Аннотация: октябрь, 2009. О черноглазом домовенке, хозяйничающем на некотором базаре.
Сказка о домовенке Шуки*
Этот базар находился в самом центре города и был известен далеко за его пределами. Большой, шумный, суматошный, и вместе с этим - ровные ряды, определенный порядок в лавочках, пусть и постижение этого порядка не всем под силу, и куда менее тесный, нежели другие базары, хотя на отсутствие покупателей жаловаться не приходилось. Казалось, этот базар невозможно обойти за неделю, везде можно было найти что-то новое. Маленькие лавочки, торгующие платками и украшениями из дутого золота. Россыпь засахаренных фруктов и восточных сладостей на столе. Магазины с милыми сувенирами, от крохотных статуэток и до огромных, метра полтора высотой, кальянов. Одуряющий запах расходящийся от уголка, где пристроились торговцы свежей рыбой. Открытые прилавки, на которых радовали взгляд ярко-красные помидоры, ослепительно-оранжевые апельсины, румяные яблоки и золотистые персики. Возвышающиеся горы пряностей - словно рисунки разноцветным песком. Свежий хлеб - белый, черный, с тмином, с корицей, с отрубями, с чем только душа не пожелает, только что из печи - налетай! И чем дальше ты уходишь в этот базар, тем сильнее он тебя захватывает, кружит голову, заглядывает в глаза и улыбается своей невероятной, затягивающей улыбкой.
Да-да, вы не ослышались. Именно заглядывает в глаза и улыбается. Ведь давно уже известно, что у каждого базара есть своя душа. Свой домовой. Разве вы не замечали? Они есть на любом базаре, стоит только приглядеться. Это может быть торговец фруктами, лукаво подмигивающий тебе и дарящий сладкий персик - просто так, за красивые глаза. Это может быть двенадцатилетняя девочка, которая ловко орудует соковыжималкой и дает тебе стакан гранатового сока. Это может быть смуглый парень, предлагающий тебе попробовать новый сорт халвы. Это может быть мальчишка, поджидающий удачный момент для того, чтобы забраться тебе в карман. Домовой базара может быть кем угодно, но его легко можно узнать по темным глазам с задорным огоньком и озорной улыбке. Она не меняется, она сопровождает его в каждом образе. Именно так его можно вычислить. А, знаете, эти домовые - они любят, когда их узнают. Они радуются, как дети, и обязательно подскажут у кого самая свежая зелень, самый вкусный сыр и самые сладкие конфеты.
Я хочу рассказать вам о домовенке, которого встречала не раз на этом базаре. Я называю его Шуки, а он сверкает белозубой улыбкой и задорно хохочет, но настоящее имя, конечно же, не говорит. Впервые я столкнулась с ним, когда искала подарок бабушке. Мне хотелось привезти ей красивую шаль, и я долго слонялась по лавочкам, прицениваясь. Шуки тогда был молодой темноглазой девушкой с роскошной косой, он терпеливо выслушал меня и развернул жемчужно-серый платок с серебряным шитьем, теплый и приятный на ощупь. Я могла только ахнуть от восторга и немедленно купила его. Второй раз мы столкнулись с ним, когда я поймала его за руку, забравшуюся в мою сумку с явно нехорошими намерениями. Это был мальчишка, лет десяти, наверное, в рваных джинсах и босой. Я уже совсем собралась было позвать дежуривших у выхода пограничников, как неожиданно узнала его. Он не пытался убежать, а просто усмехался, и в черных глазах плясали бесенята. Я улыбнулась ему и отпустила, а он сунул мне в руку горсть изюма и исчез. На третий раз я узнала его за прилавком, где он, сорокалетний мужчина, зазывал любителей сладкого попробовать совершенно потрясающий рахат-лукум. Я встречала его чуть ли не каждый раз, когда бывала на базаре, и мне кажется, что мы с ним давние друзья, ведь он даже не прячется от меня. А, может быть, он не прячется вообще, просто я научилась выделять его из многоликой толпы, потому и вижу...
Этот базар известен на всю округу, а я знаю, что у него есть душа. У души этой черные глаза и белозубая улыбка, и она откликается на имя Шуки. И если, не приведи Бог, Шуки вдруг решит куда-то уйти, то этот базар исчезнет. Но пока что Шуки лишь смеется и машет руками на робкое и тревожное предположение о его отставке и последствиях, а, значит, я могу быть спокойна. Никуда он не уйдет. Во всяком случае, пока.