Холодный черный дождь стучит в мое окно. Плохо освещенная комната полна зыбких, колеблющихся теней, которые, дрожа, мечутся по ее стенам.
Я подхожу к окну, распахиваю его. На улице пахнет сырой затхлостью, смердящим тленом и смертью.
По тротуарам, разбрызгивая черные, с тягучей липкой влагой лужи, пробегают редкие прохожие. Они похожи на вымазанных в мазуте кузнечиков. Их лица угрюмы. Взгляд устремлен в землю.
На небо страшно смотреть: на нем нет солнца. ХХI век. Весна. Апокалипсис. Земной мир медленно, но неотвратимо гибнет. "Разверзлись хляби небесные."
Пока еще работающее радио сообщает о подъеме воды в реках, о наводнениях, умирающей природе, человеческих жертвах. Еды нет. Учреждения не работают.
Люди... Их осталось очень мало. Многочисленные самоубийства, помешательства, смерть от голода и болезней. Человечество вымирает.
Необычайно сильно увеличилось колличество крыс и домашних насекомых. Они ежедневно справляют тризну на разлагающихся, зловонных трупах, до которых уже давно никому нет никакого дела.
Мертвецы болтаются на веревках, лежат на лестничных клетках, в подворотнях, посреди улиц, в своих тихих, молчаливых квартирах, довершая картину хаоса и запустения.
Громкий стук в дверь отвлекает меня от размышлений.
- Постучат и уйдут! - решаю я, и не трогаюсь с места.
Вопреки ожиданиям, визитеры намерены действовать решительно: острый метал топора разбивает в щепы входную дверь.
Чавкая отсыревшими, разваливающимися ботинками, прямо через свежевычищенный ковер, они топают в комнату.
- Эй, ты! - обращается ко мне один из вошедших. - Мы пришли!
Я поворачиваюсь лицом к непрошенным гостям и внимательно их рассматриваю: оба не молодые, среднего роста, сутулые, лица заросли густыми грязными бородами. Ни возраст, ни одежда описанию не поддаются - и то, и другое очень неопределенно и зыбко. На общем фоне выделяются лишь глаза, горящие жутким, зеленоватым пламенем.
- Я вас слушаю, господа...
- Иш, господами назвал, - хихикнул один.
- Мы - ангелы Ада, - вступил в разговор его напарник. - В обмен на послабление наказаний Чистилища предлагаем продать нам душу. Договор - вот.
Он порылся в кармане, вытащил из него грязную, замусоленную бумажку и бросил ее на подоконник. Рядом, почему-то очень аккуратно, положил обкусанный огрызок химического карандаша.
Мне стало скучно, и я отвернулся к окну. По стеклу сползали темные капли, оставляя на его грязной поверхности тонкий липкий налет. Со временем его становилось все больше, слизистый слой утолщался. Рассеянный, непонятно откуда идущий свет, с трудом пробивался в комнату сквозь эту омерзительную преграду.
Напртив, через улицу, росла старая береза. Ее мертвые сучья-руки тянулись к проклятому небу. Больше всего они напоминали торчащие из-под земли конечности небрежно погребенного трупа.
- Эй! Нам долго еще ждать!?
- Так вы еще не ушли?
Я повернул голову, плюнул на грязный клочок бумаги и опять стал смотреть на улицу.
- А вот плевать не надо было...
Короткое, тихое совещание за моей спиной.
- Решение приняло!..
Не оборачиваясь, я равнодушно пожал плечами.
Лезвие топора вонзилось мне в голову ровнехонько по середине черепа. Я услышал хруст рассоединяемых затылочных костей, а затем почувствовал, как непривычно потяжелела голова, наполненная холодным металом. Топор был так тяжел...
Ноги словно сломались в коленках, я стал падать. Движение тела было задержано выдергиванием топора: он пошел немного в сторону, из-за чего голова, повернутая на бок, повисла на лезвии, некоторое время удерживая тело в вертикальном положении.
Последнее ощущение было ново и непривычно: мозг, охлаждаемый сырым вечерним воздухом. Потом: темнота, смерть, небытие...
...Возвращение сознания сопровождалось ужасающей, умопомрачительной болью, которая пронизывала каждый атом, каждый фотон, нет - каждый кварк астрального тела.
Я находился в тесном кубе с плотными энергетическими стенками, вместе с сотнями душ, вопящих от невыносимой боли. Наши тонкие тела пронизывали черные лучи, испускаемые неким изощренным орудием пыток. Кто-то неизвестный и могущественный злобно издевался. И было больно. Очень...