Её слепили отнюдь не классики - для сериального бытия. Она со мной проходила кастинги - сестра непрошенная моя. Её сваяли - змею, тигрицу ли, ей предназначили - стать добром. На первом месте - вопросы принципа. Вопросы личные - на втором.
Она кому-то - пятно на совести, она кому-то - в тюрьме окно. К ней жмутся. жмурятся. жгутся. ссорятся. И следом тащатся всё равно. Она - старинная вязь орнамента. Она закрыта и непроста. Но отрубает - светло и намертво - её убойная прямота. Ей подарили осанку лилии, скрутили кудри тугим узлом. Ей губы сделали чёткой линией, черкнули бровь, роковой излом. Её связали скупыми жестами и распрямили под стать струне. Она железной, жестокой, женственной - должна для мира ожить во мне.
Моя помада светла и матова, я скучный тип, я зануда-мисс, я никогда не могла командовать, я меланхолик и конформист. Мне стыдно людям любого возраста на всё и вся задвигать права. И нет во мне молодой стервозности, и обаянья, и колдовства. Мои обиды не дышат инеем. Мне неподвластен её режим.
Но я зовусь иностранным именем - звенящим, острым, до слёз чужим. Но каблучки застучали маршево, но амазонка взяла копьё, и я - нелепая и домашняя - себя выламываю в неё. Она проходит, лучась и гневаясь, дерзит и дразнит, как божество.
Я понимаю, что это - ненависть. Мы перед зеркалом: кто кого. Ну, что ты в камеру нынче ляпала? Давай, подруга, поговорим! Я уничтожу тебя, проклятую. Сменю улыбку и смою грим. Разглажу локон, крутой, налаченный, хлебну кагору в избытке чувств. Вообще-то, мне за неё заплачено. Я с ней вовеки не расплачусь.