Через некоторое время Владимир случайно нашёл в Исторической библиотеке текст письма, которое через несколько лет после исчезновения Сократа Христа царь Митридат Евпатор посылал в Парфию, страну, расположенную у берегов Каспия. Вот что он тогда писал:
"Царь Митридат шлёт привет царю Аршаку. Все те, кого в счастливые для них времена просят принять участие в войне, должны подумать, будет ли им тогда дозволено сохранить мирные отношения, затем - достаточно ли справедливо, безопасно, достославно или же бесчестно то, что у них испрашивают. Что касается тебя, то если бы тебе было дозволено наслаждаться постоянным миром, если бы злейший враг не был вблизи твоих границ и если бы разгром римлян не должен был принести тебе необычайную славу, то я не осмелился бы просить тебя о союзе и понапрасну надеялся бы связать свои несчастья с твоими счастливыми обстоятельствами. Но то, что тебя, по-видимому, может остановить, - гнев на Тиграна, вызванный последней войной, и моё затруднительное положение, если ты захочешь здраво оценить его, побудит тебя более всего. Ибо Тигран, находящийся в опасном положении, на союз согласится на условиях, каких ты пожелаешь; мне же судьба, многое отняв у меня, даровала опыт, позволяющий давать хорошие советы, и я, не будучи особенно силён, служу для тебя примером, благодаря которому ты (для людей процветающих это желательно) можешь разумнее вести свои дела.
Ведь у римлян есть лишь одно, и притом давнее, основание для войн со всеми племенами, народами, царями - глубоко укоренившееся в них желание владычества и богатств. Вот почему они сперва начали войну против македонского царя Филиппа, притворившись его друзьями, пока их теснили карфагеняне. Шедшего ему на помощь Антиоха они, сделав ему уступки в Азии, вероломно отвлекли от него; но вскоре, разбив Филиппа, отняли у Антиоха все его земли по эту сторону Тавра и десять тысяч талантов. Затем Персея, сына Филиппа, после ряда сражений, происходивших с переменным успехом, принятого ими под покровительство богов на Самофракии, они, хитрые и изобретательные в своём вероломстве, так как по договору они обязаны были сохранить ему жизнь, умертвили, не давая ему спать. Евмена, чью дружбу они с похвальбой выставляют напоказ, они сперва выдали Антиоху в уплату за мир; впоследствии, поручив ему охрану захваченных земель, они поборами и оскорблениями сделали царя самым жалким из рабов. Подделав нечестивое завещание, они сына его Аристоника за то, что он потребовал возвращения ему царства отца, провели во время триумфа, словно он был врагом; Азию захватили. Наконец после смерти Никомеда они разграбили всю Вифинию, хотя в том, что у Нисы, которую он провозгласил царицей, родился сын, сомнений не было".
Тут Владимир прервал чтение письма и глубоко задумался. Кто мог быть отцом этого сына Нисы? Никомед? Вряд ли! Ведь Никомед завещал свою страну не сыну, что было бы естественно, а Риму. Почему же он поступил так не по-отцовски? Значит, это всё же был не его сын! Кроме того, Никомед ведь был "голубым" да и Ниса всё-таки не зря хотела его смещения с престола с помощью Сократа Христа. Всё это говорит о том, что упоминаемый сын Нисы мог быть рождён не от Никомеда, а от Христа! Ведь только его призывала Ниса к себе и никого другого! В 74 году её сыну могло быть уже пятнадцать лет. Если всё это так, то тогда сразу становится понятным, почему ромеи не признавали право сына Нисы наследовать царский престол Вифинии после смерти Никомеда. Они знали о том, что Никомед не был отцом этого сына. Что же стало с этим сыном Нисы? Какое имя он носил? Куда он мог потом деться? Почему Аппиан не сказал о нём ни одного слова?
После некоторой паузы Владимир вновь продолжил внимательно читать письмо Митридата Евпатора:
"Стоит ли мне говорить о себе? Хотя царства и тетрархии со всех сторон отделяли меня от их державы, все же, так как я, по слухам, богат и не намерен быть рабом, они с помощью Никомеда начали войну против меня, прекрасно понявшего их преступный замысел и наперёд предсказавшего критянам, единственному свободному народу в те времена, и царю Птолемею то, что впоследствии и произошло. И вот я в отмщение за обиды вытеснил Никомеда из Вифинии и возвратил себе Азию, эту военную добычу, взятую у царя Антиоха, и избавил Грецию от тяжкого рабства. Моим первоначальным успехам помешал Архелай, последний из рабов, предав моё войско, и те, кого от войны удержала трусость, вернее, ложный расчёт на то, что они будут в безопасности благодаря моим стараниям, несут за это жесточайшую кару; это Птолемей, за деньги изо дня в день добивающийся отсрочки войны; это критяне, однажды уже подвергшиеся нападению; для них война окончится, только когда их истребят.
Я, со своей стороны, понимая, что междоусобицы в Риме принесли мне перемирие, но не мир, несмотря на отказ Тиграна, поздно признавшего справедливость моих слов, в то время как ты был далеко, а все остальные - покорны, всё же возобновил военные действия и на суше под Халкедоном разбил римского полководца Марка Котту, а на море захватил его великолепный флот. Во время затянувшейся осады Кизика, где я находился с многочисленным войском, мне не хватило припасов, причём никто из окружающих не приходил мне на помощь; в то же время подвозу по морю мешала зима. В этих обстоятельствах, а не под давлением врагов я, попытавшись возвратиться в царство своих отцов, при кораблекрушениях под Парием и под Гераклеей потерял вместе с флотом своих лучших солдат. Затем, после того как я под Кабирой привёл в порядок своё войско и между мной и Лукуллом произошли с переменным успехом сражения, нас обоих снова постиг голод. Лукуллу оказывало помощь царство Ариобарзана, не пострадавшее от войны; я же, так как все ближайшие области были опустошены, отступил в Армению, а римляне не следовали за мной, но были верны своему обыкновению разорять все царства до основания; так как они ввиду недостатка места не дали многочисленным военным силам Тиграна вступить в бой, то они и выдают его опрометчивость за свою победу.
Теперь, пожалуйста, и рассуди, что будет в случае нашего поражения: станешь ли ты сильнее, чтобы оказать сопротивление, или же, по-твоему, война окончится? Я, правда, знаю, что у тебя большие силы в виде людей, оружия и золота, поэтому я и стараюсь заключить с тобой союз, а римляне - тебя ограбить. Но моё намерение, раз царство Тиграна не затронуто войной, а мои солдаты искушены в военном деле, - закончить войну вдали от твоей страны, малыми твоими стараниями, при нашем личном участии; но в этой войне мы не можем ни победить, ни быть побеждены без опасности для тебя. Или ты не знаешь, что римляне, после того как Океан преградил им дальнейшее продвижение на запад, обратили оружие в нашу сторону и что с начала их существования всё, что у них есть, ими похищено - дом, жёны, земли, власть, что они, некогда сброд без родины, без родителей, были созданы на погибель всему миру? Ведь им ни человеческие, ни божеские законы не запрещают ни предавать, ни истреблять союзников, друзей, людей, живущих вдали и вблизи, ни считать враждебным всё, ими не порабощенное, а более всего - царства. Ибо если немногие народы желают свободы, то большинство - законных властителей. Нас же они заподозрили в том, что мы их соперники, а со временем станем мстителями. А ты, владеющий Селевкией, величайшим из городов, и Персидским царством с его знаменитыми богатствами? Чего ждёшь ты от римлян, если не коварства ныне и не войны в будущем? Они держат наготове оружие против всех. Больше всего ожесточены они против тех, победа над кем сулит им огромную военную добычу; дерзая, обманывая и переходя от одной войны к другой, они и стали великими. При таком образе действий они всё уничтожат или падут. Это вполне возможно, если ты, идя через Месопотамию, а мы - через Армению, окружим войско, не имеющее ни припасов, ни вспомогательных сил и доныне невредимое по милости Фортуны, точнее, из-за наших промахов. Ты же стяжаешь славу тем, что, выступив на помощь великим царям, истребишь разбойников, грабящих народы. Настоятельно советую тебе так и поступить, а не предпочесть ценой нашей гибели отдалять свою, вместо того чтобы благодаря союзу с нами стать победителем".
Закончив чтение письма Митридата, Владимир подумал: как хорошо это письмо показывает истинное хищное лицо тогдашних ромеев и Рима и отношение к ним окружающих народов и их правителей. И это же письмо совсем по-иному, не так как расписывали его ромеи, раскрывает перед нами истинный человечный портрет самого Митридата. Вот и суди потом, кто же всё-таки был агрессором, а кто жертвой!
Но что же происходило в Вифинии после смерти Никомеда? Куда мог деться несовершеннолетний сын Нисы? И Владимир вновь стал перечитывать подробную книгу древнего историка Аппиана.
После тяжёлого военного поражения от Суллы царь Митридат Евпатор прибыл к нему на сложные переговоры. "Ещё когда Сулла говорил с гневом и возбуждением", - писал Аппиан - "мысли царя переменились, и он почувствовал страх; он согласился на заключённые Архелаем условия, передал корабли и всё остальное и вернулся в Понт, в прежнее отцовское царство".
Если Митридат и мог убить Сократа Христа, то только в это время, то есть в 85 году до н.э., но никак не раньше. В тот год у него, действительно, была очень непростая ситуация в отношениях с ромеями, и он должен был любыми средствами отодвинуть угрозу их вторжения в Понт, даже ценой жизни Христа. Христос мог добровольно пойти на это, ради спасения своего народа от нашествия ромеев или бежать из Понта ещё дальше на юг, в Сирию. Но так ли всё было на самом деле? Ведь Сократ Христос уже после 89 года до н.э. нигде больше не упоминался! Поэтому он никак не мог быть убит позднее, то есть в более сложном 85 году до н.э. Если он и был убит, то на несколько лет раньше. Причём Митридат к этому убийству не имел никакого отношения.
Продолжив чтение книги Аппиана, Владимир ещё раз пробежал глазами строки о том, что после смерти Никомеда в 74 году до н.э. царь Митридат вновь на некоторое время уже в третий раз захватил Вифинию, и опять без помощи Сократа Христа. Следовательно, подумал Владимир, царевна Ниса вместе со своим сыном могла оказаться тогда на виду у Митридата. Христа же рядом с ними не было и быть не могло. К тому времени он мог быть или убит, или продолжал находиться в изгнании очень далеко от Вифинии.
Если судить по письму Митридата в Парфию, то царь не склонен был препятствовать передаче престола вассальной Вифинии сыну Нисы. Однако вскоре ему опять пришлось оставить Вифинию под очередным натиском войск ромеев во главе с новым полководцем Лукуллом. В это время Ниса вместе со своим сыном теоретически могла остаться в Вифинии, но уже не как правительница, а как простое частное лицо, владеющее лишь частью какого-то небольшого царского наследства. После того, как власть в стране окончательно захватили ромеи, Ниса могла вместе с сыном отправиться в изгнание на свою родину в Каппадокию, где правил её отец Ариарат.
Так рассуждал Владимир, преодолевая многие века и расстояния, разделяющие его с Нисой и её сыном. Владимир ещё не задумывался тогда о том, что Каппадокия с севера граничила с Понтом, а вот с юга - с Сирией, то есть с той страной, где тогда происходили очень интересные события, связанные с появлением здесь в это же самое время ещё одного Христа. Но об этом в другой раз.
Сейчас же нашему Владимиру принесли в общежитие срочную телеграмму, присланную из дома: "Сегодня рано утром Саша родила сына!"
- Ну, Сашка, какая ты молодчина! У меня нет слов! Всё получилось, как ты и мечтала, моя родная! Хочется поскорее тебя увидеть и взглянуть на нашего с тобой первенца!