...В том, что отвязался страховочный канат, был виноват парень, который на минуту отошел к палатке за пивом. Обычная человеческая небрежность - подумаешь, это ведь быстро, ну что может случиться?

- Держите! - закричал Фил, но внизу его никто не услышал. Весь небольшой аэродром был по случаю воскресенья забит одуревшей от жары, гомонящей толпой, орала звуковая реклама, чуть в отдалении надрывались колонки сразу трех рок-площадок, а распорядитель полетов заболтался с каким-то мужиком в строгом сером костюме.

- Фил! - заверещала Наташа, - Мы же сорвались!..

- Я знаю, что ты в ухо орешь?!

Они замолчали, глядя вниз. Там началась суета, потом паника: вернулся со своим пивом несчастный идиот, которого теперь выкинут с работы, и поднял шум, увидев, что шикарный воздушный шар с эмблемой известной компании сотовой связи и двумя пассажирами в корзине благополучно покидает Землю.

- Ничего-ничего, поймают! - пробормотал Фил без особой уверенности в голосе.

- Ты думаешь? - Наташа обхватила себя руками и ежилась теперь жалобно, словно в один мин стала младше лет на десять и снова превратилась в подростка.

Фил неприязненно глянул на нее. Ведь, если разобраться, это была именно ее идея - тащиться в адскую жару лета 2010 года, которое еще войдет в историю, на дурацкий музыкальный фестиваль, толкаться у сцены, бродить в поисках дорогущего туалета, жевать жирный резиновый шашлык в мерзкой кафешке, а потом полтора часа стоять в потной очереди ради десяти минут катания на никому не нужном шаре.

Вот и покатаемся, мстительно подумал он. В том, что прогулка затянется, Фил не сомневался. Они ничего не понимал в воздушных шарах, но догадывался, что этой рекламной махиной управлять нельзя, ее просто то отпускают на тридцать метров вверх, то подтягивают обратно ради забавы публики и денег рекламодателя. Без каната она - ничто, свободно болтающийся в небесах мешок с газом. Никакого балласта на бортах корзины, конечно, нет. И ничего в корзине нет.

Надо позвонить - но кому? На аэродроме и так тревога, а служба 112 в таких случаях не помощник.

Наташа тоже думала о своем мобильнике. Позвонить отцу? Но что сказать? "Папа, мы улетели к черту на рога на неуправляемом шаре"? И папа будет стоять на ушах, а у него сердце...

- Ничего-ничего... - повторил Фил уже с новой интонацией.

Земля уплывала. Отдельные фигурки людей слились в пеструю массу, потом исчезла и пестрота, все заволокло дымкой от дальних лесных пожаров. Какое-то время еще можно было различить постройки аэродрома и массивное здание гостиницы с государственным флагом на крыше, потом вдруг налетел до странности свежий и прохладный ветер, и пейзаж внизу двинулся, словно в компьютерной игре. Показался рынок, до которого, если ехать по поверхности, целых восемь остановок на маршрутке. Мелькнула незнакомая плоская крыша размером со спичечный коробок, аллея, погибающий от засухи парк - больница. Проспект с крохотными жучками автомобилей. Пустырь с незаконченной стройкой жилого комплекса, высокий подъемный кран, яркие тенты грузовиков. Шар несло к западной окраине города, туда, где после субботних пикников граждан беспомощно просил пощады горящий реликтовый сосновый бор.

Донесся клекот винтов: неподалеку в дымке кружил вертолет. Видимо, напуганный распорядитель полетов позвонил в МЧС или военным, и теперь ребята думают-гадают, как их снять.

- Только бы им не пришло в голову стрелять в шар, - буркнул Фил.

- Что? - испуганно обернулась Наташа.

Молодой человек промолчал.

Наташа, одетая в шорты и майку, начала мерзнуть. Пейзаж внизу и завораживал, и пугал ее, ровный ветер оказался для такого лета неожиданно холодным, полет затягивался. Ей хотелось есть, от постоянных диет организм давно утратил нормальную терморегуляцию и реагировал страшнейшей простудой на любой сквозняк. Она села на корточки, привалившись к борту корзины, обняла себя руками и закрыла глаза. Вот если бы Фил просто пожалел ее, обнял, погладил по голове! Стало бы легче, и не просились бы так наружу слезы. Но куда там!

В последнее время отношения у них совсем не клеились. И дело вовсе не в свадьбе, к которой Фил уже пять лет как считал себя не готовым, несмотря на уходящую молодость подруги. И даже не в том, что платить за съемную квартиру приходилось ей одной, поскольку у несостоявшегося мужа нет регулярного дохода. И даже не в ребенке, о котором она мечтала, но которого не могла родить от такого вот папаши.

А просто - уже несколько месяцев, думая о семье и доме, она представляла рядом с собой совсем другого человека. Не сопляка с дурацкой прической и зашкаливающим самомнением, а мужчину лет сорока, серьезного, умного, возможно, даже разведенного и с детьми - это неважно. Мужчину, который не ноет и не оскорбляется, если она приболела и не может сварить суп, который сам способен заботиться и который живет чем-то еще, кроме футбола, пива с друзьями и интернета. Который, наконец, понимает, что живущий рядом человек - не игрушка.

Она вздохнула.

Фил напряженно следил за вертолетом, но тот пропал в дымке, а вслед за этим стих и шум его винтов. Город кончился, все заволокло белым удушливым дымом от лесного пожара, и ничего внизу разглядеть уже не удавалось. Ощущение было иррациональное -крохотный островок среди сплошного непроницаемого молока, ни верха, ни низа, ни перспективы. И тишина. Ветер должен шуметь, но не шумит, уши словно забило ватой, и ни звука ниоткуда.

- Фил? - девушка открыла глаза. - Я в кино видела, что рано или поздно шар будет снижаться. В фильме в таких случаях сбрасывали балласт. Но у нас его нет, и мы просто сядем. Не волнуйся.

Легко сказать! Она волновалась сама, и это было заметно.

- Если до завтра мы не попадем домой, я просрочу выплату по кредиту, Фил. А ты знаешь, что это такое. У меня и так...

- Ты можешь не причитать?! Как бабка старая, ей-богу...

Они снова замолчали. И вдруг...

В каждом человеке живет предчувствие абсурда, иначе мы сходили бы с ума от собственных снов. И каждый в глубине души, на инстинктивном уровне, готов увидеть нечто, никак не укладывающееся в старые представления. Именно поэтому Фил даже не вскрикнул, увидев дирижабль. Вскрикнула Наташа, которая, чтобы размяться, поднялась на ноги...

Жемчужно-серый, гладкий, такой огромный, что не хватало поля зрения разглядеть его целиком, он вдруг выплыл бесшумно из поредевшего дыма и гордо - именно гордо, словно корабль победившей армии - медленно двинулся мимо шара. До него было метров пятнадцать, и Фил отлично разглядел чистые лощеные бока, ребра жесткости, быстро вращающиеся задние винты, а под брюхом - длинную кабину с уютно светящимися круглыми окошками.

- Эй! Стойте, стойте! - он замахал руками в тщетной попытке привлечь внимание пилота. Его заметили и дважды мигнули ярким прожектором, словно приветствуя. Но гигант не замедлил хода и проплыл мимо, стремительно тая в дымке.

- Ма-моч-ка, - детским голосом сказала Наташа. - Я не поняла... это было?... Фил!

- Это дирижабль. Кажется, пассажирский, если фильмам верить.

- Здесь?!

Он попытался как-то совместить в сознании старые разваливающиеся пятиэтажки, замусоренные скверы с пивными бутылками, трещины асфальта, перенаселение, пробки, хамливых чиновников, замученных работой трудоголиков, банды гопников, тоску и серость летних дней - и вот это, великолепное, гладкое, почти светящееся в дыму, воздушное и совершенное. Не смог.

- Наташ, наверное, он с военного аэродрома. Может, какая-то выставка старой техники, все-таки день города...

- Ты сам не уверен в том, что говоришь. У меня же папа подполковник, там офицеры ручки и скрепки за свой счет покупают - какой дирижабль?

- Но ты же сама видела.

- Какой он красивый, - девушка вдруг заулыбалась. - Я бы полетала на таком!

- Тебе шара мало? - Фил вдруг обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. - Ты как ребенок. Нам бы на землю попасть...

Новый шум винтов отвлек их от нежностей - из белого тумана уже вырастал новый гладкий нос. Показалась кабина, совсем близко - можно было даже разглядеть лица двух пилотов за лобовым стеклом. Совсем молодые парни, они помахали из своего безопасного пристанища, улыбаясь двум отчаянным ребятам, рискнувшим при нулевой видимости подняться на шаре.

А потом Наташа увидела пассажиров. Из круглых иллюминаторов, освещенных изнутри оранжевым светом, на нее смотрели мужчины, женщины, ребятишки - и все улыбались, захваченные зрелищем. Некоторые махали, дети расплющивали о толстое стекло носы и строили рожицы. Она не разглядела одежды, но чувство, что с этими людьми что-то не так, заставило ее изо всех сил напрячь зрение. Тщетно. Но что-то действительно не так, неправильно, они не должны быть такими светлыми и жизнерадостными, не должны вот так улыбаться и смотреть. Она работала с людьми и не строила насчет них иллюзий...

- Фил, этого не может быть. Фил, ты слышишь? Что-то не так. Я же психолог, тут что-то не так!

Молодой человек молчал, завороженный. Дирижабль проплыл мимо, последние окошки согрели их чужими улыбками, и машина исчезла.

- Что? - Фил обернулся.

Но теперь замолчала Наташа, потому что дым вдруг кончился - его отрезало, как ножом для пирога. Позади осталась белая мутная стена, а впереди вдруг открылась картина, от которой у девушки прервалось дыхание. Она забыла о голоде, о холоде, о том, что давно хочет в туалет, забыла даже свое удивление - у нее пропал дар речи.

Огромное, спокойное, прохладное небо было живым и населенным. Десятки дирижаблей шли по какому-то маршруту один за другим, касаясь бледных облаков. Там и сям парили воздушные шары, далеко не такие яркие и без логотипов, но не менее огромные, чем тот, что унес бедняг с аэродрома родного города. Один висел буквально рядом - в корзине мужчина, женщина и мальчик лет двенадцати замахали руками, паренек схватил бинокль и уставился прямо на Наташу. Теперь она поняла, что не так - это были люди совсем другой эпохи, словно сошедшие со старых кинопленок, ожившие из кинематографического хлама, бодрые, румяные и веселые. Что-то неуловимое... Жюль Верн? Конан Дойл? Детские фильмы, приключения, фантастика - и живые персонажи в десятке метров. Мужчина в кожаном шлеме жует бутерброд, дама в теплом жакете поправляет завязки шляпы, смешной мальчишка в кепке пялится в огромный бинокль...

А внизу - огромный, чистый залив почти правильной полукруглой формы, несколько парусных яхт, белые барашки на волнах, а дальше каменная набережная, низкие дома, острый шпиль, зелень каких-то парков. И чистый, чистый воздух, от которого Наташу затошнило и бросило в пот - она привыкла жить при пониженном уровне кислорода и почти предельных концентрациях химической дряни в атмосфере.

Город приближался, шар начал терять высоту. Теперь можно было разглядеть улицу вдоль набережной, экипажи с лошадьми, прохожих, которые совсем не обращали внимания на летающую технику, словно привыкли к ней за много лет.

Дрожащими руками Наташа достала мобильный телефон. Сигнал держался на одном делении, почти пропадая, но она все-таки набрала номер.

- Папа?

- А, котенок! - кажется, она оторвала отца от обеда. - Привет-привет, как отдыхаете? Интересно? Зайдешь сегодня? Я лосося купил... выглядит слишком красным, как-то не натурально, но, надеюсь, не отравимся, как в тот раз. Давайте, приходите к шести часам...

- Извини! - перебила Наташа. - Я хочу спросить. Помнишь, ты мне что-то говорил, показывал какие-то фотографии... ну, ты увлекаешься...

- Не понял, - отец перестал жевать. - Ты чего такая встревоженная? Что случилось?

- Папа, как это называется... ну, чем ты увлекаешься... картины, механизмы, дирижабли?

- Ааа, это стимпанк. Странно, что ты спросила...

- А что это такое?

- Это разновидность научной фантастики, котенок.

- А оно имеет под собой реальную основу?

- Нет, конечно. Уже нет. Когда-то было, в девятнадцатом веке, в Англии. Понимаешь, сама концепция стимпанка появилась...

- Погоди, папа, тут сигнал пропадает! - Наташе вдруг пришло в голову, что, если шар не сядет благополучно, она больше не услышит этот родной голос. - Папа, я очень тебя люблю. Ты у меня единственный близкий человек. Ты здоров? У тебя все хорошо?

- Наташа, что случилось?!

- Ты не поверишь. Мы катались на шаре. На аэродроме. Отвязался канат, и мы уже два часа летим неизвестно куда. И тут такое... и дирижабли, и шары, и город на заливе... яхты... вон там лошади...

Отец, кажется, запаниковал.

- Ты почему не позвонила сразу-то?! Где вы? Ты примерно сориентироваться можешь?..

- Нет.

- Наташа, детка, я сейчас свяжусь с людьми, вас найдут, вы держитесь там! Шар не снижается? Вы пока высоко? Летите два часа, ты говоришь? В какую сторону?

- Снижается, папа. Скажи, а там... ну, в этом фантастическом мире, там хорошо? Ты хочешь попасть туда? Я помню, маленькая была, ты механизмы собирал... и эти твои картины... почему мне оно так нравилось, так спокойно было от этого?..

- Что ты говоришь?! О чем ты?!

- Я была счастлива тогда, в детстве. Я мечтала...

Связь прервалась. "Нет сигнала сети, проверьте настройки соединения". Наташа положила телефон на дно корзины. Фил смотрел на нее во все глаза.

- Ты что несешь? Больше нечего отцу сказать?

"Мне и тебе нечего сказать, - подумала она с внезапным чувством покоя и даже радости. - Я тебя не люблю. Если мы не разобьемся, мы расстанемся, и можешь делать, что хочешь. Я найду место здесь и буду жить. И забуду последние двадцать лет, когда такие, как ты, ломали мою психику. Я больше не хочу бетонных коробок, тупого Интернета с бесконечными разборками между миллионами анонимов, грязных автобусов, дуры-начальницы, редких выходных, ненастоящих друзей, пустого телевидения и такого же пустого будущего. Жаль, папы тут нет..."

- А если мы уже умерли? - предположила она. - Задохнулись в дыму? И сейчас мы, как говорится, на том свете - есть гипотеза, что после смерти человек попадает в мир, о котором мечтал в детстве.

- А я-то почему здесь?! Я о таком мире не мечтал. Тут, кажется, даже электричества нет...

Они летели теперь совсем низко, метрах в двадцати над землей. Показалась железная дорога, бодрый дымный паровоз тащил связку вагончиков, на перроне толпились люди, рядом по дороге меланхолично трусила лошадь, запряженная в повозку. Возница поднял голову и помахал. Наташа помахала в ответ. Ей вдруг все показалось неуместным: собственный наряд, яркий шар с логотипом сотового оператора, дурацкая металлическая корзина в пластиковой облицовке.

Ей казалось - она видела все это когда-то. Очень давно, почти в младенчестве. Какая разница, стимпанк, не стимпанк, это просто мир, в котором, отдыхая от службы, жил ее отец, и в котором жила она сама. Низкие крыши, толстые трубы фабрик, булыжные мостовые, церквушки, облака, деревья, тротуары, магазинчики с древними вывесками, мостики, паровозы. Все это сейчас было у нее под ногами, и не в снах и мечтах, а в реальности.

Возле какой-то лавки толстый продавец в белом фартуке отдыхал на грубой деревянной скамейке. Он что-то крикнул Наташе, улыбнулся, и тут же корзина шаркнула дном по какой-то крыше. Шар падал. Впереди показалась маленькая площадь, стиснутая домами и каменными оградами. Было до странности прохладно, и ни молекулы дыма в воздухе. Несло креозотом, как когда-то в детстве, в доме у старой железной дороги, где теперь вырублены сады и снесены бульдозерами голубятни, а на их месте строится огромный многоэтажный микрорайон.

Вокруг жил, трудился, смеялся, летал странный, несуществующий уже век. На площадь выбегали женщины в длинных платьях и передниках, мужчины в необычного покроя пиджаках и брюках, детишки - такие же странные, как и их родители. Корзина ударилась о стену дома, шар беспомощно завис над крышей. Кто-то уже тащил лестницу, чтобы снимать бедолаг, у Наташи горели щеки от стыда за свои неуместные шорты, Фил матерился сквозь зубы, и уже доносился людской гомон - пока непонятно, на каком языке.

- Прилетели, блин, - сказал Фил. Совершенно не к месту он подумал о девушке, с которой познакомился в сети неделю назад. Все, теперь не встретиться, если все так, как говорит эта сумасшедшая...

Мужчина с аккуратными усиками добрался-таки до корзины и галантно протянул Наташе руку. У него было свежее, здоровое лицо с мелкими морщинками у голубых глаз, грубая рубашка и кепка, полотняный платок на шее. Он улыбался, делая вид, что не замечает наряда девушки. И она, вдруг почувствовав себя спокойно и безопасно, шагнула навстречу, готовя слово "Хэлло!" - ведь Англия же? - и коснулась кончиками пальцев его ладони.

И все поплыло.

***

Пока бойцы вытаскивали забуксовавший грузовик медслужбы, Наташу рвало на дымной обочине проселочной дороги. Здесь недавно заливали пожар - всюду испарялась на жаре грязная вода, воняло гарью, вдалеке еще дымило. Проехала пожарная колонна с автоцистерной, два трактора, чуть погодя показались несколько автобусов с гуманитарной помощью - они шли в пострадавшую деревню в тридцати километрах отсюда.

Наташе сделали уже четыре укола, но дезориентация и рвота не исчезали. Она не могла найти собственное тело, плакала и звала отца.

- Он приедет, приедет! - худощавый мужчина в футболке с надписью "Медицина Катастроф" гладил ее по спине. - Как ты? Вставать уже можешь? Сейчас пройдет. Там, понимаешь, в лесу горела несанкционированная свалка, пластик, краска и так далее... отсюда и галлюцинации, и остальное.

Вдалеке кто-то говорил по мобильному: "Свяжитесь с летчиками, пусть передадут Ковалеву - дочку нашли. Да, жива, ушибы, острое отравление продуктами горения, состояние средней тяжести, повезем в первую городскую..."

Наташа села на землю и посмотрела на свои черные от сажи руки.

- Все будет хорошо, - сказала она, еле ворочая языком.

Наполовину сдутый шар еще качался от ветра на опушке сгоревшего леса. Двое парней несли в машину что-то тяжелое в черном пластиковом мешке.

- А где Фил?

- Ты про мужчину? Его звали Фил - это полностью Филипп? А фамилия? Кто он такой, адрес знаешь? - врач жестом позвал кого-то от машины. - Видимо, ты была более-менее в сознании, когда шар падал, а он отключился, и при падении...

- Он остался там, - Наташа с удивившим ее саму равнодушием взглянула на сверток, который грузили под тент. - Должно было выйти наоборот, но мне помогли... мужчина... на вас чем-то похож... и я вернулась. Я психолог и все понимаю - это была попытка убежать отсюда.

Врач - ее будущий муж - смотрел с сочувствием, они ничего не понимал в психологии и просто жалел девчонку. И даже тот факт, что все, рассказанное ею в полубреду, поразительно напоминало его собственные детские мечты, его совершенно не смутил - мало ли, о чем мечтают дети.

***