра, и где-то на небосклоне прорезала полыхающую завесу молния.
Внезапная вспышка выхватила меня из плена его глаз. Переметнув внимание влево: я окаменела. Там, - как немой страж, торжествующий над жизнью и смертью, - возвышался электрический столб. Я резко вернулась к его исполненным ещё жизнью глазам. Они были до сих пор со мной, не покидая ни на мгновенье. А их неумолимо уносил в объятья Молоха катафалк на колёсах!..
Всё завершилось в доли секунды. Глаза, столб, удар, грохот, рывок машины и тел. И над улицей завис реквием, пронзительно душераздирающим гудком.
Спустя время говорили, что в автокатастрофе никто не выжил, погибли трое молодых людей. А я снова, прикрыв глаза, проговаривала: тогда их погибло четверо.
Его - уже потухшие - словно бархатные, карие глаза тогда пленили, отпечатали мой образ; и унесли навсегда с собой - на запад с мерцающей звездой - частичку меня и моё детство. Тогда я умерла впервые. Был летний час зари вечерней.