Погожева Ольга Олеговна : другие произведения.

Сборник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Ольга Погожева

О ГЕРОЯХ И УСТОЯХ

Рассказник

  

Последний герой

   Описание:
Война никогда не меняется. На ней не берут пленных, на ней не пытаются договориться. На войне убивают. Но что делать опытному солдату, когда все союзники отступили, а на линии фронта остаются маленькие дети? Сбежать вслед за своими, или остаться и попытаться в одиночку защитить малышей от врага?.. 
  
Посвящение:
Моему мужу и его бесконечной, бескомпромиссной, беззаветной борьбе с врагом. Такие, как мой муж, не берут заложников и не идут на переговоры. Эта история - про него. 
  
   Я метнулся в укрытие, пригибая голову. Монстр заворчал, и его рычащий голос, как раскат грома, оглушил меня. Оглянувшись, я увидел своего товарища, притаившегося в тени. Я махнул ему рукой, закричал, но было поздно: монстр настиг его со спины, и от удара мощной, жестокой лапы тому размозжило голову. Я зажмурился и отвернулся.
   Нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя бежать, нужно дождаться, пока эти, гиганты, не уйдут сами. Если сидеть тихо, они не найдут. Да, я кричал; но что им мой крик? Наверное, как писк комара -- такой же раздражающий, но почти неслышный в ритме их собственного гулкого дыхания.
   - Сюда! Сюда, сюда!!!
   Я обернулся к зовущим. Это оказались дети, маленькие, беззащитные, жмущиеся друг к другу. Они смотрели на меня с ужасом и надеждой, и я не смог отвести глаз, лишь кивнул судорожно, знаком велев оставаться на месте. Они рассчитывали на меня, и я был единственным, кто остался на этой территории, и кого они могли позвать на помощь. Хотя чем я мог им помочь? Разве что отвлечь внимание этих, ужасных, на себя, и тем самым дать возможность детям разбежаться в разные стороны, забиться в новые щели и новые укрытия. Я считался сильным среди своих. Я был взрослым, опытным, крупным, и всегда первым шёл в разведку. Мне доверяли, на меня полагались, к моему мнению прислушивались.
   Но развернувшийся сегодня ад перечёркивал все мои достоинства. Здесь каждый был сам за себя.
   Мы заведомо не могли победить. Пока что не могли. Может, когда-нибудь, не мы, но дети наших детей, возьмут верх, вытеснят монстров с нашей территории. Нас много, и в этом наша сила. Нас нельзя истребить до единого, мы восстановимся из пепла, как фениксы. Наши женщины плодовиты и сильны, и смогут родить всё новые и новые поколения. Но пока что...
   Пока что мы умирали. Один за другим, сдавая позиции, проигрывая бой за боем. Мы всего лишь пытались выжить, но каждая вылазка грозила смертью. Вот как сегодня.
   - Страшно, - захныкал кто-то из детей, метнувшись мне навстречу. - Страшно... трудно дышать...
   Я цыкнул на него, сгребая за шиворот, и швырнул в укрытие, к остальным.
   - Сидите тихо, - велел я, спиной заслоняя их от света. - Потерпите. Нужно дождаться, пока он уйдёт.
   Тёмные, беспокойные детские глазки смотрели на меня с такой безумной надеждой, что я едва не взвыл. Ну где, где остальные? Все боятся за свои шкуры! Я их понимал, я всё понимал, ведь я не раз выживал в том адском месиве, дразня смерть, но, черт побери, это же дети! Маленькие дети! Неужели никто из наших, пробегая, их не заметил?
   - Маму убили, - прошептал тот же малыш, с ужасом глядя в сторону света, откуда доносились жуткие шумные звуки, звуки шагов монстра, и его глухой рычащий голос. - Кроме тебя, никто к нам не шёл...
   - Всё будет хорошо, - пообещал я, прижимая его к себе, - обещаю. Вы выберетесь отсюда.
   Дети прижались ко мне, облепив, как мать, и я неловко пошевелился, оборачиваясь.
   - По моей команде, - севшим голосом проговорил я, и дети замерли, слушая каждое слово, - по моей команде бегите на ту сторону равнины. Там есть грот, из него вас не достанут.
   - А ты? - малыш вцепился в мою руку, но я вырвал её тут же. Ребёнку незачем привязываться к смертнику.
   - А я попытаюсь прикончить это животное, - как мог весело улыбнулся я.
   - А потом? Ты пойдёшь за нами?
   Я не выдержал и улыбнулся снова, на этот раз -- совершенно искренне. Только ребёнок мог поверить, что этих монстров можно убить. Я, возможно, самый сильный мужчина нашего народа, но я не мог и никогда не пытался хотя бы задеть одну из этих тварей.
   - Если я задержусь, не ждите меня, - я погладил малыша по голове. - Когда-нибудь мы точно встретимся.
   Монстр, которого я заметил ещё несколько секунд назад, с подозрением покосился на наше укрытие. Я посмотрел ему прямо в глаза, и понял, что в этот же миг нас засекли.
   - Сейчас!!! Пошли, пошли!!!
   Дети бросились врассыпную, и монстр взревел, поднимая огромные лапы.
   - Не трогай их, не смей! - я бросился вслед за детьми, остановившись прямо перед ним. За его спиной я видел, как малыши пересекают равнину, стремясь к спасительному гроту. - Ты пришел убивать?! Смотри сюда, урод!!! Вот я! Вот! Ты пришел убивать -- так бей! Я пришёл, чтобы умереть, сволочь, но ты и пальцем не тронешь наших детей! Не сегодня!!! Сегодня... я... выкупаю их жизни... своей!
   И когда на меня упала огромная, беспощадная тень, за миг до смерти я увидел в глазах монстра тень удивления. А потом чудовищная сила, вся мощь врага, обрушившаяся на меня... одного, потому что больше некому было принять бой... и боль... а потом я исчез, и стало очень легко...
  
   - Вот же ж, гад, жирный попался! - брезгливо проговорил мужчина, поддевая труп бумажным листом. - Ты видела, сколько мелких убежало? Ну вот откуда они знали, что за плитой я их не достану? А этот сидел, как в ресторане, всё ждал чего-то! Ну и дождался. Отбегал своё! Я только не понимаю, чего он остался? Все разбежались, а он брюхо оторвать не смог?
   - Тебе не всё равно? - возмутился женский голос за его спиной. - Заканчивай уже эту свою тараканью войну на сегодня! Штук пятьдесят уже замочил? И славненько! "Рейдом" на всю квартиру несёт, а эти гады убегают от тебя из кухни в комнату! Хватит на сегодня, а то нервов моих уже нет!
   - Причем тут твои нервы? - возразил мужчина, выкидывая скомканный лист бумаги с трупом таракана в мусорное ведро. - Я же их бью, а не ты. И всё-таки, почему этот остался? - задумчиво глянул в ведро хозяин квартиры. - Ишь, герой фигов... Ну да ладно! Что у нас на ужин, дорогая?..
  
  
  

Деловое предложение

  
   Авторское примечание.
   Писалось много лет назад, во времена моих увлечений ролевыми играми. Короткая предыстория целой серии романов, которые никогда не увидят свет. Проба пера студенческих лет
  
   Эвелин подняла голову, когда за дверью раздались шаги. Она долго ждала этой встречи. После того, как из тюремной клетки её поселили в уютной комнате со всеми удобствами, она терялась в догадках. Никто ничего не объяснял. Просто в один день все дознания закончились.
   Её не пытали, и ей практически не пришлось ничего говорить. То, что она работает на Организацию, выяснили без неё, все допросы кончились. А потом её переселили в другое место, доставив в новую тюрьму под наркозом, и заперли там. Но всё изменилось. Уже два месяца её хорошо кормили, раз в неделю приходил врач, интересовался здоровьем, выдавал витамины, обследовал, и уходил. Из комнаты не выпускали, даже своей охраны она никогда не видела. Внутрь впускали только тихую женщину, которая приносила еду и уносила грязные вещи и посуду, убирала. За всё время Эвелин не добилась от неё не только слова, но даже даже звука: женщина выполняла свою работу молча, быстро, и уходила, ни разу не взглянув на заключенную.
   Эвелин проводила вечера, укутавшись в шаль, разглядывая украшавшие стены картины. Комната была обставлена без особой роскоши, но и без кричащего аскетизма: мягкие пастельные тона, ковёр на полу, несколько картин на стенах, кровать, шкаф и письменный стол. Доктор, единственный её собеседник в эти дни, выслушал просьбу о книгах и принес несколько медицинских и технических изданий; за неимением чего другого она перечитала их все.
   Никто не говорил, где она находится, никто не называл имён. И вот, спустя два месяца, как удары набата -- шаги за дверью.
   Эвелин не ждала гостей, и едва успела накинуть шаль на плечи, когда дверь распахнулась, и на пороге появился тот, о ком она думала каждый день своего заточения.
   Мужчина шагнул внутрь, и дверь закрылась. Она не поднялась с кровати, глядя на него снизу вверх, ноги просто отказывались служить. В его присутствии Гейша терялась, не зная, чего ожидать. Её первая неудача, первый провал. И теперь, когда оказалось, что это он держал её здесь, следил, изучал -- теперь она не знала, что и думать. Джон Энтони Ллойд оказался ещё красивее, чем на фото, ещё сильнее, чем выглядел в политической сводке новостей, ещё проницательнее, чем она полагала. Она так долго изучала его, видела в нём жертву, что оказалась совсем не готова оказаться в роли жертвы сама.
   Неподвижные чёрные глаза остановились на ней. Диктатор Ллойд приблизился к ней и присел на стул, не сводя с неё глаз. Эвелин невольно запахнула шаль, выдерживая давящий взгляд. У неё самой было столько вопросов, что первые слова Правителя Ллойда оказались более чем неожиданными:
   - Я хочу, чтобы ты носила моего ребёнка.
   Должно быть, что-то изменилось в её лице, потому что он начал говорить, медленно, спокойно, расставляя перед ней слова, как шахматные фигуры.
   - Мне тридцать восемь лет. Я не женат, и не думаю, что у меня когда-нибудь будет семья. Мне нужен наследник. Искать ту, которая захочет быть матерью моих детей и верной супругой, я не хочу. Я не верю женщинам и не верю в их любовь. Я... разочарован. У тебя ничего нет, Эвелин. Твоя Организация отказалась от тебя. Выйди ты из моего дома, и я бы не ручался, что ты дойдешь до мегаполиса. Впрочем, они имеют все основания полагать, что ты уже мертва - до тебя я никому не оставлял жизнь. У тебя есть выбор, потому что я не хочу, чтобы мой ребёнок был плодом насилия. Откажись, и ты вернёшься к пожизненному тюремному заключению. Даю слово, тебя не тронут. Там можешь строить планы побега, но знай, что с этой минуты Организация будет знать, что ты жива, и знать, где ты находишься. Согласись - и у тебя будет всё. После рождения ребёнка ты получаешь новое имя, капитал, протекцию. Можешь выбрать любой угол Галактической Лиги, спрятаться там, и жить, не имея больше нужды убивать ради денег. Я понимаю, что всё это очень неожиданно, Эвелин. Я дам тебе время подумать. Сутки. Потом приду за ответом.
   Он поднялся и сделал шаг к двери, когда Эвелин овладела собственным голосом:
   - Почему я, мистер Ллойд?
   Мужчина обернулся. Она смотрела на него, жестокого диктатора, совершившего военный переворот, взявшего власть в свои руки, обезглавившего крупнейшие преступные кланы; устроившего такую ошеломляющую чистку во всех высших правительственных и общественных кругах, что те, кто мог бы возмутиться, попросту не нашли для этого сил из страха. Когда она изучала его дело, то была потрясена стремительностью, с которой действовал молодой полковник Дж.Э.Ллойд. Он так быстро и разительно встряхнул сонную, обездвиженную от бездумного потребления Галактическую Лигу, пресёк все волнения так решительно и беспощадно, что всё это казалось невозможным. Джону Ллойду исполнилось тридцать три, и он был ещё очень молод, когда у ног его лежала покорённая Империя. Как он сказал? Разочарован в жизни...
   Есть от чего разочаровываться, когда не остается ни друзей, ни врагов. Эвелин могла понять его. Единственное, чего она понять не могла, так это почему такой красивый, молодой, властный мужчина не мог найти себе женщину. Джон Ллойд был действительно очень красив. Смоляные волосы, неподвижный взгляд чёрных, бездонных глаз, сильная, мускулистая фигура, военная выправка, ум и шарм, которым он околдовывал друзей и врагов, превращая их в своих марионеток.
   - Я действительно не верю женщинам, - произнёс он. - А в тебе я буду уверен. Ты меня не предашь, потому что не сможешь. И я тебя не люблю, поэтому, если ты всё-таки нанесёшь удар в спину, мне не будет больно.
   Только когда она осталась одна, Эвелин позволила себе зажмуриться. Всё это оказалось так просто и так страшно, что какое-то время она сидела, не шевелясь и даже не пытаясь поправить упавшую на пол шаль.
  
  
  

Первое знакомство

  
   Авторское примечание.
   Тоже кусок из ролевых игр столетней давности. Все перечисленные в рассказе имена - прототипы героев, которые и по сей день встречаются в моих романах. Постоянные читатели, думаю, узнают.
  
   Серебристая "Тойота" плавно затормозила у обочины, заезжая на тротуар. Сидевший на бордюре человек подскочил, закрываясь ладонями от слепящих фар. Водитель заглушил мотор, и переулок погрузился в почти кромешную тьму. Единственным источником света здесь служила соседняя улица, где горели фонари и неоновые вывески магазинов.
   - Гребаный драндулет! - выругался парень, едва дверь автомобиля приоткрылась. - Мужик, это перебор! Ты принялся убивать меня до того, как вытряс из меня информацию!
   Мужчина, ступивший на разбитый тротуар, медленно огляделся и подошел к говорившему. Парень неуютно поёжился, засовывая руки в карманы большой куртки, и смерил пришельца настороженным и вместе с тем любопытным взглядом. Костюм и начищенные ботинки в центре Бронкса смотрелись более чем вызывающе, но указания Метиза были предельно ясны. Большой авторитет, профессионал. Обслужить и не задавать вопросов.
   - Ты Змей, верно? Метиз очень хорошо тебя описал, - парень ухмыльнулся, поправляя сползший капюшон. На несколько секунд показалось смуглое молодое лицо с живыми карими глазами. - Мне сказали, ты VIP-клиент. Что тебе, мужик? Ты только учти, я работаю с розницей, если хочешь поговорить о крупной поставке, я проведу тебя к боссу, мне больших проблем не нужно. Так что тебе?
   Бритоголовый протянул фотографию.
   - Он.
   Парень бросил быстрый, внимательный взгляд вначале на фото, затем на пришельца, но рук из карманов так и не вынул.
   - Знакомый крендель, - покивал он. - Метиз предупредил, что ты спросишь. Ну, мужик, тебе крупно повезло. Поехали, расскажу.
   Устроившись на соседнем с водителем кресле, парень кивнул на дорогу:
   - Джером-авеню, "Таинственный сад". Он ещё полчаса будет ужинать со своими детишками, потом отвезет их домой. Полюбуешься на него перед перелетом.
   Парень поймал пристальный взгляд бритоголового в зеркале заднего вида и рассмеялся.
   - Ну уж нет, имей терпение, мужик! Если я тебе выложу всё прямо здесь, то о чем мы будем болтать всю дорогу? Езжай уже, красавчик.
   "Тойота" вырулила на соседнюю улицу, и яркие фонари позволили Змею как следует рассмотреть лицо попутчика. Молодое смуглое лицо с живыми карими глазами, и заразительная улыбка выдавали довольно юный возраст; парню было не больше двадцати пяти. Темно-каштановые пряди едва угадывались из-под капюшона, в таком балахоне можно было спрятать всё что угодно, от ножей до автомата, а манера двигаться и держаться подсказали Змею, что перед ним уличный боец, преступник, который одинаково готов и к бегству, и к бою - по ситуации.
   - Через три дня он улетает в Рим, билет и документы на имя Тони Анжело. Ходят слухи, он подал в отставку. Я тут кое-что разнюхал про него, он купил дом в Техасе, детишки там уже гостили на летних каникулах. Наверное, парень решил рубить концы. Кто знает, красавчик, может, тебе и в самом деле повезло, и это его последняя вылазка? Так чем он тебе так насолил, приятель? - попутчик с интересом заглянул в бесстрастное лицо бритоголового.
   "Тойота" вырулила на Джером-авеню и медленно поехала вдоль обочины.
   - Через три квартала налево и тормози. Да, мужик, скажу я тебе, твои заказчики могут не сильно волноваться: крендель этот, которого ты ищешь, уже давно не жилец.
   Синие глаза Змея поймали обманчиво-весёлый взгляд попутчика. Тот открыто ухмыльнулся, пользуясь неприкосновенностью информатора, имеющего в запасе целую колоду козырей.
   - Ты не первый, кто приходит к Метизу, - пояснил парень. - До тебя ещё один был. Красавец - слов нет! Да ты его знаешь, судя по слухам, вы с ним не в первый раз поделить заказы не можете. Имя "Крид" тебе говорит что-нибудь? Ха, по глазам вижу, что говорит! Либо твой заказчик решил перестраховаться, либо... либо этот парень умудрился наступить сразу на несколько хвостов. Я его породу знаю! Принципиальная сволочь...
   Машина притормозила у обочины.
   - Глуши мотор, - велел разговорчивый попутчик. - Теперь смотри внимательно. Твоя цель за третьим столиком у окна, рядом с долбанной пальмой - видишь?
   - Вижу.
   Большие окна ресторана позволяли рассмотреть всю компанию. Мужчина, широкоплечий, красивый, в черном пиджаке, и двое детей, мальчик и девочка, в почти одинаковых строгих костюмчиках. Они заканчивали свой ужин. Девочка лет двенадцати, красивая, как отец, с длинными черными волосами, и светловолосый мальчуган лет десяти, вовсе не выглядели счастливыми детишками за семейным столом. Лица всех троих были необыкновенно серьезными, напряженными, даже дети выглядели старше своих лет, словно повзрослели уже давно, и намного раньше, чем должны были.
   - Сейчас выйдут, - констатировал попутчик Змея, наклоняясь, чтобы видеть лучше. - Сядут в машину, черный "BMW", припаркован у заднего входа. С ними выйдет ещё один, и вот с ним я хочу тебя познакомить.
   Мужчина вышел один, с детьми, и все трое забрались в машину так быстро, что у Змея не осталось сомнений: даже дети агента знали, что делать, в случае опасности. Как и предсказывал информатор, через несколько секунд к ним присоединился невысокий мужчина, который сел на место водителя. Лица его Змей рассмотреть не смог из-за темноты, но услужливый человек Метиза почти тотчас протянул ему мобильник, на котором были фотографии неожиданного попутчика объекта.
   - За ним ехать не надо, - предупредил он. - Он сейчас к себе домой поедет, уложит детей спать, возьмет пулемет в руки, и будет ждать таких, как ты. У тебя на самом деле два шанса: подстрелить его по дороге в аэропорт или подстрелить его где-нибудь в Риме.
   - Кто он? - спросил Змей, разглядывая фото крайне невыразительного мужского лица.
   - Этот - твоя первая цель, красавчик. Не уберешь его, к объекту не подберешься. Имя - Константин Вольф. Кажется, эта сволочь из русских иммигрантов. Это его правая рука, его дыхание и тень, если хочешь.
   - Телохранитель.
   - Э, нет, красавчик, - не согласился информатор. - Телохранителям платят. А это - профессионал. У него куда более опасные интересы: он его друг. Что-то вроде "родились в одной палате, росли вместе и умерли в один день". Ты меня понимаешь?
   - Да.
   - Есть ещё люди, которых тебе следует избегать. Вист и Кёстер. Фоток нет, обойдешься кратким описанием: на глаза им не попадайся. Вист - сумасшедший ублюдок, столкнетесь - будет много крови. Кёстер действует осторожнее, но ты не обманывайся на его счет. Вроде всё, - парень на секунду задумался. - Ах да, чуть не забыл. Есть женщина, точного имени не скажу, но ради него готова на всё. Брюнетка, в моих кругах известна как Каррера. Я не знаю, кто отправится с ним в Рим, но один он не полетит.
   - Дети?
   - За детьми в его отсутствие присматривает некая мисс Джонсон. Я видел эту штучку: вокруг твоего пряника так и вьется! Но ей ничего не светит, не в его вкусе, очевидно...
   - Хорошо.
   - Хорошо в карман не положишь, приятель. Я почти наизнанку вывернулся, копая для тебя. Будешь щедрым - скажу ещё номер рейса и время отлета из Нью-Йорка.
   Пачка денег перекочевала из рук в руки, и парень довольно кивнул.
   - Детали понадобятся - свисти. Получится дешевле, чем через Метиза, и быстрее. Меня в районе все знают, ищи Хосе Суараса, это я. Тебе на меня любая собака укажет.
   - Не боишься, что босс узнает?
   Суарас рассмеялся.
   - Не переживай так, мужик! Я не первый день живу, знаю, кому подмазать. А со своим мистером Ллойдом будь поосторожней, у него большая команда, больше, чем ты себе представляешь. Будешь идти по следам, смотри, не вступи, куда не нужно. Правительство - это большая мафия, приятель, и спецслужбы у них тоже... не пальцем деланные. Удачи, - Суарас вышел из машины и уверенно направился в первый же переулок.
   Человек, которого звали Змеем, некоторое время смотрел ему вслед, потом завел мотор.
  
  
  

Короткая встреча

  
   Авторское примечание.
   Последний кусок из ролевых игр (основанный на игре "Фаллаут"), который я обнародую. Уважаемые читатели могут здесь узнать прототипы лорда Джона Ллойда из романа "Крест ассасина" и ассасина Сабира ибн иса аль Самира.
  
   Я перекатился за колонну, когда ливень пулеметных пуль затих, и судорожно вцепился в окровавленное, простреленное бедро. Большая стальная птица опустилась на площадь, и люк поднялся вверх. Винт ещё работал, когда на землю спрыгнули первые солдаты. Я постарался забиться в щель как можно плотнее, но вряд ли это сделало мое положение хоть ненамного выигрышнее. Они найдут меня, и прикончат, так, как сделала это их автоматика с группой рейдеров, в данный момент живописно развалившихся на той самой площади. Кое-кому удалось уйти, но их найдут тоже. Если, столкнувшись с этими психами, я ещё рассчитывал выйти живым из неравной схватки, то в отношении Анклава я не питал никаких надежд.
   Я набрел на поселок случайно. Карта не подвела, но поживиться не удалось: всю местность заполонили рейдеры. Ловушка была расставлена мастерски, и я попался. Что ж, все мы учимся на чьих-то ошибках, и в этот раз она оказалась моей собственной. Вот только порадоваться эти подонки не успели: в небе появился непрошенный, нежданный и ненавистный для всех обитателей Пустошей гость.
   Солдаты уже разошлись по поселку, неторопливые, сосредоточенные. Откуда-то тащили упиравшихся рейдеров, и я понял, что убивали не всех, несколько экземпляров научные лаборатории Анклава потребовали доставить живыми. Дьявол, вот даже не знаю, что хуже -- чтобы солдаты добили меня, или чтобы командование распорядилось потащить на их базу. Вот уж не думал, что моя жизнь закончится так быстро. Я рассчитывал дожить хотя бы до двадцати семи. Если честно, моя жажда к жизни ничуть не поколебалась, и я безумно хотел жить даже тогда, когда шансов на это почти не оставалось. Я даже выхватил из-за пояса бечевку, стягивая простреленную ногу повыше бедра.
   - Продолжайте зачищать периметр, - раздался голос так близко, что я не удержался и вздрогнул.
Голос не был искажен ни силовой броней, ни защитным шлемом, и я решился проверить, чуть высунувшись из-за колонны.
   Это оказался старший офицер Анклава, руководящий операцией. Он был здесь главным; ему подчинялся отряд, пилот и инженер вертолета. На таких, как он, не было другой защиты, кроме бронежилета, и в руках он держал автоматическую винтовку, а не пулеметы и лазерные пушки, как солдаты. Он пока не видел меня, но с места не двигался, хмуро и сосредоточенно оглядывая окрестности. На вид я мог дать ему лет двадцать пять или даже меньше, офицер казался очень молодым. Сержант? Лейтенант?..
   - Капитан! Разрешите обратиться?
   - Разрешаю.
   - Пять экземпляров доставлено на борт, сэр! Продолжать поиски?
   - Отставить, сержант. Заканчивайте чистку и созывайте солдат. Вылет через пять минут.
   - Так точно, капитан, сэр!
   Молодой капитан опустил винтовку дулом вниз и встряхнул левой рукой, поднося её к глазам. Серебристый ремешок наручных часов блестнул на солнце, и анклавовец повернул наконец голову, встречаясь глазами со мной.
   Я успел только подумать, что ни у кого не видел такого напряженного, тяжелого взгляда. И таких глаз -- чёрных, бездонных, очень внимательных -- тоже. Точно за один миг он успевал разобрать человека по молекулам, изучить, и собрать заново, не особо утруждаясь при сборке. Ни люди, ни мутанты, ни Пустоши его не интересовали. Я мысленно попрощался с жизнью, но пальцы при этом продолжали работать, затягивая узел на жгуте.
   Начавшая подниматься винтовка замерла; офицер чуть склонил голову, наблюдая за мной. Мне показалось, в холодном, равнодушном взгляде мелькнуло что-то почти человеческое, а жесткие черты молодого, красивого лица чуть смягчаются, и я вижу... интерес? Усмешку? Секундную слабость?..
   - Капитан, сэр! Мы не успеваем проверить этот квартал!
   Офицер вздернул подбородок, не отрывая от меня глаз.
   - Здесь всё чисто. Собирайте людей, сержант.
   - Так точно!
   Ещё один миг он смотрел на меня, а затем очень спокойно, даже безразлично повернулся ко мне спиной и направился в сторону вертолета. Какое-то время я смотрел ему вслед, а затем откинулся обратно на колонну и достал из мешка стимулятор.
  
  
  

Этот день победы

  
   Авторское примечание.
   Последний из небольших рассказов, и единственный патриотического толка, приуроченный (когда-то) ко Дню Победы. Будем помнить!..
  
   Мужчина прислонился к стене здания и, улыбнувшись, опустил автомат. Взметнувшийся над крышей высокого здания ярко-красный флаг приковывал внимание, не позволяя задуматься о чём-то другом. Да мыслей и не было. Только облегчение, и чувство отсрочки чего-то страшного, отвратительного и чёрного. Чёрного...
   Он на миг прикрыл глаза, забыв опустить уголки рта. Чёрная кровь на руках, на лице убитой дочери...
   - Товарищ майор, разрешите доложить, - молодой боец вытянулся перед ним по стойке "смирно". Сержант Поднебесный, отличный товарищ и отличный боец. Переведён из партизанского отряда. В одиночку расстрелял отряд фашистов. Серые глаза горят предвкушением скорого возвращения домой. Поднебесный как-то рассказывал ему, что его ждёт невеста. Показывал помятую фотографию...
   - Вольно, сержант. Что за новости? - он вновь улыбнулся. Хотелось плакать, плакать, как вон тот безногий солдат, не отрывающий взгляда от крыши рейхстага.
   - Вам почта.
   Записка от полковника: надо собирать отряд и двигаться по указанному маршруту. Сделаем. Майор спрятал записку в нагрудный карман и взглянул на письмо. Из дома. Сердце тревожно дёрнулось в груди. Он вздрогнул от резкой боли и, надвинув на всякий случай на глаза козырёк, осторожно надорвал край бумаги. Знакомый и родной почерк любимой жены - люблю, целую, жду. Тревожный вопрос, не слышал ли вестей об их дочери. Нет, Танюша, нет от неё вестей. Да и не будет уже... Майор обхватил голову руками. Как, как это написать? Он не сможет, не сможет никогда... Да и незачем. Пропала без вести - и все дела. Жена не выдержит, а она единственная, кто у него остался. Нет, такой боли она не переживёт. Нет, нет, нет...
   - Олег Леонидович? - голос Поднебесного, тихий и виноватый. - Плохие новости я вам принес, а?
   - Всё в порядке, товарищ сержант, - собственный голос показался до отвращения старым и бессильным, майор отвернулся. Стыдно будет смотреть в глаза жене, и в сотню раз тяжелее молчать сейчас. - Свободен.
   Поднебесный постоял ещё несколько секунд, раздумывая, потом глянул на развевающийся флаг и чему-то улыбнулся. И отошёл. Майор опёрся об автомат и глянул вверх. По сумеречному небу ползли огромные свинцовые тучи. Он отвернулся, опустил голову и увидел серый асфальт с красным пятном вчерашней крови. Они победили. Сокрушили проклятого врага. На их дома никто больше не посягнёт, их землю не будут топтать толпы чужих убийц. Так им обещал товарищ Сталин. Когда майор слышал выступление вождя по радио, ему показалось, что Иосиф Виссарионович сам не до конца этому верит.
   Майор тяжело оторвался от стены и медленно пошёл в сторону оживлённой группы солдат. Сержант Поднебесный стоял к нему спиной и что-то увлечённо рассказывал. Майор остановился и прислушался. Он успеет их построить.
   - Буде заливаты уже, сержант, - рассмеялся один из солдат. Солнечный свет озарил усталое счастливое лицо и широкую, ничем не сдерживаемую улыбку. - О своей дивчине ты нам ужо, кажись, сотый раз баешь! От пригласишь на свадьбу, другой разговор!
   Солдаты рассмеялись; Поднебесный громче всех. Майор скрипнул зубами и, сорвавшись с места, дёрнул его за руку.
   - Товарищ сержант!
   Смех умолк сразу, солдаты молча стали расходиться. Майор проводил их невесёлым взглядом и посмотрел на Поднебесного. Сержант щурился, но взгляда не отводил. Кажется, чуть испугался нагоняя старшего по званию, но не более.
   - Должен был сразу сказать, - отрывисто начал майор. - Побоялся. А теперь скажу. Фотографию достань.
   Поднебесный послушался мгновенно. Это фото было единственным на весь отряд, да и сам он доставал его не реже трёх раз в день.
   - Вот это, - безжалостно ткнул майор пальцем в надорванную бумагу, - моя дочь. И она мертва.
   ...Он сам видел тело. Он подходили к Кракову, хотели обойти город. Не они первые, как выяснилось. Трупы, повсюду холодные равнодушные тела, - наши, фашисты, наши, фашисты, наши... Санитары искали раненых. Не нашли никого. А он отошёл к самой кромке лесополосы, рассчитывая, что туда мог добраться кто-то из бойцов. Действительно, там лежали тела тех, кто пытался, по крайней мере, выбраться. Несколько солдат, тянущихся к пробегающему на расстоянии нескольких метров ручейку, один немец, застреленный в спину, три медсестры с красными звёздами на рукавах. Две лежали лицом вниз, он не стал переворачивать. Взгляд третьей остановился на тропинке, по которой он сам вышел сюда. Девушка сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, и точно ждала кого-то. Это потом он увидел, что она попросту прибита к дереву ножом. Живот весь чёрный от застывшей крови, и чистое лицо. Зато руки по локоть покрыты подсохшей коричневой коркой, в правой ладони до сих пор зажат разряженный револьвер. В глазах, помнится, потемнело. Он в тот вечер просто закрыл глаза убитой и ушёл. Тогда он ещё не знал, что дочь пошла на фронт вслед за ним. Тогда он решил не верить своим глазам и спросить жену в письме, дома ли их единственное чадо. А на следующей неделе получил ответ, и в тот же день в его распоряжение попал сержант боевой разведки, бывший партизан Поднебесный. Живой, разговорчивый, он в тот же вечер поведал старшему товарищу всю свою нехитрую жизнь, тогда же похвастался красотой девушки, которая, как он говорил, ждёт его дома. Майор ещё тогда задумался, как может меняться человек, ведь совсем недавно сержант Поднебесный показался ему довольно скрытным, что при его деятельности было немаловажным и как раз неудивительным. Молодой сержант показал ему фото, он из вежливости глянул. Даже не сказал тогда ничего Поднебесному. А потом поднёс-таки фотографию девушки к свету и посмотрел ещё раз.
   ...Сержант не отвечал. Майор рассказывал, Поднебесный молча качал головой. Так же молча развернулся, пошёл прочь. Майор долго стоял, раздумывая, не пойти ли ему за ним. Потом вспомнил о записке из штаба, вздохнул, и отправился выполнять. Война... война никогда не меняется. Сам он понял это давно, но лишь недавно смирился с тем, что дочери больше нет. Переборол в себе отчаяние и боль, но так и не решился помочь двум другим сделать то же самое. Боялся, боялся, что старая рана откроется вновь. Нет более его продолжения, его крови на этой земле. Нет страшнее проклятия для человека. Не он первый, не он один, не он последний. Майор поднял глаза. Серый цвет неба светлел вокруг развевающегося знамени, облака окрашивались розовым. Он был хорошим солдатом. Он верно служил Отечеству и товарищу Сталину. С его именем на устах бросались в бой солдаты, за Родину погибали рядовые, лейтенанты, санитары и сержанты. Только сейчас была весна, и в его городе на улицах давно праздник, а здесь, в Берлине...
   Он оглянулся. Занавеска одного из окон быстро упала на место, но он успел увидеть. Мальчик держал в ладони руку крохотной белокурой девчушки, и оба с детским интересом наблюдали, как ходят строй за строем чужие солдаты.
  
   - Олег! Олег!
   Танюша зовет, надо прекращать работу, обед стынет. Ничего, совсем скоро купленный ими автомобиль починят, и они поедут за город, как того и хотела жена. О дочери она больше не говорит.
   Их любовь не угасает, она становится сильнее с каждым днём. Они одни в этом спокойном мире, и только им принадлежит эта вторая после Дня Победы весна. И у них есть почти всё. Вот только раньше Таня не называла его так же, как их дочь - солнышко моё...
   Олег Леонидович вытер пот со лба. Уютная пятиэтажка в одном из почти полностью нетронутых районов города утопала в зелени акаций. Сегодня здесь тихо, совсем тихо. Воскресенье, все в городе, на празднике. Они туда не ходят. Там мало тех, кто был на войне. Много тех, кого он видеть не хочет.
   - Добрый день, товарищ подполковник.
   Он резко развернулся. Знакомый живой голос...
   Глаза цвета стали смотрят победно и чуть насмешливо. Лейтенант Поднебесный, хороший товарищ и отличный боец...
   - Олег Леонидович, я... вот, пришёл. Мы когда расставались, вы, помнится, к себе звали.
   Улыбается, а голос дрожит. Никогда не трусивший в бою, перед ним так и не состоявшийся зять всегда робел.
   - Слава Богу, пришёл-таки, - улыбнулся подполковник. - А Танюша как раз на стол накрыла.
   Руку лейтенанта крепко сжимала девушка. Молодая, а лицо серьёзное, глаза тёмные, непроницаемые. Такими и были, говорила Таня, когда дочь уходила на войну.
   - Поднебесный, - прохрипел подполковник.
   А из окна балкона вниз безумными от счастья глазами смотрела Таня. И запах акаций, и эта тишина, и живая улыбка лейтенанта, и слёзы на лице девушки, и её подрагивающие губы, и радостное ощущение самой непростительной в мире ошибки...
  
  
  

Гордость и предубеждения

  
   Авторское примечание.
   Это большой рассказ из платного сборника "Готическая страсть или смертельная любовь" на "Призрачных Мирах". Написан под заказ и с учётом определённых условий, поставленных авторам, поэтому не удивляйтесь, если встретите в тексте нечто, что обыкновенно мне несвойственно. Приятного прочтения.
  

-- Вы с ним близко знакомы?
-- Ровно настолько, чтобы не желать знакомства более близкого!

Джейн Остин

  
   Натан наблюдал за новым соседом, не скрывая насмешливой, саркастической усмешки. С пригорка открывался прекрасный вид на заброшенную ферму: обрушившийся забор, просевшая крыша, зияющие темнотой покосившиеся окна. Дом пустовал недавно: семь зим тому зверьё растерзало престарелого хозяина с женой, неплотно заперших на ночь двери. Дети фермера давно перебрались в деревню и обзавелись своим хозяйством, так что с тех пор жильё пустовало - ни один из сыновей или дочерей покойного владельца прав на землю не предъявил. Да и кому охота жить у самого леса, за пределами пусть малочисленного, но худо-бедно защищённого поселения, когда свободной земли кругом - валом? Выбирай клок пожирнее да обрабатывай, коли силы есть. Хоть в этом жителям Предела повезло.
   Натан закончил точить копьё и выпрямился, разминая затекшую спину. Солнце сегодня светило непривычно ярко, и, несмотря на ранний вечер, в деревне всё ещё слышались оживлённые голоса. Сюда, к кромке подступавшего вплотную к полю леса, звуки поселения доносились редко, и это устраивало и Натана, и односельчан. За десять лет обособленной жизни охотник уже и забыл, как это - жить забор к забору, слышать, как ругаются хозяева в соседнем дворе. Свой дом он выстроил в стороне от узких улочек, и от деревни его отделяла мелководная речка с переброшенным через неё единственным хлипким мостом. Когда требовалась его помощь - к нему направляли просителей, зачастую целой толпой. Сам Натан в деревне появлялся раз в две седмицы - продать шкуры, мясо, выменять припасы, одежду, проверить кузню оружейника - а ну как разжился ценной рудой - присмотреть чего по мелочи в деревенской лавочке. К нему привыкли не сразу; даже сейчас, спустя десять лет после приезда, деревенские раскланивались с ним вежливо, дружелюбно, но спиной старались не поворачиваться и перед его светлыми очами не задерживаться.
   Натан их прекрасно понимал. Он бы обошёлся и без их общества, но без него не могла жить Ирида. Девушка тосковала в одиночестве, и не раз и не два Натан замечал её грустный взгляд, направленный в сторону деревни. Живая, весёлая, игривая Ирида сходила с ума, предоставленная сама себе и их немногочисленным, однообразным развлечениям.
   Появление соседа обрадовало её несказанно.
   - Может, хоть он составит мне... нам компанию? - щебетала девушка, в упоении порхая по дому. - Ох, Натан, ты должен с ним познакомиться! Я хочу знать о нём всё, слышишь?!
   Охотник внимать мольбам любимой не спешил.
   Он прекрасно помнил, как сам приехал в эту деревню - самую удалённую от столицы, расположенную в глухом и гиблом месте. В гильдии все поселения, расположенные вдоль Предела, считались безнадёжными; мастера даже не посылали туда охотников, приберегая их силы для других, более безопасных мест. Как здесь выживали безрассудные безумцы - в жуткой близости от исчадий тьмы, при почти постоянно мёрзлой погоде, лишённые протектората имперских стражников, предоставленные сами себе - их мало волновало. Натану такое равнодушие к судьбе проживавших на окраине людей сыграло лишь на руку.
   Он ушёл из гильдии охотников на нечисть в самом расцвете сил - здоровый, крепкий мужчина тридцати лет, известный и уважаемый в своих кругах воин. Прихватил заработанное за годы верной службы золото, подал прошение об отставке - чтобы не сочли беглецом - и покинул ряды гильдии. Исчез вместе с последней своей целью - молодой вампиршей по имени Ирида.
   - Да чтоб тебя Мор забрал!.. - донеслось со стороны заброшенной фермы.
   Натан усмехнулся, глядя, как прыгает на одной ноге новый сосед. Видела бы его сейчас Ирида - мигом растеряла бы весь свой восторг. Безрукий чистоплюй, не способный две доски сбить, чтобы не пораниться. Сам Натан всегда не без оснований считал себя человеком мастеровитым, чем втайне гордился: обученный изничтожать нечисть любой ценой, бывший охотник открыл в себе массу талантов, когда пришлось строить собственное жилище и налаживать хозяйство. Они с Иридой не бедствовали: он охотился, она смотрела за домом, находя в этом какое-то своё, особое женское удовольствие. В пасмурные дни - каковых здесь было, хвала Единому, предостаточно - у неё даже получалось выходить из дому, не опасаясь губительных солнечных лучей. Зимой, когда зверьё лютовало особенно, Натану приходилось вспоминать старые навыки, уступая просьбам односельчан. В самом деле, кто, как не он, способен справиться с докучавшей людям стаей оборотней?..
   К нечисти Натан относился по-прежнему непримиримо. Оборотни, вампиры, колдуны и ведьмы - гнойник на теле человечества. Так их учили, так он продолжал считать. Ирида стала исключением, подтверждающим правило. И, по правде, он больше не встречал подобных ей.
   Поднявшись, охотник неторопливо вытер руки о тряпицу и так же неспешно направился в сторону соседней фермы. Незадачливый сосед оставил жалкие попытки починить просевшую дверь и сейчас сидел на пороге, обхватив руками голову и вперив тоскливый взгляд в землю. Остановившегося у разрушенного забора Натана он и вовсе не заметил - сидел без движения всё то время, что охотник приближался, и сосредоточенно кусал губы.
   - Эй, - не стал терять времени Натан, - помощь нужна?
   Тот вздрогнул всем телом - и впрямь не услышал мягких шагов - вскочил, вскидывая на него отчаянно-злые глаза. Бывший охотник на нечисть усмехнулся, разглядывая нового соседа, прислонился к единственному уцелевшему столбу от ворот.
   - Да я... то есть... нужна, конечно... только...
   Натан терпеливо ждал. Он прекрасно понимал человека напротив - сам всё ещё помнил это чувство злой беспомощности, одиночества, неприязни и тоски. Охотник никогда не жалел о том, что оставил в другой жизни - но ведь ему и нечего было терять. А вот этому...
   На вид новому соседу казалось не больше тридцати - на десять зим младше самого Натана. Пепельные волосы, тёплые карие глаза, худощавое и не слишком крепкое телосложение. Охотник обратил внимание на руки - чистые, гладкие, без шрамов, царапин или синяков, явно не привыкшие к грубому труду. Одежда - простая рубашка и штаны тонкой работы - сразу выдавали в нём человека высокого полёта, который явно неслучайно забрёл на далёкую окраину империи.
   - Скрываешься от кого? - в лоб спросил Натан, наблюдая за реакцией.
   Сосед к такому беспардонному вопросу готов не был - лицо его выдало ответ прежде, чем он успел набрать воздуха для возмущённой тирады.
   - Да ты не переживай, - успокоил его охотник. - Ты тут не один такой. Я Натан, твой сосед, - представился он. - И я тоже... не старожил здесь. Звать-то как?
   - Эрик, - помолчав, ответил сосед. - Я... лекарь.
   Натан посмотрел на него с новым интересом. Знахарей в деревне не было, даже повитух - и тех не осталось: последняя померла той зимой от старости. Принимали местные жёны друг у друга, но справлялись из рук вон плохо - роженицы жили лишь благодаря милости Единого.
   - Голодным не останешься, - хмыкнул Натан. - Лекарей в наших краях отродясь не бывало. Ни здесь, ни в соседних деревнях. Нарасхват придёшься.
   Эрик слабо улыбнулся, и настроение у Натана мгновенно ухудшилось: лишь теперь он заметил, что новый сосед - Мор его забери! - хорош собой. Мысль пригласить его на ночёвку домой и познакомить со скучавшей Иридой бесследно пропала.
   - Давай сюда, - грубее, чем хотел, потребовал Натан, протягивая руку за молотком.
   Следующие пару часов оба работали над хлипкой дверью - или, точнее, работал один Натан, собственным примером обучая неумелого соседа держать в руках инструмент. Тот белоручкой, против ожиданий, всё же не оказался: старался вовсю, подносил материал, следил за охотником внимательно, не спуская глаз.
   - Ты ведь уже в деревне целую седмицу живёшь, - заметил Натан, когда с дверью было покончено: исхудавшее дерево укрепили досками да металлом, приладили добрый засов, повесили новый замок. - Отчего в доме не ночуешь?
   - Местные предостерегли, - честно признался Эрик, вытирая замаранные руки о грязную тряпицу. - Ночью у вас тут оборотни лютуют, я сам слышал. А в такой близи от леса... сам видишь, окон нет, дверь вот лишь благодаря тебе сделали...
   - У бывшего хозяина погреб добрый был, - просветил нового владельца Натан. - Там и дверь потяжелее, и оборотни не так страшны. Холодно вот только, ну так укутался бы, до рассвета, глядишь, и дотянул. В своём доме-то всяко лучше, чем у старых вдов по комнатам ныкаться.
   Эрик замялся, и охотник нехорошо усмехнулся: угадал мысли заезжего лекаря прежде, чем тот решился их озвучить.
   - Ты прости меня, Натан, - повинился он, - я стараюсь не обращать внимания на слухи - сам знаю, что вымыслов в них больше, чем правды. Вот только, говорят, жена твоя... ты прости, если глупость скажу... но... из нечисти она?
   Натан помолчал, жуя сорванную травинку, склонил голову набок, разглядывая растерянного соседа. Тот и вправду не хотел его обидеть - смотрел на него виноватыми глазами, неловко переминался с ноги на ногу.
   - Моя жена, - сказал, как сплюнул, Натан, - падаль не ест. И таких, как ты, тощих - тоже. Пока пузо не нажрёшь, гуляй спокойно.
   - Натан... - растерялся лекарь, нервно тиская в руках тряпицу. - Я... я же...
   - Темнеет, - кивнул на алеющее солнце охотник. - В деревню не успеешь воротиться. Тёплые вещи-то с собой есть?
   Эрик сник, пожал плечами.
   - Плащ и пара одеял. Как ты сказал - до рассвета дотяну.
   Натан коротко кивнул, развернулся, направляясь к собственному дому, - однако у разрушенного забора всё же не выдержал и обернулся. Лекарь по-прежнему растерянно стоял на пороге нового жилища и явно думал о своём. Заброшенная ферма зияла тёмными провалами окон, веяла холодом стылого жилья. Со стороны леса раздался злой, голодный вой, и Эрик вздрогнул, лишь теперь вырвавшись из плена нерадостных мыслей.
   - Мор тебя забери, - пробурчал Натан под нос и позвал уже громче, - эй, лекарь! Спрячь инструменты да ступай за мной.
   Дожидаться, пока сосед определится, что страшнее - оборотни у полуразрушенных стен или ночёвка с нечистью под одной крышей - Натан не стал. Он двинулся дальше - но не дошёл даже до пригорка, когда Эрик догнал его, на ходу заправляя рубашку.
   - Жена твоя возражать не станет? - осторожно поинтересовался он.
   - С чего бы? - хмыкнул охотник. - Она любит дичь.
   Лицо Эрика слегка побледнело, но при звуке жуткого потустороннего воя невдалеке тотчас вновь преисполнилось решимости. От Натана он теперь не отставал ни на шаг, так что к двери дома оба подошли почти одновременно. В окнах горел свет: Ирида уже проснулась от дневного сна и сейчас хлопотала по хозяйству.
   - У нас гости! - громыхнул от порога Натан, открывая дверь в сени. - Ирида!
   Эрик мигом утратил всю уверенность - так и продолжал держаться у охотника за спиной, пока тот возился с засовом, а затем с замком в горницу.
   - Ставни-то затворила? - ворчливо поинтересовался Натан, распахивая дверь и оглядывая комнату.
   - Конечно! - радостно уверила возлюбленная, подлетая к бывшему охотнику на нечисть.
   Закинула обе тонкие руки ему на шею, впилась в губы поцелуем. Эрик, по-прежнему находившийся за спиной у хозяина, хотел деликатно опустить глаза, однако в последний миг всё же передумал - настолько жена соседа притягивала взор.
   Тонкая, изящная, чрезвычайно подвижная - движений не сковывало даже грубое крестьянское платье - с коротко стриженными медными волосами, она казалась мечтой любого мужчины. От пламенного поцелуя, которым Ирида наградила супруга, у лекаря самого подкосились ноги. Хозяйка же без тени смущения оторвалась от мужа, глянула с улыбкой на гостя.
   - Натан! Ты самый лучший! - выдохнула она, и Эрик нервно сглотнул: даже голос у неё оказался жарким, обволакивающим, вызывающим самые недвусмысленные желания. - Ты всё же уговорил его прийти! Ох, вы простите нас, в доме не прибрано, - обратилась Ирида уже к гостю. - Я мигом!
   Натан усмехнулся, похлопал лекаря по плечу, указывая на стул у печи. Эрик послушно сел, куда сказано, откинулся на тёплую стену.
   - У нас почти не бывает гостей, - продолжала щебетать девушка, выкладывая на стол горячий ужин, - раньше бабушка Мелинда заходила, повитуха, да умерла прошлой зимой...
   Она продолжала рассказывать что-то ещё, время от времени бросая заинтересованные, быстрые взгляды на гостя, а Эрик тщетно боролся с пылающими щеками и нервной дрожью. Потому что миловидное личико хозяйки было бледно, как смерть, глаза не отражали блики весёлого огня в печи да пламя нескольких свечей, а из-под алых, нежных губ виднелись острые треугольные клыки.
   - Присаживайтесь к столу, - ласково обратилась к гостю Ирида, положив ладонь ему на плечо. - Я сделаю вам с Натаном горячего грога. А потом забросаю вопросами! - шутливо пригрозила она.
   Эрик подскочил - не столько оттого, что его пригласили, сколько от пробирающего холода ледяной руки. А потом вздрогнул ещё раз, потому что у самых окон, за крепкими ставнями, раздался жуткий звериный вой.
   - Ненавижу оборотней, - спокойно призналась Ирида, уставляя стол яствами. - Меня от одного их запаха мутит.
   - А вы их нюхали? - нашёл в себе силы пошутить Эрик.
   Хозяйка весело рассмеялась, ужаснув гостя видом острых, удлинённых клыков, и помотала головой, отчего короткие красные пряди хлестнули её по бледному лицу.
   - По пятам не ходила, конечно, - расставляя блюда, с улыбкой отвечала она. - Но... я хорошо различаю запахи. Вас, к примеру, почуяла... ну, вот как вы с Натаном во двор заходили.
   Эрик поблагодарил, усаживаясь на лавку. Хозяин дома уже давно сидел на своём месте, внимательно наблюдая за женой. Ни к горячей похлёбке, ни к поджаренному хлебцу он прикасаться не спешил; хмурился, разглядывая юркую фигурку, разливавшую грог по чашам.
   - Ты сама-то ела? - мрачно спросил он. - Кожа белая, круги под глазами... ну, признавайся. Не успела позавтракать?
   Ирида сникла, махнула рукой.
   - Как проснулась, решила сперва тебе ужин приготовить. А потом... уж и стемнело. Я на улицу выходить не стала, сам знаешь... эти меня ненавидят так же сильно, как и я их.
   Натан кивнул, сосредоточенно глядя в наглухо закрытое ставнями окно. Запасы крови, аккуратно рассортированные им по кувшинам да графинам, хранились в погребе, глубоко под землёй, где изморозь на стенах выступала даже летом. Так кровь лучше сохраняла свои свойства, хотя порой Ирида жаловалась, что когда-нибудь простудит горло из-за холодного "пойла". Натан был неумолим: кровь любимая получала только таким образом, в виде напитка, за которым, увы, приходилось выходить во двор да спускаться в погреб. Ирида пила "лекарство" без удовольствия: кровь животных горчила, а постояв в погребе, и вовсе превращалась в гадостную на вкус и цвет настойку, потреблять которую доводилось лишь ради поддержания жизни.
   С оборотнями у вампиров всегда отношения не складывались. Натан, как охотник на нечисть, это знал прекрасно, хотя и никогда не вдавался в причины подобной вражды. Его делом было истреблять и тех, и других - а междоусобица среди нечисти лишь играла на руку ему и таким, как он.
   - Я схожу, - решительно встал из-за стола Натан. - Ты же на ногах еле держишься. И голодными глазами на нас смотришь...
   - Нет, Натан! - испугалась вампирша, подлетая к мужу и оплетая его тонкими, крепкими руками. - Там же...
   Охотник молча отцепил от себя ледяные руки, накинул плащ, взял отточенное накануне копьё - и шагнул в сени.
   - Натан! - тотчас подорвался с места лекарь. - Помочь чем?
   Тот задержался у входной двери, возясь с засовом, бросил полупрезрительный взгляд через плечо.
   - Запрись в доме, - велел он, - да за Иридой приглядывай. Помощник...
   Дверь хлопнула, и оба остались в неловкой тишине. Её нарушил лишь вой, а затем ещё и ещё один. На улице что-то глухо ударилось о стену, раздался скрежет.
   - Дверь погреба, - прислушавшись, негромко проронила Ирида.
   Прошло несколько минут, наполненных рёвом, топотом мощных лап - под стенами околачивалось не менее трёх зверей - а затем в уже привычные звуки ворвался злой крик и шум борьбы.
   - Нет! - крикнула Ирида, бросаясь на дверь. Эрик дёрнул засов ещё раз, но вампирша держала крепко. - Не надо! Натан справится! Ты... я... мы только мешать будем!
   Она не ошиблась. Спустя несколько минут в дверь глухо бахнул чей-то кулак, раздался хриплый голос хозяина, и они вдвоём, торопясь, отодвинули тяжёлый засов.
   - Во имя Единого! - выдохнул лекарь, когда окровавленный охотник вломился внутрь.
   Он поддержал Натана, обрушившегося на него всем весом, помог пройти в горницу, пока Ирида затворяла дверь. Вой снаружи сменился тонким скулежом; оборотень, оставленный товарищами, пытался отползти подальше от опасного человеческого логова.
   - Вот... лекарство... - запыхавшись, произнёс Натан, протягивая плотно закрытый кувшинчик. - Тут тебе на ночь хватит...
   Ирида приняла "лекарство" со странным выражением на лице; Эрик принялся раздевать осевшего на лавку хозяина, поочерёдно стягивая с него сапоги, плащ и меховую жилетку, пропитанную кровью. Одна штанина тоже промокла насквозь, и лекарь нахмурился, разглядывая покромсанную рубашку.
   - Плечо и бок? - уточнил он.
   - А, заживёт... - отмахнулся охотник, откидываясь на широкую лавку.
   Ирида отодвинула стол с безнадёжно остывшим ужином, поставила на него кувшин с таким трудом добытой кровью, встревоженно, но отнюдь не растерянно глянула на Эрика.
   - Я лекарь, - просветил он вампиршу. - Помогу твоему мужу. Принеси воды и чистой ткани для перевязки. Всё будет хорошо.
   Она с сомнением глянула на хлещущую из ран кровь, побледнела ещё больше и отошла.
   Эрик времени не терял. Несмотря на бахвальство, охотник пострадал серьёзней, чем предполагал: укушенное плечо, располосованный бок, порванная артерия на бедре. Он знал, чем заканчиваются таким ранения, и потому спешил. Перевязка оказалась делом лёгким, а вот обработать раны в конце концов оказалось нечем: крепкого вина в доме хозяин не держал.
   - Вспоминай! - жёстко приказал лекарь. - Или ещё до рассвета шерстью покроешься!
   Ирида, всё время сидевшая в углу и лишь время от времени подносившая свежую воду, побледнела ещё больше - до синевы. Алые губы посерели, под немигающими глазами пролегли глубокие тени.
   - Если зараза попала в кровь, то уже поздно, - поморщился бывший охотник на нечисть, борясь со слабостью. - Не суетись...
   - Ты гордость свою брось, - ровно посоветовал внезапно посерьёзневший лекарь. - Ты своё дело знаешь, а я своё. Зараза не всегда проникает сразу. Дай себе шанс.
   Натан секунду или две напряжённо разглядывал внимательное лицо соседа, затем неопределённо махнул рукой:
   - Там... в сенях...
   Эрик вылетел за дверь тотчас. Когда вернулся, неся в руках запотевшую бутыль деревенского самогона, то с перепугу шатнулся назад; да не рассчитал и треснулся затылком о дубовую стену.
   Ирида виновато оторвалась от тела мужа, отвернулась, вытирая раскрасневшееся, румяное, довольное лицо от крови. Сыто икнула, отходя подальше от остолбеневшего лекаря, облизала перепачканные губы языком, принялась водить им по зубам, оттирая остатки крови.
   Эрик сделал несколько нетвёрдых шагов к раненому, опустился на ватных ногах перед лавкой, откупоривая бутыль.
   - Голодная я была, - тихо пояснила вампирша, глядя на бледного соседа. - Да, понимаю, животная кровь есть... Натан старался ради меня... Но... его кровь тёплая, вкусная... пойми, лекарь!
   Эрик отказывался понимать. Молча обработал он раны впавшего в забытьё хозяина, молча перевязал, укутал. Тревожила его лишь рана на бедре - кровь не желала униматься, раз за разом пропитывала свежую повязку.
   - Течёт... - тихо заметила Ирида, глядя на окровавленную ногу.
   Эрик видел и сам: монстр располосовал бедро от таза до колена, порвав и артерию - вдоль, а не поперёк. Охотник вытечет весь за несколько минут, если... если только...
   - Во имя Единого, - выдохнул Эрик, складывая руки в молитвенном жесте.
   Ирида вскрикнула, вскочила, когда ладони лекаря засияли золотистым светом, вспыхнули фонтаном ярких брызг. Продолжая шептать неслышные слова, Эрик положил обе руки на бедро охотника, сосредоточился. Поражённая вампирша, прикрывая глаза от режущего света, присела в углу, подальше от дивного знахаря, закусила острыми зубками губу. Золотистый огонь перебросился на больную ногу Натана, засверкал сотнями разноцветных брызг, сияющими ручейками стёк с пальцев лекаря на рану, вспыхнул беспощадным белым светом...
   Когда вампирша открыла глаза, Эрик уже сидел у печи, опустив усталые веки, и грел спину, облокотившись на стену. Ирида подскочила к лежавшему на лавке мужу, тревожно заглянула в спокойное серое лицо.
   Натан спал; рана его на бедре затянулась бесследно - ни шрама, ни царапины - повязки на груди и животе перестали окрашиваться розовым.
   - Исцелил! Ты исцелил его! - взвизгнув, всплеснула руками Ирида. - Ты... ты...
   - Я уйду на рассвете, - пообещал заезжий лекарь. - И... ты прости меня, я к вам больше не вернусь. Понадобится чего - обращайтесь. Но... я не одобряю... вашего союза. И... и тебя - тоже. Прости.
   Вампирша закусила губу, коротко кивнула. Затем уселась подле спящего мужа и не проронила ни слова до самого утра.
   Эрик молчал тоже; с рассветом, когда смолкли последние звуки пугающей ночи, так же, не произнося ни звука, поклонился хозяйке и покинул их дом.
   Натан очнулся ближе к обеду; измученная, не смыкавшая глаз Ирида, выпившая весь запас крови, но уже едва державшаяся на ногах от усталости, поведала ему и о лекаре, и о его дивном даре, и о том, что он сказал на прощание.
   Бывший охотник на нечисть лишь усмехнулся. Теперь он понимал причину, по которой молодой, умный, образованный и на редкость способный столичный доктор приехал в глушь у самого Предела, из которого в мир лезла всяческая нечисть. Здесь его не сразу найдут. Но найдут, как понимал Натан, обязательно - гонения на колдунов, ведьм и знахарей по-прежнему не прекращались. Должно быть, неопытный и потому жалостливый до чужой беды Эрик попросту исцелил в своё время не того человека - кого-то, кто счёл своим долгом тотчас донести на целителя-колдуна власть имущим, отплатив молодому лекарю за его труд с лихвой. Об этом говорило и то, что, несмотря на богатую одежду, в деревню у Предела Эрик приехал без вещей и практически без денег. Натан бы пожалел его, если бы сам не прошёл тот же путь. И если бы новый сосед не имел таких предубеждений против их с Иридой союза.
   Честным браком их отношения назвать было, конечно, нельзя - они с вампиршей по понятным причинам так и не обвенчались перед ликом Единого, - полноценной семьёй - тоже. Ирида не могла иметь детей, да и если бы могла, вряд ли бы решилась, опасаясь передать ребёнку свой отвратительный недуг.
   Натан понимал соседа - бывший охотник на нечисть и сам не питал любви к прочей нечисти - но простить ему его предубеждений не мог. Лекарь отказался якшаться с ними - не велика потеря. Жили вдвоём, проживут и дальше. Меньше хлопот со смазливым соседом, на которого так заинтересованно поглядывала Ирида.
   Сам Натан на Эрика не обижался: у всех свои тараканы, никто не без греха. Ему самому, например, совсем не нравился новый сосед; соседу не понравилась его жена; а малышке Ириде... ну, она, например, недолюбливала оборотней.
   Впрочем, надеждам на прежнюю спокойную жизнь сбыться не довелось.
   Лекарь худо-бедно обустроился на новом месте даже без его помощи: криво-косо отстроил забор, вставил окна, установил крепкие ставни, занялся крышей. Не раз и не два приходили к нему из деревни мужики - помогать со стройкой - и Натан сообразил, что новый жилец посельчанам пришёлся по вкусу. В переносном смысле, конечно же.
   Очевидно, Эрик всё же не сумел скрыть свой дар от людей. Натан видел, как быстро приняли лекаря в деревне - кланялись едва ли не в пояс при встрече, подносили маленькие и не очень узелки, отзывали в сторону, жарко шептались - не иначе, приглашали какую болячку излечить - шушукались друг с дружкой, передавая новости про последнее виденное "чудо", сотворённое его воистину золотыми руками.
   К чести лекаря, подобные знаки внимания его не трогали. Натану даже казалось, что соседу они доставляют хлопот больше, чем беснующаяся по ночам нечисть. Эрик был неизменно вежлив, внимателен; справлялся о здоровье излеченных им людей, не ленился заходить к идущим на поправку; однако доброй славой своей не обманывался: уже раз ею обжёгся. В столице-то его поначалу тоже небось на руках носили, слухи шёпотом передавали да улыбались при встрече. А потом с тою же улыбкой страже предали. Как Эрику удалось избежать пыток и костра, Натан не знал, но зато прекрасно понимал скованность соседа, его замкнутость да нелюдимость.
   А вот чего не понимал, так это того, зачем вдруг молодой лекарь стал в лесу задерживаться да чахнуть всё больше день ото дня. Деревенские о частых походах Эрика "по лечебные травы" знали мало: надо - так надо. Натан оказался единственным, кто подметил перемену в Эрике, но предпочёл оставить всё, как есть: его, что ли, проблема? Бывший охотник на нечисть даже начал нарочно избегать и без того малообщительного соседа, хотя и видел, что тот не прочь вновь наладить контакт. Может, сожалел о сказанном в запале, может, и впрямь одиноко ему среди деревенских приходилось, а может, и ещё чего - вот только стал лекарь беспокойным, дёрганым, подавленным. Натан помогать ему не спешил, ответил гордостью на гордость. Пусть хоть сгноит себя на старой ферме - ему-то что?
   Время для откровений Эрик выбрал, с присущим ему везением, самое неподходящее.
   Натан закрылся на ночь рано: зима выдалась морозная да неприветливая, как и всегда в этих краях. Пасмурная погода стояла уж вторую седмицу, к вечеру посыпал первый пушистый снежок, и охотник решил скоротать остаток вечера в объятиях родной жены.
   Ирида на его предложение откликнулась с жаром: впилась в губы горячим поцелуем, прильнула всем телом, потёрлась мягкой грудью, жадно требуя ласки. Натан упрашивать себя не стал: дёрнул ткань крестьянского платья, обнажая желанное тело, повёл плечами, сбрасывая с себя рубашку, и подхватил возлюбленную под колени, усаживая на широкий стол. Ирида игриво мурлыкнула, оплела его ногами, притянула за шею, принявшись ласкать язычком ухо мужа. Подействовало, как всегда, безотказно: Натан застонал сквозь зубы, пошатнулся, вцепился руками в хрупкие плечи, с трудом вырвался из жаркого плена - и прильнул к острому, дразнящему соску. Остановился лишь когда вампирша зарычала, неистово задвигала бёдрами, требуя всего и сразу - и навалился всем телом, опрокинул навзничь, пригвождая к столу.
   Этот миг единения он ценил больше всего. Чувствовать под собой маленькое, податливое тело, ласкать прохладную кожу, нагревавшуюся от их близости, мять нежные округлости, всё ускоряя темп. Ирида была женщиной чувственной, и каждое соитие с ней превращалось в упоительное приключение, всегда желанное, всегда особенное. Натан частенько взымал супружеский долг как минимум дважды: утолив первую острую страсть, любил лежать с любимой, гладить гибкое тело, пропускать медные волосы сквозь пальцы, любуясь их тёмно-красным цветом, целовать отзывчивые губы, проводить языком по острым зубкам. Вампирша рядом с ним казалась всегда голодной - оплетала сильное тело руками, льнула обнажённой плотью, призывно двигала бёдрами, не позволяя вырваться из сладкого капкана, не давая уснуть до самого утра.
   Так произошло и в этот раз: едва отдышавшись, Натан подхватил супругу со стола, донёс до тёплой, разогретой печи, залез вместе с ней наверх, зарывшись в ворох одеял. Ирида быстро теряла жар, впитанный от его горячего тела, и охотнику приходилось согревать прохладную кожу если не собой, то раскалённой печью. После продолжительных соитий на таком ложе Натан обливался потом, в то время как гибкое тело вампирши лишь слегка теплело.
   - Слышишь? - задыхаясь от новых поцелуев, шепнула Ирида. - Воют...
   Бывший охотник на нечисть слышал. Вой раздавался с запада - от соседской фермы. Судя по рваным подвываниям, скулежу и дикому рёву, там собралась едва ли не вся стая. Брали хлипкий дом штурмом, что ли? Впрочем, долго размышлять на эту тему Натан не стал. Милостью Единого, дотянет лекарь до рассвета. Если нет - что ж, у всех своя судьба и своя смерть. Не собирался же сосед Эрик жить вечно, в самом-то деле?
   - Полнолуние, - хрипло отозвался он. - Повылезали...
   Больше тратить время на разговоры Натан не стал - рывком развернул охнувшую жену, приподнял за бёдра, резко подался вперёд, сходу задавая высокий темп. Не удержавшись на коленях, навалился сверху, пригвождая всем телом к горячему ложу. С наслаждением вслушивался в сладострастные стоны, всхлипывания и жаркий шёпот при каждом толчке, приближаясь к вожделенной развязке.
   Ирида вскрикнула первой, задрожала всем телом, заскребла руками по смятым простыням; ему понадобилось ещё несколько секунд, чтобы последовать за возлюбленной.
   И в этот самый миг в дверь постучали.
   Вначале Натан подумал, что показалось. Но ошарашенное лицо вскинувшейся Ириды доказывало обратное: жена тоже слышала. Скатившись с распластанного, размякшего тела, охотник на нечисть спрыгнул с печи, натягивая сброшенные на пол штаны.
   В дверь постучали снова, и явно не рукой. Тот, кто находился снаружи, всё рассчитал верно: чтобы хозяева услышали сквозь запертые сени, нужно было постараться.
   Когда Натан отпер засов в горницу и подошёл к крепкой входной двери, ночной визитёр - Мор его забери, кем бы он ни был - уже барабанил руками и ногами, не подавая, однако, голоса. Мудро с его стороны - если оборотни всё ещё не унюхали человечину, то людской голос услышат наверняка.
   Натан подобрал в сенях топор, взялся за входной засов.
   - Кого нелёгкая несёт?! - гаркнул он недовольно: после горячей печи и любовных утех холод зимней ночи пробирал насквозь.
   - Натан, это я, Эрик! - отозвались из-за двери. - Сосед Эрик, - зачем-то уточнил он. - Впусти быстрее!
   Грязно выругавшись - сквозь зубы, чтобы не услышала встревоженная Ирида - Натан отодвинул засов, провернул щеколду, распахивая тяжёлую дубовую дверь перед носом посетителя.
   Эрик ввалился в сени почти синий от холода - прибежал в одной рубашке да штанах - дождался, пока хмурый, неприветливый хозяин закроет дверь, и вцепился обеими руками в его запястья.
   - Мне нужна твоя помощь, - выдохнул, заглядывая в глаза.
   Натан приподнял бровь, осторожно отцепил от себя словно судорогой сведённые пальцы, внимательно вгляделся в белое лицо с лихорадочно горящими глазами. От напускной чопорности лекаря не осталось и следа: губы дрожали - от холода ли, или от пережитого шока - пепельные волосы, припорошенные падающим на дворе снегом, обмокли и прилипли к лицу, всегда аккуратная одежда потрёпана и смята.
   Бывший охотник на нечисть поднял руку, коснулся обвисшего плеча Эрика. То, чего он не мог видеть в темноте, он угадал по запаху да перекошенной осанке. От лекаря пахло звериным духом и кровью; рукав свисал порванными бурыми лохмотьями; лицо кривила болезненная гримаса.
   - Ну проходи, - процедил Натан, кивая на дверь в горницу.
   Эрик послушался с радостью - скользнул внутрь, едва Натан приоткрыл створку, и тут же застыл на пороге. Охотнику пришлось оттолкнуть его с пути, чтобы войти внутрь и затворить дверь на крепкий засов.
   - Эрик! В такое время, в такую погоду - как ты дошёл?! - воскликнула Ирида, усаживаясь на печи. Вампирша лишь слегка обернулась тонким одеялом, свесив вниз голые ноги, и лицо лекаря пошло красными пятнами.
   Стойкий запах недавних любовных утех в чужом доме он ощутил сразу. Натан усмехнулся, подбирая с пола свою рубашку, уселся на лавке, накидывая её на плечи. Топор бывший охотник на нечисть взял с собой; положил рядом, не сводя глаз с потерянного соседа.
   - Так что случилось-то? - равнодушно поинтересовался хозяин. - Поцапался с кем или превращение прошло неудачно?
   Эрик вздрогнул.
   - Нет! Что ты, нет! Я не оборотень. Это, - отвечая на немой вопрос, продолжал лекарь, - зверь задел. Я рану обработал, конечно, первым же делом... Я не потому пришёл, Натан! - взвыл Эрик с отчаянием. - Мне... помощь твоя нужна. Как... охотника.
   Натан удивлённо приподнял бровь, вскинул подбородок - продолжай, мол.
   - Ты же охотишься на них, мне местные докладывали, - ухватившись за перевязанное плечо, торопливо заговорил лекарь, стараясь не смотреть на бесстыжую хозяйку, ничуть не смущённую собственной наготой. - Мне... оборотня выследить надо. Сегодня... сейчас, Натан! - почти выкрикнул Эрик. - Это важно! Прошу... я... я прошу тебя. Пожалуйста...
   Охотник сумел оценить то, как столичный лекарь наступил на горло собственной гордости, выталкивая из себя эти слова. Да и не только гордости - предубеждениям тоже. И всему, что его натуре свойственно...
   Сумеет ли он сам преодолеть свою неприязнь к соседу - это вопрос.
   - Сейчас тебе грогу горячего выпить нужно, - подала голос Ирида, мягко спрыгивая с печи. Одной рукой она придерживала одеяло, второй держала смятое платье. - И отогреться. Одеться потеплее. Коли о здоровье-то своём не думаешь, подумай о запахе. Кровь твоя... пахнет очень. И... ты прости, лекарь, но она вкусно пахнет. И не одна я это чувствую.
   На лице Эрика отразилось сразу столько эмоций, что даже Натан на миг проникся сложной внутренней борьбой в душе соседа. Усмехнулся собственным мыслям и поднялся из-за стола.
   - Отвернись, - велел он, выразительно указывая глазами на жену. Эрик вспыхнул, торопливо последовал приказу. - Права Ирида. Нельзя сейчас идти. В любую другую ночь - да. Но не в полнолуние, соседушка. Сожрут ведь - и тебя, и меня. Я хороший охотник, но и я не совершенен: могу умереть. И ты, светлый маг, сдаётся мне, отнюдь не бессмертен...
   Лекарь пошатнулся, и Натану пришлось ухватить его за локоть, усаживая на лавку.
   - Утром пойдём, - пообещал он. - Никуда твой оборотень не денется. Они на редкость живучие твари...
   Эрик вздрогнул, как от удара, вгляделся встревоженными глазами в спокойное лицо хозяина. А потом сник, облокотился обоими локтями о стол - и закрыл усталое, бледное лицо ладонью.
   Из дома вышли незадолго до рассвета. Натан одолжил соседу свою одежду - меховые штаны и телогрейку, тёплый плащ, перчатки - оделся сам, закинув за плечи походный мешок. Много вещей с собой не брал, из оружия - только пару топоров у пояса. Эрику он тоже подобрал тесак - ради уязвлённой гордости лекаря, не из ложных надежд на помощь. Натан был хорошим следопытом и охотником, но и хорошим воином тоже: он прекрасно видел, что в бою лекарь едва ли окажется полезен.
   Ирида сделала, что могла, для успокоения ночного визитёра: напоила горячим грогом, усадила у печи, чтобы прогреть содрогавшегося от холода, шока и потери крови соседа, говорила об отвлечённом, стараясь облегчить Эрику душевные муки - какими бы ни были их причины.
   Натан первым делом направился к соседней ферме, увидев на месте то, что искал: следы драки, исцарапанную дверь, клоки шерсти, кровь. Бойня ночью разгорелась нешуточная, - оставалось лишь гадать, что же не поделили между собой обыкновенно дружные зверолюди.
   Бывший охотник на нечисть не поленился и заглянул в дом, за что оказался вознаграждён сполна: звериный запах тут чувствовался особенно остро, вот только... вот только женщиной здесь пахло тоже.
   Натан поддел обухом топора аккуратно сложенные женские вещи - рубашку, юбку - выразительно кивнул на гребень с застрявшими между зубьями длинными чёрными волосками, поцокал языком на две кружки, оставшиеся на столе.
   - Может, всё же начистоту, лекарь? - ровно поинтересовался охотник. - Так дело, глядишь, быстрее пойдёт. Кого ищем-то - зверя или бабу?
   Эрик обречённо выдохнул и честно признался:
   - Не знаю! Она сейчас в любом обличье может быть...
   Некоторое время охотник рассматривал соседа со странным выражением на лице, затем не выдержал и расхохотался.
   - Ну ты... ну ты даёшь! Хитёр, святоша! Меня-то за греховную связь с нечистью порицал, а сам-то... чем лучше?! Сказано ведь в священных книгах: не суди ближнего! Ха-ха! Ну, ответь теперь, каково это?!
   Эрик слабо улыбнулся и пожал плечами.
   - Как зовут-то твою зазнобушку? - поинтересовался Натан, покидая дом.
   - Роксана...
   - Роксана, - эхом повторил охотник, присаживаясь у ворот на корточки. Следы вели в сторону леса.
   Пока шли каменистой тропой к первым вековым деревьям, Эрик поведал свою историю. Роксана оказалась тем самым оборотнем, который ранил Натана в памятную ночь первого визита. Натан в свою очередь тоже зацепил зверя - и потому когда лекарь добрался до дома, то наутро обнаружил в развалинах старой фермы раненую молодую женщину, которая всё силилась, но никак не могла убежать. Она оказалась также нагой, голодной и замерзающей - и сердце Эрика не выдержало.
   С тех пор он целый месяц выхаживал необычную гостью - до нового полнолуния. Роксана исчезла за день до того, но после нескольких опасных ночей вернулась вновь. И осталась ещё на месяц. Чудесный месяц, наполненный домашним уютом и тихими ночами, когда она не испытывала мук превращения.
   А потом за ней пришли они.
   Эрик к тому времени уговорил её переждать полнолуние у него в погребе, даже укрепил и без того прочную дверь, уверяя, что там она ночью никому не навредит, зато днём сможет быть вместе с ним. Роксана после некоторого раздумья согласилась - но их планы так и не сбылись.
   Оборотни действительно жили семьями. И вызволять Роксану из рук человека пришли всей стаей. Пока часть монстров ломилась в дом, остальные возились с тяжёлой дверью погреба. Когда худо укреплённые ставни всё же сорвались под жутким напором, и в дом прыгнул первый зверь, прочие сородичи всё же "освободили" Роксану "из плена". И очень кстати, потому что лишь благодаря её заступничеству лекарь отделался располосованным плечом да испугом. Возлюбленная оказалась свирепее собратьев: бросалась на каждого поочерёдно, оттесняла подальше от дома и от Эрика.
   - Я всегда считал, что они не осознают себя в звериной шкуре, - удивлялся лекарь. - Оказывается, в определённые моменты всё же наступает просветление...
   Роксана увела их за собой. И теперь Эрик сходил с ума, не зная, простит ли ей стая сожительство с человеком.
   - А теперь тихо, - прервал поток излияний охотник. - Дальше след в след, и дыши через раз. Да за топор не цепляйся, не с руки он тебе. Здесь где-то деревня их, недалеко уже...
   Эрик едва не вскинулся, глянул недоверчиво:
   - Ты про их деревню знаешь? - изумился он. - Стало быть, с тем, что они в период покоя как люди живут, тоже знаком? Мне Роксана рассказывала...
   Натан нахмурился, остановился у толстенного дерева, присаживаясь на корточки. Впервые различил он вместо звериного - человеческий след. Что оказалось не так уж легко - в чащу леса, куда они углубились в поисках беглянки, дневной свет почти не проникал. Впрочем, бывший охотник на нечисть эти края знал хорошо. Недалеко уж была деревня нечисти, а сразу за ней - плотная багровая пелена, откуда в мир лезли такие, как они.
   - Ну, - нехотя отозвался он.
   - Так ты... ты знаешь, что убиваешь не зверей? Ты... людей убиваешь, Натан! - осмелившись, шёпотом просветил его Эрик.
   - И что? - выпрямляясь, хмуро спросил охотник.
   Лекарь открыл и снова закрыл рот. Натан повернулся, чтобы идти дальше, но Эрика всё же прорвало:
   - Так ты палач, а не охотник!
   Натан раздумывал секунду-другую - дать зарвавшемуся соседу по морде или спустить всё, как есть - затем коротко вздохнул, не разжимая губ.
   - Скажем так, я чрезвычайно хороший охотник, - сказал он. - И прекрасно знаю, что в человеческом обличье нечисть давить проще. Ловушки на зверей тоже, конечно, ставлю. Но больше толку от них, когда недочеловек попадётся...
   Эрик слушал его с ужасом, но таки не сдержался, выпалил:
   - Ирида твоя - тоже... недочеловек?
   Натан нахмурился, подтолкнул застывшего столбом лекаря в нужном направлении. Эрик тотчас споткнулся о корягу, рухнул в ворох припорошенных снежком листьев, ударился больным плечом о пенёк.
   - Ирида - исключение, - перешагивая через кусавшего губы лекаря, ровно ответил Натан. - Как для тебя - Роксана.
   - Я... я не так о них думаю, - с трудом выдавил Эрик, поднимаясь на ноги. - Они все... вампиры, оборотни... нечисть... просто больные и очень несчастные люди... и если бы я только мог найти лекарство от их недугов...
   Натан не сдержался, фыркнул, качнул головой, затем развернулся и схватил соседа за перевязанное плечо.
   - Делай своё дело, лекарь, - разглядывая побледневшего от боли Эрика, серьёзно посоветовал охотник. - И не мешай мне делать моё.
   По лицу Эрика было видно, что он уже давно пожалел о том, что попросил помощи соседа, но сыпать упрёками всё же перестал.
   Дальше шли молча - вплоть до самого края поредевшего леса. Звуки животной лесной жизни здесь затихали, уступая отрывистым голосам, скрипу свежего снега, негромким постукиваниям - всему, что человеческому жилью присуще. В лесную чащу ворвался наконец и свет - не белый, не солнечный, но багрово-красный, тяжёлый, обволакивающий: Предел был совсем близко.
   Натан присел за одним из раскидистых кустов, которые даже зимой оставались надёжным убежищем, кивнул на открывшийся им вид. Эрик рассматривал небольшое мрачное поселение внимательно: не мелькнёт ли где знакомая фигура?
   Почти все дома оказались каменными - удивительно, учитывая окружавший деревню лес - с крошечными окнами и чадящими трубами. Местных, по человеческим меркам, снаружи почти не было - трое или четверо зверолюдей сидели у порогов своих домов практически без движения. Носили они плохо обработанные шкуры, накинутые поверх грубых рубах и штанов, лица их казались усталыми, невыразительными. Удивляться этому Эрик не стал: хотя солнце давно уж перевалило за полдень, предыдущая дикая ночь явно сказалась на здоровье оборотней. Муки превращения, по словам Роксаны, были невыносимы.
   - Да чтоб вас Мор забрал! - вдруг крикнул, вскакивая на ноги, Натан.
   Эрик даже удивиться не успел: словно из-под земли выскочили несколько здоровых парней, окружили незадачливых соглядатаев. Особенно негодовал охотник: впервые в роли жертвы вдруг оказался он. И всё из-за неудачливого соседа, который просто притягивал неприятности!
   - А ну не рыпаться, - глухо велел здоровый мужик с рыжей щетиной. - Ты, борзой, руки от топоров-то убери. Мы твою ловкость уж много раз в деле видали...
   Им живо скрутили руки за спиной, столкнули с пригорка на поляну, поближе к каменным домам. Их обитатели на гостей отреагировали с отстранённым интересом - провожали голодными взглядами, поворачивали головы вслед, и лишь затем нехотя поднимались со своих мест, следуя за пленными и их конвоирами к обширному пепелищу в центре деревеньки.
   - Кого привёл? - грозно спросил седой крепкий мужчина, окидывая охотника и лекаря цепким взглядом. - Зачем они здесь?
   - У самой деревни взяли, - пожал плечами рыжий. - Вот этот, - Натана бесцеремонно пихнули в плечо, - тот самый убийца, который на нас охотится...
   - Вы убиваете наших, причём всей стаей, - мрачно вставил Натан. - В ответ я - и только я один - убиваю вас. Это более чем честно.
   Упавшая вслед за этим тишина внезапно разорвалась криком:
   - Эрик!!!
   Метнулась от крайнего дома высокая фигура, оттолкнула ставшего на пути рыжего, бросилась на шею лекарю.
   - Что ты... делаешь здесь?! Безумец, мы могли тебя убить! - отстранившись, выкрикнула Роксана. - Ещё и этого... с собой притащил! От него несёт кровью наших собратьев и вонью его... кровососки! Ты с ума сошёл, Эрик!
   - Я беспокоился, - возразил связанный лекарь. - Не знал, что с тобой...
   Роксана умолкла, закусив губу. Натан чуть скосил глаза, оценивая избранницу соседа. Та оказалась высокой - едва ли не выше самого Эрика - молодой женщиной с длинными, до пояса, волнистыми чёрными волосами. На лице её, чумазом после дикой ночи полнолуния, сверкали серые волчьи глаза, а в крепких руках Роксана держала короткое копьё. Одета она была так же, как прочие - в грубые штаны да шкуру, накинутую на голое тело. Талию охватывал толстый пояс, у которого Натан заметил длинный кинжал.
   - Лорд Грегори, - перебила лекаря Роксана, поворачиваясь к седовласому, - это тот самый человек, который помог мне!
   - А это, - кивнул Грегори на Натана, - тот, который ранил?
   Роксана нахмурилась, признала через силу:
   - Да... но мой лорд! Ты дал своё согласие на то, чтобы я жила с этим мужем, - женщина бесцеремонно ухватила Эрика за локоть, и Натан едва подавил усмешку: похоже, бойкая избранница соседа умела брать, что хочет, попросту не оставляя бедолаге выбора. - Отпусти же его... его друга... в этот единственный раз. Прошу тебя, мудрейший! Пусть это будет твоим мне свадебным подарком!
   Лекарь слегка побледнел, выдавил слабую улыбку, тотчас стушевался под строгим взглядом старейшины оборотней.
   - Отец, - сменила тон Роксана, обхватывая его руку обеими ладонями, - пожалуйста!
   Лорд Грегори высвободил пальцы, поджал губы. Коротко, через силу, кивнул.
   - С одним условием. Ты, лекарь, будешь лечить и нас тоже. Благодаря твоему... другу... нас становится меньше. И наши человеческие тела болеют так же, как ваши. Если ты помог Роксане, то сможешь помочь и нам. Днём, конечно! Мы не хотим, чтобы ты пострадал.
   - А я не хочу, чтобы страдали жители деревни, - тихо ответил Эрик, и Натан мысленно проклял соседа за его принципиальность: нашёл время для переговоров! Пусть бы только отпустили - и ходу отсюда, ходу! - Прошу вас, постарайтесь... обезопасить... себя и людей... в ночи превращений. Ведь есть же подвалы, есть... пещеры...
   - Я понял тебя, лекарь, - кивнул лорд Грегори. - Я переговорю со своими людьми. Вот только... уверен, не все захотят последовать твоему совету или подчиниться моей просьбе. Нужно время. Вы с Роксаной станете проводниками наших миров, нитью, которая скрепит их воедино. Близость Предела... не нравится и нам тоже. Поверь, лекарь, Предел доставляет неприятности не вам одним. Возможно, если люди захотят объединиться с нами...
   - С такими, как этот, - кивнул рыжий на Натана, - никогда!
   - Нужно время, - торопливо повторил старейшина. - А теперь ступайте... ступайте! Не все ещё проснулись после ночных терзаний, и не все будут вам рады.
   - Беги, любовь моя, - шепнула Роксана, привлекая к себе лекаря. - Беги, уж больно кровь твоя... пахнет. Мои братья держатся лишь ради меня, но только вы очутитесь за пределами деревни, в лесу... ты же знаешь, мы и при свете дня оборачиваться можем. Беги, а я приду позже... Ты только дождись! А ты, - обратилась Роксана уже к охотнику, - не радуйся! Не ради твоей шкуры просила, а ради его, - кивок на Эрика, - спокойствия!
   Едва дождалась, пока пленникам распутают руки, оттолкнула с дороги мрачных конвоиров, обожгла быстрым поцелуем - и подтолкнула в спину.
   - Беги! - махнула яростно...
   ...Очнулись Натан с Эриком, лишь когда деревня оборотней осталась далеко позади. С трудом отдышались, сменили бег на быстрый, но куда более осторожный шаг.
   - Не хватало только медведя с лёжки поднять, - бормотал недовольный охотник. - Мор бы тебя забрал! И зачем я только согласился тебе помочь! Ушёл от мира, живу у самого Предела - так ведь и тут от соседей не избавиться! А такой сосед, как ты - чистая заноза в заднице!..
   Ругаться Натан перестал, лишь когда лес значительно поредел, и окончательно умолк, когда оба вышли на каменистый холм с видневшимися невдалеке домами - его и соседской фермой - и далёкой деревней за тонкой змеёй мелководной реки. Солнце уже клонилось к западу, но до темноты ещё оставалось время.
   - Тебе ведь дом снова разворотили, - вдруг вспомнил Натан. - Ставни повыбивали, дверь с петель снесли. Если хочешь...
   - Я с радостью, - тотчас принял предложение лекарь.
   Натан кивнул, и до дома, где их уже наверняка заждалась Ирида, дошли молча. Вампирша, как оказалось, и впрямь проснулась от дневного сна, и сейчас хлопотала по хозяйству, замешивая тесто под хлеб.
   - Вернулись, - блеснула клыкастой улыбкой хозяйка. - Я знала, что вы справитесь! Запах-то звериный на вас остался, а на тебе, лекарь - ещё и женский!
   - Ты завтракала? - вместо приветствия спросил Натан. - Я сейчас спущусь в погреб...
   - Погоди! - одёрнула мужа вампирша. - Тут староста деревенский приходил...
   - Не побоялся? - хмыкнул бывший охотник на нечисть.
   - Так стучал, что я проснулась, - продолжала вампирша. - Ожидал тебя увидеть, но и меня не особо испужался. Говорит, мол, спрячьте вашего соседа у себя до поры, до времени. В деревню королевский отряд прибыл - рыцари да столичная стража. Ищут барона Эрика Рассмуссена по обвинению в колдовстве да сговоре с тёмными силами Мора... Завтра поутру к тебе придут, допрашивать. Ты всё-таки свой авторитет охотника на нечисть в глазах стражи не потерял...
   Натан глянул на побледневшего барона Рассмуссена, поцокал языком, ухмыльнулся да вышел - в погреб за кровью.
   - Не переживай, лекарь, - успокоила Эрика вампирша, отправляя хлеб в печь, - люди здесь хорошие. Хоть к нам с Натаном лишний раз на глаза не кажутся, а всё-таки по-своему принимают. Да и тебя в деревне полюбили. Не выдадут...
   ...Ирида оказалась права. Утром, когда смолк последний жуткий вой, и долина наполнилась блаженным безмолвием, королевский отряд во главе со столичным капитаном прибыл к дверям охотничьего дома.
   Эрик, укрывшийся на чердаке, сквозь щели в досках видел целую толпу поселян, сопровождавших воинов до самого порога, во главе с деревенским старостой. Натан встретил людей на пороге, сделал удивлённое лицо.
   - Чего надо? - поприветствовал он визитёров.
   - Господин охотник, - обратился к нему капитан стражи, - мастера твоей гильдии докладывали, что ты человек надёжный. Знаешь ли такого человека, как барон Эрик Рассмуссен? Он обвиняется в чёрном колдовстве да сговоре с...
   - Я не знаю даже жителей деревни, почтеннейший, - перебил Натан, - сам видишь, живу на отшибе. Мне эти твои Рассмуссены без интересу.
   - Он мог представиться любым другим именем, - снова попытался капитан. - Но наверняка не оставил своего чёрного дела. Барон Эрик занимался врачеванием...
   - Если бы у нас здесь появился лекарь, - широко улыбнулся Натан, - мы бы такое событие не пропустили. Верно, ребята?
   - Верно! Правильно! - тотчас подхватил дружный хор голосов.
   - Не было тут никого!
   - Давно уж просили у властей знахаря-то прислать, так ни один не едет!!!
   - Лучше б сами настоек да порошков лечебных нам завезли!
   - Как нам помощь нужна - так дуля с маком, а как им...
   - Барон? У нас?! Да вы в своём ли уме?!
   - Усю деревню перерыли, ничо не нашли, сюды прибёгли! Грабить, чай, приехали, а чёрными знахарями прикрываются!
   - И имечко-то какое выдумали - Размуздзен!
   - Нет тут никого, родимые!
   Капитан слушал недолго: плюнул с досады, махнул рукой - мол, обыскать дом - отвернулся от разгневанной толпы. Натан спокойно прислонился плечом к косяку, терпеливо подождал, пока воины вернутся ни с чем, сдержанно поклонился разозлённому капитану, помахал рукой убравшемуся восвояси отряду. Переглянулся с деревенским старостой, коротко улыбнулся расходившейся толпе и скрылся наконец в доме.
   - Как ты это сделал?! - скатился с чердачной лестницы Эрик. - Они были тут, они смотрели на меня... нет, они смотрели сквозь меня! И не видели! Обошли кругом, потоптались и ушли! И Ирида... она ведь тут, на печи, спит! А они на неё даже не взглянули! Как... как?!
   Натан улыбнулся, сел на лавку. Не оборачиваясь, щёлкнул пальцами - погасший огонь в печи вспыхнул вновь, ярко и весело, захрумкал остатками поленьев.
   - Маленькие фокусы, - пояснил он поражённому соседу. - Они в моём деле очень полезны. Я оттого и взъелся на тебя - из зависти к твоей магии, соседушка. Она во много раз сильнее моей, потому что дарована самим Единым, а ты - куда могущественнее меня. Соперников я не терплю, уж извини. Думал, ты у меня хлеб заберёшь. Предубеждения, предубеждения, сосед.
   - Да... ничего, - по-прежнему поражённо выдохнул Эрик. - Я ведь тоже... жену твою обидел... по глупости...
   - А жена моя с твоей волчицей не сразу поладит, - ухмыльнулся Натан.
   - Как и Роксана не сразу примирится с тобой, охотник, - закончил мысль Эрик.
   Натан коротко хохотнул, поднялся, хлопнул лекаря по плечу.
   - Как там волчий старейшина-то говорил? Нужно время? Ну так у нас с тобой его предостаточно, сосед! Будем дружить семьями!
   Эрик широко улыбнулся и пожал протянутую руку.
   - Вопреки всем предубеждениям! - с радостной готовностью подтвердил он.
   Во сне, словно соглашаясь, тихо вздохнула Ирида, сопровождая крепкое мужское рукопожатие счастливой улыбкой.
  

Вот такое, блин, лето или Добро пожаловать на Донбасс

  
   Авторское примечание.
   Написано для сборника "Сладкое лето или сказки для взрослых" на "Призрачных мирах". Главные условия - наличие любовной линии, описание темы лета и отпуска - я выполнила. Но, конечно, мой ум был занят в то время другими проблемами, поэтому писалось о наболевшем. Для людей с оппозиционной политической точкой зрения: своё мнение не навязываю, но, как и вы, имею на него право. Кто против, читайте ради любовной линии, остальное полагайте маловажным антуражем.
  

Умирают только за то, ради чего стоит жить.

Антуан де Сент-Экзюпери

  
   ...Свист, грохот, пыль, темнота. Последнее, что я запомнил - летящие прямо в лицо осколки не то снаряда, не то развороченного взрывом бетонного блока.
   Врут, будто перед смертью вся жизнь перед глазами пролетает. Я вот, например, даже сообразить ничего не успел. Хотя что там моей жизни, всего двадцать один год...
   Этим летом я хотел махнуть за Урал, побродить по нетронутым цивилизацией лесам, объездить крупные города, повидать достопримечательности и архитектурный размах человеческой мысли перед уже окончательно взрослой жизнью. Воевать не собирался. Как и все те, кто решил остаться и дать бой "пришельцам" с запада.
   До сумасшедшего января ещё надеялись, что обойдётся. В феврале уже поняли, что в этот раз не отсидимся. В марте дружно позавидовали оторвавшемуся от берегов Украины Крыму. В апреле шевельнулась надежда на быстрый исход, но умерла достаточно быстро, с первой кровью мирных жителей. В первых числах мая сгорела дотла, погибла под ударами топоров, скорчилась в адских муках от встречи с фосфорной кислотой последняя вера в чудо и мир.
   Из города, который Утёсов видел во сне, к нам прибыло несколько добровольцев из тех, кому повезло выжить в тот чёрный день. Их уже не обдурить трёпом про единство, не выжечь страшных воспоминаний калёным железом, не смыть кровавую пелену с глаз. Тех, под кем порвалась висельная верёвка, сама смерть боится. Вот уже бесконечно долгий месяц они день за днём доказывают этот непреложный закон жизни. Дай-то Бог, всё-таки докажут.
   А меня, кажется, убило. Тела не чувствую, шевельнуться не могу, речь отняло. Живо только моё сознание - или душа? - в бескрайних просторах вселенской темноты...
   Вот такое, блин, лето.
   И всё-таки жаль умирать, так и не отдохнув как следует перед вечной жизнью...
   - Ой, смотрите-кась, дышит.
   - Не подходь, доченька. Кто яго знает? Копие диковинное, иматисма1 басурманская, лице ненашенское. Чужеземец, видать...
   Быть не может! Живой! Милостив ко мне Господь, если который уже раз хранит... и отыскали меня, очевидно, наши, местные. Странно только, что так рано из погребов повылазили, артобстрел ведь только час как закончился...
   - Чудной он, бабушка! Право, чудной! Аще2 бы не раненый лежал... То, видать, снова Ждановские молодчики путников грабят, всю голову, вона, разбили... Кликнем кого?
   - Погоди-погоди! Стой, куцехвостая, чуешь ли! Отворяет очи добрый молодец...
   - А ежели не добрый? - усомнился тонкий девичий голосок.
   - Козу натравим! Аще не испужается, дак у меня клюка есть... не боись, доченька, совладаем - зриши ить, кровища хлещет, силу убавляет, супротив нас не сдюжит...
   - Ой ли, - продолжал сомневаться голосок, но я уже открыл глаза.
   Солнце ударило слепящими лучами; ярко-голубое небо выглядывало из-за спин склонившихся надо мной женщин, колени которых, в свою очередь, скрывали высокие луговые травы. Я лежал как в люльке: меня окружали длинные зелёные стебли, покачиваясь на слабом ветру.
   - Ох ти ж мне, - всплеснула руками сгорбленная старушка, потрясая крепко зажатой в одной из них крючковатой палкой, - откеля ж ты такой взялся, ясный соколе?
   - Да ты нашу речь-то разумеешь? - живо поинтересовалась вторая, юная девушка в тонком сарафане, чьё лицо из-за яркого солнца я никак не мог разглядеть. - Кто таков будешь?
   - А вдруг из энтих-то, - вдруг что-то сообразила старушка, - русичей новгородских? Уж не войска ли Игоревого ты, добрый молодец?
   - Да не похож, - отмела девушка бабкино предположение, - кольчуга-то его где? Не из ратных, бабушка! Вот рази из стрелков...
   Я лихорадочно соображал. Раненая голова работать отказывалась, мир перед глазами мягко покачивался. Приподнявшись на локте - отчего обе женщины отпрянули в стороны, поспешно творя спасительные знамения - я, как мог, огляделся. На окраину Славянска, где меня, как я вполне отчётливо припоминал, ранило при взрыве, окружающая местность не походила. Знакомого чёрного дыма не увидел, горизонт оказался девственно чист - ни зданий, ни заводских труб, ни петляющей среди холмов полуразрушенной дороги. Вообще ничего не понимаю. Может, у этих двух спросить? Кажется, упоминали Игоря Стрелкова, - значит, покажут, где искать ближайший отряд ополчения.
   - Славянск в какой стороне? - морщась, спросил я. Нащупал лежащий рядом автомат, опёрся на него, усаживаясь на земле. - Артобстрел давно кончился?
   Женщины вытаращились на меня, как на восьмое чудо света, и я лишь теперь догадался разглядеть их повнимательней. Бабуля оказалась обмотана платком по самые брови, в мешковатом тёмном сарафане и серой, грубо скроенной рубашке; с крючковатым посохом, на который, вцепившись обеими морщинистыми руками, опиралась всем весом. Девчонка оказалась симпатичной, с живым, весёлым и девственно чистым лицом, лучащимся каким-то внутренним светом. Русая коса лежала на плече толстой змеёй, перевязанная простой бечёвкой. Сарафан на ней оказался такой же мешковатый, как и у бабки, только посветлее, с разноцветными узорами и вышивкой, венчавшей также и светлую рубашку под ним. Обе были в лаптях; я, воочию такого чуда никогда не наблюдавший, вытаращился на них как полоумный, и фыркнул в голос, лишь теперь обзаведясь стройной теорией, объяснявшей происходящее.
   Неужели Стрелков притащил сюда своих ролевиков? Сцену какую-то отыгрывают? Тогда почему такое раннее средневековье? Лучше бы Отечественную войну сымитировали, да заодно советское снаряжение с собой притащили, - а то уже музейные танки с постаментов снимаем за неимением других вариантов. Как говорится, послужил деду, послужит и внуку!..
   Шутки шутками, но это уже слишком. Какая, к рогатому, ролёвка, когда в области война идёт? Кому там ярких впечатлений по жизни не хватает? Прошу к нам, в Донецк или Луганск, на выбор! Что, нет желающих? Очень жаль... нам любая помощь пригодилась бы.
   - Чей-та говор на новгородский не похож... кто таков будешь? - грозно вперила руки в бока девчонка. - Отвечай, не то Данилу кликну! Нам чужеземцев не надоть, и без вас брани3 хватает! Тут и до половцев недалече - отдадим заместо кого из наших, и то прок!
   Я понимал через слово. Акцент у девчушки оказался странный, "окающий", да и словечки некоторые словно впервые слышал. Вот вроде и понимаю, но не до конца, как хорошо знакомый, а всё-таки чужой иностранный...
   - Ополченец, - решил не тянуть резину я, сразу расставляя все точки над "и". С трудом поднялся, опираясь на автомат, огляделся, заметив мирно пасущуюся неподалёку козу. Набивших оскомину сине-жёлтых знамён не увидел, с облегчением выдохнул. - Спрашивать, где я и как тут оказался, не стану, понимаю, что вряд ли ответите. Но город в какой хоть стороне?
   На лицах обеих отразились радикально разные эмоции: у бабки - подозрение с истерическим привкусом в поджатых губах; у девушки - сострадание с отчётливо читаемой жалостью.
   - Старосту кличь, - решила бабка. - Пущай народ решает, вести ли на казень сего безъименника4.
   - Да ведь раненый он! Жалко...
   - Значит, так! - не выдержал я. - Или вы мне объясняете, что здесь происходит, или...
   Закончить угрозу я не успел: мир качнулся перед глазами чуть сильнее, и если бы не тонкие девичьи руки, подхватившие меня подмышки, я бы точно упал. Девчушка подставила хрупкое плечо, позволяя мне опереться, заглянула в глаза.
   - Сама позри, бабушка, - обратилась к спутнице она. - Не лжёт; безталанный5 он...
   - И впрямь пришибленный, - ворчливо согласилась бабка. - Тащи яго в голвец6! Данила ж в яму молодчика кинет, а ить кровь унять-то надо...
   Я уже вообще ничего не понимал: ни странного говора, ни смысла. Ориентацию на местности потерял напрочь, хотя ведь вырос здесь, под Славянском, в Ясной Поляне. Учился, правда, в Донецке; успел закончить политех, хотя полученная специальность инженера на войне помогала плохо. Поначалу определили к связистам, потом, за неимением кадров, в действующий боевой отряд. Я быстро учился: стимулировали вид смерти и запах крови. А ещё неумолимая память о погибших под артобстрелом родственниках в Краматорске и расстрелянных друзьях из Дружковки. Да, лето выдалось ярким на впечатления. Кто из нас думал ещё полгода назад, что власть в стране возьмут фашиствующие сатанисты?..
   - Не сомлел ли часом?
   - Дышит ишшо...
   Меня тем временем упорно вели через поле к ближайшей лесополосе; я механически переставлял ноги, помыкаемый чудаковатыми спутницами, то и дело смахивая кровь с рассечённого лба. Силы я терял быстро; мелькнула мысль бросить тяжёлый автомат, оттягивавший руки, - но я тотчас одёрнул себя: у ополченцев каждый ствол на счету.
   Девушка пыхтела под моим весом, пригибалась к земле, не справляясь с непосильной ношей, охала, наступая в ямки и невольно теряя равновесие - но упорно тащила меня куда-то, то и дело сердито окрикивая, когда я начинал проваливаться в липкий дурман, опускавший свинцовые веки. Бабка позади такими же окликами понукала меланхоличную козу, на ходу дожёвывавшую сочную траву. Запах, кстати, от неё шёл такой дурманный и парной, что я, не жравший уже вторые сутки, сам с большим удовольствием присоединился бы к парнокопытной.
   Тень упала внезапно: я всё-таки отключился на миг или два, чудом удерживаясь на ногах, и потому прозевал момент, когда мы оказались в прохладном лесу. Здесь устроили привал: девушке требовалось время, чтобы перевести дух; я просто опустился, где стоял, с трудом вникая в звуки окружающего мира - мешал звон в ушах и непривычная лёгкость ватной головы.
   - Ощо немножко, - запыхавшись, выдохнула девчонка. - Обожди, голвец наш скоро...
   Про страшный "голвец", кем бы он ни был, я старался не думать. Цеплялся гаснущим сознанием за цветущую зелень, сердитое ворчание бабки, блеяние недовольной коротким выпасом козы; смешной сарафан, растрепавшуюся косу; встревоженные, удивительные серые глаза - как расплавленное серебро на чистом, одухотворённом молодом лице...
   - Вставай, сокол, - умоляюще прошептала девушка. - Не потяну тебе сама...
   Её голос донёсся до меня как сквозь вату; я понял, что сейчас потеряю сознание, и сделал последний рывок, утверждаясь на ногах. Меня тотчас потащили куда-то, и я не раз и не два падал, зацепившись за коренья и торчавшие в земле ветки. Девчушка падала тоже, пригибаемая к земле внушительным весом молодого вооружённого мужчины, отплёвывалась от попавших в рот листьев, пыхтела, пытаясь вновь поставить меня на ноги, и неуклонно, упрямо тянула за собой.
   К покосившейся, вросшей в землю избушке мы вышли как раз вовремя: кровь в очередной раз залила глаза, а у меня уже не оставалось сил смахнуть липкую влагу с лица.
   - От и голвец наш, - обрадовалась за нашими спинами бабуля, загоняя козу за хлипкую ограду из прутиков. - Близу няго ужо не так страшно...
   - Наклонися, - запоздало посоветовала девчушка, когда я с размаху треснулся раненой головой о низкую притолоку. - Ой...
   Ещё бы не "ой"! От боли перед глазами звёзды вспыхнули; я даже ругнуться не сумел, лишь скрючился, шагая за девушкой внутрь. В избушке оказалось тесно: две лавки в разных концах единственной комнатки, полуприкрытые дырявыми холщовыми шторами; крохотный очаг посередине, перед которым пристроились маленький стол да две грубых табуретки. На столе глиняные тарелки, покрытые тряпицей; под ним - несколько плетёных корзин с ягодами, кореньями и грибами. В углу примостилась массивная прялка - ещё одна доселе невиданная мною диковинка. Под низким потолком висели длинные, через всю комнату, бечёвки с сухими травами, запах от которых стоял просто убийственный. Ароматерапия да и только...
   - Сюды, сюды клади, - засуетилась бабка, помогая девушке уложить меня на одну из лавок.
   От неожиданного облегчения я едва не отключился тотчас, как коснулся звенящей головой продавленной соломы, и сразу испугался: а ну как не проснусь? Привычная в последнее время мысль перед отбоем...
   - Тут безопасно? - прохрипел я, вцепившись в светлый рукав девичьей рубашки. - Где мы? Далеко до ближайшего... населённого пункта?
   Она посмотрела на меня внимательно и строго, но ничего не разобрала, судя по непонимающему взгляду. Бабка за её спиной суетилась, колдуя над столом.
   - Лада, - наконец проронила девушка, приложив руку к своей груди.
   - Андрей, - запоздало представился я, совершенно отчего-то забыв про неписаный закон анонимности. С другой стороны, называть незнакомке свой позывной - тоже неумно.
   - Люте7 тебе, да? - посочувствовала девушка, проводя ладонью мне по лбу. - Безжиловал8 да измдел9...
   Раненая голова отказалась воспринимать информацию в недоступном формате. Моя рука соскользнула наконец с её рукава; я откинулся на солому, растеряв от короткого разговора последние силы.
   - Тихо, тихо, - шептала девушка, и прикосновение маленькой ладони ко лбу оказалось успокаивающим и прохладным. - Бабушка моя знахарка, лековать10 умеет... Тише, Андрее...
   Как отключился, даже не помню. Только голос её, негромкий, приятный... Вот ведь не понимал, что она говорит, и всё-таки хотелось слушать. Удивительная девушка эта Лада...
   С этой же мыслью я и очнулся. Обстановка в избе не изменилась, даже задремавшая бабка находилась на том же месте - на колченогой табуретке за столом - а Лада работала за прялкой, что-то тихо напевая себе под нос. Я не сразу позвал её, засмотревшись на ловкие пальцы, перебиравшие пряжу. Несколько волосков выбилось из косы, прилипло ко лбу, и девушка время от времени нетерпеливо сдувала их с лица, тревожа украшавший причёску крупный цветок. Картинка оказалась такой сюрреалистичной, такой вопиюще сказочной, что я едва сам себе оплеух не надавал: как же, размечтался!
   - Эй, красавица, - хрипло позвал я, - дай воды напиться...
   В горле действительно пересохло; я с трудом шевелил сухим языком. Как только я попытался подняться, голова отозвалась тупой болью, и Лада встревожено бросилась ко мне.
   - Воды? Ах ти ж мне... по-нашенски мовишь? А нами глаголемое разумеешь?
   Наверное, лицо моё как-то изменилось, потому что девушка всплеснула руками и мигом притащила со стола глиняный кувшин, подставив его к самым моим губам. Я пил жадно, захлёбываясь, и тело с каждым глотком вспоминало, что всё ещё живо: проснулся голод, заурчал живот, быстрее побежала кровь, в голове застучало чаще и болезненнее.
   - Ты прости мя, Андрею, - заговорила Лада, как только я, едва сдерживая мучительный стон, откинулся обратно на лавку, - мы старосту кликнули. Хоча нас в деревне за ведьм сквернят11, а законы мы истово блюдем. Бабушка уперлася, мол, а вдруг ты головшину12 содеял инуде13 да убёг... Ибо на половца не схож, новгородское воинство Игорево на север давно ушло, не ихних ты будешь! Да и ризы у тя чудные, Андрее, друже мой! Не наш ты! Смущашася14 бабушка моя, велеша мне в деревню сбегать... Прости мя, ибо по очах твоих вижу, неповинный ты...
   Я честно вслушивался и даже через слово понимал. Сумасшедшая мысль всё прочнее укреплялась у меня в мозгу, но оно и неудивительно - головой-то ударился.
   - Молви, красавица, - осторожно начал я, от леденящей догадки перенимая её говор, - какой сейчас год? Против... супротив... м-м-м... с кем воюете?
   Лада даже лобик наморщила, до того старалась меня понять. За её спиной всхрапнула сидевшая за столом бабка, и девушка вздрогнула, мельком оборачиваясь.
   - Ну дак... известное дело, с половцами. Да откеля ж ты такой взялся-то? Князь новгородский, Игорь, опосля сотрения15 своего, воротился да всё ж таки побил их, до самого Осколу16 добрался, но брани до валки17 проуготовашася18, и княже повернул воинство на Русь... С месяц как отседа ушли...
   - А... год-то какой нынче, красавица? - сипло выдавил я. Голова кружилась.
   - Тысяща сто девятьдесятеро перший, - услужливо и озадаченно подсказала девушка.
   Я вникал несколько минут, пока обеспокоенная моим ступором Лада вытирала мне выступивший пот. Логика подсказывала, что контузило меня чуть сильнее, чем я предполагал, и мне просто снятся цветные сны. Ну а то, что времена для диковинных галлюцинаций попались такие особенные, ну так надо сделать скидку на моё безумное лето - все мысли только о войне. А разница в летоисчислении - подумаешь! Что во времена Игоря Святославовича, что при лидере донбасского ополчения Игоре Стрелкове - воюем с проклятой нечистью, с бесовскою ордой...
   Вот только совсем не хочется думать о том, что история повторится - нет нужды напоминать о печальном исходе битвы, описанной в "Слове о полку Игореве". И потерпел князь поражение, помнится, из-за предательства союзников, которые так и не пришли на помощь... Блин! А ведь место действия уже совпало - именно в наших краях воевал легендарный князь...
   - Андрей, - осторожно позвала меня девушка. - Ты пока в маре19 лежаша, бредиша зело... Я слушала. Прости.
   - А-а... - догадался я. - Да ладно тебе, ничего страшного. Что ж тебе, уши затыкать, что ли? И чего я там наговорил?
   - Я не всё поразумеша, - призналась Лада, - токма что вплочашася20 и боришися ты с кем-то, да не шибко ладно дела твои идут... Наших ведь ты кровей, Андрее? Русич?
   - Ру-русич, - кивнул я судорожно: вдруг осознал, что рука её, лёгкая, почти невесомая, по-прежнему вытирает мне лицо; да только странно как-то, будто гладит...
   - Видать, сдалеча откелясь пришёл к нам, - вздохнула девушка. - Да память отшибло... А сердце в тебе зрю чистое, душу светлую... не загуби, Андрее, ох не загуби!.. Я хоч и не ведьма, а кой-чего зрети можу... Лице твое нынче во сне предзрела21, да в воде гадальной... Ризик22 ты мой, любимиче23 Андрее... Возлюбленный...
   Я сел и тотчас охнул, обхватывая руками голову. Пальцы нащупали грубую повязку, и от души немного отлегло: всё-таки пытались лечить, а не искали способов обезвредить.
   - Разумеешь ли? - тихо спросила Лада.
   Её ладонь соскользнула у меня с лица, а глаза оставались серьёзными, внимательными. Даже когда я осторожно перехватил её кисть и легонько сжал в знак благодарности.
   - Понимаю, - почти честно ответил я.
   - Да токмо обещалась я, - грустно продолжала девушка, выдернув свои пальчики из моей руки, - Даниле, сыну старостиному... заручница24 я его, Андрее! Не можу супротив свово слова пойти... Он нас с бабушкою от деревенских молодчиков спасал, помогал зело... Кабы не он, могли и вовсе погубить, ведьм-то... А тебя им всё ж таки не предам!
   Лада решительно выпрямилась, сжав кулачки. Серые глаза сверкнули гневно и отчаянно, так что я даже поразился: до того удивительной, величественной показалась она мне в этот момент.
   - Воспрянь25, Андрее! - грозно приказала девушка. - Копие свое бери, здеся у стенки оно... и за мною следуй! Живо, живо! Рядом ужо оне...
   Я переспрашивать не стал, хотя и не всё понял. Автомат стоял в углу, я перекинул его через плечо и с трудом выпрямился на ватных ногах. В голове по-прежнему гудело, но Лада оказалась беспощадной: крепко ухватила меня за локоть, потащила за собой мимо посапывающей бабки, вывела наружу и тотчас потянула за угол избы, к покосившемуся деревянному колодцу.
   - Погубят тебе, - серьёзно заговорила она, глядя мне в глаза, - коли отыщут. Здеся покойно: нишкни, и не найдут. Полезай, Андрее. Полезай, друже мой, не робей! Вдавай26 мне живот27 свой!
   Я с сомнением покосился на колодец, но уточнять не стал: больно недвусмысленно указывала Лада на деревянный сруб, и слишком отчётливыми стали громкие голоса и шум, подбирающиеся к избушке. Ухватившись за свисавшую с "журавля" верёвку, залез внутрь и съехал вниз, плюхнувшись в ледяную воду. Охнул от неожиданности и пробирающей влаги, мигом пропитавшей одежду морозным холодом, и отпрянул от центра колодца, прижавшись к одной из стен: так меня не смогли бы увидеть сверху. Воды тут было немного, едва ли по грудь, но мне, разомлевшему после сна, упарившемуся в плотной форме летним днём, погружение показалось жутковатым: как заморозка заживо, секрет вечной молодости.
   - Лада! - глухо донеслось сверху. - Куды ворожина делся?!
   Я затих, прислушиваясь к голосам с поверхности. Все оказались мужскими, зычными - на их фоне тихий говор Лады терялся, так что я с трудом разбирал её ответы. Кажется, девушка наплела что-то о сбежавшем воине, который "устрашил" бедняжку насмерть, да едва не зарезал спящую бабку - которая, кстати, внезапно проснулась и принялась с жаром подтверждать слова внучки. Мол, сами виноваты, что долго с охоты ждать пришлось, мы вас, защитников, к непрошеному гостю звали раньше. Мужики бросились в погоню - туда, куда указала бесстрашная партизанка - но кто-то остался, принялся ходить вокруг избы, стучать по доскам, шурудеть под каждым кустом. В колодец тоже заглянули - я ещё сильнее вжался в деревянный сруб - но в темноте никого не увидели и принялись недовольно выговаривать что-то засмущавшейся Ладе. Девушка предложила чересчур ретивому богатырю "по воду слазить" да убедиться самому, что там никого нет, "да только застудишься, а женитьба скоро...". Так я и понял, что оставшийся мужик и есть тот самый Данила, которому она "обещалась", и что ретивость его явно происходит от ревности. Ну, я его винить не собирался: женский вопрос - штука тонкая.
   Ладин жених засиделся допоздна: я видел, как темнеет клочок неба, видный со дна колодца. Мужики вернулись ни с чем - "ушёл ворожина клятый" - и Данила наконец засобирался обратно в деревню. Я от холода не чувствовал уже ни рук, ни ног; суставы занемели, мышцы свело судорогой, тяжеленный автомат оттягивал плечо. Утешал себя тем, что голова кружиться и болеть перестала вовсе - или же я просто не замечал подобных мелочей из-за поглотившего меня вселенского холода.
   - Жив ли, сокол мой? - раздался тихий голос, и я увидел встревоженное девичье лицо на фоне звёздного неба. - Вылазь...льзе28 ужо...
   Я закинул автомат на спину и вцепился дрожащими, скрюченными пальцами в колодезную верёвку, молясь о том, чтобы она выдержала мой вес. Мышцы от долгого купания задеревенели, пальцы сгибались с трудом, скользили по влажному тросу. Как только выкарабкался из воды, некстати стрельнуло в голове - до того сильно, что я едва не плюхнулся обратно; а к тому времени, как я в несколько рывков вылез на поверхность, раненый и растревоженный резкими движениями череп буквально разрывало от боли.
   Лада ухватила меня за плечи, упёрлась ногами в сруб, откидываясь назад и всем своим весом помогая мне выбраться из колодца. Я почти вывалился на тёплую землю, рухнул на колени, глотая ртом обжигающий летний воздух. Ночной прохлады после ледяной воды не почувствовал - наоборот, отогревался после освежающих процедур.
   - Милый мой, возлюбленный, - хлопотала тем временем Лада, пытаясь наспех вытереть меня вышитым полотенцем. - Бежати тебе надо... да блюстися29: Даниловы молодцы спозаранку все леса изрыщут... А по ночам Ждановские упыри путников грабют... Вот, Андрее, отведай, бабушка припасла... држишь весь...
   Она протянула мне флягу, поднесла к самым губам. Я хлебнул, не раздумывая: у меня и впрямь зуб на зуб не попадал. Это оказалось слабое вино, и трясти меня стало ещё сильнее: тело проснулось, затребовало тепла и еды.
   - Вот, - словно прочла мои мысли Лада, - бабушка собрала... возьми, ты ощо поутру алчущий30 был...
   Я принял мешочек со снедью - пахло пирожками и чесноком - сжал горячие ладошки, прислоняясь к ним щекой. Не выдержал и повернул голову, целуя тонкие пальцы.
   - Тихо, тихо, - шепнула Лада, когда я, содрогаясь от холода, согнулся ещё сильнее, едва не касаясь лбом земли. - Тихо, возлюбленный... друже мой...
   Она высвободила ладошки из моих рук, обхватила голову, прижимая к себе. Меня по-прежнему колотила крупная дрожь, да и слабость от ранения и последующих игр в прятки на дне колодца давали о себе знать. Я, не помня себя, прижался щекой к её животу, обнял за колени, ощущая приятный жар девичьего тела. Зарылся лицом в складки мешковатого сарафана, чувствуя, как тёплые ладошки скользят по моим волосам, гладят, будто приблудившегося котёнка.
   - К-как ж-же я т-тебя ос-ставлю, - стуча зубами, заговорил я, по-прежнему не желая отпускать её от себя, - вдр-руг... тебя уб-бьют... за пос-собничество... ополченцу...
   - Не робей, соколе, - странным образом поняла меня Лада, - я ж заручница Данилова... Он мене никому и перстом сягнути не даст. Бежи, милый, не робей обо мне... я же про тебе всю жизнь памятствовати буду, яко сердце судьбу свою ведает... Бежи, свет мой Андрее...
   Она говорила что-то ещё, ласковое и бессвязное, и таким нежным, бесконечно любящим был её голос, неподдельно искренним, что я внезапно показался сам себе очень грязным, даже осквернённым - всеми своими мыслями, всей своей жизнью недостойный её такой неиспорченной, такой чистой любви. Даже если всё это горячечный бред - я больше не смел касаться её, прижиматься к ней, искать её поддержки и незаслуженной мною преданности.
   - Воспрянь, Андрее, - попросила она. Обхватила ладонями моё лицо, заставляя смотреть в себе в глаза. - Воспрянь, отсюда далече идтить...
   Я послушался тотчас, готовый бежать по первому приказу. Что бы Лада ни говорила, а за подобную помощь односельчане её по головке не погладят. Хорошо, если жених заступится - а ну как и его не послушают?
   Лада лишними вопросами голову себе не забивала: ухватила меня за руку и потащила за собой.
   - Пойдешь на север, - строго инструктировала меня она, - как рицку31 благопреплывешь32, ступай на восток... оттуда на дорогу, и домовь33...
   - Ты только... береги себя, Ладушка, - серьёзно попросил я. - Ты же молодая ещё...
   - Тожа мене, старец выискался, - невесело усмехнулась девушка, и это была первая и последняя улыбка, которую я от неё дождался.
   Больше не говорили: Лада вела меня узкими лесными тропками, и колючие ветки царапали камуфляж, кожу, хлестали по спине и рукам. Как девушка выбирала дорогу в кромешной тьме, я не понимал: сам я ночью ориентировался лишь по чётким указаниям командира. Да и то, ночи-то в городе, пусть и мятежном, были всё же посветлее, чем в лесу: здесь света не давали ни дорожные фонари дальней трассы, ни звёзды, ни даже полная луна.
   - Нишкни, - вдруг остановила меня Лада. - Чуешь?
   - Слышу, - шёпотом ответил я: невдалеке зашуршали листья, затрещали ветки под чьими-то быстрыми шагами.
   - На север, памятуешь ли? - схватив меня за плечи, жарко шепнула Лада. - Через рицку...
   - Помню, помню...
   - Так и ступай, - благословила девушка, по-прежнему вцепившись в мои рукава обеими руками. - Токма им не попадись... то Ждановские молодчики, душегубы, всех режут без разбору...
   - Не бойся, - тихо сказал я. - У меня же автомат. Что мне их мечи да копья?
   Лада не ответила: то ли не поняла, то ли вовсе не слушала. Прижалась ко мне всем телом, так близко, что я даже лицо её в кромешной тьме увидел, и глаза, сияющие, как звёзды, - а затем коснулась своими губами моих, просто и бесхитростно, совсем по-детски. Я даже растерялся: до того невинной выглядела она в этот момент; ещё моложе и непорочнее, чем я представлял. И тем отчётливее оказался контраст между ней и мной... Так, что самому от себя гадко сделалось.
   - Бежи, возлюбленный, - задыхаясь, попросила Лада. - Бежи, кровь моя, ризик мой...
   Она отпрянула в тот же миг, растворяясь во мгле, а я побежал - потому что к крадущимся шагам и недвусмысленным звукам добавились короткие междометия и мужские возгласы. Я бросился через лес напролом, даже не пытаясь ступать бесшумно: нарочито громко бухал мокрыми берцами, бряцал автоматом, ломал ветки, ругался сквозь зубы, отвлекая преследователей от того места, где оставил Ладу. Задуманное удалось: меня увидели раньше, чем я рассчитывал, и лес ожил возбуждёнными криками и свистом. Девичьих криков позади я не услышал, и облегчённо выдохнул: теперь погоня закрепилась за мной одним.
   Судя по звукам, нагонявших было не менее трёх-четырёх - так себе банда, учитывая моё явное преимущество в вооружении. Пользоваться калашом, однако, не хотелось: а вдруг не сплю? Ну ведь... бывают же случаи... да кто я такой, чтобы меченосцев свинцом косить?! Это как войти в старую добрую русскую сказку с ядерной боеголовкой! Ну или... пронести в мир детских мультфильмов химическое оружие...
   - До рицки загоняй! - хрипло крикнули в спину. - Наборзе34!
   Я обернулся на бегу, никого в темноте не разглядел, и ломанулся сквозь густой кустарник: мне почудился плеск воды. Надо признать, я не ошибся - со следующим шагом ощутил под ногами неприятную пустоту, и кубарем полетел вниз с кручи, не успев зацепиться ни за тонкие, бесполезные ветки колючего кустарника, ни за землистый край обрыва. Со страшным шумом плюхнулся в воду, перебудив всех мирно дремавших лягушек, и больно ударился коленом о корягу, попытавшись встать. При падении я подвернул лодыжку, но задерживаться на берегу всё равно не стал: те, кто гнался за мной, увидят меня лучше и раньше, чем я их. И даже если у меня в руках автомат, а у них - луки и копья, то ведь они всё равно попадут точнее - посреди реки я был как на ладони.
   Как там Лада говорила? Как переплыву, на восток, а оттуда домой? Ну, про дом загадывать не стану, но в безопасное местечко хотелось ох как сильно...
   Свистнула стрела, с тихим чавканьем уходя под воду. Я был уже по грудь в воде, поэтому оборачиваться не стал - довольствовался голосами за спиной.
   - Бий! Бий яго! Наборзе!
   - Цельсь! Вона ужо он, пострел! Шибкий больно! Бий, ну!!!
   Я плыл как мог быстро, но слабость после ранения, усталость, мокрая одежда, берцы, тяжёлый автомат - всё это мешало продвижению, казалось лишним и неважным. Особенно почему-то жалко было промокшие Ладины пирожки - так ведь и не довелось попробовать...
   Когда свист прекратился, а в реку с гулькающими звуками попадали булыжники, я даже возмутился: вконец обалдели разбойнички! Один такой камень задел плечо, и правая рука безвольно обвисла. Я невольно задержался, пытаясь освободить левый локоть от ремня и расстаться со смертоносным автоматом, и следующий камень прилетел уже мне в голову. Мир взорвался ослепляющей болью, и на несколько мгновений я потерял сознание. Пришёл в себя, лишь полностью погрузившись в воду; с трудом разлепил глаза, лихорадочно выискивая взглядом поверхность, рванулся вначале вниз, затем вверх, разглядев сияющие в дрожащей влаге звёзды - и глухо вскрикнул от острой боли в голове, выпуская из лёгких последний воздух.
   Меня хватило ещё на несколько судорожных, бесполезных рывков - автомат-таки соскользнул с плеча, и ремень зацепился за ноги, камнем потянув на дно - а затем давление в груди стало невыносимым. Я понял, что сейчас захлебнусь, и мною впервые в жизни овладела паника. Мне захотелось жить, дышать. Я распахнул глаза, увидев, как медленно гаснет свет с далёкой поверхности, задёргался, растрачивая последние молекулы драгоценного воздуха, не выдержал и вдохнул речную воду... а затем стало очень легко, и я закрыл глаза.
   Странная это штука - смерть. Я даже подумать ничего не успел, - да и не стал бы, если бы даже мог: слишком занят был собственными ощущениями. Ты всё ещё тут, ты не исчезаешь после того, как останавливается сердце, стынет кровь, умирает мозг и разлагается плоть. Дело даже не в законе сохранения энергии - мол, не появляется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Дело в той бесконечной любви, которая окутывает в момент расставания с телом и помогает одолеть первый ужас и обступающих тебя духов злобы...
   Где-то я читал, что смерть приходит тогда, когда мы исчерпали себя в покаянии. Не возьмусь спорить, но мне всегда казалось, что я ещё слишком молод, чтобы тратить драгоценные часы на самокопание и молитвы. А зря! Ведь недаром говорят, что на пороге смерти атеистов нет...
   - Господи... - сказал... вслух?..
   Вспомнились последние дни жизни: разведка, напряжённые и кровопролитные бои, артобстрелы, жертвы среди гражданских, убитая девочка, которую наш командир на руках выносил из завалов... В страшные минуты смерти, когда рыдали женщины и яростно, с надрывом, матерились мужики; наблюдая погибающих от геноцида людей, несогласных с фашиствующей властью, я каждый раз задавался вопросом: почему? За что? До каких пор будет литься невинная кровь?
   Ответ мне дал мальчишка лет семи, когда мы всем зданием отсиживались в единственном надёжном подвале района. Прислушиваясь к взрывам падающих снарядов и ни к кому не обращаясь, он вдруг сказал:
   - На земле столько бед и страданий, чтобы людям не жалко было умирать. Правда?
   Я не знал, что ответить, но нашёл в себе силы улыбнуться:
   - Конечно, правда!
   И всё-таки умирать оказалось безумно жалко. Я вдруг понял, что ещё доля мгновения - и всё, путь назад закроется, я больше не вернусь. Стало страшно. Прав был Гёте, когда сказал, что только трусы боятся смерти - геройской смерти. А обыкновенной смерти - таков уж закон природы - боится каждый, даже герой...
   - Живой?!
   - Хер разберёшь, наглотался...
   - Так это ж... ты посмотри, кого выловили! Абориген! Живой!
   Толчок в грудь, воздух через нос, звонкая оплеуха.
   - Врёшь, бродяга, не уйдёшь! А мы-то тебя уже похоронили!..
   ...И внезапно мир взорвался. Вместо блаженного небытия - режущий свет, пронизывающие звуки, гадкое ощущение в горле, носе, груди; боль в разбитой голове, собственный стон и надсадный кашель, выворачивающий нутро наружу.
   - Давай-давай! Сплёвывай! Ишь, налакался!
   Я открыл наконец глаза, тяжело дыша и с трудом привыкая к новой жизни. Я стоял на четвереньках, отхаркивая речную воду, а за плечи меня придерживали два моих хороших боевых товарища.
   - Мы уже доложили командиру, мол, убили Аборигена, - докладывал Ник, вздёргивая меня на ноги. - А ты живучий оказался...
   - Это я посоветовал тебя в Казенном Торце поискать, - похвалился Вася, подставляя плечо с другой стороны. - Ну, что я говорил?! Таки выловили!
   Всегда считал, что Казенный Торец - дурацкое название для реки, о чём не гнушался порой рассуждать вслух. Видимо, мстительный водоём мне в конце концов отплатил, коварно приняв в смертельные объятия...
   Впрочем, позывной мой тоже дурацкий. Не я придумал. Просто вырос здесь, каждую тропку знаю - чем и оказался полезен ополчению - вот и заклеймили меня, причём навсегда.
   - Не боись, - утешал меня Ник, но уже гораздо тише, то и дело оглядываясь на обманчиво тихий пролесок. - Голову зашьём, плечо вправим, будешь как новенький... Страшен враг, но мы страшнее! Давай, взбодрись, тут недалеко...
   Дальше помню плохо. В следующий раз очнулся в госпитале, от того, что ярко светило солнце, а меня осторожно перекладывали с носилок на койку.
   - Ого, - удивилась немолодая женщина, увидев мой направленный на неё взгляд. - Очнулся уже? Шустрый какой! Только из операционной принесли...
   Я устало моргнул: ощущения были те ещё.
   - Зашили тебе голову, - громко, внятно и чётко, профессиональным тоном опытной медсестры изложила факты она. - Плечо и лодыжку вправили, подлатали по мелочи. Жить будешь! Молодой, здоровый, сильный - ещё потанцуешь на своей свадьбе! Невеста-то есть?
   Я попытался разлепить сухие губы, но она ответа и не ждала - коротким жестом отпустила санитаров, поправила капельницу, подтыкнула одеяло. Посмотрела на меня и вдруг улыбнулась.
   - Ничего, ничего, - утешила, как маленького, - уже завтра полегчает. Отдыхай.
   После всех безумных событий - в которых я бы не рискнул признаться даже лучшему другу, воевавшему под Семёновкой - её приятное лицо, добрая улыбка и почти материнская забота оказались целительным бальзамом, растопившим уже загрубевшее сердце. Снова захотелось жить и бороться - чтобы вот такие, как она, больше не страдали...
   - А что дочка ваша, не зайдёт сегодня? - поинтересовались с соседней койки.
   - Зайдёт, да не к вам, - фыркнула медсестра, отступая к двери. - Она сегодня в другом крыле помогает. Закатите губу, Парфенов!
   - Для вас - просто Миша, - галантно отозвался тот же голос, но дверь палаты уже хлопнула.
   Я с трудом повернул голову - отозвалась адской болью - и встретил взгляд своего соседа, мужчины лет под шестьдесят, с перебинтованными ногами. Его лицо показалось смутно знакомым - тоже из наших, в другом отряде видел. Тот ухмыльнулся, демонстрируя ровный ряд ещё крепких зубов.
   - Что, как только о бабах - сразу интересно? Даже пошевелиться силы нашёл!
   - Да ну вас, - едва слышно, с трудом вытолкнул из пересохшего горла. - Сами-то...
   - Тихо, пацан! - мгновенно напрягся боевой старик. - Я за Машенькой уже месяц ухаживаю, у нас всё серьёзно! А доченька у неё красавица, вся в мать! Будешь хорошо себя вести, познакомлю.
   Я устало закрыл глаза: так быстро отошёл я от наркоза явно не потому, что организм у меня сильный. Просто в условиях гуманитарной катастрофы наши хирурги экономили на лекарствах, как могли...
   - Понимаю, - хмыкнул сосед, - хочешь сказать, мол, я б вас послал, да вижу - вы оттуда? Отдыхай, отдыхай. Права Машенька: уже завтра полегчает...
   На этой риторической ноте я и уснул. Пришёл в себя от дикой канонады на улице и встревоженного переполоха в палате. За окном было темно: "завтра" ещё не наступило.
   - Снова "Градами" накрыли, - вслух матерился сосед, с гримасами перекидывая больные ноги через одеяло. - Второй артобстрел за сутки...
   Остальные пациенты, кто как мог, покидали свои койки, сползали с непокрытых матрасов, стремясь поскорее покинуть опасную палату. В подвале госпиталя мне бывать не доводилось; ну вот и представился случай.
   - Ох, твою ж... - снова простонал сосед, попытавшись встать на ноги. - Эй, ты... а-а, да у тебя ж голова разбита, какая с тебя помощь...
   Я моментально просёк ситуацию: санитаров, как и остального медперсонала, не хватало - пока до нашей палаты хоть кто-то доберётся, нас накроет осколками. С трудом усевшись на кровати, я подождал пару секунд, пока исчезнут пляшущие перед глазами "мушки", затем несмело приподнялся, вцепившись в поручень кровати.
   - Богатырь! - похвалил Миша, наблюдая за моим геройством. - Как мир вокруг, не двоится?
   Мир не двоился, но к горлу подкатила неприятная тошнота, в ушах зазвенело, заглушая даже взрывы за окном, и я не сразу нашёл в себе силы ответить разговорчивому соседу. На тумбочке возле койки стоял стакан воды; я схватил его и выпил залпом, невзирая на нараставшее в палате беспокойное движение к двери - большинство пациентов уже кое-как покинули палату и теперь пытались преодолеть коридор - и воющий снаружи сигнал тревоги.
   - Давайте помогу, - прохрипел я, оборачиваясь к Михаилу.
   Тот согласился с готовностью; я присел, перекидывая его руку через плечо, дёрнул его подмышки. Припадая то на одну, то на другую больную ногу - слава Богу, не сломанные, а обгоревшие, иначе я бы его даже до выхода не дотащил - Миша проковылял до коридора, обрушив весь свой вес на меня. До лестницы мы доползли кое-как, и я уже мучительно размышлял о самых безболезненных для нас обоих способах преодолеть ступеньки, когда с другого конца коридора подлетели двое дюжих санитаров - наверняка из добровольцев, а может, и выбывших из строя ополченцев - и подхватили моего соседа с двух сторон, предоставив меня самому себе. И то сказать, я и самостоятельно ковылял так себе: голова кружилась, как в центрифуге.
   В подвал спустились как раз вовремя: взрыв раздался совсем близко, где-то посыпались стёкла. Скорее всего, бомбили прицельно, как и все предыдущие разы, целя по админзданиям. Конечно, госпиталь - одна из ключевых точек, объектов стратегической важности. И кому какое дело, что помимо раненых ополченцев тут простых гражданских - больше половины, в их числе женщины и дети.
   - Вот ведь лето выдалось, а? - крякнул Михаил, когда мы разместились у одной из стен. Остальные люди устраивались кто где мог; медперсонал помогал тяжелораненым, добровольцы и санитары всё ещё бегали наверх, прочёсывали этажи в поисках оставшихся. - Ты небось тоже отпуск по-другому планировал, а, ха-ха?!
   - Да нет у меня отпуска, - признался я, приложив ладонь к повязке на голове: растревоженная неизбежными движениями рана дала о себе знать. - Я же только что институт закончил... нам защиту диплома сделали пораньше... Хотел попутешествовать... А! Пустое... Лето - да, чёрное...
   - Ничего, студент, крепись! - растирая свои ноги и морщась, бросил сквозь сцепленные зубы Михаил. - Авось осенью ещё на твоей свадьбе погуляем...
   - Это что за упаднические настроения, Михаил Семёныч? - вдруг раздался грозный голос, и я увидел давешнюю медсестру, упершую руки в бока. - Что за паника? Или здесь только я ещё верю, что утро придёт?
   - Ну что вы, Мария Павловна, - тотчас расплылся в улыбке сосед. - Мне тоже хочется верить в чудо! Видите, нас здесь уже двое! Ой, Ладушка! И ты тут! Снова маме помогать пришла? Да тут и задержалась...
   Михаил говорил что-то ещё, расспрашивал и рассказывал, шутил и улыбался, а я обмер, во все глаза уставившись на подошедшую к нам девушку.
   У неё была другая причёска - блестящие смоляные пряди до плеч; и другая одежда - прозаичные джинсы и футболка под синим халатом санитарки; но серые глаза, это прекрасное расплавленное серебро на свежем и одухотворённом молодом лице, я узнал сразу.
   - Лада! - поражённо выдохнул я.
   - Ну да, Лада, - ничуть не смутилась Мария Павловна, - моя дочь.
   - Вы только не смейтесь, - улыбнулась девушка, в свою очередь разглядывая меня, - а то с кем ни знакомлюсь, сразу зубоскалят - "Лада Калина" или вообще "Жигули"... Угодили с именем родители!
   - Отличное имя! - тотчас нахмурилась строгая мать. - У нас в семье по женской линии всех Ладами звали! Вот и тётку твою, мою старшую сестру, Ладой величали! И никто до тебя не жаловался!
   Я слушал вполуха, улыбаясь, как идиот. Лада тоже улыбалась, и взгляд её, направленный на меня - небритого, с перебинтованной головой, в одной майке и штанах - был таким же ласковым и нежным, как и у той, из моего странного сна, пугающей яви, короткого экскурса в безумный мир.
   - Мария Павловна, - выпалил я первую глупость, пришедшую в голову, - вам зять не нужен?
   Лада вспыхнула, опустила глаза, но почти тотчас их подняла, а на губах её вновь заиграла всё та же мягкая, немного смущённая и удивительно заразительная улыбка.
   - Нужен, отчего нет? - не растерялась медсестра, окидывая меня оценивающим взглядом. - Я про тебя, молодой человек, уже слыхала, дружки твои нахваливали... Знатный жених, знатный...
   - Ну, что я говорил?! - обрадовался Михаил. - Про свадьбу-то? А?! Прав я оказался? Эй, как там тебя?! Слышь, не?..
   Я не слышал. Я смотрел в родное лицо и улыбался, ловя ответный прищур ласковых серых глаз.
   Где-то недалеко выла сирена, взрывались снаряды, гибли люди. Где-то схлестнулись два мира, две силы, играя на лезвии ножа третьей мировой...
   ...И всё равно лето вдруг показалось чуть светлее, чем всего минуту назад.
  
  
   Словарь славяно-русский:
  
      -- Иматисма, риза, ракно - одежда
      -- Аще - если
      -- Брани - враги
      -- Безъименник - не имеющий ничего, убогий
      -- Безталанный - несчастный, неудачник, горемыка
      -- Голвец - дом, изба, укрытие
      -- Люте - плохо
      -- Безжиловал - обессилел
      -- Измдел - ослабнул
      -- Лековати - лечить
      -- Сквернити - почитать что-л., кого-л. скверным, нечистым
      -- Головшина - убийство
      -- Инуде - в другом месте, где-нибудь
      -- Смущатися - беспокоиться, дрожать
      -- Сотрение - сокрушение, кровопролитие, поражение войска
      -- Оскол - река в России и на Украине, левый, самый большой приток Северского Донца
      -- Валка - война
      -- Проуготоватися - подготавливаться
      -- Мара - обморок
      -- Вплочатися - ополчаться
      -- Предзрети - предвидеть
      -- Ризик - судьба, счастье
      -- Любимич - любимец, друг
      -- Заручница - невеста
      -- Воспрянути - вскакивать, быстро вставать
      -- Вдавати - вверять, доверять
      -- Живот - жизнь
      -- Льзе - можно
      -- Блюстись - остерегаться
      -- Алчущий - голодный, томимый голодом, страдающий от голода
      -- Рицка - речка
      -- Благопреплывати - благополучно переплывать
      -- Домовь - домой
      -- Наборзе - быстро, скоро
  
  
  
   От автора.
   Напоследок парочка стихов, написанных, если мне не изменяет память, ещё в школьные годы. Пусть вас развлекут эти нехитрые строки. На звание поэта не претендую ))
  
  
  

Огонь!

  

Приказ был отдан: наступать!

В крови не разбирая цели,

Мы шли вперёд, чтоб убивать

Врагов, что скрыться не успели.

А сколько было поражений,

Препятствий, боли и путей,

Каждый из нас был на пределе,

И каждый видел сто смертей.

"Огонь!" - велел нам, умирая,

Наш командир, ступивший за черту.

Должно быть, он уж на пороге рая...

Если таким, как мы, туда билет дают.

"Огонь!" - я слышу чей-то голос,

И своего я в нём не узнаю.

С лишней звездой на собственных погонах

Теперь приказ о смерти отдаю.

Огонь! Так тяжело прорваться,

Вдохнуть горящий смертью кислород,

Горячего от выстрелов касаться

Оружия, что бросить был готов.

Теперь нельзя! Я отвечаю

За тех, кто за спиной моей,

Долги Отчизне и родному краю

Здесь и сейчас я кровью отдаю.

Военачальникам совсем нет дела,

Что половина из ребят -

Наёмники, и нет в них веры,

И погибать за это солнце не хотят...

Приказ был отдан! Тяжело

Мне, командиру, обещать победу

Своим солдатам... ничего!

Из них меня никто ещё не предал.

Грядём! Мы столько жизни

Убили на проклятую войну,

Обидно отступать, когда Отчизна,

Её судьба остались на кону.

"Огонь, огонь!"... Ещё, родные!

Приказ даю: "Пленных не брать!"

Вы клятву дали, вы забыли?

Врагов - казнить и добивать.

Огонь... идем сквозь плотный воздух,

По царству смерти, криков, зла...

Нет, не бывает слишком поздно!

Вперед, солдаты! Нам пора!..

...Огонь. Тоскливый запах гари

И выстрел одинокий позади.

Мы выстояли! Нас осталась

Треть. Остальные полегли.

Огонь... огонь... я ещё слышу

Его протяжный гул и жаркий бред.

Сердце ни болью, ни раскаяньем не дышит...

Это последняя из череды побед.

Молитва

Я понял всё - и не ропчу

Усвоил все Твои заветы

Я был неправ, я признаю!

Но Ты молчишь... и нет ответа.

Ты дал мне жизнь и дал мне тело

Убогих, немощных кровей

Но сделай так, чтоб не горела

Божья искра в душе моей.

Я слишком часто обвиняю

Тебя, за горький Твой урок

Мне тело слабое мешает,

Мечтам свершиться не даёт.

Это насмешка? Дать мне жить

В этом изнеженном и слабом теле?

Я столько дел бы мог свершить,

Мне столько бы всего хотелось -

Я б смог легко объединить

Детей Твоих с единым стягом

Я тайны б им Твои открыл,

Я помогал, я был бы рядом...

Ты вновь молчишь. Я вспоминаю

Слова Христа ученикам

Спросившим, отчего страдает

Безногий нищий у моста.

"Коль только был бы он здоров", -

Твой Сын ответил им устало,

"То лил бы по миру он кровь,

И сердце жалости не знало".

Но я другой! Не знаю, право...

И Ты не хочешь мне сказать.

Куда меня Твой знак направит

И что я должен там искать?

Мне не дано другим родиться -

Так дай мне верность доказать,

Дай выплеснуть, дай проявиться

Один лишь шанс себя узнать.

Ответом мне Твоё молчание...

А сердце бесится в груди -

Сгораю, мучаюсь и каюсь...

Создатель, Отче, пощади!

Ведь я готов тепло пожара,

Того, что у меня в груди,

Всю силу мышц и весь мой разум

Тебе, Всевышний, поднести.

Готов служить я в упоении

Тебе, готов рабом я стать -

Ты только подари мгновение,

Чтоб преданность мог доказать.

Быть может, за моё старание

Окажешь высшую мне честь -

Даруешь Истинное Знание

Чтобы познать - и умереть.

А там, быть может, Ты позволишь

Коснуться... говорить с Тобой!

Такое счастье - слишком много?

Тогда яви мне облик Свой.

Что Ты молчишь? Мне больно, слышишь!

Не в силах больше я терпеть.

Лиши меня скорее жизни,

А нет - я сам покину твердь!

Но не молчи! Я каждый вечер

В жаркой молитве истязаю губы.

Я не намерен ждать всю вечность!

Я не хочу и я не буду!

Мне кажется, что в звёздном небе

Мелькнули молнии огни?

Мне страшно видеть Тебя в гневе...

Мне страшно... я прошу... прости.

...Твоё спокойное дыхание

Заставило похолодеть.

Теперь я понял - в наказание

Мне не дано больше гореть.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"