Арэдель, Белая Госпожа Нолдор, дочь Финголфина, жила в Нэврасте с Тургоном, своим братом, и ушла с ним в Сокрытое Королевство. Но утомилась она от охраняемого града Гондолина, чем дальше, тем больше желая вновь скакать по обширным равнинам и гулять в лесах, как любила она делать в Валиноре; и когда прошло двести лет со дня возведения Гондолина, она говорила с Тургоном и просила его дозволения уехать. Тургон не желал этого и долго отказывал ей, пока в конце концов не уступил, сказав: "Иди же, если желаешь, хотя это и неразумно, и предвижу я, что принесет это зло тебе и мне. Но ты должна ехать к Фингону, нашему брату, те же, кого я посылаю с тобой, должны вернуться в Гондолин как можно скорее".
Но Арэдель сказала: "Я - твоя сестра, а не слуга, и за пределами твоих владений вольна делать все, что захочу. А если пожалеешь ты мне спутников, то я уеду одна".
Тогда Тургон ответил: "Я не жалею тебе ничего, чем владею. Но не хотел бы я, дабы кто-то, знающий путь сюда, жил вне этих стен: и если я доверяю тебе, моей сестре, то другие могут не сдержать языка за зубами".
И Тургон назначил трех витязей из своей дружины, дабы они отправились в путь с Арэделью, и приказал он им доставить Арэдель к Фингону в Хитлум, если получится ее уговорить. "И будьте осторожны", - сказал он, - "ибо хотя Моргот осажден на севере, в Средиземье есть многие другие опасности, о которых Госпожа не ведает". Так Арэдель уехала из Гондолина, и на сердце Тургона легла тяжесть.
Но когда прибыла она к Броду Бритиах через реку Сирион, то сказала своим спутникам: "Повернем мы на юг, а не на север, ибо я не желаю ехать в Хитлум, а сердце мое хочет найти сыновей Фэанора, старых моих друзей". И поскольку отговорить Арэдель не удалось, путники двинулись на юг, как она повелела (у них не было выбора, кроме как последовать за нею, ибо им не было позволено удерживать ее силой) , и просили дозволения войти в Дориат. Но стражи границы отказали им, ибо Тингол не желал, дабы нолдор переходили Завесу, кроме его родичей из народа Финарфина, а менее всех - друзья сыновей Фэанора. Потому стражи сказали Арэдели: "В землю Келегорма, кою ты ищешь, госпожа, не сможешь ты пройти через королевство Тингола, но должно тебе обогнуть Завесу Мэлиан к югу или к северу. Самая быстрая дорога ведет на восток от Бритиаха через Димбар, вдоль северных границ нашего королевства, пока не перейдешь ты мост Эсгалдуина и Броды Ароса и не придешь в леса за Горой Химринг. Там живут, как мы полагаем, Келегорм и Куруфин, и, возможно, ты встретишь их там, но путь этот опасен".
Тогда Арэдель повернула назад и последовала по опасной дороге меж населенными чудовищами и призраками долинами Эред-Горгорота и северными границами Дориата; и когда приблизились они к гибельным землям Нан-Дунгортеба, всадники заблудились в тенях, и Арэдель отстала от своих товарищей и заплутала. Долго искали они свою госпожу понапрасну, боясь, что попала она в ловушку или выпила из отравленных потоков, что текли в той земле; но злобные твари Унголиант, что жили в тех ущельях, заметили их и стали преследовать, и они едва спаслись. Когда наконец они вернулись и рассказали все, Тургон сказал им: "По крайней мере, мне следует радоваться, что троих из тех, кого я люблю и кому доверяю, не привело к смерти своеволие одной" . Великая печаль охватила Гондолин; и Тургон долго сидел один, переживая горе свое и гнев в молчании.
Но Арэдель, тщетно искавшая своих спутников, поехала дальше, ибо была она бесстрашна и тверда сердцем, как все потомки Финвэ, и продолжила она свой путь, и, перебравшись через Эсгалдуин и Арос, прибыла в землю Химлад меж Аросом и Кэлоном, где до прорыва Осады Ангбанда жили Келегорм и Куруфин. В то время они уехали навестить Карантира в Таргелионе; но народ Келегорма приветил Арэдель и предложил ей остаться как почетной гостье до возвращения владыки. Некоторое время жила она там в довольстве, радостно гуляя на свободе в лесах; но год подходил к концу, а Келегорм не возвращался, и она вновь стала беспокойной, и уезжала все дальше и дальше в поисках новых троп и нехоженых полян. Так и случилось, что на исходе года Арэдель направилась к югу от Химлада и переправилась через Кэлон, но не успела даже встревожиться, как заблудилась в тенях Нан-Эльмота.
В том лесу встарь, когда древа были еще юными, бродила Мэлиан в сумерках Средиземья, и лес все еще был окутан чарами. Но ныне деревья Нан-Эльмота стали самыми высокими и темными в Белерианде, и туда никогда не заглядывало солнце; и там жил Эол, коего называли Темным Эльфом. Был он родичем короля Тингола, но покой Дориата пришелся ему не по нраву, и когда Завеса Мэлиан окружила лес Рэгион, в котором он жил, он бежал оттуда в Нан-Эльмот. Там он жил в глубокой тени, радуясь ночи и сумеркам под звездами. Он сторонился нолдор, виня их за возвращение Моргота, возмутившего покой Белерианда; и гномов любил он больше, чем кто-либо из эльфов древности. От него гномы узнавали многое, что происходило в землях эльдар.
Тогда торговые караваны гномов Синих Гор шли через Восточный Белерианд двумя дорогами, и северная дорога, шла к Бродам Ароса совсем близко от Нан-Эльмота, и там Эол встречал Анфангрим* и беседовал с ними. А когда дружба их стала теснее, временами приходил он в глубокие чертоги Ногрода и Белегоста и жил там гостем. У гномов научился он секретам работы с металлами и достиг в том немалых успехов; изобрел он металл, крепкий, как гномья сталь, но такой ковкий, что можно было сделать его тонким и гибким, и все же он хорошо защищал от клинков и стрел. Эол назвал этот металл "галворн", потому что он был черным и сияющим, как гагат, и надевал доспехи из него, когда выходил из дому, и так избег многих ран. Но Эол, хотя и ссутулился от работы, был не гномом, а эльфом из тэлери высокого рода, с благородным, хотя и угрюмым лицом, и острый взгляд его мог проникать в тень и тьму. И случилось так, что он увидел Арэдель, когда блуждала она среди высоких дерев на краю Нан-Эльмота, белый проблеск в сумрачной земле. Она показалась ему прекрасной и он возжелал ее; и опутал он ее своими чарами так, что она не могла найти дороги наружу, но подходила все ближе к его жилищу в глубине леса. Там стояли его кузница и сумрачные чертоги, и жили его слуги, такие же молчаливые и скрытные, как их хозяин. И когда Арэдель, утомившись от блужданий, подошла к его дверям, он открылся ей; и приветствовал, и привел в свой дом. И там она и осталась, ибо Эол взял ее в жены, и много времени прошло, прежде чем кто-то из родичей Арэдели услышал вести о ней.
* Анфангрим - Долгобороды (прим. пер.)
Не говорят, что Арэдель совсем уж была против этого, или что жизнь в Нан-Эльмоте была ей ненавистна многие годы. Ибо, хотя по велению Эола она избегала солнца, они долго гуляли вместе под звездами или под светом лунного серпа; могла Арэдель ходить и одна, куда пожелает, разве что Эол запретил ей искать сыновей Фэанора или других нолдор. И Арэдель родила Эолу сына в сумерках Нан-Эльмота, и в сердце своем дала ему имя на запретном языке нолдор - Ломион, что значит "Дитя Сумерек"; но отец никак не называл сына пока ему не исполнилось двенадцать лет. Тогда он дал ему имя Маэглин, что значит "Острый Взор", ибо прозревал он, что взгляд сына еще более проницателен, чем его собственный, и разум его сможет читать секреты сердец, скрытые за туманом слов.
Когда Маэглин вырос, лицом и телом он походил на своих родичей-нолдор, но разумом и нравом он был сыном своего отца. Он редко говорил, кроме тех случаев, когда что-то близко его касалось, и в голосе его была та сила, что заставляла помогать ему тех, кто слушал, и смиряла тех, кто возражал. Он был высок и черноволос; глаза его были темными, но яркими и проницательными, как глаза всех нолдор, а кожа у него была белая. Часто ходил он с Эолом в города гномов на востоке Эред Линдон и там охотно учился тому, чему его хотели научить, и выше всякого мастерства ставил мастерство рудознатца.
Все же, говорят, Маэглин больше любил свою мать, чем отца, и если Эола не было дома, он охотно сидел рядом с ней и слушал, что она говорила ему о своих родичах и их деяниях в Эльдамаре, о силе и славе принцев Дома Финголфина. Все это запало ему в самую душу, а более всего - рассказы о Тургоне и о том, что нет у него наследника; ибо его жена, Анайрэ, была из ваньяр и не пожелала оставить Валинор, и дочь Идриль Келебриндал была его единственным ребенком.
Из-за этих рассказов в Арэдели пробудилось желание вновь увидеть своих родичей и удивлялась она, как могла устать от света Гондолина, его фонтанов под солнцем, зеленых лужаек Тумладена в ветреные дни весны; более того, теперь часто она оставалась одна в тенях леса, когда муж ее и сын уходили. Из-за этих рассказов начались и первые ссоры Маэглина и Эола. Ибо никак не желала мать открыть Маэглину, где живет Тургон, и никто из них не мог к нему отправиться; и Маэглин ждал своего часа, думая вызнать у матери эту тайну или прочесть незащищенную мысль; но до того он хотел взглянуть на нолдор и поговорить с сыновьями Фэанора, его родичами, что жили неподалеку. Но когда объявил он это стремление Эолу, отец его пришел в ярость. "Ты из дома Эола, Маэглин, мой сын", - сказал он, - "а не из голодрим. Вся эта земля - земля тэлери, и я не хочу сам и запрещаю тебе, моему сыну, иметь дело с убийцами наших родичей, пришельцами и узурпаторами наших владений. В этом ты должен подчиниться мне или я закую тебя в цепи". И Маэглин не ответил, но стал холоден и молчалив и больше не ходил с Эолом; а Эол перестал ему доверять.
И случилось так, что в середине лета гномы по своему обыкновению пригласили Эола на пир в Ногрод, и он уехал. Теперь Маэглин и его мать были вольны делать, что пожелают, и часто ездили они на окраины леса в поисках солнечного света; и все яростнее разгоралось в сердце Маэглина желание покинуть Нан-Эльмот навеки. Тогда сказал он Арэдели: "Госпожа, может, нам лучше уехать, пока есть время? Какая жизнь ожидает нас с тобой в этом лесу? Здесь нет у нас свободы, и не к чему мне здесь стремиться, ибо я выучил все секреты отца и наугрим открыли мне все, что пожелали. Может, отправимся на поиски Гондолина? Ты будешь моим проводником, а я - твоею стражей!"
И Арэдель обрадовалась, и с гордостью взглянула на сына. "Так я поступлю и медлить не стану, - сказала она. - И не будет мне страшно в пути со стражем столь доблестным".
И тогда ночью как могли тайно они приготовились к путешествию и с рассветом поскакали к северной опушке Нан-Эльмота. Там, пересекая неширокий поток Кэлон, они заметили дозорного, и Маэглин крикнул ему: "Передай своему господину, что мы едем навестить наших родичей в Аглоне". Тогда они проехали через Химлад к бродам Ароса, а затем повернули на запад, вдоль Завесы Дориата. Но они слишком долго медлили. Ибо в первую из ночей праздника темная тень недоброго предчувствия посетила во сне Эола, и утром он оставил Ногрод, не прощаясь, и поскакал домой со всей быстротой. Потому, возвратившись на несколько дней раньше, чем рассчитывал Маэглин, Эол приехал в Нан Эльмот к ночи дня, следующего за побегом. Тут он узнал от своего дозорного, что беглецы отправились на север меньше двух дней тому назад и переправились в Химлад по дороге в Аглон.
Столь силен был гнев Эола, что он решился следовать за ними немедля; оставшись лишь на время, необходимое для того, что сменить коня на самого резвого из всех, какие у него были, он отправился в путь той же ночью.
Но, достигнув Химлада, он смирил свой гнев и ехал осторожно, помня об опасности, ибо Келегорм и Куруфин, два могучих владыки, не испытывали приязни к Эолу, а Куруфин, к тому же, обладал вспыльчивым нравом. Но разведчики Аглона заметили, как Маэглин и Арэдель ехали к Бродам Ароса, и Куруфин, узнав об этом необычном событии, направился к югу от Ущелья и расположился лагерем возле Бродов. И не успел Эол заехать далеко на земли Химлада, как был окружен всадниками Куруфина и препровожден к их владыке.
Тогда Куруфин сказал Эолу: "Что за дело у тебя в моих землях, Темный Эльф? Неотложное, надо полагать, так что сторонящийся солнца едет средь бела дня".
И Эол, прозрев подстерегающую его опасность, сдержал в себе ярость. "Я узнал, владыка Куруфин", - сказал он, - "что мой сын и моя жена, Белая Госпожа Гондолина, уехали навестить тебя, когда не было меня дома; и решил я, что должно мне присоединиться к ним".
Куруфин засмеялся Эолу в лицо и сказал: "Меньше привета нашли бы они здесь, чем ожидали, если бы пришли с тобой; но это пустой разговор, ибо ехали они не сюда. Два дня назад они пересекли Ароссиах и быстро поскакали на запад. Кажется, ты желал обмануть меня - если сам не был обманут".
И Эол ответил: "Тогда, владыка, дозволь мне уйти, чтобы я смог узнать правду".
"Мое дозволение ты получишь, но не мою любовь", - сказал Куруфин. "Чем быстрее ты покинешь эту землю, тем больше радости мне доставишь".
Тогда Эол вскочил на лошадь и сказал: "Приятно познакомиться с родичем столь любезным в нужде. Я запомню это, когда вернусь". Мрачно Куруфин взглянул на Эола. "Не щеголяй передо мной родом свой жены", - сказал он. "Ибо те, кто похищают дочерей нолдор и женятся на них без даров и дозволения, не становятся нолдор родичами. Я дозволил тебе уйти - уходи же. По законам эльдар я не могу сейчас лишить тебя жизни*. И такой совет дам я тебе: возвращайся в свое жилище в тенях Нан-Эльмота; ибо сердце мое предостерегает: если последуешь ты за теми, в ком не осталось любви к тебе, то не вернешься назад".
*[Примечание к тексту]: Оттого что эльдар (включая синдар) было запрещено убивать друг друга из мести за любую обиду, сколь угодно великую. Кроме того, в это время Эол ехал в Аглон без злого умысла, и не было ничего несправедливого в том, что он искал вестей об Арэдэли и Мэглине.
Быстро поскакал Эол дальше и ненависть ко всем нолдор переполняла его; ибо понял он, что Маэглин и Арэдель бежали в Гондолин. Ведомый гневом и стыдом от унижения пересек он Броды Ароса и помчался по той дороге, которой ехали они, но хотя не знали они, что Эол их преследует, и конь Эола был резвее, он не видел Маэглина и Арэдель даже мельком пока не достигли они Бритиаха и не оставили лошадей. Тогда злая судьба выдала их, ибо лошади громко заржали и конь Эола услышал их и понесся к ним навстречу; Эол увидел издалека белое платье Арэдели и, заметил путь, которым она шла, отыскивая тайный проход в горах.
В то время Арэдель и Маэглин подошли к Внешним Вратам Гондолина, к Темной Страже под горами; и там ее радостно встретили, и вместе с Маэглином она прошла через Семь Врат, и пришла к Тургону на Амон-Гварете. Там король с изумлением выслушал рассказ Арэдели и с приязнью взглянул на Маэглина, сына сестры, увидев в нем родича, достойного считаться принцем нолдор.
"Воистину рад я, что Арэдель вернулась в Гондолин", - сказал он, - "и ныне город мой станет прекраснее, чем в те дни, когда я считал ее погибшей. И Маэглин получит высшие почести в моем королевстве".
Тогда Маэглин низко поклонился и принял Тургона своим владыкой и королем, и дал обет подчиняться его велениям; но после стоял он молча, внимательно смотря по сторонам, ибо блаженство и великолепие Гондолина превосходили то, что он воображал по рассказам матери, и он был изумлен мощью этого города и количеством его жителей, и многими вещами дивными и прекрасными, которые он видел. Но чаще всего взгляд его обращался к Идрили, дочери короля, что сидела рядом с ним; ибо волосы у нее были золотыми, как у ваньяр, родичей ее матери, и казалась она ему солнцем, что освещало весь королевский чертог.
А Эол, следуя за Арэделью, нашел Сухую Реку и тайный путь и, пробираясь по нему, дошел до Стражи, был схвачен и допрошен. И когда Стражи услышали, что он называет Арэдель женой, то изумились и послали в город быстрого гонца, и пришел он в чертог короля.
"Владыка!" - воскликнул он. - "Стражи захватили пленника, что хотел пробраться за Черные Врата. Он назвался Эолом, это высокий эльф, темноволосый и мрачный, из рода синдар; он называет госпожу Арэдель женой и требует, чтобы его привели к тебе. Гнев его силен и трудно его удержать, но мы не убили его, как требует твой закон".
И Арэдель сказала: "Увы! Эол последовал за нами, как я и боялась. Но с превеликой осторожностью сделал он это, ибо мы не видели и не слышали погони, когда ступили на Скрытый Путь". И сказала она гонцу: "Он говорит правду. Это Эол и я - его жена, и он - отец моего сына. Не убивайте его, но приведите на суд короля, если король того пожелает".
Так и сделали; и Эола привели в чертог Тургона и он стоял перед высоким троном, гордый и угрюмый. Хотя он был поражен увиденным не меньше сына, сердце его наполняли лишь злоба и ненависть к нолдор. Но Тургон приветствовал его как почетного гостя, поднялся и протянул ему руку, сказав: "Привет тебе, родич, ибо таковым почитаю я тебя. Здесь ты можешь жить, как тебе захочется, разве что не сможешь покинуть моего королевства, ибо закон мой таков, что никто, узнавший сюда дорогу, не может уйти".
Но Эол не принял руки. "Я не знаю о твоем законе", - сказал он. - "Нет у тебя или у твоего народа прав захватывать эти земли и устанавливать границы, где бы то ни было. Это земля тэлери, на которую вы принесли войну и непокой, являя гордыню и несправедливость. Мне дела нет до твоих тайн и я пришел не для того, чтобы шпионить, но чтобы лишь потребовать мое по праву: жену и сына. Но если на Арэдель, твою сестру, у тебя тоже есть права, то можешь дозволить ей остаться; пусть птичка вернется в клетку, где она вскоре снова затоскует, как тосковала раньше. Но Маэглин - другое дело. Моего сына ты не можешь у меня отнять. Идем же, Маэглин, сын Эола! Так приказывает тебе отец. Покинь дом врагов и убийц твоих родичей или будь проклят!" Но Маэглин молчал.
Тогда Тургон вновь воссел на трон, взяв судебный жезл, и твердо произнес: "Я не буду спорить с тобой, Темный Эльф. Только мечи нолдор защищают твои бессолнечные леса. Свободой ходить, где вздумается, ты обязан моему народу; иначе ты бы уже давно трудился как раб в подземельях Ангбанда. И здесь король - я, хочешь ты того или нет, мой приговор - закон. Лишь два пути есть у тебя: жить здесь или умереть здесь, и то же - для твоего сына".
Взглянул Эол в глаза короля Тургона и не был устрашен, но долго стоял, не говоря и не двигаясь, пока полная тишина не объяла чертог; и Арэдель испугалась, зная, как она опасен. Внезапно, быстрый как змея, он выхватил из-под плаща дротик и бросил его в Маэглина, крича:
"Второй путь избираю я для себя и сына! Ты не будешь владеть тем, что по праву мое!"
Тогда Арэдель метнулась перед дротиком и он вонзился ей в плечо, а на Эола кинулись стражи, связали его и увели, пока другие заботились об Арэдели. Но Маэглин смотрел на отца и молчал.
Было решено, что Эола на следующий день приведут на суд короля, и Арэдель с Идрилью молили Тургона о милости. Но вечером Арэдель стало хуже, хотя рана была небольшой, она впала в забытье и ночью умерла, ибо острие дротика было отравлено, но никто не знал об этом, пока не стало слишком поздно. Ибо эльдар никогда не использовали яд даже против самых своих жестоких врагов, зверя, орка или человека; и они исполнились стыда и ужаса от того, что Эол замыслил столь злое дело.
Потому Эол не нашел милости у Тургона; и его отвели к Карагдуру, черной скале в северной части холма Гондолина, дабы сбросить с отвесных стен города. И Маэглин стоял рядом и молчал, но напоследок Эол крикнул: "Так ты отказываешься от своего отца и рода, сын, доставшийся обманом, и сам обманувший! Здесь погибнут все твои надежды и ты умрешь так же, как я".
Тогда Эола сбросили с Карагдура, и так он погиб, и всем в Гондолине это показалось справедливым; но Идриль встревожилась и с того дня не доверяла своему родичу. Но Маэглин обрел благоденствие и почет среди гондолиндрим, восхваляемый всеми и пребывающий в милости у Тургона; ибо если он охотно и быстро учился всему, чему мог, то и сам был в силах многому научить. И собирал он вокруг себя всех, кто склонялся к ремеслу кузнеца и рудознатца; искал он в Эхориате (что значит "Окружные Горы") и находил богатые залежи разных металлов. Более всего ценил он твердое железо из шахты Ангабар на севере Эхориата, и оттуда добыл он много руды, из которой выплавили железо, так что оружие гондолиндрим стало прочнее и острее, и это сослужило им хорошую службу в грядущие дни. Мудрыми и осторожными были советы Маэглина, но сам он был стоек и отважен в час нужды. И это подтвердилось в будущем: ибо когда в ужасный год Нирнаэт Арноэдиад Тургон нарушил свое затворничество и пришел на помощь Фингону на севере, Маэглин не остался в Гондолине наместником короля, но ушел на войну и сражался рядом с Тургоном, яростно и бесстрашно.
И казалось, удача во всем сопутствовала Маэглину, который стал одним из могущественных принцев нолдор, величайшим, за исключением одного, жителем славнейшего из их королевств. Но все же был он скрытен: хотя не все шло так, как он желал, он принимал это молча, скрывая свои мысли, так что мало кто мог узнать их, разве что Идриль Келебриндал. Ибо с первых дней жизни в Гондолине он носил в сердце печаль, и она разрасталась, лишая его всякой радости: он любил красу Идриль и желал ее, без всякой надежды. Эльдар не женились на родственницах столь близких, да и никто раньше не желал такого.И даже если бы это было дозволено, Идриль совсем не любила Маэглина; а зная его мысли о ней, и вовсе не испытывала к нему приязни. Ибо это казалось ей делом странным и искаженным, и, воистину, эльдар с тех пор думали именно так: то был плод Братоубийства, тень проклятия Мандоса пала на последнюю надежду нолдор. Годы шли, Маэглин смотрел на Идриль и ждал, и любовь в его сердце обращалась во тьму. И с еще большим усердием добивался он других своих целей, не чураясь тяжелой и трудной работы, если мог так стать сильнее.
Вот что происходило в Гондолине; и среди блаженства этого королевства, когда слава его пребывала в зените, было посеяно темное семя зла.
Источник: опубликованный "Сильмариллион".
Добавления и исправления курсивом: "The History of Middle-earth", Volume XI, "Maeglin", pp.317-330