Появился у меня новый приятель. Был он не из нашей лаборатории, но с моими ближайшими коллегами знаком хорошо, с одним из них учился в "керосинке". Так что иногда, не особенно часто, засиживались после работы за стаканом разведенного. Ну, а потом мы с ним просто подружились. Звали его Гариком. Был он на самом деле Игорь Макариевич, абсолютный славянин и по отцу, тенору из Большого, и по матери из старой русской интеллигентской семьи, но в кругу друзей основное имя у него было - Израиль Маркович. Имя это произошло исторически и связано с эпизодом, который сразу даст о нем некоторое представление. Я-то с ним в те годы знаком еще не был, но рассказ этот слышал от него самого и от его старых друзей многократно, в разных вариантах, и, по правде сказать, был одним из главных редакторов окончательной канонической версии.

Будто бы, курсе на третьем (т.е. в 1966 году, что важно по обстоятельствам места и времени) заигрался Гарик у друзей в преф где-то на Балчуге. Каждая пуля сопровождалась тогда еще дешевым коньячком, и, когда он отправился заполночь домой, пешком на Полянку, то был уже во взвешенном состоянии. Идет через Пятницкую и Ордынку и не особенно контролирует свою жизнедеятельность, ну, остановился отлить. Через пару шагов хвать его под белы руки - и на станцию метро "Новокузнецкая". Как учит нас Александр Исаич, при всех комнатах милиции всегда найдется закуток "Конторы". Ну, может и не во всех. А тут был. Гарик сначала ситуацию оценил неправильно, начал убеждать собеседников, принимая их за простых ментов: "Ребята! Да я же трезвый!". Ему на это: "Мы и не сомневаемся. Расскажите, что Вы делали у стены израильского посольства?". Действительно, было тогда на Ордынке посольство, которого через год надолго не стало. Он, наконец, сообразил обстоятельства, но что ответить, не знает. И начал излагать противоположную версию: "Ребята! Отпустите меня, я не по вашей части, я - пьяный!" Такая смена позиции комитетчикам не понравилась, и Игорю маленько вложили, чтобы склонить к откровенности. Тут его осенило, и он доложил, что именно он у той стены делал. Ему еще добавили, за попытку ввести в заблуждение. Он чуть не плачет. Больно же! Наконец, сообразил сказать: "У вас же там в будке милиционер сидит из полка охраны посольств, скажите ему пусть подойдет к тому месту и проверит, чем пахнет". Через пять минут подтверждение было получено, Гарику последний раз дали по шее и посоветовали больше не попадаться. Дома он уж после этих треволнений оказался под утро. В ВУЗ попал уже на следующий день, рассказал, ожидая сочувствия, близким друзьям о своем горе - и до конца жизни стал для них Израилем Марковичем.

Мы с ним в одной конторе служили - ВНИИ по нефтепереработке, его однокашник Женя Бобковский, как уже сказано, работал в нашей лаборатории. Познакомились за стаканом "хищенки" под черный хлебушек и быстро подружились. И на всем нашем знакомстве - а прожито вместе полжизни, лежит явственный отпечаток некоторого безумия, как в описанном эпизоде. Так всегда - вплоть до его трагического и до сих пор непонятного исчезновения.

В начальный период нашего знакомства Игорь находился в стадии вялотекущего развода с женой и проживал вместе со своим котом в большой коммунальной квартире на Полянке, как раз напротив магазина "Ванда". Кота своего он любил и уважал, подвыпив, мог беседовать с ним по любым вопросам, включая гомогенный катализ и взаимоотношения с начальством, и, когда бывал дома, делился с ним последней коркой хлеба и каплей молока. Но это - когда бывал дома. Уезжая в командировки, он отвозил кота матери и там проблем с кормлением не было - Наталия Ивановна случайных гостей и то ненакормленными не оставляла, по себе знаю. Что ж о коте говорить? Но, а если Игорек маленько загуляет? К ребятам на дачу умотает, домой не заходя. Или в преф до утра, как выше описано. Да мало ли что? Что ж тогда, коту с голоду умирать? Гарик это хорошо понимал, и, уходя утром на работу, форточку в окне оставлял открытой в любую погоду. И коту невозбранно в свободный поиск питания вылезть, да и хозяин, если ключ от комнаты потеряет - по приставной лестнице может влезть через форточку. А что первый этаж - так такого корыстолюбца, чтобы этих двоих грабить, пока не народилось. Только через окно на интерьер взглянешь - и вопросов к хозяину нет.

Вот однажды после работы появилась у нас с ним идея - посидеть, поговорить о прекрасном, ну там - Шиллере, славе, любви, альплагере Алибек. С деньгами вопросов давно нет - дело 18-го числа происходит. За два дня до получки. Но ректификат у нас в загашнике был. Еще имеется пара пакетов молока за вредность. У меня в портфеле саечка в полиэтиленовом пакете, а он уверяет, что у него дома в холодильнике яичко на черный день сохраняется. Плюс наскребли 14 копеек на плавленый сырок. Значит, гренки по-уэльски на закуску обеспечены - что еще надо?

Приезжаем с шоссе Энтузиастов, заходим в квартиру, потом в комнату. Видим кадр из боевика: кот влезает в форточку с небольшим кругом колбасы в зубах. Это значит, как мы потом вычислили, кто-то со второго этажа по отсутствию холодильника колбаску по зимнему времени за окно вывесил, кот-умелец ее добыл и домой несет - ужинать. Увидел нас, испугался, колбасу на стол у окна выронил, и, от стеснительности да от скандальности ситуации назад сиганул.

Ну вот что тут делать? Идти по квартирам, спрашивать: "Не Ваша ли колбаска?" - так это значит своего же кота выдавать. Подумали-подумали, смотрим - хорошая колбаса, краковская и не порченая, только в одном месте от котиных зубов след. Отрезал Гарик это место, щедро отрезал, с треть круга получилось и коту в миску положил. Да еще шкурки колбасные ободрались - так тоже немало получилось. Ну, а остальное - в дело. Хорошая получилась к греночкам добавка. Историю эту мы от друзей не утаили, и пошла про Игоря еще одна легенда: будто, уходя на работу, он дает коту список нужных продуктов и отправляет на промысел. Хозяин, значит, предоставляет операционную базу и укрывище, кот работает. Слам делят пополам.

Много уж лет спустя, при Перестройке, говорили мы о перспективах кооперативного движения и была высказана мысль, что Соввласть отправляет кооператоров на промысел, как наш друг кота - чтобы потом добытую краковскую отбирать. А что, с нэпманами ведь так и вышло. С кооператорами почему не получилось? Зубы уж от старости повылезали, а желание-то было, помните, по телику галдеж про "перекупочные кооперативы" на Съезде Народных Депутатов?

Известен, однако, Головин был не только как котовладелец. Провели мы с ним, практически, целую жизнь - так что вспомнить есть что. Парень прекрасный, даже на редкость - но всевозможные безумные ситуации он притягивал, как янтарь пылинки.

Неприятности начались еще до его рождения. Когда начальник пришил Всеволода Мейерхольда, то осталась неоприходованной жена знаменитого режиссера актриса Зинаида Райх. Большевики вообще славны своей настойчивостью - так что прожила и она не очень долго. Довольно быстро ее убили при грабеже квартиры неопознанные уголовники. Вот тут возникло дело об ограблении, которое было в конце концов закрыто совсем уж изящным способом - виновными оказались два певца из Большого театра: баритон Дмитрий Данилович Головин (нар. артист РСФСР) и его брат тенор Макарий. Как будто, один из них купил у какого-то шпыня серебряный портсигар, который и стал у сыщиков главным доказательством. Время объявления приговора (1944 г.) не шибко подходило, чтобы качать права - поехали братья в Караганду. Искупать ударным трудом. С другой стороны - статья не политическая, препятствий для свиданий нет. Так что жена Макария Даниловича Наталия Ивановна навещала мужа в Карлаге. Откуда и Игорь Макарьевич. Обоих братьев, конечно, потом реабилитировали - но уж здоровья не вернули, и во второй половине 50-х их не стало.

Мы с Гариком познакомились и сдружились, когда оба работали во Всесоюзном НИИ по нефтепереработке. Он все жаловался, что его гнетут "три язвы - желудка, двенадцатиперстной кишки и Аллочка". Он, действительно, побаливал, и мне приходилось не раз навещать его в больничке для научных тружеников в Петроверигском переулке. Он там, как завсегдатай, знал всё и всех и с гордостью показывал кресло, укрытое пальмой в тупичке, где, при везении, ему приводилось уединяться с дежурными сестричками. Разводился он с Аллой года три, так что за это время они успели зачать Танечку, по поводу которой мой сын много спустя мне сказал как-то: "Смотри-ка, папа, а ведь Татьяна очень красивая девочка, хотя и на Игоря Макарьевича похожа!"

Ну, это вообще-то несколько несправедливо. Игорь и сам был мужчина видный и издалека заметный. Внешность его ... Как бы вам объяснить?

Вот, судя по газетам и телевизору - а откуда еще мы с вами узнаем про жизнь? - так по этим источникам судя, представителей злого начала можно разделить на две группы: серийных убийц и сериальных злодеев. Серийные убийцы все больше походят на нас же с вами, тихих незаметных людей, в толпе не особо бросающихся в глаза. Иначе бы и серийных убийств никаких не было - засекли бы бдительные сограждане сразу после дебюта. Ну, много, если такое Чикатило чуть-чуть на артиста Виктора Павлова походит. Видим мы их лица уже после приговоров в телепередачах и газетных иллюстрациях и дивимся - откуда, мол, что берется?

Сериальный же злодей обыкновенно бывает мексиканского происхождения, в отдельных случаях он служит лицом кавказской национальности в отечественном детективе по произведениям Кивинова либо Доценко. Он обязан иметь черную бороду, такие же глаза и подозрительные манеры. Говорить он должен страстно и непонятно. Одно должно быть обязательно - злодейства свои он творит не из конкретной выгоды, а по тем же неясным генетическим причинам, по которым заполучил от предков усиленную дозу меланина. Прекрасным образцом такого негодяя является дон Педро Зурита в исполнении Михаила Козакова в бессмертном "Человеке-амфибии". В смысле реальной опасности он, как кажется, должен быть совершенно безобиден в связи с мгновенной идентифицируемостью. У Гарика все это было - сын же оперного певца - и черная бородка, и подозрительное выражение лица. Да еще по каким-то медицинским, не очень понятным для меня, причинам ногти он коротко не стриг, отпуская их почти на сантиметр. Таким образом, в своей внешности Игорек счастливо соединял упомянутого латиноса Зуриту с гринго Фредди Крюгером. Естественно, что на средний медперсонал это производило неизгладимое впечатление.

Единственное, что несколько не гармонировало с этой демонической внешностью - это простодушное и открытое выражение лица. И то, только до момента, когда он умозаключал, что нарушаются его - или еще чьи-то - гражданские права. Тут Игорь становился грозен и вел борьбу, как Че Гевара - до последнего патрона. Я иногда думал, что его очень спасает невеликий интерес к политике. Разумеется, мнение о Степаниде Власьевне у него было совершенно определенное - но ведь то же, что и у всех. А специально с режимом он не боролся - иначе быть бы ему одним из тех диссидентов, жертв синдрома Снежневского, о которых даже Андрей Дмитриевич Сахаров вынужден был признать, что кое-что имелось на самом деле.

Все-таки, Игорек не только язвы свои лечил. Еще и работал, ездил в командировки, иногда довольно экзотические. Например, испытывая новую присадку их лаборатории к маслу для судовых дизелей, проплавал два месяца в Баренцевом море и Северной Атлантике на крейсере. Больше всего из романтического маршрута запомнилась ему история, которую он регулярно рассказывал за рюмкой. Будто бы отловили морячки от нечего делать осьминога, а боцман и вспомни, что Игорек что-то об этом звере интересное рассказывал. Наверное, тот книжку Акимушкина "Приматы моря" перед плаванием читал. Там, в этой книжке, в десяти главах рассказывается об осьминогах и прочих кальмарах, какие они смышленые и детолюбивые, а в одиннадцатой приводятся рецепты их приготовления.

Боцман и обратился к ученому пассажиру по этому вопросу. Тот коротко ответил, что для большей съедобности головоногих надо их перед готовкой отбивать. Ответил и забыл. А через полчаса вышел из своей лабораторийки на палубу и увидел жуткую картину. Боцман обутыми в сапоги 45-го размера конечностями старался пнуть осьминога посильнее, а тот, в свою очередь, пытался отползти к фальшборту. Видно, надеялся все-таки избежать кулинарной обработки. Понял Игорь, что боцман не уяснил той подробности, что отбивать моллюска лучше посмертно.

Но и на суше Игорю никак не удавалось обойтись без приключений. Вот приехал он на Горьковский нефтеперерабатывающий завод, в поселок Кстово. День поработал - вечером пошел на телефонную станцию звонить маме, поскольку в номере межгорода нет. Заказал. Сидит на стуле, ждет Москву. Вдруг вбегает какой-то гражданин, хватает стул и бьет нашего друга по голове. Уже падая и теряя сознание, он слышит: "А черт, не тот попался!". Действительно, как потом показалось - ошибочка вышла. Вы скажете - анекдот. Вам - анекдот, а у Гарика сотрясение мозга, вместо командировочных пришлось больничные получать, да еще потом лишний раз приезжать в качестве потерпевшего в Кстово на суд. История, как соседка по коммуналке обвиняла его в изнасиловании на общей кухне, вообще не может быть здесь изложена, т.к. любой читатель после того примет этот рассказ за научно-фантастический.

На какое-то время жизнь нас развела, когда я ушел в целевую аспирантуру. Однако, выдержал я там не очень долго, и слинял на Севера. Приехал я в Москву в командировку невдолге, сильно довольный жизнью, в новом полушубке, унтах, с запахом водочки, романтическими рассказами о Самотлоре и веселым блеском в глазах. Игорь не устоял и через два месяца я встречал его на нижневартовском аэродроме. Поселился он в общежитии в одной комнате с еще двумя колоритными сотрудниками нашей конторы. Сообщество это носило неофициальное прозванье - "хохол и два диссидента". Действительно, проживали в этой комнатке два москвича, Игорь и Боря, а также приехавший после аспирантуры из Донецка щирый, хоть и глубоко русскоязычный, именно вот что хохол - Серега Чайка. Он любил жаловаться, что когда он вечером хочет смотреть программу "Время", сожители выключают телевизор и силой заставляют его слушать "вражий голос". Так что у него уже выработался условный павловский рефлекс и он даже в отсутствии соседей в девять ноль ноль включает телик, потом сразу выключает и включает "Спидолу" ... .

Однажды с Гариком произошло в этой комнате странное событие. Началось с того, что паренек из соседней комнаты, тоже, кстати, донецкий, наш генпланщик Славка Шнайдер решил поболеть. С утра он зашел к соседям и попросил Гарика позвонить и вызвать врача на дом. И ушел спать дальше. Гарик наш, окрыленный ответственной ролью доброго самаритянина, позвонил, как просили, и дождался врача. Тот пришел, померил температуру, посмотрел Славкино горло - и отправил его на работу. Заодно он посмотрел на Игоря. Посмотрел, заинтересовался, поставил градусник, заглянул в гланды - и выписал ему бюллетень до конца недели.

Слава уехал попутным автобусом на службу - остался Гарик болеть один. "Дай, - думает, - хоть хорошее дело сделаю. К приходу ребят с работы рыбку пожарю". Он, вообще, хозяйственный. В одиночку проживая, капусту в эмалированной кастрюле квасил. Рыбку солил и грибы мариновал под закусь. Пошел он за рыбкой. А из их комнаты выход на балкон. С одной стороны - головная боль. В смысле дверь утеплять, чтобы вода в графине на столе не замерзала. Все-таки не совсем субтропики. Вот мы с тем же Игорьком у меня уж дома как-то выставили водку на балкон - охладиться. Пока ужин готовили, пока что - спохватились, а водка в бутылке уже наполовину заледенела. Это значит, где-то около -50o по Цельсию за бортом. С другой стороны, балкон по зиме, это как дополнительный холодильник на пару тонн вместимостью. Вот у Игоря, Сережи и Бори там продукт и хранится в виде камня. В том числе - поленница налимов, штук десять. Смерзлись. Начал Игорь пару рыбок отдирать. То ли действительно из-за болезни ослабел, то ли извечная его везуха сработала, но не рассчитал силы, налим вырвался из рук - и по стеклу с размаху. Балкон-то застекленный, иначе совсем бы их выморозило. Пробивает рыбина остекление - и вместе с кусманом стекла падает вниз с восьмого этажа. А в ответ снизу доносится дикий крик.

Что, как - Игорь выяснять не стал. Юркнул обратно в комнату, забился, как потом Серега излагал, под кровать. И ждал - не то сожителей с работы, не то милиции. Полагал, что вот-вот его должны арестовать за убийство или хоть повреждение человека на улице. Пока второй из сокамерников, Боря не убедил его, что пострадавший, наверное, отделался испугом и утешился, подобрав налима.

Сначала он работал у меня под началом. Но для полевой работы Игорь не был создан, как я не создан для работы с лабораторным стеклом. То есть - энтузиазма у него было навалом, а умения и изначальной приспособленности - не очень много. Начальник нижневартовского цеха подготовки нефти Каусар Карамеевич Багаутдинов вообще-то меня очень уважал за умение произнести его полное имя без ошибок. При том, что природные татары - и те сбивались. Но сравнения с Игорем я у него не выдерживал.

В общем, когда в соседнем заведении понадобился научный сотрудник по аналитическому контролю содержания реагентов - я рекомендовал Гарика и там он работал не в пример успешнее, чем у меня на промысловом эксперименте. Ну, так и школа была - во ВНИИ НП таким вещам учили хорошо. Он еще в бытность там объяснял друзьям под легкой мухой проблемы своей диссертационной работы: "Вы же понимаете, работа комплексная - тут и анализ, и синтез". - Он имел, ввиду, конечно, химанализ и таковой же синтез, и был не на шутку обижен, когда я ему сказал: "Нечего задаваться - это вообще путь всякого познания. Читай Гегеля". Перешел он на новую работу в ЦНИЛ - Центральную Научно-Исследовательскую Лабораторию объединения "Нижневартовскнефтегаз", но компанию сохранил старую. Да и вообще все люди, имеющие какое-то отношение к научной работе, жили в городе в те годы достаточно дружно.

Быт, конечно, был немного безумным - ну, так у кого в стране бытовых проблем не было? Надо сказать, что именно в тот момент, когда приехал я, зимой 1976 года, кое-что в магазинах в смысле еды еще было. То есть, свежих молочных продуктов просто неоткуда взять (я об этом ужe писал в рассказике "Крым", в связи с визитом с А.Н.Косыгина на Севера). С пивом, как справедливо заметил поэт Евтушенко в поэме "Северная надбавка", был пока неурожай, потому что до изобретения баночного советская наука еще не дошла, а ближайший пивзавод в Cургуте, а жэдэ работает не совсем регулярно. Полгода назад в город пришел под фанфары и съемки кинохроники первый паровоз и теперь ожидается второй. Вареная колбаса - предмет завоза в рюкзаках из Москвы, вместе с майонезом, заменяющим сметану в борще. Со свежими фруктами тоже напряженка. Но сухого молока навалом, копченой колбасы тоже. В мясных отделах бывает оленина (очень рекомендую) и постная югославская свинина. Какой-то странный консервированный сыр в банках вроде шпротных. Картошка есть, лук тоже. Болгарские и венгерские банки с маринадами и соками. Водка в жутком дефиците, да и то кошмарная, как говорили "импортная, из Камня-на-Оби". Но в наличии недорогой и вполне приличный югославский бренди под названием "Виньяк". Если учесть, что большая часть северян приехала не с Бульварного кольца и не с Невского - то дома, на Большой Земле, в Сызранях и Омсках они такое посчитали бы за построенный Коммунизм. Да, и еще навалом всесоюзного дефицита индийского чая "cо слонами".

Все это одно за другим исчезло из обращения за полгода. Кто-то наверху справедливо решил, что деваться северянам все равно некуда, а на всех не запасешься - так что корм им можно завозить по общесоюзной норме. Два, скажем, кило мясоколбасных изделий в месяц по талонам. И двести граммов сливочного масла. Буровикам дополнительно по килограмму колбасы за тяжелые условия работы. А в утешение по всему городу расставили фанерные щиты с лозунгом "Всё, что совершается в этом суровом краю - это настоящий подвиг!" и подписью - Л.И.Брежнев.

Мне, вообще-то, объяснения нынешних "новых красных" о вражеской пропаганде, оболванившей советских людей и настроившей их против социалистического рая, кажутся несколько академическими. Но до осени этого года еще что-то в продаже есть. Заходим мы, скажем с моим новым приятелем и старым северянином Виктором в магазин "Тайга". Продают краковскую полукопченую. "Дай, - думаем, - и мы купим к ужину". Отстояли не очень большую очередь, я и говорю продавщице: "Мне триста граммов" - Она не расслышалa и говорит мне: "Гражданин, мы больше, чем по пять кило не взвешиваем" . Я ей снова про триста граммов - она мне опять про пять кило. Тут Витя прервал нас и говорит: " Ты кончай свои московские штучки и бери как все - пять кило! Девушка, взвешивайте, всё в порядке".

Гарика перебоями советского снабжения не напугаешь - недаром он много по стране в командировках мотался. Он, как человек опытный, и на Север работать приехал с маленьким чемоданом одежды и большим рюкзаком апельсинов - "на взятки". Да и вообще он был не нытик, при всех своих злоключениях. Относился к жизни со спасительной долей юмора. Жена вспоминает, как несет она из молочного десяток бутылок удачно купленного кефира в двух авоськах и боится поскользнуться и разбить на гололеде. А навстречу ей Гарик. Она радуется: "Посмотри, - мол, - Игорек, чего я добыла!"

Он ей: "Ну скажи, вот вернешься ты в Москву - ведь половину жизненной радости потеряешь? Там кефира навалом - никакого удовольствия от покупки". Донести помог - он вообще друг верный, помочь всегда и во всем готов.

Жена тут вспоминала, как за успехи в соцсоревновании местком выделил мне палас синтетический гэдээровский ярко-рыжего цвета. А как забирать - я в командировке. Так друг Гарик нес четыре километра эту свернутую трубу трехметровой длины на плече в жуткий ветер, и его время от времени порывами разворачивало через фордевинд, как яхту. Тоже моя жена вспоминает, как собирается она лететь в отпуск, сменять меня на вахте с дитём в Пярну. Отпуска-то северные, по шесть недель, как раз парню все лето на море обеспечено. Оказалось за два дня до отъезда, что у нее в доме шаром покати - только и есть, что хлеб и банка какого-то болгарского салата. В столовую ходить неохота, в магазине в очереди стоять - тоже. Она и пожалуйся Головину, они тогда вместе работали. Пожаловалась и забыла. Глубоко вечером звонок. Кто? Игорь. Пришел и полиэтиленовый пакетик протягивает, а в нем десяток яиц, что в ту пору в городе большой дефицит. При этом непонятно как дошел, хоть и на дворе ночь совсем белая, потому что лыка не вяжет. То есть, как бы не наотмечался - о друзьях и их нуждах забыть не в силах. Очень для него типичная история.

Вот передо мной фотография более чем сорокалетней давности. Встреча Нового, 1977 года в одном из бараков-"деревяшек" Нижневартовска. Но фото все мы достаточно молоды: и я, и мой герой, Игорь Головин, и хозяйка комнаты, наша сослуживица красавица Лида, в которую Гарик тогда же платонически, бесповоротно и безответно влюбился на весь пятнадцатилетний остаток своей жизни. Он вообще для меня - образец верности: друзьям, привычкам, маме своей, которую он любил и почитал безгранично, хотя и пытался иногда против нее бунтовать. Ну, например, уехать на Север. Все-таки через четыре года он вернулся в Москву, потому что Наталия Ивановна стало часто болеть, а сестре он присмотр за мамой не доверял.

Об его похождениях романы можно писать, но в этом маленьком рассказе достаточно еще нескольких, зато красочных, эпизодов, а там еще, Бог даст, вернусь. Я Гарика, очень любил, хоть и подкусывал постоянно, и сейчас мне и другим Игоревым друзьями его сильно недостает. Про мать-то, сестру и дочь Таню уж и разговора нету. Пропал он году в девяносто втором. Расстался с приятелем на "Библиотеке имени Ленина", чтобы ехать к себе на "Алексеевскую". И с концами. И с милицией его искали, и с экстрасенсами, и на частного сыщика скидывались. Нет ни результатов, ни надежды. Лет двадцать назад, когда я в госпитале Маунт-Синай провел после операции неделю под наркозом, было у меня несколько навязчивых ситуаций. Одна из них - мы с Гариком беседуем, и я у него все выясняю - куда ж он задевался? А он отвечает, как всегда: подробно, взволнованно и не совсем по существу. Так что уж встретимся только в будущей жизни. И то, если она есть, что маловероятно.

Какое-то время он работал под моим непосредственным начальством в нашей научно-проектной конторе. Даже получил комнатку в коммуналке, но потом, как уже сказано, перешел в ЦНИЛ. Собственно, он и там не так долго проработал, потом он еще и оказался в фирме под названием "Самотлорнефтепромхим", занимавшейся применением химикатов при нефтедобыче. Но душа тянула его к старым приятелям. Да у него сложились приятельские отношения и с краснодарскими командированными, приезжавшими к нам на обследования газопроводов. Получилось как-то летом, что моя жена с сыном были полтора месяца северного отпуска на Карпатах. Квартира стояла пустая и руководитель краснодарцев Володя Фридланд попросту жил у меня в комнате моего сына. Володя страстный грибник и за день работы на месторождении у него набирался приличный мешок грибов. Вечером все это выгружалось на большую сковороду и полужарилось-полутушилось. Разумеется, к столу приходили и другие ребята из его команды. Так вот, когда грибы были уже почти готовы и с кухни слышалось шкворчанье, Фридланд, как правило, говорил: "Ну, сейчас появится Игорек". И действительно раздавался звонок и появлялся Гарик с очень деловым видом и поллитрой подмышкой. Конечно, ему все были рады, парень-то, располагающий к себе.

Он бывал у нас и в другое время. Среди прочего, иногда приходил с полотенцем и мочалкой. Дело в том, что мы жили в одном из двух домов города, где горячая вода была круглый год. Вторым был девятиэтажный дом по кличке "Дворянское гнездо", где проживало городское партийное и прочее начальство. А у нас два подъезда занимала гостиница, в которой жили японские и американские специалисты, приехавшие на строительство газоперерабатывающих заводов импортной поставки. Поэтому в подвале стоял бойлер и когда по всему городу с окончанием отопительного сезона отключалась подача горячей воды, мы у себя этого не замечали. Поэтому к нам и приходили наши приятели попросту помыться. Гарик даже чаще других.

Пара связанных с этим эпизодов отложилась в истории. Как-то Головин пришел к нам и уединился в ванной. Мы тем временем собрались поужинать, жареная картошка на столе, огурцы и капуста, ждут своей минуты, продукт разлит. А Игоря все нет. Я повел проверить - в чем дело. Оказалось, что он хорошо намылился, но когда пришло время смывать пену, то вода кончилась. Просто прекратилась подача, у нас в городе это бывало. Ну, и стоит он в ванне весь в мыле, не знает что делать. Мы уж после этого извлекли полезный опыт и всегда заранее наливали тазик с горячей водой и уж потом брались за мыло и мочалку.

Вторая история еще более трагическая. Пришел опять наш друг помыться и мы опять собрались поужинать. Ждем его. И вдруг я выглядываю из кухни в коридор и вижу Игорька ползущего по полу. Что такое? Оказалось, что он поскользнулся в ванной и что-то себе сдвинул в позвоночнике, идти вертикально не может. Ну, целая история была с его доставкой сначала в поликлинику, а потом домой. В общем, медицина ему прописала на неделю пребывание в кровати строго на спине.

Привело это к несколько неожиданным последствиям. Его соседка по коммуналке Валя, наша сотрудница-проектировщик, достаточно милая девушка родом из Донецка, по конторской кличке "Быстроногая Нельма", как бы сказать, воспользовалась Игоревой беспомощностью и забеременела от него. Мою, скажем, жену это очень воодушевило, она все время ему говорила: "Женись, Игорек! Придет старость - тебе же некому будет стакан воды подать". Он, несмотря на не очень удачный опыт первого своего брака, в принципе не возражал. После его отъезда с Севера, Валя приезжала к нему в Москву. К сожалению, она не очень понравилась Игоревой маме Наталье Ивановне, та своего мнения скрывать не стала, а перечить матери Игорь был не приучен. Так что нового брака не получилось. Лина моя очень горевала об этом.

Да, так давайте вспомним смешной эпизод, чтоб о плохом не думать. В ноябре либо декабре, наверное, семьдесят шестого идем мы с работы пешком. Я, Гарик, Витя вышеупомянутый, еще один наш близкий приятель Валера, и Алла, та самая, которая меня от кота-людоеда спасает в последнем эпизоде рассказа "В мире животных". Прошли промзону - вошли в жилые районы. Снежок идет, не так холодно. Типа, как здесь говорят, "Белого Рождества". Прелесть. Зашли в булочную. Мы все по буханочке купили, Игорь задержался, так что мы вчетвером присели на большом низком подоконнике возле входной двери - на Гарика смотрим. А он с кассиршей склочничает. Она ему вместо сдачи пытается подсунуть пачку того самого индийского чая, а он не соглашается, требует, чтобы монетками отдали. То ли ему эта мелочь для чего-то нужна - то ли решил, что тут его гражданские права ущемляют. Разговор на повышенные тона перешел, уже слова "Жалобная книга" прозвучали.

А самая эта книга висит на задней стенке возле двери в подсобные помещения. Белая общая тетрадь, в белом картонном кармашке, на белой стенке возле двери, крашенной белилами. И вот эта дверь немножко приоткрывается, из-за нее высовывается рука в белом халате и берет эту тетрадь. Мистика - в смысле, триллер. Валера на весь магазин, а что там - магазин, одна не очень даже большая комната и всё, заявляет: "Смотри, Головин, твою Жалостную Книгу крадут!" Гарик, как горный орел, одним прыжком всю комнату перелетел и эту таинственную руку ухватил. Не отдал Жалостную Kнигу!

Тут задняя дверь распахивается и набегает куча торгового народу. Крики, шум, милицию надо вызывать! Он на Марью Иванну напал! За руку схватил! Избил! Изнасиловал!

Что такое, думаю, что же в нем, бедняге, такого есть от сексуального маньяка, что опять такие обвинения. "Хорош веселиться, - говорю, - ребята! Надо Головина выручать". Встали мы, подошли к виджилянтам и начали им вопросы задавать, из которых они быстро поняли, что есть нежелательные свидетели и милицию вызывать, может быть, смысла и нет. Не настолько, я думаю, прикормлена. Не винный магазин-то и не мясной. Но тут им было подмога пришла. Объявилась роскошная дама в лисьей шубке, которая лично видела, как этот тип избивал женщину, и готова дать показания милиции. Но ее мы быстро нейтрализовали. Алла спрашивает:

Дама как-то сразу исчезла. Вот, на самом деле, понятно, отчего москвичей и ленинградцев народ недолюбливает. Алла с Проспекта Ветеранов, я с Тверского бульвара.

Подхватили мы Игоря от греха и пошли все вместе к Валере домой чай пить. К слову сказать, индийский чай уже через месяц стал в городе жутким дефицитом.

Этот рассказ, появившийся в Сети в 2002 году, привел к несколько неожиданным последствиям. На него откликнулась Игорева дочь, ранее упомянутая Татьяна. Оказалось, что она за проведшие годы выросла, уехала вместе с матерью в Штаты, вышла замуж и живет в Калифорнии. У нас с ней завязалась не очень частая переписка. Судя по фотографиям, Танечка вполне оправдала надежды, которые подавала в детстве и выросла красавицей. Она, разумеется, замужем. Русский язык, судя по письмам, сохранила, но, конечно, стала уже полной американкой, прихожанкой одной из многочисленных американских протестантских церквей. От меня она узнала о существовании Вали и ее сына, приложила немалые усилия, но сумела их разыскать и сейчас поддерживает со своим сводным братом более или менее постоянный контакт. Так что получилась от моих воспоминаний какая-то польза. Я этому очень рад.