Оми Курита размеренными шагами прогуливалась по вымощенным камнем дорожкам своих дворцовых садов - воплощенное достоинство и продуманное спокойствие, хотя на сердце у нее было тревожно. Сегодня она облачилась в шелковое кимоно оттенка зеленого нефрита, небрежно собранное в талии витым золотым шнуром; аромат садов манил ее вглубь, ее нижние юбки слегка касались щиколоток обутых в сандалии ног.
Развлечение. Она думала именно об этом. О чем-то, чем можно занять свои мысли, чтобы отделаться от того внутреннего смятения, которое поднялось после последнего послания Виктора. Это было более чем страстное желание, и как всегда возвращалась боль, напоминая, сколь многое разделяло их. Это была не просто бездна между их культурами или наследство родовой вражды, в которой они были рождены. Это было полное крушение всех надежд от сознания того, что она слишком далеко и не в состоянии разделить с ним его ношу. Бремя гражданской воины так угнетало сейшин Виктора - его дух - что она могла почти почувствовать напряжение, звенящее в каждом слове, которое он передал для нее.
"Сколько мы еще потеряем, Оми?"- вопрошал он. "Сколько уже потеряно?"
Оми не могла забыть полный отчаяния взгляд его серо-голубых глаз. И хотя ее брат Хохиро уверял, что поражение под Йорком стратегически не важно, Виктор очень тяжело воспринял его. Ее брат, конечно же, не мог этого понять. В Синдикате Драконов обязанностью самурая было служить, и, если придется, умереть за свое государство - за Дом Курита. Виктор принимал свои потери гораздо ближе к сердцу, и Оми знала, что сражения гражданской войны, против своего народа только усугубляли его боль.
Но и это было еще не все. Она понимала, что на самом деле его мучил вопрос, сколько же еще раз им придется подчинять свои личные взаимоотношения требованиям и обязанностям, принадлежащим им по праву рождения. Ему очень сильно не хватало Оми, она знала это. На Могйород они хотели всего лишь остаться вдвоем, но война призвала его. А сейчас Виктор боялся, что они не имели права на любовь. Оми была одной из тех немногих людей, кому он мог доверять. И даже когда он пытался спрятать свою боль или свой страх, он не мог. Не от нее. И никогда от нее.
Свои личные печали она спрятала, ради других, но не от себя самой. Послание Виктора всколыхнуло ее боль, ее мысли расплывались. Ей было необходимо отвлечь себя чем-либо, не требующим размышлений, если уж она должна была найти способ ответить Виктору.
В этом отношении ее дворец "Безмятежное Святилище" мало что мог предложить. Она никогда не беспокоилось об этом, оставляя на усмотрение агентов, назначенных Внутренней Службой Безопасности и Орденом Пяти Столпов. Кроме того, вторжение в бизнес центры 05Р могло вызвать слишком резкий разрыв, а подобного эгоизма она не могла себе позволить. Оми могла бы мысленно обратиться к Изис Марик, которая занимала апартаменты - люкс в "Безмятежном Святилище", Но это тоже было бы эгоистично. Изис все еще горевала о разрыве отношений с Сун-Цу Ляо и об утраченном положении в Лиге Свободных Миров. Оми не хотела обременять Изис еще больше. Бедная девушка заслужила немного покоя после того, как долгие годы ее насильно лишали корней; она нуждалась в покое, чтобы вновь обрести себя.
Так что Оми направилась размышлять в сад. Вьющиеся розы оплели стены дворца, вспыхивая кроваво-красными пятнами на полированном камне цвета слоновой кости, и все-таки ранние настурции практически перебили их аромат. Оми радовалась теплу послеполуденного солнца, чьи лучи снимали напряжении с плеч и шеи. Она улыбалась солнечному блику, игравшему на рукаве ее нефритово-зеленого кимоно, роскошь шелка контрастировала с ее простым окружением.
Ахед, пожилой дворцовый работник, полировал каменные плиты дорожки, сгорбившись над метлой, похоже, сделанной его собственными руками. Сухой шорох коротких, размеренных взмахов напомнил Оми те звуки, которые рождались, когда дворцовые садовники сгребали разноцветный гравий, выкладывая из него на грядках прекрасные узоры.
Сад Дзен всегда был одним из ее любимых убежищ; со времени своего возвращения в Синдикату Драконов и Люсьен она провела в нем больше времени, чем где-либо еще. Даже больше, чем во Дворце Единства - тронном месте Дома Курита, несмотря на страдания своего отца. Она вместе с Хохиро стремились создать ему комфорт, но они знали, что великий Теодор Курита не должен выглядеть зависимым от кого-либо, и потому они отступали. Иногда даже игра с внуком не помогала облегчить горе координатора; ребенок во дворце напоминал ему о потерянной жене. Поэтому Минора уводила ребенка.
Так много потерь, даже в ее собственной семье. Ответ ли это на вопросы Виктора? Надо ли объяснять Оми сколь тяжело был поражен ее отец потерей жены? Честь Курита осталась незапятнанной и семья выстояла, но осознавать, что Дракон - координатор Синдикаты Драконов и избранный Первый Лорд Звездной Лиги - был унижен событиями, не поддающимися его контролю, пусть всего лишь на мгновение ...
Но ничего из этого ей не пришлось бы объяснять Виктору. Он понимал ее без слов. Если бы он этого не знал, они никогда бы не смогли любить друг друга. А они любили! Оставив предрассудки и причины - они любили!
Оми поравнялась с дворником. Пожилой мужчина отступил в сторону и преклонил колени, громко хрустнули разбитые артритом суставы. Он отложи в сторону свою грубо связанную метлу, и поклонился так, что коснулся головой земли. Оми хотела было остановиться и сказать ему несколько добрых слов, но она знала, что такого простого человека только испугало бы то, что она узнала его. Поэтому она просто кивнула ему в благодарность за службу. Он никогда не видел этого, но предполагал, что она бы сделала именно так.
Согласие принять. Столь же глубоко укоренившееся в культуре самураев Синдикаты, сколь понятия чести и долга. Так много трагедий, думала Оми, размышляя о семьях - своей и Виктора. И так мало вознаграждений. Вот что значило быть рожденным в одном из правящих Домов Внутренней Сферы. Она принимала это. Виктор тоже принимал, несмотря на периодические, страстные нападки на деятельность "безупречной" вселенной. Оми не смогла сдержать грустной улыбки. В Синдикате верили в то, что именно несовершенства правдиво отображали жизнь.
Было еще нечто, что привлекло внимание Оми к беспорядку в садах.
Вдоль северо-восточной стены, куда круглый год заглядывало полуденное солнце, были разбиты грядки, которые Виктор засадил и за которыми лично ухаживал в первые месяцы своей ссылки. Оми хорошо помнила то время; ведь она разделяла с ним боль от потери его королевства, отобранного его же сестрой. Без своего народа, без какого-либо политического положения во Внутренней Сфере - он затаился на время в саду ее дворца, возделывая руками почву и размышляя о своей жизни и своем будущем. Такие периоды размышлений были почти священными в культуре Синдикаты. Оми однажды поклялась никогда не сожалеть, разделяя с Виктором дух и тело, и он оправдал ее веру в те дни, почтив своим решением оставаться рядом.
На самом деле настурции были его. Высаженные в тени вьющихся роз, окруженные бордюром из крошки белого мрамора, они притягивали взор своими яркими красками всякий раз, когда на них попадал прямой солнечный свет. Их сильный аромат мог быть слишком сильным, даже головокружительным. Они были непосредственными, - таким же, при любой возможности, предпочитал быть Виктор. Они тоже были сильными и прощающими. Как Виктор.
"Возьми", - сказал он, все еще потрясенный покушением на нее, к счастью неудачным, когда они расставались на Могйород. Виктор протянул ей камень нотами, который она подарила ему на прошлое Рождество. Тот, который он назвал Путь Воина.
Оми попыталась отказаться. "Он должен остаться с тобой".
Виктор улыбнулся и покачал головой. "Он достоин того, чтобы иметь свой дом. То место, где ему будет уютно. Для меня такое место навсегда рядом с тобой. Высади его в саду на Тукайид, где ты впервые дала его мне. А если ты вернешься в Люсьен, помести его среди настурций у себя во дворце, в тенистом углу".
Он выбрал отличное место по памяти. Камень пронизывали красновато-голубые жилки кварца, которые сверкали в случайно пойманном солнечном луче. А еще была изломанная кристальная линия, которую Виктор назвал "дорожка от слез". Оми часто вынимала камень, держа его так, чтобы кристаллы ловили яркое солнце. Они сверкали, как крошечные звездочки, напоминая о том пути, что проделал Виктор со времени Могйород. С площади Ньютона на Худ и Винтер. Затем в Нью-Кейптаун и Ковентри. Сопровождаемый Аларионом и Йорком - которые были с ним почти одним целым - теперь скоро в Халфвэй.
Оми знала камень настолько же хорошо, как и любую частицу своего дворца. И его двигали!
Нарушение было почти незаметным, как если бы камень подняли, а затем осторожно вернули на то же самое место, на его отпечаток в земле. Она заволновалась. Садовники знали, что эти цветочные грядки не для них, что камень был Именной. Они знали о ее привычке приходить сюда, к нему. Камни натоми были очень личным делом.
Однако Оми могла придумать полдюжины разных причин, по которым кто-то мог ступить на цветочные грядки и потревожить камень. Садовнику могло взбрести в голову протереть его от грязи, или он мог сдвинуть его, удобряя почву. Также было возможно, что один из старших садовников решил повернуть камень, чтобы придать ему "новый вид".
Оми не хотела нового вида для "Пути Воина". Если она хотела развлечения, то она нашла его. Осторожно, чтобы не повредить настурции, она сошла с дорожки. Осторожно наклонилась, балансируя одной рукой, дотянулась до камня в его гнезде. Пальцы сомкнулись вокруг него, потянули и наполовину вынули из гнезда.
Острый звук, сопровождаемый болью, поразил ее. Оми пронзила резкая боль. Дважды,- как будто две булавки вонзились ей подмышку. Третья запуталась в рукаве кимоно, и движение вокруг роз и вокруг камня навело Оми на мысль о жалящих насекомых. Все еще склонившись над грядкой, она медленно отвела руку, удивившись ее внезапной тяжести и тому, как надо вывернуть руку, чтобы увидеть свое запястье. В руку ей вонзились две иглы, одна через нефритово-зеленый рукав кимоно. По размеру не больше обычной швейной иглы, каждая из них оканчивалась маленьким пластиковым зажимом.
Оми чувствовала тяжелый взгляд на своем лице. Она закрыла глаза, пытаясь перенести себя обратно на мощеную дорожку. "О, Виктор" - прошептала она.
Его имя было последнее, что произнесет Оми Курита.
"Оми - сама? Тасукетэ! Има, има!"
Она слышала тревогу, которую поднял старый дворник, чувствовала осторожное давление рук на своих плечах, чувствовала, как растирают ей щеки. Борясь с беспамятством, Оми заставила себя открыть глаза. Она не могла сосредоточить взгляд ни на одном из суетящихся вокруг нее лиц, закрывающих вид бесконечного голубого неба. Острый аромат настурций медленно исчезал, как и ее дыхание. Оми пыталась заговорить, но паралич уже охватил голосовые связки.