Ольга сидела на ветке берёзы и наблюдала свои похороны. Её хоронили в лесу, за оградой кладбища. Мама надела на дочку белое платье, прикрыла фатой лиловое лицо. Бедная мамочка! Какая она маленькая и сгорбленная! И чёрное ей совсем не идёт!
А Феликс, чьей невестой она себя считала, не пришёл...
На дне его рождения пили шаманское, курили, играли в бутылочку. Было ужасно весело. Ольга пришла в себя от собственного хохота.
- Да она у тебя щекотки боится! - сказал его приятель Витька, размазывая по её животу и груди что-то липкое. А Феликс смеялся! Феликс хохотал! А наутро сказал:
- Не нужна ты мне, раз под Витькой побывала.
Прыгнула сгоряча с обрыва, а там - течение...
Теперь жизнь Ольги - в холодном речном омуте. Девушка плавала в тёмной воде, и с каждой минутой её зеленоватые волосы становились длиннее, а тело - гибким и невесомым.
Везде можно жить, если знаешь, для чего...
У Ольги появились подруги. С Троицыного дня русалки оставили воды и блуждали врассыпную по полям, перелескам и рощам. Жили на склонившихся над водой ивах или плакучих берёзах и ждали...
- Хорошо-то как! - воскликнул Феликс. - Правильно, что баб не стали брать, от них одни заморочки!
В сумерках начали незаметно проступать из леса полупрозрачные девичьи тела, едва прикрытые длинными зелёными волосами. Они приближались и сужали круг, отсекая от спасительных байков.
- А ты говоришь, без баб, да тут своих полно! - попробовал пошутить Витька. - Давайте, девчонки, подсаживайтесь!
- А что у тебя в руках, полынь или петрушка? - спросила девушка.
Витька вздрогнул от неожиданности.
- Дык, это... петрушка...
- Ах, ты моя душка, - ответила русалка и принялась щекотать его, пока не пошла у Витьки пена изо рта, и не повалился он ничком на траву.
А Феликс смеялся. Феликс некрасиво корчился от щекотки, но продолжал хохотать. Он так и умер, широко распахнув рот.
Лесное эхо попыталось воспроизвести этот жуткий хохот, но вскоре всё стихло. И только в ветвях плакучей берёзы долго шептались листья да зазывно кричала кукушка...