ЯГОДЫ И ФРУКТЫ

Вот по самому-самому детству свежие фрукты и ягодки не вспоминаются. Другое - я сижу на полу около буфета, где за нижней дверкой мама держит в холщевом мешочке сухофрукты. Я их
раскопал, достаю из этого мешочка и жую. Не сказать, чтобы вкус сухого урюка был таким уж волшебным, но нравится.

А с ягодами самые, наверное, ранние воспоминания относятся к тому, что мы с дедом ходим по рынку в тогда еще Молотове и покупаем мелкую лесную землянику, заметно отличающуюся от нее зеленовато-белую очень душистую клубнику, чернику, полосатый крыжовник, малину и похожую на нее желтую морошку. Все это меряется стаканами и отдается в сделанных из газеты фунтиках. Чуть позже похожие воспоминания о поездке с дедом в шесть лет на пароходе по Каме и Волге до Астрахани. Волга тогда еще была рекой, а не цепочкой стоячих водохранилищ, города стояли обычно на высоком обрыве над рекой. В разлив вода стояла высоко, а летом дебаркадеры пристаней были много ниже города и к ним вели длинные многомаршевые деревянные лестницы. Вот внизу у этих лестниц стояли небольшие девчонки с облупленными носами и торговали ягодками из таких же кулечков-фунтиков.

Я, правду сказать, больше всего любил клубнику - пить с нею чай, и малину. Малину насыпали до трети высоты в стакан или чайную чашку и заливали молоком. Я это обожал. Иногда покупалась также садовая земляника, та, которую нынче ошибочно кличут клубникой, а дед тогда именовал Викторией - по названию сорта. Все это было и у нас в Уфе, но так, как дед с бабкой, меня родители все же не баловали. Тем более, что в пионерский лагерь, кроме одного лета около Перми, я не ездил и ритуальных поездок к дитю с садовой земляникой у нас не было.

Люблю ягоды и до сих пор, правда, морошки или костяники не видал с тех пор, как жил в Сибири. Бруснику, точнее, варенье из нее покупаю иногда в IKEA в соседнем городке. Новые ягоды я с тех пор узнал ... ну, облепиха, но как-то она не очень легла на душу, еще ирга - это хорошо в варенье, ежевика. Не знаю, можно ли считать кизил, вроде это по определению костянка, вроде вишни. Ну, тогда уж и черешню, с которой я познакомился довольно поздно, съел с тех пор немало, но все же больше люблю обыкновенную кислую вишню. Здесь в Штатах их называют одним словом cherry, но в магазине это всегда сладкая черешня. Недалеко от нас в штате Висконсин есть такое графство Door на полуострове в озере Мичиган, мы там несколько раз отдыхали. Так там этой черешни, наверное, столько же, сколько на всей Украине. Куча специализированных лавочек с черешневым вареньем, черешневым вином, черешневым соком и сиропами, везде в кафе пироги с черешней. А кислой вишни нет, ну свои вкусы не навяжешь. Нет тут, скажем, и черной либо красной смородины. Будто бы, ее нельзя разводить, потому что она как-то вредно действует на сосновые рощи. Ну, может быть.

А в детстве помню, что на базаре, продавцы про свою вишню всегда говорили, мол - "владимирская". Вот про яблоки такого не было, тем более, что Башкирия - яблочный край, яблоки и в колхозных, и во всех частных садах. А было их тогда столько, что Уфа по весне была как невеста в белой фате яблоневого цвета. Сейчас этого уже нет, на месте старых частных деревянных домов с садами встали железобетонные десятиэтажки, но тогда ... . Сказать правду, мы таки лазили через заборы за яблоками и малосъедобным тёрном и по нам однажды даже стрелял хозяин из охотничьего ружья. Солью, наверное, но повезло - не попал.

Яблок в республике действительно было море и моя мама в одно лето, когда плохо уродилась картошка, кормила нас мясом, тушеным с яблоками. Было необычно, но вкусно. Еще из того времени всплывает, как я в тринадцать лет заболел ревмокардитом. Было это тогда как эпидемия, у меня было несколько знакомых, переболевших одновременно со мной. Но меня старая детская врачиха доктор Марейнис, спасибо ей, вылечила. После больницы, где я почти ничего не ел, озверев от постоянного приема салициловой кислоты, я попал домой и начал, мягко говоря, жрать в три горла. Поскольку ходить мне было еще нельзя, то ясно было, что я скоро откормлюсь в кабанчика. Родители поселили меня на балконе, на раскладушке, там я лежал целые дни, в спальню переходил только на ночь, благо погода стояла летняя сухая. Хотелось все время есть, так родители ставили рядом со мной блюдо с красной или белой смородиной, иногда был также виноград "Изабелла". Ну, или нарезанные яблоки. Я отщипывал ягодки и ел, но от этого, конечно, не растолстеешь. "Изабелла" мне быстро надоела, я ел ее без особой радости. Младший брат, как выяснилось спустя много десятилетий, мне очень завидовал, а родители объясняли ему, что это - "для больного Сережи".

Других местных фруктов, кроме яблок и тёрна, кажется, и не было. Башкирия - она, конечно, "солнечная", как писалось в книгах и газетах, но для груш, слив, абрикосов, персиков это было недостаточно. Это иногда покупалось на базаре у приезжих продавцов и стоило дороговато. Плюс отец иногда привозил из своих командировок в более южные районы страны гранаты, те же груши и абрикосы. Помню безумно вкусные гранаты и виноград редкого сорта "шааны" из Баку. Помню также, как холодной и снежной уральской зимой мы идем с мамой в овощной магазин покупать внезапно появившиеся там груши. Груши, прямо скажем, были деревянные и она сварила из них компот. Помнится также, как мы с ней сходили в "орсовский" магазин на недалекой стройке и покупали там американские (!?) консервы с консервированными ананасами. Мне, к слову, консервированные и посегодня кажутся вкусней, чем свежие.

На юг к морю нас с братом родители не возили, они и сами не ездили. Отец почти каждый год ездил в Кисловодск - сердце. Если удавалось получить сразу две путевки, то они ездили с мамой. Оттуда они обязательно привозили пучки сушеных "армянских травок": кинзы, базилика-рейхана, эстрагона-тархуна, отец же с юга, из Армавира. Привозили и яблоки с грушами. Однажды они отправили груши и яблоки посылкой. В результате пришел ящик полный мутного киселя из груш, в котором плавали яблоки.

Потом в Ростове-на-Дону умерла бабушка Дора, мать моего отца. Она оставила нам с братом и нашей двоюродной сестре Свете - ну, что она могла оставить в наследство? - по сто рублей. Когда мне исполнилось шестнадцать я получил эти деньги. Родители предложили мне пошить костюм, но я захотел потратить эти деньги на поездку с ними в Кисловодск. Они были в санатории имени XXI Партсъезда, т.е., конечно, бывшем имени Сталина, а мне сняли койку неподалеку.

Юг мне, скорей, понравился. Удивили туи, который я знал как кустарник, а это на Кавказе оказались большие деревья высотой в два этажа. Ну, район Минеральных Вод это же Лермонтов, "Герой нашего времени". Дом, по стене которого Печорин забирается к Вере, скала "Кольцо", та скала, на которой Печорин стрелялся с Грушницким. Прогулки по терренкурам громадного парка, в том числе поход утром вместе с отцом на Синие камни с видом на Эльбрус, осетрина на вертеле в "Храме воздуха", поездка вместе с родителями на Домбай через Черкесск, Карачаевск и Теберду. В Карачаевске меня впечатлила громадная надпись, установленная на горах "Да здравствует 300-летие добровольного присоединения Карачаево-Черкессии к России". Я задал отцу вопрос, на который он ответил: "Не могу точно сказать насчет трехсотлетия, меня тогда не было. Но на моей памяти еще стреляли". Ну, что говорить о красоте панорамы в Домбай-Ульгене!

Я обедал каждый день в парковом кафе, брал обязательно азербайджанский суп-пити. Вроде бы в настоящем пити должны быть не картофель, а каштаны, но мне нравилось и так. Как ни странно, особых фруктов я тогда не запомнил, все вкусовые впечатления от пити, осетрины и еще "Охотничьих" колбасок, которые мне отец покупал для наших утренних прогулок по парку.

В следующий раз я оказался на юге уже в девятнадцать лет, когда учился в Нефтяном институте и параллельно работал по сменам ("хрущевский сэндвич") на уфимском заводе "Синтезспирт". Я во время ремонта сделал некую рацуху, позволившую нам быстрее разгружать ректификационные колонны от засмолившихся "колец Рашига". Когда начальник цеха спросил, чего я хотел бы в награду, я сразу ответил: "Неделю отгулов". И укатил в Крым, в Ялту. Ехал на поезде через Куйбышев, Волгоград и Керченский пролив. Вот тут таки были фрукты!

Началось уже в поезде. Сначала на станции Петров Вал купил огромный арбуз, еле съел, потом после Краснодара проезжали через станцию Крымск - "Рубль ведро". Так ее называли потому, что у казачек на перроне все стоило рубль ведро. И яблоки, и груши, и оранжевые абрикосы. Только нежные большие персики стоили три рубля ведро. Наелся я тогда так, что удивительно - как избежал поноса. Персики я сразу полюбил и потом в Ялте, когда мы гуляли с приятелем в сторону Ливадии, то и там в казенных садах обязательно покупали у сторожей персики. Еще мы открыли Научно-исследовательский институт виноделия "Магарач", точнее, продукцию его опытного производства, и вечерами в ресторане обязательно завершали ужин бутылкой какого-нибудь научно-исследовательского портвейна или муската под персики.

Жили мы тогда в Черниковске, районе нефтепереработчиков. Между нашим домом и ближайшим заводом тянулась вдоль шоссе полоса, по бокам которой было много временных садов, где население по большей части сажало картошку, но были и вправду посадки яблонь или смородины. Но строительство продолжалось, постепенно все эти сады и огороды исчезли. Вот когда пришла очередь сада семьи моего приятеля Малика, то финальный вывоз имущества пришелся именно на него. Мы с ним слазили в погреб, где нашлась двухлитровая банка хорошего яблочного самогона, ну, и еще набрался большой мешок летних яблок. Ребята мы были сообразительные, а около Маликова дома на площади перед Дворцом Культуры торговала с лотка овощами и фруктами бойкая девица, именовавшая себя Стеллой, хотя подружки продолжали звать ее Лариской. Мы быстро договорились со Стеллой-Лариской, притащили ей этот мешок яблок. Не знаю, по какой цене она их продавала публике, не интересовались, но нам она дала семь рублей. Вместе с упомянутой банкой самогона это обеспечило для нас с Маликом роскошный пир.

В Крым я ездил тогда еще два раза. Один раз после двух месяцев стройотряда на газопроводе "Бухара-Урал" мы получили, наконец, свой аванс - рублей по двести и отправились компанией из пяти человек в Ялту через Новороссийск. В Цемесской бухте мы сели по "палубным" билетам, т.е. без мест, в тот самый теплоход "Нахимов" и провели ночь до Крыма по большей части в баре - на палубе-то дул ветер и было прохладно. После десяти дней в Ялте, у меня еще с поездкой на три дня в Феодосию-Коктебель-Старый Крым, денег у нас, конечно, не осталось. Мы с приятелем Маликом за десятку доехали до Москвы в почтовом вагоне. Жрать было нечего и мы только с интересом смотрели со своих верхних полок на то, как почти непрерывно закусывают наши хозяева-почтальоны. В Москве мы съездили в Щелково, где находилась контора "Союзгазмонтажавтоматика", на которую мы работали на газопроводе и получили, наконец-то расчет.

Второй раз я в стройотряд не поехал, не помню уж - почему. Я определился на временную работу грузчиком в НИИ по химическим средствам защиты растений, где работала экономистом моя мама. Действительно, что-то грузил, но немного, строил с плотником Дядей Федей забор для опытного сада, ликвидировал маленькую аварию, когда на желдорстанции в вагоне разбилась наша бутыль с каким-то хлорорганическим соединением. После того, как я сразу определил, что разбитую бутыль надо прежде всего засыпать известью, бригадир и начальник цеха оба меня зауважали. Разбирал старый сарай из шлакоблоков с помощью лома и "какой-то матери".

Однажды нас с Дядей Федей направили чинить погреб во дворе у нашего директора института, начальник цеха как-то не сообразил, что у меня-то отец тоже в той же должности и известен по всему городу тем, что никогда не тронул казенной копейки и ничем ни в чём не использовал своего служебного положения. Наша заказчица жена директора, когда меня увидела, несколько изменилась в лице. В перерыве у нее, видимо, было заранее намечено налить плотникам по стакану, но с учетом моего участия она срочно пожертвовала коньяк. Дядя Федя потом говорил, что со мной готов идти на любое поручение.

Месяц прошел, я уволился и собрался со знакомыми ребятами ехать в Крым. Трое - я, Миша и Витя ехали из нашего города, а один - Женя, в ту пору учился в МИФИ и поехал из Москвы. Встретились мы на станции Владиславовка недалеко от Феодосии. Намечено было ехать с палаткой в Коктебель, в одну из бухт Карадага. Но на станции нам сказали возвращающиеся с побережья парни, что из-за сухого лета родники на Карадаге пересохли и стоять там связано с проблемами. Мы переориентировались и поехали в соседний Судак. Там под стеной крепости ровно в пятидесяти метрах от волны (чтобы не доставали погранцы) поставили свою роскошную оранжевую нейлоновую палатку и начали курортную жизнь. Уже на следующий день, пока я ходил смотреть базар, наши мальчики познакомились с четырьмя студентками из Москвы, снимавшими комнату не так далеко от пляжа.

Так что жизнь наша пошла так, что с утра мы поднимались в столовую "Троянда" над пляжем, где заказывали редкую рыбу минтай с двойным гарниром, днем пили сухое вино из цистерны по девяносто копеек литр, а вечером пили с нашими приятельницами коллекционное Новосветское шампанское, забракованное почему-то глупыми западными немцами и продававшееся в ранее не виданных полулитровых бутылках, ели персики и ранний виноград и вообще вели светскую жизнь.

Кончилось это тем, что мы с Линой поженились ближайшей весной, а Женя с Оксаной тянули еще два года. Собственно, могла быть и третья свадьба, но когда Витя с Таней гуляли ночью по окрестным холмам и он поил ее сухим вином из трехлитровой банки, то неудачно ударил краем по зубу, отбил кусочек. Таня вознегодовала и их любви пришел конец. Так прошел месяц, Я его помню немного как в тумане, потому что на первом же свидании усадил Лину на свои очки. Домой мы поехали через Москву. Когда я явился домой со словами, что нашел себе жену, мама меня встретила вопросом: "А груши заказанные привез?". Действительно, заказ-то я не выполнил.

Проходит еще два года. Я женился, хотя жили и учились мы по прежнему в разных городах, распределился с некоторыми затруднениями в Ангарск на нефтехимкомбинат. Но туда не поехал. В один из апрельских дней всех мужчин нашего выпуска собрали на военной кафедре и объявили, что нам предстоит двухлетняя служба в Советской Армии. Ну, служить так служить. Как поется в любимой дедовой песне: "Последний нонешний денечек Гуляю с вами я, друзья ...". Но перед этим я получил военные проездные документы и мы вместе с женой уехали сначала в Одессу. Оттуда с моим вузовским приятелем и его кузиной ночным пароходом уехали в Измаил.

В Бессарабии мы еще побывали в Килии, в знаменитой "Дунайской Венеции" Вилково, где очень славно позавтракали на базаре раками, малосольной селедкой, варенцом, красным буджакским вином и абрикосами. Потом добрались до Кишинева, целый день ходили по городу, а ночью, часов, наверное, в десять вечера, пошли поужинать в ресторан "Каса Маре", где и сидели за вином мерло, закусками, мититеями с мамалыгой и десертом часов до трех ночи. С десертом нам повезло. У всех были яблоки да груши, а мы сидели за длинным столом напротив туриста из Румынии, которому (иностранец!) принесли в блюде абрикосы и персики. Ну, а из ресторана пешком дошли до вокзала и сели в поезд до Одессы.

Помню, ночью по вагону ходил проводник и орал нечеловеческим голосом "Бендери! Бендери!" Мы спросонья не разобрались, о чем он - то ли это название станции, то ли кличка атамана местной банды. Доехали до Одессы, и мы с женой уехали оттуда в Очаков. Сняли там комнатку у старой бабки-рыбачки прямо в пятидесяти метрах от прибоя. Место это тогда было совсем глухое. Пляжи с ракушками тянулись, кажется, от Одессы до Николаева. И на все пляжи по нашему ощущению было двое загорающих - мы с ней. На базаре покупали бычков, жарили их и ели с помидорами под местное красное или белое вино. Абрикосов наелись до оскомины, но винограда не дождались - уехали. По замыслу мы хотели еще доехать до Белгорода-Днестровского, бывшего Аккермана на берегу лимана. Но так и не собрались.

20 августа 1968 мы с женой последний раз поцеловались во Внуково и я полетел в Хабаровск. Начиналась моя служба в Советской Армии. Тут, как сами понимаете, было не до ягод-фруктов. На ближайшие два года я ел фрукты только из вьетнамских банок с компотами, которыми, как и китайской тушенкой "Великая стена", были заставлены полки всех магазинов. Хотя все же в памяти остались дикий виноград в Приморье и японская слива размером с русскую вишню. Слива как слива, но, действительно, очень маленького размера. Мне это напоминало китайские яблочки диаметром сантиметра два, которые я помнил по детству. Бабушка Надя варила из них очень вкусное варенье. А те яблоки, которые росли на Дальнем Востоке, вообще были диаметром меньше сантиметра и практически несъедобные. Теперь они в моих воспоминаниях очень походят на американские "крэбэппл", дикие яблони, которыми у нас в городках засажены все улицы. Думаю, что Джонни Эпплсид, герой американской сказки, шел и сажал по североамериканскому континенту все же не их, а культурные садовые яблони.

Вернулся я в семидесятом, познакомился и стал налаживать отношения со своим полуторагодовалым сыном. Когда я приехал, они были на даче в Болшево. Садовую землянику сынок ел с удовольствием, но жена и теща справедливо побаивались аллергии. Когда мы вернулись в Москву, а я после некоторых хождений определился на работу во ВНИИ по переработке нефти, то жили мы, прямо скажем, не очень богато. И еще ухитрялись понемножку откладывать на дачу следующим летом. Но были мы все же молодые, хотелось и животных белков. Нас довольно заметно выручала кулинария около Никитских ворот. По дороге домой мы заходили туда и иногда покупали куриные потроха или меланж - смесь желтков и белков из разбитых яиц, все это довольно дешево.

Однажды я купил примерно с поллитра меланжа, а придя домой обнаружил в холодильнике, что там уже стоит то же самое. Недолго думая, я слил то и другое вместе. Утром я был несколько смущен, обнаружив, что с меланжем происходит что-то странное. Оказалось, что жена купила вовсе не битые яйца, а сок экзотического фрукта папайи. Этот фрукт, ну, и его сок, славны тем, что содержат фермент папаин, который способен переваривать белок. У нас в холодильнике он за это и принялся. Получилось некоторое разочарование.

Ничего особенного, связанного с ягодами или фруктами для ближайших лет я не вспоминаю. Мы все же ездили с ребенком не на юг, а на подмосковную дачу или в Прибалтику. Да, в Латвии или Литве можно было собирать чернику в сосновом лесу в паре сотен метров от моря. Но черника как черника. Хороша была садовая земляника на эстонских рынках в сезон. Но - никакой торговли, продавцы просто прекращали разговор при попытке поторговаться. Вот на даче у моего приятеля Бориса я увидел то, чего раньше не встречал. Во-первых, садовая миланская именно что клубника. Действительно, характерный клубничный вкус и аромат, а размеры вполне приличные, почти как у садовой земляники. Во-вторых, актинидия. Я-то считал, что такое растет в Подмосковье только в фантастических романах Немцова про счастливую колхозную деревню. Оказалось, что растет, но есть проблема. Как вырастает, то запах привлекает кошек со всего поселка, они объедают. Впоследствии мы хорошо узнали, что такое киви, один из видов актинидий. А тогда только и знали, что есть под таким названием бескрылая птица где-то на островах в Тихом океане.

Однажды в октябре я и еще два сотрудника из нашей лаборатории улетели в Ташкент, на конференцию по нефтепереработке, проводившуюся под эгидой ЦК узбекского комсомола. Такой "малины" мы еще не встречали. Специально для участников привезли откуда-то из колхоза специальных белых персиков совершенно медового вкуса. И вообще, как говорил мой коллега Женя: "За четыре дня один раз поели за свой счет, да и то потому, что порция тушеного сердца за восемнадцать копеек свешивалась с тарелки". Дивный плов, шашлыки, дыни, арбузы, грозди кишмиша, специальные косточки от абрикосов, печеные в золе с солью! Я улетал днем позже, так как съездил еще на день в Самарканд. Перед отлетом купил на базаре специальную металлическую авоську и набрал туда персиков, небольшую дыньку, поздних абрикосов, винограда. Сыну все это чрезвычайно понравилось и он еще неделю веселил нас с женой с восторгом произнося: "Кыш-мыш!".

Но вот весной 1976 года я решил бросить все московские затеи и уехал в нефтяную Сибирь, в Нижневартовск. Работать я начал в тамошнем комплексном отделе краснодарского института ВНИПИГазпереработка. Поле деятельности оказалось достаточно интересным - это факела на месторождениях, которые, конечно, никто до меня не измерял, а несколько позже еще и транспорт газа вместе с жидким конденсатом и водой от месторождения до газоперерабатывающего завода.

Условия ... ну, что там говорить. Зимой, конечно, холодно. Я сам в первую же зиму увидел при минус пятидесяти Цельсия ложные солнца над головой. То есть, в центре настоящее Солнце, а по четырем сторонам - сверху, снизу, справа и слева от него крестом его же бледные копии. Но сказать, что для меня, выходца с Южного Урала какой-то непредставимый мороз - нельзя. Я и в Уфе помню однажды -50оС, как раз когда я работал в ночную смену на заводе. Летом попросту бывает жарко, за плюс тридцать. В эту пору очень уж много комаров. Я помню, как командированный из Краснодара с ужасом смотрел на мое лицо, сплошь покрытое комарами, пришлось мне ему сказать: "Да ты на себя в зеркальце посмотри". Получается там слоев пять комарей, первый сосет кровь прямо из тебя, второй слой из первого и так далее. Но это в тайге, в городе периодически ездила машина-"комародавка" и распыляла репеллент, так там было полегче. Но при этом чистые воздух и вода в речках и озерах, рыба, грибы, лесные и болотные ягоды. Сибирь она и есть Сибирь!

С жильем меня, конечно, надули. Обещана была квартира через полгода, а получил я ее через полтора года. Но это не по злобе, просто испортились отношения между нашей конторой и объединением "Сибнефтегазпереработка", которое и строило дома. В общежитие я не пошел, побоялся, что это оттянет квартиру. Жил большую часть времени в гостинице за счет конторы, а частично просто поставил раскладушку за нашей ЭВМ "Наири", там и ночевал.

Вот я уже тогда пару раз съездил вместе с сотрудниками летом по грибы, а по осени на болото за клюквой, хотя никакого хозяйства и не вел. А в начале лета 1977-го дали мне двухкомнатную квартиру в хорошем доме "ленинградского" проекта. Насколько хорош дом я понял позже, когда оказалось, что во всем городе летом с прекращением отопления исчезает и горячая вода. И только в двух домах она есть весь год. В доме, известном как "Дворянское гнездо", где жило руководство горкома и горисполкома. И в нашем доме, поскольку в нем два подъезда занимала гостиница для японских, американских и канадских специалистов, работавших у нас на строительстве газоперерабатывающих заводов и компрессорной по закачке газа в пласт.

К началу сентября я привез из Москвы жену и 8-летнего сына. Довольно быстро мы с ними поехали километров за сорок от города в организованную нашим месткомом поездку на автобусе на болото за клюквой. На них обоих это произвело неизгладимое впечатление. Сынок, походив в резиновых сапожках по колышушейся почве, спросил меня: "Как ты, думаешь, папа, в который раз я по болоту хожу?". И сразу сам же ответил: "В первый!" А жена потом говорила, что ночью ей все время снилось бесконечное болото, все покрытое красными точками, совсем, как в жизни. Но насобирали втроем ведро клюквы. А еще через неделю мне сказал приятель, что при строительстве перехода нефтепровода через Аган "обнаружено месторождение белых грибов".

Ну, я подумал, а назавтра, раздав сотрудникам поручения на день, сам поехал на вертолетную площадку с рюкзаком и ведром и записался лететь на тот самый переход. Высадили меня, сказали, что обратно полетят в четыре вечера, и улетели. Я спросил у пролетариев, где тут у них грибы, и услышал в ответ: "Иди прямо, они тебя найдут". Я пошел, через пару километров ходу насобирал полный рюкзак моховиков и подберезовиков, а еще через километр все их высыпал кучкой. Сколько хватало глазу стояли немаленького размера крепкие белые грибы, ждали, что бы я их срезал. За пару часов я заполнил весь абалаковский рюкзак, дальше было брать некуда. То есть, было ведро, но я понимал, что нужно место и бруснике. Потом я вернулся к тем трем бревнам, куда садился вертолет, и за час с небольшим ожидания набрал больше, чем полведра спелой брусники.

От вертолетной площадки у нас было идти минут десять до автобусной остановки "Аэропорт". К пяти часам я был дома. Сын остолбенело смотрел, как я раскладываю грибы по всему полу кухни. Для брусники я набрал полную раковину воды и туда высыпал содержимое ведра, чтобы потом отделить хвоинки и прочий мусор. Когда жена пришла с работы и увидела кухню, то обалдело спросила: "Что это?" И получила гордый ответ сына: "Разве ты не видишь, мама? Это - белые грибы!" Всю следующую неделю мы ели грибной суп, пироги с грибами, а по всей кухне висели ниточки сушившихся грибов. С брусникой было два выбора - сварить варенье или поставить несколько банок с брусникой, залитой кипяченой водой с небольшим количеством сахара. Эту брусничную воду мы очень полюбили и хоть вспоминали при случае Онегина - "Боюсь, брусничная вода Мне не наделала б вреда", но пили ее, пока была.

На самом деле, на болоте можно было найти не только клюкву, но также на кочках росли крупная голубика и морошка - красная пока незрелая и желтая когда поспеет. В лесу кроме грибов можно было найти не очень частые кустики черники, костяники, а поглубже в тайгу и малины. Лесной земляники почти не было, но в поисках грибов можно было наткнуться и на нее. Намного реже, чем в Подмосковье, но можно было встретить черную смородину или черемуху. Как ягода черемуха не очень, но если высушить и потом смолоть, то из муки получаются очень вкусные пирожки, можно разведенную водой муку еще и намазывать на шаньги.

В общем, по осени мы каждый год солили двухведерную эмалированную выварку капусты, ставили литров десять брусничной воды, в заморозку уходило пару ведер клюквы. Коли удавалось, то солили еще килограммов десять-пятнадцать сиговой рыбы пеляди, замораживали налимов. Все это, вместе с запасами добытого мяса замерзало, как и у всех в городе, на балконе.

Вместе с запасами консервов, муки, фасоли, чая и зернового кофе на антресолях это позволяло не особенно бояться перебоев системы госторговли. Когда я приехал, то во всех магазинах города можно было с небольшой очередью купить копченой колбасы, прекрасной югославской постной свинины, дешевой и уж сверхпостной оленины, везде было развесное сухое и сгущенное молоко, сушеные овощи в виде стружки, странный сыр в консервных банках. К приезду жены и сына ничего этого не стало, ну, а вареной колбасы, свежего молока или сметаны не бывало никогда. Разве что в воскресенье, когда детские сады и школы закрыты, можно было в магазине купить, постояв пару часов, сметану, кефир или свежее молоко из недалекого от нас совхоза "Локосово". Картошку, как и капусту, покупали по осени, когда их привозили баржами с Большой земли и хранили кто как может. Я, к примеру, сколотил ящик под картоху из сведенных с ближней стройки досок объемом мешка на три. До весны хватало.

Вот с чем была проблема, так это с фруктами и свежими овощами. Редко-редко бывали яблоки, а о прочих фруктах никто и не слыхивал. Но я довольно часто ездил в командировки в Краснодар, Москву, Тюмень. Что-то все время привозил. И у меня же были друзья в Краснодаре, они тоже привозили. Вот так Таня однажды в начале декабря привезла сбереженный под кроватью средних размеров арбуз. Мы его тоже пока пристроили под кровать, а тридцать первого вскрыли и Новый Год у нас оказался праздником с арбузом. И мы были довольны, и сынок наш был в восторге. Но вот второго января, когда после праздничного перерыва к нашему дому подъехал грузовик и к нему со всех этажей потянулись жители с ведрами мусора, то я ощутил нескрываемую классовую ненависть соседей при виде моего ведерка с полосатыми корками.

Однажды зимой в Нижневартовске появился гость Свыше. Это был предсовмина Косыгин. К его приезду произошло локальное чудо. В овощных вдруг появилось какое-то количество ананасов. Гнилых, конечно, но у нас, среди болот и сугробов! Старичок довольно бойко ходил по городу, а один раз сумел убежать от охраны и поговорить с местными жителями у магазина "Север". Одна из теток даже пожаловалась ему, дескать "Молока совсем нету, Алексей Николаевич! А как же деткам без молока?" Он записал и, действительно, на какое-то время, месяца на два в магазины вернулось сухое молоко.

Возвращаясь на Север из Краснодара я каждый раз заходил на Колхозный или Сенной рынки. Постепенно усвоил, что и почем надо покупать. Поначалу удивляло, что чем хурма спелее и вкуснее - тем она дешевле. Потом сообразил, что спелая долго не лежит, как купил, так и надо сразу съесть. Иногда привозил инжир или фейхоа, что, конечно, было совсем уж экзотикой. Однажды мы поехали в лес вместе с приятелем Володей, набрали там кизила. Просто расстилали под кустом плащ-палатку и трясли. Оказалось больше полуведра ягод. Ночью я не спал - варил варенье, а в Нижневартовск привез две трехлитровых банки прекрасного, сваренного под Володиным руководством кизилового варенья. Пили с ним потом чай всю зиму.

Еще в кубанских лесах и лесополосах познакомился я с жердёлой. Это дикий абрикос, жители его собирают, так же, как грушу-дичок, и варят из них компоты. Чай-то там мало кто пьет, а вот открыть "баллон", т.е. большую банку компота - самое дело. В гаражах и сараях многие полки заставлены консервированным компотом. У очень многих в нашем головном институте были свои сады с яблонями, сливами, грядками с земляникой, лозами винограда или, как у моего юного приятеля Юры, своя личная лоза под балконом. Так что по осени у всех бурлило молодое вино, виноградное или плодовое. Во времена Перестройки резиновую перчатку, надетую на горло бутыли, где бродит виноградный или яблочный сок, и надувшуюся от образующегося углекислого газа, именовали "Привет Горбачеву".

Был у нас с тем же коллегой Володей эпизод, когда нас обоих срочно отправили от института на аварию в Башкирию, где забился гидратами - твердыми соединениями углеводородов с водой трубопровод сжиженного газа из Сибири. В Уфу рейса не было, так мы полетели ночным рейсом в татарскую Бугульму, куда за нами выслали УАЗик из Туймазов. Прилетели в час ночи, аэропорт абсолютно пустой, только мы двое. Зашли в буфет, хотели принять по полстакана, чтобы разогнать сон, но на закуску оказались только кубинские консервы "Желе из гуайявы". Звучит романтически, но вкус мы не представляли. Усомнились, решили обойтись на трезвую голову.

В восемьдесят пятом жена и сын вернулись в Москву, Саше оставался только десятый класс, надо было готовиться в ВУЗ. Я пока работал в Сибири, у них бывал наездами. На выпускной вечер в школе объявили, что каждый приносит, что может. Моя жена подумала-подумала и позвонила в Краснодар той же Тане. Через день она металась по станции, пока не нашла нужного проводника, который ей вручил ведро черешни. Как вы понимаете, в июньской Москве это было хитом. К ним потихоньку стянулись на эту кубанскую черешню кроме выпускников все преподаватели, по впечатлению Лины некоторые подошли и из других школ нашего Строгино.

В 91-м году я вернулся в Москву и работал в новой конторе под названием "Петролсиб" техническим экспертом. Контора была глуповатая, но было в ней несомненное достоинство - "валютная компонента зарплаты". То есть, часть заработка не отдавали быстро дешевеющими рублями, а записывали тебе на валютный счет. С него можно было покупать что-то по каталогам, я и купил жене немецкую шубу из козлиного меха "под волка". А что-то можно было взять не долларами, конечно, но валютными сертификатами, по которым можно было что-то купить в гастрономе "Новоарбатский", где на втором этаже открылся тогда советско-ирландский валютный магазин. Шел я однажды по Арбату, зашел туда. Увидел, как продается ранее неведомый фрукт киви. "Что ж, - думаю, - сертификат у меня в кармане. А внук у меня один и киви он пока не пробовал". Ну, купил, еще и сдачу получил зелеными.

Прихожу к сыну, показываю трехлетнему внуку фрукт. Мол, это киви, Сереженька, я тебе принес. Он посмотрел, надулся и говорит: "Нет, дед, я эту киви вообще никогда не ем!" Однако, я очистил, дал ему попробовать. Он укус за укусом съел и подытожил: "Да, дед, эту киви я всегда ем, она мне нравится, ты еще приноси". Я-то со вкусом был, в принципе знаком, как-то в Нижневартовске пил новомодную водку с привкусом киви. Ну, ничего, чем-то напоминало знакомое фейхоа. Но раз внуку нравится - будем еще покупать.

Как раз в это время все завертелось. "Лебединое озеро" в телевизоре, баррикады у Белого Дома, перемены, отпущенные цены, невиданные импортные товары и слова. "Дистрибьютор", к примеру, "ваучер" или "биржа". Я стал работать московским представителем сибирской нефтедобывающей фирмы "Черногорнефть", познакомился с кучей иностранцев, время от времени оказывался в новых валютных ресторанах и никак не мог внушить жене, что это не развлечение, а тяжелая нервная работа.

Начались и поездки в Зарубеж. Раньше-то для меня и Улан-Батор был недостижимой заграницей. Думаю, что не по национальному признаку, а по характеру работы, связанной с измерением вот этих горящих над месторождениями факелов газа, которых Начальники стеснялись, как неубранной помойки. Сколько я не посылал документы на поездку хотя бы в Болгарию, оказывалось, что они утеряны или опоздали. Ну, Бог с ним! А тут поехал в первую зарубежную командировку на две недели в апрельский Париж. А следующая поездка в декабре уже в Куала-Лумпур и Сингапур. Понятно, что там, особенно у экватора, многое было неожиданным. <

В том числе и фрукты. У нас было три дня на акклиматизацию в курорте Порт-Диксон на берегу Малайского пролива. Так с первого же дня мы заполюбили сбивать кокосы с пальм и нести их к персоналу отеля, чтобы те срубили верхушку. Дальше можно пить так, а можно и подлить туда водочки и посасывать через соломинку. Пытались мы найти легендарный фрукт дуриан с ужасным запахом и якобы дивным вкусом. Но не сезон! А хранить их не хранят по причине все того же запаха. Домой я вернулся с набором аудиотехники для себя, персональным компьютером для сына и целой кошелкой рамбутана, личи и других экзотических плодов для внучека.

Так покатились, как нынче принято говорить, "лихие девяностые". Наша семья, сказать по чести, особых страданий не испытывала, зарабатывал я неплохо, мог и родителям с младшим братом что-то подкидывать. Но от постоянной нервотрепки стало барахлить сердце. Из "Черногорнефти" я ушел, сделал свою личную фирму, "Техническое Бюро" и находил время от времени заказы от совместных предприятий, частных контор и сибирских нефтяников, хорошо меня помнивших по моим поездкам по региону в 70-х-80-х. В 1996-м сын с семьей, в которой добавилась еще и внучка, уехал на новые места за океан. Жена съездила к ним пару раз, по возвращении все время рыдала, что не может жить без внуков. В итоге собрались в Штаты и мы с ней и тестем.

Я в США уже побывал, съездил в конце осени 93-го на курсы "по обучению менеджерности", как говорил мой сын. Страна и люди мне тогда понравились своей открытостью, но, как сами понимаете, с переездом на ПМЖ тут есть некоторая разница. Я и тут зарабатывал, делал по Интернету работы для российских заказчиков, да еще у меня открылась новая специальность. Стал вывозить внуков на занятия спортом, языками, в театры и кино. Ребята у нас замечательные, очень благодарные, помнят это и сегодня.

По части фруктов кроме знакомства с той самой гуайявой, чиримойей и другими тропическими экзотами, жену несколько удивляло то, что из сухофруктов самые дорогие - яблоки, а ананасы намного дешевле. Пришлось объяснять ей, что ананасы или манго сушат в тропиках люди с низкими заработками и на солнце, а яблоки - американцы, да хоть и приезжие мексиканцы с высокими минимальными зарплатами и тратят дорогой мазут.

Были, конечно, и новые знакомства с темой. Вот внук сразу очень резко полюбил старфрут, похожий для меня в разрезе на шестеренку, а по вкусу на кислую сливу. Сейчас он несколько остыл, поскольку живет и работает в городе Санкт-Петербург, Флорида, где эти старфруты просто растут на деревьях вдоль улиц. Мне самому очень нравятся личи, кумкаты, плоды опунции, которые тут именуют кактусовыми грушами. Ну, и то, что по старому анекдоту "первая земляника появляется в семь утра". Иногда даже среди зимы привозят откуда-то из тропиков прекрасную душистую землянику по 50 центов фунтовая коробочка. Мы тогда по русской привычке варим варенье, которое и сами очень любим, и дети, внуки, когда приезжают к нам, то вполне одобряют. Иногда варим и яблочное или персиковое варенье.

А за последние пару лет жена очень полюбила сухофрукты собственного производства. Мы купили специальную электросушилку, сушим в ней и яблоки, и дыни, и манго, и бананы. Внуки тоже очень одобряют. Когда сидят у нас за столом, то время от времени забрасывают в рот пластинку сушеного фруктика. Жена от этого просто в восторге.

Конечно, за прошедшие годы износились уже и вкусовые сосочки, того удовольствия от ягод и фруктов, которое помнится по детству, уже, наверное, и не испытаешь. Но, "у природы нет плохой погоды", надо получать оставшиеся в жизни удовольствия с благодарностью, а не жаловаться. Иногда только жаль маму или бабушку, которые так с этими вкусами и не познакомились, а ведь фрукты и ягодки любили. Ну, что поделаешь?