Душный июльский вечер. Благовещенск отбыл очередную трудовую повинность и вяло перетекает на диван, к телевизору. От общего потока отделяются ручейки поменьше. Молодёжь - к Амуру, на пляж. Женщины с колясками - в тенистые скверики. Женщины без колясок - в магазины и на рынок. Счастливые обладатели шести соток - на вечерний полив картошки. Совсем маленькая струйка - даже что там струйка! - по капле, кап-кап, будто слезы Бахчисарайского фонтана, устремилась в сторону аэропорта. Туда, как ни странно, отправимся и мы с вами. Нет, вы конечно можете со мной не ходить, но тогда вы не увидите всего того, что увидел я. Не говорите только потом, что я вас не звал.
Вот, смотрите, симпатичный молодой, в возрасте Иисуса Христа, брюнет с едва намечающейся проплешиной уговаривает оплывшую целлюлитом усатую матрону лет шестидесяти за окошком кассы:
- Девушка, миленькая моя, ну поймите же вы меня! У меня там жена ... рожает. Всего один билетик, умоляю!
Кондиционеров в кассах аэропорта ещё не придумали, поэтому протянутая в окошко в качестве последнего аргумента шоколадка предательски тает прямо в руках брюнета, постепенно изгибаясь в раболепном поклоне.
Но "девушку" не разжалобить. Обладательница почётного титула "Лучший кассир тысячелетия" всякое повидала по ту сторону своего пыльного окошка. Поэтому голос её по-прежнему скрипуч и монотонен:
- Мужчина, я вам в сотый раз говорю! Нет билетов на Томск на сегодня, нету! Мне, может, по-китайски повторить? И не капайте вот этим своим мне на стол. Уберите немедленно, говорю!
Наш брюнет - командировочный из Томска. Он будет единственным, кто пострадает в этой истории. Остальные либо отделаются лёгким испугом, либо вообще ничего не заметят. Как, например, большая группа челноков из Питера, которая уже заканчивает сдавать свой многотонный, пахнущий китайскими подвалами багаж, и потихонечку перемещается в буфет. Там не продают, но у опытных питерских челноков всегда всё с собой. А буфет нужен лишь для удобного размещения за столиком и создания атмосферы праздника, насколько это вообще возможно в российском аэропорту девяностых годов.
Жена нашего несчастного тоже своё получит, но это будет ещё только через два дня, да и то совершенно не в нашей истории. Об этом вам лучше прочитать в очередном выпуске "Вечернего Томска", в разделе криминальной светской хроники.
На самом деле она ему вовсе пока не жена, а всего лишь невеста. И рожать она пока не собирается. Они месяц назад подали заявление и, надо же, его срочно отправили в благовещенский филиал их фирмы разруливать какие-то местные проблемы. А потом позвонила сестра, за ней дядька, весельчак и приколист. Затем мама - главное, мама! - она уж точно не могла соврать. В один голос все утверждали, что ненаглядная пустилась во все тяжкие с его хорошим приятелем, начальником их отдела, по рекомендации которого, кстати, он и попал в ту преуспевающую фирму. Они, мол, почитай как седьмой день заперлись в его же, брюнета, трёхкомнатной квартире и выходят иногда лишь за шампанским, сигаретами и презервативами. Ну и покурить на балкон - тоже выходят.
- Причём довольно часто, - ехидно добавила сестрёнка.
Словом, вы не можете не понимать, насколько брюнету необходимо лететь в Томск. А эта жирная ведьма за стеклом никак не может войти в положение. Или и вправду билетов нет - кто там разберёт.
Тем временем к стойке регистрации подтягивается большая - больше питерской - команда челноков омских. Или, может, не челноков. Что-то у них подозрительно багажа маловато. Тут два варианта: либо багаж уже благополучно отправился по сибирским просторам в скором или не очень поезде, либо они идиоты. Потому что любой здравомыслящий человек никогда не поедет в Благовещенск "просто посмотреть". Просто потому, что смотреть в Благовещенске нечего. Вот китайский Хэйхэ на противоположном берегу - да, за несколько лет братской торговли после открытия российских границ изменился до неузнаваемости. В бывшей деревне поднялись небоскрёбы и закипела жизнь. На российском же берегу всё, как было, спокойно: ни один налоговый рубль не коснулся местных обшарпанных стен и разухабистых дорог. С советских времён остался лишь единственный плюс: в городе невозможно заблудиться, настолько идеальна его прямоугольная планировка.
Омские тоже, как и питерские, блаженно улыбаются. Бедняги, они не знают, что произойдёт буквально через пять минут. И брюнет не знает. И многочисленные "неорганизованные" пассажиры-омичи, и местные, коим за каким-то дьяволом вдруг приспичило лететь в дальние дали. Да-да, все эти люди, обречённо примыкающие к хвосту длиннющей очереди к одной-одинёшенькой на весь аэровокзал стойке регистрации. Питерские тоже не знают, но, забегая слегка вперёд, успокою всех, что питерским это "по барабану". Плевать, говоря языком литературным.
Здесь нет никакого противоречия, что питерские и омские стоят в одной очереди. Маленькие самолёты, вы знаете, такие огромные концы летают с неминуемой дозаправкой в одном из таёжных областных центров. И совершенно, в сущности, неважно, в каком. Лишь бы тому выпала удача оказаться где-то на полпути у питерского рейса. В рейсе 5526 властители небесных пассажиропотоков решили осчастливить Омск. Вот почему омские граждане летели вместе с питерскими. За это одолжение Омск должен был поделиться с питерским лайнером своим керосином. А керосина не оказалось. Или кто-то решил сэкономить. Или просто слямзить. Действие-то наше в России происходит, не забывайте.
Вы слушайте, слушайте. Да не меня теперь слушайте! Слушайте, что сейчас диктор объявит. В аэропортах, как и на вокзалах, обычно трудно разобрать, что говорят, но на то и я с вами! Я вам переведу.
- Уважаемые пассажиры! - прохрипели динамики бодрым, полным оптимизма голосом, - в связи с отсутствием топлива в аэропорту Омска, промежуточная посадка рейса Благовещенск-Санкт-Петербург будет произведена в городе Томске. Администрация "Аэрофлота" приносит вам свои извинения за доставленные неудобства.
- Твою мать! - дружно выдохнула омская половина очереди. - Фига-ж себе - "неудобство"! А ещё тыщу вёрст прикажете нам по тайге пешком, что ли?
- Есть бог на небесах! - замер, оглушённый, лысоватый молодой брюнет, которого новость застала в дверях здания аэропорта. - Хвала господу, что вымазал меня шоколадом, иначе я не зашёл бы в вонючий сортир, не искал бы среди расколотых раковин единственный уцелевший хозяйственный обмылок, не сушил бы пять минут руки холодным воздухом чудо-фена, и ехал бы давно в свою засиженную клопами гостиницу. Я! Лечу! В Томск!
И точно: самые слабонервные из пассажиров, по большей части местных - одни смиренно, другие с матерком вполголоса - поплелись в кассу сдавать ставшие в одночасье ненужными билеты. Не будем следить за этим, для кого печальным, а для кого весьма радостным, процессом. Мы лучше подойдём к тем, кто остался стоять в очереди. А это наши знакомцы - та самая многочисленная группа омских то ли челноков, то ли идиотов. Я всё же склонен верить в лучшее.
- Ну что, летим или в гостиницу? - интересуется полноватая женщина бальзаковского возраста, по-видимому, старшая в группе.
- Конечно, летим. Там самолёты три раза в день летают, а тут ещё двое суток киснуть! Гостиница, да и пожрать надо - то на то и выйдет. За билеты переплатим, зато к утру уже дома!
На том и порешили. Полетели омские. И слава богу, а то и не было бы нашей с вами истории вовсе. А мы бы по-прежнему сомневались - не идиоты ли они. Теперь, наконец, всё встало на свои места.
Но что там питерские? А питерские почти все уже в буфете. Багаж сдан, это самое главное, теперь можно начинать набираться в зюзю, отмечая удачные закупки и произнося тосты в хвалу продажной таможни, без каковой их бизнес заглох бы на корню. Единственное - надо так свои силы рассчитать, чтоб напиться не сразу, а постепенно, не то в самолёт не пустят.
У стойки из питерских остались только двое: он и она. Волею судьбы они в этой поездке вместе. Вместе - понимаете? Хотя записывались в группу по отдельности и до поездки друг о друге даже не слыхивали.
У них багаж не берут. Всё, говорят, перевес. А как же челноку лететь без багажа - вы в своём уме?! Туда все средства вбуханы! Всей родни, ближней и дальней. Включая бабушкины "гробовые".
Говоря по правде, он совсем не прочь остаться с ней ещё на одну ночь в гостинице.
- "Только не в той самой, - машинально думает он про себя, недоумённо глядя в наглые глаза барышни в синем форменном костюме, секунду назад объявившей им "смертный приговор"".
Не в той, где они уже провели почти неделю и в которую уже возвращались вчера, когда их рейс отменили из-за нелётной погоды. А администраторша - у-у, противная бабища! - как будто собственноручно подстроила им ту нелётную погоду и ждала с нетерпением их возвращения, устроила скандал на весь холл. Мол, как вам не стыдно, мол, кто в 348-м номере жил, мол, перепачкали всё бельё, и, мол, дома надо такими делами заниматься, а вы, мол, не на растлённом Западе живёте, а в обществе с высокими моральными устоями.
Дурочка! У них в Благовещенске что, Советскую власть ещё не свергали? Или у неё дежа вю? Да и зачем всей группе про чьи-то отдельно взятые амуры знать? Тоже, нашлась моралистка - прям вершина интеллигентности и деликатности!..
- "Да-а, неплохо бы... Только вот завтра надо будет уже самому всё организовывать, давать взятки, беспокоиться о билетах, переживать за сохранность багажа. Да мало ли ещё чего!"
И он с сомнением посмотрел на девушку. А та чуть не плачет. Да, он, конечно, очень славный, очень! Но у неё дома муж и маленькая дочурка, по которой она скучает с самого начала поездки. И она сама не знает, как она, замужняя женщина, очутилась в его постели. Был ли причиной этому его весёлый искрящийся взгляд и заразительная улыбка? Или все гораздо прозаичнее: увесистые китайские сумки слишком тяжелы для её субтильной конституции, а их обязательно кто-то должен таскать, иначе поездка теряет всякую коммерческую привлекательность? А он лишь выглядел самым надёжным и неиспорченным из всей этой своры хапуг и рвачей.
Увидев её полные ужаса и мольбы глаза, он решился. Он совершил поступок, на равный которому по дерзости и благородству он не отчаивался ни разу за всю свою недолгую и безмятежную жизнь пай-мальчика на папочкиной и мамочкиной шее. Подвиг. Он видел себя рыцарем на белом коне, вступившимся за честь своей дамы. Он легко - с его-то ростом под два метра! - сиганул через стойку регистрации и ухватил за локоток уходящую с чувством исполненного долга барышню в синем. За подобное деяние в любом другом аэропорту мира подоспевшие секьюрити быстренько скрутили бы не в меру осмелевшего парня и передали в полицейский участок. А в любом уважающем себя правоохранительном участке России он был бы к тому же обречён на физические и моральные страдания. Но в аэропорту города Благовещенск, что на великом Амуре, видимо, такое поведение было в порядке вещей. Парня никто не скрутил и не приложился ему хорошенько в печень. Может, там не было милиции? Время, сами знаете, голодное - переквалифицировались стражи порядка в бандиты, небось, аль, как многие, за реку повадились ездить за яркими китайскими шмотками.
Нет, милиционер, по крайней мере, один, в аэропорту был. В этом мы с вами скоро убедимся.
- C начальником говорите, - лишь устало бросила официальная барышня и принялась поправлять чулок на левом бедре.
- Вы начальник? Что ж это творится?! Может, как-нибудь, а? Ну, пожалуйста. А не то я вам такое тут устрою! - зачастил парень уговорами и угрозами вперемежку, просунув голову в распахнутую за спиной барышни дверь. - Посмотрите, вся наша группа почти прошла, мы с девушкой вдвоём остались. Что вам стоит, а? У нас и вещей-то меньше всех. А платили поровну! Отдавайте тогда наши сорок баксов! Или я жаловаться на вас... В прокуратуру! ...Ладно?
Мы никогда не узнаем, какой именно из доводов произвёл своё магическое воздействие на высокое начальство, но нам это и не особо нужно, вы согласны со мной? Начальник, отмахнувшись как от назойливой мухи и не отрывая взгляда от кроссворда на столе, равнодушно бросил:
- Марина, взвесь этих. Это тоже питерские.
- Хы-ы-ы, питерские! - процедил сквозь зубы один из одетых с иголочки амбалов, пристроившихся в очереди как раз позади парня с девушкой. - Бизь-несь-мены, блин.
И оба презрительно и свысока посмотрели в сторону исчезающей в черноте багажного отсека череды светло-серых плетёных сумок-близнецов. К амбалам в это самое время подтаскивали их багаж. Каждый огромный, не одноразовый, как у всех челноков, а специально сшитый из брезента баул, с трудом, сгибаясь в коленках, тащили по два китайца. И не было конца желтолицей веренице. Пока первая пара утирала испарину и ожидала полагающейся скромной платы, последняя даже не показалась в дверях. Как москвичи затесались на питерский рейс, тоже никто не знает. И, главное, зачем? На Москву борта уходили буквально один за другим. Скорее всего, московская бандитская братва, не в пример бритоголовым романтикам из Питера, крепко ухватила жадными объятиями аэропорты и вокзалы, отжимая у горе-коммерсантов свою законную долю.
Как я определил, что это москвичи? Солнце ясное, свет очей моих! Поживи с моё, и ты не такому научишься! Научишься, например, без рентгена, навскидку, определять - лишь по напряжению узких глаз на жёлтых лицах - что в баулах москвичей не может быть ничего, кроме кожи и джинсов. Дешёвые платьица и синтепон, как ты их ни уминай, совсем не так оттягивают руки.
После чего парочка любовников дружно хихикнула и побежала догонять своих в буфет.
Наивная душа! Знал бы ты, о, юноша, какими финансовыми рычагами орудуют москвичи! Наверное, для них и оставлял местечко кажущийся равнодушным начальник, о них беспокоился. Вернее, о денежках их.
Начальника вы тоже понять должны. Легко, думаете, сохранять спокойствие в обстановке всеобщей нервозности и неиссякаемых соблазнов? Он, может, и рад бы всем угодить. Да и вообще забить самолёт хоть по самую по маковку. Человек-то он, в сущности, незлобивый, особенно за копеечку малую, но... Не приведи, господь, и впрямь реальному перевесу случиться! Никакой лётчик не полетит. Разве что последний дебил. Копейка копейкой, а жизнь у него одна.
- Та-ак, гражданин, а вы куда летите? - услышал я вдруг строгий голос прямо над ухом. - Слоняетесь тут из угла в угол, народ пугаете. Предъявите-ка документы, гражданин.
Ну? Что я вам говорил! Обещал милицию - получайте. Нарисовался, красавчик, бравый удалец.
Строгий голос принадлежал древнему седому старикашке с одутловатым лицом в погонах капитана милиции.
Когда все милицейские кадры разбежались кто куда, начальство решило не провожать его на пенсию, как положено, а попросить поработать ещё чуть-чуть.
- Да это временно, Семёныч. Пока всё в стране не наладится, - сказало начальство.
Пистолета ему решили не выдавать - мало ли чего сослепу старикан напутает. Так и ходил он по аэровокзалу с огурцом в кобуре, по старой советской привычке. Документы проверял. Чеченская война в разгаре, террористы по мирным тылам распоясались - ты, дед, смотри в оба, да о бомбах в забытых сумках сообщай. И всем смуглолицым со смоляными волосами подозрительным типам пристально в их карие очи заглядывай - вдруг его, террориста, с поличным так и поймаешь.
Не переживайте за меня - это он не мне. Он меня не видит. Меня никто не видит. Меня как бы нет. Я никто. Да, да, конечно, у меня есть имя. В своей жизни я носил гордое имя Гарун-аль-Рашид - наверняка слышали! Я давно перебрался в царство теней, но так и не утратил привычки ходить по городам и весям в своём невидимом плаще. Смотрю мир, обычаи, нравы, как люди живут. Люблю я за людьми наблюдать. А сам, как и встарь, не показываюсь.
Шучу, конечно. Шучу я: плащ мне тоже никакой уже не нужен. Я ведь дух. Бестелесный дух - ну куда мне, скажите, плащ!
Опять уши развесили? На самом деле всё просто. Я ведь автор, а мы, авторы, никогда ни для кого не видны. Нам так положено. Как голос за кадром в "штирлице". Иногда, не поверите, обидно до слёз.
Давайте, давайте же с вами продолжать наблюдать. Всё только начинается. Скоро они полетят. Все-все. И весёлые питерские. И неунывающие омичи. И их предприимчивая главная. Вы её запомните - она ещё сыграет свою немаловажную роль. Я бы сказал - ключевую.
Высокомерные москвичи тоже полетят. Их багаж как раз закроет оставшиеся лимиты и всем остальным пассажирам разрешат лишь строго по норме - двадцать кило на лицо.
Лысеющий томский брюнет - и тот полетит. У него багажа-то всего ничего: бритва и зубная щётка. Он ведь, помните, не за этим. У него личное. Так что он ещё одной бабуле поможет лишние килограммы вяленого кижучёвого балыка провезти - внучатам к пиву.
И влюблённая молодёжь полетит - а куда же без них! Без влюблённых в любой истории неуютно.
- "Прав был Серёга, ой как прав!" - думал, тем временем, влюблённый парнишка, крепко сжимая ладонь девушки в своей.
Когда-нибудь, когда он забудет и её незабываемые глаза, и въедливый запах китайских подвалов, когда уже распустит серебро по вискам и его, наконец, осенит мудрость - он ещё не раз вспомнит об импровизированном "военном совете", устроенном питерцами незадолго до сдачи багажа. Челноки решали стратегический вопрос: сколько следует давать "на лапу". Чтоб багаж не только приняли со всем полагающимся почтением, но ещё и доставили в лучшем виде.
- "Убивать" надо суммой! - запальчиво кричал Серёга, самый опытный из группы.
Клянусь, доведись мне действительно стать Гарун-аль-Рашидом или другим каким ещё калифом - пускай всего лишь на часок - я тут же повелю выложить ту истину золотом - нет, алмазами! - на главных воротах своего халифата. Философская ширь этих слов безгранична.
Однако экономная группа, не постигнув - за недостатком времени и свободных капиталов - ширины философии, решительно Серёге возразила:
- Тебе хорошо, у тебя денег куры не клюют! А нам чем убивать? Вот этим?! - военный совет, мотивируя вынужденную прижимистость, потряс над головой исхудавшими за рекой кошельками.
Проголосовали. Скинулись по двадцатке. И то, кто-то сказал - "ой" - и схватился за сердце. Тому-то ладно - он своё пожил. Но в итоге, вы помните, сердце едва не остановилось у наших молодых.
Заболтались мы. Давайте обратно поспешим - слышите:
- Пассажиров, вылетающих рейсом...
К выходу номер один их приглашают.
Сообщу вам по секрету: я не поленился, обежал весь аэропорт, но не обнаружил нигде выхода номер два. Выход на посадку там всего один. И вообще, весь аэропорт легко сошёл бы за сарай-подсобку на среднестатистическом рублёвском землевладении. Кабинет начальника, касса и зал ожидания, он же буфет.
Это я к чему говорю. Это к тому, что будь вы даже в том расслабленном состоянии, в котором пребывала питерская группа, вы никогда не ошиблись бы с выходом. А омичам и вовсе не до пьянки - они первые всем скопом через рамку протискиваются.
Думаете, сели и полетели? Как бы не так! Серёгу ждали. И того ещё, что сперва "ой" говорил, но после в буфете ожил. Две стюардессы их искали-искали, насилу отыскали. Они таки заблудились с расстройства под столиком. А может, с радости.
Только взмыли за облака - веселье продолжилось. Скучковались компаниями по интересам и возрастам. По проходу носились - бедные стюардессы замаялись их на места рассаживать. Упадём, говорят, дисбаланс какой-то там у них. Вот чудные! У людей праздник - какой дисбаланс!
А омичи, напротив, серьёзные. Не до шуток тут, когда неизвестно, заночуешь ты сегодня в родной постели или нет. Одна только старшая их глазами туда-сюда, туда-сюда зыркает. Задумала что-то - у меня на это чуйка верная!
И брюнет из Томска тоже в общем празднике участия не принимает. Не до того. У него же личное. Личное, так и кажется, уже пустило первые ростки сквозь редеющую шевелюру. Он на всякий случай провёл пятерней по волосам: - Уф-ф-ф...
И молодые любовники молчат. Он печален в предчувствии неизбежной разлуки. Она предвкушает встречу с дочуркой, её светловолосым маленьким чудом. Когда в Питере все встанут со своих мест и потянутся к трапу, он вложит ей в ладошку записку с номером телефона и, смущаясь, произнесёт:
- Ты, звони, ладно, когда ещё раз соберёшься? И вообще...
Только я один знаю, сколько смысла и надежды вкладывает он в это "вообще". Но она, медленно перебирая ногами по проходу за его спиной, осторожно сунет бумажку в кармашек кресла.
Они никогда больше не увидятся. У неё муж и ребёнок. Она даже не помашет ему украдкой на прощание. Повиснет на шее встречающего мужа и забудет о нём навсегда.
Грустно это. Но полёт, в общем, нормальный. Всё идёт своим чередом. Скоро Томск, где питерцы рассчитывают "дозаправиться". Что они, хуже самолёта?! Только "керосин" у них другой, свой, более человеческому нутру приятственный.
Мало-помалу наступает ночь. Кто-то из пожилых пытается спать. Чудаки какие! Праздник вокруг.
- А что я могу? - сокрушается старшая стюардесса, - вы же видите!
Признаться, я сам задремал с устатку под общий гвалт и не заметил начала действия. В мои годы это простительно. Проснулся я от знакомого голоса за спиной:
- Вы платили уже? - звонким шёпотом вопрошала старшая омской группы у кого-то из своих.
- Нет, а сколько?
- По тысяче сбрасываемся.
- И что, верняк?
- Да, уже договорились.
Ага, что-то я упустил... Тоже мне, наблюдатель! Рыцарь чёрного плаща! Вышел, называется, в люди - посмотреть, душеньку потешить!
Я побежал по салону, внимательно прислушиваясь к разговорам и пытаясь восстановить ход событий.
Не то, не то. И это не то! Может, стюардессы знают? Ну-ну, им лишь бы посуду свою вернуть! Я было в кабину пилотов сунулся - не пускают! Задраено всё так, что даже мне не просочиться! Мне, представляете! Бестелесному! Пришлось через дверь слушать. Кому-то там на матушке-земле первый пилот кричит:
- Андрюха, да что ты мне трёшь? Как нет? Ты Михалычу звякни - у него в загашнике наверняка припрятано. Что-ж я вас, сукиных детей, не знаю! Пятнадцать лет с вами, охламонами. Короче, веди меня, я тебе говорю!
Ничего не понимаю! Что ж, будешь знать, как спать на дежурстве. Какой ты после этого Гарун-аль-Рашид!
Остаётся терпеть и ждать. Мы ведь с вами хотим знать, чем всё кончится? А потом хоть глазком Сибирь посмотрим. Когда ещё оказия выпадет! В Томске я, к примеру, никогда не был. Вон, брюнет на часы поглядывает - не терпится ему. Хороший, стало быть, город. И другим, вижу, не терпится. А самые нетерпеливые уже ремни пристёгивают.
- Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в аэропорту города ... Омска, - раздаётся по громкой связи. После полной остановки вы будете приглашены к выходу.
Ну, думаю, оговорилась, зарапортовалась сердешная. В такой-то суматохе с кем не бывает. Три раза в неделю целых пять лет через Омск летать - тут любой на автомате сработает. Да и не заметил никто вроде. Питерцам что Омск, что Томск - два лаптя по карте - лишь бы в буфете было! Даже брюнету показалось, что его родной город назвали.
А знаете, кто громче всех аплодировал пилотам при посадке? Омичи, кто же ещё! Они-то точно знали, что стюардесса не ошиблась. И я потом - на всякий случай - тоже взглянул на здание аэропорта. Так и есть - Омск.
Огромной своей душой страдая за брюнета (всем же хоть бы хны, а у него-то - личное!) я долго вглядывался в озаряющие сибирскую ночь буквы, ища перегоревшую букву "Т". Но разум упрямо твердил, что в названии города не бывает двух заглавных букв. А превосходство крутобокой толстушки "О" над прописными соседками вряд ли вызывало сомнения.
Что было дальше, совсем не сложно представить. Ну да, питерцы - в буфет, тут и к бабке не ходи. Омские - тоже не велика загадка - по родным углам: кто к жене, кто к милому дружку, кто к маме с папой.
А брюнет наш как? Скажу вам вот что. Теребите фантазию сами: вы, драгоценные мои, каждый Новый Год этот сюжет по всем телевизионным каналам смотрите. Третья улица Строителей, квартира, этаж... Короче, брюнет на стоянку такси попёрся.
- Что ж он, совсем дурак? - спросите. - Чужой город не распознал? Он ведь не пил даже!
Город-то его, может, и насторожил. Только чуть позже. А вот аэропорт поди признай! С нашими-то типовыми советскими проектами. Да ночью. Да ещё когда летаешь не то чтобы часто - второй раз в жизни. Причём первый - в три года, к морю, в Сочи с мамочкой. Не поймёшь, в Омске ты, в Томске, в Новосибирске или Кемерово. Два этажа, видеосалон и полтора буфета с камерой хранения. Даже два вокзала-близнеца в двух столицах, Московский и Ленинградский - и те больше различий имеют.
Ему бы, брюнету, конечно, осмотреться повнимательнее. Но куда там! Он спешит. У него личное!
А вы, мои драгоценные, особенно те, кто с мигалкой яркой, да с сиреной звонкой, да с крестом алым, да по пробкам непролазным, да по встречной полосе - на карете скорой, словно в такси погоняет - завидуйте ему молча. Личную жизнь он ещё наладит, вы не беспокойтесь. Отсидит своё и наладит.
Но вот на воздушном "такси" со сговорчивым пилотом вам покататься в жизни вряд ли случай представится. А если вдруг - никто вам не поверит. Даже не надейтесь!