Испокон веков в вампирской общине царили жестокие законы, помогавшие урегулировать непростые отношения людей, инфицированных этой страшной болезнью. Да, в старых страшилках, что рассказывают на ночь непослушным детям суеверные крестьяне вампиры - это живые мертвецы, сосущие кровь у самых баловных (видимо, что-то эдакое есть у них в химическом составе внутренних жидкостей). Если бы все было так просто...
Соль на губах. Она проникает в ранки, и хочется скорее хлебнуть воды, чтоб заглушить эту жгучую боль. Но нельзя. Вода - это яд. Кровь - жизнь. И эта жизнь медленно перетекает от сотрясающегося в предсмертной агонии тела к ней, так что хочется смеяться и петь как пьяной.
Сколько этой девочке лет? Восемь, десять, одиннадцать? Да какая разница-то, в конце концов? Зачем терзаться моральной стороной вопроса, если каждая выпитая капля доставляет столько непередаваемого наслаждения? Разве можно почувствовать что-либо, живя по этим скучным законам для тех, кто не способен перешагнуть черту?
Ветер как ласковый отец укачивал спящие в прохладных сумерках березы и раздувал дырявые занавески на накренившемся карнизе. Поскрипывали лопасти старой мельницы. Пахнуло озоном, низкое, затянутое серыми тучами небо нахмурилось и снисходительно посмотрело на разворачивающееся под его сводами действо.
Двое в темных плащах шли по направлению к покосившейся деревенской лачуге за полем, держа в руках светящиеся в сгущающейся тьме копья. Дурной знак.
- Она там, - проговорил один, поднимая руку, чтобы постучать, - я ее чувствую.
- Марьяна, - ухватив напарника за запястье, проговорил другой, - мы знаем, что ты здесь. Нет смысла скрываться. Выходи, и тебе, возможно, оставят жизнь.
Красные глаза вперились в дверь, и тело затряслось от гнева, когда экстаз, вызванный поглощением крови, начал спадать. Вот так парой фраз можно лишить любого несказанного наслаждения, испортить такой вечер.
Оставят жизнь? Зачем ей жизнь рабыни чьих-то законов, послушно пляшущей под чужую дудку? Не будет этого!
- Уходите.
- Марьяна, не делай глупостей, - голос становится все более отчетливым, - твоя соседка, Руксанда Янку, все рассказала нам. Ты не должна и дальше убивать ни в чем не повинных детей! Есть законы, есть декларации, ты не можешь игнорировать их! Иначе...
- Убирайтесь! - она срывается на обиженный визг, - вон отсюда! Рукси! Конечно, кто как не Рукси и ее братья могли сделать такую подлость по отношению ко мне?! Ну я этого ей не прощу! Всех настигнет проклятие!
Дверь вышибли, и она с режущим барабанные перепонки грохотом упала на хлипкий пол, который уже никому по сути не был нужен. Вся крестьянская семья, состоящая из пары взрослых и восьмерых детей, лежала мертвая по разным углам тесной, пропахшей пряностями комнаты.
- Ты взбесилась, Марьяна. Это результат неинициированного вампиризма, - с сожалением говорит один из темных плащей, тот, кто посветлее и со шрамом на щеке, - ты не оставляешь нам другого выбора. Прости.
Не помня себя, названная Марьяной отрывается от шеи белокурой девочки лет восьми и кидается на визитеров, расставляя руки как крылья. Бледная кожа светится в темноте, черные локоны, некогда, возможно, красивые, стоят дыбом как у чучела из гиперболизированных крестьянских сказок. И тут же падает, пронзенная парой световых копий. Уничтожители оказались профессионалами своего дела.
В это время где-то в совершенно другой стране высокий темноволосый человек с зелеными глазами в обрамлении длинных ресниц резко вскочил с кровати.
- Нет! Только не это!
Глава 1.
- Кажется, я загнала вас в логический тупик, сэр.
На стене мерно тикали часы, отмеряя время, отведенное для отработки после уроков, что назначалась всегда за какие-то мелкие провинности. Стулья жались к наклонным обшарпанным партам как малые дети, того и гляди начнут дрожать от промозглого осеннего ветра, что врывался в помещение через открытое окно.
- Ну, хоть в чем-то вы проявляете завидное рвение, миссис Валынская, - Арчибальд откинулся на спинку кресла и заложил руки за затылок.
- Это крайне удобно, сэр, - Мария передвинула последнюю фишку, и доска, расчерченная ровными кругами, мягко засветилась, - заключая подобные пари и выигрывая их, можно добиться того, чего не выпросишь просто так.
В магические дуэли маги играли с большим энтузиазмом. Суть игры сводилась к тому, чтобы заставить как можно больше фишек противника сменить форму и перейти на свою сторону. Земляные фишки, застигнутые врасплох огненными, загорались, огненные, атакованные водяными, сами превращались в воду. Имелись также и универсальные фишки, что могли спасти ситуацию, снова обращая воду в огонь, а огонь - в землю, но к ним прибегали в конце партии или не прибегали вообще, ибо для них требовался особый заряд магии, что черпал внутренние резервы игрока. Не каждый готов был пожертвовать собственной внутренней сутью ради этого.
- Ну что же, карточный долг - это главное для уважающего себя джентльмена. Как впрочем, и долг за настольную дуэль. Хорошо. Будем считать, что эти четыре часа вы отработали, осталось, - мужчина глянул на наручные часы, - ровно тридцать минут.
- За это время можно многое успеть, - усмехнулась девушка, ослабляя завязки корсажа темно-коричневого платья из грубой шерсти - школьной формы для всех возрастов, жутко неудобной и проклинаемой из года в год.
- Бросьте, миссис Валынская, - расслабленно отмахнулся мужчина, который сейчас не был настроен на шутки, - мы с вами взрослые люди, вам уже двадцать три года, насколько мне известно.
- Позавчера исполнилось двадцать четыре, сэр, - мягко поправила Мария, оставляя тесемки в покое.
- В любом случае я не хочу прослыть старым извращенцем, миссис Валынская. Вы же знаете, как остры на язык некоторые представители нашего окружения.
- По-моему, сэр, вы уже им прослыли, - ехидно проговорила девушка, поднимая лукавый взгляд.
Учитель задумчиво вертел в руках гладкий ротанг и не смотрел на свою великовозрастную ученицу, что пребывала сейчас на последнем девятом году обучения.
- Знаете, это странное свойство наших тел, Мария, - впервые за долгое время Арчибальд назвал ее по имени, и голос его потеплел на пару градусов, - живет на свете девочка. Реже - мальчик. В любом случае, живет этот ребенок лет до шести-семи и не подозревает о том, какое чудовище обитает в его подсознании, где-то там, в неведомых глубинах его мозга. И вот открывает он одну из тех книжек, что должны наоборот отвратить от любой идеи унижения и причинения боли другому существу или тем более себе. Или видит двусмысленную сцену в соседнем саду. Или в школе. Где угодно. И тут он понимает, что хочет оказаться на месте истязаемого, ощущает сладостное томление в тех местах, о которых не принято говорить в приличном обществе. Это тревожит его, липким месивом проникает во сны, заставляя извиваться подобно ужу со сковородки. Невинное дитя, Мария, которому престало сидеть в окружении нянек и играть в игрушки. Есть и другой сценарий. Кто-то с самых ранних лет терпит побои, ненавидит тех, кто так над ним издевается, а потом уже не смыслит своей жизни без этих противных болезненных ощущений. Даже начинает наслаждаться ими в угоду извратившемуся подсознанию. Странно, не правда ли?
- Пугающе, - согласилась Валынская, касаясь черного воротника, который резко стал удушливо тесным, - но к чему вы все это мне говорите?
- Просто так, - испытующе глядя девушке в глаза, проговорил Арчибальд, - мне на миг показалось, что вы сочтете это размышление интересным. А, может, даже найдете отклик на него в своей душе.
- Вы... вы ошиблись, сэр, - помотала головой Мария, отчего черные локоны разметались по плечам, - я никогда не понимала мотивы таких людей. Никогда не пыталась уразуметь, что движет ими в этой порочной страсти.
- Ясно, - учитель отвел взгляд и отложил ротанг, - назначенные тридцать минут подходят к концу, миссис Валынская, думаю, вы уже можете вернуться в свою комнату, дабы подготовиться к завтрашним занятиям. Хотя, зная вас, могу с уверенностью сказать, что это последнее, чем вы занялись бы в свободное от уроков время.
- Вы правы, сэр, - усмехнулась Мария, вставая, - за эти годы вы слишком хорошо меня изучили. Не знаю, к добру ли это или к несчастью...
***
- Вы же девушка! - фраза прозвучала с таким укором, что и самый отпетый грешник поспешил бы кинуться леди Цецилии в ноги, дабы начать вымаливать прощение.
Отпетый грешник, но не Нелли Ковалева. Единственное, что сделала девушка - это приняла точно такую же позу, как и преподавательница: скрещенные на груди руки, расставленные на ширину плеч ноги и горящий взгляд.
- И что? - вопросила ведьма, не проникнувшись всей глубиной своей вины, - я девушка, да. Но я тоже человек из плоти и крови, который имеет свои слабости и недостатки. Не фарфоровая кукла для джентльменов с бутылкой виски.
- Вы совершенно невозможны, - возвела очи горе благовоспитанная леди Цецилия, - я буду вынуждена сказать все вашему старшему преподавателю. А если все так и будет продолжаться, то я поставлю под сомнение ваше дальнейшее обучение здесь.
- Да пожалуйста, говорите, - пожала плечами Нелли, - только вряд ли мистер О"Доннел проникнется всей важностью отсутствия пятен на обратной стороне воротника школьной формы. Хотя бы потому что он черный, и разглядеть несовершенство будет трудно неопытному мужскому глазу.
Женщина в белой робе гневно выдохнула и, развернувшись, кинулась назад по коридору, что вел в дортуары благочестивых пока что первокурсников, боявшихся сказать что-либо преподавателю.
- Нелли, что-то случилось? - сзади к девушке подкралась улыбающаяся Мария и чуть тронула ее за плечо.
- А? Да нет, ничего, - в уголках губ Нелли появились болезненные складки, - просто как всегда повздорила с леди Цецилией. Ты же ее знаешь, для нее любой непорядок в одежде - это ужасное преступле... Стоп! Ты же должна быть у белобрысого импотента на отработке!
- Пристрастие к настольным дуэлям губит учителей и дает шанс избежать наказания для их учеников, - весело пожала плечами Валынская, - так что я сегодня полностью свободна.
- И охота тебе собственный магический резерв тратить только на то, чтобы скостить лишние часы в классной комнате...
- Ну, согласись, не хочется тратить свою стремительно кончающуюся жизнь на мытье испачканных мелом тряпок или переписывание очередного параграфа учебника, будто одного экземпляра недостаточно. В конце концов, мы уже не дети, Нелли, прошли те блаженные годы, когда можно было не задумываться о том, что когда-нибудь тебя не станет.
- А не рано ли нам и сейчас об этом думать? - Ковалева отвела взгляд и уставилась на парочку статуй, что гонялись друг за другом, теряя мраморную крошку, - мы маги и можем прожить гораздо больше, чем те бедолаги, что ютятся в деревеньках и на окраинах больших городов.
- Нельзя заглядывать в будущее, - проговорила Мария, - все идет к тому, что когда-нибудь маги снова вернутся в свои подполья варить декокты от мозолей и родильной горячки. Уже вспыхивают восстания, неужели ты не видишь, Нелли?
- Мне все равно, - пожала плечами девушка, - какая разница? Скоро мы уже получим свои дипломы и станем не более чем людьми, пусть и с необычными дарованиями, знаниями и умениями. Нам никто не откроет двери в большую политику, ты же прекрасно это знаешь. Мы станем голодающими музыкантами, служанками, женами, матерями, отшельницами, наемными убийцами - кем угодно, но не политиками.
Валынская покачала головой: опять она за свое! Постепенно девушка училась мириться со взглядами подруги, но порой Нелли переступала черту.
- А ты так этого хочешь? - Мария в очередной раз удивленно воззрилась на подругу, - ты желаешь вершить судьбы народов и принимать решения в масштабах целой страны?
- Нет, Маш, не хочу. Каждому свое. Просто меня коробит это так называемое показное "равноправие". На словах - делай что хочешь, никто за руку не схватит и камень не кинет. А на самом деле... Почему же меня тогда высекли, когда я пришла на прием в мужском наряде?
- Ну... - протянула Мария, смущенная внезапным всплеском агрессии со стороны подруги, - просто это как-то неправильно... Так не принято...
Нелли возвела очи горе и, отвернувшись от окна, посмотрела на украшенную магическими огоньками люстру.
- Слышала новость? - чтобы сменить тему, пробормотала Ковалева, - через пару недель мы летим в Америку на месячную практику. Там, говорят, чертовщина какая-то творится, а нам, как водится, расхлебывать.
- И что же там? - радуясь концу неприятной темы, спросила Мария, - опять Ку-клус клан активизировался?
- Вряд ли, - покачала головой Нелли, - хотя, может, нечто подобное там еще и осталось. Пропадают люди. Среди них действительно много "черных", особенно слуг-бунтарей. Но точно сказать сейчас нельзя, надо будет разбираться на месте.
Разговор заглох сам собой, и девушки просто стояли рядом, не зная, что сказать друг другу. Такое бывало с ними редко, но в последнее время отношения их стали походить на натянутую струну, того и гляди лопнет.
- Как твой муж? - спросила Нелли прохладно.
- Мне кажется, что его что-то мучает, - пробормотала Мария, - он часто просыпается среди ночи и ходит по комнате, когда думает, что я ничего не вижу и не слышу. Совершенно не знаю, как ему помочь.
- Понятно, - Нелли кинула короткий взгляд на подругу, - ладно, надо бы заранее собраться в путь, много всего нужно взять. И тебе советую подумать об этом заранее, а не как всегда за пять минут до отъезда.
Некоторое время Мария смотрела девушке вслед, а потом подобрала юбки и последовала за ней.
Дождь барабанил по грязному стеклу, стекая соревнующимися друг с другом дорожками и исчезая за неровно окрашенной рамой. Вдали гремели раскаты, и старые занавески раздувались от порывов, что врывались в открытую форточку.
Мужчина в темном костюме и котелке на белобрысых волосах стоял спиною к комнате, и рука в белой перчатке была протянута, будто бы желала ухватит упругие струи, что никак не могли преодолеть прозрачный барьер, созданный руками человека.
- Ты ведь уже тогда знал.
За спиной стояла невысокая девушка с уродливыми красными пятнами на лице и жидким русым волосом. Серые глаза ее внимательно смотрели на странного пришельца, а руки упирались в обшарпанный, почти черного цвета стол.
- Знал что? - мужчина даже не обернулся, - я ничего не мог знать наверняка, а уж тем более предсказать далекое будущее. Нет. Я мог только догадываться. Мне... являлись порой люди без лица. Представь только, полное отсутствие черт, будто кто-то стер их мокрой тряпкой и забыл нарисовать новые.
- Но... это же значит...
- Ни к чему пояснять, - Арчибальд резко развернулся и в упор уставился на собеседницу, - да, это значило именно то, о чем ты сейчас думаешь.
- Но какая же теперь разница?
- Никакой совершенно, - мужчина подошел к девушке и прихватил ее за подбородок, - ты тоже больна. Ты больна, но не хочешь этого признавать.
- Нет, - собеседница резко мотнула головой и глянула на Арчибальда возбужденными влажными глазами, - а если и так, то... Скажи, что мне делать?
Мужчина отпустил ее подбородок и сел на кровать. Старые пружины натужено скрипнули и просели. Арчибальд спрятал лицо в широких ладонях.
- Просто послушай...