Погожева Ольга Олеговна : другие произведения.

Часть 2. Роланд. Заблудший

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    2-я часть из 3-х. 3 часть снята с СамИздата.


Часть 2. Роланд

Заблудший

  
   Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нём соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза. (1 Ин. 2:10-11).
  
   Бахлюль в ужасе смотрел на посетителя, в панике продумывая дальнейшие шаги. Двое сыновей хозяина, Такбир и Талид, лежали на полу разорённой харчевни с разбитыми головами: гость не церемонился, швырнув в одного увесистый кувшин, и приложив второго кулаком в висок.
   - Куда он ушёл?! - в бешенстве прорычал озверевший визитёр, приподнимая хозяина за отворот разорванной кандуры*. - Ну?!
   (*кандура - длинное мужское платье).
   - Н-на з-запад, п-почтенный г-господин, - бледнея, пробормотал Бахлюль. - К-клянусь Ал-лахом...
   - Да отсохнет твой поганый язык! - посетитель встряхнул хозяина обеими руками, едва не отрывая старика от пола. - Я проверил все дороги и не встретил ни одного дервиша на том пути! Ни одного паломника! Ни одного верблюда!!! Говори правду, грязный...
   Ругался нежданный гость мастерски и витиевато. Бахлюль, слыхавший и не такое от проезжих джигитов, под крышей своего дома, однако же, подобных выражений не допускал. За каждое из таких слов взбешённый незнакомец заслужил самую жуткую смерть, но заступиться за пожилого хозяина было уже некому: оба сына, постанывая, всё ещё лежали на полу.
   - Клянусь жизнью своих детей, - воспылав праведным гневом, вскинул седую голову Бахлюль, - ты, должно быть, разминулся с ним, уважаемый господин! Я не сторож твоему другу и не настолько глуп, чтобы покрывать его! Я сказал правду, Аллах тому свидетель!
   Взревев, молодой посетитель отшвырнул от себя старика и без сил рухнул на стоявшую у стены скамейку. На устроенный им погром в харчевне он взирал теперь почти равнодушно, на постанывавших хозяев - с вялым интересом.
   - Куда он же провалился... - пробормотал он уже на английском, бездумно разглядывая грязный пол. - Проклятый предатель...
   Бахлюль с трудом поднялся, опираясь о перевёрнутый стол, выпрямился, растирая ушибленную спину. Бочком, не глядя на позднего посетителя, проскользнул к сыновьям. Оба всё ещё не пришли в себя, и хозяин по-настоящему обеспокоился.
   - Ты убил их! - в ужасе воскликнул он, вскидывая на гостя расширившиеся глаза.
   - Вот ещё, - лениво и почти спокойно откликнулся тот. - Много чести для них - пасть от моей руки. К утру оклемаются.
   Старик запричитал, хлопоча вокруг павших сыновей. Защитить отца никто из них не успел: ворвавшийся в харчевню, как песчаный смерч, незнакомец с порога врезал одному из них, и бросился на второго. Силой странного гостя Аллах не обидел: тяжёлый длинный стол он опрокинул одной рукой, добираясь до перепуганного харчевника.
   Вытирая кровь с лица старшего сына, Бахлюль исподлобья разглядывал непрошеного гостя. Тот оказался довольно молод, очень высок, широкоплеч, смугл и темноволос, носил арабскую одежду и оружие - два шамшира** у пояса - однако опытный глаз Бахлюля сразу определил чужака. Высокий лоб, на который падали, выбиваясь из-под гутры***, блестящие смоляные пряди; живые, мрачные чёрные глаза - всё это не обмануло повидавшего разный народец харчевника. Да и кожа незнакомца имела скорее бронзовый оттенок, чем столь привычный в здешних местах коричневый - что говорило скорее о долгом пребывании незнакомца под местным солнцем, чем об унаследованных от предков чертах.
   (**шамшир - изогнутая арабская сабля с односторонней заточкой по выгнутой стороне. В западных странах известна как "скимитар").
   (***гутра - мужской платок, обычно светлый).
   - Куда тут можно податься? - обратился тем временем незнакомец к хозяину. Почти дружелюбно - будто не он разорил только что всю его харчевню. - Кругом одна пустыня! На юге ему делать нечего, на север идти слишком опасно. Ведь он тамплиер, ты знал это, почтенный хозяин? Ты приютил у себя храмовника!
   Бахлюль молча зыркнул на посетителя, и последнему это явно не понравилось.
   - Отвечай, уважаемый! - с отвращением выплюнул последнее слово гость, приподнимаясь на скамье. - Знал или нет?!
   - Не знал, - поспешно открестился харчевник. - Он в своей комнате тихо сидел, монеты платил исправно, мне ли волноваться о его делах? А если не нашёл ты его, добрый господин, так на то воля Аллаха. Может, он примкнул к паломникам, да проник в Иерусалим, там теперь и отсиживается. Больше, кроме как в белый город, здесь идти в самом деле некуда.
   Посетитель задумался, и Бахлюль торопливо обтёр кровь с лица второго сына, приложив к вспухшему виску влажную тряпку.
   - Ход в Иерусалим сейчас наглухо закрыт, - проронил наконец гость. - Салах-ад-дин готовит войско к решающему бою, стража трясёт каждого, кто покажется ей подозрительным. Но проклятый предатель вполне мог затеряться среди местных... Дьявол! Столько времени я потратил, выслеживая ублюдка, чтобы в конце концов упустить! Хорошо ещё, что... Эй, хозяин, - внезапно встрепенулся посетитель, решительно поднимаясь со скамьи. - К твоему постояльцу заходил ещё кто-то, помимо меня?
   Бахлюль затравленно глянул в лицо нависшего над ним незнакомца, и признался тотчас:
   - Заходил, почтенный господин! До тебя - дервиш в лохмотьях, немолодой уже, лица не рассмотрел - нечёсаный он был да с короткой бородою... С ним мой постоялец переговорил, да в путь заторопился. Затем ты вот приехал, да умчался тотчас друга своего догонять. А после тебя - бедуин местный с женою, тоже справлялся о человеке по имени Адам...
   ...Сэр Роланд Ллойд слушал с изумлением. Даже фыркнул недоверчиво, подозрительно щурясь на хозяина.
   - Какой ещё бедуин, почтенный? В своём ли ты уме? Может, путаешь что-то?
   - Клянусь своей старостью, нет, - замотал головой тот. - Приходил! И жена у него красивая, я заметил! Уж как ни прятала лицо, да пошлёт Аллах благочестивой много сыновей, а уж я рассмотрел! Настоящее сокровище! Глаза яркие, зелёные...
   Лицо нежданного гостя вытянулось, и Бахлюль испуганно умолк. Дальнейшей реакции от грозного визитёра, впрочем, он не дождался: тот стоял в полнейшем онемении, следя, как хозяин хлопочет над сыновьями.
   - Дервиш и бедуин... с женой... - медленно повторил Роланд уже на английском.
   Значит, кто-то из отряда выжил и всё же успел на встречу с предателем. Место встречи с Адамом наверняка знал лишь командир - лорд Ллойд. И, возможно... братишка Кай.
   - Вот чёрт, - почти весело усмехнулся он, глядя, как вздрагивает от его голоса старый харчевник. - Мне везёт, как никогда!
   Картина действий быстро менялась. Сеньор де Сабле велел найти Адама, забрать у него карту поисков Креста и убить предателя ордена. Теперь требовалось расставить приоритеты. И, конечно же, Иерусалимская часть Животворящего Креста стояла на первом месте. Вот только карта поисков находилась у одного из рыцарей отцовского отряда, и если этот рыцарь - братишка Кай или сам сэр Джон, то всё предприятие оказывалось под угрозой. Роланд прекрасно знал о распоряжении сеньора убить всех лишних членов семьи Ллойд, и слышал о найме ассасинов Горного Старца. И если только убийцы Шейха не провалят заказ - чего случиться не может никогда - то жизни отца и Кая висят на волоске. А вместе с ними - драгоценная карта и сведения об утерянной частице.
   Внезапно стало очень легко - несмотря на провал миссии, долгую дорогу и трудные поиски, воспоминания о младшем брате разом вернули бодрость духа и хорошее настроение. Как, оказывается, он успел по нему соскучиться! Если и оставался в мире хоть один человек, которого Роланд по-настоящему любил, то им был, без сомнения, Кай. Только бы найти братишку раньше, чем его отыщут ассасины Горного Старика!
   - Давай помогу, уважаемый, - обратился он к харчевнику, тщетно пытавшемуся приподнять ещё бесчувственных сыновей. - Я поступил нехорошо, ты уж прости меня, - повинился гость, пряча лукавую искру в глубине чёрных, как ночь, глаз. - Был в ярости, себя не помнил. Покажи, куда нести. За разбитое я заплачу, не переживай.
   Бахлюль с недоверием вскинул глаза, но тотчас их опустил - спорить с незнакомцем не хотелось.
   - Сюда, господин, - кивнул старый хозяин на боковую дверь.
  
  
   Ева фон Штрауб медленно шла вдоль торговых рядов, с интересом приглядываясь к разложенной на прилавках утвари. Крепкую плетёную корзинку она держала на весу, не заполняя её продуктами: намеренно тянула время, наслаждаясь прогулкой по оживлённой улице и видом привлекательных товаров, выставленных заезжими купцами. Гуго часто ворчал, что Акра из оплота христианства постепенно превращалась в сборище лавочников и жуликов, и что следовало бы поступить с ними так же, как Иисус Христос в своё время с торгующими в храме. Рыжий рыцарь даже ногами топал и сжимал огромные волосатые кулаки, показывая, как именно, по его мнению, Господь выгонял купцов из притвора.
   Брат ушёл из города на рассвете, и Ева не ожидала его до следующего утра: госпитальер взялся сопровождать группу паломников в Яффу, и не успел бы вернуться до вечернего закрытия ворот. Эту ночь ей предстояло провести одной, но леди Штрауб не испытывала по этому поводу никаких волнений. Гуго едва ли грозила какая-нибудь опасность, а значит, спать в снятых ими комнатах Ева могла совершенно спокойно. И это именно она настояла на том, чтобы брат согласился - денег за простое сопровождение платили немного, но теперь выбирать не приходилось: в ордене намечались раздоры, работы становилось всё меньше. От сложных заданий и дальних разъездов Штрауб отказывался сам: боялся оставлять сестру одну. С собой брать тоже не мог - Еве становилось хуже.
   Она скрывала от Гуго плохое самочувствие, как умела, но и брат не был слепцом: от него не укрылась ни одышка, ни кашель, ни общая слабость, навалившаяся на Еву тотчас, как они прибыли в Акру. Действие чудесной молитвы сэра Кая закончилось; она продолжала умирать.
   - Финики! Шербет!!! - гаркнули ей на ухо, и Ева от неожиданности отскочила, прижимая руку к груди. Дышать тотчас стало тяжелее.
   Торговец сладостями прошёл мимо, а она поспешно ухватила край головного платка, чтобы прикрыть рот: рвущийся наружу кашель, как всегда, пришёл неожиданно.
   В Тире они нанимали женщину, которая ходила на базар и готовила еду - несколько раз в неделю. В Акре от такой роскоши леди Штрауб решительно отказалась. Если они приехали на Святую землю, чтобы скопить состояние, то требовалось деньги сохранять, а не тратить. Заниматься хозяйством она научилась ещё дома, в далёкой Германии; отточила нехитрое, но утомительное мастерство в походах и за несколько лет жизни в Тире. Самое нелюбимое занятие - готовка - осталось единственным, что Ева совсем не жаловала, однако примирилась и с ним, отказавшись от всякого рода прислуги - ради мечты Гуго вернуться домой богатым человеком, жениться и управлять своими землями со спокойной душой.
   - Куда кашляешь, милейшая! - возмутился торговец, у лавки которого она остановилась. - Вон, все фрукты перезаражала, э! Я всё понимаю, раскрасавица, но портить товар зачем?! Кто его у меня теперь купит? Ну смотри, повсюду мокроту оставила! Что смотришь-то, уважаемая госпожа?! Оплати убытки!
   Ева с отчаянием вскинула глаза и тотчас вновь их опустила, едва не сгибаясь пополам от жесточайшего приступа сухого, выворачивающего кашля. Она редко выбиралась на базар в одиночку, и всякий раз Бог её миловал - уходила с покупками без происшествий, откашливаясь лишь на безлюдных улицах. Но в торговых рядах, под уничижающими взглядами купцов и простолюдинов, со злым торжеством наблюдавших, как из утончённой и возвышенной богатой госпожи она превращается в обыкновенную больную женщину, раздавленную немощью и обессилевшую от жестокого приступа, такое случилось с ней впервые. Ева знала, как жалко выглядит, и ничего не могла с этим поделать. Да ещё лавочник кричал всё громче, толкая её в плечо:
   - А ну, добрая госпожа! Фрукты-то попорчены тобой! Оплати товар по совести! Ну?! Ну, ну, - похлопал девушку по спине торговец, задержав там ладонь чуть дольше, чем требовалось, - вот так! Легче?! Теперь о деньгах, красавица...
   С громким треском накренившаяся тележка с фруктами завалилась на бок; столпившиеся вокруг лавки базарные зеваки с криками отскочили в стороны, отшатываясь от покатившихся по земле дынь и арбузов. Тотчас ловкие руки подхватили несколько плодов, и быстрые ноги унесли хозяев прочь от разгневанного торговца.
   - Зато теперь, добрый господин, нечего и переживать за испорченный товар! - возвысился над толпой насмешливый голос, и Ева с изумлением вскинула глаза. - Есть в мире справедливость!
   Лавочник разразился грязными ругательствами, пытаясь спасти уцелевший товар и отнять фрукты у наименее расторопных воришек, и громко воззвал к проходившей мимо страже. Про Еву он уже забыл, и девушка воспользовалась моментом, чтобы отступить за спины зевак и вынырнуть с другой стороны.
   - В таком месте, в такое людное время - куда смотрит ваш ретивый брат? - раздался над ухом вкрадчивый голос.
   - Гуго нет в городе, - пояснила на ходу леди Штрауб, стремясь уйти как можно дальше от места происшествия. Лишь остановившись через ряд от бесновавшегося торговца, Ева наконец развернулась лицом к лицу с улыбавшимся Сабиром. - Это вы перевернули телегу?
   Ассасин всем своим видом продемонстрировал полнейшее недоумение, и Ева невольно фыркнула, не удержавшись: как бы там ни было, а помощь Сабира пришлась весьма кстати.
   - Спасибо, - поблагодарила с улыбкой. - Какая неожиданная встреча! Правда, тот бедолага теперь лишился всего дневного заработка...
   - Ханзир*, - презрительно отмахнулся ассасин. - Он своё возьмёт трижды. Кого обманет, кого обсчитает, кому выдаст гнилой товар за свежий. А с кого и так мзду стрясёт, за воображаемую порчу его давно забродившего винограда.
   (*араб. - свинья).
   Ева мучительно покраснела под пристальным взглядом бывшего проводника. Сабир наверняка видел больше, чем говорил, и её ухудшившееся самочувствие незамеченным для него не осталось. Как и невольная радость от встречи, которую она не сумела скрыть - слишком вовремя явился неожиданный спаситель, слишком ярко вспыхнули в знак признательности её глаза.
   - Удивительно встретить вас вновь! - поспешно заговорила Ева, скрывая замешательство. - А где сэр Кай?
   - Здесь, в Акре, - неопределённо кивнул за плечо Сабир. - И если вы позволите мне сопроводить вас, расскажу всё, что собирался, по пути. Я не тороплюсь, - предвосхитил её вопрос ассасин и улыбнулся.
   Ева кивнула в знак согласия, направляясь вдоль торгового ряда. Оказался ли Сабир тут случайно или искал её намеренно, сейчас было неважно: теперь, по крайней мере, ей не придётся тащить самой тяжёлую корзину, и она всё же прогуляется по соседним торговым кварталам - венецианскому, пизанскому и марсельскому - без малейших неудобств. С Гуго подобной роскоши Ева не знала никогда: брат шумно сопел, вздыхал, ругался вполголоса, а затем и вовсе разражался нетерпеливой бранью, требуя срочно разворачиваться в сторону дома и "прекращать пялиться на горы бесполезного шмотья".
   Сабир оказался невероятно терпеливым спутником. Стоял в стороне, пока она приглядывалась к товару, внимательно наблюдал за лавочниками, изредка вставляя замечание по поводу неоправданной цены и вступая с торговцами в короткие, жаркие, но продуктивные переговоры. В арабском квартале, где Ева покупала овощи и фрукты, хитрые купцы с лёгкостью обставляли белых покупателей, если только рядом с последними не находился не менее хитрый сородич. И то, как непринуждённо вёл себя на рынке многоликий ассасин, одновременно восхищало и пугало леди Штрауб.
   Нельзя, невозможно верить человеку, который так разительно меняется, так сильно непохож на самого себя! А ещё хуже подсознательно верить ему, невзирая на доводы рассудка, стоящую причину и абсолютно нерасполагающую внешность, когда ни благородство, ни красота, ни мужество, а один лишь холодный, расчётливый ум сквозил в каждой черте непроницаемого лица. Сабир казался Еве открытой книгой - но на незнакомом языке. Сколько ни читай, сколько ни листай доступные страницы, ни слова истинного смысла не понять...
   - Куда теперь? - поинтересовался человек-загадка, вырывая леди Штрауб из омута путаных мыслей.
   - Нужна ткань, - подумав, решила Ева. - И, пожалуй, всё.
   - Тогда в любой из итальянских кварталов, - со знанием дела сообщил Сабир. - Тем более что и у меня есть книжный интерес у местных торговцев.
   - Соскучились по литературе? - удивлённо глянула на спутника Ева.
   - В книгах можно увязнуть на всю жизнь, - усмехнулся ассасин. - Незавидная судьба, учитывая, что сама жизнь как раз и проходит в это время мимо тебя. Нет; если я и возьму в руки какой-нибудь древний фолиант или свиток, то он должен содержать либо важнейшие сведения, либо открывать глаза слепцам на Истину.
   - И как же вы узнаете, тот ли это свиток? - в свою очередь улыбнулась леди Штрауб. - Без чтения вы не найдёте свои... сведения.
   - Определю по действию, какое он окажет на других людей.
   - Оно может быть разным у каждого из них, - пожала плечами девушка.
   - Именно поэтому я возьму лучших, - рассмеялся Сабир, заканчивая дискуссию: они подходили к широкой улице, выводившей их к пизанскому кварталу.
   Ассасин следовал за девушкой, словно тень - останавливался, когда она задерживалась у прилавков, разглядывал точёный профиль, скользил внимательным взглядом по тонкой фигуре, и вновь поднимал его к прекрасному лицу. Ева фон Штрауб переняла местные обычаи, покрывая голову широким платком вместо традиционного франкского убора, но тот не скрывал ни выбивавшихся из причёски светлых прядей, ни нежных черт открытого лица. И, пожалуй, не один Сабир задерживал на них взгляд.
   - Эй, - позвали его на арабском негромко, но и не таясь. - Эй, слуга.
   Сабир взглянул на остановившегося рядом с ним знатного господина, за которым переминались с ноги на ногу двое носильщиков с огромными закрытыми корзинами. Судя по одежде, перед ним стоял купец или важный чиновник; рослый, полнотелый, но ещё не обрюзгший и не старый; с пышной вычесанной бородой, ниспадавшей на широкую грудь. Плотоядный взгляд скользил по остановившейся у прилавка леди Штрауб, разглядывавшей расписные тарелки бойкого торговца. Тот подсовывал "прекрасной госпоже" всё новые товары. Еве приглянулся набор цветных горшочков для запекания в печи, и по сожалеющему виду, с которым девушка не желала расставаться с утварью, стало понятно, что денег на покупку у неё не осталось. Не отчаивался и лавочник: сбивал цену, пытливо вглядываясь в раскрасневшееся лицо молодой покупательницы, разливался соловьём, нахваливая товар. Увлекшись, леди Штрауб даже не заметила, как упал с головы широкий платок, повис на хрупких плечах, явив миру каскад белоснежных волос.
   - Денег хочешь, слуга? - продолжал тем временем незнакомец, не отрывая глаз от Евы. - По платью твоему вижу, мало платит тебе госпожа. Сколько возьмёшь за услугу? Козами, верблюдами или золотом - назови свою цену, а я не поскуплюсь. Но и меру знай, ибо какой там труд? Так, привести красавицу куда надо, или сказать, сколько в её доме слуг да охраны, и каковы порядки под их крышей, а уж дальше мои люди сами справятся. Главное - чтобы без криков и шума, понимаешь?
   Незнакомец обращался к нему спокойным, дружелюбным тоном, с почти лучезарной улыбкой, скользнув по Сабиру лишь раз быстрым да равнодушным взглядом, и не отрывая больше глаз от предмета разговора. Ева как раз подняла голову, ища отставшего спутника, и неуверенно улыбнулась, встретившись с ним глазами. Наглый купец даже говорить не перестал - знал, что чужестранка не разберёт из местного диалекта ни слова. Сабир коротко, не разжимая губ, улыбнулся девушке в ответ и осторожно отставил наполненную овощами и фруктами корзину в сторону.
   - Решай скорее, слуга, сладенькая госпожа твоя вот-вот с покупкой определится...
   Удар вышел хлёстким, злым, яростным - снизу вверх, под челюсть - и опрокинул знатного господина навзничь. Сабир был ниже, стройнее, но и подвижнее тоже - прежде, чем ошалевший от боли и неожиданности незнакомец забарахтался в пыли, пытаясь перевернуться на живот, ассасин успел раньше - двинул тяжёлым сапогом под дых, развернул носком запрокинувшуюся голову.
   - Это - моя женщина, сын шакала, - прошипел в разбитое лицо.
   Слуги с корзинами замерли на миг, а затем скинули с плеч поклажу и бросились господину на помощь. К удивлению ассасина, Ева пришла в себя от испуга раньше, чем он - от ярости.
   - Бежим, Сабир, - ухватив его за руку, умоляюще шепнула она. - Стража идёт!
   Он быстро глянул в сторону, подхватил корзину и потянул девушку за собой, со злостью продираясь сквозь ряды окружившей их толпы.
   Сказывалась усталость. Путь из Яффы в Акру показался втрое длиннее обычного. Кай всё же настоял на том, чтобы заехать за Аминой - а шармута, в свою очередь, не упустила возможность, с готовностью согласившись на предложенный крестоносцем план - пересидеть время до родов в христианском монастыре либо при Странноприимном ордене. В далёкое будущее Амина не загадывала, и бежала от настоящего без оглядки, спасаясь от расправы соседей и родственников мужа, уже поглядывавших в сторону оставшегося ей "незаконного" наследия - богатого дома. Сыновей Хасиму она так и не родила, и полноправной женой не считалась.
   - Я паду в ноги госпоже Еве, - клялась арабка, спешно собирая вещи. - Денег у меня немного, но я не стану ей обузой! Я образована, работать могу...
   Сабир наблюдал за сборами с невыносимым отвращением, размышляя о том, что вообще делает здесь, в окружении трёх спутников, интерес из которых представлял лишь один. Кай собирался в путь тотчас, как они устроили бы Амину и маленькую Джану, не желая терять ни минуты драгоценного времени. Сабир к его задору относился скептически: рыцарь мог быть сколь угодно богат духом, но израненное тело не позволит ему совершить подвиг немедленного перехода к окрестностям Хаттина.
   Они сняли комнаты в одном из окраинных кварталов Акры, и Сабир оставил Кая на попечение двух хлопочущих вокруг него женщин, пытавшихся угодить каждая по-своему. Девчонка ни на шаг не отходила от светловолосого рыцаря, разглядывала его с невыносимым восхищением и несуразной надеждой, стреляла ревнивыми взглядами в сторону Амины. Потеряв семью и родных, Джана намертво прилипла к одному из спасителей, не признавая ничьего другого присутствия.
   Кай переносил внезапное обожание с невероятным мужеством и стойкостью, но даже его терпение оказалось не безграничным.
   - Разыщи Еву, Сабир, - попросил он тотчас, как они разместились в съёмных комнатах. - И поскорее!!!
   Ассасин был только рад выполнить просьбу. Вот только отлаженное колесо жизни, которое споткнулось о встретившегося на пути сэра Кая Ллойда, чем дальше, тем больше раскачивало хлипкую повозку его планов. Английский лорд Джон, затерявшийся в палестинских пустынях, стал первой сломанной спицей. Второй оказался Кай. Третьей должен был стать Крест.
   Сабиру не оставалось ничего другого, кроме как признать: в случае окончательного провала крест можно ставить не только на задании и статусе, но и на всей его жизни.
   И самое отвратительное заключалось в том, что он-то как раз держал главные нити событий в одной руке, второй удерживая ножницы на весу и никак не решаясь отрезать все концы сразу.
   ...Впервые в жизни Сабир сомневался. Даже когда он покидал отца, чтобы вступить в ряды ассасинов Шейха, он не колебался. Даже во время первого убийства его рука не дрогнула. Так почему, во имя всего праведного, он признал английского рыцаря другом?..
   - Всё, - оглянувшись, позвала его леди Штрауб. - Никто нас не преследует, слава Господу! Можете отпустить мою руку, Сабир.
   Ассасин глянул на крепко зажатое в его пальцах тонкое запястье и медленно ослабил хватку. Ева тотчас высвободила ладонь, растирая кисть второй рукой.
   - Ваше имя вам совсем не подходит, - с улыбкой произнесла она, качая головой. - У названного Терпеливым этого самого терпения - ни на грош!
   Ева рассмеялась, глядя, как изменилось при этих словах лицо ассасина.
   - Должно быть, ваш батюшка ошибся, - с улыбкой продолжала она. - Вас следовало назвать Саир - Бурный. Видите, я немного разбираюсь в арабских именах!
   Сабир неуверенно усмехнулся, покачал головой в восхищении.
   - Наверное, тот человек сказал вам нечто совсем неприятное, - сменила тему леди Штрауб. - Я сожалею.
   - А я - нет, - обрёл голос ассасин. - Разве только о том, что шайтан легко отделался.
   Ева вздохнула, но продолжать разговор не стала, желая поскорее закончить покупки и выбраться с людных улиц. Судьба сэра Кая беспокоила её всё больше - тревога, терзавшая девушку со дня расставания, по-прежнему не отпускала; наоборот, усиливалась, словно каждый шаг всё больше отдалял их друг от друга.
   - Книжная лавка, - указала Ева на витиеватую вывеску. - Правда, тут куда больше книг на арабском, чем на франкском или английском. В прошлый наш визит в Акру мы с Гуго сюда заходили, правда, ненадолго...
   Сабир подавил усмешку, вспоминая шумного брата леди Штрауб. Сомнительно, чтобы рыжий гигант мог по достоинству оценить выставленные на продажу древние фолианты.
   Пожилой торговец привстал, когда они ступили внутрь небольшой лавки. Её отличие от прочих состояло в том, что весь товар был разложен по полкам внутри, а не снаружи.
   - Господин ищет что-то особенное? - обратился он к Сабиру, не сразу заметив за его спиной очаровательную спутницу. - Или я могу предложить нечто прелестной госпоже?
   - Что у вас есть из медицинских трактатов? - спросил ассасин на арабском.
   Торговец тотчас направился к дальним полкам, по пути рассказывая о трудах Авиценны, Альбукасиса и Авензоара, и Сабир молча последовал за ним. Конечно, сэр Кай плохо читал на арабском, и ещё хуже, по его словам, разбирался в медицине в целом, но если светлую голову наполнить необходимыми знаниями - кто знает, может, сияющие руки всё же исцелят Еву фон Штрауб?
   - Почтенный Авензоар, - рассказывал на ходу торговец, - и его труды о болезнях утробы и раке желудка...
   - Увлекаетесь медициной? - шёпотом спросила Ева, мельком глянув Сабиру через плечо.
   - Когда-то увлекался, - так же негромко откликнулся ассасин. - Но книгу я выбираю для нашего с вами друга, миледи. Сэр Кай мне все уши прожужжал этой книжной лавкой. Чувствую себя обязанным, поскольку именно из-за меня он в своё время так сюда и не попал...
   Ева глянула на спутника с новым интересом, однако промолчала: благородные деяния лучше оставлять без комментариев. Сабир же, расплачиваясь за один из лучших трудов Авензоара - не замахиваясь на толстый фолиант работы Авиценны лишь потому, что сомневался в лингвистических способностях англичанина - думал о том, что незачем Еве знать про их с Каем первую встречу. Ту самую, когда во время казни он попытался убить короля Ричарда, и когда лорд Джон столь вовремя оттеснил Львиное Сердце за спину... И когда юный лорд из-за поднявшейся шумихи так и не попал, к своему сожалению, в книжную лавку.
   Пряча книгу в переброшенную через плечо кожаную сумку, Сабир размышлял о том, что дорогой фолиант станет слабым утешением для сэра Кая, особенно после того, как они доберутся до Иерусалимской части Креста, и последний попадёт в руки ассасина.
   - Мне нужна ткань, - напомнила Ева, когда оба оказались на улице. - А после мы сможем выйти с шумных кварталов, и вы мне наконец расскажете всё о ваших с сэром Каем приключениях.
   - Не беспокойтесь, - усмехнулся Сабир. - Расскажу. Тем более что без вашей помощи нам и нашему гарему не обойтись.
   Ева удивлённо глянула на ассасина, но оставила все вопросы на потом. Ткань выбирала в первой попавшейся лавке, торопясь с покупками: впереди ждало обещанное повествование, перед которым возбуждение от рыночных приключений неизбежно меркло. Уже расплачиваясь за товар, леди Штрауб чуть провернулась, выискивая глазами отошедшего Сабира, и нашла его довольно быстро: ассасин ходил, разминаясь, вдоль торговых рядов, не глядя на разложенный на прилавках товар, и задержался один только раз - возле просившей милостыню пожилой женщины, стоявшей перед толпой на коленях. К её боку прижималась, глядя на мир огромными голодными глазами, маленькая девочка лет четырёх.
   Ева видела, как Сабир прошёл мимо, и в разложенный на земле платок тяжело упал наполненный монетами кошелёк. Недоумение и безумную радость ребёнка и женщины она едва заметила: Сабир сделал круг, возвращаясь обратно, и она поспешно отвернулась, вовсе не желая тайный жест спутника делать явным.
  
  
   Гуго фон Штрауб шёл по улицам Акры, гулко бухая тяжёлыми сапогами о твёрдую землю. Город только просыпался; он оказался у ворот раньше всех, чтобы первым попасть внутрь. Ночевать довелось под открытым небом; госпитальер не выспался и был зол.
   Коня он вёл под уздцы, то и дело понукая несчастное животное. Поездка выдалась неудовлетворительной. Заплатили ему наперёд, но настроения это ему не подняло. Уже несколько месяцев - ни одного достойного дела, ни одной битвы, ни одного сражения! Бурная и деятельная натура Штрауба протестовала. Он оказался будто в клетке: во франкское войско он возвращаться не хотел, да и крестовый поход на Святой земле подходил к концу - довольно бесславному концу. Чего ещё ожидать от безумного английского короля! Если бы только всей кампанией руководил Барбаросса - всё бы пошло по-другому!..
   Доставляло немало беспокойных минут и ухудшившееся здоровье сестры. Ева угасала, невзирая на тёплый сухой климат, на уход, на лекарства и на докторов. Болезнь, вцепившаяся жуткими щупальцами ей в грудь, упорно добивала свою жертву. Гуго замечал, как не раз и не два, после очередного приступа удушающего кашля, Ева поспешно отворачивалась от него, пряча на платке крупные капли тёмной крови. По ночам, если они спали под одной крышей, Гуго с тревогой прислушивался к тяжёлому дыханию Евы в соседней комнате, но когда оно становилось тише, вскакивал сам, подбираясь к её кровати и проверяя, дышит ли ещё младшая сестрёнка.
   Ко всему прочему его связь с франкской воительницей, отправившейся в поход вместе со своими братьями, и участвовавшей в битвах наравне с ними, неожиданно оборвалась: бестия отправилась в услужение к английскому королю и собиралась воевать на его стороне. Этого Гуго вытерпеть не мог, а она не настолько дорожила их романом, чтобы менять своё решение.
   Ричард же, по слухам, готовил решающую битву, но Гуго не ожидал от Львиного Сердца каких-либо ошеломляющих результатов.
   Словом, домой Гуго возвращался в отвратительном настроении, раздумывая о том, как бы побыстрее восстановить боевой настрой. В голову, как назло, кроме вина и женщин, не лезло ничего более рассудительного, а и то, и другое в пятницу Штрауб себе решительно не позволял. Соблюдать постные дни - единственное, на что он был способен. Рыжий рыцарь не очень-то беспокоился по этому поводу, если бы не нравоучения Евы, которая сопровождала каждое из его похождений сдержанным негодованием. Госпитальер и рад был бы следовать христианским принципам, но блюсти целомудрие оказалось выше его сил. Собственно, он никогда и не лукавил, честно признаваясь в этом Еве, и не собираясь ограничивать себя в бурных развлечениях.
   Привязав коня у стойбища, Штрауб вошёл во внутренний гостиничный двор и устремился внутрь дома. Внизу располагалась небольшая харчевня, где каждый путник мог выпить и перекусить, а горожанин - отведать сытный обед за скромную плату. Комнаты располагались наверху. Они заняли несколько из них на последнем, четвёртом этаже. Еве нравился вид из окон, наличие крытого, увитого плющом балкона и скромная кухонька - редкость для съёмного жилья в Акре. Помимо них, на этом этаже больше никто не жил, так что, поднимаясь по узкой каменной лестнице наверх, Штрауб с каждой ступенькой чувствовал всё большее облегчение: сейчас он ступит на последнюю площадку, откроет общие на весь этаж двери, и с грохотом захлопнет их за собой. Госпитальер так и сделал, добавив к грохоту зычный рёв:
   - Ева-а!!!
   На мощный зов никто не отозвался: ни одна из дверей комнат не скрипнула, и родная сестрёнка так и не вышла навстречу.
   Гуго прислонил к стене щит, кое-как нахлобучил шлем сверху, расстегнул плащ, сбрасывая его прямо на пол, и решительно направился в комнату сестры. Дверь, против обыкновения, оказалась прикрыта; госпитальер резко дёрнул створку, без стука заглядывая внутрь. Там оказалось пусто.
   - Какого... нечистого, - сдержался от ругани Штрауб, вновь вспомнив о пятничном посте. - Куда её понесло в такую рань?
   Рыжий рыцарь, бряцая кольчугой и грохоча коваными каблуками по каменному полу, прошёл через общую гостиную к своей комнате и распахнул дверь.
   Сидевшая на расправленной кровати молодая женщина подпрыгнула от неожиданности и вскрикнула что-то на арабском.
   Штрауб оцепенел.
   Женщина тем временем завернулась в одеяло, прижимая край к губам. Округлившиеся от испуга тёмные глаза неотрывно смотрели на госпитальера.
   - Ты кто? - обрёл наконец голос Гуго, с удивлением разглядывая незнакомку. Та оказалась простоволосой, в одной нательной рубашке. Красивое, но уставшее лицо и смуглая, гладкая кожа довершали картину. Женщина была из местных. - Как сюда попала?
   Мысль о том, что перед ним служанка, решившая понежиться в чужих покоях в отсутствие хозяев, пришла и ушла: более нелепого предположения он сделать не мог. Да и непохожа она оказалась на здешних работниц: слишком нежная кожа, слишком ухоженный вид. Пальцы, по-прежнему прижимавшие край одеяла к нижней части лица, оказались тонкими, руки чистыми, не загрубевшими от тяжёлого труда, хотя и носили следы царапин: работать ей приходилось, но, возможно, не больше, чем его Еве.
   - Амина, господин, - тщательно выговаривая слова, отозвалась незнакомка. Одеяло она чуть отстранила от губ, но не убрала, словно видя в нём какую-то невидимую защиту. - Леди Ева ушла с утра с господином Сабиром, а меня оставила здесь. Мне нездоровится.
   Гуго опешил.
   - А ей какое до тебя дело? - повысив голос, уточнил он. - Ты кто такая? И... и почему... - запоздалая мысль поразила, будто громом. - Сабир, ты сказала?! - взревел госпитальер, размашисто шагая вперёд.
   Арабка проворно вскочила на кровати, забиваясь в дальний её угол. Одеяло она по-прежнему прижимала к себе, но в спешке прикрыла им шею, а не лицо, позволяя складкам ткани скрыть всё остальное.
   - Сабир, - подтвердила она уже более уверенно, словно заражаясь его злостью. - Пришёл сюда утром, чтобы сопроводить леди Еву и Джану в христианский орден. Милостью Аллаха, они устроят ребёнка в ваш приют, а мне найдут работу...
   - Почему ты лежишь в моей кровати?! - гаркнул Штрауб ещё громче, окончательно отказываясь что-либо понимать. - И почему, во имя Христа, я не должен тебя отсюда выкинуть?!
   - Я не одета, господин, - сверкнув глазами, пояснила очевидное арабка. - А переночевать здесь предложила леди Ева. Мне и малышке Джане. Сабир пришёл утром, и они ушли. Втроём.
   Гуго обвёл взглядом собственную комнату. Кроме аккуратно сложенного на стуле женского платья и завязанного узлом баула - наверняка вещи неожиданной гостьи - в обстановке ничего не изменилось.
   - Леди Ева говорила, что вы придёте, - тем временем продолжала Амина. - Вы ведь доблестный сэр Гуго, господин? Миледи рассказывала о вас. Хвала Аллаху, мы хорошо с ней поладили...
   - Ещё раз упомянешь своего Аллаха, вылетишь из окна, - не слишком приветливо предупредил Штрауб, хмуро оглядывая молодую женщину. - Значит, Сабир, говоришь. Я не спрашиваю, где этот черномазый подцепил тебя. Но где он потерял сэра Кая? А? Слыхала о таком?
   - Это сэр Кай предложил мне идти с ними, - так же хмуро ответила арабка, кусая губы. - Мне нужно... переждать несколько месяцев... в безопасности. Сэр Кай сказал, что леди Ева может мне помочь. Если не найдёт мне работу, то... хотя бы место в... христианском монастыре.
   - В нашем монастыре! - поразился Штрауб, пропуская мимо ушей всё остальное. - Мусульманку! Сестрица сошла с ума! А сэр Кай, где он?
   - Здесь, в Акре, господин, - ещё больше помрачнела Амина, вжимаясь спиной в стену. - Они с Сабиром остались на постоялом дворе. Лорд Кай... ранен... ему уход нужен. Я помогала, пока находилась рядом. Ночью... мне нездоровилось, и леди Ева сказала, что они с Сабиром зайдут к сэру Каю сами. Я не думала, что вы... явитесь так скоро, господин.
   Гуго тяжело воззрился на арабку, невольно скользя взглядом по изгибам стройного тела. Груди у незнакомки выделялись значительно - будто соком налились, выпячивая одеяло двумя округлыми холмиками. Ноги её оставались полускрытыми тонкой тканью нательной рубашки - и, скорее всего, это была Евина рубашка, поскольку более полнотелой Амине та пришлась едва ли впору: натянулась по бокам, обтягивая тугие бёдра, впилась в мягкий живот.
   Женщин Штрауб любил. А арабка, несмотря на неблагородный цвет кожи, оказалась ещё и красивой женщиной. Сочной, аппетитной, стройной, с гладким шёлком длинных чёрных волос, падавших на оголённые плечи.
   - Это что? - совершенно не заботясь о её неловком положении, спросил Гуго, кивая на торчавшие из-под подушки листы плотной бумаги.
   Амина замялась, открыла и вновь закрыла уста, нервно скомкала ткань одеяла. Рыжий рыцарь церемониться не стал: потянул из-под подушки бумагу, глянул на свет. Предосторожности лишними не бывают: он по-прежнему не знал, кто и с какой целью подослал сарацинку в их с Евой дом. А ну как она залезла в письменный стол сестры и изучает её письма? Да уже одно то, что шельма знала Сабира, служило достаточным доказательством её вины! Какой именно вины, Штрауб ещё не знал сам, но собирался выяснить.
   Однако листы оказались не письмами и не документами из Странноприимного ордена. На гладкой бумаге с поразительной точностью были набросаны портреты - самой Амины, улыбающейся художнику, и сэра Кая. Выглядел английский рыцарь на рисунках ещё моложе, чем в жизни - лет пятнадцать, не больше, но с вполне узнаваемыми чертами юного лица: художник не забыл даже про единственную родинку на лбу у крестоносца. Попался Штраубу и портрет незнакомого мужчины с собранными в хвост тёмными волосами. Колючий взгляд чёрных глаз не казался ни добрым, ни приветливым, и лишь из-за этого взгляда, да плотно сжатых губ лицо его нельзя было назвать по-настоящему красивым.
   - Кто рисовал? - спросил госпитальер, откладывая листы в сторону.
   И снова арабка мучительно заколебалась, но уйти от ответа не посмела.
   - Сэр Роланд Ллойд, - вытолкнула она через силу.
  
  
   Кай, морщась, надевал рубашку. Сабир ушёл, когда он ещё спал, а потому рыцарь не знал, когда его следует ожидать. Одно то, что рядом не оказалось тихой, как мышь, но назойливой, как муха, Джаны, не могло не радовать. Если Ева пристроит девочку в приют или хотя бы монастырь, одна гора уже упадёт с его плеч. Останется лишь вопрос с Аминой, и они смогут выдвинуться в сторону Хаттина.
   Если, конечно, его раны хоть немного заживут к тому времени.
   Дахир владел кнутом мастерски, рассекая кожу до кости, и не менее изощрённо избивал пленника ногами. Почки по-прежнему болели при каждом неосторожном движении, всё тело терзали вспышки острой боли. Сабир перевязал ему плечи и грудь - то, что пострадало больше всего - но не стянутые тканью рубцы доставляли массу неприятных ощущений. Рыцарь старался даже не шевелиться лишний раз, что лишь усугубляло положение: в то время как мыслью он уже рвался туда, где Свет и Голос, телом он вынужден был оставаться в худо обставленной узкой комнате с маленьким оконцем, куда почти не проникали солнечные лучи.
   Сегодня, впрочем, он чувствовал себя немного лучше - даже положенные утренние молитвы прочёл, пользуясь полнейшим одиночеством. Воодушевившись успехом, Кай решил даже покинуть гостиный двор и направиться хорошо знакомыми улицами к храму - но не успел.
   В тот самый момент, когда он, вскрикивая от неизбежной боли, натягивал рубашку, за хлипкой дверью раздались громкие шаги, и зычный, рычащий голос разразился бранью на франкском во всю мощь здоровых лёгких:
   - И в этот клоповник проклятый араб притащил сэра Кая! Да тут ноги можно протянуть, лишь раз вдохнув спёртый воздух! Ну, и где в этом муравейнике его комната?!
   - Сюда, господин, - отозвался женский голос, и тотчас дверь распахнулась, впуская внутрь красного и потного Гуго фон Штрауба, а вслед за ним - замотанную в платок Амину, проводившую рыжего рыцаря нехорошим взглядом.
   - Англичанин!!! - рявкнул госпитальер не то радостно, не то злобно. - Хоть ты мне объясни, какого... здесь происходит?!
   Кай, в этот момент осторожно продевавший в отворот рубашки голову, откликнулся не сразу. Штрауб его затруднения тотчас заметил и шагнул ближе, протягивая огромные лапы к крестоносцу.
   - Я помогу! - запоздало предупредил госпитальер, рывком натянув рубаху на вздрогнувшего рыцаря. - А теперь ещё раз: объясни мне подробно, кто эта сарацинка, кто такая Джана, и куда вы дели мою сестру?!
   Юный лорд по-прежнему молчал, не в силах разомкнуть губ из-за болевого шока: Гуго задел несколько особенно болезненных рубцов. От необходимости ответа крестоносца спасла сама леди Штрауб, вошедшая в комнату вскоре после Амины. Она вела за руку девочку лет семи-восьми - темноволосую, темноглазую, в простом платье явно с чужого плеча.
   - Мы с Сабиром видели, как вы зашли в дом, - запыхавшись, сообщила Ева. - Гуго, как хорошо, что ты здесь! Нам... поговорить нужно. Верно, сэр Кай?
   Сабир, зашедший в тесную комнату последним, глянул на бледного рыцаря, на красного Гуго, на мрачную Амину, и лишь затем - на сияющую, разрумянившуюся от быстрой ходьбы Еву. Усмехнулся в ответ на бешеный взгляд медленно, но верно закипавшего Штрауба.
   - Верно, - обрёл наконец голос сэр Кай, осторожно поднимаясь с постели. - Поговорить нам и в самом деле нужно.
  
  
   Ночь он всегда встречал с вожделением. Бесконечно прекрасное время, когда мир вокруг затихает, его дыхание успокаивается, и в нём не остаётся ни лишних движений, ни бездумных поступков.
   Или почти не остаётся.
   Сабир лежал на заправленной постели с закрытыми глазами. Руки он скрестил на груди, одну ногу чуть согнул в колене - чтобы легко вскочить в случае необходимости. Предыдущие несколько ночей он позволял себе расслабиться - даже спал порой одновременно с молодым рыцарем Каем, доверяя собственную жизнь провидению.
   Но не в этот раз.
   Ассасин лежал, расслабив тело, заставляя ум работать, просчитывать варианты, мысленно вновь и вновь достигать цели. Одновременно он прислушивался к звукам сонного гостиного двора. Шум располагавшейся внизу таверны доносился глухо и постепенно умолкал: время уже перевалило за полночь. Кай спал, как всегда, тихо: Сабир в первые дни их знакомства даже проверял, дышит ли ещё юный лорд. Сегодня крестоносец почивал ещё и на редкость крепко, чему немало способствовал особый отвар, преподнесённый ему ассасином вместо воды. В эту ночь сэра Кая не разбудил бы даже огонь, пролившийся с неба, и трубы всех семи Ангелов.
   Вечер выдался бурным. Объяснения с непробиваемым Штраубом, неизбежная суматоха, Джана, которая вновь намертво прилипла к крестоносцу, но затем всё же поддалась на уговоры Евы и Амины - всё это подорвало запас сил у раненого рыцаря. Он так и не сходил на вечернюю службу в храм, как намеревался, ограничившись привычным молитвенным правилом, и немного поупражнялся с мечом во внутреннем дворе. Движения его всё ещё сохраняли болезненную медлительность, но выправка, точность, выверенность ударов говорили о том, что молодой рыцарь прошёл в своё время неплохую школу. Наблюдать за тренировкой, впрочем, Сабир не стал - готовился к сегодняшней ночи.
   Долго ждать не пришлось: напряжённый слух уловил легчайший шорох в коридоре, почти неслышный из-за шума таверны, громких голосов из соседней комнаты - кому-то не спалось - и криков ночных птиц за окном. Дверь тихо приоткрылась, и внутрь скользнули две тёмные фигуры. Сквозь полуопущенные веки Сабир видел, как одна из них метнулась к Каю, а другая - к нему. Дальше медлить он не стал.
   Оттолкнувшись согнутой ногой от постели, ассасин взметнулся вверх, распрямляя сложенные на груди руки. Кинжал из правой ладони выстрелил вверх и в сторону, выбивая тонкий стилет из рук одного из убийц, пальцы левой впились в шею склонившегося над ним Али. Тот захрипел, цепляясь за запястье бывшего напарника, но завершить начатое Сабиру не удалось: второй убийца уже пришёл в себя от неожиданности. Бросаться на помощь Али он благоразумно не стал: Сабир удерживал того перед собой, так что обезвредить цель, не навредив при этом напарнику, убийца бы не смог. Зато решил выполнить свою часть дела, вновь обернувшись к беспокойно шевельнувшемуся Каю.
   Сабир отшвырнул Али в сторону, успев перехватить руку убийцы до того, как острие кинжала вонзилось бы в незащищённую шею молодого рыцаря, дёрнул и вывихнул кисть с оружием, коротко ударил локтем по зубам охнувшего убийцы. Борьба шла почти бесшумно, но яростно и бескомпромиссно: к тому времени, как задохнувшийся, хрипящий Али поднялся на ноги, держась за передавленное горло, Сабир сумел вывернуть руку второго убийцы и направить смертоносный удар ему в подбородок.
   Предсмертный вскрик оказался коротким: лезвие вспороло горло, пробив адамово яблоко и застряв в кости челюсти; влажно хлюпнула брызнувшая кровь. Убийца тяжело упал на пол, прижимая уже бессильные руки к разорванной глотке.
   - С-Са...
   Али поперхнулся воздухом, глядя, как разворачивается к нему бывший напарник.
   - Т-ты...
   - Я, - спокойно подтвердил Сабир, не повышая голоса, - убил новообращённого. Мне пришлось. Странно, что Старец отправил двух настолько неопытных адептов ко мне. Ты, ассасин второго круга, слабее меня. А этот, - кивнул он на мёртвого убийцу, - достиг ли хотя бы третьего? Старик послал вас на верную смерть.
   - Ассасинов первого круга... мало. Кроме тебя, всего... трое. И ни одного... здесь, в Палестине. Горный Старец послал... меня.
   - И ты захватил этого юнца? - понимающе Сабир. - Значит, его кровь на твоих руках, Али. Мне и объяснять ничего не придётся.
   - Придётся, - с силой вытолкнул из сдавленного горла бывший напарник. - Шейх... тобой недоволен. Велел... проверить. И... убить, если то, что мы слышали... правда.
   - Что вы слышали? - холодно поинтересовался Сабир, скрещивая руки на груди.
   - Ты нарушил ряд правил... - морщась, с трудом выговорил Али.
   - Ложь, - отрезал ассасин, спиной закрывая сэра Кая от презрительных взглядов Али. - Разве я подставил братство под удар? Нет. Нарушил дисциплину? Тоже нет. Убивал ли я женщин и детей? Снова нет. Уровень моей подготовки заставил вас усомниться во мне? Или вызывает вопросы моя способность владеть оружием? Уверен, что нет. Тогда...
   - Ты забыл упомянуть ещё три правила, Сабир, - со злой усмешкой отвечал бывший напарник. - Действовать скрытно, любой ценой выполнить поставленную задачу, не давать воли эмоциям. И ты виновен в нарушении каждого из них! - Али прокашлялся, растирая горло, и заговорил ещё увереннее. - И тем самым всё же подставил братство под удар! Ты открыл себя перед крестоносцем! Потерял лорда Ллойда, оставил в живых его наследника! Прикипел к нему...
   - Клевета, - с презрением выплюнул Сабир. - Сэр Кай жив лишь потому, что знает, где искать Иерусалимский Крест. И в том тайнике, я уверен, мы найдём и лорда Ллойда тоже, если поторопимся. Я выполню всё, что поручил мне Шейх. И когда я принесу кровь обоих Ллойдов вместе с Крестом, он в этом убедится!
   Али скривился, бросая взгляд на мёртвого напарника. Комната наполнилась знакомым запахом смерти, и он заторопился.
   - И ты его убьёшь? - кивнул он на безмятежно спящего рыцаря. - Рука не дрогнет? Для того ли ты вытаскивал его из иерусалимской тюрьмы, Сабир? Не стал ли он для тебя кем-то большим, чем просто цель?
   Ассасин сощурился. Али знал, о чём говорил. При всей горячности бывшего напарника в проницательности ему отказать было нельзя.
   - Он приведёт меня к Кресту, - медленно и раздельно проговорил ассасин. - И я убью его.
   Али колебался недолго: время поджимало.
   - Если всё так, как ты говоришь...
   - Ты сомневаешься во мне, Али?
   И снова бывший напарник помолчал.
   - Я передам Шейху твои слова, - наконец проронил он. - И пусть он решает твою судьбу.
   - Скажи попросту, что провалил задание, - усмехнулся Сабир. - Убить ассасина первого круга тебе не под силу. Скажи ещё, что в этот раз я тебя пощадил, чтобы ты доставил ему моё послание. Передай, что я помню о своих обязательствах.
   Али хмуро посмотрел на сэра Кая и вновь поднял глаза.
   - Ты помнишь, - мрачно подтвердил он. - А вот выполнишь ли их? Не беспокойся, я всё сделаю, как ты велел. Но я неплохо изучил тебя, Сабир. Можешь скрывать от нас свои мысли, но поступки... поступки говорят красноречивее слов. Крестоносец интересен тебе. А ещё ты ходишь за этой франкской женщиной...
   Сабир выругался, и Али мгновенно умолк. В синих глазах бывшего напарника он увидел ту холодную ярость, которая предшествовала и сопровождала многие из его убийств.
   - Старец теперь следит, с кем делят подушку его люди? Или это твоё личное неуёмное любопытство, Али?
   - Ты не делишь с ней подушку, - криво усмехнулся бывший напарник. - И потому это вдвойне серьёзно. Я просто предупреждаю, Сабир. Будь осторожен.
   - Ступай вон, - выплюнул Сабир. - И следи за своим дыханием. Однажды оно оборвётся, и ты окажешься не готов.
   Ухмылка спала с лица Али. Молча он присел рядом с убитым учеником, молча обхватил ещё тёплое тело, взваливая себе на спину. Постоялый двор уже совсем затих; до рассвета оставалось несколько часов.
   - Где же твоё хвалёное хладнокровие, Сабир? - прохрипел от двери Али. - Эти христиане... дурно на тебя влияют. Сделай что-то с собой, или оборвётся и твоё дыхание тоже.
   Дверь закрылась, и Сабир медленно разжал кулаки, лишь теперь ощутив, как мелко дрожат руки. Горный Старик проверял его; что ж, он принял вызов. После долгих лет доверия и даже предпочтения Шейх всё же решил от него избавиться. Непредсказуемый ассасин - плохой ассасин. Али был прав: он нарушил много правил.
   Теперь всё зависело только от него самого - от его поведения и результатов. Старец ясно показал, что ожидает полного подчинения. Это то, что когда-то, целую вечность назад, требовал от него отец. И, похоже, история повторялась.
   А ведь только что он был очень близок к тому, чтобы убить Али.
   Бывшего напарника.
   Из-за английского крестоносца, которого сам назвал другом.
  
  
   Детский приют оказался забит арабскими девочками до отказа. Почтенная мадам Босье, содержащая прибежище для местных сирот при франкском приходе, к просьбе леди Штрауб отнеслась сдержанно, но с пониманием.
   - На следующей неделе мы отбудем на корабле во Францию, - пояснила она. - Часть детей я оставлю при кипрском монастыре, остальных заберу в Париж и расселю по приютам. В моё отсутствие приходом здесь, в Акре, займётся мадам Эрне, и вы сможете обратиться к ней. Она как раз начнёт новый набор и, уверена, возьмёт и вашу девочку тоже.
   Ева медленно кивнула, обдумывая услышанное. Выбор оказался не слишком велик: сами они Джану содержать не могли - слишком неопределённой казалась дальнейшая судьба брата и сестры Штрауб - а других вариантов, куда пристроить сиротку, Ева не видела.
   - А работа? - спросила она без особой надежды. Во франкском госпитале, где помогала больным сама леди Штрауб, лишних мест не оказалось.
   - Нужна младшая кухарка на приход, - порадовала новостью мадам Босье. - Работа на несколько часов в день. Места выделить не можем: спальные комнаты забиты не меньше детских.
   Амина, державшая за руку подавленную, напряжённую Джану, старательно вслушивалась в каждое незнакомое слово, догадавшись уже по выражению лиц обоих чужеземок, что чуда ждать не приходится. Однако за переводом к Еве всё же обратилась, готовясь к худшему.
   - Мест у них нет, только работа, - пояснила леди Штрауб на английском. - Что скажешь?
   Амина задумалась, затем медленно кивнула.
   - Нужна работа, - согласилась она. - Жильё потом найду.
   Амина не знала франкского, Ева плохо понимала по-арабски, зато обе внятно говорили на чужом для обеих языке: леди Штрауб в своё время получила достаточное образование, а Амину за два года длительного романа обучил сэр Роланд Ллойд.
   - Можешь пока пожить у меня, - подумав, предложила Ева. - Гуго часто отлучается, и я остаюсь одна. Вдвоём нам не будет скучно.
   - Аллах да благословит твои дни, госпожа! - забывшись, воскликнула арабка, тотчас испуганно приложив ко рту ладонь.
   Мадам Босье нахмурилась, бросая мрачный взгляд на смуглую женщину.
   - Мусульманка?!
   - Это такое выражение, - торопливо пояснила Ева. - Только выражение! Верно же, Амина?
   Арабка правильно истолковала направленные на неё взгляды. И сориентировалась достаточно быстро.
   - Верно, госпожа, - отвечала она на английском. - Клянусь Христовыми страданиями!
   - Что это за клятва? - нахмурилась ещё больше мадам Босье. - Разве не помните вы, что сказано в Нагорной проповеди? "Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого". Послание от Матфея, стих пятый! Так ли, леди Штрауб? Ничего я не напутала?
   - Ничего, - подтвердила Ева, коротко сжимая ладонь арабки. - Простите Амину, мадам Босье, она из новообращённых... ещё путает некоторые понятия и не вполне утвердилась в вере. Оттого и ищет себе место поближе к Богу. Вы же примете под крыло алчущую истины?
   - Ищите, и найдёте, стучите, и отворят вам, - смягчилась пожилая женщина. - Да будет так! Приходи в воскресенье на службу, дитя, а после приступишь к работе.
   - Благодарю вас, госпожа, - склонилась в почтительном поклоне арабка.
   На улице обе женщины переглянулись, и Амина несмело улыбнулась.
   - Я не стану обузой, - в который раз пообещала она.
   - Я рада тебе, - искренне ответила Ева. - В последнее время я чувствую себя несколько одиноко. И у меня никогда не было подруги...
   - У меня тоже, - понятливо кивнула арабка. - Женщины - худшие друзья. Завистливы, как змеи, и коварны, как шайтан. Но не ты, госпожа, - тут же оговорилась Амина. - Ты - хорошая.
   - Вовсе нет, - вздохнула Ева, беря маленькую Джану за руку. - Господь видит все мои гадкие мысли, всё низменное во мне, всё порочное. И, к сожалению, там есть, на что посмотреть!
   - Ты крала, убивала или прелюбодействовала? - живо поинтересовалась Амина.
   Ева даже с шага сбилась, застыла на миг, затем звонко рассмеялась. Два или три прихожанина, выходивших с франкского подворья, загляделись на вспыхнувшее лицо и на задорную улыбку молодой женщины, и леди Штрауб тотчас одёрнула себя.
   - Ну вот, - вздохнула она, - ещё один грех на мне, Амина! Люди сюда приходят для молитвы, а я совращаю их собственным примером.
   - Кто им виноват? - возразила арабка. - Ты прилично одета, госпожа; в женской компании, твоя голова покрыта... Если их сердца и впустили в себя грязные поползновения, нет в том твоей вины!
   - Сказано в Писании: кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже согрешил с нею в сердце своём, - снова вздохнула Ева. - И я, вольно или невольно, стала тому причиной.
   - Бог создал тебя красивой, госпожа, - бросив беглый взгляд на светловолосую спутницу, проронила Амина. - Это великий дар.
   - Или испытание, - не согласилась леди Штрауб. - Красота портит. Грех собой любоваться, Амина! Я и без того чрезмерно самодовольна и... и сребролюбива. Именно поэтому я всё ещё не замужем. Гуго отклонял предложения всех претендентов: тот слишком стар, этот недостаточно богат... И я полностью разделяла его взгляды. Я гордилась собой и своим именем... о, как я гордилась, Амина! Спесь родилась прежде меня! И никто не мог вразумить меня... пока за дело не взялся Господь. Я заболела.
   Арабка посмотрела на неё почти с сожалением.
   - Бог милостив. Ты выздоровеешь, госпожа!
   Ева качнула головой, опуская глаза.
   - Если смерть спасёт меня от греха, то уж лучше... - леди Штрауб поджала дрогнувшие губы. - На всё воля Господня, Амина. Ох, что же мы скажем Гуго? - быстро сменила тему она. - Джана останется с нами ещё на неделю, а брат хотя и любит детей, отчего-то взъелся на тебя и малышку.
   - Ещё несколько дней - и сэр Гуго уедет, - проницательно заметила Амина. - А вместе с ним сэр Кай и Сабир. Мы останемся втроём.
   Джана коротко дёрнула руку арабки и тихонько спросила что-то. Та ответила и, выпрямившись, перевела Еве:
   - Спрашивает, куда мы идём. Хочет увидеть сэра Кая. Что у тебя с ним, госпожа? - вдруг поинтересовалась Амина. - Он твой жених?
   Ева вспыхнула, улыбнулась.
   - Нет.
   - Но он тебе нравится, госпожа?
   - Сэр Кай не может не нравиться, - уклончиво ответила леди Штрауб, вспоминая английского рыцаря. - Он молод, красив, богат... Ну вот, снова я о проклятых деньгах! - Ева раздражённо отмахнулась и тотчас закашлялась, прикрывая рот краем платка.
   Джана заговорила снова, преданно глядя на Амину. Арабка некоторое время слушала молча, затем фыркнула и покачала головой, с улыбкой глядя на леди Штрауб.
   - Тебе стоит поживее определиться, госпожа, - шутливо проговорила Амина, когда Ева успокоила наконец дыхание. - Юная Джана говорит, что согласна быть и второй женой - после тебя - только бы остаться с ним. Не поторопишься, госпожа, так первого места тебе не достанется!
   - А ты, Амина? - включилась в игру Ева. - Ты-то какой женой станешь - третьей?
   - А хоть бы и так, госпожа, - мрачно ответила арабка. - Лишь бы не мёртвой - после избиения камнями на главной площади.
   Улыбка спала с лица леди Штрауб. Амина по-прежнему любила своего сэра Роланда, и то, как он поступил, вызывало в Еве глухой протест. Как сильно отличался моральный облик старшего брата от младшего! Впрочем... впрочем, она ничего не знала о Роланде. Возможно, у него имелись причины?
   Леди Штрауб закусила губу, бросая взгляд на Амину. Спутница ей нравилась, они быстро нашли общий язык. Достаточно образованная для своего положения - первый её муж Хасан был мудрым человеком, учителем Корана и грамоты - несомненно, умная, на удивление сообразительная; и при том спокойная и вспыльчивая одновременно. В том, что полюбился молодой вдове английский рыцарь, Ева не усматривала большого греха. Хотя, с её ли несовершенством судить о чужих пороках?
   Странно, что брат, обычно такой лояльный ко всему женскому полу, столь категорично воспринял новую соседку. Поначалу разорялся о том, что помогать нужно единоверцам, а не опустившимся арабским женщинам; затем, узнав о положении Амины, надолго умолк; и наконец, этим утром грубо бросил, что лишь ради светлой идеи сэра Кая терпит под своей крышей сарацинку, носящую под сердцем отпрыска английской крови.
   Идея сэра Кая на самом деле оказалась почти безумной; по мнению Евы - невозможной, но тот запал, с которым ухватился за предложение Гуго, не оставляло ей никаких шансов на право голоса. Молодой крестоносец доверил им тайну с тяжёлым сердцем - но всё же доверил, следуя каким-то собственным умозаключениям или понятиям. Он открыл им свою миссию по возврату Иерусалимского Креста - и предложил Гуго сопровождать их в дороге.
   - Я потерял свой отряд, - невесело усмехнулся сэр Кай. - И набираю новый.
   Молодой лорд Ллойд обещал в случае успеха предприятия возложить Животворящий Крест на Еву - и тем самым исцелить леди Штрауб от смертельной хвори. Затем святыню предполагалось вернуть крестоносцам, а именно - его величеству королю Ричарду, который затем, очевидно, передаст Крест епископу Иерусалимскому.
   - Будь ты проклят, англичанин! - растрогался тогда Гуго. - Я сделаю всё, как ты скажешь, если... если сестрёнка... если ты исцелишь... Кто бы мог подумать, сэр Кай! Животворящий Крест Господень!!! Утерянный пять лет назад при Хаттине... величайший позор! И вот теперь... в наших силах... Если ты вправду знаешь, где искать - я с тобой до последнего вздоха, англичанин!!!..
   Однако ни сэр Кай, ни молчаливый Сабир не сказали, откуда им известно тайное место. Гуго, впрочем, поверил крестоносцу на слово, загоревшись идеей скорого похода, и лишь перед их уходом молодой лорд улучил момент, чтобы признаться Еве:
   - Это была идея Сабира, леди Штрауб, - негромко проговорил он. - Принести Крест для вас, а затем... разобраться между собой.
   - Как это? - шёпотом поразилась Ева.
   Сэр Кай поморщился, словно сожалел о вырвавшихся словах.
   - Крест нужен многим людям, - наконец произнёс он. - Не знаю, зачем он Сабиру, но надеюсь, что для благих целей.
   - А если нет? - нахмурилась леди Штрауб.
   - Господь - упование мое, - улыбнувшись, процитировал Псалтирь Кай. - Разберёмся на месте.
   И вот теперь, когда каждый шаг приближал их к гостиному двору, где остановились Кай с Сабиром, и куда поутру направился Гуго, Ева мысленно всё возвращалась к тому разговору. И каждый раз мысль цеплялась об одно: это была идея Сабира. Помочь ей. Идея ассасина, который не считал себя ни христианином, ни мусульманином, и, казалось бы, не верил - или не должен был верить - в чудотворную силу христианских святынь.
   На постоялый двор все трое подошли уже к обеду. Внутрь дома заходить не стали: услышали ещё с улицы ни с чем несравнимый и крайне довольный рёв Гуго фон Штрауба, доносившийся с внутреннего двора. Обогнув здание, леди Штрауб, Амина и Джана тут же стали свидетельницами короткого поединка немецкого и английского рыцарей. Госпитальер напирал, пользуясь силой, ростом и здоровьем, молодой лорд отступал, не вступая в схватку на столь неравных условиях. Пусть сэр Кай и не мог заведомо выиграть, проигрывать он тоже не собирался - и именно это и приводило госпитальера в неописуемый восторг.
   - И кто же учил тебя, англичанин?! - воскликнул Штрауб, останавливаясь и давая раненому рыцарю передохнуть. - Я думал, меч у тебя украшения ради!
   Кай смерил рыжего германца бесконечно усталым взглядом, но отвечать не стал. Гуго, впрочем, в ответе и не нуждался.
   - Эх, если бы только ты сражался в полную силу! Хотелось бы выжать из тебя всё, сэр Кай!
   - Зато мне бы этого не хотелось, - сдержанно возразил молодой лорд.
   Штрауб расхохотался, крутанул в руке длинный франкский меч, но пойти в повторную атаку не успел: увидел наблюдавших за ними женщин.
   - Я думала, вы набираетесь сил, сэр Кай! - воскликнула Ева, как только внимание обоих мужчин обратилось на них. - Это в вашем понятии отдых и лечение?
   Кай невольно улыбнулся, отправляя меч в ножны. По правде, Штрауб загонял его в стихийной тренировке, но признаваться в крайней усталости крестоносец не желал.
   - Вроде того, - отрывисто, с трудом восстанавливая дыхание, ответил молодой лорд. - Отец всегда говорил... это лучший способ для... восстановления.
   - А где Сабир? - поинтересовалась Ева, оглядывая пустовавший двор.
   - Спит как ленивая свин...
   - Гуго! - вовремя оборвала брата леди Штрауб.
   - Он и вправду отдыхает, - вмешался Кай. - Говорит, плохо спал ночью, мешал шум из таверны. Я ничего такого не помню: спал, как убитый. Даже наутро едва проснулся.
   Джана вырвала ладонь из рук своих попечительниц и подбежала к английскому рыцарю, разглядывая его с новым восхищением. Таким, с оружием в руках, раскрасневшимся после тренировки, она сэра Кая ещё не видела, и навёрстывала упущенное. Всё то время, пока Ева рассказывала о результатах сегодняшних переговоров, Джана не отрывала глаз от крестоносца, стоя с ним бок о бок. Даже время от времени легонько касалась его ладони тонкими пальцами, и тотчас в страхе их отдёргивала.
   - Рада, что вам лучше, - ввернула Ева, оглядывая молодого рыцаря. - Значит, завтра вы пойдёте с нами на службу?
   - Непременно, - подтвердил крестоносец. - Вы все там будете?
   - Разве что кроме Джаны... - несколько растерялась леди Штрауб. - Ведь ты останешься дома, милая? - обратилась к девочке она. - Служба долгая, ты устанешь.
   Амина заговорила с ней, и Джана тотчас поджала губы, вскинув на светловолосую женщину упрямый взгляд тёмных глаз. Произнесла что-то, глядя ей в лицо.
   - Она говорит, что хочет идти с нами. Она обещает, что не устанет, если только ей позволят находиться рядом с сэром Каем, - подавив улыбку, перевела Амина.
   Гуго фон Штрауб расхохотался, проводя пятернёй по красному, потному лицу. Хлопнул крестоносца по здоровому плечу, потрепал вздрогнувшую девчонку по густым волосам.
   - Значит, решено! Твоя невеста - бойкая женщина, сэр Кай, её прав не оспорить! Что ж, до завтра, англичанин, - убирая оружие, попрощался госпитальер. - Увидимся в храме.
   Кай проводил шумную компанию до выхода со двора - как раз вовремя, чтобы увидеть показавшегося из дома Сабира. Ассасин - случайно или нет - шагнул из дверного проёма в тот момент, когда мимо него проходила леди Штрауб: Ева даже вздрогнула от неожиданности.
   - Надеюсь, вы хорошо отдохнули, Сабир, - сказала она на ходу: не желала отставать от Амины, которую пропустил вперёд Гуго фон Штрауб. - Мы увидим вас на Литургии?
   Сабир улыбнулся, позволяя госпитальеру сделать ещё несколько шагов, отделявших его от сестры, и проронил негромко, для одной лишь Евы:
   - Вы увидите меня раньше.
   Леди Штрауб вспыхнула, нахмурилась и отвернулась, спеша догнать спутников, а подошедший к двери Кай махнул Гуго на прощанье и проводил всю компанию долгим взглядом.
   - Только не говори, что снова собираешься со мной на службу, - попросил он, убирая прилипшую ко лбу прядь потемневших от пота волос. - Зачем тебе терпеть муки непонятного тебе священнодейства? Ведь ты можешь прийти и после...
   - Затем, - прервал крестоносца ассасин, - что я Терпеливый.
   Улыбка, заигравшая на губах убийцы, оказалась настолько непохожей на прежнюю его ослепительную ухмылку, что Кай не решился более протестовать. Увы! Если милостью Христа и обладал он даром исцеления, то читать сердца человеческие рыцарь всё ещё не научился.
  
  
   Надоевшие арабские тряпки он сорвал с себя ещё на подходе к Яффе, облачившись в простую рубашку и штаны. Доспех надевать не стал, чтобы избежать лишних вопросов многочисленных патрулей. На христианской территории ему уже ничто не угрожало, но, тем не менее, самое сложное по-прежнему ожидало его впереди.
   В Иерусалиме отца и брата не оказалось, зато на базаре вовсю судачили о недавнем пожаре в тюрьме, где содержали крестоносцев. Слух прошёл, что все пленники погибли в огне, но Роланд знал, у кого спрашивать. За умеренную плату один из тюремных стражников поведал правдивую версию событий, однако вопросов его доклад не поубавил.
   По показаниям сребролюбивого воина, лорд Джон Ллойд сбежал задолго до казни последнего из отряда, сэра Джерольда, и, скорее всего, разминулся с младшим сыном. Но и братишка Кай в тюрьме не задержался: кто-то устроил для него побег, устроив переполох в казематах. Такой расклад означал для Роланда полный провал.
   Возвращался к береговой полосе он по-прежнему с пустыми руками. Раздражённый неудачей, уставший и злой, тамплиер направлялся в Яффу, оттягивая неизбежное объяснение с сеньором Робером де Сабле, как только мог. И потому завернул на городскую дорогу со смутными намерениями расслабиться перед переходом в Акру и продумать дальнейшие шаги. Как нельзя лучше для этих целей подходил тихий дом на западной окраине Яффы, где его, как он прекрасно знал, всегда ждали.
   Конечно, он распрощался с Аминой навсегда около двух недель назад и, вероятно, поступил нехорошо, но и другого выхода не видел: как только его миссия по нахождению Святого Креста окончится, сеньор де Сабле отправит его обратно в христианские земли, где его будут ждать другие задания и совершенно новая жизнь. Роман с арабской женщиной следовало как можно скорее прекратить, тем более что и зашёл этот роман слишком далеко: Амина стала тяжела от него. Избавляться от ребёнка упрямая вдова не хотела, но это были её проблемы. Вступая в орден храмовников, он принёс определённые обеты, и безбрачие стало одним из них. Впрочем, понимал Роланд эти клятвы по-своему, пользуясь другим, негласным уставом ордена: делай за ширмой что хочешь, главное - не срывай ширму.
   Роланд оставался верен этому правилу, выезжая притихшими улицами Яффы к храму, за которым находился дом почившего Хасана. Амина, несомненно, примет его - он не сомневался ни в степени её любви, ни в готовности простить своего любовника. Тем более что он, как ему казалось, платил взаимностью - окружал заботой, вниманием, лаской и щедро сдабривал деньгами. Им было хорошо вместе, но что, если их путям суждено разойтись? Нет в том его вины. Амина прекрасно знала, что он, английский рыцарь-храмовник, никогда не свяжет себя узами брака, тем более, с палестинской женщиной-мусульманкой.
   Роланд спешился, подъехав к храму, и повёл коня за уздцы, поглядывая на наглухо запертые ставни соседних домов. Воздух, казалось, пропитался напряжением и предчувствием скорой беды - неудивительно, учитывая, что за стенами города Ричард уже собирал свою армию. Последний бой решено было проводить у Яффы, и это совсем не радовало местных жителей.
   Тем сильнее хотелось ему оказаться в жарких объятиях уже почти родной женщины - расслабиться хотелось как никогда в жизни. Роланд даже остановился у лавки торговца сладостями, прикупив халву - любимое лакомство Амины - и уже предвкушая скорую встречу и быстрое прощение. Конечно, он припадёт на колено, обнимет стройные ноги возлюбленной, зароется лицом в тонкое домашнее платье, руками забираясь под него, оголяя вначале лодыжки, затем икры и колени...
   Она, разумеется, вскрикнет, примется сердито выговаривать ему на дикой смеси арабского и английского - но всё же сдастся, оплетёт руками крепкую шею, прижимая его лицо к своей мягкой, округлой груди. Даже протестовать не станет, когда он поднимет её и отнесёт в спальню, захлопнув за собой дверь - и когда сорвёт длинное, ненужное платье ещё на пороге...
   При мысли о том, что последует затем, у него сладко и требовательно заныло внизу живота. Эта женщина всё же выжгла своё клеймо на полотне его памяти. Её мягкие губы, жаркий рот, гладкий шёлк тёмных волос, глаза, большие и тёмные, горячее тело, нежная, полная грудь...
   К тому времени, когда он постучался в наглухо запертые ворота, Роланд уже едва сдерживал себя от нетерпения. Сейчас, вот сейчас Амина откроет, и он попросту сгребёт возлюбленную в охапку, не дав ей сказать ни слова.
   - Нет никого, - произнёс за спиной дребезжащий старческий голос. - С братом уехала.
   Роланд резко обернулся. На дороге, опираясь на клюку, стояла пожилая соседка Амины с плетёной корзиной в свободной руке.
   - Уехала, уехала, - так же скрипуче повторила та. - Хотела по-тихому, да только у меня бессонница, молодой господин - вышла вечером на двор, а у Амины, гляжу, гости... Бедуин какой-то с ребёнком, да юноша светловолосый... Она смутилась, увидев меня, сказала, мол, брат троюродный приехал с дочерью, в гости зовёт. Уеду, говорит, на какое-то время. А сама всё к тому светлому господину льнёт! Глядит на него преданно, в ноги едва ли не падает... Шармута, как есть, шармута! Ох и жаль мне тебя, добрый господин - хороший ты человек, что за нею бегаешь! Да только недостойна грязная женщина твоей любви...
   Роланд слушал старуху с всё возраставшим раздражением и недоумением. Не дождалась! Амина! Его верная, домашняя Амина! Уехала из города! И с кем - с таинственным бедуином и с... с...
   - Светловолосый, говоришь? - уточнил у старухи тамплиер. - Невысокий, родинка на лбу?
   - Родинку не углядела, - проскрипела соседка. - А то, что невысокий, правда. Ненамного выше соседки прежней. Чую, не вернётся Амина больше! Нового мужчину себе нашла, добрый господин...
   - Куда они поехали? - перебил Роланд. - Амина говорила?
   - Она не сказала, но, - заговорщицки подмигнула старуха, - я слышала, как они между собой перешёптывались. Забор-то между нами худой, а на слух не жалуюсь, не то что на остальное... Почудилось мне, уважаемый господин, будто про Акру речь у них шла, да про госпитальеров что-то...
   Сэр Ллойд нахмурился. Как, во имя всего праведного, Амина встретилась с Каем?! Какими путями она пришла к нему, и как так вышло, что он забрал её с собой? А в том, что "светловолосый господин" и был Каем, Роланд не сомневался. Как и в том, что таинственный бедуин, кем бы он ни являлся на самом деле, с ним заодно. Или один из отряда, или другой какой сообщник. Возможно даже, что сам отец.
   - Будь ты проклят, - пробормотал Роланд, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу.
   Старухе он вложил в протянутую ладонь пару медяков, сам вскочил на коня, устремляясь прочь со знакомых улиц. Короткая вспышка раздражения вновь сменилась спокойствием и уверенностью, почти радостным предвкушением: если он и лишился приятного вечера в жарких объятиях Амины, то приобрёл куда больше, чем потерял.
   Перед глазами вновь появилась вполне определённая цель, и самое главное - он возвращался к Роберу де Сабле не с пустыми руками. Великая миссия ордена тамплиеров ещё не выполнена, но теперь у него появилась надежда. Только бы найти Кая - и если этот загадочный бедуин не сам лорд Джон Ллойд, то у него есть все шансы обвести братишку вокруг пальца и отправиться за Иерусалимским Крестом вместе с ним. Заодно и успеть к Каю раньше, чем ассасины Горного Старца. Возможно, обойдётся даже без крови.
   Роланд пустил коня трусцой, стремясь как можно скорее покинуть Яффу. Решающая бойня между крестоносцами и сарацинами могла разразиться со дня на день, и он вовсе не хотел застрять в городе на неопределённый срок.
  
  
   Ева расчёсывала волосы, сидя у зеркала. На столике у кровати лежал раскрытый молитвослов и Псалтирь; она успела прочитать положенное вечернее правило, но не спешила закрывать святые книги.
   Арабская ночь входила в силу. Мягкая темнота уже окутала спящую Акру звёздным покрывалом, хотя не было ещё и полуночи. Амина рано отправилась на долгожданный отдых - день выдался непростым. Подогрела вечер грубая выходка Гуго, который за ужином в таверне разразился целой тирадой о том, что приходится кормить сразу трёх невесть откуда свалившихся на их головы дармоедов - девчонку Джану и Амину с её отродьем. И что он предпочёл бы спать в собственной спальне, а не в гостиной. И что Ева приняла решение приютить нечестивых женщин под их крышей без его ведома. И что вместо неуёмного сострадания ей следовало бы проявить большую заинтересованность в собственном будущем, а судьбы арабских сирот и ублюдков оставить на волю провидения.
   Амина слушала незнакомую франкскую речь внимательно, не перебивая. Вглядывалась в раскрасневшееся лицо рыжего рыцаря, следила за нетерпеливыми жестами огромных рук, ловила каждый презрительный, острый взгляд янтарных глаз. В конце бурной речи арабка молча поднялась, поклонилась хозяевам и так же молча взяла Джану за руку, тихо ретируясь наверх, в комнаты.
   К моменту, когда брат и сестра Штрауб поднялись вслед за ними - безуспешные попытки Евы усмирить Гуго успехом не увенчались - Амина с Джаной уже перебрались в гостиную, забрав своё бельё и аккуратно устелив им низкие диванчики. В спальне госпитальера они постелили свежую постель и даже зажгли благовония по арабскому обычаю.
   Ева вспыхнула от осознания того, что Амина каким-то образом поняла смысл сумбурного монолога Гуго, но сказать что-либо в присутствии брата не решилась. Лишь когда сам Штрауб, красный уже не от гнева, но от невольного стыда - вспыльчивость и отходчивость у госпитальера сменяли друг друга с поразительной скоростью - заперся на ночь в своей спальне, Ева зашла в гостиную, где Джана с Аминой готовились ко сну.
   - Прости моего брата, - сказала она неловко, останавливаясь на пороге. - Он просто встревожен предстоящим походом и беспокоится... обо мне.
   - Я не обижена, госпожа, - Амина и впрямь говорила спокойно, - у сэра Гуго есть причины, чтобы сердиться. Я благодарна за приём, и сделаю всё, чтобы он не стал тебе в тягость. Надеюсь, твой почтенный брат не прогневается из-за меня на свою добрую сестру. Я готова ночевать даже на лестнице, лишь бы не на улице. А говорить в своём доме сэр Гуго может всё, что считает нужным, и я только надеюсь, что он не выгонит ни меня, ни это дитя.
   Джана уже завернулась в одеяло, сворачиваясь клубком на низком диванчике, и почти спала, подглядывая за непонятным ей разговором из-под полуприкрытых ресниц.
   - Он никого не выгонит, - твёрдо заявила Ева, скрещивая руки на груди. - Гуго, может, и не добрый самаритянин, но он не зверь. Кроме того, я не хочу после его отъезда оставаться одна. Хорошая компания - это именно то, что мне сейчас нужно. Уверена, мне он не откажет. Не так уж много я прошу и не так долго мне... осталось.
   Ева порывисто шагнула к Амине, обняла вздрогнувшую арабку, поглаживая её по напряжённой спине. Отстранилась, заглядывая в смуглое, красивое лицо, пытаясь угадать в буре отражённых на нём эмоций её истинные чувства.
   - Ты так добра ко мне, госпожа, - дрогнувшим голосом произнесла наконец Амина. - Я никогда не забуду того, что ты для меня делаешь. Аллах да благословит твои дни...
   Пошатнувшись, арабка медленно осела на диванчик, поглаживая малозаметный под свободным платьем, округлый животик.
   - Толкается, - виновато пояснила она. - Уже шестой ведь месяц...
   Ева тогда оставила молодую женщину, позволяя ей наконец отдохнуть, и удалилась в собственную комнату, размышляя о сложных судьбах и надоевшей войне. Первые годы их с Гуго военной кампании жизнь была интересной: походы, битвы, ожидания, тягости пути и адаптация к новому, неизвестному и такому манящему миру. В душе она всегда мечтала о чём-то подобном: сказывалась наследственность и дух Штраубов - наёмников, авантюристов, искателей приключений. "Взбалмошная девица", - звал её порой Гуго, и глубоко в душе Ева с ним соглашалась: сидение дома и однообразный быт ей наскучили ещё в девичестве. Путешествие на Святую землю казалось ей там, в Германии, пределом мечтаний; но вот они здесь, а она уже сходит с ума от застывшей, пресной жизни. С тех пор, как её болезнь усугубилась, и брат решил осесть в Тире, прошло больше года - целых двенадцать месяцев однообразия и неопределённости. Ева не жаловалась, но и унять тягу к исследованиям и приключениям не могла. Как не могла и утолить жажду постоянного движения, в котором теперь ей было отказано - Гуго наотрез отказывался брать сестру с собой в походы.
   Ева прокашлялась, поспешно выпила несколько глотков слабого вина - смягчить горло - и поднялась, нерешительно поглядывая то на свечу, то на Псалтирь. Спать ей не хотелось, несмотря на позднее время, но и читать при таком свете - тоже. Хотелось выйти на балкон и полюбоваться звёздами, но путь на него лежал через гостиную, где уже наверняка видели не первый сон и Амина, и Джана.
   Конечно, она могла понаблюдать за ночной жизнью Акры и в открытое окно, занавешенное тонкой тканью, но вид из него был хуже, чем с балкона - и Ева, в очередной раз махнув рукой на невозможное желание вырваться из душной клетки, забралась на кровать, подтянув свечу поближе и открыв новую кафизму в Псалтире.
   Она не успела прочесть и несколько псалмов, когда ей почудился тихий шорох за окном. К ночным звукам Ева уже привыкла, потому не обратила должного внимания, переворачиваясь для удобства на другой бок, спиной к колыхавшейся от лёгкого ветра занавеске. И уже в следующий миг глухо вскрикнула в жёсткую ладонь, вцепившуюся ей в рот.
   - Тише, - негромко попросил знакомый голос. - Я не хотел вас пугать, миледи. И уж точно не хочу разбудить весь дом.
   Сильные пальцы мягко отпустили, и она резко обернулась, усаживаясь в кровати. Сабир был одет в непривычные чёрные одежды - цвет ночи - и стоял у раскрытого окна, опираясь руками о подоконник. У ног его лежал небольшой свёрток, и Ева подозрительно вгляделась вначале в него, затем - в самого ассасина.
   - Что вы здесь делаете? - хриплым от испуга голосом спросила она. - И... и... как попали сюда?
   Она могла бы поверить, что убийца забрался к ней на второй, даже на третий этаж - но на четвёртый? Как это возможно?
   - Днём у нас совсем нет времени, а до того - не случалось возможности, - улыбнувшись, ответил Сабир. - Я хочу пригласить вас на прогулку, леди Штрауб.
   Ева молча смотрела на безумца, пробравшегося к ней в комнату только для того, чтобы предложить нечто ещё более сумасбродное, чем первая выходка. В такое время! На прогулку!
   - Не отказывайтесь, - попросил ассасин. - Как говорил мудрец? "Ты скажешь, эта жизнь - одно мгновенье", - с улыбкой процитировал он. - "Её цени, в ней черпай вдохновенье. Как проведёшь её, так и пройдёт. Не забывай: она - твоё творенье".
   - Омар Хайям, - узнала Ева. - Пытаетесь соблазнить меня персидской поэзией, Сабир?
   - И персидским обаянием, - подтвердил ассасин, чуть подаваясь вперёд. - А ещё - видами ночной Акры, прогулкой по крышам и шербетом.
   Ева на миг оторопела от столь откровенных намерений. Затем решительно поднялась, позволяя складкам длинной ночной рубашки скрыть неприличествующую наготу, и тряхнула распущенными волосами, набираясь уверенности.
   - Я признательна за приглашение, - нахмурившись, твёрдо начала она. - Но также нахожу крайне неприличным то, что вы пришли к незамужней девушке ночью.
   - Прийти к замужней было бы ещё более неприлично, - сдержанно улыбнулся Сабир, выпрямляясь.
   - И тем не менее, - не дала сбить себя с толку Ева. - Попрошу вас покинуть мою комнату. Немедленно!
   Сокрушённо пожав плечами, ассасин шатнулся назад и... выпал в открытое окно. Секунду или две леди Штрауб стояла, глядя широко распахнутыми глазами на тёмный проём окна, где только что стоял Сабир. Затем, охнув, бросилась к подоконнику, с ужасом ожидая увидеть бездыханное тело в палисаднике гостиного двора.
   Тело обнаружилось, впрочем, не внизу, а сбоку - на крыше соседнего балкончика. Располагался тот этажом ниже, так что лицо ухмылявшегося ассасина, стоявшего во весь рост, оказалось вровень с её, обеспокоенно высунувшимся наружу.
   - Как вы... как вам! - не сразу сориентировалась леди Штрауб, - как не стыдно! Это... неприлично и... и... Господи Иисусе, вы меня так напугали!
   - Простите, - повинился Сабир, подтягиваясь и забираясь обратно в окно. - Я тут принёс кое-какие вещи, - кивнул он на брошенный в комнате узелок. - Подумал, вам будет неудобно гулять по крышам в женском платье. Надеюсь, вам подойдёт.
   Ева непонимающе глянула на невозмутимого ассасина, вытряхнула содержимое свёртка дрожащими руками и с недоумением уставилась на мужскую одежду - штаны, балахон и широкий пояс. Всё чёрного цвета, как и облачение самого Сабира.
   - Ночь, - пояснил ассасин. - Нужно раствориться в ней, чтобы понять её красоту.
   Ева закусила губу, бросая взгляд на палестинца. Тот ожидал её ответа спокойно, словно...
   - Вы знали, что я соглашусь, - пряча улыбку, произнесла она. - Потому и вещи принесли, верно? Какая самоуверенность! А если бы я отказалась?
   Сабир улыбнулся, будто знал и о сомнениях, и о желании, терзавших женское сердце.
   - Я предлагаю забыть о приличиях, - проронил он. - И всего лишь насладиться спящей Акрой.
   ...В прохладу летней ночи она шагнула с опаской. Вцепилась обеими руками в парапет, с замиранием сердца вглядываясь в ночную мглу, перевела напряжённый взгляд на Сабира. Ассасин подцепил свисавшую с крыши верёвку, дёрнул на себя, проверяя крепость, и первым спрыгнул из окна, удерживая тонкий канат одной рукой.
   - Не бойтесь, - шепнул он снизу. - Я помогу.
   Бояться было поздно: Ева решительно поправила чёрную чалму, и крепко ухватилась за натянутую верёвку. Закрыла глаза и оттолкнулась от подоконника, зависая над землёй. От пьянящего ощущения полёта захватило дух; девушка осторожно приоткрыла глаза и так же несмело глянула вверх.
   - На крышу, - подсказал ассасин, подставляя свободную ладонь ей под сапожок.
   Ева услугой воспользовалась, оттолкнулась, делая первые судорожные рывки, и вдруг поняла, что у неё получается - с большей лёгкостью, чем она предполагала. Леди Штрауб даже тихонько рассмеялась, тут же растеряв все силы, и крепче вцепилась в канат, с отчаянием глядя на покачивавшийся перед носом парапет крыши.
   - Сейчас, - шепнул голос над самым ухом, и тотчас Ева ощутила мягкий толчок - Сабир отпустил верёвку, прыгнув вперёд.
   Она даже испугаться не успела: ассасин легко уцепился за край, подтянулся, забираясь на крышу, и обернулся к оставшейся внизу девушке.
   - Держитесь крепче, - попросил негромко.
   Ева не удержалась, взвизгнула тихонько, когда Сабир в два рывка втащил её наверх. Оказавшись на широкой плоской крыше, девушка отпустила наконец верёвку и выдохнула.
   - И совсем несложно, - с вызовом заявила леди Штрауб.
   Сабир рассмеялся и кивнул наверх.
   - Отсюда они ближе, правда?
   Ева честно вгляделась в яркие звёзды над головой. Знакомые созвездия и впрямь сияли, как россыпи редчайших драгоценностей, но их свет терялся на фоне огромной, иссиня-белой луны. У горизонта мириады звёздных путей терялись в бесконечности, даже в глазах задвоилось, и Ева не сразу поняла, что видит уже не звёзды, но их отражение в спокойных водах крупнейшего порта Палестины. К свету небесных светил добавлялись огни пришвартованных кораблей и городских фонарей, и это царство света в ночи манило, притягивало, звало к себе.
   - Идём, - позвал Сабир, протягивая руку. - Чтобы почувствовать ночную жизнь, нужно сделать не один шаг.
   Ассасин стоял у самого края крыши - противоположного тому, откуда они выбрались. К соседнему дому вела толстая доска, перекинутая с одной кровли на другую. Ева осторожно глянула вниз. Под ногами простирался спящий город, тёмный и угрюмый, над которым возвышалась на севере мрачная громада цитадели - оплота короля Ричарда. "Сделать не один шаг" оказалось чуть страшнее, чем ожидала леди Штрауб.
   Сабир её сомнения угадал раньше, чем она успела их высказать. Запрыгнув на доску, он протянул к ней обе руки.
   - Вы мне верите? - настойчиво спросил ассасин, как только Ева несмело приблизилась. - Верите?
   Девушка закусила губу, с замиранием сердца глядя, как мягко пружинит доска под весом Сабира. Подняла на него полные сомнений серые глаза.
   - Да, - ответила неуверенно, вкладывая свои ладони в его.
   Улыбка, вспыхнувшая на лице ассасина, будто осветила бездну под их ногами. Ева, впрочем, пожалеть о своём решении не успела: сильные руки крепко стиснули тонкие запястья, уверенно потянув на себя, и девушке не оставалось ничего другого, кроме как впиться пальцами в грубую, мозолистую ладонь, и шагнуть следом.
   - Смотрите на доску, но не вниз, - предупредил сдержанный голос, но Ева от испуга едва ли его услышала. Несколько шагов показались вечностью, и очнулась она только когда Сабир приобнял её за талию, помогая шагнуть с доски на плоскую крышу.
   Она неуверенно улыбнулась, оглядываясь назад. Пьянящая высота осталась позади, как и крыша дома, где находились их комнаты; а вместе с ними - тяжёлые оковы на её ногах, приковавшие её к невидимой тюрьме. Лёгкость, которую она теперь ощущала, скрыть было невозможно - уж по крайней мере не от Сабира, пристально наблюдавшего за её лицом. Ассасин первым рассмеялся, беря её ладонь в свою.
   - Повторим? - кивнул на следующую крышу он. - Потребуется сделать всего один прыжок. Сможете?
   Ева стиснула ворот тёмного балахона у горла, переждала несколько мгновений, вдохнула поглубже и кивнула. С места они сорвались вместе, и к краю подбежали, почти не сбавляя темпа.
   - Сейчас! - велел ассасин. Вовремя, чтобы Ева успела задержать дыхание, увидев узкий перешеек между крышами, и послушно оттолкнуться ногами от парапета.
   ...Короткий полёт, обжигающий ветер, всплеск ужаса и внезапно близкая твердь. Приземлилась она на корточки, не покатившись по ровному настилу лишь потому, что Сабир удержал её, крепко прижав к себе. Сердце бешено билось в груди, и Ева не сразу успокоила разбушевавшееся дыхание, а потому и не сразу скинула с плеч неожиданно горячие ладони.
   - Как ты мог, Сабир! - возмущённо воскликнула леди Штрауб, от испуга и неожиданности преступая установленную ими границу вежливости. - Я не ожидала, что эти дома так далеко друг от друга! А если бы...
   - Мы называем это прыжком веры, - улыбнулся ассасин. - И не у каждого он получается так же хорошо, как у тебя, миледи.
   Ева вспыхнула от похвалы, но ответить не успела: Сабир прижал палец к губам и кивнул в ночь:
   - Слышишь?
   Ева честно прислушалась, забыв отстраниться от своего спутника. Мир вокруг них жил своей жизнью: дышал, вздыхал, радовался и грустил. Из открытых окон доносились приглушённые звуки: оживлённые голоса, крики и ругань, тихие колыбельные, плач младенцев. С крыши открывался великолепный вид на более низкие дома: некоторые окна были наглухо затворены ставнями, некоторые - распахнуты настежь и прикрыты лишь тонкими занавесками, кое-где горел тусклый свет одинокой свечи.
   - Иногда я думаю, что там, в этих окнах, течёт жизнь, от которой я когда-то сбежал, - негромко проронил Сабир. - Размеренная и предсказуемая, в которой порой не замечаешь, как чёрное сливается с белым. Не можешь отделить одно от другого, и плывёшь в серой массе, не подозревая об этом. А когда понимаешь, что стоишь на месте - это ещё хуже, потому что ты ничего не в силах изменить. До тех пор, пока не погасишь свет в своём окне и не оставишь всё, что тебе принадлежит, позади. Но на это способен не каждый.
   Ева с удивлением глянула на спутника. Сабир по-прежнему удерживал её плечо одной рукой, а она всё так же цеплялась за его свободную ладонь. Лицо убийцы находилось теперь совсем близко; она видела прорезавшие его жёсткие складки, плотно сжатые губы, пронзительный, режущий взгляд необычно блестевших глаз. Привычный капюшон чуть сдвинулся из-за прыжка, и она впервые увидела, что таинственный спутник был бритоголовым, даже на щеках его не оказалось обычной мужской растительности. Те оказались гладко выскоблены, но кожа оттого мягче не выглядела: черты лица казались высеченными из мрамора.
   - Не тебе одному было душно, Сабир, - неожиданно для себя произнесла леди Штрауб. - Но не каждый может сбежать. Кто-то связан своим положением, кто-то - чувством долга перед близкими, а кто-то считает ту жизнь, которую ведёшь ты, неправильной. И нужно уважать выбор каждого из тех, кто... плывёт в серой массе.
   Ассасин помолчал.
   - Ты... сделала свой выбор, леди Ева?
   Девушка нахмурилась, отстранилась, разжимая наконец судорожно сведённые пальцы.
   - Порой мне хотелось, как и тебе, сбежать от жизни. Не так, как это сделал ты, - тотчас оговорилась леди Штрауб. - В юности я хотела уйти в монастырь, но Гуго воспротивился. Сказал, что я должна сиять, - Ева чуть заметно поморщилась, - выйти замуж за богатого человека. Быть счастливой...
   Сабир усмехнулся.
   - Сэр Гуго, должно быть, и сам не отказался бы от богатой жены и блеска в обществе, - проницательно заметил ассасин. - Деньги, преуспевающее имение, обеспеченная старость. Дети?
   Ева кивнула.
   - Гуго любит детей, - подтвердила девушка. - Он говорил, что не отказался бы и от десятка наследников.
   - Однако не может вытерпеть даже одного ребёнка в доме, - ввернул Сабир.
   - Джана - не его дочь, - пожала плечами Ева. - А Гуго - мужчина. Многим из вас чуждо самаритянское сострадание и отеческая любовь. Впрочем... многим женщинам - тоже.
   - Значит, замуж за богатого человека, миледи? - уточнил ассасин. - Это - твоя цель?
   - Я больна, Сабир, - напомнила Ева, и по прекрасному лицу пробежала быстрая тень. - Один только Господь ведает, как долго мне суждено жить. Я уже... не имею никакой цели и... полностью полагаюсь на Его провидение.
   - Может, это и верный подход, леди Ева, - пожал плечами Сабир. - Как говорил великий мудрец? "Не завидуй тому, кто силён и богат - за рассветом всегда наступает закат. С этой жизнью короткою, равною вздоху, обращайся, как с данной тебе напрокат".
   Ева тихо рассмеялась, поднимаясь на ноги. Ассасин удивлял её с каждой минутой всё больше. И какая жалость, что ум и образованность так и не нашли в нём достойного применения! Расчёт на поэзию он, по крайней мере, сделал верный: арабские стихи почти покорили леди Штрауб.
   Сабир вновь взял её за руку, и она не стала протестовать.
   - Я обещал шербет, - напомнил ассасин, - но до него нужно дойти.
   Леди Штрауб улыбнулась, следуя за своим провожатым. Следующую крышу брали штурмом чуть дольше: хотя два дома и примыкали друг к другу, но один из них оказался выше, и Ева с трудом взобралась на его кровлю. Сабир подставил скрещенные ладони, чтобы она оттолкнулась и достала до края, и подсадил чуть выше, помогая девушке подтянуться на дрожащих руках.
   - Пожалуй, я не готова к такой прогулке, - откашлявшись, покачала головой леди Штрауб. - Хотя должна сказать, что это лучшая прогулка в моей жизни, Сабир.
   Ассасин улыбнулся, пожал плечами и подхватил всё ещё трудно дышавшую девушку на руки. Ева задохнулась от неожиданности и возмущения, но сдалась почти мгновенно: ей показалось, что это ненадолго. В самом деле, не будет же он переносить её с крыши на крышу?..
   - Тут недалеко, - пообещал он. - Сейчас мы окажемся в богатом квартале. Здесь множество красивых домов знатных горожан. И на их крышах полно великолепных беседок и деревянных навесов - будет, где полюбоваться ночными красотами Акры. Лично я предпочитаю вид на порт.
   Они находились уже на краю; Ева нетерпеливо дёрнулась в руках проводника, глядя на отделявшую их от следующей крыши бездну.
   - Я вполне могу идти своими ногами, Сабир, - нахмурилась она. - Просто из-за... из-за болезни мне приходится восстанавливать дыхание, и...
   Ассасин прыгнул. Всплеск ужаса продлился едва ли секунду, когда они приземлились. От удара о твёрдую кровлю хватка Сабира чуть ослабилась, но тут же он вцепился в драгоценную ношу ещё крепче, так что ошеломлённой Еве не удалось ни вырваться, ни даже шевельнуться.
   - Пусти, - едва слышно, севшим голосом от испуга голосом потребовала она. - Я пойду сама, Сабир!..
   ...Место, которое ассасин выбрал для свидания, оказалось и впрямь живописным: в доме, стоявшем на углу, кровля оказалась уставлена, помимо утвари и мешков сена, разложенными коврами и сохнущими простынями, а на самом краю располагалась увитая плющом беседка. Внутри нашлась гора мягких одеял и подушек, а также низкий столик, уставленный блюдцами с яствами и кубками для вина.
   - Самое близкое к порту место, - помогая Еве войти внутрь, проронил ассасин. - Отсюда видны огни кораблей и слышен плеск волн...
   - И не только, - тихо фыркнула девушка, кивая на пятно света на соседней улице. Оттуда доносились громкие голоса, разухабистые песни и звон битой посуды.
   - Местное заведение для одиноких, - хмыкнул Сабир.
   Ева устроилась на мягких подушках, устремляя взгляд на запад - туда, где сияли дрожащие огни и отражался блеск тысяч звёзд. Сторожевая башня, освещённая тут и там светом факелов, выделялась на фоне тёмного небосвода ещё более чёрной громадой в ореоле мерцающей водянистой дымки.
   - Шербет, - продемонстрировал ассасин, протягивая ей блюдце.
   Ева подавила улыбку, принимая лакомство, откусила сладкий кусочек. Когда-то ей приходилось пить шербет, но напиток ей нравился меньше, чем ароматная помадка, которую принёс Сабир.
   Ассасин открыл графин вина, наполнил два кубка, передавая один из них Еве.
   - Ты всё продумал, - отметила леди Штрауб. - Часто приходилось красть девушек из их собственных комнат?
   Сабир загадочно улыбнулся.
   - Я стараюсь следовать совету мудреца: "Не моли о любви, безнадёжно любя, не броди под окном у любимой, скорбя. Словно нищие дервиши, будь независим - может статься, тогда и полюбят тебя".
   Ева рассмеялась, качая головой.
   - Не отшучивайся, Сабир! Я должна знать, чего ожидать от тебя.
   - Я и сам не знаю, - с той же улыбкой, не отрывая внимательного взгляда от лица девушки, ответил ассасин. - Я впервые встречаю такой единение красоты и жестокости...
   - Жестокости? - поразилась леди Штрауб.
   - Именно, - Сабир оказался вдруг чуть ближе, - потому лишь сердце холодное, как снега на вершинах гор, может быть безучастным к болезненной страсти, сжигающей моё сердце...
   Ева выставила перед собой кубок с вином - как защиту от внезапной близости.
   - Тогда предлагаю выпить за то, чтобы ты повидал, наконец, эти самые снежные горы, - отшутилась на этот раз уже она. - Потому что только голова горячая, как пески Палестины, может вообразить, будто у Евы фон Штрауб холодное сердце!
   Сабир рассмеялся, разглядывая вспыхнувшую девушку, пригубившую вино. Чёрный цвет оказался ей необычайно к лицу; теперь же, когда Ева отбросила мужскую чалму, белоснежный каскад волнистых волос выделялся на тёмном фоне, как нимб на иконах христианских святых.
   Он даже не разгадал собственного желания - не успел - потому что уже в следующий миг понял, что прижимается к пьянящим устам франкской баронессы. Поцелуй не вышел ни долгим, ни страстным: не ожидавшая такого напора леди Штрауб отпрянула, выронив кубок с вином из рук. Тут же ойкнула, опуская глаза на промокший наряд, и вскочила на ноги.
   - Сабир... - произнесла с сомнением.
   В следующее мгновение ассасин уже был рядом, и вновь эти полные душевных терзаний серые глаза - расплавленное серебро с отражёнными в нём мириадами звёзд - и влажные от вина губы...
   Повторным надеждам сбыться, однако, не довелось: снизу, со стороны "заведения", раздался разухабистый и до боли знакомый рёв, и Ева вздрогнула, поспешно выбираясь из беседки.
   - Мне показалось, - возбуждённо заговорила она, не оборачиваясь, - показалось...
   Мысленно Сабир выругался: нет, Еве не показалось. Внизу, вразвалку двигаясь по соседней улице, медленно шёл по направлению к дому Гуго фон Штрауб. Рыжий рыцарь был одет в распахнутую на груди рубашку и штаны, небрежно заправленные в сапоги; в одной руке госпитальер держал пузатую бутылку, к которой и прикладывался время от времени.
   - Быть не может! - воскликнула Ева, провожая брата ошарашенным взглядом. - Он же отправился почивать раньше нас с Аминой!
   - Видимо, сэр Гуго нашёл способ покинуть комнаты так, чтобы никто из вас этого не заметил, - усмехнулся Сабир. - И задолго до того, как вы обе отошли ко сну. Дело-то было явно срочное.
   Леди Штрауб вспыхнула, закрывая лицо ладонями. Самое ужасное заключалось не в том, что брат накануне воскресной службы отправился пить в кабак - и, судя по виду его одежды, нашёл там весьма приятную компанию - и не в том, что в таком виде его лицезрел Сабир. В понимании ассасина девушка была странным образом уверена, как и в благоразумии: Сабир не станет ей напоминать об отвратительном свидетельстве.
   Самое жуткое состояло в том, что Гуго после подобных "отдохновений" имел дурную привычку заявляться к ней в покои, будить и требовать полного внимания. Излияния рыцаря обычно не длились долго, потому что Ева взяла за правило не отвечать подвыпившему брату и откладывать пробирающую речь до утра, но сегодня случай подвернулся особый. Если Гуго придёт домой раньше их, и увидит, что в комнате сестры пусто...
   - Сабир, - в отчаянии повернулась к спутнику леди Штрауб, - прошу тебя, мне нужно вернуться, и как можно скорее! Гуго, он... он непременно зайдёт ко мне, и...
   Ассасин молча кивнул, залпом выпивая так и не тронутый кубок.
   Первые две крыши Ева прошла сама - с одной спрыгнула прямо в руки Сабира, на другую перебежала по короткому мостику, соединявшему две кровли - а затем начала постепенно выбиваться из сил. Одышка не заставила себя долго ждать: такой темп оказался ей не по плечу. Остаток пути девушка провела на руках Сабира, стараясь унять разбушевавшийся кашель и, чтобы заглушить его, отворачивалась к ассасину, прижималась лицом к крепкой груди.
   На крыше гостевого двора они оказались раньше, чем шатающийся Гуго добрёл до дома. Сабир осторожно поставил девушку на ноги и критически осмотрел промокший от вина наряд.
   - Запах, - ёмко пояснил ассасин. - Сэр Гуго почувствует.
   - Я сниму одежду в комнате, - быстро решила Ева, поглядывая на свисавшую с крыши верёвку, - и выброшу её в окно.
   - А я подхвачу с той стороны, - кивнул Сабир. - Одна только деталь: я возьму плату за свою скромную услугу.
   Ева непонимающе нахмурилась, но непонимание быстро сменилось удивлением и уже знакомым сомнением. Ни то, ни другое не могло удержать палестинского ассасина. Удерживая хрупкие плечи крепкими ладонями, он склонился к невинным, неумелым губам. Мягко коснулся своими...
   Ева отвечала неуверенно, впитывая прежде неведомую ласку всем своим существом; отвечала, с отчаянием прислушиваясь к себе. Из всех мужчин на земле именно палестинский убийца Сабир, великий грешник и безбожник, стал первым, кому удалось разбудить и её сердце, и неожиданно откликнувшееся тело...
   Ассасин мягко отстранился и осторожно коснулся губами мокрых глаз леди Штрауб. Прочертил дорожку ко лбу, запечатлевая на нём целомудренный, почти отеческий поцелуй. Замер, вдыхая запах белоснежных волос...
   - А-а-а, чтоб тебя черти взяли!!! - раздался оглушающий рёв, и Ева вздрогнула, бросая взгляд через плечо: из-за угла выходил злой Гуго, разбивший по пути свою драгоценную бутылку. Двери постояльцу хозяин тут же открыл: видимо, ожидал позднего возвращения.
   Коротко и приглушённо вскрикнув, девушка бросилась к свисавшей верёвке, но Сабир успел первым: взялся руками за тонкий канат, соскользнул вниз, приглашающе кивнув головой. Теперь Ева не могла бы сорваться: ассасин находился внизу, страхуя её спуск.
   Оказавшись в комнате, девушка быстро задёрнула занавески и принялась срывать с себя пропитанную вином одежду. Тяжёлые шаги в спящем доме она услышала даже сквозь запертые двери, и успела снять лишь один сапог перед тем, как Гуго бахнул в её дверь громадным кулаком:
   - С-сестр-рёнка-а!!! Спишь, что ли?!
   Прыгая на одной ноге, Ева сорвала наконец второй сапог с ноги, заворачивая одежду с обувью в рулон, метнулась к окну, охнула, осознав, в каком виде предстанет перед Сабиром, бросилась к кровати, на которой лежала ночная рубашка.
   - Тебе не плохо там, а?! Ева?! А ну отопри немедленно!!!
   Поспешно накинув ночное одеяние, девушка откинула занавески, швыряя свёрток вниз, и тотчас задёрнула их вновь. Поймал ли Сабир вещи, её уже не интересовало: дверь тряслась под превосходящим напором германского рыцаря.
   - Гуго! - распахнула Ева дверь перед самым носом брата. - В такое время - ты в своём уме? - заговорила быстро, не давая ему вставить ни слова. - Ты... в кабак ходил, что ли?
   Штрауб тяжко вздохнул и грузно рухнул на жалобно скрипнувший стул.
   - Ну... - неохотно признал враз стушевавшийся госпитальер. - Я не ради вина ходил, сестрёнка, - запинаясь от дурманного хмеля, выговорил Гуго. - Я это... того самого...
   - Избавь меня от объяснений, - как можно холоднее произнесла Ева. - Ты же знаешь, меня твои походы к продажным женщинам не интересуют.
   - А это ты, между прочим, виновата, - вяло возразил рыжий гигант, протирая осоловевшие глаза. - Привела сюда эту... ходит тут, вертит сочным задом, трясёт аппетитными...
   - Гуго! - вспыхнула Ева, прижимая ладонь к губам. - Как тебе не стыдно, она же в тягости!
   - И что? - резонно вопросил германец. - Мне от того не легче... А я что? Я же не железный... Это ты у нас монашка, любезная сестрица... Ох, и как только ты сэра Кая окручивать будешь? Что ты, что он - дети малые, не знаете что и куда... Пособить вам, что ли? Поспеши, время же дорого, сама... знаешь...
   На этой риторической ноте Штрауб всё же поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях обернулся и неуверенно принюхался:
   - Никак... вином смердит? Увлеклась, что ли? - усмехнулся госпитальер.
   - Не сваливай на меня свои ароматы, - огрызнулась "любезная сестрица", выталкивая брата из комнаты. - Ступай, Гуго, да отоспись, я отдохнуть сама хочу...
   Штрауб всё же потрепал Еву по волосам огромной пятернёй, прежде чем ей удалось захлопнуть перед ним дверь, и пробормотал:
   - Хорошо хоть ты в нашей семье... всё делаешь правильно...
   Оставшись одна, Ева бессильно опустилась на кровать и бросила виноватый взгляд на распятие, висевшее у изголовья. Гуго и не подозревал, насколько похоже они провели этот вечер. Видимо, никто в семье Штрауб правильно поступать не умел.
  
  
   Кай отошёл к боковому пределу храма, где его уже ждала Джана. Слава Господу, девчушка ничего не стала спрашивать, и он смог в полной мере насладиться принятием Святого Духа. Наконец-то! После долгого перерыва Причастие пролилось на душу благословенным бальзамом, наполнило тело невероятной энергией, силой, жизнью...
   Как долго он ждал этого невыразимого чувства - лёгкости, возвышенности, духовного полёта - и как сладостен оказался миг вкушения Тела и Крови Христовой. Он был единственным, кто прошёл Таинство - брат и сестра Штрауб причащаться не стали. По словам Евы, оба нарушили положенный перед священнодейством пост, и потому не смели вкушать Святого Духа.
   Сабир, находившийся за их спинами, долгую службу терпел молча, но из храма не уходил. Не язвил и не злословил, по своему обыкновению, напротив - слушал, казалось, очень внимательно, пытаясь разобрать латинскую речь. Лишь насмешливый прищур синих глаз выдавал в ассасине неверие.
   - Господин, - едва слышно позвала Джана, несильно сжимая его пальцы. - Ты светишься...
   Девочка плохо говорила по-арабски - в основном на местном диалекте, понять который могли только Сабир с Аминой. Кай спустя пару дней тоже начал разбирать отдельные слова, отдалённо похожие на уже знакомые арабские - и этим они обходились, объясняясь друг с другом жестами, знаками и отдельными фразами.
   - Скоро пойдём? - не дождавшись ответа, едва слышно спросила Джана.
   - Скоро, - пообещал Кай, крепко сжимая тонкую ладонь.
   Личико девочки вспыхнуло от удовольствия. Она прижалась щекой к их рукам и замерла так надолго, ни разу больше не пожаловавшись на тягость ожидания.
   Кай наслаждался полным отсутствием боли и невероятной энергией, наполнившей его существо. Так замечательно он не чувствовал себя уже давно. Он знал, что Святое Причастие помогает в исцелении душевных и телесных ран, но никогда не пробовал его как средство для последнего. И тем не менее это оказалось так: молодой рыцарь ощущал себя превосходно, понимая, что готов в путь хоть сейчас.
   Тем более что и ещё один долг - долг своей совести, продиктованный не столько необходимостью, сколько чувством благодарности и искренней дружеской привязанности - он уже выполнил. Кем бы ни был Сабир и какие бы помыслы в отношении христианской реликвии не вынашивал, Кай попросту не мог относиться к нему иначе. Ассасин оказался рядом, когда он нуждался в помощи, и крестоносец собирался отплатить ему добром за добро. Что бы сам Сабир не испытывал к нему, Кай уже считал его другом - а потому не колебался на вчерашней исповеди, веря, что Господь его порыв управит во благо.
   В смерть отца он по-прежнему не верил, полагая, что они так или иначе разминулись в пути, а значит, когда-нибудь его послание достигнет адресата. В Акре их больше ничто не держало.
   На улице он высказал своё предложение всем.
   - Завтра, - обратился он к спутникам, - выезжаем в Хаттин.
   Оживилась даже Амина, ожидавшая компанию снаружи, на широкой скамейке.
   - Доедешь ли? - с сомнением проворчал Гуго, пытливо оглядывая крестоносца.
   Кай долгий взгляд выдержал.
   - Я выезжаю завтра, - ещё раз повторил он. - Кто желает, может присоединиться.
   Сабир усмехнулся, посмотрев на юного лорда с новым интересом. Штрауб пробуравил крестоносца ещё одним долгим взглядом, но в конце концов хмыкнул, хлопнул Кая по плечу громадной ладонью, рявкнул с явным удовольствием:
   - Клянусь Мадонной, ты мне нравишься, англичанин! Едем!!! Спёкся я уже в этом городе!
   Кай коротко улыбнулся, поводя ушибленным плечом.
   - Что до Амины и Джаны...
   - Останутся со мной, - решительно заявила Ева, крепко сжимая ладонь потупившейся арабки. - До тех пор, пока в ордене не появятся места для обеих.
   - Отлично. Тогда...
   Джана коротко дёрнула Кая за рукав, что-то негромко спросила. Рыцарь сразу не понял, но Сабир услужливо перевёл, пряча хитрую усмешку:
   - Просится с тобой.
   - Куда? - не понял Кай.
   - Куда угодно, - пожал плечами ассасин. - Маленькой плутовке всё равно.
   Амина тем временем обратилась к девочке, но Джана лишь крепче вцепилась в руку рыцаря. Сэр Кай Ллойд мысленно вздохнул, но отталкивать от себя дитя не решился.
   - Скажи ей, что этот день мы проведём вместе, - прервал бесполезные уговоры он. - А завтра я уеду, но обязательно вернусь.
   Амина перевела, и Джана тут же оживилась. Улыбнулась, глядя снизу вверх на "господина", засияла, не смущаясь даже под перекрёстными взглядами взрослых.
   - Вот ведь шельма! - покачал головой Гуго. - И откуда ты таких только берёшь, сэр Кай...
   Амина вспыхнула, и Ева поспешила разговор закруглить:
   - Мы на рынок, - заявила леди Штрауб, беря арабку под руку. - Надеюсь, Гуго, в воскресный день я могу рассчитывать на то, что ты явишься домой вовремя?
   Госпитальер покраснел - не от смущения, от гнева - но любезная сестра ждать не стала: бросив быстрый взгляд на Сабира, Ева фон Штрауб ретировалась с новой подругой в направлении площади.
   - Видал?! - обратился к Каю рыжий рыцарь. - Знай, кого собрался брать в жёны!
   Лёгкий румянец заиграл на скулах крестоносца, когда он ответил:
   - Ты прости меня, сэр Гуго, но я ещё не просил руки твоей сестры.
   - А зря!!! - гаркнул Штрауб почти раздражённо. - Чего ждёшь?! Я для тебя всех женихов разогнал, а ты...
   - Не всех, франк, - спас Кая от праведного гнева Сабир. - Есть ещё я.
   Краска спала с лица Гуго. Медленно и страшно он обернулся к спокойному ассасину. Потребовал кратко:
   - Повтори.
   - Говорю, что ты забыл про меня, сэр Гуго, - невозмутимо сказал Сабир. - И что я не отказывался от прав на твою сестру.
   Кай успел перехватить руку Штрауба до того, как та выхватила из ножен меч.
   - Не перед храмом, - выпалил крестоносец первое, что пришло на ум.
   - Ты... ты... - задохнулся от ярости госпитальер, отстраняя рыцаря и надвигаясь на ассасина, - ты!..
   - Я, - согласился Сабир, отступая перед превосходящим напором, - прошу руки твоей сестры, сэр Гуго. А если ты не готов к подобному предложению, попрошу позже. Впереди долгий путь.
   Внезапно Штрауб остановился, смерил ассасина долгим взглядом выпученных глаз, и расхохотался, качая лохматой головой.
   - А я уж было поверил! Не шути так больше, араб, - внезапно серьёзно и с угрозой в голосе проговорил Гуго. - Во второй раз я твоего дикого юмора не пойму. Если бы не сэр Кай, я бы тебя и в первый раз зарезал прежде, чем разобрался. Это ж надо! - снова повысил голос госпитальер. - Грязный палестинец, а наглости больше, чем у англичанина!
   - Я не палестинец, я перс, - ввернул Сабир, но слова успешно пролетели из одного уха Штрауба в другое, счастливо минуя мозг.
   - Один чёрт! Арабы вы все, дикое племя! Что палестинцы, что персы - всё едино!
   Сабир наградил германского рыцаря почти сочувствующим взглядом.
   - Безродный и нищий оборванец! - продолжал возмущаться Гуго, поражённый нахальством их проводника. - Как ты вообще посмел!..
   - Как там говорил сэр Кай? - хитро улыбнулся перс. - "Я не безродный и не нищий, сэр Гуго, глаза обманывают тебя!". И предвосхищая твой вопрос - мой отец тоже богат. Возможно, не так, как лорд Ллойд, но я - старший сын. И ради твоих амбиций могу снова напомнить ему об этом. Если потребуется, даже в ноги упаду, - усмехнулся ассасин. - Он простит и примет. Титул, деньги - этого будет достаточно, чтобы повлиять на твоё решение?
   - Блудный сын? - недоверчиво хмыкнул Штрауб. - И что ты о себе возомнил, араб? Что я отдам единственную сестру за мусульманина?! Даже со всеми нечестивыми титулами и богатствами!..
   - Гуго, - прервал излияния германского рыцаря Кай. - Мне кажется, вы оба немного торопитесь. Или я ошибаюсь, и леди Ева уже здорова?
   Негромкий голос крестоносца подействовал на обоих, как ушат холодной воды. Штрауб нахмурился, бросая мрачный взгляд на ассасина.
   - С тобой - ещё не закончили! - предупредил он. - Что до тебя, сэр Кай...
   - Увидимся на рассвете, - закончил за него молодой рыцарь. - У городских ворот. Джану я приведу к вам позже.
   Госпитальер осёкся на полуслове, пожевал губы, словно в раздумьях, сказать ли что ещё или оставить всё, как есть, и в конце концов склонился ко второму, махнув рукой обоим:
   - Пойду готовиться, - решил он наконец. - Должен же кто-нибудь в отряде позаботиться о вооружении и защите.
   - Был бы очень признателен, сэр Гуго, - согласился Кай, провожая рыжего рыцаря взглядом.
   Штрауб ещё не скрылся из виду, когда голос подал Сабир:
   - А ты не так прост, как кажешься, сэр Кай! Полон сюрпризов.
   - Это плохо? - уточнил Кай, обнимая льнущую к нему Джану.
   - Это занимательно. Значит, настоящий Кай Ллойд - тот рыцарь, который отпустил меня в Акре, несмотря на преимущество в положении; а вовсе не полумёртвый крестоносец, которого я подобрал в пустыне.
   Молодой лорд рассмеялся, покачал головой.
   - Ты меня тоже удивил, Сабир. Вот уж не думал, что ты заговоришь о женитьбе!
   - Разве это не естественно для мужчины - найти женщину, завести семью?
   - Но... ты... не совсем... - не сразу нашёлся Кай.
   - Не совсем мужчина?
   - Ты - убийца, - вывернулся из щекотливой ситуации рыцарь. - Я не думал, что ассасинам Шейха разрешено жениться.
   - Мы же не монахи, - усмехнулся Сабир. - И не прокажённые. И убери свой взгляд, полный сомнений, крестоносец! Говоря о прокажённых, я имел в виду физический недуг, а не духовный. Кто может похвастать отсутствием последнего?
   - Никто, - согласился Кай, удивляясь разговору всё больше. - Но ты меня всё-таки удивил. Тебе так понравилась Ева? И... прости, но ты уверен в её благосклонности?
   Ассасин улыбнулся почти мечтательно, но ответил не сразу.
   - Найди Крест, и я отвечу на все твои вопросы.
   Кай помолчал, поглаживая зажмурившуюся Джану по плечу.
   - Я найду, - проронил он наконец. - У меня хорошее предчувствие. Но я прошу тебя - очень прошу, Сабир! Крест должен достаться его величеству королю Ричарду, чтобы тот смог передать его Иерусалимскому епископу...
   - Это меня не интересует, - перебил ассасин. - Всё, что мне нужно от Креста - чтобы он исцелил леди Штрауб. Затем его хоть спалить можно.
   - Этого я и опасаюсь, - грустно сказал Кай. - Животворящий Крест, принявший страдания Господа на земле, и получивший вместе с ними великую чудотворную силу... Как можно уничтожать то, что напитано Его благодатью? Как можно так говорить, Сабир? Ты знаешь, зачем тамплиеры ищут христианские святыни? Чтобы их уничтожить! Чтобы в мире осталось как можно меньше первозданной энергии Творца. Мне отец так говорил. Не знаю, зачем Святой Крест тебе, но мне кажется, сам Шейх велел принести его. И если это так, то ты возьмёшь большой грех на душу, Сабир! Ты можешь не верить, но факт от этого не изменится: ты станешь проклят в тот же миг.
   - Отец проклял меня десять лет назад, - мрачно ответил ассасин. - И ещё тысячи проклятий я слышал в свой адрес от убитых мною людей. Что мне проклятие христианской святыни?
   - Думаю, ты почувствуешь разницу, - вздохнул Кай: даром убеждения он, в отличие от лорда Джона, не обладал.
   - А я думаю, что ты ошибаешься, сэр Кай, - уже спокойнее продолжал Сабир. - Потому что у меня тоже предчувствие, и оно нехорошее. Может, твой Бог и наделил тебя даром провидения, но мой опыт подсказывает мне, что ожидания у нас разные, а значит, и предчувствия - тоже. Поэтому отложим разговоры на потом, крестоносец. Когда найдём Крест и исцелим Еву.
   Солнце светило уже нещадно, поэтому долго задерживаться на площади перед собором они не стали. Сабир уже повернулся, чтобы идти, когда его окликнул негромкий голос Кая:
   - Ты веришь, что Святой Крест поможет Еве?
   Ассасин обернулся.
   - Почему нет? - хмуро уточнил он. - Должно же в нём быть что-то такое, за что режут друг другу глотки толпы народу. Конечно, верю, крестоносец. У меня не остаётся другого выбора.
   Кай тихо рассмеялся, и Сабир нахмурился ещё больше.
   - Что?
   - Прости, - повинился рыцарь, пряча улыбку. - Просто ты самый верующий безбожник, которого мне довелось встретить.
   Ассасин некоторое время молча смотрел на крестоносца, затем усмехнулся тоже.
   - И почему ты мне так нравишься, сэр Кай? Клянусь бородой Шейха, я бы не стерпел подобных слов ни от кого больше!
   Молодой рыцарь пожал плечами и улыбнулся.
   - Я тоже рад, что мы встретились, - почти серьёзно сказал он. - А ещё я бы был благодарен, если бы ты занялся необходимыми приготовлениями к завтрашнему пути. Я сегодня несколько... занят, - выразительно кивнул на Джану Кай.
   Сабир хмыкнул, меряя девочку испытывающим взглядом.
   - Не возись с ней слишком долго, крестоносец, - посоветовал он. - Девчонка впилась в тебя, словно ядовитый плющ. И будь уверен - она понимает всё лучше нас с тобой. И воспользуется своим превосходством раньше, чем ты опомнишься.
   - В тебе совсем нет жалости, Сабир, - упрекнул Кай. - Джана пережила столько ужаса...
   - И переживёт нас с тобой, - хмуро перебил ассасин. - Если и есть во мне жалость, то я лучше истрачу её на тебя, крестоносец - потому что доброта погубит твою жизнь раньше, чем это сделаю я!
   Каю показалось, что ассасин покинул его слегка раздражённым, но задумываться о причинах не стал: всему своё время. Джана проводила Сабира долгим и неулыбчивым взглядом, затем посмотрела на Кая - совершенно другими глазами.
   - Ты не оставишь меня?
   Рыцарь удивился, но виду не подал. Он медленно опустился перед ней на корточки, заглядывая в огромные карие глаза.
   - Я не знаю, Джана. Почему ты спрашиваешь?
   - Он хочет, чтобы я ушла, - указала в направлении исчезнувшего ассасина Джана. - А ты?
   Кай помолчал, держа тонкие ручки девочки в своих ладонях.
   - Я бы забрал тебя домой, - проговорил наконец он. - Уговорил бы отца дать тебе воспитание или отправить в лучшую из женских школ. У тебя бы появилось будущее...
   Джана поняла только первую фразу. На смуглом лице вспыхнул румянец, губы тронула мечтательная улыбка, тёмные глаза разгорелись дивным светом.
   - Ты женишься на мне?
   Кай оторопел, затем через силу рассмеялся.
   - Ты же маленькая ещё, Джана!
   - Я вырасту, - странным образом поняла его девочка. - Я буду красивой, как мама. Моя мама была очень красивой!
   - Ты уже красивая, - искренне сказал Кай: Джана и в самом деле радовала глаз. - Но...
   - Никто не полюбит тебя сильнее, чем я, господин! - с усилием, на почти чистом арабском, выговорила Джана. - И ты не найдёшь никого лучше...
   - Как только я отыщу своего отца, я спрошу у него совета, - с улыбкой прервал девочку Кай. - И если он даст своё согласие, ты поедешь в Англию с нами.
   - Мы будем вместе? - нахмурившись, уточнила Джана.
   - Да, - сдался рыцарь.
   Девочка бросилась к нему на шею, оплела её тонкими, крепкими руками, стиснула изо всех сил. Хватка у неё оказалась что надо - крестоносец высвободился с трудом.
   - Ну всё, - потрепал Джану по длинным волосам он. - Ты голодна? Я знаю неподалёку отличную харчевню. Туда часто приходят христианские паломники, там всегда обедали и мы с отцом. А после я куплю тебе фиников. Любишь финики?
   Джана закивала, затем обернулась на оставшийся позади величественный собор. Она смотрела на него столь пристально, что Кай спросил, не рассчитывая на ответ:
   - Тебе понравилась служба?
   - Вы молитесь там Богу? - в свою очередь уточнила Джана.
   - Да.
   Девочка посмотрела на поднявшегося с колен рыцаря, окидывая его задумчивым взглядом.
   - А ты - пророк?
   - Нет.
   - Но ты светился, - возразила Джана, цепляясь за руку крестоносца. - Там, внутри. Я видела.
   - Так случается иногда, - не стал углубляться в пояснения Кай. - Когда Господь посылает людям Свою благодать.
   - Ваш Бог силён, - так же задумчиво проронила Джана, прижимаясь к рыцарю.
   Больше она не проронила ни слова до тех пор, пока они не покинули церковное подворье. На узких улочках уже сновали носильщики и горожане с корзинами, спешащие с утреннего базара домой; запоздавшие жители Акры пробирались на рынок, прячась под узкой полосой тени, отбрасываемой плоскими кровлями. Солнце постепенно нагревало город крестоносцев; пришло самое время спрятаться под крышу гостеприимной харчевни.
   - Знаешь что, господин? - обратилась к нему девочка, когда они вышли на набережную.
   Море блестело яркими полосами под палестинским солнцем, на раскалённом голубом небе не виднелось ни облачка. Корабли лениво застыли в порту, равнодушно позволяя сновавшим по ним людям выполнять свою работу. Кай вдыхал солёный морской воздух и смотрел на запад, где находилась такая далёкая теперь родина. Пожалуй, что он соскучился по их родовому замку, по дождливой погоде и сырости, по хрустящему снегу зимой. Скорее бы закончилась эта бесполезная война, скорее бы увидеть родные земли...
   - Что?
   - Я тебя люблю, - сообщила ему Джана, не отрывая глаз от величественных кораблей городского порта. - И очень счастлива с тобой.
  
  
   Солнце уже перевалило за полдень, когда она покинула христианское подворье. Первый рабочий день оказался непосильно тяжёл - не потому, что Амина не привыкла к труду, но потому, что дитя, толкавшееся под сердцем, каждую минуту напоминало о себе. Руки и ноги арабки отекли и гудели, голова кружилась после нескольких часов в душной чадной кухне, волосы под платком пропитались потом и спутались, платье прилипало к округлившемуся животу. Тяжко давалось ей вынашивание чада - и один Аллах ведал, как смогла бы она перенести ещё четыре месяца подобной жизни.
   Леди Штрауб трудилась сегодня тут же, при госпитале, но закончила работу раньше и, забежав ненадолго, поведала, что устроила всё-таки Джану в приют. Последний располагался на территории Странноприимного ордена и относился к франкской епархии, так что навещать Джану они могли по очереди, чтобы время от времени проверять, как идут дела у маленькой воспитанницы. Девочка расставалась с ними нехотя, хотя и не плакала.
   - Это только до приезда сэра Кая, - убеждала её Ева, в то время как Амина переводила каждое слово, - когда он вернётся, то решит, где тебе будет лучше.
   - Он заберёт меня! - упрямилась Джана.
   - Он придёт тебя проведать, - уклончиво отвечала Ева. - Как только возвратится в Акру.
   - Как же он меня найдёт? Ведь я останусь с этой женщиной, - и Джана указывала на мадам Эрне.
   - Мы непременно скажем ему, - пообещала леди Штрауб, - где тебя искать.
   Джана всё-таки осталась в приюте, хотя и не сразу сошлась ни с настоятельницей, ни с девочками, которых мадам Босье не взяла с собой в далёкую Францию. Навещать Джану они решили по очереди, чтобы девочка не ощущала себя забытой - и это, увы, оказалось единственным, что обе могли сделать.
   Гуго слишком ясно выразил собственное отношение к пребыванию арабского ребёнка в их доме. Судьба же Амины оставалась по-прежнему неопределённой, и женщины сочли франкский приют лучшим выходом для Джаны в отсутствие сэра Кая. Последний уехал вместе с Сабиром и Гуго этим утром, и Еве фон Штрауб оставалось только молиться об их благополучном возвращении.
   Амина видела, что её госпожа и впрямь молилась довольно часто - заходила ли после трудного дня в храм, или подолгу стояла на коленях перед распятием - и только дивилась такому усердию. Сама она грешила перед Аллахом уже вторую неделю, не совершая положенного правила - попросту не имела на то сил.
   Вот и сейчас, возвращаясь с работы, она не сразу дошла до дома - пришлось выискать скамейку на одном из боковых переулков и неловко опуститься на неё, поглаживая напрягшийся живот. От людной улицы её отделяло несколько шагов, и Амина решилась быстро скинуть платок, встряхивая и заново укладывая влажные от пота волосы. Несколько секунд блаженства привели её в чувство - и она вновь покрыла голову, опасаясь чужих взглядов. На несколько секунд прикрыла глаза, пережидая слабость.
   Вечерняя прохлада ещё не спустилась на город, и долго рассиживаться Амина не собиралась. Хотя леди Ева и вернулась домой раньше, начав работать на рассвете, арабка не желала уступать белой госпоже своего места на кухне: готовку и уборку она брала на себя в качестве уплаты за жильё.
   - Амина, радость моя, - раздался рядом дрогнувший голос.
   Она не сразу открыла глаза: подумала, что показалось. Побоялась спугнуть такой желанный, такой дорогой образ, мгновенно вставший перед внутренним взором. Отчаянно вцепилась во временное помрачение, не желая отрезвлять усталый разум...
   - Роланд, - прошептала пересохшими губами.
   Кто-то сжал её сложенные на коленях руки, покрыл их торопливыми, жаркими поцелуями. Вскрикнув, Амина открыла глаза, увидев склонённую к ней черноволосую голову.
   Сэру Роланду Ллойду пришлось встать на колени и нагнуться, чтобы обнять её. Арабка всхлипнула ему в ухо, выражая этим сразу всё - усталость, боль, тревогу, горечь...
   Она простила своего любовника раньше, чем сам он раскаялся - не ожидая, впрочем, последнего - лишь бы это мгновение краткой близости длилось бесконечно, лишь бы он не разрывал кольцо своих сильных, надёжных рук.
   - Я искал тебя повсюду, маленькая женщина, - оторвавшись от неё, быстро заговорил Роланд. - Твоя соседка сказала, что ты уехала в Акру к госпитальерам. Я примчался сюда, искал тебя на христианском подворье... Почему ты ушла? Зачем сбежала?
   Губы Амины вновь дрогнули. Объяснять английскому рыцарю очевидное она не стала, выговаривать упрёки - тоже. Только выдавила, глотая огромный ком, вставший в горле:
   - Твой сын растёт, господин. Соседи косились. За мной скоро могли прийти.
   Тамплиер помолчал, глядя на осунувшуюся женщину. Амина по-прежнему влекла его - даже уставшая, даже с размётанными, спутанными волосами под сбившимся платком. Даже беременная. И новое чувство - жалости, тревоги - неизведанное ранее, вдруг поселилось в нём, против всех ожиданий и даже собственного желания.
   - Где же ты теперь живёшь? - поглаживая её ладони, спросил Роланд.
   - С белой госпожой, леди Евой Штрауб, - поспешно заговорила арабка. - Она - добрая знакомая твоего брата, сэра Кая Ллойда.
   - Ты встречалась с моим братом? - изобразил удивление тамплиер. Присел рядом на скамейку, обвил прильнувшую к нему женщину одной рукой. - Правда?
   Амина кивнула, заговорила торопливо, рассказывая обстоятельства их первой встречи и последующего визита крестоносца, который и предложил помощь - свою и своих знакомых. Леди Ева Штрауб, с которой она теперь делила кров, работала здесь же, на франкском подворье, при храме, а её брат сэр Гуго - доблестный рыцарь, госпитальер, добрый человек - разрешил Амине жить в их доме до тех пор, пока она не найдёт собственного.
   - А брат? - снова вернул разговор в нужное русло Роланд. - Этот его проводник, как ты говоришь...
   - Сабир, - пояснила Амина, нежась в объятиях любимого. - Он из местных. Странный человек, опасный. Сопровождал сэра Кая ещё в нашу первую встречу...
   Амина говорила, Роланд слушал, поглаживая её плечо. Арабка вцепилась в кольчужную сетку на его груди, льнула к нему всем телом, впитывая каждый поцелуй возлюбленного.
   - Любовь моя, - прервал наконец излияния женщины тамплиер, осторожно отстраняясь от неё, - помнишь, я рассказывал про своего сеньора, Робера де Сабле? Он нанял убийц для моего отца и брата. Если то, что ты мне говоришь - верно, то я думаю... думаю, что этот Сабир и есть ассасин Горного Старца. И то, что он держит брата в живых, означает лишь одно: ему от него что-то нужно. Мне известно, что именно искал отряд крестоносцев, возглавляемый моим отцом. И если братишка знает, где находится Животворящий Крест, то, скорей всего, это именно то, за чем охотится ассасин Сабир.
   Амина смотрела непонимающе, всё так же держась за кольчужный рукав Роланда. Даже ещё крепче стиснула пальцы, словно опасаясь, что тот вот-вот исчезнет. Страхи вскоре подтвердились.
   - Мне нужно найти брата прежде, чем его убьют со святыней в руках, - быстро и горячо заговорил Роланд, сжимая маленькие кулачки арабки. - Если я и потерял отца, то Кая терять не собираюсь! Амина, сердце моё, ты знаешь, куда они направились?
   Она сморгнула, опустила глаза, честно задумываясь над вопросом. Сосущее чувство тревоги и тоски уже поселилось у неё в груди, но надежда на счастье всё ещё царапала сердце.
   - Хаттин, - медленно и задумчиво произнесла она, припоминая, - сэр Кай говорил о Хаттине. Они с Сабиром и сэром Гуго выехали туда этим утром.
   Роланд вскочил на ноги, тут же опомнился, вновь упал на скамейку, прижимая к себе вздрогнувшую арабку. Амина так и не заметила возбуждённого блеска в его глазах: он не позволил. Покрывая волосы и лицо женщины горячими поцелуями, Роланд прятал тем самым собственную радость. Даже стиснул её в объятиях, позабыв о выпирающем животе.
   - Я должен успеть! - взволнованно проговорил он, не услышав сдавленного писка: Амина протестующе упёрлась ладонями в его грудь, отстранила любовника от себя. - Слышишь, должен! Выеду немедленно, и успею нагнать их в пустыне! Дорог здесь немного, мы не разминёмся! Амина, радость моя, прости, что я... что оставляю тебя сейчас, но... Кай, он в большой опасности! Вот-вот они найдут Крест, и ассасин убьёт его, а святыня исчезнет!
   Роланд вскочил, Амина поднялась тоже, подавленная и разбитая. Она уже догадалась, что последует вскоре: возлюбленный уедет, и безумная радость от встречи, поднявшая её на вершины блаженства, сменится ужасающим падением в бездну страданий. И как всегда, она ничего не могла сделать, чтобы удержать своего господина.
   - Любовь моя, маленькая женщина, - горячие губы покрывали поспешными поцелуями её лоб, щёки и глаза, - я должен ехать! Прости, что так скоро, прости, что не могу остаться... Вот, - большая ладонь быстро накрыла её безвольную руку, быстро сжала, оставляя в ней крупный кожаный кошель, - возьми, радость моя. Это на нужды... для нашего с тобой сына. Возьми, возьми, лишними не будут... Маленькая моя женщина, - почти нежно проговорил Роланд, отстраняясь от подавшейся вслед за ним Амины. Свободной рукой она всё ещё цеплялась за его кольчугу, и он мягко высвободил тонкие пальчики из колец. - Прости, я очень спешу. Прости меня...
   Со стоном Амина подалась следом за возлюбленным, но Роланд уже выбежал на людную улицу, вскочил в седло коня, ожидавшего хозяина у поилки. Гикнул, натягивая поводья, сорвался с места в галоп, распугивая прохожих. Вслед унесшемуся прочь тамплиеру сыпались сдержанные проклятья и откровенная брань: Роланд не церемонился, растолкав крупом своего коня людей и повозки носильщиков. Когда Амина, тяжело ступая, выглянула из переулка, возлюбленного уже и след простыл.
   Медленно прислонилась она плечом к углу дома, глядя на рассыпавшиеся плоды и ругавшихся торговцев: те желали вдогонку незнакомому рыцарю быстрой смерти и множества страданий по ту сторону жизни. Глаза Амины оставались сухими долгие несколько секунд. Отчего-то она чувствовала себя обманутой. Хотелось ругать себя за доверчивость, за преступную слабость, за проклятую любовь к английскому рыцарю.
   А затем пальцы ощутили твёрдость набитого кошеля в застывшей руке: тяжёлым оказался откуп от неё и нерождённого сына. Тесьма, стягивавшая края мешочка, чуть разошлась; ярко блеснуло на солнце серебро. И слёзы сами побежали по щекам, крупными каплями сорвались вниз, скрыли мир от невидящих глаз.
   Всхлипывая и тщетно пытаясь взять себя в руки, Амина судорожными, рваными движениями спрятала деньги - подальше от чужой зависти - и, отвернувшись от людной улицы, медленно, пошатываясь, дошла до скамейки. Тяжело, неуклюже опустилась, кулаками растирая мокрое лицо. Зашлась в глухих рыданиях, закусывая губу до крови, обхватила одной рукой толкнувшегося в чреве младенца.
   Утешала себя мыслями о неслыханной щедрости своего любовника - пару десятков монет серебром, целое состояние - вспоминала его тёплые губы на своих щеках, сильные руки, ласковый голос. И вновь вытирала с лица колючие, злые слёзы, понимая, что вернуться Роланд так и не обещал...
  
  
   Кай с удовольствием вдыхал свежий утренний воздух. Уже через час тот раскалится настолько, что покажется расплавленным свинцом, вливаемым в глотку, и молодой рыцарь ценил минуты блаженства. Ощущал на себе долгожданную тяжесть кольчуги и лат; непривычное стеснение тёмной рясы-каппы с белым крестом на груди, которую Гуго велел натянуть поверх доспеха.
   - Рыцарей Странноприимного ордена обычно не задирают без дела, - со знанием дела утверждал госпитальер, одетый точно так же, как сам Кай, но с закреплённым на спине длинным щитом. - Случалось мне встречаться с сарацинами! Боялись в нашу сторону глянуть! Иной раз даже договориться удавалось...
   Сабир, оставшийся верным своему светлому балахону, на самоуверенность рыжего рыцаря только головой покачал, пряча усмешку. Путь до Хаттина лежал на восток, и если в дороге не случится никакая неприятность, и их не задержат люди Салах-ад-дина, то к вечеру они будут на месте. Впрочем, радужных надежд ассасин не питал: хоть они и шли пустыней, рано или поздно их путь мог пересечься с основной дорогой и патрулями сарацинов, а значит, столкновение станет неизбежным.
   - Как будем подъезжать к месту, шлем под рукой держи, - напутствовал Кая госпитальер, - чем дальше на восток, тем нахальнее арабы...
   Сабир отвлёкся от бурчания немецкого рыцаря, оставив ему на растерзание уши английского крестоносца, и мысль невольно вернулась к последней ночи накануне их отъезда. Ева не позволила ему на сей раз проникнуть в комнату, но вышла на балкон, ступая тихо, чтобы не разбудить Амину с Джаной.
   - Зачем ты пришёл, Сабир? - спросила она, стискивая шаль у горла. - Вы с братом и сэром Каем уходите через пару часов...
   - Именно поэтому и пришёл, - мягко согласился ассасин, подступая ближе. Ева инстинктивно шагнула назад, упираясь спиной в створку балконной двери, и он склонился ниже, опираясь ладонью о стену. - Попрощаться.
   - Крайне неразум...
   При воспоминании о том, как Ева вздрогнула, прикрывая глаза, когда он коснулся её губ своими, Сабир вновь улыбнулся. То, как она сдавалась - резко, вдруг, как ломается лёд от бурлящего весеннего потока - и как затем стыдилась собственной слабости, заворачиваясь в привычный кокон строгости и неприступности, лишь разжигало в нём интерес. Как закалённая персидская сталь - она ломается, но не гнётся...
   Ева всё же вырвалась из настойчивых объятий, отпрянула к спасительной двери, смерила ассасина невыносимо долгим взглядом.
   - Приходи, когда вернёшься в город, - сказала она наконец. - Я... буду ждать.
   Сабир улыбнулся, зная, чего стоили подобные слова гордой баронессе.
   - Приду, даже если ждать не будешь, - пообещал он.
   ...Воздух давно стал горячим, так что умолк даже говорливый Штрауб, вытирая с красного лица заливавший глаза пот. Кай чувствовал себя чуть лучше - его не донимал ни оттягивавший плечи щит, ни грузный вес собственного тела. С каждой минутой, что приближала их к цели, он ощущал всё больший подъем сил и странное нетерпение, охватившее его ещё в Акре. Святой Крест ждал их там, впереди, и он по-прежнему ясно помнил путь, который проделал во сне, стараясь не отклоняться от него даже ради безопасности всего предприятия.
   Чтобы унять нервное возбуждение, Кай думал об отвлечённом. Вспомнился последний вечер перед отъездом: когда он привёл Джану в дом, где остановились Штраубы, то сам предложил Еве келейную молитву. Франкская баронесса согласилась с радостью; целый час они читали священные тексты.
   В этот раз полегчало девушке ненамного: Кай чувствовал всю ту же застарелую, режущую боль в её груди; слышал чуть облегчённое, но всё ещё стеснённое дыхание, ощущал небольшой жар, какой обыкновенно случался с леди Штрауб по вечерам. Болезнь отрывала жизнь от молодой женщины яростно, рывками; и с каждым разом проглатывала всё большие куски.
   - Я верю, что вы найдёте Животворящий Крест, - с усилием выговорила Ева, когда они прощались. - И что благодатью Господа Иисуса Христа он исцелит меня. Я ждала много лет, сэр Кай, подожду ещё немного.
   Леди Штрауб хотела жить. Кай чувствовал это так же отчётливо, как и терзавшую девичью грудь боль - и потому уезжал со спокойной душой и горящим сердцем. Такие, как Ева, не сдаются даже мучительной хвори, сражаются с цепкими щупальцами болезни даже на смертном одре. Она выздоровеет, она исцелится - Кай верил в это так же неистово, как и в собственный успех. Никогда раньше он не ощущал подобной уверенности, и никогда прежде настолько не доверял своим чувствам.
   Совсем не так воспринял он неожиданную доброту палестинского ассасина. Когда Сабир молча положил перед ним один из лучших трактатов по арабской медицине, Кай даже в руки его не взял.
   - Это что? - недоверчиво уточнил он, переворачивая фолиант в толстом кожаном переплёте.
   Ассасин ответил не сразу - уселся напротив, вперив пронзительный взгляд в крестоносца, пожал плечами:
   - Подарок.
   - От тебя? - снова не поверил Кай. - Мне?
   - Нет, от моей покойной матери твоему прадедушке, - нахмурился ассасин. - Просит передать.
   Молодой лорд открыл книгу, пролистал несколько страниц, увлекаясь текстом всё больше, прочёл с интересом несколько строк.
   - Из той лавки, которую ты так и не посетил, - снизошёл до пояснений убийца. - По моей вине.
   Кай неуверенно улыбнулся, в то время как Сабир продолжил:
   - Может, вычитаешь там что-то, что поможет Еве.
   - Спасибо, - поблагодарил крестоносец, закрывая книгу. - Обязательно прочту.
   - Не слишком радуйся, - предупредил ассасин. - Я сделал это не по доброте душевной.
   - Конечно, - легко согласился Кай. - Ты проверял, как я это восприму. Давно заметил: тебе нравится наблюдать за людьми и их эмоциями. За это ты готов даже заплатить несколько десятков монет, - и рыцарь многозначительно покачал в руке толстый фолиант.
   - Да ну? - усмехнулся Сабир, но синие глаза заинтересованно блеснули.
   - А ещё в этом подарке есть доля личной выгоды, потому что леди Штрауб - твой особый интерес, - подтвердил Кай, пряча дорогой подарок в дорожную сумку.
   Сабир улыбнулся, качая головой.
   - Ты наблюдателен, сэр Кай! И почему мне кажется, что ты умалчиваешь о большем, нежели говоришь? В таком юном возрасте - и такая мудрость! Выходит, я ошибался в тебе - что ж, это лишь подтверждает слова Шейха. Ничто не истинно, сэр Кай! Нас часто обманывают собственные глаза, уши, голова и сердце.
   - Неправда, - возразил крестоносец. - Если бы в мире не было истины, он бы не существовал. Всё, что вокруг тебя - истина. Мир живой, Сабир, он настоящий! И Тот, Кто его создал - тоже. Это люди наполняют мир многогранной ложью, они искажают истину. Но это не значит, что её нет...
   - Ваши проповедники говорят, что Бог есть истина, - перебил Сабир. - Но я не видел ни того, ни другого. А ты, крестоносец, ты видел?
   - Бога невозможно увидеть, - снова возразил молодой рыцарь. - Потому что Он есть Любовь. Бесконечная отеческая любовь, Сабир! Да я и не спрашивал, видел ли ты Бога. Я спрашиваю, веришь ли ты в Него?..
   ...Гуго фон Штрауб обтёр потное лицо перчаткой и глянул на клонившееся к закату солнце. До вечера и темноты оставалось ещё несколько часов - и если они сумеют проехать их без происшествий, то всё обойдётся. Скорей бы добраться до той пещеры, обетованной юным англичанином... Ох, и кому он только доверил собственную жизнь!..
   - Недалеко уже, - вдруг проговорил Кай, оглядываясь. - Я помню эти холмы. Мне кажется, я видел их - совсем близко от тайника...
   Янтарные глаза германского рыцаря уловили движение прежде, чем мозг успел среагировать: точка на склоне холма мелькнула и исчезла, так что ему вполне могло и померещиться неладное под палящим июньским солнцем. Всё же госпитальер привык доверять собственным ощущениям.
   - Там, впереди, - приглушённо выговорил Штрауб, кивая на холмы. - Люди.
   - Там, позади - тоже, - добавил Сабир. - Мчатся сюда галопом, не таясь.
   Гуго с Каем обернулись: в самом деле, на горизонте вздымались едва заметные облака пыли.
   - Чтоб их черти взяли, - хмуро пробормотал госпитальер, придерживая коня. - Кого нелёгкая несёт по этой Богом забытой тропе?
   Кай подумал о том же: все трое ехали по удалённому от основных дорог пути, и то, что догонявшие их всадники выбрали именно эту дикую местность, чтобы добраться до восточных поселений, говорило лишь об одном.
   - За нами едут, - высказался за всех Сабир.
   Гуго фон Штрауб выругался, порывисто надел шлем. Некрасивое, красное лицо превратилось в угрюмую маску, когда он медленно повернулся к спутникам.
   - Посреди пустыни не уйти, - хмуро констатировал рыжий рыцарь. - Назад ходу нет. Будем прорываться.
   - Может, те, которые нас догоняют, и не враги вовсе? - предположил Кай. - Ну, зачем сразу... плохо думать...
   Под перекрёстными взглядами спутников молодой крестоносец не выдержал, фыркнул, в свою очередь надевая шлем.
   - Уже и слова не вставить, - невесело пошутил он, перехватывая поводья поудобней. - В галоп?
   Не сговариваясь, все три пришпорили лошадей, срываясь с места. Попытка Кая скрасить настроение перед неизбежным боем провалилась с треском: уже через секунду сам он не думал ни о чём больше - только об опасности, в объятия которой они летели с такой горячечной, безысходной поспешностью. Молодой рыцарь понимал, что битвы не избежать - их либо загонят в очередную засаду, либо добьют стрелами, либо выведут на хорошо охраняемые главные дороги, откуда они уже не выберутся.
   Больше подумать он ни о чём не успел: со склона холма с гиканьем и боевыми кличами понеслись наперерез с десяток всадников, и Кай направил все усилия на то, чтобы проскочить такой узкий перешеек. Почти получилось.
   Почти, потому что когда до несущихся на них арабов оставалось несколько метров, лучники выпустили стрелы. Кай, летевший в центре, благополучно избежал неприятной участи; посчастливилось и хорошо защищённому Штраубу: несколько стрел вонзились в щит, закрывавший широкую спину, чиркнули по толстому наплечнику. Не повезло Сабиру.
   Заржал раненый конь; глухо вскрикнул ассасин, склоняясь к шее животного. Кай мельком обернулся и тотчас натянул поводья.
   - Будьте вы прокляты!!! - раздался громогласный рёв Штрауба.
   Рыжий рыцарь развернул коня, направил его на мчавшихся навстречу сарацин, выхватил меч из ножен, вздымая клинок над головой. Кай последовал примеру, и уже через секунду услышал лязг металла - Гуго сошёлся в битве с первым соперником. Поединком их бойню назвать было нельзя - один взгляд через плечо убедил Кая, что германский наёмник сражался, как тигр, раздавая удары направо и налево. Скинув со спины щит - и когда успел - госпитальер использовал обе руки, бросив бесполезные поводья: сарацины обступили рыжего рыцаря со всех сторон. Кромкой щита отбрасывая наседавших врагов, мечом Гуго отражал и наносил удары, разворачиваясь всем корпусом к окружившим противникам.
   Сам Кай оказался оттеснённым к склону холма двумя сарацинами, отбиваясь сразу от нескольких ударов: один из арабов оказался вооружён шамширами, и сабли плясали в его руках, выбивая искры при встрече с английским клинком. Щитом юный лорд не владел, зато левая рука оставалась свободной для управления гарцующим конём - и хотя его противники наверняка тоже были прекрасными наездниками, стратегами оба всё же не оказались. Кай не нападал, отбивая удары и постепенно разворачивая коня - и в нужный момент оба попали на его место, притёртые к скале. И тогда рыцарь обрушил на них всё своё мастерство - вспомнил даже приёмы, которые показал сэр Гуго на последней их тренировке.
   Когда первая кровь брызнула ему в лицо, он не отвернулся. Сарацин рухнул с коня с перерубленной шеей, в то время как Кай, свесившись с седла, уже летел мимо второго противника, вспарывая брюхо его коня. Араб вскрикнул и рухнул вместе с животным, не успев даже подняться с земли: английский рыцарь обрушил клинок сверху, разрубая плечо воина вместе с тонкой кольчугой. Не задерживаясь, чтобы убедиться в кончине захлёбывавшегося кровью врага, Кай резко обернулся.
   Гуго отмахивался от трёх сарацинов, с проклятиями и ругательствами разворачивая огромный корпус то вправо, то влево. Германец будто не знал устали: удары его с каждым разом будто набирали силы, становились злее и вывереннее. Один из его соперников уже валялся на земле с окровавленным лицом - франк пронзил несчастному глотку колющим, безжалостным ударом - и Кай направил коня к тому, кто более всех нуждался в помощи в безумной рубке.
   Сабира оттеснили к скале четверо, и ассасин будто играл с каждым, дразня одиночными выпадами, уходя от прямых столкновений. Всадники спешились, не рискуя здоровьем своих лошадей, и подступали к раненому убийце медленно, не торопясь. Тот тоже не спешил: приглядевшись, Кай заметил оперенье стрелы, торчавшей из бедра ассасина. Сабиру чудом удалось соскочить с собственного коня до того, как тот придавил бы хозяина своим весом, но теперь, раненый и загнанный в угол, он едва ли мог уйти от неизбежной участи.
   - Добивай! - услышал Кай, и тотчас двое из сарацинов вскинули луки, целясь в ассасина.
   Юный лорд по-прежнему находился далеко, а потому сделал единственное, что мог: со всей силы метнул меч в крайнего лучника. В тот же миг Сабир выбросил руку вперёд, раскрывая ладонь - и метательный кинжал выскользнул легко, незаметно, оставив после себя лишь режущий глаз отблеск под палящим палестинским солнцем.
   Они попали оба. Жертва Сабира рухнула в пыль с пробитым глазом; меч Кая разрубил ладонь второго лучника, увлекая за собой выбитый из его руки арабский лук.
   Сабир не медлил, выхватывая меч и нападая на раненого араба; зато открыл свою спину двум другим противникам. Обезоруженный Кай не придумал лучшего способа, чтобы помочь другу: бросив поводья, английский рыцарь спрыгнул на спины подбиравшихся к Сабиру арабов, повалив их на землю.
   А затем всё смешалось: мельтешащие клинки, чужие руки и ноги, собственные закованные в сталь кулаки, бьющие по бородатым лицам; арабский клинок, зажатый между ладонями, рукоять шамширы в своей руке, рубящий удар наотмашь, брызги чужой крови, обжигающая боль - нет, её отражение, просто очень близко, совсем рядом...
   Перекошенное лицо Сабира оказалось последним, что он увидел - перед тем, как слух уловил новые звуки.
   Отряд всадников, который мчался позади, теперь наконец догнал их; это оказались трое рыцарей храма с красными крестами на белых туниках. Двое тотчас спешились, устремившись в рубку; Кай поначалу не понял, на чьей они стороне. Лица тамплиеров скрывали глухие шлемы, так что и голоса их звучали глухо и искажённо.
   - Братья!.. - донёсся до Кая возглас Гуго, тотчас оборвавшийся: в металлический нагрудник германского рыцаря угодил арбалетный болт.
   Стрелявший в "брата" тамплиер немедленно убрал оружие, перемещаясь в сторону разразившейся у склонов битвы, в которой спина к спине сражались Кай с Сабиром; его же место занял всё ещё не спешившийся храмовник. Продираясь сквозь гущу рубки, тот приблизился к рыжему рыцарю настолько, чтобы прокричать:
   - Одурманенный воин Христов! Где твои глаза?! Твой спутник - ассасин Горного Старца! Он ищет Святой Крест, чтобы отдать его персам! И ты с ним заодно?!
   Штрауб замер на миг; этого оказалось достаточно, чтобы атаковавший его сарацин попал в открывшийся бок госпитальера. Гуго взревел, с яростью обрушивая смертельный удар на обидчика, и тут же, не задумываясь о последствиях, двинул подобравшегося близко тамплиера кромкой щита в защищённое шлемом лицо.
   От удара тот шатнулся назад; больше Штрауб его не видел. Бились все против всех; и, пожалуй, именно обида не позволила рыжему рыцарю проиграть. Тамплиеры, братья, христиане - или те, кто таковыми назвались, втёрлись в доверие - вдруг оказались предателями, бьющими в спины. Возможно ли такое под Божьим солнцем? Где же истина? В чём правда и кому верить?!
   Разгневанный Штрауб уже не щадил ни собственное раненое тело, ни окружавших врагов. Где-то там сражались спина к спине Кай с Сабиром, где-то там ждали его помощи спутники, один из которых оказался убийцей персидского Шейха.
   Ругаясь и проклиная человеческую подлость и вероломство, Гуго прорубал свой путь к английскому рыцарю, который стал его единственной целью и последней надеждой на чудо.
   Кай между тем не терял из виду своей цели: торчащий в земле клинок с королевским гербом на рукояти. Случай представился внезапно: один из тамплиеров отвлёк на себя атаковавших их сарацинов, и молодой рыцарь воспользовался ситуацией, чтобы метнуться к собственному оружию. Ладонь привычно легла на рукоять, а в следующий миг Кай уже отражал удар, обрушившийся на раненого ассасина.
   Сабир пихнул подобравшегося слишком близко араба здоровой ногой и тотчас вскрикнул от боли в простреленном бедре. Находившийся за сарацином тамплиер наотмашь рубанул его по спине клинком, и тот повалился прямо на Сабира, едва утвердившегося на ногах. Ассасин не успел сделать ничего, кроме как принять неожиданный удар и рухнуть вместе с противником на землю.
   К тому моменту, как Кай покончил с неосторожно подставившимся врагом, Сабир уже спихнул безвольное тело с себя и пытался выбраться из-под придавившей его тяжести, убирая скрытый в рукаве клинок. Кай подскочил вовремя, чтобы заслонить ассасина от очередного удара: один из тамплиеров обратил внимание на смуглое лицо Сабира.
   - Брат госпитальер! - хрипло донеслось из-под шлема на франкском. - Именем Христа, уйди с дороги! Наши ордена никогда не враждовали! Тем более негоже сейчас - из-за грязного убийцы Горного Старца...
   Кай вспыхнул, заслоняя Сабира и крепче сжимая рукоять меча. Краем уха он слышал яростные вскрики Штрауба, лязг оружия и протяжные стоны, топот копыт брошенных лошадей и болезненное ржание тех животных, чьи хозяева не пожелали спешиться. Тамплиер перед ним был выше и крупнее, лучше вооружён и защищён - закрытый шлем, щит, толстый доспех. И всё-таки отступать Кай не собирался.
   - Я знаю, кто он! - крикнул молодой лорд Ллойд в ответ. - И знаю, кто вы! Теперь я тебя прошу - именем Христа, уйди с дороги!
   Вместо ответа тамплиер развернулся, отбивая удар одного из сарацинов, и отступил от английского рыцаря и раненого ассасина, словно разом утратив к ним всякий интерес.
   - Сабир? - позвал Кай, оборачиваясь к другу.
   Ассасин молча ухватился за протянутую руку, утверждаясь на ногах.
   - Трусливые шакалы, - морщась от боли, выплюнул он. - Ехали за нами всей стаей...
   - Всего трое... двое, - подсчитал Кай оставшихся в живых храмовников. - Что теперь, Сабир?
   - Перебить всех, - опираясь о крестоносца, с трудом выговорил ассасин. - Они не... не дадут нам уйти... со святыней.
   Кай быстро оглядел поле сражения: Гуго бился с двумя сарацинами, у тамплиеров осталось по одному противнику. Германскому рыцарю подмога едва ли требовалась: в яростном порыве он, скорее, порешил бы союзников, чем поблагодарил бы их за помощь.
   Зато над его головой Кай ясно увидел сверкнувший в голубом небе слепящий белый крест.
   - Туда! - поддерживая ассасина, выдохнул Кай. - Видишь те холмы? Пещера там... тайник... Крест!
   - Точно знаешь? - кривясь, переспросил Сабир. Глянул на небо и умолк.
   Кай же вместо ответа прислонил убийцу к каменистому склону и опустился на одно колено, берясь за торчавшую из его бедра стрелу. Сабир понял слишком поздно: рыцарь хладнокровно выдернул её вместе с наконечником, отбросил в сторону. Ассасин прошипел что-то неразборчивое, глядя поверх головы крестоносца, но не протестовал, когда тот поднялся и, перекинув руку друга через плечо, помог добраться до ближайшего брошенного коня. Подсадил в седло, обернулся.
   - Помоги Гуго, - велел он Сабиру, - отвлеки на себя одного из сарацинов. Затем догоняйте меня. Те холмы, понял?
   - Я еду с тобой, крестоносец, - нахмурился ассасин.
   Кай запрыгнул в седло своего коня, захватил поводья.
   - Помоги ему и догоняй меня, - повторил он. - Пожалуйста, Сабир!
   Вместе с последним словом Кай быстро коснулся плеча ассасина, коротко сжал, так же неожиданно отпустил - и тотчас дал шпоры, срываясь с места в галоп. Сабир замер: неприятная боль внезапно ушла, перестав терзать раненое тело, - и ассасин с запозданием понял, чем именно поделился с ним упрямый молодой рыцарь. И ведь даже молитвы свои не читал! Вслух, по крайней мере.
   Больше подумать Сабир ни о чём не успел - расправившийся со своим врагом тамплиер вскочил на коня и помчался к нему, обрушив на ассасина целый шквал ударов. Рядом сражался Гуго фон Штрауб, по каменистой тропе мчался к холмам сэр Кай Ллойд, а вслед за ним... вслед за ним летел тот самый тамплиер, который так ни разу и не спешился во время битвы.
   Нехорошее предчувствие - то самое, о котором Сабир говорил Каю в Акре - кольнуло ассасина изнутри, но пока на него наседал последний из оставшихся на поле боя храмовников, он не мог последовать за английским крестоносцем. За человеком, которого он назвал другом, и который только что спас ему жизнь.
  
  
   Кай сбросил помятый шлем ещё в пути. Расстегнул кожаный ремень, с трудом стащил с себя искорёженный металл, позволяя ему упасть в пыль палестинской пустыни. Как рыцарь ни прислушивался к себе, боли от ранений почувствовать так и не смог: ему и в самом деле повезло в этой битве. Шлем спас его от смертоносного удара, а кольчуга - от беспощадно-тычкового. Звенья её, конечно же, порвались - на правом боку. Металлические кольца лохмотьями свисали из-под разрезанной чёрной рясы, пропускали неприятную прохладу к открытому боку. Всё же, в отличие от спутников, он вышел целым из жестокой битвы, и сдаваться по-прежнему не собирался: как только он завладеет Святым Крестом, то вернётся, чтобы помочь Гуго с Сабиром - если его помощь ещё потребуется. Госпитальер, кажется, ранен не слишком серьёзно, а ассасин больше обездвижен, нежели обезврежен. Они выполнят свою миссию! Кай чувствовал близость святыни, и сердце горело радостным предвкушением.
   Торопясь, он не сразу услышал позади топот копыт; но когда обернулся, преследователь будто сквозь землю провалился - хотя, возможно, попросту скрылся за каменной грядой, которую он только что проехал. Далёкая теперь битва явно завершалась; Кай видел, как от склонов отделился всадник, как понёсся в его сторону. Мелькнул белый балахон; больше рыцарь ничего не увидел: тот исчез в низине, став невидимым для крестоносца.
   Молодой лорд был уже у самых холмов; спешившись, он торопливо накинул поводья на каменный выступ и побежал вдоль склона, отыскивая нужное место. Знамение креста в небе исчезло; теперь его вела лишь собственная память. Необычный сон жил в голове, наполнял мысли, управлял действиями.
   Интуитивно, следуя странному чувству, Кай пригнулся, забираясь под один из уступов, где обнаружил почти гладкую каменную плиту с небольшим углублением. Крестоносец потянул её вниз; та поддалась с глухим рокотом, открывая низкий, в половину роста человека, лаз.
   Он нырнул туда тотчас; прокатился под давящим сводом и рухнул в темноту с высокой каменной ступеньки. Упал довольно удачно, приземлившись на четвереньки, но сразу же вскочил, побежав по узкому извилистому туннелю. Тот вёл, очевидно, под землю: узкий, извилистый, каменистый, и очень тёмный. Света, который Кай впустил в пещеру, открыв тайный лаз, оказалось достаточно, чтобы осветить лишь малую часть каменного коридора. Затем рыцарь очутился в почти в кромешной тьме, но темпа оттого не сбавил: касаясь обеими руками неровных стен узкого прохода, он шёл вперёд так быстро, как позволяли собственные ноги. Несколько раз рыцарь падал, соскальзывая вниз по внезапно обрывавшейся тропе, несколько раз вглядывался миг или два в беспросветную мглу, прежде чем идти дальше - и в эти моменты явственно слышал позади чужие шаги.
   Чужие, потому что мягкую поступь Сабира он уже запомнил как родную, а тяжёлую походку Штрауба не спутал бы ни с чьей другой. Тем сильнее хотелось достичь Креста первым - потому что чужак, кем бы он ни был, явно шёл за ним с теми же намерениями.
   Наконец блуждания во тьме кончились; ещё один шаг перенёс его из узкого коридора в небольшую округлую пещеру, которая заканчивалась тёмным озерцом, над которым возвышались сталагмиты. Света тут оказалось чуть побольше, чем в коридоре - лился с высокого потолка. Где-то наверху, очевидно, находилась дыра, из которой, помимо солнечных лучей, в пещеру врывался свежий воздух и облака пыли.
   Всё это Кай рассмотрел лишь мельком. Спрыгнув с последней каменной ступени, крестоносец бросился к ровной плите за озером. Ему пришлось пробежать несколько шагов по воде, но та едва доходила ему до щиколоток: озеро углублялось под небольшим уклоном, но и там воды вряд ли оказалось бы ему больше, чем по колено.
   Миновав сталактиты, Кай в нерешительности остановился. У каменной плиты располагался небольшой рычаг; рыцарь положил на него руку. Невольно в памяти всплыли образы из сна: Божественный свет, Крест, Голос... "Первый, кто зайдёт в гробницу - враг Мне!". Что же это значило? Что, нарушив покой святыни, он тотчас станет врагом Господу? Или... или...
   - Там, за плитой, есть и другой выход, - хрипло произнёс чужой голос за спиной. - Мы мчались за вами след в след, и уже на подступах к холмам я понял, о каком тайнике идёт речь. Я никогда не был здесь раньше, и не знал, где он находится, но Адам как-то рассказывал про некое убежище, из которого ведёт два прохода. Предатель очень хорошо описал внутреннее устройство тайника, только не признался, где он. Когда я шёл за тобой по коридору, то сразу понял, что это оно.
   Кай медленно обернулся, переместив ладонь с рычага на рукоять меча. По ту сторону озера стоял высокий тамплиер в белой рясе ордена Храма. Она порвалась в нескольких местах и заляпалась кровью, но красный крест на груди сохранился превосходно. Как и блестящий шлем, который храмовник тронул в нерешительности, словно размышляя, снять или оставить.
   - Кто ты? - спросил Кай, тиская рукоять меча. - Зачем здесь?
   Тамплиер молча шагнул вперёд; Кай - тоже, предупреждающе вытащив меч из ножен.
   - Я не пропущу тебя, - проронил рыцарь, выставляя оружие перед собой. - Если понадобится, убью, но не пропущу.
   - Убьёшь? - храмовник шумно вздохнул, будто решившись наконец. - Родного брата?
   Тамплиер положил обе руки на шлем, медленно снял его с головы, и тряхнул стянутыми в хвост, мокрыми от пота волосами.
   - Роланд, - потрясённо выдохнул Кай, одним движением отправляя меч обратно в ножны. - Ты! Как ты... зачем...
   - Затем же, что и ты, - едва заметно пожал плечами тамплиер. - И твои спутники. Кай, брат мой, что ты забыл в компании ассасина, и как его терпит этот твой госпитальер?
   Кай не успел ответить: Роланд внезапно улыбнулся, делая ещё один шаг вперёд.
   - Что бы сказал на это наш отец? - полушутя добавил он, всё ещё улыбаясь.
   - Странно, что ты заговорил о нём, - напряжённо ответил Кай, закусывая губу. - Ведь это ты ушёл от него, и... и от меня тоже.
   - Я предлагал тебе идти со мной, и всё ещё не отказываюсь от своего предложения. - Роланд вновь улыбнулся, шагнул вперёд, раскрывая объятия. - Ох, ради всего святого, Кай! Я так по тебе соскучился!
   Вместо ответа Кай шагнул назад, не сводя с Роланда изучающего, недоверчивого взгляда. Тамплиер остановился, глядя на младшего брата почти обиженно.
   - В чём дело? - спросил он, чуть нахмурившись.
   - Где ты был эти несколько лет? - вопросом на вопрос ответил Кай. - Чем занимался?
   - Служил ордену, - слегка удивлённо произнёс Роланд. - Все эти годы. Выполнял поручения сеньора - в основном здесь, на Святой земле...
   - Ты ни разу не вспомнил обо мне, - напряжённо перебил Кай. - Ни разу не послал о себе весть. И после этого говоришь, что соскучился! Ждёшь, что я поверю! Роланд, ты... ты лжёшь!
   Тамплиер вновь шагнул вперёд; Кай - назад, упираясь спиной в ровную плиту.
   - Кай, - грустно позвал тамплиер, качая черноволосой головой. - Кай, брат мой, что я тебе сделал, что ты меня так боишься?
   - Я тебя не боюсь, Роланд, - Кай положил левую ладонь на плиту, пытаясь своим телом заслонить Святой Крест от тамплиера. - Но я помню, что говорил отец. Ты опасен...
   - Я? - поразился тамплиер. - Я опасен? Я, малыш Кай, мой нежно любимый младший брат? Я ли не защищал тебя в детстве? - Роланд сделал ещё один шаг, и рука Кая инстинктивно сжалась на рукояти меча. - Я ли не ввязывался в бесконечные ссоры с отцом, пытаясь отстоять тебя? Я ли первым не признал тебя законным сыном лорда Ллойда, разделив с тобой наследство? Кто обучал тебя, говорил с тобой, выслушивал тебя? Кто, в конце концов, приехал за тобой в монастырь, куда сослал тебя отец?!
   - Ты, - с трудом выговорил Кай. В горле встал ком, глаза застлала мутная пелена. Роланд был прав, как всегда - прав во всём...
   - Я предлагал тебе идти со мной, - в чёрных глазах Роланда Кай увидел самое настоящее сожаление, даже сострадание. - Предлагал тайные знания, могущество, высшую цель...
   - Это всё неправда, - сдавленно прошептал рыцарь. - Отец мне рассказывал... это всё ложь. Христианин не стремится к могуществу, не жаждет скрыть от других нечто, что стало известно ему одному, не ищет цели иной, кроме как войти в Царство Отца Небесного...
   - Кай, Кай, - вновь покачал головой Роланд, делая ещё шаг вперед. - Отец попросту ревновал нас друг к другу. А я хотел, чтобы мы всегда были вместе. Ты же избегал меня, - Роланд шагнул ещё ближе, на расстояние вытянутой руки. Кай от плиты не отступал, наполовину вытянув меч из ножен. - Но в том нет твоей вины: отец всегда нам мешал. Теперь мы одни. Чем я обидел тебя? В чём моя вина?
   - Не подходи, Роланд! Пожалуйста, - Кай выхватил наконец меч, выставив оружие перед собой, - я не хочу сражаться с тобой! Почему... Господи, почему именно ты, Роланд?!
   - Я здесь по личному распоряжению магистра, сеньора де Сабле. Я не могу не выполнить приказ, иначе мне бы лучше вовсе не возвращаться, - Роланд улыбнулся той живой, мальчишеской улыбкой, которую так хорошо помнил Кай. - Но чего ты боишься? Должно быть, отец ввёл тебя в заблуждение...
   - Это не заблуждение, - Кай упрямо мотнул головой, - у каждого ордена своя цель. Те, кому нечего скрывать, кто чист перед Богом и перед людьми, не вступают в тайные общества. Они не носят на теле перевёрнутые кресты! Они не отрекаются от Христа! Роланд, ваш орден -- от сатаны! Я знаю, с какой целью вы ищете святые реликвии. Отец не стал бы мне врать! Он никогда не любил меня так, как я того желал, но никогда, никогда не обманывал!
   - И что же он говорил тебе? - тихо спросил тамплиер.
   - Вы ищете святые реликвии для того, чтобы их уничтожить.
   Роланд грустно улыбнулся.
   - И зачем же нам делать это, мой возлюбленный брат?
   - Вы желаете уничтожить веру Христову. Хотите лишить мир первозданной энергии Творца. Вы очерняете христиан так или иначе, хотя бы тем, что сами присутствуете в их рядах, бросаете тень на Церковь, возглавляете Рим, ведёте их в пропасть...
   - Кай, ты только послушай себя! - Роланд подался вперёд, упираясь грудью в острие меча. - Я впервые слышу об этом! Какой-то вселенский заговор, бесовская чушь! Я сам не знаю, верить тебе или смеяться. Но если всё это правда, прости меня, я не знал! Прости меня, Кай. Если желаешь, я сделаю, что ты хочешь. Как ты скажешь, брат мой? Как ты мне велишь?
   - Роланд... - простонал Кай, и руки, сжимавшие меч, дрогнули.
   Может ли так быть, что брат ничего не знал об истинных целях ордена? Вероятно, его, как и многих, влекло приятное ощущение тайны, жажда превосходства, обогащения или славы? Или Роланда попросту использовали? Но тогда к чему ему снился тот сон, и Голос...
   "Первый, кто войдёт в гробницу -- враг Мне". Кай не желал таким стать, замешкался на пороге, засомневался. Это справедливая расплата за маловерие. Но Роланд?..
   - Роланд, - позвал Кай, - пойми меня. Нам нужно доставить святыню его величеству. Ты же понимаешь, какая опасность грозит всем нам! Мусульмане могут осквернить Святой Крест, если он попадётся им в руки. Верующие начнут вражду за право обладания им. Роланд, если ты всё ещё брат мне, прошу тебя... я прошу... Помоги мне. Я доверяю своим друзьям, но если ты, мой старший брат, будешь рядом... Ведь ты поможешь доставить Крест в Акру? Передашь вместе с нами королю Ричарду?
   Роланд на миг опустил черноволосую голову, и пряди смоляных, как вороново крыло, волос блеснули, отражая ворвавшийся в пещеру блик солнца.
   - А как же мой магистр? - спросил он задумчиво. - Меня накажут, если я не принесу им хотя бы часть реликвии.
   - Мы придумаем что-то, - Кай улыбнулся сквозь слёзы, опуская руку с мечом. - Я обещаю, что всё сделаю, лишь бы ты не пострадал...
   - Малыш Кай, - Роланд грустно улыбнулся. - Я, конечно, буду об этом жалеть, но...
   Тамплиер шагнул вперёд, не давая Каю времени опомниться, и крепко обнял его. Юный лорд, поначалу напряжённый, встревоженный, постепенно расслабился в объятиях старшего брата. Как и много лет назад, присутствие Роланда меняло сразу всё. Всё будет хорошо, если брат рядом. Он всё уладит, всё решит. Кай вдохнул родной запах, улыбаясь в плечо тамплиеру.
   - Мой добрый, славный братишка, - услышал он шёпот Роланда над ухом. - Как ты мог только подумать, что я желаю тебе зла! Я ведь люблю тебя! Как никого на свете - люблю. Никого и никогда я не желал так защищать, как тебя. Брат мой Кай, святой рыцарь, невинная душа, чистое сердце... Брат мой, свет мой, истинный воин Христов... поверь мне, что я очень люблю тебя...
   - Я тебе верю, - тихо признался Кай, и тотчас вздрогнул от острой боли.
   ...Звякнул меч, падая на камни. Роланд чуть отстранился, разжимая ладонь. В правом боку Кая торчала рукоять длинного кинжала.
   - Тише, - прошептал тамплиер, поддерживая пошатнувшегося брата. - Тише, малыш...
   Кай судорожно, рвано втянул в себя воздух, чувствуя металлический привкус во рту. Роланд поддержал его, вместе с ним опускаясь на пол. Голова Кая всё ещё лежала у него на плече, и тамплиер поднял руку, чтобы отбросить платиновые пряди с юного лица. Кай, его красивый, тихий братишка Кай, единственный, кем он когда-либо дорожил... Почему же именно тебе надо было встать на пути великой миссии...
   - Я не хотел, чтобы ты пострадал, - Роланд провёл рукой по лицу брата, но Кай всё ещё боролся, всё ещё не желал закрывать больные, преданные глаза. - Так вышло. Пойми. Прости, братишка. Спи теперь спокойно, я обо всём позабочусь. Спи, малыш Кай...
   Роланд склонился к самому лицу младшего брата и поцеловал в губы. Потом отстранился, поднимаясь на ноги. Оглянулся на коридор, из которого уже доносились чьи-то торопливые, быстрые шаги, франкская ругань и болезненные вскрики. Повернул рычаг у плиты. Тряхнул чёрными волосами, надел шлем, и только после этого обернулся во второй раз.
   ...Сабир не мог видеть лица убийцы, только очертания высокой, крепкой фигуры в доспехах с красным мальтийским крестом. Тамплиер шагнул внутрь потайной гробницы, и плита вновь опустилась. Секундой спустя из коридора вылетел Гуго фон Штрауб, замирая на пороге.
   - Где? Где он?!
   Сабир подлетел к опустившейся плите, разбрызгивая воду мелкого озерца, дёрнул заклинивший рычаг, раз, другой. Для этого ему пришлось почти переступить через тело Кая, и Штрауб за его спиной глухо вскрикнул, увидев мёртвого рыцаря.
   Ассасин опустился на колени, оттаскивая крестоносца в сторону, и Гуго с размаху впечатал огромное тело в плиту, пытаясь высадить её вместе со стеной. Сабир приподнял голову молодого рыцаря, вытирая тёмную кровь, выбивавшуюся тонкой струйкой из-под неплотно сжатых губ. Глянул в угасающие глаза...
   Штрауб зарычал, пиная неподвижную плиту. Кай тихо вздохнул, не отрывая от него неподвижных глаз, и последнее дыхание святого рыцаря коснулось лица Сабира. Боль и усталость покинули его, будто Кай приложил руки к ране. Как прохладный, живительный глоток влаги в жаркий полдень...
   ...Сэр Кай Ллойд был уже мёртв, когда Гуго фон Штрауб с диким рёвом налег на рычаг, ломая подъёмный механизм. Плита упала со страшным грохотом, являя им темноту гробницы, и немецкий рыцарь устремился внутрь.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"