Аннотация: Увы, доводилось слышать от разных людей нечто подобное. (Название, кажется, рабочее:) )
Не уединённо - одиноко. Поздно жечь мосты и корабли. Я иду со временем не в ногу, да и ноги что-то подвели. Время - это страшная, чужая данность, просто не нашёл свою. Мнится мне: в трудах - опережаю, в жизни - безнадёжно отстаю. Пятый акт: идёт к финалу пьеса, явно пропадает скорбный труд. Друг (он тоже доктор и профессор) пишет: книги нас переживут, но не скрасят старость и болезни, ну и стоят ли такой цены? Мы сегодня стали бесполезны, и ученикам-то не нужны.
Те, кто ходят на поклон к начальству, требуются всюду - это факт. Сердце разрывается на части (это не метафора: инфаркт). Мастера подпольных дипломатий, молодые-наглые врали, те, кто тихо предал альма матер, чтоб не оставаться на мели, те, кто профанирует науку, кто взлетел к верхам в один присест...
Так и пишем издали друг другу, и ни сил, ни денег на приезд.
Нет у нас той гаденькой смекалки: где б урвать похлеще да сполна. Мы-то старой, мы другой закалки... А закалка, право же, нужна. От хамла в подъезде, слов помятых, страшно ударяющих под дых, повсеместной наглости и мата. И от этих... наглых-молодых.
Так-то, друг мой, старый мой повеса... Что - наука? Много ли добра принесла? Ты помнишь, там у Гессе: бисер (перед свиньями), игра. Я бреду и брежу, как лунатик, новой жизни, право, не пойму... Вот умру - библиофил-фанатик - все мои сокровища - кому?!
Хватит меланхолии и гнуси... Спрашивал тебя (спрошу и впредь): вывихнулся век ли, я свихнулся? Старый друг единственный, ответь... И прости мой заунывный ропот иль ропщи со мною наравне:
век - уже не -волкодав, а робот - вывихнул суставы на войне...