Аннотация: Литературная фантазия-стилизация по мотивам :)
Работа заняла II место во Всероссийском конкурсе "За образцовое владение русским языком в профессиональной деятельности" для работников сферы образования Российской Федерации (г. Белгород, Белгородский государственный университет, 2005 г.)
Еще одна легенда о Дворянском гнезде
Ей снился сон, и, может быть, впервые
Сквозь холод стен и тишину оград
Казалось ей, что голоса живые
Легко и звонко с нею говорят...
Я совсем недавно узнала, что, когда умирает звезда, мы еще долго не подозреваем о ее смерти. Миллионы лет тончайший луч серебряной пыли, отсвет уже не существующей звезды, продолжает лететь до Земли по вселенской пустыне.
Так и память человеческая. Давно уже нет ни героев, ни очевидцев, и забылись даты, и переименованы памятные места, а светоносная быль все бродит и бродит по земле, и стучится в людские души, обрастая десятками легенд.
... Варвара Павловна Лаврецкая, урожденная Коробьина, по обыкновению своему, музицировала перед выездом в театр. Париж более не манил некогда блистательную "m-me L...tski"; скорее, напоминал ей тихую гавань, куда Варвара Павловна укрылась после житейских бурь. Пальцы механически отстукивали бравурный марш. В широком зеркале мягко колыхался за роялем полнеющий стан, затянутый в серебряное платье. Варвара Павловна пела:
Цветет фиалка в неге и покое,
Не зная слез, не ведая тоски,
Но вдруг - беда! Внезапный хлад покроет
Печальным утром нежные ростки.
Так и любовь, и светлые мечтанья,
Всё, чем была спокойна и горда,
Внезапный хлад жестокого признанья
В час роковой погубит навсегда.
Но мысли ее были далеки от переливов избитого романса: "Всё проходит, прав он, великий царь Соломон. И жизнь проходит, и любовь проходит. Но была ли она - любовь? Вольдемар Паншин, музыкант-любитель, угодливо целовавший ручки, выслуживший таки Владимирский крест на шею? Или мой нынешний Геркулес от российской гвардии с умопомрачительной фамилией Закурдало-Скубырников? Что мне этот солдафон и что, в сущности, я ему? Две страшных силы - скука и боязнь одиночества увядающей женщины - толкнули меня в объятья тяжеловесного армейского купидона. А тот хрупкий белокурый мальчик, Эрнест, пылко обожавший "русскую мадам", записка которого так глупо попалась Теодору на глаза? О, если кто и любил меня, так это бедный, глупый Теодор, упрямый медведь, мой злосчастный муж. Выделил содержание - и с глаз долой: езжай, законная жена, хоть в Париж, хоть в Тмутаракань, хоть к черту на кулички! А ведь любил же, и как любил... Краснел, бледнел, глянуть на меня боялся - да что теперь!
Жизнь всегда заставляет кого-то страдать! Так пусть уж не меня, довольно, пусть теперь других поучит уму-разуму!"
Варвара Павловна направилась в театр. Там уже целый сезон дают "La Dame aux camelias", и хрустальные люстры приглушенно освещают богато декорированную сцену, и Арман Дюваль привычно вздыхает о вечной любви к благородной куртизанке Маргарите Готье.
...Десять лет, прожитых впустую. Путешествия - неласковая далекая земля и острое чувство того, что всё уже до боли знакомо: и чужие страсти, и замки из песка, и неутолимая тоска по дому, и величественные памятники прошлого, такие безучастные к сегодняшнему дню. И всё, всё в мире идет своим чередом.
Жизнь, как старый возок, снова катится мерно,
Оглянулся - октябрь на дворе.
Не сложилось? А может, сложилось неверно,
Как стекляшки в забытой игре.
В дорогой стороне, в голубом поднебесье
Птичьи стаи находят приют.
Эти песни, о дивные, милые песни...
Боже мой...
Здесь таких не поют.
О, как быстро кружат легкокрылые стайки,
Оставляя серебряный след.
Детством пахнущий дом в ожиданье хозяйки
Постарел... а хозяйки все нет.
Здесь чужая земля, время катится всуе
И от скуки замедлило счет.
Здесь чужие дома ни о чем не тоскуют,
Даже птицы поют ни о чем.
Здесь чужие дожди ничего не приносят,
Ни печали, ни страха, ни тьмы.
Лишь на сердце - холодная светлая осень,
Но еще далеко до зимы...
И - после этих лет странствий - вновь тихий город и калитинский дом, потерявший старших хозяек - Марью Дмитриевну и Марфу Тимофеевну. Возвращение... Его возвращение.
Невинной зеленью заполнен двор,
А сад - к венцу разубранными вишнями.
Весна надела свадебный убор,
А мы ушли, мы оказались лишними.
О, как мечтал я ночи напролет -
И гнал мечту, жестокую и сладкую,
Вернуться в дом, когда никто не ждет,
И у порога постоять украдкою.
Вчерашний мальчик - ныне юный фат -
Болтает с повзрослевшею подругою,
А за окном всё тот же тихий сад.
И колокол вещает над округою.
Чужая нежность будет мне кружить
Седую голову... я это выстрадал,
Я смог, но как же трудно с вами жить,
О милые мои, вы очень выросли...
И только ты, наивная душа,
Страдалица моя, навек простишь меня,
Но полно. Хорошо, что ты ушла,
Мы в этом мире оказались лишними.
... Человека старит горе и ответственность за себя и своих родных. Вот и она, страдалица, решила все за двоих, и суровый долг тяжко придавил худенькие девичьи плечи. Мучавшая ее слабость еще не совсем прошла, но она все-таки уже несколько дней вставала рано поутру и клала, клала земные поклоны... Из раскрытого узенького окошка в белую келейку вплывал запах весны и теплого воска, овевая бледное, заострившееся лицо.
Любовь и счастье, долг и совесть, гордыня и смирение. Может ли женщина, духовно и физически чуждая мужчине, по законам божеским оставаться его женой и препятствовать новой любви? Тлеет в сердце горечь под чистым пламенем веры, как черный фитилек в огне свечи...
...Ей снился сон, у сна свои законы,
Прости ей, Боже, сон ее глубок,
И веки заслоняют лик с иконы,
И слезы застилают лик с иконы,
Она спала. Напрасен Твой упрек.
Ей снилась глаз таинственная близость...
Тяжелый вздох - и разомкнулась клеть.
"О, Господи!"
Но тихий оклик: "Лиза..."
За что его? За что меня? Ответь!
Раскрылись губы, запоздало каясь.
Тревожно пальцы сжались в забытьи.
О нет, я не от мира отрекаюсь,
Я просто отрекаюсь от любви!
Вздымалась грудь так тяжко - и так часто,
Горело утро ярче всех свечей,
А свечи тлели, рвался сон на части
Лобзаньем солнца на ее плече.
Старинный дом. На выступах карниза
Дразнился воробей... Весна вернулась.
"О, Господи!"
Но тихий оклик: "Лиза..."
Она проснулась.
... Алла Сергеевна, моя знакомая учительница-пенсионерка, как обычно, позвонила мне и договорилась встретиться по поводу выступления в Доме школьника. Впрочем, выступление было только предлогом похвастаться успехами единственного внука Сереженьки, заканчивающего сразу два третьих класса - и в начальной, и в музыкальной школе.
Алла Сергеевна с затаенной педагогической гордостью жаловалась мне:
- Зря я дала ему эти ноты, ей-богу, зря. Лежали бы себе и лежали. Это дедушки покойного наследство, друг ему оставил, а тот и сохранил. А я тоже - как выкинешь? Павла Сергеевича, маминого папы, единственная память. Старые такие ноты, пожелтевшие, краешки все пообтрепались. А Сереженька увидел - и всё. И к пианино. Уже третий вечер сидит, - педагогический энтузиазм в ее голосе всё нарастал. - А главное, что за ноты, сама толком не знаю. То ли дедушки покойного приятель музыкантом был, то ли еще от кого достались. Там только буква в уголке стоит, "эль" латинское, а дальше закорючки какие-то и уголок весь протерт.
Из соседней комнаты слышались звуки пианино, приглушенные закрытой дверью. Я представила себе вихрастого очкарика Сережку, такого маленького на высоком круглом табурете за огромным черным пианино.
- Пришел сегодня с экскурсии, - декламировала Алла Сергеевна хорошо поставленным учительским голосом, - их сегодня на природу водили, на "Дворянку", на Дворянское гнездо. Всё про Тургенева рассказывали. А он, подумай только, ничего не запомнил. Приходит и говорит: "Ба, а я там уже был, там детская больница, помнишь, ты меня водила?" - Мы посмеялись, и она продолжала со вздохом, - без толку, считай, сходил. Да ладно - хоть воздухом подышал, погода-то какая - благодать! Первые теплые денечки за всю весну!
Знал ли Сережка, что за ноты с пометой "L" ему достались? Что за музыку довелось ему исполнять? Вещая песнь старого Лемма еще не "сияла вся" и не "томилась вдохновеньем", не "дышала бессмертной грустью" и не "уходила умирать в небеса". Но под пальцами ребенка в ней зарождалось что-то новое, на мой взгляд, слегка резковатое, и пусть пока не совсем уверенное и не прочувствованное до конца, но такое сильное, чистое и свежее... Слушаешь ее - и думаешь:
- А может, и правда, всё так и было - однажды весной, "в одной из крайних улиц губернского города О..."