Аннотация: AU. Что было бы, если бы Финголфин направился в добровольное изгнание после Совета у Финвэ? Написано в стиле "Сильмариллиона".
Произошел тогда великий непокой в Тирионе, и Финвэ встревожился; призвал он всех лордов на совет. А Финголфин поспешил в его чертоги и, стоя перед отцом, сказал:
"Государь и отец мой, знаю я, что старший брат мой, Куруфинвэ, коего прозвали Пламенным Духом, не любит ни меня, ни младшего нашего брата, ни мать мою, королеву Индис. Говорят, что до того дошел он в своей ненависти, что желает изгнать нас из Тириона. Я не хочу вставать между тобой и Феанаро, коего ты любишь более всех, и потому решил я сам уйти из Тириона, дабы не усугублять раздор, и брат мой, Арафинвэ, решил сделать то же. Прости отец мой и прощай!"
Так изумлен был король Финвэ этой речью, что не смог вымолвить ни слова, и, приняв молчание его за согласие, Финголфин направился к дверям чертога. В то же время вошел в них старший сын короля Феанор, который тоже слышал слова брата и тоже смолчал.
А Финголфин вместе с женой своей Анайрэ, вместе с сыновьями и дочерью, вместе с домочадцами и теми из нолдор, кто не желал покидать сына короля в его добровольном изгнании, быстро собрался и направился в горы на север Валинора, где и выстроил себе новое жилище, кое назвал Форменос, что значит "Север". Ушла вместе с ним и Индис, которая любила старшего сына больше, чем других детей, и не желала покинуть его. А Финарфин, младший брат Финголфина, направился в Альквалондэ, где жила родня его жены Эарвен, и с ним тоже ушли многие нолдор.
Так наполовину опустел белый град Тирион, тихо стало на его хрустальных лестницах и улицах, вымощенных белым мрамором. Печалился Финвэ, видя, как разделился народ нолдор из-за раздора его сыновей, но не знал он, как поправить дело. Часто говорил он с Феанором, пытаясь убедить его примириться с братьями, но слова его пропадали втуне, и молчал Феанор в ответ на все уговоры.
Ибо Феанор, отравленный предательской ложью Мелькора и собственной гордыней и алчной любовью к Сильмарилям, не верил в искренность братьев. Думал он, что они удалились, дабы втайне ковать оружие и собирать воинов, а потом прийти на Туну во главе большого войска и изгнать Финвэ и посадить на трон Финголфина, и, утвердившись в Тирионе, силой отобрать у старшего брата Сильмарили, чтобы воссияли они на челе нового короля нолдор. Эти наветы были выдуманы злокозненным умом еще не разоблаченного Мелькора, но и сам Феанор не был безвинен, ибо с готовностью верил любой лжи, очерняющей братьев и не верил ничему, что бы их оправдало.
Убежденный, что он окружен врагами, Феанор еще более устремился в Эндорэ, в земли, свободные, как полагал он, от власти Валар, коих винил он в пособничестве замыслам Финголфина, хотя ни словом, ни делом не подтверждали этого Стихии. Король Манвэ печалился, видя раздор среди нолдор и их стремление уйти из Валинора, но полагал он, что не должен вмешиваться в их дела, разве что сами эльфы попросят у него совета. Финвэ же был уверен, что любое слово Валар Феанор примет с гневом и недоверием, и это только ухудшит дело, и потому не обращался к Манвэ. Феанор, в конце концов, открыто поговорил с отцом о своих замыслах и призывал его покинуть властолюбивых Валар и коварных сыновей Индис в Валиноре с горсткой обманутых нолдор, а самому королю возглавить поход в Эндоре и в новых землях основать свободное королевство, где народ нолдор будет жить в счастье и довольстве, сам управляя своей судьбой.
Но не желал король Финвэ покидать прекрасный свет Дерев, уходить из той земли, где познал он счастье и горе, покидать жену и детей. Однако трудно ему было и отказать в горячей просьбе любимому сыну, и не знал Финвэ, на что решиться. Феанор же не оставлял своих уговоров, и в конце концов обещал Финвэ, что объявит свое решение после следующего Праздника Урожая.
Но за день до праздника разразилась беда, какой никто не мог предвидеть. Мелькор, мятежный Айну, противостоящий своим братьям и сестрам Валар, сговорился с древним чудовищем Унголиантой, обитавшим на юге Валинора в забытой земле Аватар. Обещая ей великую награду, которая утолит ее голод и придаст ей сил, Мелькор выманил паучиху из логова и повел на север, к Валмару. Там прокрались они к зеленому холму Эзеллохар, где росли два светоносных Древа, и погубили чудесные создания Йаванны. Мелькор ранил стволы Древ черным копьем, а Унголианта выпила их сок и весь свет, а затем опустошила водоемы Варды, где собиралась жидкость, капающая с ветвей Древ. Почернели стволы Древ, засохли почти все листья и цветы. А после вырвал Мелькор оба ствола из земли и оборвал с них все листья и цветы, которые сохранили жизнь, и забрал их себе, ибо алкал быть единственным владельцем Предначального Света.
Горе и смятение воцарились в Валимаре, и тьма нависла над Валинором. Сразу же Тулкас и Оромэ со своими майяр бросились к холму, но запутались они в душной тьме сетей Унголианты, которую та распространяла вокруг себя. Долго не могли охотники выбраться из сетей, а когда выбрались, то не нашли никого.
Ибо Мелькор, укрытый тьмой Унголианты, поспешил скрыться с места злодеяния. Хоть и помогало ему древнее могучее чудовище, все же страшился он Валар, хорошо помня их мощь в Войне Стихий, где он был побежден и взят в плен. Но едва ушел мятежный Айну от непосредственной опасности, взяли его страх и сомнение. Ибо алкал он достичь еще двух целей в Валиноре: завладеть чудесными камнями Сильмарилями, укрытыми в сокровищнице Тириона, и уничтожить Финголфина и его Дом, ибо прозревал он, что именно от этих принцев в будущем придет конец ему и всем его замыслам. Страх и алчба боролись в его сердце, и, наконец, страх победил, ибо был Мелькор не только самым могучим, но и самым трусливым из жителей Эа. Решил он сначала разделаться с Финголфином, а Сильмарилями завладеть позже, когда представится возможность - ведь он знал, что Феанор собирается в Эндорэ и, несомненно, возьмет любимые творения с собой.
Хоть и был Мелькор труслив, но крепко надеялся он на мощь Унголианты, с которой, как он думал, не смогут справиться даже сильнейшие эльдар, и потому без промедления помчался вместе с паучихой на север, в Форменос. Как черный вихрь неслись они, а сквозь душную тьму колдовства Унголианты едва-едва пробивался последний свет Древ, захваченный Мелькором. И благодаря этому благому свету был предупрежден Финголфин об опасности, ибо увидел он его приближение. Изрядно дивился сын короля наступившей тьме, но не успел он послать в Валмар гонца, как увидел эту вспышку света, быстро приближающуюся к его воротам. Сначала думал Финголфин, что это кто-то из Валар или их слуг несется к его жилищу, но как только свет приблизился, тяжесть легла на сердце королевского сына, почувствовал он отчаяние, горе и ужас, и понял, что не друг, а враг мчится к его дверям. То же почуяли все его эльдар, и множество слабых духом бежало из горного жилища Финголфина (и никто не винил их позже, ибо мощь и ужас врагов была слишком велика). Но сам Финголфин решил, что враг желает уничтожить его самого и его близких, ибо не было в Форменосе никаких сокровищ, которых мог бы желать Мелькор, а его ненависть ко второму сыну короля и его дому была Финголфину ведома, хотя мятежный Айну и пытался ее скрыть. Однако понимал сын Финвэ, что не успеет добраться до безопасного места или дождаться помощи, и не хотел он погибать в напрасном бегстве, убитый ударом в спину или загнанный в темную нору. Ибо был Финголфин отважнее любого другого эльда, и тем же бесстрашием отличались все его дети, и они остались вместе с горсткой верных, дабы встретить врага лицом к лицу. Осталась и королева Индис, хотя сын умолял ее уйти вместе с другими женщинами, но страх был неведом ясной ваниа, сестре короля всех эльдар. И послужила это и к добру, и к худу для эльдар, но никто не ведает своей судьбы, а всякий должен поступать так, как велит ему благородный дух.
Ибо ужасная Унголианта, которую трусливый Мелькор пустил впереди себя, бросилась на Финголфина, что стоял с ярым мечом перед дверьми своего жилища, приготовившись защитить себя и своих родных. Бросила она на него сети, чтобы ослепить и запутать врага, но пали они бессильными клочьями тьмы, разрубленные светлым мечом принца, Рингилем. Ибо был тот меч не из обычного железа, созданного Аулэ в недрах Арды, но из металла, прилетевшего по воле Эру с неба, из-за Кругов Мира, кой по дороге впитал в себя свет звезд благой Владычицы Варды и потому стал смертельно опасен для любых злых тварей. И суждено было Финголфину найти этот слиток во время своих странствий по северным горам, и принес он его в свою кузницу, и выковал себе оружие, равного которому не было даже у Валар. Но не против брата и отца выковал он меч, как думал обманувшийся Феанор, а повинуясь смутному предвидению о том, что некогда народу эльдар будет грозить великая опасность, и потребуется сыну короля Финвэ защитить себя и других эльфов. И воистину, эта опасность пришла в виде чудовищной Унголианты, которая в ненасытности своей желала проглотить весь мир, и в виде Мелькора, который хотел подчинить себе всю Арду, а затем разрушить ее.
Но сейчас пришлось Унголианте тяжелее, чем у Эзеллохара, где застала она Валар и их слуг врасплох. Темные сети ярый меч разрубал без всякого труда, и никак не удавалось чудовищу опутать и задушить Финголфина. Тогда с ужасающим визгом бросилась на принца паучиха, желая поразить врага когтем или жалом. Туго пришлось Финголфину, ибо слишком уж сильна была Унголианта, напившаяся светоносного сока Дерев. С трудом отражал он ее атаки и вскоре начал уставать, к тому же черное отчаяние, навеваемое Мелькором, все сильнее сжимало его сердце. Рингиль, как бы чудесен он ни был, все же не мог пронзить броню чудовища, у которого не было уязвимых мест на теле, кроме, разве что глаз. Один из них удалось поразить Финголфину, но это лишь взъярило Унголианту, которая стала наседать на врага с утроенной силой.
Вышли тогда на помощь отцу сыновья Финголфина, но их мечи были из обычного, земного железа, и вскоре опутала их тьма Унголианты, и пали они на землю, спеленутые ее сетями. Тут бы, казалось, и достиг Мелькор своей цели, гибели Финголфина и его сыновей, если бы не Индис Ясная. Видя, что сын ее и внуки терпят поражения, вышла королева из-под защиты жилища и тоже вступила в сражение. Но не было в ее руках ни меча, ни секиры, ни лука. Песня Силы была ее оружием, могучая магия ваниар, что исцеляет раны Арды, нанесенные ей Мелькором, чары, непереносимые для злых тварей. И когда запела Индис, увидели все, что звезды Варды засияли, и на мгновение осветили они Форменос так же ярко, как некогда светила Лаурэлин в час своего наивысшего расцвета, и в этом свете отпрянула Унголианта от Финголфина, и съежилась она, закрывая глаза, ибо не было ныне вокруг паучихи темных сетей, коими защищала она себя при убийстве Древ, и вспыхнувший свет причинил ей великий вред, ослепляя и обжигая.
Быть может, тут и настигла бы Унголианту погибель, ибо Финголфин, обретя новые силы от благого света, ринулся на чудовище, взмахнув Рингилем, но Мелькор тоже не дремал. Хоть и был он труслив, но слишком многое решалось в этот миг, и мятежный Айну нашел в себе силы и отвагу вмешаться. Песня Индис умолкла, ибо королева отдала ей слишком много сил, звезды Варды вновь угасли, и тогда Мелькор обрушил удар своего молота на прекрасную королеву. Ибо страшился он меча Рингиля и думал, что Унголианта, оправившись, вновь схватится с Финголфином, а без помощи Индис тот не сможет устоять.
Один лишь жалобный стон издала погибающая Индис, и, услышав его, дрогнул Финголфин, и удар Рингиля не достиг своей цели. Унголианта же, ослабевшая и устрашенная, бежала с места схватки. Финголфин не стал следовать за нею, ибо в этот миг появился у него враг во стократ более ненавистный.
Мелькор же медлил, упиваясь своим злодеянием, ибо ни от чего не получал он такого удовольствия, как от убийства и разрушения. И это промедление едва не стало для него роковым. С удесятеренной силой, кою придали Финголфину горе и отчаяние, ринулся он на врага, прозрев в мгновенной вспышке провидения, что Мелькор был главной причиной и раздора среди нолдор, и наступившей внезапной тьмы. Устрашенный яростью Финголфина, Мелькор даже не попытался поднять свой окровавленный молот для защиты, а сразу же повернулся, дабы бежать прочь. И хотя был он Айну и двигался быстрее любого из Воплощенных, не удалось ему уйти невредимым. Две раны нанес ему светлый Рингиль - в спину и в бедро сзади, и с тех пор никогда полностью не заживали эти раны, всегда причиняя Мелькору страшную боль, и никогда не избавился Мелькор от этих шрамов - знаков бегущего труса.
Финголфин помчался, было, ему вослед, но вскоре вернулся, ибо ослепление гнева оставило принца, и он понял, что одному не догнать ему Мелькора, хотя тот и ранен. Кроме того, тревожился он, что оставил своих близких без защиты, а ведь у Мелькора могли быть и иные помощники, и Унголианта могла возвратиться, вновь осмелев.
А когда вернулся Финголфин, страшное горе охватило его, ибо Индис лежала бездыханной, со страшной раной на голове. Упал принц рядом с ней на колени и вдруг услышал голос любимой матери - то дух Индис, покинувший изувеченное тело, говорил с ним:
"Увы, сын мой, должна я удалиться в Чертоги Мандоса, ибо тело мое слишком искалечено для исцеления. И хочу я предостеречь тебя и твоих детей: не давайте горю и гневу взять над собой верх, ведите себя благородно и достойно, как пристало детям короля нолдор и родичам короля ваниар. Предвижу я, что, быть может, не вернусь из Чертогов - но не по той же причине, что Мириэль. Прости и прощай!"
И с этими словами, дух Индис удалился, не желая дольше противиться Зову Мандоса.
"Прощай!" - только и успел сказать безутешный сын, а потом воздел он руки вверх и прокричал: "Не Мелькором зваться тебе отныне, а Моринготто, Черным Врагом Мира! Проклинаю тебя отныне и вовеки!"
А после горько зарыдал Финголфин в отчаянии, и, лишившись всех сил, упал он рядом с телом матери, погрузившись в черное забытье.
С бегством Унголианты чары ее исчезли, и Фингон с Тургоном, сыновья Финголфина, смогли, освободившись от сетей, встать с земли. Ничего они не видели и не слышали, опутанные тьмой, и в изумлении и в ужасе взирали на два лежащих тела, оба из которых, как им казалось, покинула жизнь. Впрочем, вскоре убедились они, что отец их жив, и тьма печали в их душах немного рассеялась.
Обоих поверженных перенесли они в дом, мертвую королеву обмыли и обрядили, приготовив для погребения - первого в Благом Краю, хотя смерть эта была не первой - а Финголфина уложили на постель. Вскоре нежные заботы жены и дочери вернули Финголфина из пучины небытия. Тут же велел принц послать самого быстрого гонца в Валмар - рассказать о случившемся несчастье и, быть может, догнать Мелькора.
Но еще не суждено было Морготу потерпеть окончательное поражение. Пока гонец пробирался по темным землям, плутая из-за не рассеявшейся еще тьмы Унголианты, Моргот направился дальше на север. Мятежный Айну пока оставил мысли о захвате Сильмарилей - слишком устрашился он ярости Финголфина, да и раны давали о себе знать, ибо с тех пор Моргот уже не мог менять тело, как остальные Айнур, и даже исцеляться ему удавалось с большим трудом. Однако страх и гнев из-за неудачи все же придали ему сил, и он смог быстро пересечь Пелори и по ледяному мосту Хэлькараксэ направился на восток, в Эндорэ. Говорят, на всем этом пути из его ран текла, не останавливаясь, черная кровь, и там, где капала она на землю, не росло более ничего, а лед она прожигала насквозь, будто жидкий огонь. Когда же достиг он Средиземья, то сразу же отправился к развалинам Ангбанда, своей западной крепости. Там его встретили Саурон и балроги, самые могучие из его слуг, некогда бежавшие от гнева Валар, а затем вернувшиеся в места своей былой мощи. С их помощью Моргот вновь отрыл обширные подземелья Ангбанда, в самом глубоком из которых поставил он свой черный трон. Темного Врага жег гнев, язвил стыд, холодил страх, в коих винил он Валар и эльдар, и поклялся он в вечной к ним ненависти и неугасимой мести, и начал собирать силы для новой войны.
Что же касается Унголианты, то, устрашенная и ослабевшая, бежала она обратно на юг, в свое старое жилище и укрылась там. Но больше не было над Валинором света, кроме света звезд, и Унголианта тщетно раскидывала свои темные сети, и в конце концов, как говорят, обезумев от голода, пожрала самое себя.
В Валиноре, объятом тьмой, воцарились смятение и печаль. Не было у Моргота и Унголианты иных жертв, кроме Древ и прекрасной Индис, но и этого было достаточно, чтобы ввергнуть Валар и эльдар в великое горе. Йаванна рыдала над почерневшими стволами Древ, кои нельзя было возродить, даже если бы у Валар осталась хотя бы капля Предначального Света, и ей вторила Ниэнна, оплакивавшая всякое горе Арды. Мрачны и угрюмы были лица остальных Валар, и не знали они, где добыть новый свет, и страшились остаться навеки во мраке, озаряемом лишь слабым светом звезд Варды. И великое сожаление охватило тогда владык - слишком мало думали они о тьме Средиземья, некогда ими покинутого, и теперь тьма, что царила там от начала времен, воцарилась и в Валиноре. Если бы подумали они о свете для всего мира, тогда, быть может, не лишились бы они его в Валиноре. Но слишком поздним было раскаяние, и не могли Валар придумать, откуда взять свет, ибо звезды Варды нельзя было снять с небес и разрушить, а Сильмарили были слишком малы, чтобы освещать весь Валинор, кроме того, Феанор никогда бы не отдал свои любимые творения добровольно, а принуждать его Валар не стали бы, даже ради блага всей Арды.
Финголфин же оставался в Форменосе, ибо не хотел нарушать свое слово и давать Феанору повод думать, что он был неискренен в своих обещаниях. Но Манвэ повелел ему явиться, дабы семья короля была вместе во время великих испытаний и могли бы они защититься в Тирионе или Валмаре, если бы Моргот вернулся. Тогда собрал Финголфин всех своих домочадцев и верных эльдар и возвратились они в Тирион все вместе. Сам Финголфин отправился сразу к Владыке Манвэ и рассказал ему о явлении Моргота и о схватке с ним во всех подробностях. Хотя и горек был тот рассказ, была в нем и причина для радости, ибо понял Манвэ, что не весь свет уничтожен, и часть его Моргот забрал с собой. Тогда стали Валар думать, как отобрать этот свет у Черного Врага.
А тем временем горько оплакивал Финвэ свою королеву, сетуя, что снова не смог защитить ее и что вторую любимую супругу забрала у него суровая смерть. Феанор же совсем не огорчился этому, хотя и не выказывал радость в присутствии отца. Но появилась у сына Мириэли тайная надежда на возрождение матери.
И надежда эта, казалось, начинала сбываться. Когда явилась Индис в Чертоги Мандоса, то вскоре встретилась там с Мириэлью. К тому времени решимость Мириэли ослабела, ныне втайне желала она снова возродиться и обрести свое тело и его умения, но ничего не говорила об этом Намо, ибо помнила о Статуте. Но теперь в разговорах с Индис о своем муже и сыне невольно обнаружила Мириэль это желание. И сказала ей Индис:
"Некогда обрела я счастье на твоем несчастье. Быть может, пришло время вернуть долг, и теперь должна ты снова обрести тело и любимых. Статут нельзя нарушить, но я согласна остаться в Чертогах, дабы ты могла снова жить".
Поначалу отказывалась Мириэль от подобного великодушия, говоря, что недостойна его. Но мало-помалу благородная Индис уговорила первую жену Финвэ согласиться, и тогда обе женщины обратились с просьбой к Владыке Мертвых. И ответил им Намо:
"Недолго бы оставалась Индис в моих Чертогах, ибо нет на ней никакой вины, а дух ее силен и вскоре бы исцелился от воспоминаний об ужасной смерти. Но если я соглашусь на вашу просьбу, то ты, Индис, быть может, останешься здесь до Конца Арды. Согласна ли ты на это?"
"Да", - ответила ему Индис.
И сказала тогда Ниэнна, что всегда была рядом с молящими о милости:
"Из милосердия и великодушной жертвы не может произойти иного, кроме добра и исцеления Арды".
Тогда обратились Намо и Ниэнна к Манвэ, ибо Король Арды должен был сказать последнее слово в столь важном деле. Долго размышлял Манвэ, а потом сказал:
"Хотя и жаль мне, что столь благородный дух вынужден навеки разлучиться с телом и остаться в мрачных Чертогах, но не могу я не уважить столь великодушную просьбу. Да возвратится Мириэль в радостный мир живых из угрюмого царства смерти!"
Тогда Намо отворил врата своих владений для духа Мириэли и тот помчался в Лориэн, где лежало нетленным его бездыханное тело, и воссоединились душа и плоть в единое целое, как и пристало одному из эрухини. Вновь вздохнула Мириэль и встала со своего смертного ложа, ощущая радость вернувшейся жизни. После стали называть ее Фириэлью, что значит "Возрожденная" и была она первой из возродившихся эльфов в Валиноре.
Радостна была встреча Финвэ с любимой первой женою, а радости Феанора от встречи с матерью, кою он никогда не знал, не смог бы воспеть и самый искусный певец - все слова и мелодии были бы бледны по сравнению с этой радостью. Слезы заструились по лицу старшего сына Финвэ, и смыли они с его души последние остатки липких сетей лжи Моргота. По-иному взглянул Феанор на Индис и своих полубратьев, и пожалел он о своей нелюбви к ним (тем более, что и Мириэль просила его быть благодарным Индис). Пожелал Феанор примириться с братьями не на словах, а на деле, и радостно согласились на это Финголфин и Финарфин, забыв все былые обиды. Крепким теперь стал союз трех братьев, спаянный истинной дружбой, скрепленный искренней любовью, и ничто не могло бы противостоять ему в Арде. В знак этой новой дружбы отдал Феанор каждому из братьев по Сильмарилю, оставив себе лишь один самоцвет. И всякому ныне казалось, что каждый из Сильмарилей сиял ярче, чем некогда сразу три в руках Феанора, и это был знак того, что даже камни радовались примирению сыновей Финвэ. Так в Арде из любого зла промышлением Эру происходит добро.
Валар же не надумали ничего иного, как вновь воевать с Морготом, пытаясь отобрать у него похищенный свет и освободить Средиземье от его нечестивой и ужасной власти. Но если бы сами Валар со своим народом снова пришли в Эндорэ, то не выдержало бы оно новой страшной войны Стихий, несомненно, раскололся бы материк и ушел под воду, и погибли бы все его жители, в том числе люди, Вторые Дети Эру, которые должны были пробудиться как раз в это время. И пришел Манвэ к единственному возможному решению: призвать к войне эльдар Валинора, ставших ныне мудрыми, могучими и умелыми. С великой неохотой решился он на это, ибо в войне с Морготом должны были пролиться реки крови, многие эльфы бы погибли, другие были бы изувечены и испытали бы муки и горе, от которых Валар хотел избавить их, призывая в Валинор. Но ничего нельзя было поделать, по-иному нельзя было обуздать Моргота.
Тогда кинул Манвэ клич, призывая эльфов отправиться в Эндорэ, добыть у Моргота Предначальный Свет и пленить его. Охотно откликнулись на него нолдор, желающие отомстить за королеву Индис, вызвались идти и ваниар, ибо Индис была сестрой их короля, к тому же Дивные Эльфы всегда с охотою повиновались Владыке Манвэ. Одни лишь тэлери остались безучастны, ибо никогда не желали воевать, а хотели лишь жить мирно на побережье, строя корабли и плавая на них по морю. Лишь малое число их, побуждаемое дружбой и благодарностью к нолдор, пожелало идти в Средиземье.
Тогда собралось два воинства: в одном шли светлые ваниар под началом Ингвиона, сына Ингвэ, и не так много было в нем щитов и мечей, ибо большинство ваниар полагались как на оружие на чары Песни Сил. В другом же шли нолдор и немногие тэлери, и командовали им трое сыновей Финвэ, и двое младших братьев признавали первенство старшего - однако Феанор не предпринимал ничего важного, не посоветовавшись с братьями. И несли нолдор с собой мечи и щиты, луки и секиры, часть оружия они сделали сами, другое подарили им Валар, открыв свои оружейные времен Войны Стихий. Финголфин же не расставался с мечом Рингилем, уже сослужившим ему добрую службу. Все дети троих братьев отправились с ними, ибо были они отважны и стойки, вместе с Феанором шла и его жена Нэрданель, крепкая телом и духом, а вместе с Финголфином - его жена Анайрэ. Лишь Эарвен, жена Финарфина, осталась в Альквалондэ, ибо не хотела расставаться с отцом и любимым Морем. Но не вечным было ее расставание с мужем и детьми, ибо обещал Финарфин вернуться в Валинор, как только окончится война. Что же касается самого Финвэ, то он остался в Валиноре, ибо Мириэль не желала идти в Эндорэ, страшась второй смерти. Это печалило Феанора, который должен был расстаться с любимыми отцом и матерью, но решил он, что позже вернется и разрешит этот вопрос - уговорит ли родителей отправиться в Средиземье или сам останется в Валиноре. Часть народа нолдор - прежде всего, женщины и малые дети, а также те, кто не хотел сражаться и не мог помочь воинам своими умениями, тоже остались в Валиноре, под властью Финвэ и Мириэли.
И начали думать предводители воинства Валар: как переправиться в Средиземье, ибо между ним и Аманом широкой полосой пролегло бурное Море. Был, правда, еще и твердый путь - ледяной перешеек Хэлькараксэ на дальнем севере, но его считали непроходимым для эрухини. И оставалось ваниар и нолдор лишь одно - просить тэлери о кораблях. Но хотя была на то воля Валар, тэлери колебались. Не желали они расставаться со своими кораблями, которые были им дороги, как некогда Сильмарили - Феанору. Бесплодны были переговоры с Ольвэ, и тогда пришли старшие сыновья Финвэ в ярость, и чуть было не решились силой взять корабли. Но заговорил третий брат, благородный и мудрый Финарфин, и нашел он путь к сердцу Ольвэ. Напомнил он королю тэлери Амана, что в Средиземье остались его братья - Эльвэ и Эльмо, и многие из его народа, и, без всякого сомнения, сильно пострадают они от власти Моргота. Устыдился тогда Ольвэ своей жадности и отдал корабли с тем лишь непременным условиям, чтобы суда возвратились в Валинор, как только все воинство переправится через Море.
Тем временем Моргот в Средиземье не проводил время в праздности. Сначала созвал он всех своих слуг, прятавшихся в самых темных щелях и пещерах - балрогов, орков и иных чудищ, и все они стеклись в Ангбанд, и поклонились своему повелителю. Немало было у Моргота слуг, но и этого было недостаточно для захвата Средиземья, и тогда созрел у него еще один замысел, подлый и отвратительный. Решил он поставить себе на службу и благой Предначальный Свет, похищенный из Валинора. Выковал тогда Моргот две огромные ладьи - медную и железную, и во время ковки растворил в раскаленном металле листья и цветы древ, в меди - цветы Лаурэлин, в железе - листья Тельпериона. И потому, когда металл остыв, приняв нужную форму, начал он светиться собственным светом. Выбрал тогда Моргот двух своих слуг, двух майяр, совращенных им еще в самом начале времен. К медной ладье приставил он Урин, огненную майэ, а к железной - Рингунда, майя льда.
Чародейством своим поднял Моргот обе ладьи в воздух, и сила майяр напитала эти воздушные суда и заставила их двигаться, хотя и не так уж высоко - немногим выше, чем летают птицы. И от Урин исходил желтый свет и великий жар, а от Рингунда - белый свет и великий холод. Плавали они в воздушном океане лишь над Средиземьем, не дерзая ни взлететь над Морем, ни, тем более, двинуться к Валинору. Под прямым светом Урин трудно было находиться всем, кроме слуг Моргота, привычных к жару, и постепенно те земли, над которыми она чаще всего кружила, стали выжженными и бесплодными, там почти не росла зелень. Свет же Рингунда леденил и замораживал все, на что попадал, а кроме того обладал такой колдовской силой, что под ним некроманты и поднятые ими из могил мертвецы, а также разные оборотни обретали особую мощь.
Из-за того постепенно Белерианд перестал быть землей, пригодной для жизни кроме одного леса Дориат, на который благодаря чародейной завесе его владычицы Мелиан, жены Элу Тингола, не падали ни жаркие лучи Урин, ни леденящие лучи Рингунда. Только там эльфы Эндорэ могли еще жить в Белерианде, и мало-помалу все другие земли опустели. Тех из эльфов, что не бежали в Дориат, ждала страшная участь: они умирали от жары, холода и голода, или были убиты слугами Моргота, или уведены ими в Ангбанд, чтобы трудиться подневольно в его кузнях и копях. И великое запустение пришло в Белерианд.
И в это злосчастное время на дальнем востоке Средиземья пробудились Вторые Дети Илуватара, люди. Те далекие земли меньше страдали от губительного жара и хлада слуг Моргота, и потому жить там было можно, хотя жизнь была и нелегка. Люди по природе своей должны были быть белокожими, подобно эльдар, но от жара Урин кожа их стала темной, как ночь. Но остались они прекрасными, как любые неискаженные создания Эру. Лишь одно племя людей осталось белокожим, как и было задумано, ибо укрылись они от жара Урин в глубоких пещерах. Но хотя разнились люди по виду, не было меж их народами ненависти и зависти, и всегда скрепляла их великая дружба.
Моргот, прознав о пробужденье людей, пожелал совратить их и заставить служить себе. Но сам он побоялся выйти из подземной своей твердыни, ибо раны его все еще сильно болели, а еще больше чем тело - мечом, дух его был ранен страхом перед новой болью. Потому послал он на восток некоторых своих слуг, чтобы они сеяли между народами людей раздор и зависть. Но случилось это слишком поздно - люди уже окрепли в своей верности Эру, а общаясь с эльфами тех земель, приобрели многие знания и умения. Только посмеялись люди над посулами морготовых посланцев и прогнали их прочь. Взъярился тогда Моргот и повелел своим воинам нападать на людей и вредить им, как только возможно. Это причинило вред людям, ибо многие из них погибли, но зато окрепли они в постоянной борьбе и стали воинами, что по силе могли бы сравняться с эльфами Валинора.
А тем временем ваниар и нолдор плыли по широкому Морю. Вели корабли те тэлери, что присоединились к нолдор, и Манвэ послал им попутный ветер, и Ульмо утихомирил бурные волны. Но когда приплыли они к желанному Средиземью, то с ужасом взглянули на обожженный жаром, иссушенный холодом безжизненный и бесплодный берег, где не было ничего, кроме серого песка и черных скал. А когда высадились эльфы на побережье, то тут же подверглись нападению многих тварей из слуг Моргота, высыпавших из щелей и нор в скалах. Но к счастью, эльдар намного превосходили врагов - по силе, стойкости и умению владеть оружием, и быстро они сокрушили их и обратили в бегство, почти не понеся потерь. Бежали орки к своему хозяину, неся вести о прибытии светлых эльдар.
Лишь усмехнулся тому Моргот, ибо давно уже ждал эльфов Валинора, но был он уверен, что с легкостью разделается с ними и опрокинет в Море, ибо накопил он в Ангбанде огромное войско, и не только орки и балроги входили в него, но и иные чудовища - например, ужасный волк Кархарот, размером втрое больше лошади. Зубы его были мечами, когти - кинжалами, пасть - вратами Преисподней, глаза - огнями Ада, а дыхание - смертью. И один лишь Моргот мог с ним управиться, и держали его на толстой цепи перед Вратами Ангбанда, ибо, будучи выпущен на свободу, он причинил бы неисчислимые бедствия даже подданным Черного Владыки, до того был этот волк свиреп и необуздан. Но хранил его Моргот для решающей битвы.
Но пока войско Ангбанда только готовилось к сражению, Моргот решил нанести первый удар. К месту стоянки эльдар на побережье послал он яростную Урин, пылающую адским жаром. Низко летела она над землею, дабы лучи ее были как можно более смертоносны, и воистину, тот, кто попал бы под их прямой свет без всякой защиты, был бы обожжен и ослеплен непереносимым жаром.
В изумлении глядели эльдар на сияние, что быстро к ним приближалось, разгоняя тьму ночи. Различили они в нем отблески благого Предначального Света и обрадовались, что он не был утрачен, но в то же время и встревожились, ибо всем было известно, что Моргот похитил этот свет и мог использовать его в своих черных замыслах. И воистину, это оказалось так! Жгучий жар лучей Урин почти никто из эльдар не мог выдержать, он накалял доспехи, так что воины получали сильные ожоги, глаза их были ослеплены да и просто дышать становилось трудно. Самые сильные и стойкие выпустили в ладью Урин несколько стрел и копий, но не причинили ей никакого вреда, ибо часть их сгорела еще в воздухе, другие бессильно отскочили от меди. И громко хохотала Урин, наслаждаясь своим торжеством и думая, что сейчас одна справится со всем войском Валар и получит от господина своего Моргота щедрую награду. Но рано праздновала она победу, ибо в сражение вступили мудрые ваниар. Искушенные в чарах, сплели они над воинством защитный полог, что был сродни Завесе Мелиан, и тем избавили эльдар от жара Урин. Воспрянули тогда эльфы духом и вновь попытались поразить медную ладью стрелами и копьями, но тщетно, ибо щит мешал действовать и им, не пропуская оружие. Силы ваниар-чародеев тоже были не беспредельны, и как ни горько и стыдно было полководцам войска Валар, но должны были они отступить. Не рискнули они вновь уйти на корабли, ибо боялись, что будут сожжены в море вместе с судами (тогда им было еще неведомо, что слуги Моргота слишком боятся открытого моря). Однако на счастье эльдар вскоре после высадки обнаружили они в прибрежных горах обширные пещеры, и ныне стали они для воинов спасением и надеждой. Быстро все войско, что еще укрывал щит ваниар, направилось в пещеры и расположилось там, готовясь обороняться от других врагов.
Не достигла Урин полной победы, но все же смогла причинить эльдар большой вред и несчастье. Ибо заметила темная майэ корабли тэлери, кои стояли на мелководье у берега. Хоть и опасалась она моря, но все же здесь оно было мелким и власть Оссэ и Ульмо не была так сильна, как в открытом океане. Да и хотелось Урин причинить как можно больше вреда эльфам, за что ожидала она похвалы и награды от Моргота. Подлетела она к кораблям и направила на них весь жар медной ладьи. И увы! Вспыхивали белые лебеди Альквалондэ один за другим и сгорали в беспощадном пламени, и тем эльфам, что отважились выбраться из пещер, желая посмотреть, что будет делать враг, оставалось лишь глотать бессильные слезы, глядя на это ужасающее пожарище. Так был отрезан для эльдар путь к отступлению в Валинор, и оставалось им лишь победить в Средиземье - или погибнуть.
Но прежде чем готовиться к решающему выступлению на Ангбанд, в коем таился корень всех зол Арды, следовало эльдар справиться сначала с Урин. Нелегкое это было дело и почти безнадежное, ибо не могли эльфы подняться в воздух. Были у них, правда, могучие союзники в небе - Великие Орлы, которых дал им в помощь Манвэ, но и они бы не выдержали долго жара Урин, а чародейный щит помешал бы им самим. Стали тогда думать эльдар, как сманить темную майэ на землю и одолеть ее там, и больше всех размышлял над этим Феанор. Наконец созрел у него замысел, тяжелый и опасный, но дававший хоть малую надежду на успех. Должен был Феанор рискнуть не только жизнью, но и драгоценнейшим и любимейшим своим творением - Сильмарилем, но и на это пошел он, ибо сильно изменился со времен примирения с братьями. И решил он, что не лишится Камня, если будет действовать с должной хитростью, умением и отвагой.
Прежде всего, долго размышляя и трудясь, изготовил он такой состав, который препятствовал металлу быстро нагреваться. Конечно, это не было совершенной защитой, но давало бы воину некоторое время, чтобы он смог поразить врага. Потом сделал Феанор для своего шлема глухое забрало, а в прорези для глаз вставил темное стекло, дабы не быть ослепленным. А заставить Урин спуститься на землю должен был Сильмариль. Он ведь хранил частицу того же благословенного света, каким светилась медная ладья, и должен был притянуть ее к себе, будто магнитом, а к тому же Феанор был уверен, что всем слугам Моргота дан строгий наказ добыть Сильмарили во что бы то ни стало и принести их повелителю Ангбанда. И потому Урин не станет бороться с ладьей и спустится на землю.
Хотели встать рядом с Феанором в этой схватке и его братья, но он отговорил их, сказав, что не должно всем троим вождям нолдор рисковать одновременно, и они должны сохранить себя для главной схватки с Морготом, которому следует отомстить за Индис. Взял себе Феанор в подмогу лишь семерых сыновей, могучих и отважных воинов, коим сделал он такие же шлемы, как и себе. И мечи их тоже были откованы Феанором, а поскольку был он искуснейшим кузнецом, то превосходили они любое оружие, кроме разве что чудесного Рингиля.
Урин кружила в небе над горами, под которыми укрылись эльфы, ибо так приказал ей Моргот, желая удержать врагов в западне, из которой, как он думал, эльфам уже не выбраться. И когда увидела майэ внизу сияние, прекрасное и не замутненное чарами Моргота, то сразу же решила поддаться тяге своей медной ладьи и спуститься, дабы отнести своему повелителю великое сокровище.
Так она и поступила, и первая часть замысла Феанора увенчалась успехом. Сразу же увидела Урин, что Камень держит в руке воин в доспехах, но мало испугалась, ибо была уверена, что быстро с ним управится. Однако боялась она, что эльф вместе с сокровищем вновь ускользнет в пещеры, и потому выбралась из неповоротливой ладьи, оставшейся стоять на земле, и помчалась к Феанору.
Феанор же благодаря своей мази пока не чувствовал жара ладьи и потому смог без помехи ударить мечом приблизившегося врага. Завизжала от боли Урин, не ожидавшая такого отпора, и пришлось ей тоже достать оружие, а оружием ее был клинок, горевший черным пламенем.
Тяжко пришлось Феанору, ибо была Урин сильна и могуча, и от нее самой исходил сильный жар, да и клинок ее был опасен, и если бы пламя достигло живой плоти, раны от него было бы почти невозможно исцелить. Но доспех Феанора был крепок, а сам он был искусным бойцом и нанес уже несколько ран Урин, из которых капал на землю жидкий огонь. Однако постепенно он стал испытывать на себе жар Урин, и умалились его силы, и ослабела рука. Увидев это, выскочили из засады его сыновья и трое старших тоже напали на майэ. Завопила Урин от ярости и пробуждающегося страха, и с такой силой насела на Феанора, что смогла повергнуть его наземь. Взъярился тогда Маэдрос, первенец Феанора, и нанес такой могучий удар противнице, что голова ее с огненными волосами отделилась от тела. Как и хозяин ее Моргот Урин так закоснела во зле, что лишилась всяких сил, расставшись с телом. Горестно воя, бежал ее дух обратно в Ангбанд, неся плохие вести своему повелителю.
Так одержали эльдар свою вторую победу и лишили Моргота могучей служанки, и отвоевали часть Предначального Света. Но недаром дался им этот успех. Феанор сильно пострадал от жара, ибо доспехи его все же накалились и прожгли одежду, добравшись до плоти, и нанесли ей немалый урон. Еще хуже дело обстояло с правой рукой Маэдроса, нанесшей роковой удар, ибо была она обожжена чуть ли не до кости. К счастью, искусные целители из ваниар смогли управиться с этими ранами, и к Феанору, хотя и через долгое время, вернулась былая сила и краса. А руку Маэдроса удалось спасти, но стала она куда менее сильной и гибкой, чем прежде, однако меч в его левой руке косил не меньше врагов, чем в правой.
Что же касается медной ладьи, то ничего не нашли вожди эльдар лучше, чем отправить ее сразу же в Валинор, ибо сами они не смогли бы извлечь и исцелить Предначальный Свет, в ней заключенный. Для этого позвали эльдар на помощь Орлов. Десять самых сильных птиц могли, удерживая за стальные цепи, нести ладью, и полагали они силы свои достаточными, дабы пересечь Море без отдыха. А их король Торондор нес в Валинор драгоценнейший груз - Сильмариль Феанора, ибо мастер полагал, что с его помощью Валар удастся исцелить Свет, похищенный Морготом, и осветить Арду. Так Феанор пожертвовал частью души своей ради общего блага.
Моргот пришел в ярость, узнав о крахе своего замысла. Проклинал он Феанора, и других эльдар, и Урин, которая не рассчитала своих сил. От гнева его трясся весь Тангородрим и Кархарот, воя, бесился на цепи.
Остыв, Моргот вновь стал размышлять, как ему погубить эльдар. Посылать к ним Рингунда он теперь опасался, ибо тот был даже слабее Урин и, быть может, потерпел бы поражение еще быстрее. Войско же его еще не было готово для битвы, да и понял Моргот, что эльдар слишком сильны и быстро разобьют его орков и чудовищ. Оставалось ему только ждать, бессильно наблюдая, как эльдар, осмелев, разведывают Белерианд.
А эльдар, избавившись от опасного жара Урин, разослали по всему Белерианду посланников и вестников. В Дориат прибыли два сына Финарфина - Финрод и Ангрод, и Тингол дозволил им пройти Завесу, ибо они были ему кровными родичами. С радостью приветствовал он эльдар из-за Моря, надеясь теперь, что вместе они смогут одолеть Моргота и избавить Белерианд от несчастий, им вызванных.
И воистину, земли Белерианда стали оживать, ведь теперь их не иссушал жар Урин, а майэ Мелиан обладала достаточной силой, дабы зелень росла и цветы расцветали и за пределами леса Дориат, к тому же ей ныне помогали самые могучие из чародеев ваниар, особенно женщины. Теперь эльдар Валинора вышли из пещер, где раньше укрывались, и принялись строить крепости, дабы встретить натиск Моргота не в чистом поле. Финарфин поселился в Дортонионе, близко к Дориату, где жили его родичи. Финголфин занял Хитлум, землю туманов, а Феанор построил свои твердыни на востоке, среди холмов, отделявших Анфауглит от южных земель. Ингвион и его ваниар поселились в Дориате, рядом с народом Тингола, ибо любили они все, что растет и цветет.
Владыки Валинора тоже не сидели, праздно сложив руки. Когда орлы доставили им медную ладью и Сильмариль, возрадовались Валар великой радостью и не пожалели о том, что послали эльдар в Средиземье. Аулэ долго размышлял, осматривая медную ладью, а потом измыслил следующее. Сначала изготовил он из золота огромный шар, а потом поставил его в своей кузне. Здесь же установил он Сильмариль на высокой подставке, а потом погрузил медную ладью Урин в огромный пылающий горн, куда она вошла целиком. Ладья расплавилась от жара и Свет, заключенный в ней, освободился. Но он не рассеялся в воздухе - Сильмариль уловил его и очистил от яда Унголианты. Потом Сильмариль выпустил этот свет и он вошел в золотой шар, изготовленный Аулэ, и шар засветился сам собою. Пылал он светом лишь немного менее жарким, чем некогда Лаурэлин. Аулэ отдал шар огненной майэ Ариэн, и она вошла в него и силой своей могла его двигать по небу, куда подняли его Валар, и так могла летать над Ардой и освещать ее. Так Валар вернули свет Арде.
Когда Ариэн впервые взошла на небо, возрадовались все жители Валинора и воздали Валар и своим родичам в Эндорэ великую хвалу. И вскоре двинулась Ариэн в Эндорэ, и лучи ее играли на заснеженных пиках, окрашивая их алым, и снег и лед, созданные Рингундом, теперь таяли, и воды эти питали землю Белерианда, и зацвел он так же пышно, как во времена Весны Арды. Ариэн же с тех пор стала двигаться по небу, вставая на востоке и заходя на западе.
Торондор отнес Сильмариль обратно Феанору и возрадовался мастер, который готов уже был проститься с сокровищем. Но отданный добровольно Сильмариль вернулся целым и невредимым в его руки, и сиял самоцвет еще ярче, чем прежде, впитывая в себя лучи Ариэн.
Моргот был изумлен и устрашен явлением Ариэн, и все его слуги были перепуганы и скрылись под землей. Хоть и привычны они были к жару Урин, но Исцеленный Свет выносили они поначалу плохо. Теперь могли выходить они на поверхность лишь когда Ариэн уходила через Море в Валинор, и теперь мир и покой воцарился в Белерианде - хотя бы на время. Это были годы празднеств и свадеб. Эол, сын Тингола и Мелиан, взял в жены Арэдель, дочь Финголфина, а дочь их Лутиэн вышла замуж за Келегорма, сына Феанора. А Галадриэль, младшая дочь Финарфина, вступила в брак с Келеборном, родичем Тингола. И у многих супругов, королевского или простого рода, родились дети, и народ эльдар умножился.
В это же время перешли люди Синие Горы, привлеченные светом, появившимся с запада, к тому же теперь им нечего было опасаться Урин. И первыми встретились они с народом Феанора. С изумлением глядели друг на друга Первые и Вторые Дети Эру, и воистину, обликом они походили друг на друга - и ростом, и телом, и ясными глазами. Только были Вторые Дети темны кожей, опаленные жаром служанки Моргота, кроме разве что одного племени, скрывавшегося в пещерах, как уже говорилось. Но все же прекрасны были люди, и эльдар смотрели на них с удивлением и возрастающей любовью. И воистину, удивительна была природа Вторых Детей Эру, ибо дан им был дар уходить из Арды в конце своего срока, и уходили они во плоти. Сначала эльдар ужаснулись такому концу, страшному своей неведомостью, но люди только смеялись, говоря, что уходят к Эру, и это для них лишь радость и счастье - как будто вернуться домой после праздника в гостях. По приглашению вождей эльдар люди расселились на их землях, белое же племя поселилось в землях Феанора и его сыновей.
Рингунд же, ведомый волей Моргота, вредил жителям Эндорэ как только мог. От его морозных лучей по ночам вяла распустившаяся зелень, мерзли цветы и плоды. К тому же под его проклятым светом оживали мертвецы, похороненные в земле, и оборотни набирали силу. Они тревожили эльдар и вредили людям, нападая на них исподтишка. А уж если им помогали орки, выбиравшиеся из своих убежищ, то вместе они становились весьма опасны. Орки и твари Моргота постепенно привыкали к свету Ариэн и эльфы со своими союзниками понимали, что передышка может оказаться недолгой и скоро им предстоит решающее сражение. Но поначалу следовало справиться с Рингундом, дабы отвоевать у Моргота свет Тельпериона и лишить его еще одного могучего слуги.
Ариэн была куда сильнее Рингунда и могла бы справиться с ним, но ее сила была слишком велика и она бы просто сожгла железную ладью и ее водителя, и Предначальный Свет растворился бы в воздухе. Следовало захватить ладью, как сделали с медной ладьей Урин и отправить ее в Валинор.
Но трудно было сделать это, ибо Рингунд стал очень осторожен после гибели Урин и ни за что не спустился бы на землю. Разве что стрелою из лука можно было бы достать его, и задумался об этом третий сын Финвэ, Финарфин, ибо был прекрасным лучником, выучившимся этому искусству у тэлери Альквалондэ. Но простая стрела не причинила бы вреда Рингунду, и тогда Финарфин стал держать совет с Феанором, непревзойденным мастером. Долго думал и трудился Феанор, и, наконец, изготовил он длинную серебряную стрелу, оперенную перьями Великого Орла. Наконечник ее был тоже из серебра, и были на него наложены руны остроты и быстроты, и был он напитан светом Сильмариля Финарфина, гибельным для всякого зла. Изготовил Феанор также лук, самый большой и могучий из всех, и сделал он его из серебристой древесины маллорна, драгоценнейшего дерева Дориата. Никому бы синдар Дориата не позволили рубить маллорны, но ради гибели могучего врага они решились на это, вознеся мольбы о прощении Йаванне, создательнице всего живого. И эти прекрасные серебряный лук и стрела были опасны не только для темных майяр, но и для самого Моргота, буде он вышел бы Финарфину навстречу.
И когда все было готово, Торондор отправился к Ариэн и говорил с ней, и она согласилась помочь Финарфину. И третий сын Финвэ взобрался на высочайшую гору из тех, что ограждали Дортонион с юга, кою позже назвали Лунной Горой. И Ариэн в один из вечеров направилась, как обычно, на запад, к Морю, якобы спеша в Валинор, как делала она каждый вечер. Осмелевший Рингунд выбрался из своего убежища в Железных Горах и полетел на юг, к Дориату, дабы вредить его жителям, натравливая чудовищ на границы леса. Но Ариэн с елико возможной быстротой вернулась и помчалась к Рингунду. Устрашился морготов слуга неизбежной огненной погибели и понесся обратно к Ангбанду, дабы укрыться среди ледяных пиков. Но Ариэн была быстрее него и гналась по пятам, направляя его в то место, где стоял Финарфин. Вынуждала она врага спуститься пониже, дабы Финарфин вернее попал в него.
Финарфин же мог сделать лишь один выстрел, ибо Рингунд мчался быстро, да и его мороз был очень силен и мог погубить отважного стрелка. Упер Финарфин конец большого лука в землю, наложил стрелу на тетиву, прошептав молитву к Манвэ, дабы он направил стрелу в цель, и изготовился к выстрелу. Увидел он издали мертвенно-серый свет, кой испускала железная ладья, и натянул свой лук. Все ближе подлетал ледяной дух и все сильнее натягивал Финарфин тетиву. Наконец, когда уже почувствовал эльф на себе морозное дыхание, он снова взмолился к Манвэ и спустил тетиву. Серебряной молнией взметнулась стрела вверх, и не подвело стрелка его искусство, и был благосклонен Манвэ, и вонзилась стрела точно в цель, поразив Рингунда прямо в обломок льда, что был у него вместо сердца.
Страшно закричал смертельно раненный темный майя, расставшись со своим телом, и ладья его, потеряв хозяина, врезалась в одну из гор, обрушив целый склон. По счастью, это была не та гора, на которой стоял Финарфин, а не то отправился бы он прямиком в Чертоги Мандоса. Но и так немало он пострадал, обожженный ледяным дыханием железной ладьи и сброшенный со скалы землетрясением, которое случилось после падения судна Рингунда. Быстро поспешили к нему сыновья, кои укрывались в одной из пещер неподалеку, и перенесли раненого отца в одно из ближайших поселений. Там Финарфин исцелился и только память о боли осталась с ним навсегда.
С железной ладьей поступили так же, как некогда с медной, и вскоре во время отсутствия Ариэн на небе кружился серебряный шар Тилиона, коего еще прозвали Луной, и не стало в Средиземье темных ночей, в которые вольготно бы себя чувствовали слуги Моргота.
После нового поражения безмерно устрашился Моргот и понял, что не так просто будет справиться даже с эльдар и их союзниками-людьми, не говоря уже о Валар, если они все же придут в Средиземье. Решил он нанести решающий удар с помощью тех воинов и чудовищ, коих уже собрал в Ангбанде, иначе эльфы и люди могли бы собрать столько сил, что стерли бы с лица земли Тангородрим и засыпали его обломками подземные залы Ангбанда. И созвал Моргот всех орков и балрогов, троллей и волков-оборотней и прочих чудовищ и страшилищ. За это время создал он и новых слуг - могучих и опасных драконов. Хотел он, чтобы они летали по воздуху, но не успел сделать им крылья, и потому драконы лишь ползали по земле - но и так были они весьма опасными врагами, ибо выдыхали огонь.
Но вожди эльфов и людей тоже не дремали. Едва лишь разведчики заметили, что к Ангбанду стягиваются слуги Моргота, как Ингвион и трое сыновей Финвэ принялись собирать войско для обороны и, быть может, для нападения на Ангбанд. На западе взвились серебряно-синие знамена Финголфина, на востоке - серебряно-ало-белые флаги Феанора, а между ними - стяги Финарфина, зеленые с золотом. И ваниар тоже выступили на север под своими бело-золотыми знаменами. Шли на битву и многие жители Дориата под началом Эола, сына Тингола, кой приходился теперь Финголфину родичем. Жена Эола, отважная Арэдель, тоже рвалась в битву, но муж убедил ее остаться под защитой Мелиан, ибо сын их Маэглин был еще слишком мал. А вот Галадриэль, жена Келеборна, все же отправилась с войском, ибо еще не было у них с супругом детей.
Такое огромное и прекрасное воинство собралось на севере, на равнине Анфауглит перед зловещими пиками Тангородрима, что один его вид приводил слуг Моргота в смятение и ужас. Нестерпимым для темных тварей сиянием светились мечи эльдар и их глаза, и люди, сильные и грозные, стояли стройными рядами, держа в руках ярые клинки и секиры.
Но и воинство Моргота было велико и могуче. Первыми шли могучие драконы, выдыхая пламя, а за ними - балроги, размахивавшие огненными мечами и секирами. А потом черной волной катились орки и волки-оборотни, и прочие твари, что служили Морготу. И первыми напали они на войско эльдар и людей.
Ужасна была та битва, подобного еще не видели земли Средиземья, ибо раньше здесь сражались только Стихии. Тогда изменялся лик Арды, разрушались горы и менялись русла рек, но не лилась ничья кровь, ибо Айнур сражались не во плоти. Ныне же более слабые руки Воплощенных несли справедливость и возмездие, и ужасна была боль земли, кою поили кровью Детей Эру.
Но слишком сильны были эльдар Валинора - нолдор с их ярым оружием и ваниар с их искусными чарами - и их союзники-синдар, сильные ненавистью своей к Морготу, и люди, могучие Дети Эру. Немало подвигов совершили Второрожденные, и Турин, сын Хурина, одного из вождей эдайн, ценою жизни своей сразил самого огромного из драконов, Глаурунга Золотого. Отважно бросился он на него со своим черным мечом и перед гибелью успел пронзить его отвратительное брюхо. И другие эльдар и эдайн также храбро сражались, а пламя не причиняло им особого вреда, ибо у многих были глухие забрала-маски, смазанные тем составом, что некогда придумал Феанор против Урин. А сыновья Финголфина схватились с балрогами, и каждый из них убил по два ужасных демона, а оставшихся троих прикончили ваниар с помощью чар Песен Сил.
Постепенно оттеснили эльдар и эдайн черное войско к самому Ангбанду, и знамена воинства Валар взвились под его стенами. И первым пришел туда Финголфин, ведомый яростью и местью за погибшую мать, Индис Ясную. И задрожал Моргот на своем подземном троне, когда услышал, как стучат в его двери.
Большая часть слуг Моргота была убита или разбежалась, но он все еще не был побежден. И спустил он с цепи Кархарота, волка из Преисподней. Разинул волк свою жадную пасть и ринулся на эльфов, что уже спускались по лестницам Ангбанда.
И тогда вышел вперед Ингвион, сын Ингвэ, вождь ваниар. Был одинаково искусен и в плетении чар, и в пляске мечей. И схватился он с волком, чудовищем, ужаснее которого не было в Средиземье. Сначала запел Ингвион Песню Сил, которая навевала лень и сон, дабы опутать врага сетью сковывающих чар. Но слишком силен был волк, песня, что усыпила бы десятерых, лишь слегка замедлила его движения. Но и этого было достаточно для Ингвиона. Не медля ни мига, выхватил он свой тонкий серебристый клинок и начал опасный танец, концом которого должна была стать смерть одного из врагов - или обоих. Силен и страшен был волк, гибок и искусен - эльф, и трудно приходилось им обоим. Взмахнет Кархарот лапой - а Ингвион ускользает из-под удара, ударит Ингвион клинком - но застревает он в густой шерсти... Два раза уже был ранен эльф - в грудь и в бок, ибо когти Кархарота были крепостью подобны стальным мечам и разрывали кольчугу, добираясь до живого тела.
Наконец, когда уже утомился Ингвион и спутники его испугались, что погибнет отважный герой, он изловчился и вонзил клинок прямо в страшную пасть, снизу пронзив мозг зверя. Страшно зарычало чудовище, издыхая, и агония его была столь ужасна, что если бы кто-то осмелился приблизиться - то лежать бы ему убитым. Но никто не подошел к волку и, в конце концов, он затих, и так погиб последний из самых сильных защитников Моргота. Ингвион же впал в черное забытье, ибо когти волка были отравлены, и спутники быстрее потащили его наверх, ибо лишь там, среди искусных лекарей и в свете благих светил, была для него надежда выжить.
Рассказывают еще также, что Финрод, старший сын Финарфина, сразился в поединке на Песнях Сил с Сауроном Гортауром, могучим майя на службе Моргота, и победил его, ибо не право силы, а сила правды была на его стороне, и не в чем эльдар было себя упрекнуть, ибо с начала войны действовали они только на благо Арды и ее жителей. Лишившийся всех сил и собственного тела Саурон бессильным духом взвился в небо и умчался прочь, дабы стенать бессильно в самых глухих местах Средиземья.
Другие слуги Моргота были убиты или бежали, и остался Черный Владыка один в своем глубочайшем подземелье. Дрожал он от страха на черном троне, ибо понял, что так исполняется пророчество: и сам он, и все его замыслы пойдут прахом из-за второго сына Финвэ. Но даже крыса, загнанная в угол, обладает подобием бесстрашия, и потому, когда ворвался Финголфин, первым из всех, в зал Моргота, встал владыка Ангбанда ему навстречу и поднял свой огромный молот Гронд, чудовищное оружие подземного мира.
Подобный грозовой туче, подобный крепостной башне навис Моргот над принцем нолдор, над прекрасным и отважным Финголфином. Подобный молнии, подобный лучу света прямо и гордо стоял сын короля перед Врагом, не устрашившись его мощи и злобы. Сиял чудесный меч в руке его, Рингиль, дар Эру, сиял чудесный самоцвет на челе его, дар Йаванны и Феанора, сияли яростным пламенем глаза его, самого сильного и отважного из нолдор. С великим усилием поднял свой молот Моргот, ибо ослабел он от страха и благословенного света, принесенного эльдар в его мрачное царство. И все же грозным был его первый удар, но ловко уклонился от него Финголфин, и в ответ ударил Рингилем, и страшен был рев раненого Черного Владыки.
Много славных песен сложили потом и нолдор и ваниар об этом поединке. Воспет был каждый удар сияющего Рингиля и каждая рана, нанесенная им Морготу. Ловок и бесстрашен был принц Финголфин, и ни разу молот преисподней не коснулся его, а сам он наносил удары сильные и точные, так что вскоре черная кровь потоком лилась из ран Моргота. Ядовитой и обжигающей была она, и дымились на полу подземного чертога огромные лужи. Ослабел Моргот, но в злобе своей так и не стал просить пощады, желая под конец причинить великое горе эльдар и убить Финголфина. Но напрасны были его надежды, ибо слишком искусен был Финголфин и меч его был не простым мечом, но оружием возмездия для того, кто исказил Арду. Наконец ранил сын Финвэ Моргота в бедро так, что тот не удержался на ногах, и споткнулся, и рухнул на пол. Не стал Финголфин дожидаться, пока враг подымется, а сразу же вонзил свой ярый клинок прямо в глаз Черного Владыки. Взревел Моргот так, что содрогнулся весь Тангородрим, и черный дух его покинул изувеченное тело. Но не удалось ему бежать, ибо снаружи ждали его Ариэн и Тилион. Без труда справились они с обессилевшим духом Врага и позже доставили его в Валинор, где после суда Моргот был извергнут за пределы Арды. Так была отомщена Индис и все, кто погиб от руки Моргота и его слуг.
После гибели Моргота его оставшиеся в живых слуги разбежались и попрятались, а после уже не смели тревожить жителей Средиземья и сгинули в глухих чащобах и темных пещерах, и никто о них больше не слышал. Сразу же эльдар обыскали весь Ангбанд и открыли все темницы и узилища и выпустили всех рабов и пленников, кои благословляли своих спасителей.
Ныне не было у эльдар кораблей, дабы вернуться в Валинор, но многие и не стремились к этому. Земли Средиземья, освобожденные от власти Моргота и его слуг, расцвели и стали прекрасны, как во времена Весны Арды, для чего немало потрудились Владычица Мелиан и многие ваниар, кои любили все, растущее на земле. Эльдар строили на месте своих крепостей прекрасные дворцы, разбивали сады, где растили деревья, цветы и травы из семян, привезенных из Валинора. Галадриэль, пораженная красою маллорнов Дориата, решила вырастить из них целый лес там, где раньше был лишь голый камень и пыль, иссушенные жаром Урин. Вместе с мужем своим Келеборном она отправилась в земли к юго-востоку от Дориата и осуществила свою мечту, и стала владычицей прекрасного золотого леса, кой назвали Лориэном - по имени садов Ирмо в Валиноре, и воистину, немногим уступал этот лес садам Благословенного Края! И там каждый, кто устал, находил отдых и новые силы.
Эльдар, живя рядом с эдайн, лучше узнали своих родичей-второрожденных, и еще больше полюбили их. Дошло даже до того, что некоторые стали заключать браки - хотя и немного их было, ибо боялись эльдар оставаться в вечном вдовстве после ухода супругов из Арды. Но кое-кто все же не устрашился, и трое принцев из рода Финвэ сыграли такие свадьбы: Маэдрос, сын Феанора, и Идриль, дочь Тургона, взяли в супруги златовласых брата и сестру из племени белоликих эдайн - Туора и Элендэ, сына и дочь Хадора, вождя того народа. А Аэгнор, сын Финарфина, на удивление всем, взял в жены темноликую Андрет, дочь Беора. И дети их, рожденные в Эндоре наследники Старших и Младших Детей Эру, были сильны, умелы и прекрасны. Дочь Маэдроса и Элендэ звали Миреллэ Златовласая, сына Туора и Идриль - Эарендиль Ясный, а сына Аэгнора и Андрет - Инглор Бронзовый.
Однако же, когда пробежала сотня лет после битвы, кою назвали Дагор Алассэ или Счастливой Битвой, многие эльдар начали испытывать томление и печаль, ибо хотелось им навестить родичей своих в Валиноре, а кое-кто желал вернуться туда навсегда. Особенно жаждал вернуться Феанор, ибо хотел он побольше времени провести с милой матерью, возвращенной из мертвых. Стал он думать о том, как осуществить это, и не надумал ничего лучше, как вновь построить корабли уже в Средиземье. Обратился тогда Феанор к тем тэлери, что пришли за нолдор из Валинора и к синдар, некоторые из которых до возвращения Моргота жили на побережье и многое узнали о Море от своего друга Оссэ. Жил в Дориате мастер по имени Кирдан, по прозвищу Корабел, который ничего не желал так, как снова жить у Моря и плавать по нему, и с радостью выслушал он просьбу Феанора. Тогда собрались вокруг Кирдана многие синдар, и нолдор, и ваниар, и тэлери, и направились они на запад, где выстроили на берегу два города-гавани - Бритомбар и Эгларест. Вспомнил Кирдан старую науку Оссэ и начал строить белокрылые корабли, подобные тем, что строили его родичи в Альквалондэ. Поначалу не все из них выдерживали нрав бурного Моря, и кто-то из смелых мореходов пал жертвой яростного нрава Оссэ, но постепенно мастерство Кирдана и его товарищей росло, и через пятьдесят лет после возведения Гаваней возвестил он Феанору, что выстроил такой флот, который выдержит переход через океан. С радостью выслушали эту весть Феанор и другие эльдар, и стали готовиться к возвращению.
Возвращался в Валинор Феанор, старший сын Финвэ, и его брат Финарфин, коего ждала в Альквалондэ жена. Финголфин же остался в Эндорэ править теми нолдор, кто остался в этих землях, ибо для него Валинор был слишком омрачен печалью из-за гибели матери. Из внуков Финвэ тоже вернулись не все. Остался в Эндорэ Маэдрос с женой своей и дочерью, остались его братья - Келегорм, Карантир и Куруфин с сыном своим Келебримбором. Остались Ангрод и Аэгнор, а Финрод и Ородрет решили плыть в Аман. Остались все дети Финголфина вместе с отцом, а вот Эарендиль, правнук его, решился на путешествие, ибо хотел молить он Валар о милости, дабы разрешили они не расставаться его матери и отцу. Ингвион же и почти все ваниар тоже возвращались, ибо любили они Валинор, свою родину, превыше всего на свете.
И когда выстроил Кирдан свои корабли, в чем усердно помогали ему нолдор своим мастерством и ваниар - своими чарами, то казалось, что такой прекрасной лебединой стаи не видали и в самой Альквалондэ! Из лучшей древесины Дориата были сделаны их тела, а крылья ткали девы Мелиан, и Галадриэль, и другие девы нолдор. И клювы этих лебедей были из золота, а глаза - из гагата, а когда шли они по морю, то казалось, что они летят...
И вскоре прекрасный флот этот вышел из Гаваней, везя домой нолдор и ваниар, и тэлери, и тех синдар, что захотели отправиться в Аман - на время или навсегда. И прекрасен был корабль "Вингилот", что вел Эарендиль, рожденный в Средиземье, и сиял на челе морехода Сильмариль, отданный ему Финголфином. Так все три Камня - Феанора, Финголфина и Финарфина возвращались в Валинор, в ту землю, где были созданы.
И свет этот увидели жители Амана издали, и возрадовались, ибо как бы ни были прекрасны новые светила - Солнце и Луна, но все же Сильмарили хранили тот свет, что никогда не попадал в руки Моргота, более чистый и ясный. А когда прибыли эльдар в Альквалондэ, то обрадовались и тэлери, давно не видавшие столь красивых судов. Феанор и Финарфин поспешили к королю Ольвэ и просили у него прощения за то, что не сдержали слова и не вернули его корабли, уничтоженные Урин. Но Ольвэ и другие мореходы не держали на нолдор зла, ибо не было их вины в гибели кораблей. Однако все же по согласию с Кирданом было решено, что большая часть лебедей Средиземья будет отдана жителям Альквалондэ, как возмещение их потери. Другие же корабли будут невозбранно ходить между Валинором и Эндорэ, буде на то воля Валар.
С превеликой радостью приняли Манвэ и другие Валар вернувшихся с победой эльдар и охотно дали свое дозволение на то, чтобы эльдар и даже эдайн могли плавать в Валинор и в Средиземье, если того захотят. С тех пор много эдайн побывало в гостях в Амане, но все они возвращались обратно, ибо Средиземье им было милее всех заморских земель.
Эарендиль от лица всех тех, кто происходил от союзов эльфов с людьми, говорил перед Манвэ и просил его, дабы супругам было дозволено не разлучаться и после смерти, ибо это было бы великое горе длиною в жизнь Арды. И ответил ему Манвэ:
"С великой радостью выполнил бы я твою просьбу, сын Двух Народов, но не в моих силах содеять это, и не в силах кого-либо из Валар. Один лишь Эру, Предвечный Отец Всего Сущего, может решать судьбу своих Детей, к созданию коих Айнур непричастны. Одно лишь могу я сделать: попросить совета у Единого и молить за вас".
Склонил голову Эарендиль, а Манвэ тотчас удалился на гору Таниквэтиль, где всегда говорил он с Эру, и там обратился к Предвечному Отцу с вопросом и мольбой. И ответил тогда Илуватар:
"Нет ничего в этом мире, созданным Мной, что выходило бы за пределы воли Моей и предвиденья. Знал я, что два народа Моих возлюбят друг друга превыше всего остального в Арде, и кто-то надумает скрепить любовь эту браком. Но все же в Арде Искаженной приходится платить за любовь печалью, за обретение - утратой. Пусть те, кто связали жизни свои, решают сами: долю какого народа они изберут. Захотят - останутся они оба в Арде до ее Конца, как суждено эльфам, а захотят - уйдут вместе за пределы ее, как суждено людям. Их дети также должны решить, к какому народу они будут принадлежать и чью судьбу изберут".
И склонил Манвэ голову перед Отцом своим:
"Да будет так!"
Радостным было отплытие Эарендиля, который принес эту весть в Эндорэ. Сам он, очарованный Блаженным Краем, пожелал стать эльфом и навсегда поселиться в Амане, принеся туда свет Сильмариля Финголфина, и его родители, Туор и Идриль, избрали ту же судьбу. И Маэдрос, сын Феанора, с женою своей тоже пожелали принадлежать к Перворожденным, хотя и остались жить в Эндорэ. А вот Аэгнор и Андрет и их дети решили избрать Путь Людей и ушли из Арды навеки в свой срок.
Так, радостью и счастьем, ростом и процветанием, окончилась эта история, история Исхода благословенного.