Погожева Ольга Олеговна : другие произведения.

Часть 2. Эпидемия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.89*34  Ваша оценка:


   Часть 2. Эпидемия
  
   Он встряхнул колбу, перемешивая споры плесени и питательную среду, и плотно закрыл колпачком. Приготовленной смеси хватило на пару десятков таких колбочек, настаивать которые приходилось в полной темноте -- подвал его лаборатории как нельзя лучше подходил для этого.
   Получение нового лекарства занимало долгих четырнадцать дней. Вначале следовало дождаться появления зеленовато-синей плесени на порченом хлебе или фрукте, затем пять дней настаивать отделенные споры в полной темноте, и ещё семь -- в специальной смеси, разлитой по чистым колбам. Только после этого жидкость можно было фильтровать и быстро морозить, чтобы избежать повторного разложения уже готового лекарства. С заморозкой приходилось сложнее всего -- Януш использовал для этого нижний подвал лаборатории, где на стенах выступала изморозь, а принесенная вода покрывалась ледяной коркой.
   За годы войны Янушу приходилось встречаться с многочисленными случаями ампутаций конечностей и многочисленных заражений от, казалось бы, совершенно безвредных царапин, погубившей великое множество людей.
   Он ничего не мог сделать, но каждый раз, бессильно наблюдая за тем, как мучился и умирал на его руках человек, ненавидел собственную беспомощность так сильно, что это не давало покоя даже во сне. Он начал опыты и эксперименты ещё тогда, в первый год войны, выкраивая драгоценные часы, минуты покоя, не давая отдыха уставшему мозгу, заставляя себя думать и искать решение.
   Он давно применял в своей практике бальзамы, мази и настойки, созданные своими руками, обладающие удивительными целебными свойствами, и буквально ставившие безнадежных больных на ноги. Давно, ещё до знакомства с Ликонтом, когда приходилось перебиваться от заработка к заработку, за Янушем закрепилось опасное прозвище -- колдун. Будь он чуть более известен, гнить бы ему до конца дней в королевских тюрьмах за подобную славу, а ещё больше -- за свои страшные опыты и их невероятные результаты. Да, пожалуй, обвинения в колдовстве Януш боялся больше, чем какой-нибудь суеверный простолюдин из глухой деревушки. Там местная власть может отправить за подобное на костёр -- официально запрещенный вид казни, но по-прежнему популярный на окраинах дикого королевства -- а здесь, в столице, его ждала либо позорная казнь на площади через повешение, либо пожизненное заключение.
   Герцог оказался начисто лишен подобных предрассудков. Янушу несказанно повезло -- прознав о его экспериментах и постоянных поисках лекарства, Нестор отвел ему целую лабораторию в подвалах фамильного замка, снабдил всем необходимым, обеспечил условия, о которых лекарь и мечтать не мог. Среди слуг, конечно, поползли нехорошие слухи о колдовских опытах, черной магии и продаже души Клеветнику, но постоянная нужда в его лекарских услугах и непререкаемый авторитет самого герцога закрывали рты самым отъявленным сплетникам. Слухи не выходили за пределы замка Ликонтов, и Януш был только рад этому.
   Вернувшись из Аверона, лекарь с прежней страстью принялся за эксперименты. Не только потому, что соскучился за работой -- просто за работой он не так часто вспоминал о единственной женщине, пробудившей в нём самые дикие, самые откровенные и неправильные мечты. Мысли о ней сводили с ума, и он забывался в темноте своей лаборатории, стараясь не вспоминать ни о неприкрытой наготе первой встречи, ни о теплых губах второй. Старался не думать также и о лютой ненависти, вспыхнувшей между ней и патроном -- леди Марион, какой бы сильной не была, обречена на провал.
   Нестор редко вспоминал о произошедшем в Ренне, но время от времени, в их вечерних беседах за шахматной игрой, признавался, что давно готов к встрече с баронессой. Януш ему верил: порой патрон просил его помощи в написании писем, хотя давно научился владеть для этого левой рукой, и по тайной переписке с Севериной лекарь понимал, что герцог уже сделал то, что обещал -- лишил Марион всего, что у неё было. Или почти всего.
   После их возвращения из Аверона прошло почти полгода -- прибытие принцессы Таиры для свадебной церемонии пришлось отложить из-за кончины престарелого императора Тория и связанного с событием траура. На престол взошел император Таир, старший брат принцессы, и Нестор уже наладил с ним переписку. Януш не до конца понимал, какую игру ведет патрон, работая на два фронта -- короля Харитона и императора Таира -- пока Нестор не признался сам: после свадебной церемонии с принцессой Таирой крон-принц Андоим вступал в наследство большей части королевства. И, по уверениям Нестора, вряд ли насытился бы этим.
   Если так случится, что король Харитон неожиданно скончается, и крон-принц взойдет на престол, Нестор недолго задержится при дворе, и недолго протянет в принципе -- Андоим ненавидел и опасался его настолько, что они вряд ли смогут ужиться в одном королевстве. Более того, с устранением Ликонта ничто не сдержит Андоима от братоубийства -- принц Орест, хотя и был младшим братом, мог претендовать на престол в случае смерти крон-принца -- а значит, в глазах Андоима тоже был опасен.
   Януш ничего не смыслил во дворцовых интригах, но очень хотел, чтобы патрон не просчитался, и у него получилось сыграть очередную красивую партию. Нестор был единственным гарантом его благополучия, и не только его одного -- судьба августейшего Ореста тоже зависела от защиты и протектората тайного советника его отца.
   Ликонта, тем не менее, все хитросплетения чужих судеб и политических игр не тревожили, казалось, вовсе. Генерал проводил смотр войск, учения, приезжал в фамильный замок, наслаждаясь отсутствием необходимости постоянно быть при дворе, интересовался работой Януша, занимался постоянными тренировками, привыкая к новому телу и разработанному лекарем специальному протезу, и, на первый взгляд, полностью восстановился после случившейся с ним неприятности; даже, казалось, остыл от собственной горячечной ненависти в ожидании прибытия аверонской делегации.
   Тревожило Януша как личного лекаря герцога лишь одно -- полное отсутствие интереса патрона к обществу. Нестор никого не хотел видеть и никого не приглашал погостить в семейный замок -- а уж раньше у владельца всего северного предела Валлии постоянно гостили друзья. Родственников у Ликонта практически не осталось, не считая престарелых дальних тетушек, и герцога, казалось, полностью устраивал затворнический образ жизни. Более того, за всё это время, начиная с окончания войны, патрон не интересовался и женским обществом тоже, флиртуя только в переписке с Нивелийской леди Августой -- по острой необходимости, получая взамен пикантнейшие подробности реннской жизни.
   Януш не задавал вопросов. Герцог ждал; он тоже. Время тянулось медленно, но неотвратимо, и сегодня наступил тот самый день, когда прибывала в Галагат реннская делегация аверонских гостей, среди которых -- будущая королева Валлии, Таира, и её личная телохранительница, Синяя баронесса Марион...
  
  
   Генерал стоял на возвышении, перед дверьми галагатского храма Единого, устремив взгляд на главные ворота города. Сопровождаемая валлийским эскортом, встретившим её ещё на подъезде, в Галагат въезжала аверонская делегация во главе с принцессой Таирой. Толпившиеся вдоль красного коридора горожане шумно приветствовали будущую королеву, и в воздухе повис общий восхищенный гул: красота юной принцессы и её мягкая улыбка с первого взгляда влюбили в себя всю столицу.
   Ликонт чуть повернул голову, глядя на застывшего перед ним крон-принца Андоима и стоявшего за его спиной, по правую руку, принца Ореста. Король Харитон встречать аверонцев не выехал, готовясь к торжественной встрече во дворце, но отправил со своими сыновьями тайного советника.
   Гости приближались -- открытая, богато украшенная карета принцессы Таиры, приветственно махавшей народу, и двое конных рыцарей, ехавших чуть впереди и прокладывавших путь. Ещё двое всадников следовали позади кареты, замыкая эскорт, и за ними -- весь аверонский двор, который сопровождал принцессу: всадники и кареты, повозки и обозы.
   Ликонт обвел эскорт быстрым взглядом ещё раз, и его глаза наконец встретили ту, которую он так долго ждал. Леди Марион ехала впереди кареты, одна из тех самых конных рыцарей, прокладывавших путь -- в полном облачении без всяких знаков отличия, в тяжелом доспехе, вооруженная, неулыбчивая и напряженная, как и положено телохранителю. Глаза её ощупывали площадь и шумящий народ, чужих воинов, выстроившихся вдоль красного коридора, и каждый камень на пути кареты -- бегло, цепко и без всякого интереса.
   А потом она подняла глаза, встречаясь взглядом с генералом, и остановила коня. Карета остановилась тоже; крон-принц Андоим спустился со ступеней храма, приближаясь к ожидавшей его невесте.
   Нестор смотрел на прибывших, на приветствие будущих супругов, но взгляд его то и дело возвращался к закованной в латы фигуре. Вместо шлема голову воительницы покрывала кольчужная сетка, но несколько волнистых черных прядей выбивались из-под скрывавшего волосы капюшона, обрамляя хмурое, но ничуть не изменившееся лицо.
   Ничто в ней не изменилось; всё казалось знакомым. Сорвать бы с неё этот проклятый доспех, увидеть её слабой, беззащитной, в женской одежде, подчинить себе -- так, как она вынуждена была подчиняться ему в танце. Знай он, чем грозил ему тот вечер -- сломал бы ведьме запястье, вывернул пальцы, порвал бы шнуровку корсета, заставляя спасаться позорным бегством из бального зала...
   Он хотел видеть её глаза, когда она узнает, чего лишилась. Он хотел видеть её поражение. Да, пожалуй, в тот самый вечер, когда он лишился руки, он понял, что такое ненависть. Это то самое чувство, когда действительно ничего не возможно вернуть, и ничего уже не изменить...
   Приветствие крон-принца Андоима и принцессы Таиры закончилось, весь эскорт двинулся во дворец. Ликонт быстро спустился с лестницы, запрыгивая в седло поданного ему скакуна, тронул поводья, догоняя августейших.
   - Ваше высочество, - поприветствовал он Таиру, поравнявшись с открытой каретой. - Рад снова видеть вас. Надеюсь, вам понравится в Галагате.
   - О, мне уже всё очень нравится, герцог, - улыбнулась Таира, чуть поворачиваясь к Ликонту. - Спасибо вам за заботу.
   - Рад слышать, - сдержанно улыбнулся Ликонт. - Если вам что-нибудь понадобится... что угодно, ваше высочество... я буду рад помочь.
   Последнее было добавлено с особой интонацией, заставившей принцессу прислушаться. Таира растерянно кивнула.
   - Я запомню, герцог.
   Ликонт склонил голову, тронул поводья, проезжая мимо. Бедная девочка. Нет, он действительно хотел ей помочь, вот только... вот только вряд ли он в силах это сделать. Таира была так юна и так прекрасна, с таким большим нежным сердцем, способным сделать счастливым любого достойного её руки мужчину, что он с большой неприязнью думал о том, какой муж достался этой малышке. Таира напоминала ему о сестре -- Наале должно исполниться столько же, сколько и принцессе -- и, вспоминая о сестренке, Ликонт и мысли не допускал, что её мог бы коснуться кто-то, подобный Андоиму. Но у каждого своя судьба, и он, Нестор Ликонт, тоже не всесилен. Доброе слово -- вот и всё, чем он мог помочь Таире.
   - Леди Марион! - Нестор поравнялся с воительницей, широко улыбаясь в приветствии. - День сегодня особенно хорош, не так ли?
   Баронесса смерила его косым взглядом, продолжая путь, и генерал едва не вспыхнул от бешенства. Она игнорирует его! Она! Та, которая должна валяться у него в ногах, вымаливая пощады! Ведь это он, и только он, мог вернуть ей утраченные земли -- о чем она, впрочем, пока не подозревает -- и в его власти вернуть ей положение и восстановить растоптанный авторитет. Ничего, время придет... и она сама приползет к нему... на коленях...
   Нестор с трудом подавил в себе первый яростный порыв. Ведьма определенно околдовала его! Как ещё объяснить то, что несмотря на утраченную руку, на уродливую отметину на его лице, на унижение и боль -- он продолжает желать её, страстно, горячо, при одном лишь виде плотно сомкнутых губ, мрачной тени, портившей черты красивого лица, глазах, темных, бездонных, чей невероятной силы взгляд сводит его с ума?..
   - Нехорошо, леди Марион, - насмешливо проговорил герцог, не сводя с неё глаз. - Где же соответствующее приветствие? Или ваше воспитание? Знание этикета? Ах да, простите великодушно, погорячился... Какое воспитание у дочери фермера, подрабатывавшего разбоями и вооруженными грабежами? Да ваш отец не дожил до каторги только потому, что спился, заложив всё имущество и не оставив семье ни гроша даже на собственные похороны...
   Марион с трудом удержала коня, крепче стискивая зубы. Выведал, всё выведал, подонок! Проклятый герцог, должно быть, разослал шпионов по всей империи, чтобы вытянуть гадкую правду на поверхность -- то, что так тщательно похоронил Синий барон, Ликонт выкопал, даже не потрудившись отряхнуть от грязи.
   - Вы что-то сказали, герцог? Тут шумно, вас плохо слышно, - Марион медленно обернула к нему каменное лицо, смерила долгим взглядом. - Мне показалось, будто что-то пропищало над ухом, но могло и показаться.
   Ликонт лучезарно улыбнулся, наклонился к ней.
   - А может, ваш отец попросту не учил вас чистить уши? Леди. Марион...
   - Этому отец нас и правда не учил, - воительница нашла в себе силы улыбнуться в ответ. - Зато учил всегда давать сдачи. Мне кажется, вы должны были прочувствовать наше семейное кредо на себе. По крайней мере, ваше лицо и ваша рука должны его помнить.
   Настал его черед притворяться глухим. Нестор улыбнулся, не размыкая губ.
   - До встречи во дворце. Леди. Марион... И не беспокойтесь: вас там уже ждут. С нетерпением.
   Он тронул поводья, ускоряя шаг своего коня, и пришпорил его, пробираясь во главу следовавшей улицами города процессии. Он уже почти оторвался от основной колонны, когда от толпы отделилась фигура, бросившись под копыта его коню. Животное захрипело, становясь на дыбы, и Ликонт вцепился в гриву левой рукой, едва удержавшись в седле. От стройных воинских рядов, сдерживающих толпу, тотчас отделились двое стражников, оттащивших грязную, в лохмотьях, старуху с дороги.
   - Берегись женщины, мой король! - закричала сумасшедшая, вращая огромными, безумными глазами. - Она коварна и опасна, береги-ись! Она хочет погубить самое дорогое, что у тебя есть! Но она... она падет от твоей руки, мой король!.. Береги-и-ись...
   Нестор ошарашено наблюдал, как стражники выкинули старуху в толпу -- и та тотчас поглотила грязную нищенку, смыкая свои ряды. Что за бесовка! О Единый, должно быть, безумная старуха была пьяна! В предсказания городских сумасшедших может поверить только такой же сумасшедший -- стыдно с его стороны придавать этому хоть какое-то значения.
   Ликонт неуверенно усмехнулся, тряхнул головой, спроваживая наваждение, и тронул поводья, возвращаясь в процессию.
  
  
   Михо растерянно осмотрелся: всё в новом доме казалось маленьким и непривычным. Мама ходила по холлу, отдавая указания. Плош и Кешна, их слуги, супружеская пара, приехавшая с ними из замка Синих баронов, носились туда-сюда, перетаскивая мешки, коробки, тюки и узлы из их обоза в новый дом. Им помогали Фео и Фло, сэр Эйр и даже госпожа Ами, новая учительница для Михо на время их пребывания в Галагате.
   Мама не говорила, сколько им придется жить тут, но Михо и сам понимал: долго, очень долго. Если бы не близнецы, которых мама взяла с собой главным образом ради него, он бы окончательно раскис: слишком уж разительной оказалась перемена внешней обстановки после замка Синих баронов.
   Леди Марион сняла дом на окраине Галагата, в тихом районе, недалеко от небольшой часовни Единого. Здесь не было шума толпы главных улиц и громогласных криков торгашей, предлагавших свой товар, все дома казались чистыми и ухоженными, и этого оказалось достаточно для баронессы, чтобы тотчас снять один из них. Престижный и богатый район Марион даже рассматривать не стала: чем дальше от глаз и ушей местной знати, тем лучше. Достаточно того, что ей самой придется неотлучно находиться при Таире в давящих стенах дворца.
   Она собиралась приезжать в этот дом, как только выдавалась бы такая возможность -- днем ли, ночью, но, по крайней мере, в случае нужды от дворца до их тихого дома на окраине столицы она доберется за считанные минуты. С собой баронесса брала лишь верную Юрту, остальная немногочисленная прислуга оставалась в доме, с сыном.
   Плош и Кешна обеспечат уют и порядок, госпожа Ами позаботится о том, чтобы за всё это время её сын не превратился в варвара и получил если не блестящее, то достаточное образование, Фео и Фло не дадут заскучать, а сэр Эйр, столь великодушно согласившийся следовать за ней, и даже после позорного поединка с Ликонтом не утративший преданности к ней, обеспечит безопасность, не отлучаясь от Михо ни на шаг.
   - Ма-ам, - протянул Михо, неуверенно касаясь её руки. - Ма-ам, ты останешься на ночь?
   Марион привлекла сына к себе, обняла, целуя в макушку. Михо рос послушным и спокойным ребенком, чудом не избаловавшись в отсутствие родителей, и чудом не утратив свою отличительную черту -- несгибаемый внутренний стержень, унаследованный им от отца. Магнус, помнится, ни разу не изменил своим принципам и убеждениям, оказавшись достаточно сильным, чтобы пойти против течения общественного мнения, и в то же время сделать это без всяких конфликтов, без скандалов и резонансов. Если бы у Михо получилось построить свою жизнь столь же мудро, если бы только быть уверенной, что её мальчик ни от кого не будет зависеть...
   - Нет, солнце, - она сжала сына в объятиях, сглатывая вставший в горле ком. - Я не могу. Я бы очень хотела, очень...
   - Но не можешь, - эхом откликнулся Михо, обхватив её руками.
   Переход от Ренны до Галагата занял чуть больше недели. Всё это время они были неразлучны, а проведенные вместе дни и ночи стали большим откровением для обоих. Марион с удивлением понимала, как сильно вырос её мальчик, как изменился -- в свои девять лет Михо вел беседы с нею почти на равных, рассуждал, задавал вопросы -- и в то же время, казалось, совершенно не тяготился изнурительным путешествием, не пожаловавшись ей ни разу на усталость или скуку. Марион и радовали и огорчали подобные открытия: похоже, её маленький сын повзрослел без неё, и слишком рано, обретя эту недетскую серьёзность, с которой его темные, пытливые глаза смотрели на мир.
   Марион, впрочем, не подозревала, с каким радостным возбуждением ждал Михаэль этой поездки -- главным образом, потому, что все эти дни они должны были находиться вместе, рядом друг с другом. За первые совместные вечера и ночи в шатре он успел рассказать матери почти всё -- и ничего. И каждый вечер был похож на сказку -- он засыпал рядом с мамой, чувствуя, как она легонько поглаживает его волосы, слушая её тихий голос, поющий его любимые с детства колыбельные...
   Он привык справляться со всем сам. Даже когда рядом находился сэр Кеннет, Михо постоянно чувствовал на себе груз ответственности, некое бремя свободы выбора. И вот теперь -- мама...
   Ей Михаэль мог доверить что угодно. Она незримо пребывала рядом с ним всё это время; он почти слышал её голос, почти ощущал тепло её присутствия -- даже несмотря на то, что видел её всего несколько раз в году...
   - Тогда иди, - сын первым оторвал голову, заглядывая ей в глаза, - мы тут сами справимся, правда. Я буду ждать. Завтра?
   - Завтра, - кивнула Марион. - Я очень постараюсь.
   Она поцеловала сына, с трудом отрывая его от сердца. Теперь, когда они были вместе, расставаться оказалось ещё больнее. Будто заново отрываешь от себя едва прижившийся кусок...
   - Фео, Фло! - прикрикнула баронесса, разворачиваясь к застывшим близнецам. - Из дому ни на шаг! Оставайтесь с Михо, и слушайте старших! Сэр Эйр, - Марион заглянула в глаза верному помощнику, - я очень надеюсь на вас.
   - Не беспокойтесь, - верно истолковал полный тревоги взгляд рыцарь. - Ваш сын в надежных руках. Вы меня знаете.
   Марион устало улыбнулась, кивнула. Сэр Эйр, один из самых преданных рыцарей покойного командующего и один из первых, присягнувших ей на верность после его смерти, действительно оказался самым надежным защитником из тех, кого она могла бы взять с собой. Эйр готов был служить до последнего вздоха, последней капли крови, и не спустит глаз с Синего баронета. Да, она могла ему доверять.
   Отдав последние наставления госпоже Ами, Плошу и Кешне, леди Марион в последний раз поцеловала сына и быстро покинула дом, запрыгивая в седло. Юрта должна была дожидаться её во дворце, не отходить от её высочества ни на шаг, и доложить обстановку сразу по прибытии. Что бы она делала без верной камеристки!
  
  
   Юрта постаралась на славу. К её прибытию принцесса Таира была весела, улыбчива -- по-доброму ворчливая камеристка могла поднять настроение кому угодно, развлекая бесконечными байками -- и практически готова к ужину, на который сама Марион едва не опоздала. Баронесса наспех привела себя в порядок, позволяя Юрте уложить отросшие волосы и приводя в порядок исцарапанные, загрубевшие за время похода руки. Камеристка приготовила для неё светло-серое платье -- неброское, но элегатное, нежное и ненавязчивое. В таком наряде просто стать королевой вечера и просто скрыться от чужих глаз -- в завивимости от обстановки.
   Марион накинула на плечи прозрачную шаль, схватив поданный Юртой веер и выскальзывая за двери. Принцесса Таира ожидала её в смежных покоях, в своей опочивальне, сидя перед зеркалом. Баронесса невольно улыбнулась, задержав взгляд на девушке: Таира была прекрасна, как всегда, и как всегда, неуверенна в себе.
   - Я хорошо выгляжу, Марион?
   - Восхитительно, ваше высочество.
   Таира бросила на неё испытующий взгляд из-под ресниц, задумчиво тронула висевшее на шее свадебное колье, подарок принца Андоима.
   - Стоит ли?..
   - Вашему высочеству больше пойдет жемчуг, - уклончиво ответила Марион, подходя к принцессе и помогая снять ожерелье. - Он прекрасно подойдет к этим камням в ваших волосах.
   Таира позволила ей сменить украшение, придирчиво посмотрела в зеркало и улыбнулась.
   - Да, так лучше. Спасибо, Марион. Что бы я без тебя делала?
   - Ваше высочество прекрасно справились бы сами, - с улыбкой отвечала баронесса, подавая ей руку. - Вашей красоте идет любая огранка.
   - Я так рада, что мать послала именно вас со мной, - внезапно призналась принцесса, осторожно пожимая крепкие пальцы телохранительницы. - Я бы была абсолютно несчастна, если бы мне пришлось терпеть общество леди Августы. То есть, я не совсем то хотела сказать... я просто... гораздо больше рада вашему... ох, нет, снова не так, - тяжело вздохнула Таира, глядя на баронессу.
   - Не переживайте так, ваше высочество, - шепнула Марион, ободряюще улыбаясь девушке. - Всё будет хорошо. Вечер пройдет замечательно.
   - Правда? То есть, я действительно... слегка напугана...
   - Я буду рядом, - пообещала Марион, открывая двери.
   Если бы она могла испытать хоть долю той уверенности, которую внушала принцессе! Она не боялась, нет, но нехорошее предчувствие нежеланной встречи не давало покоя. Каков из себя вдовствующий король Харитон, она могла лишь предполагать, но его тайный советник наверняка окажется при нем. Да, Ликонт вряд ли пропустит их первый вечер во дворце. И крон-принц явно не добавит приятных минут -- в первую очередь для Таиры, а значит, и для неё тоже. Вся надежда на августейшего Ореста -- быть может, его добрый нрав и умение разрядить обстановку помогут им пережить этот ужин. А ведь она совсем не знает прочих гостей -- кроме леди Гелены, второй приближенной дамы принцессы Таиры...
   Их уже ждали: они оказались последними гостями званого ужина. Король Харитон, сидевший во главе стола, поднялся, приветствуя августейшую гостью со спутницами, и встретивший её крон-принц Андоим провел её на почетное место, поближе к центру. Марион и Гелене пришлось довольствоваться одними из самых неудобных мест, выдававшими полное отсутствие уважения или заинтересованности в их персонах со стороны галагатского двора.
   Баронесса обвела взглядом длинный стол и многочисленных гостей, выискивая глазами ненавистного герцога, но тот находился далеко от неё, на одном из ближайших к королю мест. По крайней мере, поужинать она может спокойно, не дожидаясь язвительных фраз и ядовитых слов.
   - А нас не очень-то жалуют, баронесса, - негромко проговорила леди Гелена, подставляя лакею свой бокал для вина.
   Марион пожала плечами. Вторая приближенная дама едва ли замечала её в реннском дворце, вынужденно идя на сближение во вражеской обстановке, и Марион не собиралась делиться с ней своими соображениями.
   - А вы думали, нас посадят рядом с королем? Кто мы такие, чтобы как-либо отмечать наше присутствие? Подобное обращение естественно для любого двора. В Ренне, будь мы валлийками, с нами поступили бы так же.
   Гелена искоса глянула на баронессу, хмыкнула и принялась за разнесенное лакеями блюдо. В их положении имелся свой плюс -- можно было наесться вволю, не участвуя в словесных баталиях центра стола. Несмотря на напряжение проведенного в Галагате дня, неприятную встречу и близость врага, время от времени бросавшего на неё взгляды через весь стол, Марион чувствовала, что проголодалась достаточно, чтобы хотя бы на какое-то забыть о нем. Переход от Ренны в Галагат истощил её -- постоянный страх за безопасность сына и принцессы Таиры не давал сомкнуть глаз ни днём, ни ночью, и за все эти дни она едва ли могла позволить себе спокойно поесть.
   - М-м-м, люблю женщин с хорошим аппетитом, - весело обратился к ней сидевший напротив пожилой толстяк в богатом камзоле. - Терпеть не могу всю эту напускную чопорность, эти одинокие бобы в тарелке и листики салата, прикрывающие зверский голод! Всегда радуюсь, когда вижу, с каким удовольствием ест лишенный предрассудков человек! Устин Максимилиан, граф Хэсский, к вашим услугам! О, я совершенно не возражаю против открытых знакомств! Все эти обращения через третьи руки... вы со мной согласны?
   - Абсолютно, ваше сиятельство, - улыбнулась в ответ Марион: люди, подобные графу, заражали своим неиссякаемым оптимизмом, прогоняя самые чёрные мысли одним лишь громогласным, сочным голосом. - Леди Марион, Синяя баро...
   - О, о, о! Не говорите ничего больше, я уже всё понял! Супруга покойного Синего барона, а как же! Кто не слышал о вас -- тот нем и глух, а кто не видел -- тот слеп! Наслышан, наслышан... - толстый граф подцепил у проходившего мимо лакея кусок мяса, отправляя его на свою тарелку. - Леди-рыцарь, леди-воин... а какая любовная история! - обратился к развесившим уши местным дамам граф, - вы и поверить не сможете, какая любовь! Синий барон рискнул титулом, чтобы... Скажите, милочка, - снова повернулся к Марион граф, - а ведь вас сюда не просто так занесло?
   - Я сопровождаю её высочество принцессу Таиру, - кивнула Марион. - Так же, как и герцогиня Гелена, одна из...
   - О, да, да, премного польщен! - Устин подмигнул оторопевшей от такого представления Гелене, вновь повернулся к склонившимся к нему дамам. - Наш цветник, дорогие дамы, пополнился восхитительнейшими бутонами! Ведь вы, как я понимаю, к нам надолго?
   - Мы здесь для сопровождения её высо... - высокомерно начала Гелена, но пожилой граф не дал ей закончить фразу.
   - О, значит, навсегда! Ведь совсем скоро радостное событие утвердит подписанный мир, и у нас наконец появится королева, настоящая королева! Ведь знаете, милочка, - вновь доверительно подмигнул Марион граф, - король Харитон после смерти жены носил траур долгих десять лет... И вот, наконец, женщина у престола! Как давно ждал я подобного события! Её высочество прекрасны, как сон, даже я, немощный старик, в силах оценить небесную красоту нашей будущей королевы!
   - Вы вовсе не стары, - попыталась вставить в бесконечный словесный поток хоть слово Марион. - Вы...
   - Терпеть не могу льстецов, но ваши слова -- елей на душу! Надеюсь, вам у нас понравится, милочка. Я знаю, как тяжело даются переезды -- особенно цветам и женщинам! - Граф расхохотался, задерживая лакея на ходу. - Обслужите наших прелестных гостий, любезный! Рекомендую, - снова повернулся к аверонкам Устин, - запеченные овощи сегодня особенно хороши!
   Марион улыбнулась, отдавая должное новому блюду. Таким, как этот жизнелюбивый граф, просто невозможно не подчиниться -- и при этом ни в коей мере не чувствовать себя ущемленной. Устин обволакивал вниманием и радушием всех и вся, успевая болтать сразу с несколькими дамами, перебрасываться фразами и шутками с пожилым дворянством, помогая каждому чувствовать себя важным и нужным. Особенно хорошо это его качество проявлялось здесь, среди обделенных почетными местами гостей -- веселая обстановка была именно тем, что скрашивало ужин для таких, как они.
   После ужина их попросили в смежную залу, где лакеи уже расставили столики для игр и шахматных партий, а ведущие из залы двери на террасу были гостеприимно распахнуты для любителей подышать свежим воздухом.
   Марион старалась не упускать принцессу Таиру из виду, но ей уже предложил руку принц Орест, уводя для беседы на один из диванчиков, и присоединившиеся к ним высокопоставленные гости окружили их, стремясь выведать как можно больше о будущей королеве. Крон-принц Андоим удалился с приближенными на террасу, и не подумав уделить время своей невесте, и полный непонимания взгляд Таиры то и дело выискивая его среди толпы.
   Устин Максимилиан не дал заскучать новым дамам: подцепив каждую под локоть, пожилой граф увлек из за собой к игральным столам, усадив Гелену за игру, и с азартом погрузившись в процесс. Это, впрочем, не мешало Устину участвовать в разговорах столпившихся у их стола придворных.
   - Граф, - приблизившаяся к их столику рыжеволосая дама слегка склонила голову, с любопытством разглядывая новые лица среди придворных. - Представьте нас своим очаровательным спутницам.
   - Её светлость герцогиня Гелена и её милость баронесса Марион, - поочередно кивнул на каждую толстяк, едва отрываясь от игральной доски. - Её сиятельство, маркиза Доминика... Оглская.
   - Герцогиня, - склонила голову маркиза, тотчас переключив внимание на Марион. - Баронесса, мы много наслышаны о вас. Светлый герцог Ликонт вспоминал о вас за ужином. Это так прискорбно, что вы вынуждены сидеть столь далеко от центра...
   Марион натянуто улыбнулась.
   - Весьма.
   - Но ведь вам приходилось терпеть и не такое, не правда ли? - приторно улыбнулась новая знакомая, тряхнув рыжими кудрями. - Десятилетие удерживаемого... низшего дворянского титула баронессы вряд ли затмит полунищенское существование простолюдинки. И уж в той, прежней жизни, у вас наверняка случались казусы и похлеще...
   - Случались.
   - Полноте, маркиза! - окликнул леди Доминику граф, бросая сочувственный взгляд на Марион. - Эта женщина -- живая легенда! О силе и воинском умении леди Марион ходят самые невероятные истории! Ведь правду говорят, что на поле боя вы в состоянии справиться с несколькими мужчинами?
   - Но она не смогла справиться с одним Ликонтом в поединке, - не дав Марион ответить, быстро вставила Доминика, с насмешкой глядя на баронессу. - О, не удивляйтесь, леди Марион! Нам уже известны все пикантные подробности реннской жизни.
   - И я догадываюсь, от кого, - сухо проговорила Марион.
   Чужое присутствие за спиной она ощутила сразу, вдруг, как ощущают на себе липкий взгляд со стороны. Её окатила знакомая волна дрожи и нехорошего предчувствия: он стоял за её плечом, почти обдавая теплым дыханием, так невыносимо близко, так опасно...
   - Вы как никогда прекрасны этим вечером, леди Марион, - произнес глубокий голос, и ей пришлось обернуться. - Я восхищен тем, как быстро у вас отросли волосы. Или мы вновь обязаны отдать должное мастерству вашей камеристки?
   Леди Гелена оторвала голову от игры, напряженно всматриваясь в окруживших баронессу придворных: как вороньё, они слетались на добычу, как шакалы, выжидали, пока жертва не даст слабину. Скопление вражеских сил вокруг баронессы было необычайным, и Гелена не знала, радоваться ли тому, что она сама избежала подобного внимания, или переживать, ведь порвав в клочья репутацию баронессы, они не преминут переключиться на герцогиню.
   - Вы мне ничего не обязаны. Генерал.
   Нестор качнул головой, без улыбки рассматривая стоявшую перед ним женщину. Вот она, та, из-за которой он лишился руки, вот она, оставившая уродливую отметину на его лице. Такая уверенная в себе, несгибаемая, удержавшаяся на ногах после множества ударов, выдерживавшая один неприятный сюрприз за другим. Леди Марион держалась превосходно, отточив умение отражать сыплющиеся на неё камни ещё при реннском дворе. Даже в пылу битвы, на поле боя под стенами Пратта, не казалась она ему такой сильной.
   Быть не может! Он только что... подумал о ней с... уважением?
   - Вам, леди Марион, я просто обязан, - тихо проговорил он, - вернуть долг.
   Синяя баронесса верно истолковала его взгляд, скользнувший вниз. На месте отрубленной правой кисти красовалась металлическая перчатка, скрывавшая дефект.
   - Долг? О каком долге говорит герцог? - включилась в беседу леди Доминика, заинтересованно глядя то на Марион, то на Ликонта.
   - Должно быть, генерал никак не может себе простить овладевшей им слабости во время нашего танца в реннском дворце. Его светлости стало нехорошо, его буквально вынесли на руках, - поделилась Марион, не отрывая глаз от окаменевшего лица генерала.
   - О, герцог, так это правда? В таком случае, вы просто обязаны извиниться за своё поведение и исправиться на ближайшем балу!
   - Ну что вы, я прощаю генералу его слабость, - поспешно скзала Марион. - Танец -- это не военный марш, кто угодно может сомлеть.
   - Я настаиваю, - глухо проговорил Ликонт, сверля её взглядом. - Надеюсь, вы не откажете мне в чести.
   - Отказать вам, герцог? - расхохоталась леди Доминика, призывно тряхнув кудрями. - Я не встречала ещё ни одной женщины, способной на это! А скажите, баронесса, - обернулась уже к Марион герцогиня, - вы ведь служили у императрицы все эти годы. Особая помощница, не так ли? О, всё только между нами! Как же её величество императрица смогла отпустить такого незаменимого, как вы, человека? После стольких лет верной службы? Вы попали в немилость?
   - Незаменимых людей не бывает, герцогиня, - нашла в себе силы улыбнуться Марион. - Вы умная женщина, вы должны это понимать и без вопросов.
   Глаза Доминики заинтересованно вспыхнули, и герцогиня умолкла, искоса поглядывая на баронессу. Взгляд леди Оглской то и дело возвращался то к Ликонту, то к баронессе, пока на губах маркизы не заиграла понимающая улыбка.
   - А как ваш сын, леди Марион? - вновь обратился к ней Нестор. - Не скучает по дому?
   - Прошу прощения, - Синяя баронесса обернулась к леди Гелене, поклонилась графу, кивнула маркизе, полностью игнорируя вопрос герцога, - меня ожидает её высочество. Приятного вечера, господа.
   Она не видела вспыхнувшего лица генерала, не заметила дружелюбного прощания добродушного графа и жеманных жестов Доминики -- Таира и в самом деле уже бросала на баронессу призывные взгляды, и она поспешила к ней. Марион улыбнулась окружившим принцессу придворным, поклонилась августейшему Оресту, склоняясь к Таире.
   - Я устала, - одними губами прошептала юная принцесса ей на ухо. - Хочу уйти.
   Марион кивнула, выпрямляясь и жестом подзывая леди Гелену. Таира поднялась, и принц Орест тотчас направился к террасам, предупредить про её уход своего старшего брата, крон-принца Андоима, за целый вечер ни разу не обратившим внимания на свою невесту. Таира попросту устала встречать не то насмешливые, не то понимающие взгляды придворных, устала ждать обходительности от жениха -- и едва удерживала в себе напряжение, не давая ему прорваться наружу унизительными слезами.
   - Вы уже покидаете нас, ваше высочество? - вышедший из террасы Андоим догнал их уже у выхода из залы. - Так скоро?
   - Я устала после переезда, - одними губами улыбнулась Таира, не глядя ему в глаза. - Прошу меня извинить.
   - Конечно, конечно. Доброй ночи, ваше высочество, - Андоим склонился к протянутой руке, поцеловав холодные пальцы. - Увидимся утром.
   Они покинули залу, и Марион спиной чувствовала чужие взгляды, направленные им вслед. Какая жизнь ждала их в чужом дворце, где у каждого был свой угол -- кроме них? Синяя баронесса предпочитала не думать об этом. Первым делом следовало утешить Таиру -- огромные серые, непонимающие глаза принцессы уже блестели от наполнившей их влаги -- а затем... дожить до утра.
   Похоже, каждый проведенный здесь день будет похож на предыдущий -- сплошная гонка на выживание, скрашиваемая лишь изредка немногочисленными приятными встречами. Присутствие Нестора Ликонта явно не входило в их число. И очень красноречиво свидетельствовал об этом его взгляд, за весь вечер едва ли направленный на кого-либо, кроме неё...
  
  
   Флорика перегнулась через стену, подавая руку брату. Феодор подпрыгнул, цепляясь за протянутую ладонь, подтянулся, отталкиваясь ногами от стены, и запрыгнул, оказавшись на самом верху. Слезали со стены в той же очередности: вначале Флорика, затем он.
   Для их ночной прогулки сестра одела его штаны и заправила волосы так, что теперь увидеть отличия между близнецами оказалось очень сложно. Фло сама предложила брату освежиться. Несколько дней, проведенных в Галагате, они не вылазили из дому, слушаясь приказа леди Марион, но по вечерам, когда гонявшие их с утра до ночи по поручениям Плош и Кешна наконец удалялись в свою спальню, а Михо видел уже десятые сны, близнецы оставались совсем одни. Фео мрачнел с каждым днем. Флорика прекрасно знала, что донимает брата: привыкший за время их путешествия видеть, хоть издалека, прекрасную Таиру, Фео не мог успокоиться, не зная, как она там, среди незнакомых людей, и что делает в эту минуту. Пробраться во дворец, не зная точного плана коридоров и потаенных мест, у них вряд ли бы получилось, и Флорика отговаривала сумасшедшего брата от бредовой затеи, как могла: не хватало ещё провести остаток дней в местном остроге, напоследок ещё раз запятнав репутацию Синей баронессы, взявшей их с собой.
   Столицу Валлии стоило увидеть -- и даже послушный Михо томился от строгого указания матери не покидать пределы снятого для них дома и растущего за ним сада. Порой они совершали прогулки в почти полном составе -- сэр Эйр, госпожа Ами, Михо и близнецы -- но эти прогулки не заводили их дальше соседней улицы, а единственным общественным местом, куда было дозволено ступать баронету и его свите, оказалась маленькая часовня Единого. На службы они ходили почти каждый день, но сэр Эйр не дозволил выбраться даже ради местного праздника в главный храм Единого, побоявшись опасной для баронета толпы и того, что она могла в себе таить.
   Флорика жалела Михо -- за проведенные вместе годы Синий баронет стал им почти как младший брат -- но и родного жалела ничуть не меньше. Феодору нужен был свежий воздух и новые впечатления, и кто знает, может, эти впечатления помогут побороть то грустное болезненное чувство, которое брат называл любовью.
   - Ты уверена, что так мы попадем на главную площадь? - негромко поинтересовался Феодор, следуя за сестрой и озираясь по сторонам: все дома в Галагате оказались каменными, серыми, грубыми -- ничего похожего на реннскую роскошь и отделанные мрамором и яркой росписью фасады
   - Нет, - легкомысленно отмахнулась Фло. - Не попадем, вернемся обратно, делов-то.
   Фео дернул сестру за руку, уводя в сторону. Присев у чужой ограды, близнецы молча наблюдали, как из окна богатого особняка вылез человек, прижимая к груди свёрток, свистнул кого-то, бросил ему награбленный скарб, и сам сиганул следом. Во дворе особняка раздался лай, крики, в окнах появился свет; кто-то даже спустил стрелу с арбалета, целясь в грабителей.
   - Бежим отсюда, - распорядился Фео, и оба припустили со всех ног, заворачивая на соседнюю улицу.
   Они пробежали квартал или два, подальше от опасного района, когда открывшаяся в узком переулке картина задержала их ещё на какое-то время. Несколько человек методично избивали двух припозднившихся прохожих, и, судя по сдавленным хрипам, дело подводилось к логической развязке.
   - Вот же ж... сволочи, - Фео ринулся было вперед, но очнувшаяся Флорика удержала горячего братца, дернув за собой.
   - Их слишком много, - уже на бегу пояснила сестра, встревоженно оборачиваясь на проулок: не хватало ещё, чтобы шайка решила устранить свидетелей.
   - Милый городок, - запыхавшись, выдавил Фео, оглядываясь по сторонам.
   В их родном селении ничего подобного не встречалось -- прознай селяне, что кто-то промышляет грабежом, бедному вору не поздоровилось бы. В деревнях разговоры были короткими: решившего нажиться на чужом тяжком труде разбойника вздернули бы на дыбе, и дело с концом. В столице Аверона Ренне близнецы, хоть и исходили ночные улицы вдоль и поперек, но подобного скопления нечистых на руку и совесть бандитов тоже не встречали.
   - О, вот и площадь, - обрадовалась Флорика, рассматривая журчащий фонтанчик в центре.
   Фео повертел головой, рассматривая полукруглый каменный колодец, в котором они оказались. Местные лавки были наглухо закрыты, нищие тулились к стенам, стараясь стать незаметными для ночных патрулей стражи, а слонявшиеся по площади тени, казалось, не замечают друг друга, изредка присаживаясь прямо на бортик городского фонтана.
   - Площадь-то площадь, да не главная, - мигом сориентировался Феодор. - Ну-ка, идём отсюда. Быстро.
   - А чавой-то за запах такой? - подозрительным шёпотом поинтересовалась Флорика, делая осторожные шаги назад. - Сладкий такой, приторный...
   Фео не стал отвечать: про любителей дурманной травы он слыхал ещё в Авероне, и знал, что эти пойдут на всё, чтобы заполучить денег на очередную дозу волшебного порошка. Как правило, слонялись все они где-нибудь поблизости торговца сладкой смертью, и если это так, то вряд ли им стоило видеть распорядителя местного бала.
   - Мда, прогулочка, - снова шепотом высказалась Фло, когда они отошли от площади, готовясь свернуть в одну из боковых улиц. - А стражников-то и нет почти, и все по главным улицам ходют... Шо деется-та, шо деется... куды король смотрит?
   Ответить Феодор не успел: вышедший из проулка человек вцепился в руку Фло, притянув её к себе. Девушка даже вскрикнуть не успела: в тусклом свете уличного фонаря блестнул нож, прижатый в её горлу.
   - И рыпаться не думай, - просипел он, прижимая девушку спиной к себе. - А ты пшёл отсюда! А то свистну дружков -- от тебя, щенок, и кишков не останется!
   Флорика коротко замахнулась, двинула мужчину локтем в живот, и тотчас вывернулась, ужом выскальзывая из ослабевших рук. Фео широко размахнулся, встречая выпрямлявшегося бандита кулаком в челюсть, и, не дожидаясь, пока тот рухнет, схватил сестру за руку, оттаскивая в сторону. Близнецы одновременно рванули с места, но раздавшийся за их спинами топот дал понять, что бандит не врал: в проулке он выжидал жертву не один.
   - Держи, держи их!!!
   - Вон, двое, парень и девка в мужской одёже!
   - Вижу, вижу! А ну стоять!!!
   Флорика дёрнула брата в сторону, и они свернули на очередную улицу, уходя от погони. Бежать приходилось быстро: топот за спинами не смолкал, и Фео лишь надеялся, что собственные ноги не заведут их в тупик.
   Проулок неожиданно кончился, выведя их к городской стене, и единственным светлым пятном в этой мышеловке оказалась большая таверна, шум и гогот из которой они слышали ещё на подходе.
   - Флорика, - задыхаясь, позвал Фео, пробегая мимо пьяной мужской компании, рассевшейся на ступенях таверны.
   Сестра поняла, заворачивая за угол -- запыхавшуюся парочку проводили долгими взглядами и нехорошими ухмылками -- и тут Фео остановился, затравленно озираясь. Чёрного хода у таверны не оказалось -- либо он находился с другой стороны, куда возвращаться было уже опасно.
   - Окно, - выдохнула Флорика, указывая наверх.
   Переспрашивать брат не стал: молча подставил спину, помогая сестре взобраться наверх. Флорика распахнула створки окна, забираясь внутрь, и свесилась, подавая руку брату. Фео оттолкнулся от стены, взлетая вверх и хватаясь за протяную ладонь, и близнецы почти ввалились внутрь, едва не сорвав окно с петель.
   С трудом перекатившись после жесткого приземления, Феодор поднялся на ноги и осмотрелся. Комната, в которую занесло их с Флорикой, оказалась небольшой, темной и на удивление чистой -- заправленная кровать, шкаф, стол и стул. Очевидно, покои для постояльцев -- или местных жриц любви и их клиентов.
   Больше рассмотреть им ничего не дали -- дверь распахнулась, впуская свет, шум и голоса, и ворвавшиеся в комнату здоровенные мужики с самыми недвусмысленными выражениями на злобных рожах схватили близнецов за руки, вытаскивая из комнаты.
   Ошалевшие от такого приёма Фео и Фло почти не сопротивлялись: их вытащили в соседнее помещение, просторное и светлое, где за игорными столами сидели картёжники, и в самом центре которого стояло высокое кресло, куда их потащили едва ли не волоком, через всю комнату, швырнув беглецов под ноги сидевшему в кресле мужчине.
   - Вот, мессир, - буркнул один из амбалов, тыкая носком сапога Фео под рёбра, - вломились через окно.
   - Стекло выбили, - добавил второй, опустив тяжелые ладони близнецам на плечи, почти вколачивая тех в пол.
   Фео зашипел от боли: большой палец мужика ввинтился ему во впадину у ключицы, так, что аверонский вор даже пошевелиться боялся, лишь кренился, пытаясь найти более удобный угол.
   - Преступность после войны совсем совесть потеряла, - раздался над их головами медленный, с едва заметной хрипотцой голос, - никакой управы нет. Долго терпел, долго прощал, человек я отходчивый... - в комнате раздались сдавленные смешки, - но когда вламываются на важную встречу, портят хозяину дом, обижают моих подчиненных...
   Флорика не выдержала и подняла голову, успев окинуть говорившего быстрым взглядом, пока ладонь его телохранителя вновь не прижала её к полу. Мужчина оказался бритоголовым, немолодым -- на загрубевшей коже девушка успела заметить морщины и многочисленные шрамы -- и довольно страшным, насколько она могла судить. Дело было даже не во внешнем -- у него оказались странные полубезумные глаза, то вспыхивавшие огнём, то тускневшие, гася всякое мелькавшее на загорелом лице чувство.
   - Мы случайно, - вставила девушка, снова пытаясь поднять голову. Очевидно, сидевший в кресле мужчина дал знак, потому что мертвая хватка ослабла, позволяя ей выпрямить спину. - Мы пытались уйти от погони, и так получилось...
   - Отпусти девушку, Шлак, - лениво велел мужчина, и в бархатном голосе раздались неприятные рокочущие нотки. - Взлохматишь ей всю красоту...
   По комнате снова пронёсся приглушенный смех -- присутствующие подобострастно приветствовали каждую шутку главаря, но делали это осторожно, бросая на него испытывающие взгляды -- оценит ли?
   - Как звать тебя, дитя? - обратился к Флорике мужчина, скользнув взглядом по тонкой фигурке.
   - Я незнакомцам имени не доверяю, - звонко оттараторила девушка, с ужасом слушая собственный голос. Ведь говорила же миледи, что не доведет её язык до добра! - Где ваши манеры, мессир? Вы должны назваться первым!
   Окружившие кресло бандиты дружно хмыкнули; по комнате пронёсся гул. Мужчина в кресле чуть нахмурился, затем усмехнулся.
   - Вы действительно не знаете, в кого вляпались, детишки мои?
   Флорика развела руками, пытаясь подавить нервную дрожь. Бритоголовый ей не нравился. Не нравилось и его окружение, но больше всё-таки он сам -- этот неприятный пробирающий взгляд, гадкая усмешка, кривившая тонкие губы, безумные глаза...
   - Тогда вы должны запомнить этот день, - мужчина поднял лежавшую на подлокотнике ладонь, давая кому-то знак, - день, когда вы вломились к Большому Питону.
   Феодора вздёрнули на ноги; свистнула плеть.
   - Не надо! - взвизгнула Флорика, пытаясь вырваться из рук скрутившего её бандита. - Не трогайте моего брата! Мессир! Не троньте его! Остановите их!
   Большой Питон поднял ладонь, останавливая вновь занесённую руку палача. Феодор кривился, едва сдерживая болезненные стоны: всего от нескольких ударов вся рубашка пропиталась красным. Флорика дёрнулась ещё раз, и державшие её руки неожиданно отпустили -- девушка метнулась к брату, поддерживая его за плечи, пытаясь заглянуть в горящие, мрачные карие глаза.
   - Мне повторить вопрос? - поинтересовался Большой Питон, разглядывая близнецов. - Как тебя звать, красавица?
   - Флорика, - голос предательски зазвенел, и девушка вскинула голову, встречая спокойный взгляд главаря. - А это мой брат, Феодор. Отпустите нас, мессир! Мы не знаем, кто вы, и клянусь, забудем то, что видели!
   - Не слышали о Большом Питоне? - главарь неприятно усмехнулся, потер щеку. - Вы неместные, это видно... Дети мои! Король правит Валлией днём, а Питон -- ночью! Вот кто я такой...
   Феодор поднял затуманенные болью глаза, вглядываясь в лицо главаря. На какой-то миг их взгляды встретились -- и разошлись. Юноша опустил голову.
   - Отпустите нас, мессир, - снова попросила Флорика, удерживая кренившегося к полу брата. - Мы заплатим вам за разбитое окно, клянусь. Мы принесем деньги...
   - Мне не нужны ваши деньги, - махнул рукой бритоголовый, поднимаясь с кресла. - Мне нужны вы. Приходите в таверну через неделю, вас будут ждать. Посмеете не прийти...
   - Мы придем, - поспешно пообещала Флорика, помогая Феодору подняться на ноги. - Правда, придем. Только... мессир... там, внизу, нас ждут... это от них мы убегали и забрались в окно... мы не...
   - Вас проводят, - снова отмахнулся Большой Питон. Казалось, он полностью утратил к близнецам интерес. - Мои люди расчистят вам путь. И проведут до самого дома, ведь таким маленьким детишкам нужна охрана, не так ли? Вот и славно. Жду через неделю, и не опаздывайте.
   Плеть свистнула ещё раз, рассекая незащищенные спины, и Флорика вскрикнула, не удержавшись от боли. Подгоняемые болезненными тычками, близнецы спустились вниз и вышли на улицу, минуя шумный пьяный зал.
   Ночная прохлада, против обыкновения, не радовала: приставленный к ним конвой будет следовать за ними до самого дома, а значит, придется вернуться к Большому Питону и делать то, что он велит, иначе...
   Подставлять Синюю баронессу и, самое главное, баронета Михаэля во второй раз Флорика не хотела.
  
  
   Януш ехал по улицам Галагата со смешанным чувством. С одной стороны, он не хотел видеться с местной придворной знатью -- его всё ещё помнили здесь, как сына порочного отца и обнищавшего дворянина -- с другой, жизнь во дворце обеспечивала ему частые встречи с леди Марион. Патрон вызвал его неслучайно: на днях в Галагат на свадьбу дочери должна была приехать Северина, передавшая бразды правления старшему сыну, и торжественная церемония могла таить в себе самые различные повороты событий. Присутствие личного лекаря не помешает -- учитывая также взаимное противостояние герцога и баронессы, результат которого всегда оказывался непредсказуем.
   Януш ехал верхом; за ним тянулась крытая телега, управляемая слугой, в которой лекарь перевез все необходимые инструменты, лекарские сумки, наполненные лечебными травами и настойками. Была бы его воля -- захватил с собой всю лабораторию, но вряд ли его опыты оценят местные черные языки. Прослыть колдуном Януш всё ещё боялся.
   Переезд из фамильного замка Ликонтов в столицу занял долгих два дня -- от северных пределов Валлии к южным -- и лекарь озаботился о том, чтобы взять охрану. Преступность после войны превратилась в нечто большее, чем разрозненные грабежи, бандиты, казалось, сгруппировались, ведомые одной рукой, и нарваться на обнаглевших разбойников лекарю не хотелось.
   Патрон нередко с большой неприязнью отзывался о том, что творилось в столице по ночам, и жалел, что его руки никак не дойдут до развязания "змеиного клубка", как любил выражаться Нестор. Как-то генерал даже обронил, что, будь его воля, он бы договорился с местным главарём -- управляемые бандиты могут быть полезнее, чем творящие беспредел одиночки -- но Большой Питон не шёл на переговоры с представителями дневной власти.
   Обо всём этом Януш думал лениво и отстранённо -- мысли скрашивали долгую поездку -- не забывая рассматривать знакомые улицы валлийской столицы.
   - Я-яну-уш! - позвал его громкий, сочный голос, и лекарь едва не вздрогнул, оборачиваясь. - Дорогой! Сынок! Какими судьбами?
   - Граф Хэсский, - поприветствовал Устина Януш, жестом останавливая следовавшую за ним повозку. Устин выглядывал из окна кареты, приветственно махая полной рукой. - Рад видеть вас. Герцог вызвал меня в столицу...
   - О, да, да! Герцог! Всегда восхищался его осторожностью! - жизнерадостный голос графа не оставил его равнодушным: Януш ощутил, как против воли его губы растягиваются в ответной улыбке. - Здоров как бык, этот молодой генерал, а туда же, всё ждёт от судьбы подвоха! Ну да дело молодое, горячее, кто знает!.. Миледи, - обратился к кому-то в карете пожилой граф, - позвольте представить вам барона Януша, замечательного человека и лекаря, отмеченного Единым! О его необыкновенных талантах давно ходят самые невероятные слухи, и клянусь, все они правдивы! Кроме слухов о его отце, - тотчас оговорился граф. - Придворные сплетники любят рассуждать о том, в чем ничего не смыслят... Покойному барону Тадеушу просто не повезло влюбиться в одну женщину... Януш! - обернулся вновь к лекарю Устин. - Со мной в карете сидит настоящее аверонское сокровище -- Синяя баронесса Марион! Леди-рыцарь, леди-воин! Ты, должно быть, частенько слыхал о ней за время вашего пребывания в Ренне?
   - Слыхал, - эхом отозвался Януш, всматриваясь в появившееся в окне кареты женское лицо. - Миледи...
   - Мы как раз направлялись за моим доктором, - продолжал Устин. - У леди Марион приболели слуги, ей пришла весть по дворец, а я как раз собирался на прогулку... Януш! А ведь ты -- лекарь! - осенило графа: Устин подался вперед, едва не выпадая из окна. - Может, ты согласишься помочь?
   - Не уверена, что его светлость герцог Ликонт одобрит... - начала было Марион, но граф замахал руками, точно мух отгонял.
   - За это не переживайте! Я ручаюсь, а уж меня-то Нестор Ликонт знает достаточно, чтобы сменить гнев на милость! Решено! Януш?
   - Если... вы настаиваете, - осторожно начал лекарь, судорожно пытаясь найти хоть одну отговорку, - я...
   - Вот и отлично! - обрадовался Устин. - Езжай за нами, здесь не очень далеко! Верно говорю, леди Марион?
   - Верно. Я так благодарна вам, Януш, - баронесса улыбнулась ему через окно, и лекарь понял, что пропал уже окончательно. - Спасибо вам за помощь.
   Отвечать он не стал, не доверяя собственному голосу. Карета тронулась, и Януш сделал знак слуге следовать за ними.
   Они выехали на тихие окраинные улицы Галагата, свернув с шумной площади, миновали небольшую часовню Единого, и остановились у одного из огороженных каменной оградой домов. Януш спешился, передавая узду слуге и доставая свою неизменную чёрную сумку, с которой не расставался даже в походе. Лекарские инструменты, которые хранила чёрная кожа, нельзя было достать ни в Валлии, ни даже в Авероне -- всё это богатство досталось Янушу в подарок от духовного отца ещё в монастыре Единого, до поступления в гильдию. Инструменты оказались бесценными, стоили целое состояние, и Януш не доверял их никому, кроме себя.
   Лекарь подошел к карете, подавая руку Синей баронессе.
   - Во дворец я доберусь сама, ваше сиятельство, - мягко улыбнулась Марион, принимая теплую ладонь. - Вы очень помогли, право. Я вам так признательна, так благодарна за вашу доброту... Надеюсь, вы оградите нашего благородного лекаря от гнева генерала Ликонта?
   - О, за это не переживайте! - добродушно отмахнулся Устин. - Герцог и хватиться Януша не успеет, я уверен! Но если потребуется моё слово... молодой человек, за мной не постоит! Любая услуга, любое одолжение, всё, что угодно -- только скажи мне, сынок! Договорились?
   Лекарь через силу кивнул. Леди Марион улыбнулась графу, толкая решетку, и оба скрылись за забором. Устин посмотрел им вслед, грустно покачал головой, подпирая щеку пухлой рукой.
   - Эх, натворил ты делов, Тадеуш... так подставить сына... - узрев с интересом прислушивавшихся к нему слуг, оставленных Янушем сторожить повозку на улице, граф встрепенулся и постучал кучеру. - Пошёл, родимый, пошёл!
   Карета тронулась, и на улице вновь стало тихо.
   Леди Марион проводила взглядом отъехавшую карету и отворила дверь, пропуская Януша внутрь. Шагнув следом, баронесса тронула лекаря за руку, разворачивая к себе лицом.
   - Прости, что так вышло, - быстро заговорила она, сжимая его пальцы, - граф прав, твой патрон может и не узнать, что ты был в моём доме. Но если узнает...
   - Не думайте об этом, - попросил лекарь, поглаживая большим пальцем её ладонь, - это моя забота.
   Сердце Марион болезненно сжалось. Он смотрел на неё с таким неприкрытым теплом, с такой нежностью, не пытаясь скрыть ни капли своего восхищения, что она как никогда остро ощутила свою вину. Марион не испытывала, должно быть, и сотой доли его любви к ней -- и самое плохое заключалось в том, что чувства Януша были настоящими, искренними и глубокими. Такие, как он, не умеют шутить. Баронесса знала таких мужчин -- редкой чистоты и порядочности, которые, полюбив однажды, уже никогда не полюбят вновь; не забудут той, первой и единственной; и не смогут пойти на компромисс с собственным сердцем. Осознание того, что она, быть может, испортила ему всю жизнь, оказалось невыносимым.
   - Януш, - баронесса отняла свою ладонь, качнула головой. - Прошу тебя...
   - Я всё понимаю, миледи, - мягко проговорил лекарь.
   Ответить Марион не успела: боковая дверь распахнулась, впуская Кешну в холл, и они отпрянули друг от друга, точно застуканные вместе любовники.
   - Как хорошо, что вы тут, миледи, - всплеснула руками Кешна, озабоченно разглядывая незнакомого мужчину. - Сэр Эйр говорит, убегали ночью-то! А наутро пришли, молчком, никому ничо не сказавши... А днём и работать не вышли, лежат обое, стонуть... Плош любезничать не стал -- вломился в комнату, проверил... а на их живого места нету! Кровью-то все постели изгваздали, вредители! А раны всё не заживляются, кровоточат, вот и решила я весточку-то вам послать, чтоб, значит, лекаря прислали...
   - Где? - прервал словесный поток Януш. С такими людьми он давно научился обращаться без лишних сантиментов: всё внимание доктор отдавал больным, а окружавших их людей быстро разделил на две категории: тех, кто может помочь, и тех, кому всё равно. К чести Кешны, её Януш отнёс к первой.
   Служанка заторопилась, проведя их в боковую дверь, где располагались комнаты их с Плошем и Феодора с Флорикой, и распахнула дверь одной из них.
   Лежавшие на животах близнецы обернулись на стук, и издали два совершенно непохожих звука: нечто среднее между рычанием и цыканием у Фео, и горестный стон у Фло: рыцарь её мечты пришёл к ней, исполнив самые заветные мечты, и в каком виде она его встречает! В братской потной, запыленной одежде, со спутанными волосами, избитая, как собака, и совершенно неготовая к подобной встрече. В глаза леди Марион Фео и Фло смотреть не стали, уткнувшись носами обратно в подушки.
   - Воды принесите, - распорядился Януш ещё с порога, ставя сумку на стол. - Чистой кипяченой воды. И побыстрее.
   Кешна метнулась исполнять поручение, и он присел к Флорике, встряхнув кистями рук. Жгучая, острая боль -- вполне естественно для рассеченной ударами плети спины. В том, что тут поработала именно плеть, лекарь не сомневался: слишком характерными оказались вспухшие красные дорожки на оголенной коже.
   Он провел руками над спиной, сосредоточился, отстраняясь от внешнего мира, начал читать молитву. Девушка расслабилась, слушая его голос, и прикрыла глаза, впадая в полудрёму.
   Януш отвёл каштановые пряди от лица, слушая мерное дыхание, удовлетворенно кивнул, пересаживаясь к Феодору. Парнем хотелось заняться в первую очередь: его спина пострадала не в пример больше, и лекарь уже видел, что без наложения швов не обойдётся.
   - Эт-то ты-ы... - прохрипел Фео, подозрительно вглядываясь в лицо незнакомого лекаря, - тот самый... дохтор... из Ренны? Тронешь... сестру... прибью...
   Януш не стал слушать горячечный бред больного: провел руками над оголенной спиной, задержал раскрытые ладони, принимаясь читать очередную молитву.
   Присутствие Марион за спиной он ощущал почти физически -- чувствовал её запах, дыхание, шелест платья. Почему, ну почему всё так сложно? Разве виноват он, что из всех женщин на свете полюбил именно эту -- ту, которой его патрон так горячо клялся отомстить?
   Марион наблюдала за быстрыми, сосредоточенными действиями молодого лекаря, размышляя о том, в какую неприятность могли вляпаться эта неугомонная парочка, Фео и Фло. Она почти не сомневалась, что близнецы будут молчать на её допросе, потупив виноватые взгляды -- так всегда бывало, когда она пыталась докопаться до истины. Могут придумать какую-нибудь пестрящую несостыковками отговорку -- вот и всё, чего она добьётся, попытавшись надавить на эту странную пару. Она надеялась только, что удача, так долго хранившая близнецам жизнь, не отступит от них и на этот раз. И что если случится что-нибудь действительно плохое -- они догадаются попросить её о помощи.
   - Я пойду, - тихо сказала баронесса, пропуская в комнату Кешну с тазом воды, - проведаю Михо, пока ты...
   - Ступайте, - отозвался лекарь, устало встряхивая занемевшими руками: дорога вымотала его, и такую сильную, как у этого юноши, боль снять оказалось очень сложно. - Миледи, я задержусь здесь, вы можете возвращаться во дворец. Как только закончу, я отправлюсь за вами следом -- незачем, чтобы нас видели вместе.
   Марион помолчала, дожидаясь, пока Кешна не покинет комнату. Затем быстро подошла к лекарю, сжала его ладонь.
   - Спасибо, Януш.
   Знала ли она, как сильно ранила его каждым своим прикосновением? Как сводила с ума от ложных надежд и безумных поисков ответной любви в каждом жесте, слове, улыбке?..
   Януш отвёл горящий взгляд.
   - Ступайте, миледи. Время дорого.
   Марион закусила губу, развернулась, быстрым шагом покидая комнату. Януш ещё несколько бесконечно долгих мгновений смотрел на захлопнувшуюся дверь, затем коротко выдохнул, и повернулся к задремавшим близнецам.
  
   - Вы уверены?
   - Более чем, ваша светлость. Я видел своими глазами, как к указанному дому подъехала карета графа Хэсского, из которого вышла Синяя баронесса, а следовавший за ними лекарь подал ей руку. Они скрылись в доме, ваша светлость, и я долго их не видел.
   - А граф?
   - Он уехал тотчас, как они ушли.
   - Из дому они вышли тоже вместе? - быстро поинтересовался герцог.
   - Нет... Баронесса уехала одна, затем, задержавшись в доме около часа, уехал лекарь. Думаю, ожидавшие его слуги смогут вам подтвердить. Всё было, как я говорю.
   Нестор нахмурился, поджимая губы: уж в ком-ком, а в Януше генерал был уверен. До этой самой минуты...
   Терять друга оказалось болезненно. Но он даст ему шанс -- если Януш расскажет ему обо всём первым... а граф и опрошенные слуги подтвердят...
   Нет, герцог просто отказывался верить в то, что Януш мог оказаться предателем.
   - Что-то не так? - полюбопытствовал шпион. - Ваша светлость?
   - Держи, - в протянутую руку лёг кошель с деньгами. - Продолжай слежку, и не задавай лишних вопросов.
   - Будет сделано, ваша светлость.
  
  
   На главной площади у храма Единого было не протолкнуться. Они пришли сюда задолго до начала церемонии, успешно сбежав из-под бдительного ока сэра Эйра, но даже они не смогли подобраться ближе второго ряда столпившихся вдоль красного коридора горожан. Выстроившиеся по обе стороны прохода стражники оттесняли напиравший народ, не позволяя и шагу ступить тем, кому повезло оказаться в первом ряду, и не позволяли приблизиться к входу храма, оставляя пространство свободным для августейших посетителей.
   К долгожданному браку между двумя державами, заключившими мир, готовились неделями. Город украсили, вычистили, горожане одели свои лучшие одежды, точно каждый был приглашен на пышную свадьбу будущих монархов.
   Первыми на церемонию прибыли король Харитон и Северина -- оба едва ли терпящие друг друга, но вынужденные отныне сосуществовать мирно -- за ними принц Орест, появление которого вызвало шквал восторженных приветствий среди народа, и наконец -- крон-принц Андоим, махали которому горожане не менее усердно, заручаясь его добрым отношением по приходу к власти.
   Как только богато украшенные кареты отъехали, оставляя на ступенях храма всех августейших, по проходу потянулись придворные, которым дозволено было присутствовать на храмовой церемонии.
   Фео и Фло узнавали некоторые лица -- герцог Ликонт ехал впереди всех, чуть в стороне от общей массы, одетый в парадный военный мундир, с той неизменной выправкой, которая выдавала в нём отличного наездника и воина -- то, чего не смогло его лишить даже собственное увечье. Стальная правая рука лежала очень спокойно на поводьях, а взгляд прищуренных синих глаз охватывал, казалось, сразу всё: беснующийся народ, скопившийся на площади, с трудом сдерживавших народную массу стражников, ворота центрального входа храма, и даже холодное, светло-серое небо над головой.
   За генералом тянулась стройная колонна пышно наряженных придворных, занявших свои места на нижних ступенях храма, среди которых мелькнуло знакомое им лицо леди Марион, и наконец, в самом конце красного коридора, появилась открытая карета с золочёным гербом.
   Народ встретил долгожданное появление августейшей невесты дружным рёвом, топотом и рукоплесканиями -- шум поднялся такой, что Флорика, не выдержав, заткнула уши, беспокойно глянув на брата.
   Феодор смотрел.
   Длинные белые, как снег, локоны Таиры спускались на хрупкие плечи, вились вдоль стройной спины -- и блестевшие в волосах звёзды сплетались в диадему, венцом украшая прелестную головку. Принцесса улыбалась -- всем горожанам в целом, и ему, только ему одному в частности -- а на шее её блестел свадебный подарок крон-принца -- его подарок...
   Белое до синевы, шелковое платье охватывало тонкий стан; и весь облик аверонской принцессы был неземным, воздушным -- о Единый, она не должна принадлежать Андоиму, нет, только не ему, да что же это, он спускается по ступеням, протягивает к ней грязные руки...
   Флорика повисла на плечах брата, всем весом пытаясь удержать на месте.
   - Фео, нет! - горячо зашептала ему на ухо сестра, вцепившись в рубашку. Феодор рванулся, едва не оставив в её руках целый рукав, зло зашипел, отмахиваясь от сестры. - Они не пропустят тебя, Фео! А если прорвёшься... они тебя бросят гнить в тюрьму, и даже миледи не вытащит оттуда... Фео, не оставляй меня! - Флорика наконец взяла нужную ноту, даже всхлипнула, шмыгая носом ему в ухо. - Мне страшно! Прошу тебя, не бросай меня одну!
   Это подействовало. Брат перестал вырываться, обмяк, провожая безумным взглядом исчезавшую в воротах храма прекрасную Таиру. Крон-принц Андоим вёл её за руку, и принцесса -- его принцесса -- улыбалась будущему мужу, пытаясь заглянуть в его надменное лицо.
   Как только все придворные зашли в храм, двери за ними закрылись, и церемония началась. Народ и не думал расходиться с площади: женщины готовили цветы, собираясь забросать ими новобрачных, почётный караул выстроился вдоль ступеней, готовясь отдать честь будущим королю и королеве Валлии, и то тут, то там прокатывался восхищенный гул: прекрасную Таиру обсуждали, ею гордились, и не могли нарадоваться столь выгодному браку, который, наконец, закрепит мир в ослабевших после долгих лет войны державах.
   Флорика держала брата за руку, крепко, опасаясь, что его могут оттеснить толпой, и тогда она окончательно потеряет его -- но Феодор и не думал вырываться, просто стоял, стоял всё это бесконечно долгое время, не отрывая глаз от дверей храма.
   Даже их вчерашний визит к Большому Питону не смог затмить сегодняшнего события для Феодора. Питон был краток: отныне близнецы работали на него. Им даже пообещали платить -- долю того, что они сумеют раздобыть за ночь, а позже, как только они докажут свою лояльность ночному королю Валлии, они могли рассчитывать на половину ценности награбленного добра. Отказа Питон не принимал; Фео и Фло понимали это, идя на встречу. Близнецы, с их удивительной способностью просачиваться в мало-мальски пригодную для этого щель, оказались для Питона и впрямь бесценной находкой. Их приняли в общину, не спрашивая на то их согласия; теперь всё, что они могли сделать, чтобы как-то выбраться из темной стороны городской жизни -- подняться в этой странной подпольной иерархии на самую вершину. А уж тогда...
   Что будет тогда, Фео и Фло не загадывали. В воровской среде, куда их определил Большой Питон, близнецов приняли хотя и не с распростертыми объятиями, но с определенной заинтересованностью: уже в первую ночь, во время их первого грабежа, брат и сестра проявили себя достаточно, чтобы заслужить уважение подпольщиков. Близнецы не гордились тем, что делали, но и держаться стороной не стали: отмалчиваться было не в их привычке. Они понравились общине, но что могло выйти из этой невольной службы, Фео и Фло оставалось лишь гадать.
   Толпа давила всё больше: Флорика нетерпеливо дёрнула плечом, отталкивая наседавшую на неё старуху -- та не отставала, грузно навалившись ей на спину.
   - Совесть-то поимей, болезная! - проорала наконец девушка, оборачиваясь к бедно одетой женщине с седыми волосами. - Куды прёшь?!
   Вокруг переговаривались сотни возбужденных церемонией горожан, капитаны стражи отдавали приказы, перекрикиваясь друг с другом, общий гул поглощал, казалось, любой тонущий в нём звук. Но зазвучавший голос нищенки услышал даже Феодор, оторвав наконец взгляд от плотно сомкнутых храмовых дверей.
   - Грядёт большой мор, - гулко и низко проговорила женщина, вращая огромными, безумными глазами. - Многие умрут, многие погибнут! Береги брата, дитя, ибо он подарит свой поцелуй самой смерти!..
   Окружавший их народ зашевелился, оборачиваясь к сумасшедшей старухе. Флорика поёжилась, оглядываясь на брата. Взгляд странной женщины обратился к Феодору, и парень едва не вздрогнул, заглянув в бесцветные, жуткие глаза.
   - О-о-о... - нараспев протянула старуха, - вижу большую горе и большую жизнь... Мальчик мой! Так должно быть! Невинная рука, управляющая ночным миром, вернёт городу спокойный сон... Сила двух повергнет королевскую династию в прах...
   - А ну пошла отсюда! - рявкнул стражник, оборачиваясь на подозрительный шум в толпе. Люди забеспокоились, отодвигаясь от нищей пророчицы, кто-то начал творить священные знаки. - Пошла, тебе сказано! Исчезни, или...
   Старуха шагнула назад, почти проваливаясь через плотные ряды собравшихся горожан, и по толпе пронёсся дружный вздох: нищенка и в самом деле точно исчезла, теряясь в людском потоке.
   - Виверия звать её, - проговорил плотный мужчина, поворачиваясь к Флорике, - городская пророчица. Бают, будто не ошибается...
   - Вот ить ведьма, - в сердцах бросила девушка. - Ляпнет дрянь какую, а ты ходи потом, мучайся...
   Феодор вздохнул, отвернулся, уставившись на главные ворота храма. Те распахнулись, выпуская будущих короля и королеву Валлии, идущих рука об руку, и почётный караул отдал честь, выстраиваясь вдоль красной дорожки. Таира улыбалась, но улыбалась устало и натянуто. Крон-принц подал ей руку, помогая взобраться в золочёную карету, и забрался следом. Показавшиеся из храма придворные выстроились на ступенях, махая платками, салютуя шляпами -- и карета тронулась, сопровождаемая посыпавшимся на неё градом цветов, восторженными криками горожан, горящими взглядами, среди которых один -- только его один -- был мрачен. Карета скрылась из виду, следом за ней тронулась карета короля Харитона и Северины, а затем по проходу потянулась колонна придворных, и Феодор отвернулся, дёргая сестру за руку.
   - Пошли, - глухо распорядился он.
  
  
   С внутренним трепетом входила Таира в королевскую опочивальню. Её супруг, должно быть, давно ждал её -- и принцесса несмело огляделась, рассматривая широкую кровать с балдахином, высокие зашторенные окна, горевшие в светильниках свечи.
   Андоима в опочивальне не было.
   Таира обошла комнату по кругу, расстерянно оглядываясь по сторонам, но ни следа пребывания здесь её супруга не нашла. Быть может, крон-принц так же, как она, готовился к их первой брачной ночи, и она просто пришла первой?
   Девушка поправила полупрозрачную шаль, покрывавшую оголенные плечи и белоснежный пеньюар, и опустилась в кресло напротив двери. Она ожидала, что Андоим вот-вот приоткроет двери в спальню, улыбнётся ей, поднимет на руки -- так, как она мечтала, так, как боялась представить...
   Но прошёл час, затем второй, а супруг всё не появлялся в опочивальне. Огонь в камине почти погас, и Таира укуталась в плед, забравшись в кресло с ногами. Каждая минута тяжёлым камнем падала ей на сердце. А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг... покушение? А если ему стало плохо? А может...
   На ум пришло количество вина, выпитого крон-принцем во время свадебного пира. Что, если супруг... попросту уснул, опьянев от выпитого?
   Таира вспыхнула от одной мысли. Искать Андоима теперь казалось ей зазорным -- подумать только, о чём будут судачить во дворце -- крон-принц не явился на свою первую брачную ночь! Позор, бесчестие! Предпочёл подушку молодой жене!
   Двери распахнулись, впуская Андоима в опочивальню, и почти задремавшая в кресле девушка едва не подскочила, отрывая голову от мягкой спинки.
   - Ленивые твари эти слуги, - захлопнув за собой двери, прорычал крон-принц, глянув в сторону едва тлеющего камина. - Почему огонь погас? - обратился Андоим уже к Таире, кутавшейся в тёплый плед.
   - Он горел... - растерянно проговорила она, сжимаясь от непривычно грубого обращения. - Часа три назад здесь было очень жарко...
   - Часа три назад! - перекривил девушку Андоим, скидывая с себя расстегнутый мундир. - И что же, теперь всю ночь морозить себе задницы? Или ваше высочество не умеют даже командовать? Потребовать, чтобы разожгли огонь в камине -- чего уж проще! Аверонская белоручка...
   Таира вспыхнула, огромными, ранеными глазами следя за раздевавшимся перед ней мужем. Андоим не сменил парадного наряда, и оставалось лишь гадать, где же провёл он все эти часы, пока она ждала его, гадая, что могло случиться.
   - Чем я заслужила такое обращение, ваше высочество? - тихо спросила Таира, поднимаясь с кресла. - Я волновалась... не знала, где вы...
   - Волновалась, - криво усмехнулся Андоим, скидывая рубашку и расстёгивая пояс. - За меня ли? Помнится, у вашего высочества был тайный поклонник, таскавший красные розы и даже укравший у меня ожерелье, чтобы подарить его вам лично... - крон-принц хмыкнул, глядя на вытянувшееся лицо Таиры. - Что, ваше высочество? Или вы думали, что мне делать больше нечего, кроме как изображать из себя романтика? В самом деле? Не удивлюсь, если ваш тайный поклонник овладел вами одной из жарких аверонских ночей, а наутро вы даже не поняли, что произошло!
   Таира глухо вскрикнула, закрывая лицо руками. То, как разговаривал с ней Андоим... то, что он говорил... никогда, никогда в жизни не испытывала она подобного унижения! Её не учили, как говорить и что делать в таких случаях. Чему вообще учили её, что могло бы пригодиться здесь, рядом с этим валлийским варваром, отныне её супругом?
   - В чём дело? - жёстко поинтересовался Андоим, подходя к ней вплотную. - Или я угадал?
   Он схватил её за руки, отрывая их от лица. В больших серых глазах стояли слёзы, губы дрожали от обиды и унижения, Таира едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться вслух, и едва держалась на ослабевших ногах.
   - Сопливая девчонка, - лениво, разглядывая её точно насекомое, проговорил крон-принц. - Маленькая аверонская дрянь. - Таира вскрикнула, чувствуя, как сжимаются сильные пальцы, впиваясь ей в запястье. - На колени!
   Принцесса с непониманием уставилась на своего супруга. Андоим хмыкнул, усиливая нажим. Девчонка всё-таки не выдержала: разрыдалась от боли, едва удерживаясь на пошатнувшихся ногах.
   - Я сказал -- на колени!
   Таира вскрикнула ещё раз, почти рухнув ему под ноги. Супруг не отпускал её запястья, вздёрнув руки над головой, и принцесса болезненно скорчилась, пытаясь отодвинуться от него.
   - Знаешь, почему я не спешил к тебе, моя возлюбленная супруга? - прошипел крон-принц, притягивая её к себе. - Потому что ты никуда от меня не денешься. Ты -- моя собственность, подстилка, аверонская шлюха... вот кто ты! Ты -- ничто! Я уверен, время, проведенное мной только что с графиней Эсмирой, доставило мне то удовольствие, которое мне никогда не получить от тебя, бесполезная дрянь! И всё-таки я попробую...
   Таира дёрнулась, пытаясь вывернуться, избежать сближения -- и тотчас глухо охнула от жесткой пощечины.
   - И только попробуй перечить мне, - тихо и страшно сказал супруг. - Делай, что говорю, иначе каждую ночь я сделаю для тебя адом... Скажем, буду отрубать у тебя по пальцу... начну с ног... никто ничего не заметит, уверяю тебя, дорогая! А теперь раздень меня, - отпуская дрожащие руки принцессы, сказал он. - И советую быть сговорчивой, твоё высочество...
  
  
   Нестор Ликонт сидел в покоях короля у камина, рассматривая расположившегося в соседнем кресле монарха. Свадебный пир окончился несколько часов назад, и герцог был рад, что весь этот фарс подошёл к концу.
   Ублюдок Андоим даже не попытался скрасить вечер для молодой супруги, предаваясь беседам с приближенными; принцу Оресту пришлось окружить будущую королеву Валлии своим вниманием, чтобы Таира окончательно не пала духом. Свою лепту внёс и сам Ликонт, попросивший оказать ему честь и станцевавший с принцессой два танца подряд -- максимум, что позволял этикет -- а затем уведший едва державшуюся на ногах Таиру на одну из веранд, чтобы дать отдышаться. Свежий воздух и отсутствие прожигающих и враждебных взглядов чужих придворных привели принцессу в чувство. Она даже сумела поблагодарить его; но это действительно всё, что он мог сделать на тот момент. Нестор ещё раз напомнил о своей готовности оказать любую помощь, и Таира лишь кивнула, на этот раз -- с полным пониманием.
   Леди Доминика попыталась напомнить о герцогском "долге" станцевать с Синей баронессой -- но оба были слишком заняты и слишком напряжены, чтобы идти на подобный риск. Память Ликонта яркими красками выдавала то, чем закончился их единственный танец, и у леди Марион нашлись свои причины держаться подальше от генерала во время свадебного пира. Нестор видел её мелькавшее голубое платье то в одном, то в другом конце зала -- Марион наблюдала за Таирой, следила за каждым её движением, готовая прийти на помощь в нужный момент.
   Баронесса держалась и выглядела этим вечером безукоризненно. Наблюдая за ней, Нестор с удивлением понимал, что даже теперь, когда он отнял у неё почти всё, и мог отнять ещё больше, когда она, казалось, проигрывала ему раунд за раундом -- игра на чужом поле всегда опасна -- и находилась в полной власти одного только его желания, она не казалась ему от этого более слабой или тем более побеждённой. Такие, как она -- редкость, большая редкость среди людей. Синяя баронесса не пряталась за спинами могущественных патронов и патронесс, не прикрывалась титулами и званиями, не отрекалась от общества, которое так неприкрыто отторгало её, и не сдавалась в бесконечной, ежедневной, ежечасной борьбе, в которой заведомо не могла победить.
   Ещё большим открытием для Нестора стало то, что он смотрит на неё с интересом, и думает с уважением -- что восхищается даже её походкой, быстрой, уверенной, деловой, почти летящей, но без той игривой лёгкости, которая присуща юным и влюблённым. Леди Марион никому не стремилась понравиться -- она просто делала свою работу. Делала с такой самоотдачей, преданностью и умением, что эта её хватка, это мастерство, почти искусство вызывало в нём внутренний трепет. Ведьма зачастую действовала его способами и вела себя так, как вёл бы себя он в её положении -- что лишь усиливало его интерес.
   Опасны, ох, как опасны эти его мысли...
   - О чём ты думаешь, Нестор?
   Ликонт оторвал взгляд от огня, с усилием вникая в вопрос. Он вымотался и устал за эти дни, но не смог отказать монарху в его просьбе сыграть с ним партию после пира. Король Харитон страдал бессонницей, и уже давно позабыл, что такое здоровый, крепкий молодой сон. К несчастью, об этом помнил сам Ликонт, с трудом удерживавший глаза открытыми.
   - О женщине.
   Ответ вырвался прежде, чем Нестор успел обдумать его, но было поздно. Король неверяще хмыкнул, подаваясь вперёд.
   - О женщине? Ты, Нестор?
   Генерал устало улыбнулся, пожал плечами, не пытаясь придумать отговорку.
   - Позволь мне угадать. Леди Марион?
   - Вы видите меня насквозь, ваше величество, - сон как рукой сняло: нет, в самом деле, он и вправду так предсказуем? - Могу я узнать?..
   - Как старые глаза короля увидели то, что так тщательно скрывало хитроумное сердце тайного советника? - король Харитон невесело усмехнулся. - Нестор, ты смотрел на неё каждый раз, как только она оказывалась в поле твоего зрения. Наблюдать за тобой -- не мой долг, я это знаю, но прости старого короля: мне и в самом деле любопытно, чем ты живёшь.
   Молодой генерал покачал головой, складывая руки перед собой. Протез на культе утомил натёртую кожу, металлическая перчатка жгла огнём, и всё, чего желал в эту минуту Ликонт -- содрать с себя всё чужое, упасть и забыться сном до самого утра.
   - А кроме того, леди Доминика оказалась столь любезна, что упомянула мне о вашем последнем разговоре, и даже высказала несколько своих умозаключений, которые я предпочту пока что оставить при себе. Ей я также посоветовал воздержаться от поспешных выводов. Нестор, - король коснулся его руки, заставляя смотреть в глаза, - скажи мне правду: что между вами?
   - Вражда, - не задумываясь, ответил Ликонт. - Нам не ужиться вместе на одной территории, мой король.
   - Вот оно как... - протянул Харитон, качая головой. - Нестор, вражда? Ты серьёзно? Что ж... что ж, раз ты так говоришь... Но позволь мне сказать. Леди Марион, быть может, дворянка низшего сословия и сомнительного происхождения, её признанное в Авероне рыцарство хоть и не пристало женщине, но, тем не менее, она проявила себя как один из лучших воинов и офицеров... Вспомни, ведь это именно она организовала аверонское войско, когда в битве под Праттом пал командующий Магнус! Она чрезвычайно умна -- я имел возможность слышать, как она разговаривает с окружающими -- должно быть, хитра, но хитра той вынужденной мудростью, которая помогает выживать во дворцовых интригах... Нестор, в конце концов, она красива. Красива не тем очарованием юности, которое так часто приводит к ошибкам молодости, нет! Но той зрелой женственной красотой, которую даже доспехи не скроют...
   - Ваше величество! К чему вы ведёте? - с каждым словом глаза Ликонта расширялись всё больше. Нестор не верил тому, что слышит. Монарх... сватает ему Синюю баронессу? Отбросив всё более важное и насущное -- но он, герцог, потомок высших кровей, человек высокого полёта - и простолюдинка, воительница... пусть так, всего лишь баронесса! Что хорошего может принести такая связь?..
   - И самое главное, - будто не слыша поражённого возгласа герцога, продолжал король, - она честна с окружающими, и бесконечно предана близким людям. Нестор, много ты знаешь женщин из самых приближенных королевской фамилии, самых знатных родов, которым можно было бы доверять? Безоговорочно, лишь потому, что такие люди не умеют предавать. Нестор, она порядочна и непорочна, и честно заслужила то, что имеет. Я знаю, мои слова потрясли тебя, но я достаточно хорошо знаю своего тайного советника, чтобы давать подобные советы... Нет, я бы не хотел видеть такую женщину при своём дворе, слишком неоднозначно всё то, что она собой представляет... это правда. Я не смог бы принять её при своём дворе как король. Но откинув все предубеждения -- однажды встретив, я бы не отпустил подобную женщину от себя. Подумай сам, Нестор: какую женщину ты видишь рядом с собой? Найдётся ли во всём мире хоть одна -- подобной тебе силе, чтобы удержаться рядом с тобой? Чтобы не предать, не бросить, не сломаться от бесконечных ударов судьбы -- а они будут у тебя, Нестор, будут, поверь мне! Та, с которой ты сможешь делить не только постель, но и свои мысли, ответственность, последствия поспешных действий?
   - В-ваше в-величество, - в горле пересохло, Ликонт хватал ртом воздух, не в силах сделать ни одного полного вдоха, - в-вы ошибаетесь. Право, ошибаетесь. Мы -- враги. Она не успокоится, пока не лишит меня жизни, а я не остановлюсь, пока не уничтожу её. Мне жаль...
   - Мне тоже, - Харитон усмехнулся. - Я думал, дело в этом, и не верю, что ошибся по всем фронтам. Если ты настаиваешь, я оставлю эту тему. Уверен, что ты, с твоим развитым чувством собственничества и непробиваемой самоуверенностью, будешь уважать своего соперника, даже проигравшего раунд. Ведь для личностей вроде тебя и леди Марион соперничество так же естественно, как для рыбы - дышать под водой. А рыбы друг на друга не обижаются, если кому-то достается воды чуть больше. Ты со мной согласен?
   Нестор Ликонт едва сумел судорожно кивнуть. Мир сходил с ума, и здравый смысл, видимо, давно выбросил белый флаг. Как так получилось, что он не заметил собственного помешательства?
   - Думаю, ты уже слишком устал, чтобы развлекать своего монарха и дальше, - король Харитон покряхтел, пряча ухмылку в седой бороде, - ступай, Нестор. Приходи будущим вечером, я буду ждать тебя.
   Генерал едва не подскочил, откланявшись монарху и спешно покидая покои. Харитон грустно усмехнулся, глядя на уже пустующее соседнее кресло. Какая ирония, что ему достался наследник, подобный Андоиму. Малыш Орест, его любимое дитя, при всех своих бесспорных достоинствах также станет плохим монархом, даже если его денно и нощно будет опекать верный Ликонт: слишком мягким рос младший сын, слишком совестливым.
   Харитон боялся думать о грядущем дне. Что станет с Валлией, когда Андоим взойдёт на престол? Что будет с Нестором? Крон-принц прекрасно понимал исходившую от него угрозу -- угрозу своему престолу... Но и герцог это понимал тоже.
   О Единый, только бы не очередная война. Любая война отвратительна, но хуже всех та, которая рвёт королевство на части, когда брат поднимает руку на брата, и сын на отца...
   Король Харитон прикрыл глаза, пытаясь погрузиться в сон.
   Сон не приходил.
  
  
   Таира сидела в своих покоях прямо на полу, прислонившись спиной к закрытым дверям. Взгляд её был направлен в окно, но принцесса не видела ни голубого неба, ни кладки соседней стены, частично закрывавшей обзор. Лекарь герцога ушёл около часа назад, и с его уходом Таира осталась совершенно одна. Она не желала видеть ни Гелену, ни даже Марион. Синяя баронесса, должно быть, всё понимала, но принцесса не нуждалась в словах, и Марион молчала.
   Таира встретилась с герцогом на прогулке. Ликонт отметил болезненную бледность, разлившуюся по лицу принцессы, и предложил вызвать своего лекаря -- она согласилась. Королевский доктор был ей незнаком, и обратиться за его услугами означало поставить в известность о своем недомогании весь двор, а герцогу она странным образом доверяла.
   Януш, его личный лекарь, и впрямь оказался замечательным человеком. Первым делом он унял боль, изводившую принцессу уже целые сутки, затем очень мягко попросил разрешения осмотреть её -- с такой неподдельной заботой и участием, что она едва не разрыдалась прямо перед ним. Она уже не знала, кому верить. Ведь и её супруг казался очень милым до свадьбы... до той ужасной, полной боли и ужаса брачной ночи...
   Януш наложил швы и лечебную мазь, оставил ей травяную настойку и рассказал, как ухаживать за поврежденной нежной кожей. Затем взял её за руки и усадил перед собой. Таира готовилась услышать слова сочувствия или понимания, слова утешения или сострадания -- но вместо этого по опочивальне разнеслись тихие слова молитвы...
   Такими неожиданными они оказались, такими забытыми, что Таира не выдержала и разрыдалась, со всхипами, эхом повторяя отдельные звуки вслед за ним. Когда лекарь закончил, она отняла руки, не пытаясь закрыть от него мокрое лицо, но Януш сам протянул ей платок, помогая вытереть слёзы.
   - Это только тело, - сказал лекарь. - Он сумел повредить лишь ваше тело. Ваша душа по-прежнему чиста и прекрасна.
   А потом он ушёл, и Таира осталась одна. Марион и Гелена не беспокоили её, но ей и не нужны были их слова. Всё сделал этот странный лекарь, его участие, его помощь, его руки. Януш почти ничего не сказал ей -- и в то же время объяснил многое.
   Таира понимала, что впереди целая жизнь, наполненная болью и страданиями -- слишком хорошо узнала она своего супруга, чтобы думать по-другому -- но лекарь вселил в неё безумную надежду на то, что всё ещё может быть хорошо. Должно быть, она всё-таки не умерла прошлой ночью, раз всё ещё верила в судьбу...
   Странный звук со стороны окна заставил её вздрогнуть и напрячься. Створки были приоткрыты, впуская свежий воздух в опочивальню, и оттого так ясно слышался непонятный шорох, царапание, скрежет по стене.
   Таира поднялась, маленькими шажками подходя к окну. Вечерело; совсем скоро должны прийти слуги, разжигающие камин. Она положила руки на высокий подоконник, пытаясь выглянуть наружу. Почти одновременно с этим снизу показались стальные когти, неприятно царапнув по оконной раме, и принцесса вскрикнула, когда над подоконником появилась тёмная голова.
   - Прошу вас, тише! Ваше высочество... Таира... тише...
   Принцесса отшатнулась, обхватывая себя за плечи и поражённо разглядывая запрыгнувшего на подоконник стройного юношу в тёмных одеждах. Руки его от самых плеч охватывали странные металлические перчатки, оканчивавшиеся стальными когтями с зазубринами -- это их скрежет по стене она слышала ранее.
   Юноша спрыгнул с подоконника, оказавшись внутри, и она смогла как следует рассмотреть его. Определённо бандит; вор, пробравшийся во дворец стащить те или иные ценности. Смуглый, с зачесанными назад тёмно-каштановыми волосами и мрачными карими глазами, подвижный, живой, жилистый, но вряд ли по-настоящему привлекательный.
   - Я долго искал способ встретиться с вами... - медленно развязывая шнуровку необычных перчаток, проговорил он. - Я так долго не видел вас... так скучал... беспокоился... моя Таира...
   - М-мы з-знакомы? - заикаясь, спросила Таира, отступая от незнакомца на шаг. Бояться было нечего: за дверьми опочивальни её ждали верные фрейлины, Марион и Гелена, ей стоило лишь крикнуть...
   - Вы никогда не видели меня, - юноша наконец справился со шнуровкой, позволяя перчаткам упасть к его ногам, и потянулся к висевшему за плечами походному мешку. - Но я видел вас. Ещё в Ренне. Во дворце. Я приносил вам это...
   Из походного мешка показалась красная роза на длинном стебле. Таира побледнела, шагнула назад, пошатнулась и упала -- прямо в руки едва успевшего подхватить её Феодора...
  
  
   День рождения августейшего Ореста пришелся как нельзя кстати: решение принца устроить охоту в честь события стало для неё во всех смыслах глотком свежего воздуха.
   Охоту Марион не любила. Что хорошего может принести убийство ради удовольствия? Загонять обезумевшего от страха и ненависти зверя в ловушку, спустить стрелу, почти в упор, глядя на понимающие, в этот единственный миг -- почти человеческие глаза...
   Убийство должно стать необходимостью, а не забавой. Так говорил ещё Магнус, также недолюбливавший придворные развлечения. Но, пожалуй, теперь Марион отчасти понимала наряженных в лучшие охотничьи наряды дам и господ -- в их жизни не находилось так уж много возможностей вырваться из оков каменных стен. Для дам охота и вовсе становилась увлекательной прогулкой -- не более. Кто из этих изнеженных, расслабленных, оживлённо переговаривавшихся, как на балу, женщин мог участвовать в охоте на равных с мужчинами?
   Марион обвела взглядом готовых сорваться с места охотников -- собак уже спустили, и егеря первыми бросились вслед за ними. Теперь все ожидали сигнала, и тот не замедлил прозвучать. Множество коней тотчас сорвалось с места -- впереди всех принц Орест, за ним -- крон-принц Андоим, рядом с которым мелькнул чёрный мундир герцога Ликонта, затем, согласно установленному негласному правилу -- маркизы, графы, и лишь затем -- низшие дворянские сословия. Баронесса тронула поводья одной из последних, устремляясь в лес.
   Принцесса Таира была плохой наездницей, и предпочла остаться в опустевшем дворце. С ней неотлучно находилась леди Гелена, и Таира отпустила Марион на эти несколько часов. Поведение принцессы с каждым днём становилось всё необычнее. Таира, ранее и дня не проводившая без любимой фрейлины, Синей баронессы, теперь отказывалась от любого общества, предпочитая оставаться в полном одиночестве. Даже прогулки по саду принцесса совершала без необходимого эскорта, теряясь в зарослях розариев или оплетённых виноградными лозами беседок. Таира признавала, что полюбила уединение, но причин столь неожиданной перемены не называла.
   Марион слишком устала за последние дни, чтобы внимательнее присмотреться к принцессе. Письмо, полученное ею от Северины несколько дней назад, сильно подкосило баронессу. Северина с присущей ей лаконичностью извещала её о том, что земли Синих баронов, столь выгодно располагавшиеся вдоль валлийской границы, ввиду отсутствия хозяев на территории и простоя, предоставлены валлийским военным частям для проведения учений. Взамен светлый герцог Ликонт любезно согласился пустить аверонских военных на северные территории Валии. Подобный обмен очень выгодно отразится на установлении взаимного доверия между двумя державами, и Синяя баронесса должна понимать это, как военный и как воин. Земли Синих баронов ввиду отсутствия хозяев отныне находятся под имперским протекторатом, и будут переданы Синему баронету по достижении им совершеннолетия -- по запросу.
   Марион слишком хорошо знала, что означал подобный "протекторат". За время службы у Северины она прекрасно изучила все ньюансы лишений дворян титулов и земель. Выцарапать родовое имущество Синих баронов у империи почти невозможно, в том плане -- если это имущество всё ещё останется в своём первозданном виде после бесчинств и разорений, нанесённых землям вражескими воинами.
   Подумать только! Пустить валлийцев! На земли покойного командующего аверонским войском! Какая жестокая ирония -- Магнус, должно быть, перевернулся в гробу, наблюдая это вопиющее издевательство, это бесчестие, этот позор! Разорения и грабежи -- лишь малая часть того, о чём она, должно быть, даже не подозревает. Отныне имение Синих баронов не принесет никакого дохода, всё пойдёт на содержание врагов на территории -- как проживёт она, как вырастит сына, за какие деньги сможет содержать слуг, поддерживать имение в городе? За десять лет Марион успела отвыкнуть от бедности. Но хуже всего прийдется её сыну, который никогда не знал, что это такое. Бедный Михаэль, бедный её мальчик!..
   Ликонт, должно быть, дал Северине выпить дурманного зелья, раз императрица заключила с ним подобный унизительный для аверонцев контракт. Аверонское войско на северных землях Валлии, принадлежавших самому герцогу, наверняка ждали сплошные ограничения и жуткие условия -- постоянный снег, холод, болезни и лишения. Северина напрочь лишилась разума, послушав валлийского генерала!
   Марион оглянулась: похоже, она отстала от резвящихся дамочек достаточно, чтобы те упустили её из виду. Дёрнув поводья, баронесса свернула с охотничьей тропы.
   Она пустила коня шагом, вдыхая свежий воздух королевского леса. Где-то далеко слышался лай собак, задорные крики и рёв -- так далеко, что это приносило настоящее облегчение: знать, что их пути сойдутся ещё нескоро.
   Проклятый Ликонт, проклятый ублюдок...
   Она думала, что готова забыть о нём, готова закрыть глаза своей ненависти -- только ради собственного спокойствия, ради Михо, который не заслуживал мести валлийского генерала. Но она ошибалась: оказалось, ненависть очень сложно подавить. Ликонт мог отобрать у неё всё, и, как и обещал, он это сделал. Он был прекрасным воином и, как расчетливый политик, он не стал выжидать и терять драгоценное время. Он видел её слабые места, и он туда ударил.
   Марион спрыгнула с коня: королевский лес здесь переходил в непроходимую чащу, от которой отделяла последняя уютная полянка, заросшая ярко-жёлтыми цветами. Привязав узду к ветке, она сделала несколько шагов по мягкой траве и медленно опустилась, вдыхая незнакомый запах. Эти цветы не росли в Авероне. Яркие, дерзкие, дикие, как вся Валлия, эти жёлтые, слепящие, как солнце, лепестки заполонили всю поляну, создавая маленький островок безмятежности и покоя. Марион обхватила колени руками и закрыла глаза, наслаждаясь тишиной.
   Недолго: со стороны тропы раздалось характерное пофыркивание и цокот копыт -- всадник, кем бы он ни был, ехал медленно, а вскоре и вовсе спешился, и треск ветвей вынудил её обернуться, ожидая его появления из-за деревьев.
   - Леди Марион, - слегка удивлённо проговорил Нестор Ликонт, придерживая коня.
   - Генерал, - неприязненно отозвалась баронесса, возвращая его удивлённый взгляд.
   - Я знал, что вы отстали от основной толпы и выбрали неверную дорогу, но не думал, что... - снова заговорил Нестор, рассматривая поднимавшуюся с травы женщину.
   Марион была одета по-мужски: штаны, рубашка, охотничий мундир -- местные сплетницы наверняка успели обсудить непривычный костюм баронессы. Сам Нестор мог оценить его по достоинству: в простой одежде Марион выглядела и вела себя совершенно естественно, так, как никогда не позволяла себе при дворе. Вот и сейчас, этот её взгляд, не отстранённо-равнодушный, каким она смотрела сквозь него в дворцовых залах, но злой... ох, какой же злой... какой пламенный...
   - Вы-то что здесь забыли? - подтвердила его догадки баронесса, и по её тону Нестор понял: этикет и дворцовые манеры остались там, за пределами королевского леса.
   - Когда-то я был отличным наездником, - мрачно усмехнувшись, ответил Ликонт. - Но тогда у меня было обе руки. Нет ничего удивительного в том, что во время охоты я отстал от прочих и слегка заплутал в лесу.
   - Заплутал! - перекривила Марион, разглядывая своего врага. - Ты? Заплутал? В знакомых тебе лесных угодьях? Говори правду, генерал! Или за всеми своими тёмными делами уже разучился?
   Марион была раздражена и встревожена: он чувствовал это, видел в раскрасневшемся лице, в отчаянных, злых глазах. Так раздражена, что даже не пыталась держать себя в руках -- или не считала нужным. А может, не имела на то сил -- на лице её залегли глубокие тени, ставшие заметными лишь тогда, когда он подошёл ближе. Теперь их разделяло всего несколько шагов -- почти ничего и целая пропасть.
   - Я искал тебя, - жёстко заговорил Ликонт: если баронесса хочет открытого разговора, она его получит. - Знал, что ты отстала от всех, знал, что пойдёшь другим путём. Хотел увидеть ещё один раз...
   - Зачем?
   Герцог дёрнул щекой, не отрывая от неё глаз. От верховой езды её прическа растрепалась, и выбившиеся из неё волнистые пряди падали ей на лицо, обрамляли щеки, виски, шею...
   - Хочу понять, - медленно проговорил он, - что в тебе такого... особенного. Что в тебе сводит мужчин с ума, заставляя бросать всё, рисковать всем, чтобы только... быть с тобой?
   - Тебе-то что за дело, выродок? - не выдержала Марион, стискивая кулаки. - Тебя эта напасть обошла стороной, тебе ли переживать? Ты убил моего мужа, оговорил перед императрицей, отнял всё имущество -- у меня и моего сына! Я на грани лишения титула -- тебе всё мало? Чего ты ещё от меня хочешь, ублюдок?!
   - Я был зол, - отрезал Нестор, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Никто, никогда не смел разговаривать с тайным советником в таком тоне! - А кто бы на моём месте не был?! Ты попыталась отомстить, и у тебя почти получилось -- ты сделала меня одноруким! Калекой! Генерал валлийской армии, герой войны -- калека! Как думаешь, каково это?! Ты отняла то, что я уже никогда не верну! То, что я сделал -- лишь справедливая плата за твоё коварство! И я сделал бы это ещё раз, случись такая возможность! А ещё лучше, - Нестор подался вперед, и Марион инстинктивно напряглась, готовясь к атаке, - удушил бы в темных коридорах королевского дворца! Гадина...
   Зарычав, Марион ринулась вперёд, двинув кулаком по самоуверенному, ненавистному лицу. Генерал не ожидал нападения: пошатнулся, зажимая брызнувшую носом кровь, уклонился от второй подачи, уходя в сторону. Марион не могла больше сдерживаться: напряжение последних дней дало о себе знать. Подлец гордился тем, что сделал! Он считал, что поступил правильно, он ни минуты не раскаивался в том, что сделал! Не осталось сил, совсем не осталось сил... просто невозможно видеть его перед собой...
   Нестор поднырнул под пронесшимся над ним кулаком, бросился головой вперёд, как таран, снося Марион с ног -- он был крупнее, тяжелее её, и соревноваться в ловкости не собирался, зная, что уступает ей в скорости и точности выверенных, хлёстких ударов.
   Марион охнула, когда он врезался в неё, падая плашмя в буйные заросли жёлтых цветов -- и он не стал терять времени, наваливаясь сверху, зажимая её руки своим телом. Некоторое время они боролись молча -- Марион пыталась вывернуться из-под крупного герцога, Нестор -- добраться до её горла так, чтобы не выпустить при этом её рук. Кровь из его разбитого носа крупными каплями срывалась вниз, покрывая лицо воительницы кровяными разводами, капая на губы, соскальзывая с подбородка на шею...
   Он наконец сумел вцепиться ей в горло -- левой рукой, локтями удерживая её плечи разведёнными. Медленно сжал пальцы...
   - Убьёшь меня, генерал? - прошипела Марион, встретившись с ним взглядом. - Убьёшь? Ты ведь этого хочешь?..
   - Нет, - неожиданно хрипло ответил Ликонт, - не этого.
   Марион не сумела увернуться -- свободной левой рукой он удерживал её за шею, не давая повернуть голову -- и поцелуй вышел жёстким, ненасытным, почти звериным, с дурманящим металлическим привкусом -- вкусом его крови...
   Она вздрогнула под ним, выгнулась, пытаясь вывернуться, ожидая его слабости -- но тем самым лишь больше разожгла в нём огонь. Он сходил с ума так долго, так невыносимо долго боролся с собой, взывая к сдающему позиции разуму, что сейчас держался лишь потому, что знал -- дай он ей хоть каплю свободы, и этот невозможный миг их близости закончится.
   Знала ли она, эта ведьма, как сильно он желал её? Если не знала, то наверняка ощущала -- их разделяло не больше, чем тонкая ткань охотничьих одежд. Ему казалось, что один лишь этот поцелуй, больше похожий на укус, принесёт ему желанное облегчение -- так долго не было у него женщин, так долго он никого не хотел видеть рядом с собой -- кроме неё...
   Марион глухо вскрикнула, когда он не выдержал и укусил её в ответ -- их кровь смешалась, солёная, вкусная -- и этот вскрик позволил ему проникнуть глубже, внутрь, исследуя неожиданно горячий, мягкий рот...
   Звук охотничьего рожка прозвучал так близко, что вздрогнули оба -- и Марион сумела высвободить руку, целя растопыренными пальцами ему в глаза. Нестор увернулся уже на излёте -- она всё-таки задела его, и мир на несколько бесконечно долгих мгновений вспыхнул белым огнём.
   - Будь ты проклят, Ликонт, - раздался дрожащий голос у него над головой.
   Нестор открыл слезящиеся глаза, с трудом усаживаясь на траве. Баронесса стояла, держа своего коня под уздцы, и по раскрасневшемуся, с коричневыми подтёками лицу текла одинокая злая слёза.
   - Ты тоже, - задыхаясь, ответил он, не сводя с неё воспалившихся глаз. - Ведьма... Марион...
   Синяя баронесса вскочила в седло, прорываясь сквозь дебри к лесной тропе, и он кинулся следом, забираясь на своего скакуна. Это проклятое безумие овладело им настолько, что он был готов, сломя голову, лететь за ней следом, даже невзирая на близость королевских охотников. Нет, он не мог упустить её, нет, не сейчас...
   Марион первой пробралась на лесную тропу, свистнула, давая шпоры коню -- и Нестор устремился следом, стараясь не отставать от баронессы. Она была отличной наездницей, и всё, что он мог -- лететь за ней, пытаясь догнать, или хотя бы не потерять из виду. Вскоре Синяя баронесса замедлила ход, и у него вышло догнать её, летя с ней бок о бок, рука к руке.
   - Тебе показать твоё место, Ликонт? - крикнула Марион, оборачивая к нему покрытое кровавыми коричневыми разводами лицо. - Смотри, смотри внимательно!
   Нестор обернулся, глядя на дорогу -- и рука воительницы тотчас дёрнула его поводья на себя, уводя скакуна в сторону. Генерал взмахнул бесполезной правой рукой, пытаясь удержаться в седле -- и тотчас рухнул, на полном ходу, едва ли не под ноги собственному коню: тот испуганно всхрапнул, галопом устремляясь прочь. Приземление смягчила вязкая жижа огромной лужи, в которой он оказался; хотя удар всё-таки ощущался -- звоном в ушах и адской болью в подвернувшейся лодыжке.
   Он смахнул грязь с лица, вглядываясь вперёд: Синяя баронесса не стала задерживаться или упиваться своей победой, она оставила его посреди леса, одного, пешего, дав понять, что ей плевать на то, что он собой представляет. Как сбрасывают корабли балласт в море, так и она оторвалась от него, не заботясь о том, что с ним произойдёт.
   Нестор Ликонт поднялся на ноги; прихрамывая, добрался до ближайшего дерева, останавливаясь для передышки. Кажется, он мог идти, а значит, сможет добраться во дворец. Вот только в каком виде...
   Но больше собственного унизительного падения, больше её ненавистного равнодушия, больше невыплеснутого желания злило то, что перед глазами по-прежнему стояло её лицо, а губы помнили её привкус.
   И ещё он понимал, что даже если ему придётся уничтожить её, предать забвению её имя и образ, чтобы перестать зависеть от её сводящей с ума близости, он всегда будет помнить, какой она была -- его самый близкий враг...
  
  
   Таира прошлась вдоль длинного книжного ряда библиотеки, отыскивая упомянутый Феодором сектор. Возлюбленный находил всё новые и новые способы встретиться с ней -- и принцесса ждала каждой встречи с радостным возбуждением, окрылявшим её днём и помогавшим переживать ночи.
   С той первой встречи прошло уже два месяца. Таира помнила необычное пробуждение от ласковых прикосновений к своим волосам, тихий шёпот над ухом, нежные слова -- те самые, которые она столь тщетно ждала от супруга. Бандита звали Феодором, и он действительно проник во дворец для кражи здешних ценностей -- по приказу своего главаря, Большого Питона. Он поведал ей всё просто и безыскусно, говорил долго, рассказывая о том, как впервые увидел её, как приходил каждый день в имперский дворец Ренны, мечтая просто увидеть её.
   Здесь, в Галагате, ему пришлось потрудиться, чтобы иметь возможность встречаться с ней. Если бы не Питон и его карты всех тайных ходов города, городской канализации, его воровские приспособления, которыми Фео мог пользоваться на правах члена общины, их встреча не состоялась бы.
   Возможно, в других обстоятельствах Таира и слушать бы не стала россказни вора. Но Феодор говорил так искренне, и с такой надеждой и нежностью смотрел на неё, что исстрадавшееся сердце принцессы не выдержало. Её жизнь здесь, в Галагате, превратилась в ад, и неужели не заслуживала она хоть капли счастья? Того счастья, которое помогало бы ей переживать день за днём?
   Ни Гелена, ни даже Марион не знали об их встречах. Таира планировала посвятить в свою тайну Синюю баронессу -- всё чаще принцессе требовалось прикрытие -- но не могла решиться. Быть может, сегодня, как только она вернётся с охоты...
   Кто-то схватил её за руку, и Таира едва подавила в себе испуганный вскрик. Обернувшись, принцесса увидела чуть провернутую книжную полку. Стоявший за стеллажом Феодор приложил палец к губам, потянув её за собой. Оглянувшись на бесконечные книжные ряды королевской библиотеки и убедившись, что лакей не может видеть её, Таира шагнула навстречу возлюбленному, позволяя ему закрыть за ней проход.
   Принцесса с замиранием огляделась: они оказались в полумгле узкого низкого коридорчика, короткого, с двух сторон оканчивавшегося дверьми. Зажжённый светильник, который вор принёс с собой, стоял прямо на каменном полу, но его света едва хватало, чтобы осветить коридор полностью.
   - Я скучал, - горячо прошептал Фео, схватив тонкие кисти любимой и поднеся их к губам. - Как ты здесь, моя снежинка?
   Таира улыбнулась, высвободила руки, положив их на скулы возлюбленного. Погладила смуглую кожу, прислонилась к нему, уронив руки ему на плечи. Феодор привлёк её к себе, коснулся губами виска, зарылся носом в белоснежные пряди, вдыхая тонкий аромат парфюма. Он не ждал ответа: Таира всегда отмалчивалась, но в больших серых глазах поселилась такая грусть, что даже в счастливые моменты, подобные этим, она не покидала их. Он ненавидел Андоима всем сердцем, и много раз клялся, что крон-принц не протянет долго -- но ничего не мог сделать прямо сейчас. Ответит, ублюдок за всё ответит...
   - Иногда я мечтаю о том, что свободна, - тихо проговорила Таира, прижимаясь к Феодору. - Что мне не нужно быть здесь. Что мы с тобой вместе... где-нибудь очень далеко...
   - Я заберу тебя отсюда, - решительно сказал Фео, сжимая хрупкое тело принцессы в объятиях. - Мне нужно время, чтобы всё устроить... Никто не найдёт нас, обещаю. Моя сестра... я рассказывал тебе о ней... она поможет. Мы будем вместе, Таира!
   Она подняла блестящие, полные слёз глаза на него. В это так хотелось верить! В эту чудесную сказку, где всё хорошо и где они...
   - Я замужем, Фео, - звенящим голосом проговорила она, роняя голову ему на грудь. - И от моего брака зависят судьбы людей... я никуда не могу уйти...
   - Тогда я выкраду тебя отсюда, и плевать на людей! - Мрачные карие глаза галагатского вора полыхнули разгневанным огнём. - Ты не должна жертвовать собой, чтобы покрыть их ошибки! Ты должна быть счастлива, и я сделаю тебя счастливой, Таира!
   Она подняла на него лицо, подаваясь навстречу -- и Феодор принялся покрывать горячими поцелуями её лоб, веки, виски, щеки; мягко касался нежных губ, не уставая шептать тихие, быстрые, жаркие слова...
  
  
   Ко дворцу он добрался, когда уже совсем стемнело -- уставший, мокрый после купания в местном озере, но уже почти спокойный, сумевший взять себя в руки. Грязь с лица и волос ему удалось отмыть, нос перестал кровоточить, и беспокоила генерала только распухшая лодыжка, ступать на которую становилось всё тяжелее и тяжелее. Определённо, вывих -- Януш справится за несколько минут, и он окончательно станет самим собой. Вот только измаранные в грязи мундир и штаны, запылившиеся сапоги... да, пожалуй, выглядел всесильный герцог необычно. Лакеи у королевских конюшен проводили его странными взглядами, но перешёптываться при нём не стали -- тайного советника боялись при дворе так, что вряд ли решились сказать слово в его присутствии, даже окажись он перед ними в гробу.
   Нестор прошел длинными коридорами, натыкаясь на взгляды прислуги -- к завтрашнему утру о его необычном возвращении во дворец будет судачить всё живое здесь -- дошёл до собственных покоев, кликнул лакея и камердинера. Приведя себя в порядок и переодевшись, герцог позвал Януша -- лекарь явился сонным, и крайне удивился, увидев, в каком состоянии вернулся наконец патрон с затянувшейся охоты.
   - Его величество король Харитон искал вас, ваша светлость, - почтительно сказал камердинер, вслед за лакеем покидая покои. - Просил передать, что ждёт вас, когда бы вы ни явились.
   - Снова бессонница, - поморщился Нестор, позволяя Янушу осмотреть распухшую ногу. - Придётся развлекать до рассвета.
   - Я сварил зелье для его величества, - зевнув, отозвался лекарь, перехватывая лодыжку поудобнее. - Должно помочь.
   Нестор зашипел, когда Януш одним движением вправил вывих, и откинулся на подушки, пережидая, пока боль в ноге окончательно рассосётся. Лекарь уселся рядом, выжидательно глядя на патрона.
   - Помнишь, ты говорил, что граф Хэсский попросил тебя помочь слугам леди Марион?
   - Да, конечно, - поспешил кивнуть Януш: сон как рукой сняло, одно упоминание о женщине, чьё имя и образ были ему так дороги, насторожили лекаря.
   - Она ничего не пыталась вытянуть из тебя? Не расспрашивала обо мне?
   - Я уже говорил тебе, Нестор, - облегчённо выдохнул Януш, тотчас расслабляясь в кресле. - Нет, она ничего не спрашивала, и покинула комнату, как только я занялся больными.
   Ликонт отстранённо кивнул. Янушу он верил: лекарь попросту не умел лгать; но шпионов к нему на время приставил. Те, в свою очередь, не заметили ничего необычного, и вскоре герцог прервал их работу, довольствуясь постоянными наблюдениями за домом Синей баронессы. К слову, излеченные Янушем слуги оказались связаны с теневой жизнью Галагата -- неплохо для начала, ещё один козырь против баронессы.
   Мысль о собственном имении в столице давно посещала герцога -- пора перебираться подальше из дворца, подальше от этого змеиного логова. Синяя баронесса догадалась об этом раньше, чем он сам...
   - На днях приедет Наала, - вновь заговорил Нестор, глядя в потолок. - Я хочу, чтобы ты занялся поиском подходящего особняка в Галагате и его дальнейшим обустройством. Не хочу, чтобы сестре хоть что-нибудь угрожало. Во дворце мне придётся следить за каждым её шагом, и всё равно этого может оказаться недостаточно.
   - Понимаю, - проронил Януш.
   Сестру патрона он не видел никогда: девочка была младше Нестора на десять лет, и всё отрочество провела в горном монастыре Единого -- там, где ни один из многочисленных недругов тайного советника короля не смог бы достать единственное слабое место неуязвимого герцога. Наале, должно быть, исполнилось двадцать три -- время, когда её следовало представить при дворе, уже упущено, но дальше медлить было нельзя: юную герцогиню могли счесть либо состоявшейся монахиней, либо неизлечимо больной.
   - Капитан Дейл доставит её в Галагат, обеспечит безопасный проход... - задумчиво проговорил Нестор. - Меня не это беспокоит...
   Януш ждал продолжения, но его не последовало. Патрон поднялся с кровати, спешно накидывая мундир.
   - Неси своё сонное зелье, - приказал лекарю генерал. - Проведаю его величество. Вдруг он уже видит десятый сон, и я ему не понадоблюсь...
   Януш выполнил просьбу, и Ликонт без особого желания отправился в путь по лабиринтам тёмных коридоров королевского дворца. Стража на тайного советника внимания практически не обращала -- к неожиданному появлению и исчезновению Ликонта давно привыкли во дворце. Добравшись до королевских покоев, герцог дождался, пока сонный лакей отопрёт перед ним двери, пропуская внутрь, и шагнул в опочивальню, вдыхая душный воздух темной комнаты.
   Король Харитон ждал его в кресле у камина -- излюбленное место монарха во время бессонных ночей -- и, очевидно, ждал уже давно.
   - Где ты был?! - приподнялся в кресле король, как только двери за ним захлопнулись. - Твой конь вернулся без тебя, в грязи, а в его белой гриве нашли кровавые пятна -- разрази тебя гром, Нестор, что произошло?
   Ликонт сдержанно поклонился, садясь в соседнее кресло, вытянул ноги, чувствуя блаженное тепло камина. Старость -- странная вещь. У такого жаркого огня самого герцога уже давно бы сморило, но Харитона сон, похоже, упрямо избегал, невзирая на окружавший его тепло и уют.
   - А какие были предположения? - поинтересовался он, потирая правый локоть. Протез здорово натёр кожу, да ещё и эта их с Марион борьба в траве... Ведьма едва не содрала с него стальную перчатку, чуть ли не вырвав винты протеза с мясом, и Нестор всё ещё помнил это неприятное чувство.
   - Предположения! Какие могли быть предположения! Сплетники начали шептаться, что кто-то не упустил шанса поквитаться с тобой на охоте, и что твоё тело едва ли отыщут в густом лесу. Тебя искали до темноты!..
   - Я пошёл другим путём, - зевнул Нестор. - Я выглядел на тот момент не лучшим образом для каких бы то ни было встреч.
   - Я догадываюсь, - уже успокаиваясь, пробурчал старый король. - Леди Марион также избежала придворного общества, возвращаясь с охоты, но конюхи видели её -- и разболтали всему дворцу. В порванной куртке, в крови, с распущенными волосами -- Нестор! Ты и теперь станешь отрицать то, что стало очевидным для всего двора?
   - Это всего лишь сплетни, - ровно отвечал герцог, глядя в огонь. - Разве нас видели вместе?
   - Сплетни вершат судьбы, - жестко отрезал Харитон, вглядываясь в лицо своего советника. - Тебе ли не знать! Через несколько недель пустят слух о вашей тайной помолвке, и чтобы сохранить репутацию незапятнанной, вам придется это подтвердить!
   Нестор вздрогнул, поворачиваясь к королю.
   - Оставим всё как есть, ваше величество. Да, причиной моего позднего возвращения послужила наша с леди Марион встреча в лесу, но её вряд ли можно назвать романтической. Вы вызывали меня не только за этим, верно? Случилось что-то ещё?
   Король Харитон сумрачно кивнул, подпирая бороду кулаком.
   - Нынешним утром скончался главнокомандующий армией, благородный сэр Грегори. Мы все знали, что скорая кончина от его болезни не заставит себя ждать, и всё-таки это оказалось неприятной неожиданностью. Главные войска находятся вдоль западной границы, необходимо организовать их, быть может, переместить ближе к юго-востоку... к аверонскому кордону. Император Таир -- сложный человек. Молод, но очень непрост. Пока не родился общий наследник наших держав, следует держать с ним ухо востро...
   - Невовремя, - покачал головой Нестор, потирая левой рукой подбородок. - Очень невовремя, сэр Грегори... Что до Таира, он просто умён, подобно его матери, но, в отличие от Северины, лишён её главного качества -- коварства. Возможно, в силу возраста. Кто знает, во что превратится молодой и талантливый император спустя десять, двадцать лет? Если, конечно, Таир протянет столько на своём престоле...
   - Нестор, - прервал его король, переплетая пальцы. - Я позвал тебя не за этим. Тебе придется занять пост главнокомандующего -- на время. Организовать наши войска, заняться их построениями, провести все запланированные церемонии и учения. Это важно сейчас, и я не знаю никого, кто справился бы с этим лучше тебя.
   - Командующий? - удивлённо переспросил генерал. - Я? Ваше величество!..
   - Я уверен, это пойдёт тебе на пользу, - не стал слушать Харитон. - Тебе и твоей репутации. Не знаю, что происходит у вас с леди Марион, но я склонен придерживаться мнения леди Доминики на этот счёт... Вам стоит побыть порознь, пока не утихнут слухи. Ты со мной согласен?
   Ликонт медленно выдохнул, потирая виски пальцами. Невовремя, как всё это невовремя! И сестрёнка приезжает... чтобы быть представленной ко двору как раз тогда, когда ему придётся вынужденно его покинуть...
   Наала!..
   Сестра останется одна... совсем одна! И вынашивавшая планы мести ведьма не преминёт этим воспользоваться...
   Невовремя, всё невовремя! Проклятье!
   - Ты счастливчик, Нестор! Каково это -- чувствовать себя главой валлийской армии? - Харитон расхохотался, хлопнул подавленного герцога по плечу. - Так надо, - уже серьёзно продолжал король. - Когда всё утихнет, я пересмотрю своё решение. До тех пор... я, кажется, уже говорил. Я никому не доверяю так, как доверяю тебе, Нестор. Будь ты моим сыном...
   Слова вырвались неожиданно. Ликонт с удивлением глянул в сторону старого монарха, съёжившегося в кресле.
   - Мне таить нечего, - грустно усмехнулся король, не глядя на молодого генерала. - Я уже стар, и могу говорить, что мне вздумается. Ты сохранишь мои слова в тайне, я знаю. Нестор, я бы многое отдал, чтобы ты был моим сыном. Моим наследником. Андоим... - лицо монарха исказила гримаса не то отвращения, не то боли.
   Ликонт подался вперёд, положил левую ладонь поверх покоившейся на подлокотнике руки короля, пальцами чувствуя сухую, сморщенную старческую кожу.
   - Я понимаю, - тихо сказал он. - Я счёл бы большой честью называть вас отцом, ваше величество.
   Некоторое время оба молчали, затем Харитон неловко пошевелился, заставляя его опустить кисть.
   - Ступай, Нестор, - велел король. - Тебе нужно многое подготовить перед отбытием.
   - Вот, - очнулся герцог, доставая из кармана приготовленную Янушем микстуру. - Мой лекарь приготовил зелье, оно поможет уснуть. Вам следует хорошо выспаться, ваше величество, хотя бы один раз. Впереди долгий день...
   Харитон кивнул, рассматривая снотворное на свет, и Нестор, поклонившись, вышел из опочивальни, заново осмысливая всё сказанное за этот поистине необычный вечер.
  
  
   Флорика притянула к себе Михаэля, крепко обняла, целуя в макушку. Фео прислонился к стене, позволяя сестре проститься первой.
   - Я увижу вас снова? - отстранившись, спросил Михо.
   - Ну конечно, - улыбнулась Фло, положив руки ему на плечи. Михо был достаточно высоким для своих лет, едва ли не догнав её в росте, и смотрел сейчас внимательно и серьёзно, тем знакомым тяжёлым взглядом, которым не раз смеряла близнецов его мать, Синяя баронесса Марион. - Просто какое-то время нам с Фео лучше пожить отдельно. Так будет лучше, Михо. Прости...
   - А когда мы сможем увидеться? - упрямство баронета оказалось не так-то просто сломить. - Скоро?
   - Нет, - пришёл сестре на помощь Фео, оторвавшись от стены. - Не скоро. Но увидимся, обещаю. Мы ведь не чужие. Мы никогда не оставим тебя, Михо, и если когда-нибудь тебе потребуется помощь...
   - Она мне требуется сейчас, - неожиданно резко перебил его Синий баронет. - Вы оставляете меня одного! Совсем одного!
   - С тобой сэр Эйр и госпожа Ами. И мама твоя часто приезжает...
   Михо закусил губу, скрещивая руки на груди. Все, все оставляют его! Вначале отец, затем сэр Кеннет, и вот теперь -- Фео и Фло... Похоже, он обречён на одиночество. Близнецы пытались утешить его, объяснить необходимость ухода, но оставались непреклонны и твёрдо вознамерились покинуть поместье, несмотря на все его уговоры.
   - Пожалуйста, попрощайся за нас с Плошем и Кешной, - попросила Флорика, снова притягивая к себе Михо. - И с сэром Эйром... госпожой Ами...
   - А мама?
   - Передай леди Марион, - глухо заговорил Феодор, - что нам очень жаль. И что она сама всё поймёт в скором времени.
   - Нам правда очень жаль, - добавила Флорика, опуская глаза. - Твоя мама была очень добра к нам. И мы очень, очень благодарны ей за всё! Просто... так получилось... нам нельзя здесь больше оставаться. Это опасно, опасно для тебя, Михо! Передай это леди Марион... скажи, что мы всегда будем помнить её доброту. И постараемся отблагодарить...
   - Если выживем, - тихо буркнул Феодор. - Прощай, Михо.
   - Вы обещали, что мы увидимся, - напомнил Михо, едва сдерживая готовые прорваться слёзы. - Я буду ждать!
   - Обязательно, - сквозь слёзы улыбнулась Флорика, растрепав пепельные кудри баронета. - Прощай, Михо.
   Близнецы выбрались из его комнаты так же, как пришли -- через окно. Михо проследил, как две темные фигуры с заплечными мешками перелазят через изгородь, спрыгивая с уличной стороны, и быстрым шагом уходят в ночную тишину спящего Галагата.
  
  
   - Так значит, светлый герцог Ликонт покидает Галагат?
   - Временно, - с готовностью кивнул принц Орест, устраиваясь в кресле поудобнее. - Отец назначил его главнокомандующим...
   - Я слышал, - неприязненно отозвался Андоим, останавливаясь напротив брата. - Церемонию назначения проведут на днях, и Ликонт уедет прочь, проводить смотр наших войск. Наконец-то... думал, придётся его отравить, чтобы избавиться от этой вездесущей самодовольной рожи. Как думаешь, о чём могли беседовать отец и этот ублюдок каждую проклятую ночь?
   - У отца бессонница, - робко возразил Орест, съёживаясь от неожиданного гнева старшего брата. - Присутствие Нестора просто скрашивало отцу бессонные ночные часы... мы с тобой могли бы тоже...
   - Скрашивало, как же, - Андоим рухнул в соседнее кресло, подцепив со столика бокал вина. - Мне донесли, что Ликонт приподнёс отцу сонное зелье... уж не решил ли блистательный генерал скосить несколько лет его жизни?
   - Отравив отца? - глаза Ореста расширились. - Андоим, ты серьёзно? Нет, я не думаю...
   - В этом и проблема, - зло сощурился крон-принц, делая большой глоток. - Ты не думаешь. А Ликонт давно всё просчитал! Устранит отца, потом меня, посадит тебя на трон и будет вертеть тобой, как ему вздумается.
   - Андоим, - поражённо выдохнул младший брат, выпрямляясь в кресле. - Что ты такое говоришь! Если бы... нет, я отказываюсь верить!..
   - Ты глуп и наивен, - отрезал крон-принц, залпом допивая свой бокал. - Но не переживай: тебе нечего опасаться Ликонта. Я позабочусь о том, чтобы он никому не причинил вреда.
   - Уж не собираешься ли ты...
   - Собираюсь! Дед и отец оказались недальновидны, да что там -- откровенно глупы, оставив в живых единственного потомка Ликонтов! Вырезать бы их род до единого... - Андоим плеснул ещё вина, сделал глоток. - Но я не могу убрать его именно сейчас... Войско поддерживает его, при дворе у него слишком большое влияние, выслуженный годами авторитет, уйма скрытых рычагов, горы компромата на меня... Но будь уверен, светлый герцог долго не протянет! Не при мне!
   Орест тряхнул головой, поднимаясь с кресла. Когда брат начинал пить, агрессия и желчь пропитывали, казалось, каждое его слово. Не было никаких сил слушать грязные обвинения и угрозы.
   - Я пойду, - сказал он. - Прогуляюсь по саду, вечер сегодня теплый...
   - Иди-иди, - криво усмехнулся Андоим, допивая свой бокал, - может, встретишь там главную аверонскую шлюху! Таира тоже полюбила вечерние прогулки... уж не гуляете ли вы с нею вместе, мой драгоценный братишка? Впрочем, не могу сказать, что возражаю -- может, хоть от тебя эта бесполезная кукла сможет зачать наследника...
   Орест размахнулся и врезал ему -- наискось по подбородку. Звякнул бокал, разбиваясь о мраморный пол, дорогое вино потекло по лицу крон-принца, смешиваясь с кровью из разбитой губы. Андоим поднял голову, глядя на младшего брата со смесью удивления и стремительно растущего бешенства.
   - Заткнись, - дрожащим голосом велел Орест, глядя на медленно поднимавшегося крон-принца. - Не смей так говорить о своей супруге! Ты не стоишь и мизинца на её руке! Как твой грязный язык только поворачивается! Как ты смеешь?! Таира...
   Удар опрокинул принца навзничь. Андоим был крупнее брата, и во много раз злее, не собираясь ни щадить его, ни хотя бы смягчить удара. Орест катался по полу, корчаясь и прижимая ладони к быстро вспухавшему подбородку.
   - Ещё раз, - прошипел крон-принц, присаживаясь рядом с ним, - ещё раз ты позволишь себе... поднять на меня руку! Или ты забыл, - Андоим встряхнул брата, приподнимая его с пола, - своё место? Мне напомнить? Напомнить, как я наказывал тебя в детстве? Ещё только один раз, мой дорогой брат, и ты станешь следующим... после Ликонта!
   Андоим с силой опрокинул его на пол, ударяя затылком о твёрдый пол, и, перешагнув через стонущего принца, вышел из покоев.
  
  
   Герцогиня Наала прибыла к церемониальному назначению брата главнокомандующим валлийской армии вовремя. Первое появление молодой герцогини при дворе вызвало бурный ажиотаж среди придворных: по слухам, девушку держали в монастыре Единого долгие годы, не выпуская и в годы затянувшейся войны.
   Марион ожидала появления младшей сестры Ликонта едва ли не с большим нетерпением, чем остальные придворные, и, стоя в задних рядах расфуфыренных дам, ощущала в полной мере всю отвратительную иронию жестокой судьбы. Когда-то, ещё в Ренне, она ходила по императорскому дворцу в полном вооружении, в запыленных, пропахших потом латах, глядя на яркие наряды придворного воронья презрительно, даже высокомерно, зная, что ей дозволено то, чего никогда не посмеют преступить заключенные в рамки этикета высокорожденные. Она с брезгливостью наблюдала за их поведением, с отвращением подмечала в них поголовную жажду развлечений, сплетен и интриг -- но мало-помалу сама становилась частью дворцовой жизни. И вот теперь и вовсе скатилась на самое дно, оказавшись в толпе придворных зевак, более того -- в самых задних рядах, среди мелких сплетников и сплетниц, жадно высматривая поверх колышущихся голов прибывшую во дворец молодую герцогиню.
   - Слышали, герцог Ликонт прикупил имение за пределами Галагата? Видимо, в стенах королевского дворца его светлости стало тесно, - обмахиваясь веером, заговорила со своей соседкой пожилая графиня, стоявшая перед Марион.
   - Возможно, он желает держать светлейшую герцогиню Наалу подальше от двора, - жеманно отвечала та, вытягивая шею, чтобы хоть что-то видеть. Церемония должна была вот-вот начаться. - Значит, на то есть причины...
   - Должно быть, леди Наала страшна, как война, раз её держали так долго вдали от света...
   - Маркиза Доминика на днях высказывала предположение, что её светлость -- горбунья, - громким шёпотом поделилась дама, наклоняясь к графине. - Как думаете, горб у неё очень большой? Мы сможем отсюда разглядеть?
   Марион поморщилась, переводя взгляд на стоявшего рядом с троном крон-принца Андоима. Наследник престола сохранял каменное выражение на холёном лице, но отсутствие на сегодняшней церемонии принца Ореста говорило ей о многом. Вездесущие слуги разнесли слухи среди черни, которые верная Юрта поспешила донести ей, и Синей баронессе не нужны были доказательства, чтобы поверить камеристке.
   - Идут, - пронёсся возбуждённый гул, и Марион вслед за остальными повернула голову в сторону дверей.
   По синей дорожке, ведущей от дверей к королевскому трону, шествовал генерал Ликонт под руку с сестрой. Нестор показался ей чуть более возбуждённым, чем обычно: она успела изучить своего врага лучше, чем его знали немногочисленные друзья и даже цепкие придворные сплетники. Ликонт был чем-то обеспокоен, и это проявлялось в ускоренных жестах, быстрых улыбках, раздариваемых блистательным генералом направо и налево, взглядах, которые Нестор кидал через весь зал, выискивая в толпе знакомое лицо.
   Наала оказалась высокой, довольно нескладной девушкой со светло-русыми, почти серыми волосами, и глубокими синими, как у брата, глазами. На глазах сходство с Ликонтом оканчивалось -- молодая герцогиня не унаследовала ни врождённый шарм старшего брата, ни его природную красоту, ни деловую хватку, скользившую в каждом хищном движении Нестора. Наалу можно было бы даже назвать простоватой -- её лицо и фигура не отличались особой привлекательностью, в жестах не наблюдалось той утончённой изысканности, той манерности, которая присуща большинству юных и кокетливых, более того -- герцогиня даже не казалась достаточно образованной для королевского двора.
   Марион слышала шёпотки и разочарованные вздохи, пролетавшие над оживившейся толпой: от сестры тайного советника ожидали большего. Назвать её откровенно некрасивой было нельзя, но и хорошенькой -- тоже.
   - А-а, герцогиня Наала, - поприветствовал девушку король Харитон, когда брат и сестра остановились перед троном. - Долго же ваш светлый брат скрывал вас от наших глаз. Уверен, вы счастливы вырваться наконец на свободу.
   - Мой брат делал то, что считал необходимым, - очень спокойно отвечала Наала. - У меня нет причин сомневаться в его мотивах. Но я рада находиться здесь, ваше величество.
   Голос у Наалы оказался приятным, обращение -- лишённым всякого подобострастия и неуверенности. Герцогиня даже в лице не переменилась, обращаясь к первому лицу в государстве. Наблюдая за ней, Марион не могла не отметить, что Наала, против ожиданий, не вызывает в ней той неприязни, которую обязана вызывать в ней ближайшая родственница Ликонта. Девушка оказалась настолько непохожей на брата, и настолько лишённой всякой двусмысленности, что эта простота и безыскусность казались глотком свежего воздуха среди галагатского двора.
   - Надеюсь, вам у нас понравится, леди Наала, - кивнул Харитон, указывая обоим, что первая аудиенция окончена.
   Нестор поклонился, отводя сестру к первому почётному ряду придворных, перекинулся с кем-то из них словом, ободряюще улыбнулся Наале.
   Король Харитон дал знак, и церемония началась. После длинной речи короля на синюю дорожку был вновь вызвал генерал Ликонт, и с его появлением Марион вновь захлестнула удушающая волна гнева. Нестор стоял перед монархом ровно, спокойно, слушая речь назначения -- красивый мужчина, не утративший выправки воина даже после увечья, герой дня, блистательный генерал, отныне -- главнокомандующий, самый влиятельный человек при дворе. Марион знала, как относились к Ликонту местные -- со смесью уважения, страха и восхищения. Вот только всего этого оказалось недостаточно, чтобы заглушить пожиравшую её изнутри ненависть.
   Ей казалось, она сумела притупить это разрушающее чувство, облечься в броню безразличия, изгнать ненавистный образ из своей памяти, следовать совету Януша и подарить всё своё внимание сыну -- но то, что так тщательно хоронила в себе Синяя баронесса, герцог вырвал из омута памяти одним махом, одним жутким, звериным поцелуем в королевском лесу.
   И самое страшное -- несмотря на лавину отвращающих чувств, на доводы рассудка и своё попранное достоинство, её тело отозвалось на тот поцелуй. С таким жаром и готовностью, что это, именно это собственное предательство и вызвало в ней унизительные слёзы. Разве можно ненавидеть человека и в то же время желать близости с ним?
   Прошло не больше недели, и все эти дни она старалась избегать встреч с герцогом, как только могла. Благо, Таира нуждалась в ней особенно остро -- признания принцессы на долгое время повергли Синюю баронессу в шок. Уход Фео и Фло, то, как они бросили её сына, вызвали в ней поначалу гнев, но, слушая Таиру, гнев быстро сменился удивлением и пониманием. Близнецы действительно не могли остаться в её доме -- она первой выгнала бы их оттуда, узнай правду чуть раньше. Если Фео и Фло связались с теневой жизнью Галагата... если Феодор оказался настолько безрассуден, чтобы признаться принцессе в своих чувствах... если они подвергали опасности её дом и её сына -- им и вправду было лучше уйти. Ведь если однажды Феодора поймают во дворце...
   Местные нравы Марион уже изучила -- галагатского вора ждали виселица или, если повезёт, гильотина. И если её семья оказалась бы в это впутанной... усилия Ликонта -- ничто по сравнению с тем, во что могло обернуться подобное разоблачение. Синяя баронесса вместе с сыном могли пойти по стопам своих же слуг.
   Все эти соображения Марион оставила при себе, попросив Таиру быть осторожней в будущем, и пообещав покрывать их встречи. Бедной девочке жилось и без того несладко, чтобы лишать её последнего светлого луча в жизни. Чем бы этот луч ей ни грозил.
   Церемония подходила к концу -- король Харитон передал командующему Ликонту белую перевязь с мечом, которую тот принял левой рукой, новый командующий склонился перед монархом, приложив правую руку, закованную в железную перчатку, к сердцу, и выпрямился, разворачиваясь лицом к придворным. Почётный караул отсалютовал своему командиру мечами, и Нестор Ликонт улыбнулся, приветствуя лучших офицеров своего войска.
   Марион едва могла дождаться конца церемонии: главной цели она достигла, повидав уязвимое место своего врага -- герцогиню Наалу, и всё дальнейшее её мало интересовало. Едва король Харитон покинул своё место, баронесса шагнула назад, подальше от стройных рядов придворных зевак, и выскользнула через боковую дверь залы.
   Добравшись до своих покоев, баронесса перевела дыхание, подходя к окну. Принцесса Таира сказалась больной, не отправившись на церемонию, и самое время проведать её -- в смысле, предупредить, что событие окончилось, и принцессе пора прощаться с Феодором и выздоравливать. Лучшее средство против недомогания -- свежий воздух, и Синяя баронесса собиралась предложить принцессе конную прогулку по королевскому лесу -- неспешную и спокойную, а главное -- прогулку, которая позволит принцессе отсутствовать в чужом дворце несколько часов. Несколько часов мирной жизни -- без затхлого, спёртого воздуха вражеских стен, без придворных интриг и сплетен, и самое важное -- без супруга.
   Таира боялась Андоима до дрожи, панически, испытывая почти животный ужас, когда крон-принц входил в опочивальню. Она даже старалась не смотреть лишний раз в его сторону -- чтобы не вызвать гнева, раздражения, или же, наоборот, жуткой похоти. Порой Таира была даже благодарна многочисленным любовницам и любовникам своего супруга -- Андоим обходился без общения с ней неделями, и обоих это устраивало. Огорчало и пугало Таиру лишь то, что при подобной супружеской жизни она не в состоянии зачать наследника -- а неспособная зачать ребёнка королева не нужна Валлии.
   Марион выглянула за двери опочивальни, но верной Юрты в коридоре не увидела. Значит, придётся ехать прямо так, в чёртовом платье с пышной, согласно дворцовой моде, юбкой. Хотя платье и было тёмно-коричневого, почти чёрного оттенка, ездить верхом баронесса привыкла в штанах или в латах и при полном вооружении. Пустые мечты! Когда последний раз она брала меч в руки для сражения? Лучше ещё десять лет войны, чем это пресное существование, это бесполезное чучело, в которое она превратилась!
   Марион с трудом выцарапала из-под платья нижние юбки, стягивая их через низ, сумела расстегнуть каркас, позволяя ему упасть на пол. Платье всколыхнулось и упало от бедра свободно, без поддерживающих юбок став немного длиннее -- теперь будет путаться в ногах, и придется придерживать его хотя бы до тех пор, пока она не заберётся на коня.
   Баронесса скинула туфли, вытаскивая из шкафа охотничьи сапоги, с трудом, преодолевая сопротивление впившегося в живот корсета, переобулась, мгновенно почувствовав себя уверенней. Так гораздо лучше!
   Стук в дверь заставил обернуться. Неужели Юрта? Отлично, теперь она сможет переодеться по-человечески, стянуть волосы как следует, и...
   Распахнув дверь, Марион на мгновение замерла, и этого хватило Ликонту, чтобы втолкнуть её внутрь. Хлопнула дверь за его спиной. Не отрывая от неё глаз, герцог завёл левую руку за спину, проворачивая ключ в замке.
   - Что ты... себе позволяешь, - поражённо выдохнула Марион, инстинктивно делая шаг назад.
   Опомнившись, тут же остановилась, пытаясь разглядеть в непроницаемом лице командующего хоть что-нибудь, что могло бы пояснить ей мотивы его поступка. Прийти в личные покои, в её опочивальню! Если их кто-нибудь застанет, если кто-нибудь увидит Ликонта, выходящим из её покоев... это ведь погубит не только её репутацию, но и непререкаемый авторитет самого герцога! Он начисто лишился рассудка, этот проклятый безумец! В это время суток даже лакеи не ходили по отдалённым коридорам дворца, а придворные дамы, населявшие это крыло, сейчас все на банкете в честь назначения нового командующего.
   Банкете, который, видимо, проходил без главного виновника торжества.
   Нестор молча шагнул вперёд.
   - Не подходи, - с трудом выговорила воительница, заводя руку за спину. На туалетном столике не оказалось ничего, что сгодилось бы в качестве оружия, а письменный стол с тяжёлыми подсвечниками находился далеко в углу. - Слышишь меня? Я убью тебя, Нестор Ликонт! Если ты только посмеешь...
   Мужчина шагнул ещё ближе, скользнув взглядом по крепкой, стройной фигуре, которую так выгодно облегло тёмное платье. Ближе...
   - Ликонт, - хрипло предупредила Марион, вытягивая руку вперёд.
   Командующий подался чуть вперёд, упираясь грудью в крепкую ладонь.
   - Где твоё гостеприимство, Марион? - спросил он почти спокойно. Слегка прищуренные синие глаза ощупывали, казалось, не только тело -- проникали в самую душу, касаясь всего сокровенного цепкими, пронизывающими взглядами. - Я пришёл поговорить.
   - С ума сошёл? Нам не о чем говорить, ублюдок!
   - Есть, - веско прервал её герцог, наваливаясь всем весом на протянутую ладонь.
   - Пошёл вон! Вон, валлийское отродье!..
   Рука Марион дрогнула: удерживать тяжёлого мужчину одной рукой оказалось тяжело. Но прежде, чем она сумела бы вывернуться, Нестор резко качнулся вперёд, прижимая её к стене. Проклятое платье не дало ей возможности как следует воспользоваться ногами -- герцог получил бы по заслугам -- и Ликонт буквально пригвоздил её к стене, сумев просунуть колено между её ног.
   Левая рука герцога перехватила взметнувшуюся правую ладонь воительницы, и Марион едва сумела сдержать поражённый вскрик, когда правая, стальная рука командующего сомкнулась на её плече. Стальные пальцы впились в незащищённую кожу, тисками сдавливая руку, и баронесса тихо выдохнула, тотчас закусывая губы от боли.
   - Я сказал, что пришёл поговорить, - по-прежнему спокойно сказал Ликонт. - И ты меня выслушаешь. Времени у нас мало, поэтому будь добра, не дёргайся. А ещё лучше -- закрой рот и открой уши. То, что я хочу сказать, важно для нас обоих. Сегодня моя сестра была представлена при дворе.
   - Отпусти меня.
   - Не раньше, чем сочту нужным, - ровно ответил Нестор, не позволяя себе терять нить разговора. - И я прекрасно знаю, что с моим отъездом она становится идеальной мишенью для недоброжелателей. Наала будет редко появляться во дворце без сопровождения, её охраняют лучшие рыцари Валлии, но мне также известно, что, как говорит августейший Орест, во всём есть доля случая.
   - Отпусти меня.
   - Поэтому давай договоримся. Я знаю тебя и понимаю, что ты не упустишь такой возможности поквитаться со мной. Предупреждаю, Марион, - герцог встряхнул воительницу, до боли сжимая её предплечья, - я предупреждаю тебя... по-хорошему, - Марион вскрикнула, едва сдерживая злые слёзы: командующий едва не ломал ей кости стальной хваткой. Будь проклята доброта и гениальность лекаря, вернувшего патрону столь жуткий эквивалент отрубленной кисти! - Если ты тронешь Наалу, более того -- если кто-нибудь другой тронет её, или косо посмотрит в её сторону; если ей будет угрожать малейшая опасность -- даже не от тебя, слышишь, ведьма? Если так будет, Марион, то можешь похоронить своего сына уже сейчас, живьём, потому что то, что сделаю с ним я, будет во много раз хуже!
   Марион зарычала, попытавшись вывернуться из стальной хватки, дёрнулась, но Ликонт лишь сильнее вжал её в стену, раздвигая ноги коленом. Он не шутил, она видела это в его глазах, поначалу холодных, как замерзшее море, злых, а теперь -- с уже знакомым огнём, разгоравшимся в глубине расширившихся зрачков. Нестор Ликонт ставил её перед фактом, и не было никаких сомнений в том, что он говорил правду.
   - Ты, Марион, - выдохнул командующий, начиная пьянеть от невозможной близости, - ты станешь её лучшим телохранителем! Ты станешь её самой верной защитницей! Ты никому не позволишь взглянуть в её сторону с неуважением, никому не позволишь обидеть или огорчить её! Потому что если хоть один волос упадёт с её головы -- ты лишишься сына!
   Марион чувствовала его всем телом -- эту жуткую звериную мощь, этот взгляд, которого так боялись при валлийском дворе, но который терял рядом с ней всю свою проницательность, весь лёд, разгораясь диким огнём -- чувствовала и ничего не могла сделать. Она привыкла сражаться на полях сражений и, должно быть, ещё могла бы победить Ликонта там -- но не здесь, не в стенах своей опочивальни, не в этом проклятом платье, сковывавшем движения.
   - Ненавижу тебя, - звенящим голосом выговорила она, глядя ему в глаза.
   Несколько бесконечно долгих мгновений они стояли, прижатые друг к другу, так близко, что она чувствовала частое дыхание, срывавшееся с его губ -- а затем Нестор отпустил её, отпрянув на шаг назад. Некоторое время он смотрел ей в глаза, успокаивая дыхание, смотрел, борясь с искушением -- такая непривычно уязвимая стояла она у стены, с растрепавшимися волосами, полураздетая, красная от унижения и борьбы, что он пытался подавить в себе сразу два чувства: безудержной страсти и глубокого сожаления. Не так он видел их разговор. Не так собирался попрощаться перед дорогой.
   Не такими глазами она должна смотреть на него...
   Он выпрямился, отрезвляя рассудок титаническим усилием, и, развернувшись, шагнул к двери.
   - Помни, что я сказал, Марион, - уже спокойно проговорил он, проворачивая ключ.
   Дверь мягко щёлкнула, закрываясь за герцогом, и Синяя баронесса, размахнувшись, бросила подхваченный с туалетного столика флакон. Духи разбились, встретившись с деревянными дверьми, наполнив опочивальню тёрпким ароматом, и воительница, запустив пальцы в волосы, бессильно опустилась на пол.
  
  
   Крон-принц шёл по коридорам без всякой задержки: лакеи и стража распахивали перед ним двери, пропуская наследника престола с почтительными поклонами. У королевской опочивальни Андоим остановился, ожидая, пока стражники не расступятся, и пока бодрый, невзирая на поздний час, пожилой лакей отопрёт перед ним двери.
   - Его величество ожидают вас, ваше высочество.
   Андоим вошёл, и двери плотно закрылись за ним.
   - Я ждал тебя, - сидевший у камина старый король пошевелился, указывая сыну на соседнее кресло. - Садись.
   - Будешь читать мне нотации, отец? - Андоим медленно отлепился от дверного косяка и обошёл отцовское кресло, бросая быстрый взгляд на туалетный столик. Всё, как и доносил шпион: сонное зелье в синей бутылке стояло на краю, и оставалось его совсем чуть-чуть, на донышке. Крышка была снята; рядом стоял пустой бокал: очевидно, король готовился принять лекарство после разговора с ним.
   - Нет. Я не стану тратить на это время, сын.
   Крон-принц присел рядом, испытывающе глядя на стареющего монарха. Харитон придерживался строгих взглядов на семейные ценности, и бесконечные скандалы с наследником порядком утомили обоих.
   - Тогда что? Заскучал без ваших долгих бесед с Ликонтом? Я не он, отец, я человек из плоти и крови, такой, каким ты меня создал, - кривая усмешка, скользнувшая по губам Андоима, ножом резанула сердце старого короля. - В отличие от него, я испытываю определённые потребности. Во сне, например.
   - Признаюсь, мне не хватает Нестора, хотя после его отъезда прошло всего несколько дней, - сухо отвечал отец. Годы правления и войны не пощадили Харитона: в молодости решительный, вплоть до жестокости, монарх сейчас не имел сил даже на разговор с собственным сыном. И всё же молчать было уже нельзя. - Но я позвал тебя не за этим. Я не стану тратить ни своего, ни твоего времени, Андоим. Решение принято, и я лишь корю себя за долгие сомнения. Я не отдам тебе корону.
   Вот это оказалось настоящим ударом. Андоим неуверенно усмехнулся, разглядывая отца так, будто увидел впервые.
   - Да ну? И кому же ты её передашь? Полудурку Оресту? Я был о тебе лучшего мнения, отец.
   - Я готов передать её даже конюху, лишь бы уберечь от твоих грязных рук, Андоим! - не выдержав, выкрикнул король, приподнимаясь в кресле. - Ты недостоин называться мужчиной, а тем более наследником престола! Ты никогда не станешь королём Валлии!
   - А как же мир с Авероном? - нимало не смутившись вспышке гнева, издевательски уточнил Андоим. - Я женат на аверонке, отец, вы с Севериной сами спланировали нашу свадьбу! С этим ты что будешь делать?
   - О, не беспокойся за это. Нестор напомнил мне один весьма древний, но всё ещё действующий закон, - глухо ответил Харитон, пытаясь успокоиться. - Если королевскую чету признают бесплодной, у них забирается право наследования короны. Не переживай: мир с Авероном мы сохраним. После коронации Ореста мы добьёмся вашего с Таирой развода, и король Орест возьмёт её в жёны.
   - Смотрю, вы с Нестором всё продумали, - дрожащим от гнева голосом выговорил Андоим. - Мнение этого ублюдка для тебя важнее судьбы собственного сына?
   - Твоя судьба в твоих руках, - отрезал Харитон. - Когда Ликонт вернётся из поездки, я отрекусь от короны в пользу своего младшего сына. При поддержке командующего и всей армии, которая за ним, это будет очень просто. Ты получишь свою часть наследства, и сможешь делать с ней то, что посчитаешь нужным -- но за пределами Галагата. На этом всё, Андоим. Ты свободен.
   Крон-принц страшно глянул на отца и поднялся. Король подчёркнуто не замечал сына, глядя в огонь. Медленно обойдя кресло монарха, Андоим остановился за спинкой и вытащил из кармана пакетик с порошком, подсыпая его в раскрытую бутыль с сонным зельем. Сделал шаг, шумно выдохнул, созерцая сгорбленную отцовскую спину, и быстрым шагом покинул опочивальню.
  
  
   Шум гулянки слышался в каждом уголке огромного особняка. Большой Питон отмечал радость, случившуюся накануне утром -- король Харитон скончался прошлой ночью у себя в опочивальне. На престол готовился взойти крон-принц Андоим.
   Феодор не слишком вникал в политические распри Валлии, но слушал внимательно -- как показала жизнь, пригодиться галагатскому вору могло всё, что угодно. Он сидел в самом центре гулянки, в большой нижней комнате особняка, пропахшей винными парами, вонючим мужским потом и раскатистым смехом, волнами проносившимся по залу. Его считали здесь своим; за полгода службы авторитет юркого, смуглого юноши поднялся весьма стремительно. Чего греха таить -- у многих уходили долгие годы, чтобы так подняться по служебной лестнице у Большого Питона.
   Успехи Флорики оказались ничуть не хуже его собственных, что и являлось основной головной болью Феодора. Если Фео уважали, доверительно рассказывали грязные истории и хлопали по плечам, наливая кружку за кружкой на общих собраниях, то тонкую фигурку Флорики провожали откровенно сальными взглядами, где бы та не появлялась.
   Фео уже привык к окружавшему их разврату и то, что леди Марион назвала бы грехопадением -- местные бандиты не церемонились с воровками, шпионками и проститутками, вылавливая их на гулянках и растаскивая по комнатам и укромным углам -- и тем больше беспокоило его подчёркнуто вежливое, несмотря на горящие взгляды и текущие слюни, обращение к его сестре. Феодор чувствовал скопившееся вокруг сестрёнки напряжение всей кожей, и не мог понять -- пока что не мог -- откуда ждать опасности. И тем не менее опасность буквально витала в воздухе, и это было то самое ощущение, в котором галагатский вор ничуть не сомневался, в совершенстве изучив его за время работы.
   - Э-эй, красавчик, - проходившая мимо девица плюхнулась ему на колени, выдёргивая его из омута невесёлых мыслей. - Смотрю, ты не в настроении! Тебе... поднять... его?
   Окружавшая его компания отозвалась пьяным хохотом. Феодор не сразу среагировал на обращение, попытавшись спихнуть грубоватую барышню с колен: та мешала обзору, и мелькавшая среди любителей поупражняться в метании кинжалов сестра на какое-то время пропала из виду.
   - Не надо. Уйди.
   - О-ох, Фео, - почти вдвое старшая его женщина обвила шею руками, припадая губами к его виску, - почему ты всегда такой серьёзный? Не приласкаешь, не обнимешь, всё дела да дела...
   - Отстань от парня, Соха, - икнув, выговорил сидевший рядом бородач, похлопав юношу по плечу. - Он от самого Питона заказы принимает! Не твоего полёта птица... иди щипачей обслуживай!
   - Указывать будешь шлюхам Бенедикта, а не мне, Топор! - огрызнулась та. - Думай, с кем говоришь, мясник хренов!
   - А с кем? - лениво поинтересовался небритый мужчина с длинными светлыми волосами, прикуривая от свечи. - С беглой каторжницей, отбатрачившей десять лет на благо королевства? И что в тебе такого страшного, женщина? Кроме лица и тела, разумеется...
   Соха вспыхнула, вскочила с колен Фео, разъярённой фурией останавливаясь напротив него. Сжатые кулаки, однако, не спешили знакомиться с лицом даже не пошевелившегося мужчины, спокойно выдыхавшего дым в и без того спёртый воздух.
   - Что, Соха? - ухмыльнулся тот, тряхнув волнистыми прядями. - Я так тебя возбуждаю?
   Несмотря на щегольскую внешность, великанский рост, размах плеч и размер кулаков останавливали желавших проверить сутенёра по имени Бенедикт на прочность. Фео успел познакомиться с ним, сумев вызвать того на доверительный разговор: до встречи с Большим Питоном сэр Бенедикт служил в валлийской армии, носил звание капитана и слыл одним из лучших рыцарей всего северного предела -- лучшим воином и фехтовальщиком, но, увы, не самых честных моральных качеств. Феодор не назвал бы Бенедикта совершенно беспринципным человеком, это было не так: сутенёр следил за здоровьем и рьяно защищал своих "девочек" от пьяных клиентов и дебоширов, а в случае опасности первым наносил удар, отстаивая свою территорию. Случалось Фео наблюдать и прорывавшиеся в бывшем рыцаре ростки сострадания -- к примеру, когда ту же Соху ранили в поножовщине, и Бенедикт на собственных руках доставил её к местному лекарю, или когда требовалось укрыть сбегавшего от стражи вора, поставив под удар свою же безопасность. Но в остальных случаях Бенедикт не тяготился вопросами совести и поступал так, как считал выгодным.
   - Пошёл ты! - бессильно выдохнула Соха, пнув неповинный столик ногой.
   Стоявшая на нём бутыль с вином и стаканы перевернулись, вызвав целый шквал ругани от Топора и яростные взгляды у Бенедикта, и Фео поспешил ускользнуть от назревавшей драки.
   - О, Фео! Свет очей моих! - взвыл юркий парнишка, буквально бросаясь ему на грудь. - Плохо мне, ай, плохо! Неси меня домой, солнце наше аверонское! Али хоть до выхода... вывернет же щас, ну вот прям щас! Прям на тебя! Не оставляй верного товарища с... этими... а-а-а!!! Нет, Фео, я же пошутил! Пусти! Пусти!!!
   Феодор хладнокровно дёрнул пальцы щипача на себя, вывернул, чувствуя, как хрустят суставы, и переложил кошель обратно в свой карман. Не слушая воплей лишённого на ближайшие недели заработка из-за увечной руки вора, огляделся, выискивая глазами сестру -- и тут только сообразил, что почётное кресло хозяина особняка пустовало: Большой Питон покинул зал.
   После памятной ночи знакомства и оставшихся на спине шрамов отношения с главарём у них установились натянутые, но весьма продуктивные: они с Фло исправно выполняли заказы, не провалив ни одного задания, Большой Питон столь же исправно выплачивал им обещанную долю. Признаться, порой Фео посещало нехорошее предчувствие: главарь частенько вызывал их к себе в особняк на закрытые собрания, и такое внимание непременно польстило бы, если бы речь не шла о Питоне -- человеке столь же страшном и беспощадном, сколь и расчётливом. Но где же Флорика?
   Фео огляделся и взбежал по лестнице наверх: здесь находились многочисленные комнатки для уединения, залы побольше для собраний и приёма просителей. Бороться с собственной совестью Фео не привык: сердце забилось сильнее, кровь запульсировала в жилах: ему показалось, что он слышит голос сестры, далёкий, практически неразличимый на фоне общего шума и стонов из соседних комнат. Голос доносился сверху.
   Галагатский вор бросил взгляд на скучавших у лестницы охранников: дальше подниматься было запрещено, личные покои хозяина.
   - Помощь ваша требуется, - развязно обратился к ним Феодор, опираясь на перила. - Слыхали, что внизу творится? Топор опять драку затеял...
   Снизу и впрямь донеслись шумные крики и треск ломаемых стульев: когда палач, работавший на Питона для показательных прилюдных разборок, входил в раж, остановить его было практически невозможно.
   - Подсобли бы, - лениво зевнул вор, - пока мессир не увидал сие непотребство...
   Охранники переглянулись. К частым визитам Фео в особняке привыкли: вор заслужил определённое доверие в их кругах.
   - Мы быстро, - предупредил старший. - Растащим по углам и вернёмся. Если...
   - Не волнуйтесь, - махнул рукой Фео. - Мимо меня не пройдут. Только шустро, ребята! Я сюда не работать пришёл...
   Как только оба головореза, гремя коваными сапогами, спустились на пролёт ниже, Фео буквально взлетел по ступеням, оказываясь в коротком коридорчике всего с тремя дверьми. Им не доводилось бывать здесь с Флорикой: в личные покои Большого Питона не пускали никого. Фео замер всего на миг, прислушиваясь, а затем метнулся к самой дальней двери, безошибочно определяя направление: оттуда доносился отчаянный, полупридушенный крик Флорики.
   Рванув дверь на себя, Феодор замер на пороге: его взору предстала самая ужасающая картина из всех, что он видел. В богатой опочивальне главы преступного мира, в порванной одежде, с распухшей от удара лиловой щекой, с разведёнными ногами, между которыми устроился Большой Питон, лежала его сестра. Штаны главаря были развязаны, костюм Флорики порван -- но борьба продолжалась, и девушка явно проигрывала: Питон забавлялся с ней, распаляясь с каждой секундой всё больше. Флорика отчаянно рыдала, лихорадочно шаря по стоящему рядом с кроватью столику в поисках хоть какого-нибудь оружия -- и пальцы её сомкнулись вокруг тяжёлого подсвечника.
   В тот самый миг, когда дверь распахнулась, главарь дёрнулся на звук, поворачивая к нему красное, потное лицо -- и от неожиданности выпустил взметнувшуюся вверх руку девушки. Тяжёлый подсвечник с силой обрушился на лысую голову -- и Большой Питон, не издав ни звука, повалился на Флорику.
   Феодор очнулся, подбежал к кровати, помогая сестре спихнуть тяжёлое тело на пол.
   - Ф-ф-ф-е-е-о-о-о...
   Фео прижал сестру к себе, чувствуя наготу вздрагивавшего, испуганного тела. Флорика не билась в истерике, но и не приходила в себя, пребывая в состоянии глубочайшего шока. Слёзы лились из широко распахнутых карих глаз, крупные, солёные, стекая по их прижатым друг к другу щекам.
   - О-о-он по-позва-ал м-меня н-наверх, - отчаянно прижимаясь к брату, пыталась выговорить Фло. - С-сказ-зал, ч-что есть д-для м-меня ра-абота...
   Флорика замотала головой, съехала на грудь брата, пытаясь прогнать дальнейшие воспоминания: то, как Питон втолкнул её в комнату, то, как бросил на кровать. Сказал, что давно присматривался... что хочет сделать её королевой ночи. Что хочет вырастить и воспитать себе хорошую жену, если только... если она будет сговорчивой...
   Фео глянул поверх вжавшейся в него сестры: Большой Питон не шевелился.
   - Флорика, - позвал он, - Флорика, нам надо уходить отсюда. Быстро.
   Девушка вздрогнула, отрывая от него мокрое лицо.
   - Что?
   Фео не ответил, подхватывая с пола длинный плащ главаря: сгодится, чтобы скрыть наготу сестры, главное -- добраться до убежища. Накинул на плечи Флорики, завязал, стараясь не смотреть сестре в глаза.
   - Почему ты молчишь? - испугалась девушка, и от этого нового страха даже забыла недавние жуткие воспоминания. - Что? Что, Фео?
   Вор присел у кровати, переворачивая Питона на спину. Приложил два пальца к шее, проверяя пульс. Почерневший висок, полуприкрытые, остекленевшие глаза, и две струйки крови, стекавшие из носа, говорили ему о многом, но он должен был проверить. Поднял лицо, отвечая на полный ужаса взгляд сестры.
   - Мёртв.
   Флорика сползла с кровати, пошатнулась, наваливаясь на брата всем весом.
   - Мёртв? - прошептала, не отрывая глаз от бездыханного тела. - Как?..
   - Ты попала ему в висок, - глухо пояснил Фео. - Смерть наступила мгновенно. У нас нет времени оплакивать этого ублюдка, Фло! - тут же одёрнул он впавшую в ступор сестру. - Надо убираться отсюда! Прошу тебя, - он сжал её плечи, заставил смотреть в глаза. - Соберись!
   Флорика кивнула, затравленно оглядываясь: окно в комнате было крохотным, едва пропускавшим свет, и выбираться прийдётся через парадный вход. Только...
   Только из коридора уже слышался громкий топот кованых сапог, и близнецы одновременно отпрянули от двери, прижимаясь друг к другу. Ни уйти, ни спрятаться -- дверь распахнулась, впуская в комнату личную охрану Большого Питона вместе с Бенедиктом и Топором: последние, очевидно, поднялись наверх для свительств против Сохи.
   - Какого?!.. - взревел Топор, бросаясь вперёд.
   Чересчур ревностного палача оттеснили охранники, не подпуская к телу, и старший присел на корточки, проверяя дыхание главаря.
   - Мёртв как прошлогодний покойник, - равнодушно констатировал Бенедикт, дёрнув щекой. - Признавайтесь, детки, что тут произошло?
   - Говорил я, что с этим парнем шутки плохи, - рыкнул Топор, в упор глядя на Феодора. - В тихом омуте!.. А, Бенедикт? Говорил я Питону, недобро он на тебя глядит! Не смотри, что молодой, главное -- что в глазах! А в глазах -- смерть твоя!.. Не слушал...
   - Он и сейчас тебя не слышит, - поморщился сутенёр, запуская большие пальцы за пояс. - Зря стараешься, мясник. На твоём месте я бы заткнулся, вспомнил кодекс и был бы поласковее с уважаемым Феодором. Вспомнил? - ёмко поинтересовался Бенедикт, глядя на враз притихшего Топора. - Ну? - обратился он уже к застывшим близнецам. - Говорить будем?
   - Питон велел не беспокоить его с девчонкой, - заговорил за спиной Бенедикта один из охранников. - Утащил её сюда. Но тут заявился её братец...
   - Я убил его, - спокойно прервал охранника Фео, до боли сжав пальцы Фло. Сестра поражённо уставилась на него, но тут же отвела взгляд, устремляя его в пол. Вынести приговор, каким бы он ни был, она бы не смогла. Феодор очень хорошо знал это, выгораживая сестру. - Ворвался, увидел, убил. Что-то ещё?
   Против ожиданий, на них не набросились тут же, не начали выкручивать руки, не утащили в подвал особняка, где, как прекрасно знали близнецы, располагалась пыточная камера Большого Питона.
   Бенедикт хмыкнул, подмигнул застывшим охранникам и Топору.
   - Ну, что я говорил? - обратился он к последнему. - Или будешь требовать доказательств?
   - Буду, - хрипло отвечал мясник преступной касты, сжимая кулаки. - Кто сможет доказать, что малец победил Питона в честном поединке?
   Бенедикт издевательски рассмеялся, блестнув белыми зубами, с такой недвусмысленной ухмылкой на лице, что не удержался даже старший охранник, хмыкнув в ответ. Флорика даже сейчас смогла признать, насколько обворожительным мог быть бывший капитан королевской армии: Бенедикт казался воплощением рыцарской доблести и мужской красоты -- вот только то, что творилось в голове у сутенёра, она предпочитала не знать.
   - Все мы прекрасно понимаем, в каком виде встретил уважаемый покойник разъярённого родственника его дражайшей пассии, - сладко пропел он, переводя взгляд с Фео на Фло и обратно. Ухмыльнулся и издевательски добавил, - честнее поединка и не придумаешь!
   - Нужно созывать совет, - отозвался старший охранник, потирая подбородок. - Дело сложное.
   - Ренольд, мы почти все здесь, - развёл руками Бенедикт, довольно щурясь на бледных близнецов. - Ты, я и Топор. Осталось вызвать Вилору и Карена, и всё чин чином. Вилора внизу, а Карен в случае успешно проведённого собрания не понадобится. Ни к чему беспокоить нашего вечно занятого торговца смертью. Улавливаете мысль?
   Ренольд вынужден был признать правоту сутенёра. Пятеро ставленников Большого Питона следили за ночной жизнью -- каждый в своей сфере, на чётко отведённой территории. Ренольд, как личный телохранитель Питона и силовик, имел вес не меньший, чем все остальные, но мнение Карена действительно значило всегда чуть больше, чем того же Топора или даже Бенедикта. Торговца дурманными порошками и зельями побаивались и презирали одновременно -- и лишь Вилора-воровка относилась к Карену совершенно равнодушно. Неудивительно, что присутствия влиятельного Карена в совете не желал никто.
   - Что происходит? - решилась подать голос Флорика. Происходило что-то странное, и молчать и дальше девушка уже не могла. - О чём вы говорите?
   Сутенёр повернулся к ней, изображая полнейшее внимание и готовность слушать.
   - Девочка моя, - по его губам скользнула знакомая скользкая ухмылка. - Видишь ли, у нас есть свои законы... некий кодекс...
   - Знаю, - перебил Феодор. - Ближе к делу, Бенедикт.
   - О-о-о, - протянул сутенёр, подмигивая застывшим у порога Топору со вторым охранником. - Сразу быка за рога! Прирождённый лидер! Клянусь Клеветником, этот парень мне нравится! Кроме того, совершенно ничего не знает о наших прошлых делах... - на лицах Топора и Ренольда промелькнуло одинаковое выражение полнейшего понимания и обоюдного согласия. - И избавит нас от борьбы с Кареном... - очередная многозначительная ухмылка Бенедикта, адресованная Ренольду, просто-таки лучилась самодовольством. - Ведь если всё по закону, и парень займёт священное место по всем правилам, то даже Карен не посмеет нарушить кодекс.
   - Я так полагаю, - прокашлялся Ренольд, глядя на Топора, - мы все голосуем "за"?
   - Клеветник с вами, - выругался палач, не сводя глаз с мёртвого тела бывшего главаря. - Бенедикт прав!
   - Вот и славно, - ухмыльнулся тот, скрещивая руки на груди. - Даже если Вилора против, получается трое против двух...
   Феодор не выдержал. Недомолвки и смятение были тем, чего никак не ожидал галагатский вор, идя на опрометчивое признание, и, похоже, убивать их не собирались -- по крайней мере, пока -- а значит, самое время проявить характер. Кроме того, ему совершенно не нравилось то, куда клонил хитрый сутенёр.
   - Бенедикт! - рыкнул Фео, делая шаг вперёд. - Можешь мне объяснить, что уготовано человеку, убившему Большого Питона?
   С лица бывшего рыцаря спала вечная усмешка. Бенедикт смотрел ему в глаза с той абсолютной серьёзностью, которая не оставляет места сомнению. Феодор понял, что сейчас он видит Бенедикта таким, каким он был раньше -- без всего того, что кривило, искажало черты красивого лица, то и дело прорываясь наружу -- и слышит от него, возможно, впервые, чистую правду.
   - Такому человеку, Фео, приходится занять его место.
   Феодор ещё пытался осознать услышанное, когда сутенёр усмехнулся и добавил:
   - Приветствую тебя, Большой Питон.
  
  
   В лесу царили прохлада и покой. Они ехали по тропе неспешно, никуда не торопясь, и Михо взахлёб рассказывал новому другу всё, что не успел рассказать старым. Синий баронет принял его поначалу настороженно, но постепенно всё больше проникался доверием к глубоким познаниям молодого лекаря, его тихой улыбке, когда Михо высказывал свои наивные предположения и догадки, мягкому тону во время объяснений, и бесконечному терпению, которое оказывал ему Януш в часы их занятий.
   После ухода Фео и Фло Михаэль заскучал -- ровно до тех пор, пока госпожа Ами не объявила о своей помолвке с неким валлийским офицером и скором замужестве. Учительница не пожелала бросать своего любимого ученика, предложив и дальше продолжать их занятия, но леди Марион решительно и в крайне резкой форме отклонила подобное предложение, узнав, кем являлся её будущий супруг -- сэр Дейл, один из самых приближенных к Ликонту офицеров. И хотя госпожа Ами клятвенно утверждала, что знакомство их оказалось случайным, на службе в храме Единого, леди Марион и слушать не пожелала ничего, что касалось её пребывания в доме. Михо лишился ещё одного близкого человека.
   Синий баронет знал, что для них с мамой настали трудные времена. Марион молчала, но Михо понимал, видел сам -- маме становилось всё сложнее содержать снятый в Галагате дом, платить Плошу и Кешне, сэру Эйру. Мама не признавалась, почему так произошло, и почему всё чаще в разговорах с экономкой Кешной звучала негромкая, сухая фраза Синей баронессы: "Мы не можем себе этого позволить".
   Михо быстро ощутил перемены: даже праздничные обеды и ужины стали скромнее, а карманные расходы мама и вовсе сократила до символической суммы.
   Януша баронет уже видел несколько раз: лекарь прибывал к дому баронессы зачастую вместе с ней, бок о бок, помогал спешиться, хотя такая прекрасная наездница, как Марион, вряд ли нуждалась в помощи, и уезжал. В последний раз они довольно долго прощались -- Михо наблюдал из окна -- лекарь пытался убедить в чём-то Синюю баронессу, Марион качала головой, и даже девятилетний Михаэль понимал, как сильно мама устала, как остро нуждалась в поддержке.
   А на следующий день Януш появился в их доме ещё раз, и Синяя баронесса объявила, что до тех пор, пока не будет найден новый учитель для Михо, лекарь будет заниматься с ним лично, поддерживая и укрепляя крупицы знаний, вложенные госпожой Ами.
   Михаэль и представить себе не мог лучшего учителя. Януш умело чередовал часы учёбы с практическими занятиями, корпение над книгами с воодушевляющими юного баронета прогулками по лесу. Сэр Эйр безоговорочно доверял Янушу, настолько, что даже позволил им углубиться в лес вдвоем, оторваться от телохранителя баронета. Януш рассказывал Михаэлю о своей жизни в монастыре Единого, о том, как монахи впервые открыли в нём талант к врачеванию и редкостный целительный дар. Михо слушал с упоением, едва ли не заглядывая в рот новому учителю. Януш рассказывал ему и о различных способах лечения болезней и ран, о новых препаратах, которые помогали справиться с заразной хворью, от которых воины гибли сотнями и тысячами, если не удавалось вовремя остановить заражение. Михо слушал с удивительным для обоих пониманием, задавал вопросы, на которые лекарь отвечал с удовольствием, отмечая поразительную склонность баронета к точным наукам.
   - Януш, вот, вот! Желтая настурция, целая поляна!
   - Точно, - лекарь спешился, доставая из походной сумки два ножа. - Срезай одни только бутоны, нам нужны лепестки. Из стеблей потом вырастут новые цветы, и цикл не будет прерван.
   Михо с интересом втянулся в работу: Януш устроил своеобразное соревнование, кто быстрее наберёт полную сумку лечебных трав. На удивление, заниматься с баронетом оказалось вовсе не в тягость. Михаэль оказался благодарным и сообразительным учеником, и, кроме того, с удовольствием помогал лекарю в часы досуга, помогая собрать лекарственные травы и обработать их.
   В лабораторию, устроенную Янушем в загородном поместье герцога Ликонта, которое пришлось прикупить из-за приезда Наалы, лекарь никогда не решился бы привести Синего баронета, но в найденный недавно в лесной глуши заброшенный домик приводил часто: здесь Януш просушивал слишком душные травы и цветы, даже ночевал, когда отправлялся в поход за травами в одиночку и не успевал вернуться в город до заката.
   Марион пыталась отказаться от его помощи, но Януш прекрасно понимал положение, в котором она оказалась: земли Синих баронов находились под имперским протекторатом и разорялись пущенными на их территорию валлийскими войсками, в королевском дворце она подвергалась постоянным издёвкам и насмешкам придворных дам, злословящих в первую очередь на принцессу Таиру и её неспособность зачать будущего наследника престола, и самое главное -- средства на содержание снятого для сына дома стремительно утекали, перестав пополняться от доходов имения Синих баронов. Марион просто не могла себе позволить нанять нового учителя.
   Лекарю пришлось уговаривать гордую воительницу, чтобы она разрешила ему помочь -- у бывшего барона Януша было отличное образование и опыт: до тех пор, пока судьба не столкнула его с Нестором, подрабатывать приходилось также и частными уроками.
   В конце концов Марион сдалась, и Януш стал проводить в их доме по три-четыре часа ежедневно, занимаясь с баронетом в отсутствие самой баронессы.
   - Сэр Эйр! - приветственно помахал букетом Михаэль, улыбаясь появившемуся на тропе телохранителю. - Хотите присоединиться?
   Рыцарь спешился, останавливаясь под деревом. На предложение баронета сэр Эйр только улыбнулся: сложно было представить, каким образом облачённый в тяжёлые латные доспехи телохранитель будет прыгать по поляне, собирая жёлтые бутоны.
   - Мы здесь ненадолго, - обратился к рыцарю Януш, накидывая полную сумку на плечо. - Сегодня дальше не пойдём, у меня дела в лаборатории.
   Эйр кивнул, прислоняясь к толстому стволу: с лекарем у них быстро установились дружеские отношения. У обоих оказалась сложная судьба, оба работали на хозяев, которым были преданы, оба отвечали за безопасность вверенного им ребёнка.
   Януш сдержал слово: на поляне они пробыли недолго, к крайнему неудовольствию Михо, и отправились в обратный путь, торопясь успеть к ужину: Кешна терпеть не могла, когда блюда приходилось подогревать ради припозднившегося юного хозяина.
   Они уже выехали за пределы леса, выворачивая коней на ведущую в Галагат дорогу, когда увидели впереди богатую повозку, управляемую возницей. Тот вёл себя довольно странно: не подстёгивал лошадей, понукая их побыстрее достичь города, не придерживался одной стороны широкой дороги, позволив лошадям выбирать путь -- вихляющая вслед за едва придерживаемыми лошадьми повозка вычерчивала волнистые следы в глубокой дорожной пыли.
   - Януш, смотри! Сэр Эйр, что с ним? Как он смешно едет!
   Мужчины переглянулись, и сэр Эйр пришпорил коня, догоняя повозку. Януш с Михо видели, как рыцарь склонился над возницей, о чём-то спросил, но человек лишь слабо отмахнулся, невнятно пробормотав что-то в ответ. Сэр Эйр выслушал, внимательно разглядывая лицо возницы, затем развернул коня, возвращаясь к своим спутникам.
   - Он сказал, что везёт свою семью в город, к лекарю. Их деревню к западу отсюда охватила какая-то хворь. Он увёз свою жену и ребёнка в Галагат, потому что в округе нет ни одного лекаря, способного помочь.
   Януш тревожно глянул вперёд, на повозку, прищурился, стараясь разглядеть сгорбленную спину возницу, и решительно кивнул Эйру:
   - Я посмотрю. Не подъезжайте с Михо близко, держитесь на расстоянии. Постараюсь побыстрее.
   Он тронул поводья, догоняя повозку. Возница даже головы не поднял, чтобы посмотреть, кто едет с ним рядом. Януш нагнулся, рассматривая крупные бисерины пота на давно небритом лице, чёрные круги под глазами... и небольшие тёмные пятна, начинавшиеся на шее мужчины и терявшиеся где-то под рубахой.
   - Постойте, - окликнул его Януш. - Остановите коней!
   Возница не расслышал, и не подумав дёрнуть поводья.
   - Я лекарь! - произнёс заветные для больного слова Януш. - Я лекарь, я могу помочь!
   И тогда мужчина повернул к нему голову, обращая вспыхнувшие безумной надеждой пустые, навыкате глаза, и Януш едва не отшатнулся, мгновенно распознав набухший на щеке мужчины карбункул.
   - Там... в повозке... моя жена и дочь... - слабо махнул рукой мужчина. - Помогите им, прошу вас...
   Януш некоторое время вглядывался в гаснущие глаза возницы, затем перегнулся, дёргая поводья его лошадей на себя. Остановил повозку, бросая поводья в бессильные руки мужчины, спрыгнул с коня, отгибая полог тарантаса.
   И тотчас отпрянул, запахивая рот и нос воротом плаща.
   - О Единый! О Единый, ваша жена и дочь мертвы! Мертвы уже много часов! Слышите меня? - позвал Януш, подходя к вознице. Тот накренился, едва не падая ему на руки, и лекарь шагнул назад, борясь с собой.
   Он уже видел больных лесной язвой. И шансов у возницы не было уже никаких -- удивительно, как он вообще добрался так далеко, при такой лихорадке, покрытый язвенными корками и свежими карбункулами. Шансов не будет и у Януша, если он задержится тут ещё дольше.
   - В чём дело? - проезжавший по дороге отряд городской стражи остановился, и обратившийся к нему капитан подозрительно оглядывал откинувшегося на своём месте возницу и замершего около него Януша. - Что-то случилось?
   - Случилось, - хрипло выговорил Януш, запрыгивая в седло. - Этот человек умирает. Здесь, в повозке, его мёртвые жена и дочь. Вам придётся выделить людей, чтобы убрать их с дороги.
   - Умирает? - капитан нахмурился. - С чего бы это?
   - У него лесная язва, - тихо произнёс Януш.
   Стражники едва удержали коней: руки всех воинов вздрогнули при упоминании страшного врага, против которого не было оружия. Капитан ошарашено отпрянул, круглыми глазами глядя на жуткую повозку.
   - Вам придётся это сделать, капитан, - постарался говорить как можно убедительнее Януш. - По этой дороге ходит много народу, и если хоть кто-то заразится... а заразятся многие... и попадут в город...
   Капитан стражи махнул рукой, по-прежнему не решаясь отдать приказ своим воинам. Не трусившие в бою, перед ужасной хворью они готовы были бежать без оглядки.
   - Всё сжечь, - негромко подсказал Януш. - Вместе с телами. И лошадьми. Подальше от дороги. Всем, кто участвует в погребении -- принять горячую ванную, прокипятить всё, от оружия до доспехов. Сделайте всё, как я говорю, капитан. Проследите за исполнением требуемого, иначе...
   - А с этим что? - кивнул на едва живого возницу стражник. - Он ещё жив!
   - Ему недолго осталось. И помочь ему уже нельзя, - тихо добавил Януш, пряча глаза. - Вы знаете, что делать в таких случаях, капитан.
   Он тронул поводья, отъезжая от застывшего в нерешительности воинского отряда. Обернулся. Похоже, этим понадобится нечто большее, чем его просьба.
   - Прошу вас, сделайте, как я сказал. Я прошу вас, капитан! Или именно вас обвинят в халатности, - уже резко бросил он. - Я лекарь его светлости герцога Ликонта, и если зараза проникнет в город, я буду знать, кого призывать к ответу! Поверьте, моё слово кое-что значит для командующего! Не заставляйте меня, капитан!
   Командир поджал губы, махнул рукой своим воинам, и Януш направил коня к застывшим невдалеке сэру Эйру с Михо. Не доезжая, резко осадил коня, замер, прислушиваясь к себе.
   Поводья возницы, которых он коснулся, останавливая его лошадей...
   Грязный полог повозки, тлен, пахнувший на него изнутри...
   - Езжайте домой, - крикнул он им, разворачивая своего коня. - Езжайте домой, и не выходите из дому несколько дней! Эйр, проследи за этим!
   - Что случилось? - холодея, спросил рыцарь. Тон обычно спокойного лекаря ему не понравился. - Януш?
   - Януш! Ты разве не с нами? - крикнул Михо уже в спину молодому доктору: тот пришпорил коня, уходя по боковой дороге, ведущей в загородное имение Ликонтов. Никогда раньше Януш не покидал их так стремительно. - Сэр Эйр, что с ним?
   - Должно быть, есть причина, - нахмурившись, проговорил рыцарь. - Поехали домой.
   Михо проводил сожалеющим взглядом стремительно удалявшегося лекаря, и, вздохнув, тронул поводья.
  
  
   Нестор Ликонт шёл по длинным коридорам королевского дворца, мрачнея с каждым шагом. Напряжённое молчание стражи, испуганные взгляды лакеев, и непривычно серьёзные лица придворных всё больше убеждали его в собственных нехороших предположениях.
   Вот ведь чувствовал он, что это назначение и последующий отъезд придутся некстати! Покойный король Харитон настоял, поплатившись за свою упёртость жизнью -- убийца ждал только этого, только отъезда тайного советника из Галагата -- и теперь действовать придётся быстро и решительно. Если, конечно, ему предоставят такой шанс.
   Главнокомандующий валлийской армией не обольщался насчёт своей судьбы: спешно возведённый на престол король Андоим уже наверняка озаботился обо всём, касавшемся угрозы, исходившей от влиятельного герцога. Нестор ещё в дороге написал два письма, адресованных разным людям.
   Первое -- императору Таиру, одно из длинной череды в их долгой переписке, утверждавшее готовность герцога пойти на определённые уступки, если Аверон поддержит переворот в Валлии, и первым признает Ореста законным королём. И второе...
   Столица встретила главнокомандующего угнетённой, даже испуганной тишиной. И причиной тому служила вовсе не кончина монарха -- траурные настроения витали в воздухе городских улиц и в плотно закрытых ставнях, среди немногочисленных, спешивших по своим норам прохожих; слышались в далёком погребальном плаче и унывном звоне храмовых колоколов.
   В город пришла смерть.
   Лесная язва, хворь, лекарства от которой ещё не придумали местные знахари и доктора, вошла в Галагат несколько дней назад, и без всякого промедления принялась собирать свою жатву. Зараза вспыхнула, как ни странно, среди городской стражи, и быстро распространилась среди населения. Болезнь не выбирала себе жертв, сваливая с ног и бедных, и богатых.
   Сказать, что он был поражён, означало ничего не сказать. Будто недостаточно его народ пострадал от затянувшейся войны! Будто недостаточно поплатился! Сколько ещё испытаний придётся пройти, чтобы в Валлии наконец воцарился мир и порядок?..
   Нестор обеспокоился судьбой собственного загородного имения, но дурных вестей оттуда не поступало: сестра была в безопасности и здорова, среди прислуги случаев болезни не наблюдалось. Вот только от Януша, который обязался докладывать ситуацию в доме патрону лично, уже вторую неделю не поступало писем. Курьер привозил их командующему с завидной регулярностью: до недавней поры лекарь держал слово, докладывая обо всём, что творилось в его отсутствие.
   Заезжать в имение лично герцог не стал: на счету была каждая минута. Быстрым шагом меряя опустевшие коридоры, Ликонт, не задерживаясь у дверей ни на миг, вошёл в просторный зал совещаний -- полупустой, и казавшийся оттого огромным. Видеть на троне Андоима оказалось непривычно, и столь же непривычным казалось отсутствие принца Ореста среди придворной знати, выстроившейся вдоль стен. Стражи в зале оказалось много, слишком много для рядового собрания, и это сказало Нестору больше, чем красноречивая ухмылка Андоима в качестве приветствия.
   - Наконец-то, - герцогу всегда не нравился голос крон-принца; теперь же ему просто резало слух. - Явился! Любезные господа уже делали ставки, куда вы побежите от справедливой казни, генерал...
   Скопившиеся вокруг нового короля подданные угодливо закашлялись, выдавливая из себя смех. От Нестора не укрылось обращение монарха -- похоже, Андоим уже успел разжаловать его с поста главнокомандующего валлийской армией.
   - Я не совершил ничего, что побудило бы меня бежать, подобно преступнику, ваше величество, - спокойно отозвался Ликонт, останавливаясь перед троном. Склонять перед новым королём голову он не стал -- оба понимали, что герцог недолго задержится в зале совещаний. - И я был бы вам благодарен, если бы мне объяснили, за какое вымышленное преступление невинного человека собираются придать казни.
   Придворные у стен опустили головы, скрывая уже искренние усмешки: герцог вёл беседу в привычном для себя ключе, оставаясь хозяином положения даже на пороге гильотины. Ожидавшие увидеть униженные просьбы, заискивания и полное поражение всесильного герцога старались скрыть глубокое разочарование, выжидающе глядя на монарха.
   - Изволь, - криво усмехнулся Андоим. - Знакомая вещь?
   Король щёлкнул пальцами, и выступивший вперёд лакей вытянул руки с подносом, демонстрируя всему залу стоявший на нём практически пустой флакон.
   - Это лекарство, которое мой лекарь сделал для короля Харитона, - признал Нестор. - Он пользовался им уже несколько недель. Его величество испытывал проблемы со сном...
   - Больше таких проблем у него нет, - издевательски прервал его Андоим. - Ваша отрава убила моего отца! Мы проверили содержимое этой бутыли -- чистый яд! Что вы на это скажете, Ликонт?
   - Скажу, что до моего отъезда во флаконе было обыкновенное снотворное, - по-прежнему спокойно отвечал Нестор, - которым его величество успешно пользовался долгое время. Что случилось за время моего отсутствия, можно лишь предполагать. Например, яд мог подсыпать человек, имевший доступ к королевским покоям...
   - Довольно! - оборвал его Андоим. Лицо монарха пошло красными пятнами. - Жалкие отговорки! За свою ложь вы заплатите сполна, вы -- и ваш колдун-лекарь! О-о, я не забыл про этого барона без наследства, дворянина без имущества. До этой поры его покрывал лишь ваш авторитет и ваше слово -- которое уже ничего не значит. Я положу этому конец.
   Ликонт постарался не выдать ни единым мускулом вспыхнувшую в нём тревогу. Януш и впрямь оказался незащищён -- герцог просто не успел позаботиться о его безопасности. Что там говорить -- попросту не думал, что Андоим по-прежнему имеет виды на лекаря.
   - Передайте вашу перевязь с церемониальным мечом страже, Ликонт, - резко бросил король, завершая слушание. - Она вам больше не понадобится. Уверен, для ваших тёмных дел вам хватило сполна тех недель, что вы незаслуженно занимали пост главнокомандующего.
   - Хотелось бы услышать причину, по которой вы лишаете меня этого звания.
   Андоим улыбнулся, и Нестор подумал, что у древесной жабы улыбка вышла бы более обворожительной
   - Лишаю звания? Я? Ликонт, вынужден вас разочаровать, но вы его даже не получали. Чтобы стать главнокомандующим нашей армией, нужно пройти определённую церемонию назначения...
   - Я её прошёл на глазах у всех, - повысил голос герцог, выдерживая хищный взгляд монарха.
   - И глаза всех подтвердят то, что я скажу, - торжественно провозгласил Андоим, выпрямляясь на троне. - Для завершения церемонии главнокомандующий должен приложить правую ладонь к сердцу, в знак пожизненной верности монарху, которому тем самым присягает на долгие годы преданной службы. Теперь скажите мне... генерал... вы сделали это? Вы приложили свою... правую... ладонь к сердцу?
   Нестор поджал губы, отвечая на победный взгляд короля.
   - Да.
   - Очередная ложь, - сладко улыбнулся Андоим, - которая, увы, не спасёт вас от плахи. У вас нет правой руки, Ликонт! Вы приложили к сердцу протез, перчатку, которая скрывает ваше увечье! Пустое место! Церемония не была окончена! Что стоит слово калеки, который не смог даже принести присяги?!
   - Мерзавец, - не сдержался Нестор.
   Андоим расхохотался, откидываясь назад.
   - Что вы, Ликонт! Я милостивый король. Я не стану требовать с вас взыскание в связи с незаконностью занимаемой должности. Смерть всё равно бывает только одна, и вы её уже заслужили. Стража! Проведите герцога в его новые апартаменты!
   Нестор снял с плеча белую перевязь с мечом, передал подоспевшему офицеру.
   - Простите, командующий, - одними губами выговорил он, забирая у герцога церемониальный меч.
   Ликонт кивнул, позволяя ему защёлкнуть кандалы на руках -- офицер поколебался, но всё-таки одел кольцо поверх стального протеза -- и глянул поверх плеча стражника на скалящегося на троне Андоима.
   - Уверен, Высший Суд не согласен с приговором, ваше величество.
   - Высшему Суду сейчас нет дела до слушания частных дел, - пожал плечами Андоим. - Ты многое упустил, Нестор. Суд не собирается в общем зале -- слишком опасно. Город охватила эпидемия. Хочешь сам убедиться в этом? - неожиданно встрепенулся Андоим, и рот его расплылся в очередной кривой ухмылке. - В общую камеру! - велел он страже. - Герой войны Нестор Ликонт всегда стремился быть ближе к народу... так ведь? - почти ласково обратился к нему Андоим.
   Нестор не ответил. Их взгляды скрестились -- всего на миг -- а затем стража закрыла своими спинами монарха, разворачивая его к выходу.
   Он вышел из зала, сопровождаемый долгими взглядами в спину и крепкими руками ведущих его стражников -- а затем длинными коридорами королевского дворца, вызывая боязливые взгляды придворных и прислуги. Всего несколькими минутами ранее один из самых влиятельных людей Валлии, сейчас Нестор Ликонт ничем не отличался от прочих приговорённых. Андоим высек на нём клеймо изменника, но, Клеветник его раздери, герцог готов был содрать кожу, чтобы избавиться от него. До казни оставалось несколько дней, и за это время он обязан, просто обязан сделать ответный ход.
  
  
   Таира, укутанная в плед, прижималась к нему всем телом, положив прелестную головку на его плечо. Впервые за прекрасные месяцы, наполненные долгожданными, опасными, но такими сладкими встречами, позволила она ему лечь рядом с собой. Обычно королева Таира встречала его одетая, возбуждённая и радостная, и они едва ли могли насладиться короткими свиданиями.
   Сегодня было по-другому. Когда ночь упала на Галагат, и Фео смог пробраться во дворец, через окно, как в их первую встречу, Таира уже была в постели.
   - Фео, - позвала она слабо, - иди сюда.
   Он не стал упрашивать себя дважды. Скинув с себя вооружение и сапоги, он нырнул под одеяло к любимой, прижав к себе неожиданно горячее, расслабленное тело.
   - Давай просто полежим, - шепнула она, обвив тонкими руками его за пояс. - Мне так хорошо, когда ты рядом... Так уютно... Мне снился прекрасный сон, где мы вместе... о Единый, вот бы уснуть снова и никогда не просыпаться...
   Феодору не понравились эти слова. Вновь и вновь покрывая поцелуями покрытый испариной лоб, Большой Питон боролся с нехорошим предчувствием. Болезнь не пощадила галагатских бандитов, выкосив широкие ряды среди его подчинённых. Болезнь не щадила и зажиточных, способных позволить себе услуги лучших лекарей и самые дорогие лечебные настойки горожан. Болезнь пробиралась через самые высокие заборы, просачивалась сквозь самые надёжные замки, пропитывала самые толстые стены...
   - Таира, - позвал её Фео, с силой прижимая к себе хрупкое тело девушки. - Таира, любимая... ты слышишь меня? Таира! Не спи, прошу тебя, не спи...
   - Не уходи, Фео, - откликнулась королева, не открывая глаз. - Не уходи, побудь со мной..
   - Я никуда не уйду, - пообещал вор, приглаживая белоснежные пряди. - Спи спокойно.
   Он дождался, пока дыхание, горячее и неровное, станет тише, полежал ещё некоторое время, с тревогой вглядываясь в ставшие такими родными любимые черты. И лишь затем, осторожно переложив Таиру на подушки, выскользнул из-под одеяла.
   Боковые двери, ведущие в смежные покои приближенных королеве дам, выводили в короткие коридорчики, оканчивавшиеся деревянными дверцами -- опочивальни леди Гелены и леди Марион находились поблизости, чтобы в случае необходимости те могли как можно скорее услужить королеве.
   Феодор не колебался ни секунды, проворачивая ручку одной из них. Прокрался к спящей на кровати женщине, тронул за плечо.
   Леди Марион проснулась быстрее, чем он успел среагировать: вначале вскинулась правая рука, цепляясь ему за горло, и лишь затем поднялась сама баронесса, притягивая Фео к себе. В левой руке блестнул стилет.
   - Леди... Марион... - прохрипел Феодор, чувствуя прижатую к горлу сталь. - Это я... Фео...
   - Феодор? - не поверила баронесса, широко распахивая глаза. Отпустила она его, однако, не сразу, вглядываясь в смуглое лицо долгим, внимательным взглядом. - Ты?
   - Леди Марион, - осторожно отстранившись, заговорил он. - Принцесса... королева Таира...
   - Что с ней? - Марион резко выпрямилась, спуская ноги с кровати. Ничуть не смущаясь бывшего слуги, накинула ночной халат, запахивая пояс. - Что такое?
   - Мне кажется, у неё жар, - глухо выговорил Феодор, глядя, как баронесса быстро завязывает волосы в пучок и зажигает стоящую на ночном столике свечу. - Прошу вас, вызовите лекаря. Того самого, ну... Януша. Он ведь колдун, правда? Я помню, как он нас с Фло поставил на ноги. Руками своими поводил, сон волшебный нагнал, и затянул порезы одними заклинаниями...
   - Не выдумывай, - оборвала его Марион, хватая свечу и направляясь к двери.
   - Если это... хворь... только Януш сможет помочь, - убеждённо сказал Феодор, следуя за ней в соседние королевские покои. - Я знаю многих столичных лекарей, но все они бессильны. Прошу вас, миледи! Если бы я знал, где его искать... скажите, я отправлюсь немедленно! Таира...
   Они вошли в опочивальню, и Марион нагнулась на кроватью, передавая свечу встревоженному юноше.
   - Ближе, - попросила баронесса, склоняясь над Таирой.
   Тёплый свет выхватил из темноты бледное, покрытое крупной испариной нежное лицо, потемневшие, запавшие веки, и пропитанные потом слипшиеся белоснежные пряди, разметавшиеся по подушке. Отведя прилипшие к шее волосы, Марион увидела то, что искала -- крупные красные прыщи, пока ещё небольшие, но уже воспалённые, начинающие нарывать.
   - Фео, - Марион заглянула в мрачные карие глаза, стараясь звучать убедительно, - всё будет хорошо. Я останусь с ней, вызову лекаря. Я не оступлю от неё ни на шаг. Но тебе лучше уйти. Ты знаешь, что грозит вам с ней, если тебя застанут в её опочивальне. Прошу тебя, приходи следующей ночью. Не задерживайся, потому что скоро здесь будет много народу. Лучше, если ты уйдёшь до того, как сюда заявятся лучшие доктора королевства.
   - Найдите этого лекаря, Януша...
   - Януша нет, - прервала его баронесса. - Уже две недели он не появлялся в моём доме, просто исчез, не сказав ни слова. Возможно, он тоже заражён. Или уже мёртв. Я не знаю, где его искать, Фео. Правда, не знаю. И мне очень жаль, - тихо добавила Марион, отворачиваясь от застывшего после её слов галагатского бандита.
   Судьба Януша, единственного человека, которого она считала другом здесь, в Галагате, действительно была ей неизвестна. Сэр Эйр пытался выйти на лекаря главнокомандующего, но даже слуги в загородном имении ничего не знали о том, куда запропастился их доктор. Вернувшись с прогулки, лекарь ненадолго зашёл в свою лабораторию, обустроенную на время их пребывания в Галагате, а затем уехал -- и больше не появлялся. Это всё, что сэр Эйр смог разузнать -- и на том дело кончилось.
   - Иди, - повторила Марион, забирая у него свечу.
   Феодор склонился над Таирой, и поцеловал -- крепко, в губы, вдыхая болезненный, но такой родной запах её кожи -- точно пытаясь выцарапать из неё смертельную хворь.
   Рука Марион взметнулась, чтобы остановить его -- но тотчас бессильно упала обратно. Феодор, должно быть, и впрямь любил королеву Таиру до безумия -- ведь только безумец рискнул бы подарить свой поцелуй источавшей смерть возлюбленной.
   - Я вернусь, - пообещал галагатский бандит, наспех накидывая на себя сброшенное вооружение. - Леди Марион...
   Синяя баронесса кивнула, провожая Феодора взглядом -- жилистый и проворный, он выскользнул из окна так, точно ходить по стенам ему было привычней, чем по земле. Тихий шорох стальных когтей уже стих, когда Марион поднялась и открыла дверь опочивальни, тронув за плечо дремавшую у дверей горничную.
   - Пошлите за королевским лекарем, - тихо проговорила она, глядя, как бледнеет сонное лицо. - И позовите леди Гелену.
  
  
   Принц Орест спустился в тёмные, пропитанные зловонными парами лабиринты, ведомый привратником городской тюрьмы. Вначале герцогиня Наала шла с ним под руку -- но узкие винтовые лестницы, спускавшиеся вниз, не позволяли одновременно идти по ним двоим. Надо признать, держалась молодая герцогиня куда лучше, чем он сам -- слегка побледневшая, но собранная и спокойная, своим поведением она напоминала ему Нестора -- и тем самым вселяла необходимую уверенность.
   - Сюда, ваше высочество, - прогрохотал стражник, отворяя скрипящую дверь. - Осторожней.
   Наала громко охнула, перепрыгивая через копошащихся на полу крыс, и Орест был ей за это весьма благодарен -- в звуке её голоса потонул его собственный сдавленный вскрик.
   Вдоль широкого длинного коридора тянулись камеры, заполненные вонючим, грязным, полусумасшедшим преступным людом. Некоторые из них протягивали к ним жуткие, в струпьях, скрюченные руки, просунув их сквозь пруты решётки -- и стражник рыкнул на приговорённых, двинув плетью по дверям. В этом подземелье царил беспрерывный гул десятков голосов, стонущих и шамкающих, протяжных и по-звериному утробных. Орест подумал, что и сам бы сошёл с ума, попав в подобное место хотя бы на несколько часов.
   - Стой! - сидевший за столом стражник приподнялся, разглядывая подошедших. - Кто идёт?
   - Раскрой глаза, жирная задница! Сам прынц Орест! - гаркнул их проводник. - К заключенному герцогу...
   - А-а-а... ваше вличство... - невнятно пробормотал стражник, отвешивая неуклюжий поклон. - Вам сюды.
   Он махнул рукой, указывая на путь у себя за спиной -- узкий перешеек, спускавший их ещё на один уровень ниже. Орест не проронил ни слова, следуя за привратником, подал руку Наале, помогая спуститься по темной лестнице.
   Когда он услышал о приговоре, вынесенном Андоимом возвратившемуся главнокомандующему Ликонту, он не удивился. Орест жалел только, что ему не удалось предупредить Нестора раньше -- за ним следили так пристально, что принц не сомневался в словах старшего брата, брошенных в порыве их первой и последней ссоры. Он, Орест, будет следующим.
   Они оказались в крохотном помещении с тремя камерами, из которых не доносилось ни криков, ни просьб, ни проклятий. Орест тотчас поплотнее запахнул плотный шарф; Наала поступила так же. Приторный запах гниения сказал им о многом -- лесная язва добралась и до городской тюрьмы. И именно в эти камеры, к прокажённым, поселили светлого герцога Ликонта.
   - Нестор! - первой увидела брата Наала, бросаясь вперёд.
   Брат сидел прямо на каменном полу, на собственном плаще, обхватив руки на колени. К их появлению генерал оказался совершенно не готов -- он сидел боком к прутьям, прислонившись к ним головой, и задумчиво растирал левой рукой правый локоть. Стальной протез был на месте -- стражники, обыскав герцога, не нашли ничего опасного, и оставили стальную руку при нём, вместе с одеждой. Выдавать форму заключённого ввиду скорой казни тоже не стали.
   От голоса сестры, громкого, необыкновенно живого для этих стен, Нестор вздрогнул и повернул голову, тотчас вскакивая на ноги.
   - Нестор!
   Наала протянула руки сквозь прутья, обвила ими шею брата, прислонившись лбом к железным прутьям.
   - У вас есть несколько минут, - пролаял от входа голос привратника.
   - Наала, тебе не место здесь, - Нестор боялся даже погладить любимую сестру, утешить её, опасаясь вездесущей заразы, наполнившую камеры, впитавшуюся в его волосы, кожу, одежду. - Прошу тебя...
   - Моё место -- рядом с тобой, - твёрдо заявила сестра, отстраняясь от решётки. - Я должна была увидеть тебя. О Единый, Нестор! Я так волновалась, места себе не находила! Смотри, кого я привела!
   - Орест, - обрадовался генерал. Растерянное лицо младшего принца, обмотанное шарфом, было обращено к нему с такой надеждой, что герцог едва не улыбнулся. - Орест, мне потребуется твоя помощь.
   - Всё, что угодно, - прокашлявшись, пообещал принц. Нестор, его старший друг и тайный советник его отца, долгие годы заменял ему брата. Теперь, когда от его судьбы зависела, помимо прочего, и его собственная...
   - Тебе потребуется подать аппеляцию в Высший Суд...
   - Я уже сделала это, - перебила Наала, и синие глаза воинственно блестнули. - Нестор, или ты думал, я буду сидеть, сложа руки?
   - Отлично, - удивился Ликонт. - Теперь о главном. Андоим сделает всё, чтобы Суд не выпустил меня отсюда. Надо пускать в ход компромат...
   - Что? - переспросил Орест.
   - Где? - уточнила Наала.
   - Моё слово сейчас ничего не значит, - продолжал Нестор. - Кроме меня, есть ещё один человек, способный повлиять на решение Высшего Суда. Орест, тебе придётся встретиться с Большим Питоном.
   - У него есть что-то, способное повлиять на каждого из трёх судей? - удивилась Наала.
   - Должно быть, - жёстко отвечал Нестор. - Такой теневик, как Питон, всегда оставляет что-то при себе. Мне не приходилось встречаться с ним, но...
   За спиной герцога закашлялся единственный сокамерник, отрывая косматую голову от грязного пола -- и Нестор, не говоря дурного слова, развернулся и врезал бедолаге, тотчас вновь отправив его в долгий сон.
   - Соглядатай, - неохотно бросил он оторопевшим посетителям. - Андоим подумал вытянуть из меня хоть что-нибудь напоследок. Хорошо, что наш добрый король торопится, отправляя меня на плаху, и я прошёл мимо пыточных камер.
   Орест вздрогнул.
   - И... что я должен сказать... Большому Питону?
   - Скажи, что требуется его личное вмешательство в исход дела. Пусть пускает весь имеющийся у него компромат на судей, берёт их за горло, вспоминает долги и неуплаты, грозит запустить в дом заразу или убийц, отравит в качестве предупреждения любовников и любовниц, но, Клеветник его раздери, вытащит меня отсюда!
   Орест с трудом сглотнул. Нестор сжал прутья камеры так, что казалось, ещё немного -- и расплющит, вырвется на свободу.
   - Взамен он получит от меня всё, что посчитает нужным требовать. И то, что я пообещал ему в письме. - Нестор поймал непонимающий взгляд принца и со вздохом добавил, - по приезду в Галагат я отправил ему послание. В нём -- заказ. Оплату Большой Питон определяет сам. В моём случае, я буду должен ему дважды.
   - Какой заказ? - тихо уточнила Наала.
   Нестор не ответил, но сестра поняла -- и умолкла, верно истолковав взгляд брата, направленный на Ореста.
   - Ступайте, - велел герцог, отрывая руки от решётки. - Не теряйте ни минуты. Чем раньше я выйду отсюда, тем лучше для нас всех.
   - Я всё сделаю, Нестор, - решительно проговорил Орест, выпрямляясь. На бледном лице принца сияла непоколебимая жажда действий. - Можешь положиться на меня.
   Наала бросила на брата последний взгляд, затем развернулась, вслед за Орестом покидая вонючий коридор. Нестор положив руку на решётку, опираясь на неё лбом, и усмехнулся собственным нерадостным мыслям. А сестрёнка действительно подросла за время их вынужденной разлуки. И хватка у Наалы, несмотря на обманчивую расслабленную внешность, оказалась что надо. Оставалось лишь надеяться, что эта хватка и действия Ореста помогут ему выбраться отсюда.
   Помнится, как-то Януш говорил, что положение "на дне" хорошо тем, что ты можешь упереться в это дно ногами, оттолкнуться и выпрыгнуть наружу. Теперь герцогу придётся доказывать это на собственной шкуре. Умирать, несмотря на унизительное положение, растоптанный авторитет и запятнанное имя, на пропитавшую смрадный воздух камеры заразу и усилия стражников, раз за разом подносивших ему отравленную пищу, Нестор Ликонт не собирался.
  
  
   Прошло уже несколько бессимптомных дней, прежде чем он решил вернуться в город. Лесной домик, в котором он провёл наполненные смертной близостью дни, он выдраил до блеска, изгоняя остатки заразы из жилища, лекарство и реактивы собрал в походный мешок, иглы прокипятил и сложил в сумку.
   Болезнь развивалась стремительно. Януш ещё в первый день успел подготовить всё для настойки новых колоний плесени в питательной среде, использовав для этого погреб; а затем вспыхнувшая лихорадка свалила его с ног на несколько дней. Кажется, именно в этот решающий период он принял дозу собственного лекарства -- так, как советовали его учителя из магистерской гильдии -- путём введения в кровь. Пожалуй, он был единственный лекарем в Валлии, да, возможно, и в Авероне тоже, кто практиковал подобное. Иглы, выточенные по его заказу, были грубыми, но свою функцию выполняли.
   Проверять панацею пришлось на себе, и Януш поразился результату. Лихорадка спадала быстро, как и всегда при лесной язве, но с каждым днём зудящая кожа успокаивалась, а новые очаги поражения, красные пятна, перероставшие в карбункулы и язвы, стихали, оставляя кожные покровы нетронутыми. Дышать становилось легче с каждой новой дозой введённого лекарства, и через неделю он понял, что здоров.
   На память осталось несколько шрамов от зарубцевавшихся язв на шее и груди, и большое количество сыворотки, созданной им за время болезни -- лишь в дни наибольшей слабости, когда он не мог встать с постели, позволял себе Януш бездействовать. Теперь, когда он переболел страшной болезнью, он мог не опасаться повторного риска заражения -- по крайней мере, не в ближайшие несколько десятков лет. А значит, он в состоянии помочь такому количеству людей, какое только позволят его силы и количество лекарства, которое придётся вырабатывать постоянно -- настойка сыворотки занимала много драгоценного времени.
   - Мессир Януш! - возбуждённо поприветствовал доктора дворецкий, как только лекарь подъехал к загородному имению Ликонтов. - Где вы пропадали?! Мы уж думали, что вы заболели, и вас нет в живых...
   - Вы почти не ошиблись, - устало улыбнулся лекарь, спешившись и передавая поводья конюху. - Отнесите вещи в лабораторию, - попросил он.
   Слуга кивнул, беря коня под уздцы, и дворецкий, дождавшись, пока они останутся одни, дёрнул лекаря за локоть, отводя в сторону.
   - В городе эпидемия, - заговорил он. - Мы получили приказ от командующего не покидать поместье...
   - Это разумно, - признал Януш. - Командующий уже вернулся из поездки?
   - Да, - помрачнел дворецкий. - Чтобы угодить в лапы нового короля и попасть в городскую тюрьму. Герцога лишили звания командующего...
   - О Единый, - пробормотал Януш, запуская пальцы в волосы. - Н-но... почему? Как?
   - Андоим обвинил герцога в умышленном отравлении покойного короля Харитона, - зашептал дворецкий, склоняясь ближе к лекарю. - Более того, мессир... стража ищет и вас тоже, по личному приказу короля. Ведь это именно вы создали ту настойку, которую герцог передал покойнику...
   - Какую настойку? - наморщил лоб Януш, пытаясь вспомнить. - Снотворное?
   - Кто-то подсыпал туда яд, - кивнул дворецкий. - Король обвинил герцога, и теперь хозяина ожидает казнь... и вас, наверное, тоже.
   Януш опустил голову. Похоже, мир рушился, собираясь погрести и его под своими обломками.
   - Тогда, - тяжело проронил лекарь, - похоже, мне лучше покинуть поместье, Адис.
   - Вам лучше оставить подобные мысли, барон, - прозвучал за их спинами чей-то спокойный голос, - потому что я не потерплю упаднических настроений в своём доме.
   Януш резко развернулся, встречаясь взглядом с герцогиней Наалой. Девушка стояла перед ним прямая и уверенная, как копьё, и это спокойствие, почти безмятежность перед лицом вездесущей опасности и недавних трагических событий, мгновенно привели его в чувство.
   - Я была у брата, барон, - продолжила герцогиня, приближаясь к ним. - И он далёк от признания своего поражения. Как только его оправдают, все обвинения, касающиеся вас, будут сняты тоже. Вы остаётесь в поместье, и это решено.
   Януш улыбнулся.
   - Благодарю, миледи.
   - Прошу следовать за мной, - отмахнулась Наала. - Разговоры могут подождать -- похоже, у нас первый случай заражения среди прислуги.
  
  
   Бенедикт нахмурился, разглядывая просителя. Одетый в простую одежду, в глухом сером плаще, человек, тем не менее, держался с той врождённой выправкой, которая выдавала в нём дворянина. Провожатые, встретившие постороннего в их районе, успели наградить его тычками под рёбра и увесистыми затрещинами, подгоняя к особняку Большого Питона -- и теперь он стоял перед Бенедиктом, озираясь растерянно, но без особого страха.
   - Ваше высочество, - удивлённо протянул сутенёр, когда державшие просителя под локти провожатые отступили, останавливаясь у дверей, и человек скинул капюшон.
   - Большой Питон? - поинтересовался Орест, вглядываясь в лицо незнакомца.
   - Не совсем, - очнувшись, ухмыльнулся Бенедикт. - Но вы вполне можете доверить мне то дело, ради которого посетили наш прекрасный тихий уголок.
   - Мне нужен Большой Питон, - покачал головой принц. - Проводите меня к нему.
   - Надеюсь, оплата того стоит, - задумчиво проронил сутенёр. - За мной... ваше высочество.
   Орест последовал за длинноволосым мужчиной, мимо проводивших их долгими взглядами охранников, поднялся за ним по лестнице, минуя второй этаж. Они оказались в коротком коридорчике с всего тремя дверьми, к одной из которых и повёл его сутенёр.
   - Мессир, - заглянул в двери Бенедикт. - К вам проситель.
   - Невовремя, - донёсся до Ореста юношеский, но резкий, даже властный голос.
   - Может, делаете исключение, м-м? - попросил сутенёр, приоткрывая дверь пошире. - Его высочество топали от самого дворца и прошли через весь наш приветливый райончик, чтобы увидеть вас, мессир!
   Феодор вскинул голову, встречаясь с ищущим взглядом принца. Стоявшая рядом с братом Флорика приподняла бровь, разглядывая "высочество" с преувеличенным интересом.
   С того дня, когда она впервые -- пусть непреднамеренно, пусть защищаясь -- убила человека, что-то изменилось в ней. Что-то важное, что не давало ей окончательно стать частью преступного мира, что-то сдерживающее -- словно опора треснула, позволяя плотине поддаться натиску бурлящей реки. Флорика чувствовала изменения, но ничем не могла помочь стремительно черствевшему сердцу. Пожалуй, только чудо могло бы пробить эту ледяную броню, охватившую, казалось, всё её существо -- но чуда не происходило. С того самого дня, когда её рука нанесла смертельный удар, все светлые мысли мало-помалу испарялись из головы, добрые воспоминания заменялись новыми впечатлениями захлестнувшей её жизни -- так, что, кроме брата, погрязшего в постоянных невесёлых раздумьях по поводу собственной несчастливой любви и свалившихся на нового главаря проблем, она не признавала никого. Даже светлый образ "мессира Януша", далёкий, словно из сна, почти стёрся из её памяти, и при воспоминании о нём Фло не испытывала ничего, кроме безразличного, отстранённого интереса.
   - Красивый, - протянула девушка, скрещивая руки на груди. - Чистенький. Взаправдишний прынц?
   Феодор цыкнул на сестру, сделал знак Бенедикту, с готовностью пропустившему Ореста внутрь кабинета. Принцу пришлось остановиться прямо посреди комнаты -- кресел для гостей не предполагалось. Сидеть здесь мог только Большой Питон, по обе стороны которого пристроились Флорика и Бенедикт.
   - Как себя чувствует королева?
   Орест едва не вздрогнул от неожиданного вопроса. Питон оказался совсем не таким, каким он его представлял -- смуглый, стройный, и очень молодой, возможно, даже моложе его самого -- но куда самоуверенней и жёстче, чем младший принц королевства.
   - П-плохо, - наконец нашёлся Орест. - Похоже, лесная хворь добралась и до дворца.
   - Но за ней присматривают?
   - Леди Марион с ней, - совсем растерялся принц. - И лучшие наши лекаря... но королева Таира очень слаба... я не видел её лично, леди Марион никого не пускает...
   Феодор кивнул, обрывая бессвязный поток слов, потёр лоб пальцами, пытаясь прогнать вязкую усталость. Ему не удалось проникнуть во дворец ни в предыдущую ночь, ни в эту. Питон чувствовал непонятную слабость и головную боль, которая не давала ему сил даже на то, чтобы покинуть особняк -- и тем томительнее оказалось пребывание в полнейшем неведении касательно здоровья возлюбленной. Его Таира там совсем одна... без его поддержки, без его рук... Пожалуй, только он -- и, быть может, леди Марион -- знал, как одинока, слаба и беззащитна валлийская королева. Как остро нуждалась она в тепле и любви, которые он не мог ей дать сейчас, именно тогда, когда она больше всего хотела бы видеть его рядом с собой.
   - Так с чем вы пожаловали, ваше высочество? - устало спросил Фео, желая окончить аудиенцию как можно скорее.
   Орест встрепенулся.
   - Речь пойдёт о его светлости герцоге Ликонте, - заговорил принц.
   Феодор выслушал сбивчивую просьбу молча, разглядывая собственные переплетённые пальцы, и поднял глаза лишь тогда, когда принц окончательно выдохся.
   - Его светлость хочет много и задаром, - хмыкнул Бенедикт, нетерпеливо поигрывая курительной трубкой: курить в своём присутствии Фео не разрешал. - Но, с другой стороны, это даст нам такой компромат на него самого...
   - Ага, - лениво поддакнула Флорика, не отрывая глаз от просителя. - Иметь в должниках такого, как энтот герцог, всё одно что прятать в рукаве колоду козырей.
   - Генерал Ликонт -- человек чести, - горячо добавил Орест. - Будьте уверены, он всегда платит по счетам.
   Феодор помолчал. Несмотря на явное влияние, которое на него оказывал Бенедикт -- за которое, кстати, галагатский вор был ему очень благодарен, ведь именно всезнающий сутенёр раскрывал Фео все тонкости теневой власти -- окончательные решения Большой Питон принимал самостоятельно. Остальные члены совета самоустранились от возникших в связи с эпидемией проблем -- Карен царствовал на своей территории, продавая волшебный дурманный порошок вместо лекарств, Вилора, по слухам, свалилась с горячкой, и шансы у королевы воров уменьшались с каждым днём, а Ренольд с Топором полностью поддерживали своего молодого ставленника, принимая любое его решение.
   - Передайте генералу, - медленно и глухо заговорил Большой Питон, не глядя на замершего Ореста, - что Высший Суд его оправдает. Мы проследим за этим.
   Бенедикт хмыкнул, прикусывая кончик трубки. Конечно, для выполнения такого обещания придется напрячь все силы, но бывший капитан королевского войска знал, где копать. За пару дней аппеляция будет подписана и утверждена.
   - А благодарность с герцога мы стребуем тогда, когда это будет нам удобно. Касательно его письма, - Фео поднял со стола сложенный пергамент, - пусть не беспокоится об оплате. Этот заказ мы сделаем бесплатно.
   Фео поднял глаза, рассматривая непонимающее лицо принца.
   - Передайте Нестору Ликонту, - медленно и раздельно проговорил он, - что он не единственный, кому стал костью в горле новый король Валлии. Дни этой мрази уже сочтены. Можете считать, что ублюдок Андоим уже мёртв.
   Бенедикт качнул головой, на мгновение теряя маску придворного шута. Поведение Феодора не оставалось для него загадкой, но, пожалуй, испугало их гостя -- принца Ореста. Августейший побледнел и пошёл красными пятнами, расширившимися глазами глядя на главаря преступного мира. Похоже, младший принц не знал, какую игру против брата ведёт этот его друг-герцог.
   - Это всё, - устало выговорил Феодор, откидываясь на спинку кресла. - Вас проводят.
   Бенедикт очнулся первым, отлепляясь от стены и отвешивая Оресту издевательский поклон, указывая при этом на дверь. Принц глянул на Большого Питона, на застывшую за его спиной стройную, очень похожую на него девушку с коротко стриженными каштановыми волосами -- и, опустив плечи, вышел в открытый проход. Бенедикт шагнул следом, плотно затворяя двери за собой, и Феодор наконец расслабился, положив пульсирующую болью и жаром тяжёлую голову на сложенные на столе руки.
  
  
   Синяя баронесса спрыгнула наземь, наспех привязав коня у ворот. Дождь лил как из ведра, заглушая все посторонние звуки, и ей пришлось барабанить в дверь едва ли не четверть часа, пока крохотное оконце не приоткрылось, и не показалось красное лицо привратника.
   - Чаво? - ёмко спросил он.
   - Посетитель к заключенному герцогу, - резко отозвалась Марион, тем тоном, которым привыкла разговаривать ещё в Авероне, отдавая приказы вверенным ей воинам.
   - Поздно, - рявкнул охранник, попытавшись захлопнуть оконце. - Часы посещений окончены!
   - Срочно! - гаркнула в ответ баронесса, поднимая на уровень его глаз свиток с королевской печатью. - Отворяй ворота, да поживее, или, Клеветник тебя раздери, уже сегодня ты окажешься в соседней с герцогом клетке!
   Охранник обеспокоенно глянул на свиток и захлопнул оконце. Спустя несколько секунд раздался скрежет отворяемого засова, и дверь приоткрылась -- ровно настолько, чтобы Марион сумела ворваться внутрь.
   - Веди меня к нему, - не теряя командного тона, велела она.
   Привратник осмотрел женщину с головы до ног. В мокрой кожаной кирасе, из-под которой выглядывали широкие, подобно юбке, штаны, и темном плаще, покрывавшем влажные, прилипшие ко лбу волнистые пряди, она выглядела более чем странно -- но висевший в ножнах у левого бедра длинный меч и потёртые наручи говорили бывалому охраннику о том, что необычная посетительница подготовилась к вечерней поездке основательно. Взгляд, острый, напряжённый, поджатые губы, залегшие на лице глубокие складки -- всё говорило о том, что имевшая королевский пропуск женщина не потерпит промедления.
   - За мной... миледи, - пробурчал охранник, покидая насиженный пост в теплой каморке у ворот.
   Марион спрятала свиток с печатью поглубже, устремляясь за привратником. Письмо написала она сама, понадеявшись -- и, как оказалось, недаром -- на неграмотность местной стражи, и чиркнув стандартные фразы о том, что предъявителю сего дозволено чуть больше, чем прочим смертным. Сургуч с печатью нашёлся в письменном столе Таиры -- и дело было сделано.
   Одеться пришлось по-военному: Синяя баронесса слишком хорошо знала, что творилось в Галагате в ночное время. Теперь же, во время эпидемии, народ и вовсе обезумел, а преступность разошлась не на шутку, пустившись мародёрствовать в тех домах, где болезнь выкосила целые семьи. Плач и похоронные стоны стояли по всей столице, и каждый день грозил очередными смертоносными вспышками.
   Таира умирала мучительно и страшно. Лекари оказались бессильны перед лесной хворью, поразившей её величество, и все их усилия в конце концов сводились к заживлению и обработке образовавшихся язв и облегчению жара, терзавшего молодую королеву вот уже несколько дней.
   Ухаживала за больной одна Марион. Леди Гелена сказалась нездоровой, по возможности самоустранившись от опасного контакта с захворавшей королевой, оставаясь с нею лишь в те часы, когда отлучалась леди Марион. Таира бредила -- много, бессвязно и горячо; звала Феодора, рыдала и металась на пропитавшихся потом простынях. Марион уже не надеялась на её выздоровление, но испытываемые юной королевой болезненные муки, не ослабляемые даже дурманными настойками местных лекарей, терзали и саму баронессу. Януш исчез так некстати, так невовремя! Марион не теряла надежды, что лекарь мог быть жив -- и если это так, то единственным человеком, который знал, где его можно найти, был Нестор Ликонт.
   Генерал расхаживал по камере, как зверь по клетке. Заложив руки за спину -- левой перехватив правую чуть пониже локтя -- опустив голову, пошатываясь на ходу, он наворачивал круг за кругом, меряя крохотное пространство нетвёрдыми, но широкими и размашистыми шагами. Соглядатай, которого подослал Андоим, свалился с лихорадкой прошлой ночью -- и его забрали наутро, так что теперь он оказался в камере совсем один. Из двух соседних время от времени доносились стоны, влажный кашель и невнятное бормотание. Стражники, обмотав лица тряпками, раз в сутки проверяли эти клетки и выносили трупы, и каждый раз с нехорошим ожиданием смотрели в его сторону.
   Он улыбался им в ответ, растягивая пересохшие губы в деревянном оскале, и те с неохотой уходили, оставляя его одного. Андоим не оставлял ему шансов -- пища и вода оказывались неизменно отравлены, так что даже крысы ими брезговали; по ночам скрипела приоткрываемая в коридор железная дверь, и Нестор чувствовал на себе чей-то пристальный, внимательный взгляд. Он не хотел облегчать убийцам их труд -- но третья бессонная ночь, третьи сутки без пищи и воды давали о себе знать.
   Если бы не сердобольный стражник, пришедший его проведать тогда, когда это было безопасно, он бы уже давно сдался, глотнул отравленной влаги, или облизал влажные каменные стены, по которым стекали капли воды, пропитанные вездесущей заразой. Стражник принёс ему флягу вина -- крепкого, гадкого на вкус, как самогон, но прекрасно утолявшего жажду. На голодный желудок оно, правда, ударяло в отяжелевшую от бессонных ночей голову -- но генерал ещё держался, боролся, цепляясь за балансировавшее на грани помешательства сознание.
   Вновь и вновь заставлял он себя прокручивать в голове детали их с императором Таиром переписки, не давая себе уснуть, вспоминал первый и последний визит сестры с августейшим Орестом -- они не появлялись уже вторые сутки, и, вполне вероятно, их просто не пропускали к нему.
   Если бы только Большой Питон согласился! Если бы Высший Суд его оправдал!..
   Он бы вырвался на свободу, как дикий зверь, беспощадный, озлобленный, жаждущий... Лесной хвори, облепившей его кожу и волосы, пропитавшей вонючий тюремный воздух, взывавшей к нему в каждом стоне умирающих узников, Нестор не боялся. Валлийский генерал уже встречался с болезнью и смертью, видел, что творила паника со здоровыми воинами и лучшими рыцарями его войска -- страх убивал человека, пробивая его природную защиту, ломая то единственное, что помогало выжить. Нет, он не боялся, по праву считаясь одним из самых бесстрашных воинов Валлии -- но понимал, что каждый день, проведённый в тюрьме, уменьшает его шансы на жизнь.
   Как жаль, если ему всё же придётся умереть здесь. Он почти успел сыграть свою партию, не учёл лишь одного -- смерти командующего и последующего назначения, отозвавшего его из Галагата. То, что он собирался сделать, устроило бы всех: деспотичный Андоим оказался бы свергнут, и по нему вряд ли скучали бы в Совете и Суде, на престол взошёл принц Орест, который женился бы на юной Таире, наконец получившей достойного мужа, и наконец-то брак между монархами оказался бы плодотворным и обоюдно счастливым. Он, Нестор, остался бы при Оресте как его главный советник, получив практически неограниченную власть -- кажется, он никого не забыл?..
   Ах, да.
   Марион.
   Нестор споткнулся, едва не потеряв равновесие -- в голове шумело, не то от вина, не то от усталости -- но быстро выровнял шаг. Их последняя встреча прошла совсем не так, как он бы того хотел. Он не сдержался, она не пожелала выслушать...
   Он думал о ней. Вспоминал каждое слово, повинуясь своей природе, анализировал, сравнивал, раскладывал, вычислял -- и с каждым днём увлекался образом всё больше. Его увлечение набрало полный ход, прежде чем он осознал, что оно началось, -- он сам себя загнал в капкан. Отъезд из Галагата окончательно открыл ему глаза: если бы его увлечение оказалось мимолётным, вынужденная разлука быстро справилась бы с ним. Разлука вообще интересная вещь. Она гасит мелкие чувства и усиливает великие, подобно тому, как ветер задувает свечу и разжигает пожар. Похоже, его пожар набирал силу с каждым днём.
   Марион оставалась тем самым белым пятном в его продуманной игре, которое не удавалось заполнить, и не получалось стереть...
   Дверь скрипнула, пропуская в крохотный коридор неровный свет дрожавшего на сквозняке пламени -- и вошедший привратник, спустившись по ступеням, махнул кому-то рукой:
   - Там.
   Нестор остановился, перестав мерять камеру шагами, замер, вглядываясь в фигуру у входа. Дверь захлопнулась, оставляя их одних, и посетитель приблизился, той до боли знакомой, быстрой походкой, что генерал отказался верить своим глазам. Она пришла к нему -- сюда, в грязь, вонь и болезнь, ночью, рискнув жизнью и репутацией -- ради чего? Должно быть, его обманывают либо глаза, либо задурманенное бессонницей и вином сознание.
   Марион скинула капюшон, приближаясь к решётке. Вот каким она жаждала видеть его -- раздавленным, униженным, беспомощным, погибающим жалко и бесславно, как изменник короны и предатель -- но, пожалуй, к её глубокому разочарованию, это всё вряд ли можно было сказать об узнике.
   Ликонт и в самом деле выглядел не лучшим образом -- без военного мундира, в одной рубашке, расстегнутой, выпущенной поверх грязных штанов, со спутанными волосами, падавшими на лицо -- но был явно далёк от признания собственного поражения. Скорее, он напоминал ей хищника в клетке -- такой же жуткий и такой же опасный.
   Её лицо он разглядывал так, будто увидел призрака -- с неуверенной усмешкой, с затаённой искрой в воспалённых глазах -- смотрел и молчал, оперевшись о железные прутья.
   - Я по делу, - первой нарушила молчание Марион. - Твой лекарь, Януш, пропал. Я подумала, ты можешь знать, где его найти. Королева Таира, - продолжала она, хотя реакции от заключенного генерала не поступало, - больна. Никто не может ей помочь. Я знаю, Януш мог бы... хотя бы облегчить ей страдания.
   Ликонт усмехнулся, опустил голову. Помолчал, прислоняясь щекой к руке.
   - Поэтому ты здесь?
   - Да.
   Объяснять, что королеве действительно очень плохо, и что она готова была даже прийти к нему, чтобы хоть как-то облегчить её муки, она не стала. Заключённый молчал, и Марион стиснула зубы, пытаясь унять раздражение. Там, во дворце, в ней нуждалась беззащитная девушка, оставшаяся совсем одна. Среди людей, в лучшем случае безразличных к её судьбе. О Единый, Ликонт, будь посговорчивей!..
   - Теперь я хотя бы знаю, что ты действительно пришла ко мне, - глухо выговорил Нестор, тряхнув головой. - Выходит, это не сон и не горячечный бред. Воображаемая ты не пришла бы с таким... конкретным вопросом...
   Он поднял глаза, усмехнулся, прислонившись лицом к прутьям.
   - И всё же я рад, что с тобой всё хорошо.
   Марион принюхалась, нахмурилась, разглядывая уставшее, осунувшееся лицо валлийца. Нестор держался крепко, но, похоже, не вполне владел собой -- и помимо усталости, была другая причина.
   - Да ты пьян, Ликонт! - скривилась она.
   - Главное -- что я ещё жив, - парировал Нестор, разглядывая её так пристально, что Марион поёжилась, мигом ощутив мокрую ткань плаща, облепившую её, и вес отяжелевшей от влаги кирасы. - Марион... а ведь ты не умрёшь, если меня не станет, верно? Да что там -- я и сам вполне смогу пережить твою смерть...
   - Ликонт, - попыталась вернуть его в сознание баронесса, - Ликонт, где Януш? Ты должен знать, ты его друг!
   - Дружба -- это не совсем то, что мне от тебя нужно, - словно не слыша её, проговорил мужчина, опираясь о прутья. Взгляд его был затуманен, глаза смотрели сквозь неё, точно он разговаривал с нею мысленно, не веря в то, что она пришла к нему наяву. - Я много думал... у меня было время...
   Марион разглядывала мужчину так, будто видела впервые в жизни. Хотя таким, пожалуй, она его и вправду не видела. Обессиленным, но всё ещё державшимся на ногах; получившим крепкий удар, но по-прежнему непобеждённым. Ликонт выглядел странно, непривычно, был потрёпанным и уставшим, в ожидании публичной позорной казни -- и всё же ожидаемого злого торжества она не испытывала. Пожалуй, не испытывала ничего, кроме ответной усталости.
   - Ты нужна мне. Нужна... Ты не даёшь мне покоя. Любовь не для нас, Марион, я знаю это... Если твои чувства изменятся... такое случается, по разным причинам... мне будет достаточно твоей дружбы. Но если ты откажешь мне в дружбе, Марион, - Нестор выбросил руку вперёд, и пальцы стальной руки сомкнулись на отвороте её плаща, притягивая женщину к себе. - Марион! Я стану самым страшным твоим врагом...
   - Пусти меня, - выдохнула женщина, попытавшись отцепить стальные пальцы от плаща. - Ты лишился рассудка, безумец!..
   - Чтобы ты не смогла меня забыть, - прошептал он, обжигая её горячим дыханием. Синие глаза сверкнули и тут же погасли, пряча тлеющий огонёк в глубине расширенных зрачков. - Чтобы с твоих губ время от времени слетало, срывалось моё имя...
   Ей удалось наконец вырвать ткань из стальной хватки -- и она отпрянула, подальше от решётки, от вони его камеры и запаха перегара.
   Нестор усмехнулся, отстраняясь от прутьев. Голова раскалывалась, сознание играло с ним в странные шутки, разбивая время на осколки -- но она стояла перед ним, всё ещё ждала чего-то, всё ещё оставалась с ним.
   - Ну ты и... время для признаний выбрал, Ликонт, - выдохнула Марион, делая ещё шаг назад.
   - Другого может не быть, - он вновь облокотился о прутья -- единственную опору в камере. - И нет, Марион, я не знаю, где Януш, - вздохнул Нестор, прикрывая глаза. - Хотел бы я помочь королеве Таире... но я не могу. Попробуй обратиться к моей сестре, - он вновь посмотрел на неё, в упор, тяжело, немигающими и невидящими глазами. - Если Януш и объявится, она узнает об этом первой. Я просил их присматривать друг за другом...
   Марион сделала ещё несколько шагов назад, не глядя, спиной пятясь к выходу. Мужчина за решёткой опустил голову, прислоняясь к прутьям лбом, повис на левой руке, не позволяя себе присесть, страшась отдыха, как смерти -- что, впрочем, для него означало одно и то же. Впервые за всё время их вынужденного знакомства Марион смотрела на него без злости, без отчаянных, ненавистных воспоминаний. Нет, таким, подкошенным, как повреждённый ураганом столетний дуб, Нестор Ликонт не вызывал в ней ненависти. Сейчас он казался ей почти человеком -- не таким зверем, как всегда; не хитроумным интригантом и не подлецом, манипулировавшим людьми и судьбами, не самоуверенным блистательным герцогом, даже не одним из лучших воинов и фехтовальщиков Валлии; последнее -- благодаря её усилиям...
   Жалости, впрочем, Ликонт в ней тоже не вызывал. Перед ней попросту стоял другой человек, очень похожий на её врага, но всё-таки не он. Это как если кто-то из новых знакомых оказывается похож на старого, с которым тебя связывают не лучшие воспоминания -- ты заочно чувствуешь к нему неприязнь, но всё же пытаешься бороться с ней, чтобы построить новые отношения.
   Она сделала ещё шаг назад -- и тут же споткнулась о собственный натянутый плащ: протянутая сквозь прутья грязная рука ухватила её за подол.
   - Женщина, - она встретила безумный взгляд узника, сидевшего у самой решётки. Задумавшись, она и не заметила, как отступила к соседним камерам. - Живая... женщина...
   - Руки прочь!!!
   От неожиданности вздрогнула не только Марион -- дрогнула рука заключённого, выпуская край плаща, и она тут же отшатнулась в сторону, к выходу.
   - Твоя светлость, - осклабился заключённый, глядя на выпрямившегося в своей камере герцога. - Ты чё тут раскомандовался, а? Отсюдова твоих медалей не видно! Тут все равны! У смерти фаворитов нету!
   - Пасть захлопни, - уже спокойно добавил Ликонт, вновь повисая на прутьях. - Марион, уходи отсюда...
   - А ежель не захлопну? - хохотнул заключённый. - Што, железяка-то на культе у тебя выдвижная, что ль? Досюдова дотянешься, штоб меня придушить? Ха-ха...
   В камеру генерала полетели пустые жестяные банки, заменявшие узникам кружки, и заключенные соседних камер зашевелились, просыпаясь от оцепенения в предвкушении хоть какого-то зрелища. Синяя баронесса глянула на неподвижного Ликонта, обвела взглядом темный, жуткий коридор, внезапно оживший хрюканием и болезненным покашливанием нескольких уцелевших глоток -- и впервые захотела последовать совету своего врага.
   Рванув кованую дверь, Марион быстро шагнула за порог, покидая заражённую клоаку городской тюрьмы. Она старалась не слушать ни воплей заключенных, приглушенных закрытой створкой, ни топота разъярённой стражи, ворвавшейся в узкий коридорчик для наведения порядка. О судьбе Ликонта она тоже старалась не думать.
   Марион решила последовать ещё одному совету герцога и посетить его загородное поместье -- кто знает, может, до Наалы дошли хоть какие-то слухи про Януша? Баронесса готова была достать запропастившегося лекаря из-под земли, если это могло хоть как-то облегчить мучения Таиры.
   За пределами тюрьмы дождь лил по-прежнему сильно, не собираясь, по-видимому, ослабевать до самого рассвета. Вскочив на коня, Марион пустила его в галоп, выезжая на просёлочную дорогу в обход города. Поездка в холодную дождливую ночь, со свистящим в ушах ветром, тряска и тяжесть доспеха оказались настоящим спасением для неё. Долгие сутки дежурств у постели больной королевы, бесплодные попытки помочь ей, косые взгляды прислуги и придворных, старавшихся избегать королевских покоев и её саму, как возможную переносчицу лесной хвори, испуганные глаза леди Гелены, когда ей приходилось входить в покои Таиры, её раздражающая беспомощность и нежелание прикасаться к страдавшей от нарывов, язв и лихорадки молодой девушке -- всё это превратилось в замкнутый круг, один сплошной кошмар, от которого она никак не могла проснуться. Подобная поездка, пусть вынужденная, возвращала её к жизни.
   В отличие от Гелены, она не боялась лесной заразы. Нет, она не смогла бы назвать себя абсолютно бесстрашной женщиной. Она боялась -- того, что может принести заразу в свой дом, своему сыну, и потому оставалась во дворце все эти дни, ограничив даже переписку с сэром Эйром. Но она не боялась ухаживать за беспомощной, хрупкой девушкой, которая была так отчаянно одинока, так боялась своей болезни, своих ран и грядущей смерти...
   Сердце Марион сжималось каждый раз, как только она видела утратившее всякие краски лицо Таиры. Болезнь и смерть меняют человека. Таира же была настолько прекрасной в жизни, что эти перемены оказались пугающе отчётливыми.
   Марион одновременно жалела и радовалась, что Феодор так и не появился во дворце -- Таира, бесспорно, страдала без возлюбленного, но вряд ли, находясь в здравом уме, захотела бы, чтобы он видел её именно сейчас, чтобы рисковал жизнью, вдыхая один с ней воздух. Порой баронесса ловила себя на мысли, что испытывает почти материнские чувства к обоим -- к галагатскому бандиту и к юной королеве, на судьбу которых выпала такая хрупкая, такая чистая, и такая несчастливая любовь.
   В поместье Ликонтов горел свет -- в единственном окне на втором этаже. Привратник, встретивший её у ворот, выглядел вполне бодрым, что для позднего часа казалось удивительным.
   - Адис проведёт вас к её светлости, - кивнул на входные двери он, забирая у неё поводья. - Прошу вас.
   Марион чувствовала себя неуютно под взглядом открывшего ей дворецкого. Пожилой слуга окинул её долгим взглядом, затем шагнул в сторону, пропуская необычную посетительницу внутрь.
   - Прошу вас, мне нужна герцогиня, - сказала она, шагнув в тепло просторного холла. - Срочно.
   - Как мне представить вас, миледи? - поинтересовался дворецкий, принимая у неё мокрый плащ.
   - Синяя баронесса, леди Марион. Я камеристка её величества королевы Таиры.
   Адис почтительно склонился, исчезая вместе с её плащом в боковой дверце. Спустя всего несколько минут дворецкий вернулся, попросив её следовать за собой, и провёл по центральной лестнице наверх, где, как она заметила ещё на подъезде, горел свет.
   Герцогиня ждала её в библиотеке -- не слишком большой, сказывалось недолгое пребывание Ликонтов в новом поместье -- перелистывая толстый том по медицине. С её появлением Наала подняла голову, тотчас вставая со своего места, и жестом указала на соседнее кресло.
   - Прошу вас, леди Марион, - мягко и с участливой заботой в голосе проговорила она. - Что привело вас ко мне в такой час? Уж не случилось ли, не приведи Единый... что-то ужасное?
   Баронесса помедлила, опускаясь в кресло. Меч у бедра стукнул о пол, нарушая тишину. Наала не торопила её, более того -- не казалась даже удивлённой, принимая её появление в поместье спокойно, как человек, привыкший более к действиям, нежели к словам.
   - Королева Таира умирает, - проговорила наконец Марион и судорожно выдохнула: смысл собственных слов дошёл до неё быстрее, чем до собеседницы. - Я знаю Януша, вашего семейного лекаря... и знаю, что он может чуть больше, чем остальные доктора королевства. Если бы он мог чем-то помочь королеве... я приехала именно за ним, ваша светлость. Её величеству нужна помощь. Я знаю, что Януш пропал две недели назад... я подумала, если он вернулся, то вы будете первой, кто об этом узнает...
   Наала чуть наклонилась вперёд, положив ладонь на её сцепленные руки. Молодая герцогиня казалась старше своих лет, спокойнее, собраннее, чем большинство женщин, которых Марион приходилось знать, и в то же время по-домашнему уютной, без двусмысленного двойного дна, к которому так привыкла баронесса. Синие глаза смотрели с пониманием и тревогой.
   - Януш вернулся пару дней назад, - сказала она. - К сожалению, ему приходится скрываться от глаз стражи -- вы ведь знаете, в чём обвиняют моего брата и его личного лекаря, якобы сварившего для покойного короля Харитона отраву?
   Марион кивнула, и Наала убрала свою руку, позвонив в стоявший на столе колокольчик.
   - Он вспоминал о вас, - коротко улыбнулась герцогиня. - Говорил, что в последнее время занимался с вашим сыном, и уехал, не попрощавшись -- именно потому, что оставаться с ним было опасно. Он подхватил лесную заразу и долгое время болел, оставаясь в одиночестве до тех пор, пока не убедился, что его возвращение будет безопасно для остальных.
   - Януш... болел? И... как он... он жив?
   - Хвала Единому, - кивнула герцогиня. - Более того, он нашёл лекарство от заразы.
   Марион подскочила и тут же вновь опустилась обратно: вспыхнувшая в ней безумная надежда уже рисовала образ здоровой Таиры, и промедление казалось преступным.
   - Позовите нашего лекаря, - попросила Наала явившейся на зов колокольчика горничной. - Попросите его захватить свою сумку и поспешить.
   Женщина кивнула и исчезла -- без лишних слов. Похоже, краткость и понятливость ценили у Ликонтов больше, чем бесполезный на деле этикет. Герцогиня вновь повернулась к Марион.
   - У нас есть случаи заражения среди прислуги, но Януш успешно лечит их своим... эликсиром... простите, я не знаю, как выразиться... - Наала замялась и улыбнулась, скрывая собственную неловкость. - Он предложил открыть нечто вроде лечебницы при нашей часовне -- больных можно было бы размещать прямо в храме, так будет легче ухаживать за ними и легче уберечь остальных от заражения. Подобные лечебницы можно было бы открыть при каждой часовне и храме Единого...
   - Но как он сумеет проделать такую работу, когда сам в бегах? - не поняла Марион.
   Наала на миг опустила глаза, затем вновь подняла их на баронессу. Её голос был по-прежнему спокойным, хотя синие глаза не отпускали её взгляд -- молодая герцогиня точно делала шаг на лёд, проверяя Марион, испытывая её надёжность.
   - Януш собирается приступить к работе, как только мой брат вернётся домой.
   - Вы так уверены, что его оправдают? - поразилась баронесса.
   Наала вновь опустила взгляд.
   - Януш вам доверяет, - наконец проговорила она. - И брат отзывался уважительно... Леди Марион, поймите правильно, не то чтобы я боюсь открыться вам... но я боюсь обнадёжить и затем обмануть саму себя. Скажу лишь, что у нас есть основания полагать, что Нестор скоро окажется на свободе.
   Марион медленно кивнула, закусив губу. О Единый, могла ли она подумать всего несколько недель назад, что будет сидеть в доме своего врага, рядом с его родной сестрой, вести подобные разговоры, вступать в вынужденный, но отнюдь не неприятный контакт, следовать его советам, искать помощи от Ликонтов? Возможно, будь Наала чуть больше похожей на своего брата, Марион не смогла бы воспринимать её как отдельную от него личность. Но Наала оказалась совершенно другой -- похожей на герцога лишь цветом глаз и крупным телосложением -- и обладала тем мягким, ненавязчивым тембром голоса, который мгновенно располагал к себе собеседника. Впрочем, не исключено, что молодая герцогиня умела вести и совершенно другие беседы -- совершенно другим тоном.
   - Миледи, вы вызывали меня? - доктор вошёл в библиотеку быстрым шагом, но уже на пороге споткнулся, увидев позднюю гостью. - Леди... Марион?..
   - Януш!
   Марион подскочила, Наала поднялась тоже.
   - Януш, её величество заболела. Леди Марион приехала просить твоей помощи.
   Лекарь склонил голову, не отрывая глаз от баронессы.
   - Конечно.
   - Я проведу тебя через чёрный ход, через королевскую кухню, - быстро заговорила Марион. - Моя камеристка, Юрта, поможет провести тебя по служебным коридорам. Если и придётся встретиться со стражей... - Марион решительно стиснула рукоять меча. - Януш, верь мне! Я не отдам им тебя.
   Лекарь качнул головой, накидывая ремень кожаной сумки на плечо.
   - А я не позволю, чтобы вы так рисковали, - спокойно ответил лекарь. - Я готов, миледи.
   - Поезжайте немедленно, - поторопила их Наала. - Если королеве Таире ещё можно помочь, действовать нужно быстро.
  
  
   Стража прошла мимо, и Марион первой вынырнула из прохода, махнув Янушу рукой. Юрты на месте не оказалось, и идти тёмными служебными коридорами пришлось самим. Лекарь следовал за ней шаг в шаг, молча, не задавая никаких вопросов, и Синяя баронесса -- как и всегда в его присутствии -- испытывала гложущее чувство вины. Януш отправился в ночь, в опасность только ради неё. Шёл за ней, хотя каждый шаг грозил разоблачением и последующим заключением, быть может, даже казнью -- но шёл, безропотно и спокойно, как всё решивший для себя смертник. Она знала, что так будет, и оттого вина ощущалась ещё сильнее.
   Януш едва не наткнулся на неё, когда Марион резко остановилась у главного коридора: здесь, словно призрачные тени, ходили молчаливые лакеи, коротая ночное дежурство, и прятаться было негде.
   - Капюшон, - шепнула баронесса, оборачиваясь на лекаря.
   Доктор молча накинул его на себя, быстро обмотал шарф вокруг нижней части лица, оставив открытыми лишь глаза. Марион глубоко вдохнула, взяла Януша за руку и вышла из укрытия. Они шли быстрым шагом, не таясь, но и не поднимая взглядов -- и им почти удалось пересечь коридор и оказаться в безопасности личных покоев королевы, когда выскользнувшая из-за дверей соседней залы горничная едва не столкнулась с ними, мгновенно узнав ночных гостей.
   - Мессир Януш! - негромко вскрикнула она, тут же зажав себе рот руками.
   Януш молча поднёс палец к губам, и служанка вжалась в стену, давая им проход.
   - Ни слова никому, поняла? - рука Синей баронессы тяжело легла девушке на плечо и для убедительности встряхнула. - Ты никого не видела, - глядя ей в глаза, раздельно проговорила она.
   Служанка часто закивала, расширившимися глазами разглядывая суровую баронессу в воинском облачении и личного лекаря опального герцога, разыскиваемого за соучастие в убийстве. Януша прекрасно знали при галагатском дворе, как среди придворных, так и среди черни -- доктор редко отказывал в помощи, тем самым обретя столь невыгодную для него сейчас известность.
   - Сюда, миледи, - показавшаяся из-за дверей королевских покоев Юрта махнула рукой, выводя всех троих из оцепенения. Пожилая служанка тотчас оценила обстановку и нахмурилась, кивнув припозднившейся горничной. - Чего встала? Быстро принеси горячей воды для её величества, и побольше свежих простыней. Шустро, я сказала!
   Грозную камеристку молодая служанка послушалась мгновенно, тотчас метнувшись к служебной лестнице. Марион с Янушем поспешили к дверям, расслабившись, только когда верная камеристка плотно прикрыла за ними дверь.
   - Леди Гелена опять сказалась нездоровой, - пробурчала служанка, помогая обоим освободиться от мокрых плащей. - Мне пришлось подняться к её величеству. Простите, миледи, я не смогла вас встретить...
   - Неважно, - отмахнулась Марион. - Как она?
   Юрта помрачнела, качая головой. Януш, наскоро сполоснув руки в серебряной миске у входа, вместе с сумкой прошёл в опочивальню. Запах лекарственных настоек, густо пропитавший спёртый воздух, всё же не мог перебить сладковатый аромат гниющих ран.
   - Нужен свет, - коротко велел доктор, подходя к кровати.
   Юрта засуетилась, принимаясь разжигать лампы и свечи -- но Януш уже видел, уже понял, что они опоздали. Королева Таира была ещё жива -- грудь её поднималась тяжело, одышка усиливалась с каждым вдохом, рвала поражённые лёгкие на части, не давая вдохнуть, надышаться перед смертью. Небольшие чёрные язвы, тут и там покрывшие белую кожу, почти не тронули нежного лица, в этот миг -- почти спокойного, почти умиротворённого.
   Януш рывком открыл сумку, достал иглы и лекарство, надеясь лишь на чудо -- слишком много времени прошло, слишком мало сил осталось у юной королевы на борьбу. Болезнь поразила не только кожу -- проникла в лёгкие, вглубь, вцепилась когтями во внутренности, оплела сердце -- нет, Януш не верил, что у него получится. Не верил, но всё же не мог сдаться вот так...
   - Мама, - позвала Таира, расширившимися глазами глядя на Марион. - Когда ты приехала?
   Синяя баронесса закусила губу, присаживаясь на край кровати. Таира выглядела в этот момент как никогда хорошо -- по правде, не выглядела так с самого начала болезни. Марион приняла протянутую ладонь, дрожащую, слабую, почти невесомую, стараясь не смотреть на то, как Януш быстро вводит иглу во вторую руку девушки, вдавливая крохотный пресс необычного флакона.
   - Только что, - ответила Марион, отводя прилипшую ко лбу белую прядь девушки. - Я очень спешила.
   - Ты спешила ко мне? - слабо удивилась Таира. Дыхание выравнивалось, морщины от терзавшей её боли, заставлявшей девушку корчиться в постоянных муках, разгладились. Марион боялась верить в их победу: эликсир Януша, чем бы он ни был, не мог помочь так быстро. - Почему?
   - Ну как же, - с трудом выдерживая предсмертный бред больной королевы, отвечала баронесса. - Я ведь люблю вас, ваше величество. - Слова вырвались сами, и Марион судорожно выдохнула, впервые за долгие дни позволяя себе подобную слабость. То, что она сказала абсолютную правду, пришло на ум гораздо позднее. - Если бы можно было сделать что-то ещё... я бы всё сделала! Всё, что угодно... лишь бы помочь вам...
   - Я тоже люблю тебя, мама... - проговорила Таира, не отрывая от неё ясных, любящих серых глаз. - Я так благодарна тебе... что ты послала со мной леди Марион, а не Августу... Леди Марион самая лучшая, самая верная... подруга... почти сестра, да, старшая, очень любимая сестра... Я так благодарна тебе... так благодарна...
   - О Единый! - не выдержала Марион. Голос дрогнул, в горле стал противный ком. - Ваше величество, прошу вас, поправляйтесь! Здесь Януш, он поможет...
   Таира медленно повернула голову к лекарю. Мужчина считал пульс, сжав тонкую кисть в своей руке, и не сразу ответил на призывный взгляд разгоревшихся нежностью глаз.
   - Фео! - выдохнула она. - Я знала, что ты прийдёшь! Фео, мой Фео...
   Януш вздрогнул, взглянул вначале в лицо королевы, затем на Марион. Синяя баронесса отвела взгляд, и доктор быстро собрался, оставив расспросы. Ему приходилось выслушивать и не такое на смертном одре. А то, что смерть сюда всё же пришла, он уже не сомневался. Ему даже не пришлось снимать боль -- болезнь прекратила терзать юное тело, вдоволь поиздевавшись над ним за эти дни, и уступила своё место смертной печати, тихо и неотвратимо ложащейся на черты посеревшего лица.
   - Почему тебя так долго не было? - Таира ухватила доктора за руку, вкладывая в этот жест последние силы, оставшиеся в её теле. - Я так волновалась, Фео... ты поцеловал меня... Мне так холодно, Фео! Обними... обними меня! Пожалуйста...
   Лекарь молча присел на край кровати, позволяя тонким рукам обвиться вокруг его шеи. Таира прильнула к его груди, и Януш поддержал королеву, помогая ей облокотиться на него. Девушка шептала что-то, тихо и неразборчиво, и он не размыкал объятий, давая то единственное, что ещё мог -- тепло собственного тела, иллюзию счастья. Их с Марион глаза встретились, и Синяя баронесса поняла, дрогнула, как от удара, пытаясь сдержать наворачивавшиеся на глаза слёзы.
   Она и сама не знала, как сильно привязалась к своей королеве. К её непосредственной, радостной улыбке, к её беспомощной зависимости от сильной телохранительницы, к её беззащитности и сердечной тайне. К долгим вечерам, наполненными беседами, играми и ручной работой, конным прогулкам, поддержке, которую они -- каждая по-своему -- оказывали друг другу...
   Дверь скрипнула, пропуская внутрь горничную с водой и простынями. Замершая у стены Юрта шикнула на неё, выталкивая её наружу и вместе с ней покидая опочивальню.
   - Такой красивый дом, - вдруг отчётливо проговорила Таира, поднимая счастливое лицо на Януша. - Ты ведь про него мне говорил, да? Когда ты успел построить его, Фео? О, Фео, я так хочу здесь остаться! С тобой...
   Марион зажала себе рот одной рукой, запуская вторую в волосы, сжимая пальцы, пытаясь сдержать глухие рыдания, рвущиеся из груди. Она потеряла многих дорогих людей, пережила смерть Магнуса -- но так и не смогла привыкнуть к виду смерти. Убийство на поле боя милосердно лишь одним -- стремительностью. Таира умирала долго, и тем больнее было проживать с ней последние минуты.
   Королева рассмеялась, прижалась к груди Януша, счастливо выдохнула ему в шею:
   - Я остаюсь здесь, Фео! Здесь так хорошо...
   Марион вскочила, глядя на съёжившуюся фигурку в руках доктора. Януш провёл ладонью по нежному лицу, закрывая глаза, поднял голову, встречаясь взглядом с замершей баронессой.
   - Всё, - тихо сказал он.
   Марион сдавленно вскрикнула, по-прежнему зажимая себе рот, шагнула вперёд, затем назад, опустилась на колени, не сгибаясь лишь потому, что не позволял плотный доспех, обхватывающий тело подобно каркасу. Она вдруг почувствовала себя очень маленькой -- и бесполезной. Что она могла? Она научилась отбирать жизни -- но так и не научилась их сохранять...
   Глухие рыдания всё же прорвались наружу, несколько слёз сорвалось с ресниц -- но к тому моменту, когда Януш уложил мёртвую королеву обратно на постель и укрыл простынёй, она уже сумела собраться и прийти в себя.
   - Нужно сообщить королевским докторам, - тихо проговорил Януш, глядя, как воительница поднимается с пола. - Они должны засвидетельствовать смерть.
   Марион выглядела уставшей, тщетно пытавшейся не дать скорби овладеть собой -- но лекарь чувствовал её боль. Почти физическую, острую, затяжную -- юная Таира оказалась дорога сердцу баронессы...
   Януш шагнул к двери, жестом позвал Юрту. Молодая горничная, трясясь от страха, заглянула тоже, тотчас зажав себе рот руками при виде покрытого простынёй тела.
   - Нужно сжечь простыни, - тихо сказал лекарь, - похоронить уже утром, не дожидаясь церемониального дня. Всем участвующим в погребении...
   Марион не слушала дальше, шагнув к кровати. Рука Таиры свисала из-под простыни, и телохранительница поправила хрупкое запястье, сжав тонкие пальцы на прощание.
   - Марион, - Януш взял её под локоть, решительно потянул на себя, отводя подальше от постели королевы, - вам не стоит рисковать. Прошу вас, миледи...
   - И это мне говоришь ты? - попыталась вывернуться воительница. - Ты ведь не боишься лесной хвори! Ты обнимал её, без всякого отвращения, без страха...
   - Марион! - повысил голос Януш, и именно эта непривычная жёсткость в его голосе заставила её прислушаться. - Я переболел этой заразой. Она мне уже не страшна! Более того, у меня есть лекарство от неё. Но я и думать не хочу, что мне придётся применять его на тебе! Ты не можешь болеть, не имеешь права! Я не хочу рисковать тобой, пойми это!
   Марион только сглотнула, глядя в изменившееся лицо молодого лекаря. Януш сломал всякие границы -- вежливости и этикета, установившиеся между ними -- своей несдержанностью, и горе, закравшееся в её сердце, выплеснулось в ответ:
   - Твоё лекарство её не спасло! - выкрикнула баронесса, дёрнувшись из хватки лекаря.
   - Не спасло! - выкрикнул в ответ лекарь, перехватывая её вторую руку, взметнувшуюся, чтобы отпихнуть его с пути. - Потому что было слишком поздно! Слишком поздно, Марион! И в этом нет ничьей вины. И твоей -- тоже нет...
   Марион дёрнулась и снова удивилась -- Януш, никогда не казавшийся ей достаточно крепким, сумел удержать её, не позволив и шагу ступить от себя. Даже слегка встряхнул, заставляя сделать шаг назад, прочь от постели королевы. Баронесса попыталась вывернуться, ещё и ещё, едва не выкручивая руки молодому доктору -- а затем сдалась, сникла, позволяя Янушу обнять себя.
   - Ваша милость... - несмело позвала Юрта, не зная, прогонять ли горничную, или уже оставить всё как есть: похоже, мир катился в самую бездну, и дёргаться было бесполезно.
   Марион судорожно выдохнула, глядя поверх плеча лекаря на тихую Таиру -- и отстранилась, посмотрев ему в глаза. Мысль, мелькнувшая в голове, отрезвила быстрее, чем все усилия утешавшего её доктора. Януша разыскивают. Если по её вине лекаря поймают...
   - Тебе нужно уходить, - взволнованно проговорила воительница. - Собирайся, я проведу тебя. Скоро здесь будет много народу, нам нельзя рисковать. Юрта!
   - Я позабочусь обо всём, - отозвалась верная камеристка, подавая лекарю его плащ. - Миледи! Едва не забыла, дурья башка... Вот, вам письмо из дому, - Юрта достала из фартука сложенный кусок пергамента, передавая его баронессе. - А ты стой! - обратилась она к горничной. - Со мной останешься...
   Они вышли из опочивальни, скрываясь в темноте коридора, и Юрта тяжко вздохнула, кивая служанке. Работа предстояла неприятная.
  
  
   Граф Хэсский ехал в карете по размокшей дороге, от неизбежной тряски то и дело впадая в сон. Как только столицу охватила эпидемия, Устин поспешил убраться из Галагата, и очень кстати: молодой король Андоим наглухо закрыл город как для спасавшихся бегством, так и для желавших попасть внутрь, опасаясь распространения заразной болезни.
   Устин Максимилиан собирался переждать вспышку лесной хвори в своём поместье, которое располагалось на юге Валлии -- после смерти короля Харитона многие придворные покинули дворец, прикрываясь каждый своими причинами. Чего ожидать от короля Андоима, он не знал, но совершенно точно не собирался выяснять это на своей шкуре. Учитывая то, что пожилой граф поддерживал дружеские отношения со всем двором, и герцог Ликонт не являлся исключением... король Андоим мог счесть такую дружбу достаточным основанием, чтобы Устин провёл остаток дней в тюрьме.
   Унылые мысли разогнал окрик кучера, и резкий толчок, с которым остановилась телега. Сидевший в карете камердинер взглянул на проснувшегося графа, и постучал в окошко.
   - Что там? Почему мы остановились?
   Вместо ответа старший кучер спрыгнул со своего места и распахнул дверцу кареты.
   - Там всадник, ваше сиятельство! Мёртвый...
   Камердинер вопросительно взглянул на графа, и решительно полез наружу. Устин высунулся, насколько возможно, из кареты, пытаясь разглядеть бесформенную груду тел на дороге. Всадник нарвался на засаду: из крупа коня торчало несколько стрел, и рухнувший скакун придавил собой седока -- а остальное закончили разбойники, зарубив пытавшегося выбраться из-под тяжёлой туши бедолагу топором.
   Камердинер присел около человека, что-то удивлённо вскрикнул и принялся обыскивать тело, вытащив из-за пазухи плотный конверт. Затем вместе с кучером вернулся к карете, протягивая письмо графу:
   - Я узнал этого человека, ваше сиятельство! - возбуждённо проговорил камердинер. - Это слуга его светлости герцога Ликонта, мы часто встречались с ним на кухне... мрачный тип, шпион или гонец, точно не знаю, он с чернью в разговоры не вступал... Его ограбили, забрали все вещи, деньги -- но вот, это письмо не взяли или не нашли... Здесь герб!
   Устин уже видел и сам -- на письме красовался герцогский герб, стояла подпись Нестора -- но отсутствовал адрес, что говорило лишь об одном: гонец должен был доставить послание лично в руки. Несмотря на неприятность, приключившуюся с молодым генералом, Устин не спешил списывать Нестора со счетов. Более того, неподкупная честность просто не позволяла Устину поступить как-либо иначе. Письмо нужно было вернуть отправителю, и не его ума дело, что вестник Ликонта делает на южной дороге -- дороге, ведущей к границе Валлии и Аверона.
   Граф неуютно поёрзал на сидении, затем решительно выхватил из сумки чернила и перо, наспех нацарапав записку на пергаменте.
   - Отдадите это письмо герцогине Наале, - сказал граф, передавая письмо с запиской кучеру, - мы проезжали их поместье, как только выехали из Галагата. Затем догоняйте нас. Бекс справится сам?
   - Бекс -- какой-никакой, а кучер, ваш-сияльство, - пожал плечами тот. - Сделаем!
   Отстегнув одну из лошадей упряжки, старший кучер наспех накинул седло и умчался по дороге обратно в Галагат...
  
  
   Марион уже запрыгнула на коня, когда вспомнила о наспех сунутом Юртой письме. Пока Януш забирался в седло, баронесса выхватила пергамент из-за пояса, пытаясь разглядеть текст в тусклом свете фонаря. На конюшнях было тихо, но им придётся поспешить, чтобы не разбудить ненароком конюхов -- и чтобы Синяя баронесса успела вернуться к тому моменту, когда её, личную камеристку и телохранительницу королевы, начнут разыскивать во дворце.
   - О Единый, - выдохнула Марион, чувствуя, как слабеют руки, а по спине пробежал предательский холодок. Тело -- в который раз за безумную ночь -- налилось свинцом и тотчас расслабилось, теряя остатки сил. - Януш!
   - Что случилось? - лекарь, взобравшийся на своего скакуна, внимательно вгляделся в побледневшее лицо воительницы.
   Марион сунула письмо обратно за пояс и посмотрела на него -- расширившимися, потемневшими глазами. В лице воительницы проявилось нечто незнакомое ему -- точно высеченное из мрамора лицо дало трещину, выпуская наружу тревогу, волнение -- всё то женственное и слабое, что так тщательно скрывала от посторонних глаз Синяя баронесса.
   - Письмо от сэра Эйра. Плош и Кешна подхватили лесную хворь... - Марион стиснула поводья, отвела и вновь вскинула на него отчаянный взгляд. - Януш! Мой Михо...
   Лекарь понял даже раньше, чем имя сына вырвалось из её уст. Если зараза вошла в дом баронессы, то нет таких стен, которые бы помешали лесной хвори добраться до Михаэля.
   - Едем, - решительно сказал Януш. - Баронета нужно вывести за город, пока не поздно. Чем дальше от людей и тесных улиц, тем лучше.
   - Но... стража не выпускает никого из Галагата...
   - Никого живого, - уточнил лекарь, дёргая поводья. - Они не станут возражать, если мы решим похоронить несколько заражённых трупов на старом кладбище. А как только мы доберёмся до леса, я проведу вас к домику лесника, заброшенному, но вполне пригодному для житья. Я сам провёл там несколько дней, пока лежал с лихорадкой. В доме есть припасы, печь, даже лекарства -- засушенные коренья и настойки. Вода есть тоже -- в ручье под пригорком, недалеко от дома, но её нужно кипятить. На первое время это лучшее, что можно найти в окрестностях Галагата -- лучше, чем загородные дворянские имения, куда хворь может добраться через слуг или животных. Сэр Эйр с Михаэлем могут пожить там какое-то время, прежде чем вы не найдёте им что-то ещё. А я позабочусь о ваших слугах -- Плоша и Кешну можно пристроить в лечебницу при храме Единого. Там за ними присмотрят. Что?
   Марион поймала его за руку, придерживая лекаря, улыбнулась -- непривычно мягко, заглядывая ему в глаза -- и притянула к себе, коснувшись его щеки губами. Януш замер, впитывая в себя прикосновение теплых губ, вдохнул её запах, с сожалением ощущая, как баронесса медленно отстраняется, отпуская его руку.
   - Что бы я делала без тебя, Януш, - тихо проговорила она.
   - Не переживайте, - хрипло и невпопад ответил лекарь, - с Михо всё будет хорошо.
   Взгляд, которым наградила его воительница, едва не подкосил его окончательно. Счастлив тот мужчина, на которого так смотрит любимая женщина! И Януш готов был отдать многое, очень многое, чтобы Марион смотрела на него так чаще -- и только на него...
  
  
   Он всё-таки сдался, погрузившись в короткий сон -- стоя, как лошадь; уперевшись всем телом в железную решётку и низко опустив голову, так, чтобы упавшие на лицо пряди скрыли от глаз соглядатаев его опущенные веки. Он проспал, должно быть, несколько минут -- когда он вскинулся, теряя отстатки сумбурного сна, их узкий коридорчик всё так же освещался светом, выбивавшимся из крохотных окошек трёх смежных камер.
   Нестор выдохнул, тряхнул головой, вздрогнул и опустился на деревянных ногах на каменный пол -- теперь он мог позволить себе присесть, не опасаясь, что провалится в глубокий и смертносный сон.
   Чтобы отвлечься от сырых стен и протяжного заразного кашля из соседних камер, Нестор стал вспоминать эпизоды ускользавшего сна, с трудом выстраивая в голове цепочку событий. Снилось что-то странное, ощущения остались самыми неприятными. Вначале он видел Марион, и это оказалось единственным светлым пятном в его сне. Воительница была в полном облачении, с мечом наголо, с рассыпавшимися по плечам длинными волнистыми прядями -- такая, какую он её запомнил во время их поединка в Ренне. Марион манила кого-то рукой -- и появившийся из ниоткуда Януш, шагнув за ней следом, тотчас провалился, угодив в чьи-то жадные руки. Они дёрнули его к себе, попытавшись утянуть на дно -- но Нестор схватил его за руку, не позволяя упасть -- и тотчас проснулся, так и не узнав, получилось ли ему помочь Янушу или нет.
   Тюремщик, время от времени заглядывавший в их обособленный коридор, каждый раз смотрел на заключенного герцога с ожиданием -- но Нестор лишь скалился в ответ, понимая, чего от него ждут. Здесь, среди смертельно больных отбросов общества, смерть молодого генерала была предопределена. Вот только Андоим, отправивший его в эту тюрьму, не учёл, пожалуй, лишь одного -- его звериной воли к жизни. Его непоколебимой, как скала, веры -- в то, что он выберется отсюда. В другой раз Нестор и сам бы удивился, почему лесная хворь, свалив почти всех заключенных в соседних камерах, не трогала только его, но в тот момент на него снизошла необыкновенная уверенность в том, что так и должно быть. Странным образом он даже не думал о болезни -- точно гниение и зараза были чем-то, что его коснуться не могло. Более того, он даже не боялся заражённых соседей, проклинавших всех и вся из своих клеток. Не отшатывался, когда охранники проносили мимо камеры очередной завернутый в грязные тряпки труп -- провожал глазами, не трогаясь с места, и вновь застывал, глядя на тяжёлые двери, закрывавшие выход из коридора.
   За последние сутки он, то и дело проваливаясь в короткие сны, которые длились едва ли минуту, всё чаще видел в них августейшего Ореста, радостного и возбуждённого -- и потому очередное появление тюремщика с привратником и принцем всё же пропустил, никак не отреагировав на их появление.
   Но этот сон оказался чуть реальнее предыдущих. Тюремщик угрюмо прошёл к самым прутьям, чего раньше никогда не делал, принимаясь греметь ключом в замке, а Орест, на самом деле радостный и возбуждённый, помахал ему толстым свитком.
   - Оправдали! Тебя оправдали, Нестор! - не выдержав, выкрикнул младший сын Харитона, едва ли не подпрыгивая на месте. - Высший Суд принял единодушное решение, и тебя отпускают на свободу! Они даже восстановили тебя в должности главнокомандующего! Нестор, ты слышишь меня?! Ты свободен! Сво-бо-ден!
   Железная дверь камеры с лязгом отворилась, ударяя о решётку; и Ликонт медленно разжал пальцы, отпуская прутья. Он почти прилип к ним за всё это время, и первые несколько шагов -- вдоль решётки к двери, и первый шаг наружу, за пределы клетки -- он сделал, точно продираясь через густой кисель, с трудом переставляя затекшие ноги.
   - Я лично привёз решение Суда в тюрьму, чтобы проследить за твоим освобождением. Ну, чтобы ни у кого не возникло искушения задержать тебя ещё на сутки-другие, - Орест заглянул в лицо герцога, сияя улыбкой, и Нестор наконец очнулся, диким усилием заставляя себя слушать и понимать. - Суд ввиду эпидемии не собирался в большом зале, бумаги подписали по-тихому, каждый в своём кабинете. Им даже не пришлось смотреть в глаза друг другу! - Орест прыснул и тотчас посерьёзнел. - Вот, я захватил тебе, - не дожидаясь реакции, принц накинул на плечи герцога тёплый плащ и завязал его, не надеясь на ловкость однорукого друга. - А знаешь, почему оправдали? За неимением доказательств! Когда Высший Суд затребовал у Андоима бутылку с отравленным снотворным, тот даже не смог её отыскать, не поверишь! Задевал куда-то... брат так злился, так злился! Кричал, что флакон выкрали, всех приближенных велел наказать... Но так и не сумел предоставить Суду флакон...
   Нестор скосил глаза на радостного Ореста и усмехнулся. В голове по-прежнему не укладывалось произошедшее, картины из недавнего сна путались с реальностью, и каждое слово принца доносилось до него приглушённо, как сквозь вату. Мелькнула слабая догадка, что он сейчас потеряет сознание.
   - Спасибо, - проронил он, прерывая словесный понос возбуждённого друга.
   - Давай выбираться отсюда, - отмахнулся Орест, подставляя плечо. - Ты не очень-то хорошо выглядишь, Нестор! Они тебя здесь совсем не кормили, что ли? Фу, а перегаром-то несёт, у самого ноги подкашиваются! Как ты умудрился? Ничего, сейчас выберемся, снаружи ждёт карета, доберёмся до твоего поместья, приведёшь себя в порядок... Или хочешь, заедем вначале ко мне? Ты просто не представляешь, как я... Ох, как я рад, как рад, что с тобой всё хорошо!..
   Кажется, принц говорил что-то ещё, но Нестор, честно вслушивавшийся в монолог, вдруг понял, что не разбирает ни слова, и сознание, впустившее в себя мысль о свободе, отключается раньше, чем послушное тело, продолжавшее переставлять ноги без всякой поддержки погасшего разума...
  
  
   Януш встряхнул колбу, перемешивая смесь для нового лекарства, взглянул в свой дневник, проверяя, всё ли делает, как положено. Изготовление лекарства отнимало много времени, так что в тонкости открытой им лечебной практики пришлось посвятить знахарей при главном храме Единого, там, где была открыта одна из городских лечебниц. Сам Януш посвящал всё время созданию волшебной -- как успели назвать её храмовые доктора -- настойки. Колбочки с лекарством он отвозил лично, проверяя течение болезни при его многократном применении -- в основном ночью, укутавшись плащом и шарфом, чтобы не облегчать стражникам их работу.
   Как Януш успел отметить, реакция больных на лекарство оказалась неоднозначной. У некоторых появлялась сыпь, проявлялись расстройство, тошнота -- и хотя на общем фоне улучшения и обыкновенно хорошей переносимости настойки у больных это казалось маловажным, лекаря это всё же беспокоило. Януш даже порадовался, что воздержался от того, чтобы поделиться секретом рецепта с храмовыми докторами -- пусть его сочтут жадным, высокомерным, каким угодно, но подобная предосторожность по крайней мере позволит удержать знахарей от применения лекарства без разбору и учёта последствий.
   Созданная им сыворотка не была идеальной. Большинство заражённых переносили её достаточно легко, но у некоторых отмечалось и явное ухудшение. Януш понимал, что ему придётся ещё поработать над получением чистого лекарства -- а также над его сохранением. Подвал лаборатории, созданной уже здесь, в галагатском загородном поместье, холод сохранял гораздо хуже, чем родовой замок Ликонтов на северной границе Валлии.
   Плоша и Кешну, слуг Синей баронессы, спасти не удалось. К тому времени, когда они с Марион подъехали к дому, оттуда уже выносили тело Кешны -- а Плош скончался в лечебнице. Вывезти Михаэля с сэром Эйром из города оказалось, таким образом, несложно -- в первой повозке Януш действительно вёз мёртвые тела скончавшихся от лесной хвори. Стражники не стали проверять вторую повозку, которой управляла леди Марион, и до старого кладбища они добрались без проблем. Похороны оставили на совесть местных гробовщиков -- Марион торопилась увезти сына подальше от заражённых тел. Они оставили сэра Эйра и Михаэля в лесном домике и поспешили назад -- Марион должна была вернуться во дворец. Янушу пришлось пообещать ей, что он будет навещать Михо с наставником по возможности каждый день -- жизнь в загородном поместье позволяла добраться до леса без особых опасений.
   Сегодня он остался один в поместье -- молодая герцогиня лично отправилась в храм Единого, узнать у настоятеля, чем ещё может помочь власть и богатство Ликонтов в борьбе с лесной хворью.
   Януш поставил смесь на стол, взял с него полупустой стакан с драгоценной зеленовато-синей плесенью, оглянулся на кипящий котёл -- разведённый под ним огонь камина давал слишком много жара, который мешал изготовлению сыворотки, но настойка, которой он смазывал язвы от лесной хвори, должна была кипеть несколько минут, и затем настаиваться ещё несколько часов. Его лаборатория располагалась за поместьем, недалеко от чёрного входа, в пристройке -- таким образом его работа не мешала ни прислуге, ни хозяевам. Лекаря по приказу герцогини Наалы не беспокоили попусту -- и тем неожиданнее оказался решительный стук в дверь.
   Створка приотворилась, и, увидев лекаря, дворецкий как-то сразу сник -- точно не надеялся увидеть его на месте.
   - Адис? - удивился лекарь, опуская руку со стаканом. - Что случилось?
   Бледное лицо старого слуги испугало его не на шутку. Герцогиня Наала заболела? Нестор? Что-то с Нестором? Или...
   - Его величество король Андоим, - с трудом проговорил дворецкий, с поклоном пропуская в лабораторию необычного посетителя.
   Януш вздрогнул всем телом, выпуская из рук стакан -- и звон битого стекла потонул в стуке каблуков ворвавшегося в лабораторию мужчины.
   С появлением Андоима в маленьком помещении сразу стало тесно. Крупный, чем-то раздражённый, мрачный мужчина заполонил собой, казалось, всю лабораторию -- и Януш инстинктивно шагнул назад, бросая молчаливый взгляд на испуганного дворецкого.
   - Вы свободны, - гаркнул Андоим, мотнув головой в сторону старого слуги. - Вон, я сказал!
   Непривыкший к подобному обращению Адис на миг застыл, но затем всё же поспешно ретировался, прикрыв за собой дверь. Они остались одни в лаборатории, и Януш попытался взять себя в руки.
   - Ваше величество, - он отвесил небольшой поклон, и замер, не зная, что ещё добавить.
   Король приехал в имение лично, оказав тем самым большую честь отсутствовавшим в нём Ликонтам -- и ещё большую честь самому Янушу, которого будут тащить в тюрьму по его приказу в личном присутствии августейшего монарха. Оставалось только проклинать собственное безрассудство, которое и позволило выследить его королевским шпионам.
   Андоим не спешил, упиваясь очевидным испугом лекаря. Мужчина сделал несколько медленных шагов по комнате, разглядывая стоявшие на полках книги, расставленные колбы и флаконы, кипевший на огне котелок и развешенные под потолком травы. Хозяин лаборатории стоял у письменного стола, заставленного стеклянными стаканами, пробирками и бутылями, и казался ему сейчас пойманным зверьком, забившимся в глубину своей клетки.
   - Милый уголок, - проронил наконец король, останавливаясь перед лекарем.
   Януш не отозвался, глядя на нависшего над ним Андоима снизу вверх. Сердце то и дело пропускало удары, в сознание медленно закрадывалась паника -- ну где же, где королевская стража? Пусть уже тащат его в городскую тюрьму, пусть предают публичной казни -- что угодно, только не эта отвратительная близость, не это ожидание...
   - Значит, именно здесь ты делаешь своё знаменитое лекарство?
   Януш не выдержал и вздрогнул. Андоим смотрел на него в упор, и непривыкшему ко лжи лекарю оказалось сложно выдержать этот взгляд. Никаких уточняющих или наводящих вопросов он задавать не стал -- слишком хорошо помнил несдержанный темперамент бывшего крон-принца, не терпящего промедлений.
   - Да, - обречённо признался он, цепляясь за край стола.
   Андоим кивнул, разглядывая молодого лекаря. Слухи настигли его ещё во дворце -- одна горничная проболталась на кухне, что к умирающей королеве Таире приходил лекарь его светлости Ликонта, Януш, с неким лекарством, которое должно было спасти ей жизнь. Но лекарь опоздал, так что все усилия телохранительницы королевы, тайком протащившей колдуна во дворец, прошли даром.
   В столице слух подтвердился -- некий лекарь тайно помогал знахарям при храмах Единого, научив их пользоваться волшебным эликсиром, спасающим жизни. Дальше всё оказалось просто -- шпион выследил таинственного доктора, проследив его путь от храма до загородного имения, и донёс королю, получив за это свою плату.
   И вот теперь Януш здесь, перед ним, взятый врасплох, загнанный в угол. Обвинений для колдуна было достаточно, чтобы подарить ему пожизненное заключение в городской тюрьме или публичную казнь на главной площади Галагата -- но у короля имелись и другие виды на молодого доктора. И на этот раз рядом не было Ликонта, который бы заступился за нищего дворянина.
   - Так дай же мне его, - хищно осклабился Андоим.
   - Ле-лекарство? - делая первую ошибку, уточнил Януш.
   Жесткий удар едва не опрокинул его навзничь -- в последний момент лекарь сумел удержаться, зацепившись за столешницу письменного стола. Януш приложил руку к пылавшей скуле, поднимая влажные глаза на Андоима. Глаза заслезились, в ушах зазвенело от удара, кожа горела огнём -- перстень на пальце короля оцарапал ему щеку.
   - Лекарство, - повторил Андоим.
   Ноздри короля раздувались, в глазах появились красные прожилки, а костяшки сжатых кулаков побелели -- Януш, всё ещё держась одной рукой за столешницу, осмотрел короля снизу вверх, пытаясь не вызвать более его гнева -- ни словом, ни неосторожным движением.
   - Но... вы же здоровы, - слабо возразил лекарь.
   Он прекрасно понимал -- выдай он свой страх, и сдержать Андоима станет невозможно. Такие, как король, получают удовольствие от вида страданий и боли, и Януш прекрасно знал, на что способен молодой король. Вот только в отличие от Андоима, он не имел права ударить в ответ. Поднять руку на монарха... это, пожалуй, обеспечит ему вместо смерти быстрой смерть долгую и мучительную, смерть под пытками, которые он заведомо не мог перенести.
   Вместо ответа Андоим шагнул к книжному шкафу, внимательно разглядывая корешки, положил руку на полку -- и одним движением опрокинул тяжёлый шкаф на пол. Януш вздрогнул от грохота, провожая разлетевшиеся книги взглядом -- и почти отшатнулся назад, когда Андоим шагнул к нему.
   - Януш, - рука короля легла ему на плечо, и лекарь вздрогнул сильнее, когда Андоим дёрнул ворот его рубашки на себя, порвав тонкую ткань. - Януш, помнишь нашу первую встречу? Ты лечил во дворце чернь... Я случайно встретил тебя в коридоре...
   - Прошу вас, - дрогнувшим голосом попросил лекарь, едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть короля. - Не надо...
   - Ты мог бы вернуть себе имущество, вновь обрести имя, запятнанное твоим непутёвым отцом... - пальцы Андоима переползли с плеча на шею, прочертили дорожку к подбородку. - Многое мог бы, если бы не твоё упрямство. Ты предпочёл спрятаться за спину Ликонта... Святоша!
   Пальцы наконец сомкнулись вокруг шеи; Андоим дёрнул лекаря на себя, отшвыривая в сторону камина. Януш врезался в каменную кладку, неосторожно задев локтём котёл -- и кипящая настойка плеснула через край, проливаясь на незащищённую спину лекаря.
   Он вскрикнул, попытавшись скинуть с себя горячую, пропитавшуюся липким раствором тонкую рубашку -- и вскрикнул вновь, глядя, как Андоим отшвыривает толстые фолианты в огонь. Януш успел перехватить всего одну книгу, тотчас отшвыривая её себе за спину, подальше от свирепствующего короля.
   - Мне нужно лекарство! - зарычал Андоим, одним движением смахивая со столов пробирки, колбы, стаканы и флаконы. - Сейчас, Януш!
   Лекарь подскочил на ноги, когда Андоим перекинул самое драгоценное -- бутыль с питательной средой для плесени. Стекло треснуло от удара о пол, жидкость выплеснулась наружу, заливая осколки и бумажные листы.
   - Остановитесь! Нет, нет! - Януш успел перехватить руку Андоима прежде, чем тот отправил бы на пол баночку со свежей порцией лекарства. - Не надо!
   Андоим дёрнул рукой, наотмашь ударив лекаря по лицу -- раз, другой, третий, пока Януш не разжал пальцы, пошатнувшись от очередного удара, и не рухнул на устланный осколками пол.
   - Значит, это? - хищно спросил король, нависая над лекарем. - Это и есть твоё лекарство? Отвечай! - кованый сапог двинул его под рёбра, вызывая сдавленный стон. - Отвечай!
   - Вы же... здоровы, - Януш вскинул перекошенное от боли лицо, не замечая, как с разбитых губ срываются капли крови, - зачем вам... лекарство?!
   - Лесная зараза повсюду, - рявкнул в ответ Андоим, - я могу подхватить её в любой момент, и разыскивать тебя не будет времени! Моя жена сдохла от этой хвори, и я не хочу быть следующим!
   - Вас не было возле Таиры! - выкрикнул лекарь, заслоняясь от посыпавшихся на него ударов. - Вы не пришли даже к её смертному одру! Чего вы боитесь?!
   Андоим нагнулся, подхватив Януша за порванную рубашку, с силой впечатал в каменную стену, навалившись всем весом, дёрнул тонкую ткань вниз.
   - Я ничего не боюсь, - процедил король, прижимая его к стене. - А вот тебе следует бояться, Януш. Нет, тебя не казнят, нет! Я не могу лишить себя такого удовольствия -- быть твоим палачом... Ты станешь работать на меня, ублажать меня, сделаешь всё, что я скажу! Так будет, Януш. И ты это знаешь... Ликонта больше нет, некому тебя защитить. Никому, кроме меня, ты не нужен. Никто даже не узнает, где ты...
   Андоим склонился ближе -- и тотчас зашипел, разомкнув кольцо. Януш успел ударить ещё только раз, прежде чем более крупный, сильный король пришёл в себя, ответив ударом на удар. Лекарь упал навнизь, голой спиной на осколки разбитой бутыли, прижимая дрожащие руки к разбитому лицу. Андоим размахнулся, запустив колбу с лекарством в сжавшегося Януша -- стекло треснуло, выплёскивая драгоценные капли настойки, и Януш застонал сквозь зубы, с трудом открывая глаза. Кровь из рассечённой брови стекала на веки, капала с ресниц, мешая смотреть -- но он смотрел, на разорённую королём собственную лабораторию, на крах всех трудов, на разбросанные по полу листки дневника и догоравшие в камине книги...
   - Лекарства... нет... вы... разбили... последнее... - с трудом ворочая разбитыми губами, вытолкнул Януш.
   - Ты сделаешь мне новое, - уже спокойнее проговорил король, присаживаясь на корточки рядом с лекарем, - уже во дворце. Мы устроим тебе лабораторию прямо в тюремных казематах... а я буду навещать тебя. Мы отлично проведём вместе время, Януш! Ты же знаешь, я всегда получаю то, что хочу. И ты в конце концов не стал исключением... А ведь годы ничуть не изменили тебя. Ты всё так же красив. Так же упрям. И совершенно беззащитен...
   Дверь распахнулась так резко, что Андоим подскочил, в ярости оборачиваясь на того, кто, вопреки приказу, посмел побеспокоить короля и его жертву -- и замер, округлившимися глазами глядя на появившегося на пороге Нестора Ликонта.
   Герцог обвёл взглядом лабораторию -- медленно, не спеша, оценивая каждый осколок, каждый валявшийся на полу листок, разлитые настойки и разбитые колбы, обугленные книги в камине, лежавшего на боку лекаря с разбитым, окровавленным лицом, порванной рубашкой, повисшей на локтях, спутанными волосами, обожжённой кипятком спиной...
   Так же медленно выдохнул, поднимая глаза на разъярённого короля.
   - Беглец! - выкрикнул Андоим. - Проклятый ублюдок! Как, как ты сумел вырваться?!
   - Оправдан Высшим Судом, ваше величество, - Нестор сплюнул под ноги королю, выпрямился, глядя в покрасневшие, почти безумные глаза Андоима. - Через два дня состоится церемония особого назначения меня главнокомандующим валлийской армией. Все члены Высшего Суда соберутся для этого во дворце. Вы ничего не пропустите, ваше величество, - Нестор вновь демонстративно сплюнул, усмехнулся, жёстко, с отвращением глядя на Андоима.
   - Ты лжёшь, лжёшь! - зарычал Андоим, сжимая кулаки. - Я отправил тебя на верную смерть! Ты должен был сдохнуть в клетке! Ты не должен сейчас стоять здесь, ублюдок!
   - Должен, - по-прежнему не скрывая своего отвращения, выговорил Нестор. Сузил глаза, удерживая злой взгляд монарха. - Кто, если не я?
   Андоим хватал ртом воздух, силясь вытолкнуть хоть слово. Угроза прозвучала слишком недвусмысленно -- впервые Ликонт объявил ему войну так неприкрыто, так откровенно, и с такой ненавистью.
   Ликонт вытянул левую руку, раскрывая свиток с аппеляцией, с подписями и печатями членов Суда. Андоим глянул на свиток, протянул к нему руку -- но Нестор вовремя отдёрнул свою, сворачивая свиток.
   - И теперь, когда я оправдан, - так же медленно, тщательно подбирая слова, заговорил Ликонт, - я имею полное право спросить, что забыло... ваше величество... в лаборатории моего лекаря? Оправданного, заметьте, по всем законам Валлии...
   Андоим дышал тяжело и часто, глядя теперь уже за спину герцога. Появившаяся в проходе личная охрана Ликонта -- лучшие рыцари войска, присягнувшие ему на верность -- выполняли только приказы командующего. И, судя по всему, действительно были готовы на многое... Внезапно пришла на ум мысль о том, что собственный эскорт состоял всего из десяти воинов... И что Ликонту не составит никакого труда похоронить их всех здесь, в близлежащем лесу -- вместе с королём. Их сочтут пропавшими без вести -- а затем Нестор посадит на трон своего ставленника, младшего братца Ореста...
   - Так что случилось? - уже ледяным тоном спросил Ликонт.
   Андоим быстро взял себя в руки: каждая минута промедления грозила смертью. Нет, он не даст ублюдку такого шанса, нет...
   - Барон Януш упал, - раздельно проговорил король, с ухмылкой глядя в лицо Нестора. - Крайне неудачно.
   И, воспользовавшись тем, что герцог перевёл взгляд на лекаря, рванулся к двери, оттолкнув хозяина с прохода. Ему дали уйти, проводив долгими и неулыбчивыми взглядами -- и уже через несколько минут королевский эскорт рванул с места, сопровождая карету монарха.
   Нестор жестом распустил охрану; шагнул внутрь лаборатории, и плотно закрыл за собой дверь, присаживаясь около стонущего лекаря. Отвёл дрожащие ладони от окровавленного лица...
   - У... уничто... жил... он... всё... уничтожил... - распухшими от ударов, лиловыми губами выговорил Януш. - Ле... лекарство... от... лесной... хвори... нас... настойка... разлил...
   - Ты нашёл лекарство от лесной хвори? - удивился Нестор, помогая лекарю сесть. Януш дрожал, крупно, всем телом, даже не пытаясь совладать с собой. - Я и не знал...
   - Т-ты... как... ты... О-Орест... и Н-Наала...
   - Орест и Наала провернули большое дело, - помог Янушу Нестор. Скинув плащ, герцог накинул его на лекаря, скрывая побои и обширный ожог во всю спину. - Пришлось прибегнуть к помощи одного человека... я тебе позже расскажу, - как можно мягче проговорил Ликонт, поднимая лекаря на ноги. - Ты ведь сам себя лечить не можешь? - уточнил герцог.
   - Н-не... - замотал головой лекарь, не удержавшись от болезненного стона: болела голова, звенело в ушах, перед глазами расплывались белые пятна -- Андоим слишком сильно приложил его затылком о каменную стену.
   - Понятно. Значит, вызовем знахаря...
   Януш остервенело замотал головой, пошатнувшись от усилия. Голова тотчас пошла кругом, и он уцепился за за плечо герцога, с трудом удерживаясь на ногах.
   - Ладно, - не стал спорить Нестор. - Тогда будем лечить своими силами. Тебе нужно отдохнуть...
   - Ле-лекарство, - выдохнул Януш, поднимая на него слезящиеся глаза. - Нужно... работать... нельзя терять время... его... очень долго... делать. Есть запасы, но... их мало... больных много... а он... всё... в-всё... уничтожил... у меня... не осталось...
   Нестор смотрел на друга, молча давая ему выговориться. Он держал его под локоть, даже кивал, помогая Янушу говорить, и с каждым словом, взволнованным, невнятным, понимал, что их дружба, давшая трещину в тот день, когда шпион донёс о пребывании лекаря в доме Синей баронессы, крепнет вновь, связывая в крепкий узел порванные нити.
   Наконец лекарь сдался, дрогнув всем телом и попытавшись отвернуться, скрыть позорные, отчаянные слёзы -- но Нестор рывком притянул его к себе, не давая уйти, удерживая левой рукой за локоть.
   - Обещаю, Януш, - тихо проговорил Ликонт ему на ухо, стиснув руку почти стальной хваткой, - обещаю, ты больше его не увидишь. Никогда.
   Януш судорожно выдохнул, сжимая руку друга в ответ.
   - Верь мне, - добавил Ликонт, пожимая ладонь лекаря. - Верь!
   - Я тебе верю, Нестор, - отозвался лекарь, впервые сумев совладать с собственным голосом. - Я тебе верю.
  
  
   Флорика отвела влажную прядь со лба брата, поправила подушку и бросила быстрый взгляд на замершего в углу Ренольда.
   - Я найду этого лекаря, - решительно сказала девушка, поднимаясь с кровати.
   - В лечебнице при храме он не появлялся уже два дня, - пробормотал Ренольд, глядя на Феодора. - Ходят слухи, его поймала королевская стража... хотя никто не видел...
   Болезнь закрадывалась в Большого Питона так осторожно, что никто из них и не думал, что главарь подхватил лесную хворь. Даже Флорика до последнего отказывалась верить, что страшная болезнь подкосила её брата: Феодор и впрямь казался вялым и подавленным все эти дни, но ни воспалений, ни чёрных язв у него не было. Зато слабый жар терзал почти две недели, выпивая соки из молодого главаря, тихо и незаметно подтачивая природную защиту. Жар усилился только прошлой ночью, и Флорика наконец увидела то, что окончательно рассеяло все сомнения и подтвердило страхи: красные набухшие фурункулы на плечах и руках, первые предвестники будущих чёрных язв.
   Весть о смерти королевы Таиры Феодор, таким образом, пропустил, ещё до рассвета впав в забытьё -- а наутро они узнали о трагическом событии. Флорика запретила Ренольду рассказывать о смерти королевы Питону, если тот вдруг придёт в себя -- это могло начисто лишить Фео воли к борьбе за жизнь.
   - Я знаю этого лекаря. Мессир Януш, - Флорика тряхнула коротко стриженными каштановыми волосами, бросила мрачный взгляд на телохранителя Большого Питона. - Попробую обратиться к леди Марион, может, она знает... Где Бенедикт?
   - В кабинете, - откликнулся телохранитель.
   Флорика накинула плащ, стремительно покидая спальню -- ту самую, где целую вечность назад покойный главарь галагатских бандитов домогался её, ту самую, где она впервые убила человека. Место Большого Питона дожно было достаться ей -- но вступившийся за неё брат не знал об этом. Только сейчас, спустя время, Флорика вспомнила слова безумной пророчицы Виверии на городской площади, в день свадьбы крон-принца Андоима и принцессы Таиры. Невинная рука, управляющая ночным миром, вернёт городу спокойный сон...
   Похоже, старая ведьма была права -- в городе и в самом деле стало поспокойнее с тех пор, как Фео пришёл к власти. Используя знания, которые с готовностью выдавал ему Бенедикт, брат сумел подчинить и заново завоевать уважение всех входящих в бандитскую семью галагатцев. И, пожалуй, умело использовал свой дар убеждения, искренне полагая, что умеренное кровопролитие гораздо выгоднее неконтролируемой резни.
   Нет, Флорика была рада, что место Большого Питона занял именно Феодор, тот, кто не должен был его занимать. Но если пророчица сказала правду, то не ошиблась и в другом.
   "Твой брат подарит свой поцелуй самой смерти".
   - Бенедикт, - распахнув дверь, позвала Флорика.
   Сидевший в кресле сутенёр поднял голову, перестав играться с драгоценным камнем на столе. Приподнял бровь, тряхнул головой, откидывая длинные пряди за спину.
   - Остаёшься за главного, - недовольно бросила ему воровка, натягивая перчатки.
   Бенедикт улыбнулся, и улыбка сутенёра, как и всегда, Фло не понравилась. Мужчина, несомненно, был сильнее, опытнее и умнее, чем они с братом. Если бывший капитан королевской армии захотел бы занять его место...
   Сейчас для этого самое время.
   - Я за лекарем, - добавила Фло, задерживаясь в дверях.
   - Почему бы тебе не послать кого-то вместо себя? В городе эпидемия, - лениво бросил сутенёр, вновь принимаясь играть с камнем.
   - Да что ты говоришь! - вспыхнула девушка. - Бенедикт! Очнись! Эпидемия не в городе! Она уже здесь! Буквально, - Флорика стремительно подошла к столу, опёрлась на него обеими руками, - за дверью!
   Бенедикт помрачнел, выпрямляясь в кресле. Бросил быстрый взгляд на дверной проём, в котором застыл Ренольд, поджал губы.
   - Не кипятись, Фло, - примирительно проговорил он. - Я только хотел сказать... будь осторожней, детка. О Питоне мы позаботимся.
   Флорика медленно выпрямилась, глядя в голубые глаза сутенёра.
   - Даю слово, - добавил Бенедикт.
   Девушка помедлила ещё секунду, быстро кивнула и покинула кабинет. Другого выхода, кроме как поверить слову дезертира, предателя и сутенёра, она не видела.
  
  
   Королевские лекари посоветовали то же, что и Януш -- хоронить королеву Таиру, не дожидаясь церемониального дня. Они едва успели подготовить тело к погребальному обряду в главном храме Единого.
   Погода в Валлии отличалась изменчивостью, и холодные северные ветра здесь были не редкостью, в отличие от солнечного Аверона -- это Марион знала всегда. Но долгие приготовления, сумбурные сборы, тяжёлое чувство утраты, тревога за сына, находившегося вдали от неё -- всё это так и не позволило ей как следует заняться собой и одеться должным образом. Юрта едва успела помочь ей с глухим чёрным платьем, когда леди Гелена попросила её помощи -- от лесной хвори скончалась её камеристка, и Марион с пониманием отнеслась к просьбе. Что бы ни было между двумя приближенными дамами королевы, сейчас для выяснения отношений было не лучшее время.
   Когда Юрта увидела, что Марион так и отправилась на церемонию, в одном платье без плаща или накидки, служанка только руками всплеснула -- всё порывалась вернуться в личные покои за верхней одеждой баронессы -- но Марион не позволила, опасаясь опоздания.
   И вот сейчас она стояла перед дверьми храма, под проливным дождём, пронизывающим ветром, чувствуя, как холодеют не только кисти рук и лицо -- то единственное, что не закрывало глухое чёрное платье -- но как холод пробирается под плотную ткань, неприятными щупальцами опутывая всё тело.
   Марион не боялась ни холода, ни болезней -- но спустя какое-то время попросту не могла удержаться от дрожи, наблюдая за приготовлениями монахов.
   Проститься с королевой пришли ввиду эпидемии немногие, но толпа верных подданных и влюблённых в юную королеву горожан всё же собралась на площади, выстроившись за спинами придворных.
   Король Андоим стоял чуть поодаль от гроба, и выражение лица у него было самое трагическое, даже угрюмое -- вполне адекватная реакция на смерть жены, если бы Марион не знала его истинного отношения к Таире. Ненависть к валлийскому королю росла в ней с каждым днём, а после смерти Таиры -- с каждым часом. Андоим действительно не пришёл проститься с женой, заглянув лишь в день погребения -- но к телу не подошёл, постоял на пороге, разглядывая спокойное, умиротворённое лицо супруги, и вскоре покинул опочивальню.
   Синяя баронесса пожелала ему смерти в тот миг так горячо, с такой жгучей ненавистью, что была почти уверена -- вот сейчас, прямо сейчас король падёт замертво. Такой ненависти она не испытывала даже к Ликонту. Нет, герцог вызывал в ней глухое, непримиримое чувство, которое могло насытиться лишь местью -- но, пожалуй, после её осуществления всё же остыло бы, удовлетворилось, похоронив память о нём на задворках уставшего от вражды разума. Ненависть к Андоиму... нет, она не ушла бы даже с его смертью, наполняла бы всё её существо при одном лишь упоминании имени валлийского короля.
   Ликонт на похоронах не присутствовал -- дворец облетела весть об освобождении командующего, прошёл слух и о повторном назначении его на пост в присутствии Высшего Суда, но герцог не спешил показываться при дворе. Зато прибыла герцогиня Наала, также одевшая траур, и успевшая проститься с почившей королевой в её покоях до того, как тело вынесли бы для сопровождения к храму.
   Герцогиня ни с кем не здоровалась при дворе, молча выполнив свой долг, но подошла к Синей баронессе. Наала шепнула ей, что брат действительно вернулся из тюрьмы, но в поместье случилась неприятность, и Нестору пришлось остаться. Командующий передавал свои искренние соболезнования и очень сожалел, что не смог попасть на похороны.
   Марион выслушала молча -- траур позволял телохранительнице не вести никаких бесед у гроба королевы. Дружеское обращение Наалы и простые, бесхитростные фразы подкупали своей искренностью, но мысль о том, что она испытывает симпатию к родной сестре Нестора Ликонта, отрезвляла.
   Вот и сейчас -- герцогиня Наала стояла под проливным дождём, ожидая начала погребального обряда, стояла, хотя те из придворных, кто рискнул прийти на похороны, давно спрятались под крышей храма. Снаружи остался и принц Орест, не поднимавший глаз, съёжившийся под тёплым плащом. Монахи окружили гроб с телом молодой королевы, и вот-вот должны были внести его внутрь, когда кто-то с силой дёрнул Марион за локоть.
   Воительница резко развернулась, встречая прямой, полный угрюмой решимости взгляд знакомых карих глаз.
   - Флорика? - удивилась баронесса.
   - Простите, миледи, - быстро заговорила девушка, поглубже опуская капюшон. Карие глаза забегали, оглядывая выстроившуюся вокруг храма стражу. - Но мне очень нужна ваша помощь!
   - Что случилось? - Марион быстро оглянулась, мигом поняв, чего так опасалась ступившая на скользкий путь бандитизма девушка. Ближайший стражник с подозрением косился на одетую в кожаные штаны и длинную, до колен, рубаху Флорики, пытался вглядеться в полускрытое капюшоном лицо. Фло была печально известна среди стражи, и то, что вынудило её появиться днём на площади, должно было быть действительно важным.
   - Фео заболел, - выпалила Флорика, по-прежнему стараясь держаться у Марион за спиной. - Наши слыхали, что в городе дохтор есть, с волшебным лекарством... Я знаю, что энто Януш, миледи, знаю! Но нигде не могу его найти...
   - Даже в поместье его светлости Ликонта? - удивилась баронесса. - Он, в конце концов, его лекарь...
   Флорика помотала головой.
   - Нет, там его нету тоже... - девушка с отчаянием вцепилась в руку баронессы. - Леди Марион! Я знаю, мы с братом поступили плохо, знаю, мы вас очень подвели! Токма не сердитесь на нас, прошу, мы... мы вам оченно благодарны, и ни за что бы вас не оставили, просто... помогите мне!
   Марион положила свою ладонь поверх смуглой кисти галагатской воровки.
   - Я не сержусь, - она сжала тонкие пальцы, коротко улыбнулась в мокрое, отчаянное лицо. - Просто очень беспокоюсь... я всегда считала своим долгом заботиться о вас, и теперь, когда вы пропали... Так, говоришь, Януша в поместье нет?
   Девушка отрицательно качнула головой.
   - Где, где он может быть?! - почти взвыла Фло, и приглядывавшийся к ней стражник окончательно определился, двинувшись в их направлении.
   Марион глянула на приближавшегося воина, затем на отчаявшуюся, обеспокоенную болезнью брата девушку -- и склонилась ближе, не став терять попусту драгоценные секунды.
   - Попробуй найти его в домике лесника, это к востоку от главных ворот, за омеловой рощей. Дом стоит на лесистом холме над ручьём. Там Михо и сэр Эйр. Януш обещал навещать их... возможно, сегодня он как раз отправился к ним. Больше я ничем не могу помочь, Фло.
   - Спасибо, миледи! Ох, как я вам... - девушка стиснула руку баронессы, когда грубый окрик заставил её отшатнуться.
   - Эй, ты! Да, ты! Рожу-то поверни сюда, бестия! Уж не сама ли Ящерка? Ну-ка, ну-ка...
   Флорика попыталась нырнуть в толпу, но крепкая рука ухватила её за локоть, удерживая на месте. Стражник сощурился, вглядываясь в смуглое лицо, и уже почти расплылся в победной улыбке -- ещё бы, поймать ту, за которую положена такая хорошая награда -- когда раздавшийся за его спиной голос негромко произнёс:
   - Отпусти её.
   Стражник развернулся, и едва не поперхнулся холодным воздухом: к ним подошёл принц Орест с приближенными рыцарями -- по настоянию Нестора охрана отныне сопровождала принца повсюду.
   - Но... ить... ваше высочество... это же... Ящерка! - запинаясь, выдал стражник.
   - Это девушка, - Орест поймал внимательный взгляд Флорики: не запомнить ночного просителя она не могла. Как и он не мог не узнать её, стоявшую по правую руку Большого Питона в ту памятную ночь. - Отпусти её. Свободен.
   Стражник мгновенно разжал пальцы, перевёл выпученные глаза с откровенно ухмыльнувшейся ему Флорики на принца, и поражённо ретировался. Награда ускользнула от него самым неожиданным образом, но ничего поделать он не мог.
   - Вот спасибоньки, ваше величество, - расплылась в улыбке Фло, отвешивая неуклюжий поклон. - Дай Единый вам всего вкусного! Чтоб вам жить долго и не болеть! Счастьичка, любви, жены покладистой да деток красивых! Разрешите идтить?
   Орест невольно улыбнулся в ответ: девушка хотя и явно издевалась, но смотрела на него с той невыразимой смесью лукавства, интереса и хищных, разгоравшихся на самом дне карих глаз искр, что принц попросту не мог воспринимать её как опасную преступницу, воровку или убийцу, правую руку грозного Питона.
   - Иди, - тепло усмехнулся принц, рассматривая тонкую фигурку девушки. - Надеюсь, впредь ты будешь осторожнее... Ящерка?
   - Что вы, что вы! - замахала руками девушка, но взгляд карих глаз по-прежнему не отпускал его, изучал, вкрадывался, точно пробуя принца на ощупь. - То ж девка преступная, по коей виселица плачет, а я девушка честная, порядочная! Флорика, ваше высочество, просто Флорика...
   - Флорика, - повторил Орест. - Красивое имя, Флорика. Беги, пока не хватились.
   Девушка отвесила ещё один шутливый поклон и нырнула в толпу, тотчас потерявшись из виду. Орест шагнул к Марион, попытавшись заглянуть в лицо баронессе. Он видел, как они общались с преступницей, видел тесно сплетённые руки -- выходит, Синяя баронесса в сговоре с бандитами Галагата? Но как?..
   - Прошу вас, ваше высочество, - одними губами проговорила Марион, не глядя ему в глаза, - вы наверняка ошибаетесь, если сейчас думаете, что я как-то с ними связана.
   Орест помолчал, постоял рядом, глядя, как монахи поднимают гроб, занося его в храм. Первые придворные потянулись следом, и принц сделал шаг, оказавшись перед ней.
   - Я слишком уважаю вас для подобных мыслей, леди Марион, - тихо сказал он, и медленно прошёл к главному входу, вслед за королём Андоимом.
   Марион проследила за ним взглядом, и направилась за остальными, оказавшись в тепле толстых стен храма. Обряд прошёл довольно быстро, она едва успела согреться и избавиться от пронизывавшей её дрожи, когда монахи закончили пение, и зазвучали последние прощальные слова.
   Придворные потянулись за выносимым из храма гробом, и она заняла своё место в колонне. Снаружи всё так же шёл дождь, и придворные заторопились по своим каретам, стремясь как можно скорее покинуть людное место, где было так просто подцепить лесную заразу. В усыпальницу отправлялись немногие, лишь самые приближённые к королеве люди. Королю Андоиму пришлось возглавить траурное шествие, к ним присоединился также принц Орест и всего три придворных дамы, среди которых Марион с удивлением узнала рыжеволосую леди Доминику. Маркиза странным образом решила почтить память покойной королевы, и Марион оставалось лишь теряться в догадках. За время их пребывания в Галагате маркиза не раз пыталась вызвать баронессу на разговор, но наученная дворцовой жизнью в Ренне Марион избегала любого общения.
   - Леди Марион, - услышала она несмелый голос герцогини Наалы, - прошу, не сочтите за дерзость... Дело в том, что я не смогу сопровождать королеву в её последний путь... я очень сожалею, но брат велел мне возвращаться сразу после погребального обряда.
   - Вы и так проявили почтения к Таире больше, чем многие другие, - устало отмахнулась Марион, складывая руки на груди: таким образом тепло сохранялось лучше. - Хотя и не жили дворцовой жизнью, и могли не брать на себя вообще никаких обязательств. Вы поступили благородно, и, думаю, её величество бы это оценила.
   - Я не о том, - видно было, что разговор даётся Наале нелегко, но, тем не менее, молодая герцогиня отступать не собиралась. - Просто я заметила, что вы одеты... не совсем по погоде. Я помню, какая суматоха была в опочивальне, все собирались в спешке... Прошу вас, - теплая рука девушки легла поверх тесно прижатых к груди рук воительницы, - примите мою накидку. Я понимаю, это большая дерзость, но вам предстоит дождаться погребения, церемонии у склепа... а дождь, по-видимому, затянулся надолго... я не могу допустить мысли, что вы простудитесь, или... нет, правда, леди Марион, сейчас очень холодно, и я... Прошу вас, не подумайте дурного... у меня нет в мыслях обидеть вас! Я действительно хочу только, чтобы вам было теплее...
   Марион слушала молодую герцогиню, пытаясь убедить себя в том, что она должна оскорбиться в ответ на подобное предложение, отклонить его немедленно и в самой резкой форме -- но вместо этого чувствовала лишь благодарность за подобную бесхитростную заботу. Похоже, за полгода, проведённых в Валлии, она окончательно растеряла остатки гордости. Да и какая гордость может быть у неё, практически нищей вдовы покойного аверонского командующего, не сумевшей сохранить имение мужа и наследство своего сына? Потерявшей расположение своей императрицы, лишившейся дома? Теперь же, после смерти королевы Таиры, её судьба, как и судьба Михо, была не определена.
   Они с леди Геленой приняли единодушное решение вернуться в Аверон вместе с Севериной -- императрица наверняка приедет на могилу дочери. Северина и решит их участь -- и если им разрешено будет вернуться, они не упустят такой возможности. До тех пор они могли оставаться во дворце неприметными тенями, нежеланными и уже бесполезными гостьями, никем не признанные, и отныне всеми избегаемые.
   Что там говорить -- сам мир между Авероном и Валлией со смертью королевы Таиры дал толстую трещину. Что ждёт два государства, Марион могла только предполагать -- а витавшие в воздухе мрачные мысли придворных лишь убеждали её в собственных преположениях.
   - Благодарю за заботу, ваша светлость, - вымученно улыбнулась баронесса. - Пожалуй, я с радостью приму ваше щедрое предложение. Уверена, вы предложили это с самыми добрыми намерениями.
   - О, я так рада, что вы не оскорбились! - просияла Наала, скидывая с себя меховую накидку. Марион приняла её, тотчас ощутив блаженное тепло чужого плаща. Накидка была новой, пахла кожей, и только. Духами Наала не пользовалась, и хвала Единому -- Марион не выносила резких запахов. - Правда, рада! Я так переживала за вас, когда видела, как нелегко... Прошу вас, не сочтите за дерзость, но я была бы рада видеть вас в нашем поместье, - решившись, выпалила напоследок Наала, вглядываясь в её лицо тем невозможно знакомым взглядом, который вызывал в ней ранее один лишь гнев. Глаза, синие, внимательные, были единственным, что связывало нескладную девушку с блистательным братом. - Я была бы очень рада видеть вас вновь. И уверена, у брата тоже нет возражений, он всегда так отзывался о вас... Пожалуй, я пойду, пока не промокла, - оборвала саму себя герцогиня, - я очень, очень хотела бы встретиться вновь.
   - Доброго пути, - откликнулась Марион, заставив себя улыбнуться в ответ.
   Наала быстро пересекла площадь, забираясь в ожидавшую её карету, и Марион поспешила догнать процессию, направлявшуюся к главным воротам Галагата. Стражники, пропускавшие лишь сопровождавших гроб придворных и их охрану, строго следили за тем, чтобы не проскользнул кто-то из горожан, воспользовавшись возможностью сбежать из города. Ей не следовало отставать.
   Она запрыгнула в седло, догнав процессию, и пустила своего коня шагом, замыкая шествие. Придворные дамы, отправившиеся провожать королеву Таиру в последний путь, ехали в каретах, поглядывая на сумасшедшую телохранительницу из окошек. Ехать верхом, в платье, под проливным дождём и пронизывающим ветром!
   Марион не судила их, придерживая коня и отставая от процессии. Они выехали за город, так что колонна оказалась немного впереди, и Марион не спешила её догонять. Этот недолгий путь дал бы ей возможность мысленно проститься -- в который уже раз -- с Таирой, скрыть те слёзы, которые всё же выбивались из-под ресниц, и постараться похоронить своё горе вместе с телом королевы. Почему так получалось, что она не смогла защитить её от смерти? Как не смогла спасти и Магнуса, находясь буквально у него за спиной...
   - Миледи! Эй! Миледи! Это вы -- герцогиня Наала?!
   Марион с удивлением повернула голову: заляпанный грязью всадник придерживал коня, подозрительно рассматривая богатую накидку поверх простого чёрного платья.
   - Мне сказали в поместье, что её светлость укатила на королевские похороны! Я побоялся было разминуться с вами, но мне велено доставить посылочку прямо в белые ручки! Так это вы -- герцогиня? Мне вашу светлость очень хорошо описали! Вона и накидка из белоуса, серебристым мехом бурки отделанная, и брошка синяя, всё, как на картинке! Ну и... в лице ничего особого...
   Всадник держал руку за пазухой, ожидая её ответа, и Марион очень удивилась, когда услышала собственный голос:
   - Да, это я.
   - Ну и хвала Единому, - облегчённо выдохнул тот, доставая бумажный пакет. - Энто вам от его сиятельства графа Хэсского. Тута записка, сами разберётесь...
   Всадник свистнул, хлестнул поводьями, давая шпоры коню -- и галопом умчался прочь, оставляя Марион с пакетом в руках. Уже мало понимая, что делает, баронесса сунула влажный от дождя толстый пергамент в одну из переброшенных через седло сумок, и, воровато оглядевшись, дёрнула поводья, догоняя погребальную процессию.
  
  
   За омеловой рощей пришлось спешиться и вести коня под уздцы, продираясь через заросли кустарника и низкорастущие деревца на самую вершину холма. Ей пришлось перейти широкий ручей вброд, и привязать коня у подножия практически отвесного склона. Каменистые выступы были ничуть не хуже выбоин в стенах домов, в которые ей доводилось залазить, и на вершину холма Флорика забралась довольно быстро, лишь тут обнаружив, что к заросшему лозой и мхом лесному домику был и другой путь -- пологий, удобный, и совершенно безопасный. В сердцах ругнувшись, девушка устремилась к запертым дверям; дёрнула за грубую ручку, подавая дверь на себя.
   Небольшая комната, в которой она оказалась, пахнула на неё теплом и запахом душистых сушёных трав. Горел огонь в камине под маленьким котелком, на низком столике у плетеного кресла лежало несколько книг -- а в самом конце комнаты располагалось две двери, одна напротив другой, ведущие в крохотные, судя по размерам самого домика, комнатки. Из одной из них и вышел тот, кого она так долго искала.
   Но узнала она Януша не сразу. Лицо его, распухшее, лиловое, и разбитые, чёрные губы делали лекаря почти неузнаваемым. Двигался молодой доктор с болезненной медлительностью, выдававшей избитое тело, а платиновые волосы, которые раньше лекарь собирал в хвост, были коротко и не очень ровно обрезаны -- точно обкромсаны в горячечной поспешности хоть как-то навредить своей внешности.
   - Флорика? - удивлённо узнал лекарь. - Ты? Что ты здесь делаешь?
   - Мессир Януш, - Фло смотрела на молодого доктора соболезнующе, но, тем не менее, с любопытством, - леди Марион подсказала, где вас искать. Мой брат, Феодор, болен. Я знаю, что у вас есть лекарство. Все только про это и говорят, про вас и ваш волшебный эликсир... вы правильно делаете, что не появляетесь в городе! Галагатцы накинутся на вас всей стаей, чтобы только заполучить чудесный бальзам. Я понимаю, вы раздаёте его не задаром и не всем подряд, но...
   - Я понял, - прервал её лекарь. - Подожди.
   Януш стремительно прошёл от двери к очагу, где на низком столике располагались чернила и несколько клочков пергамента, и быстро черкнул несколько слов на одном из них.
   Флорика обвела взглядом комнату в ожидании, и неуютно переступила с ноги на ногу, вновь принимаясь рассматривать лекаря. Януш уже свернул записку, и теперь рылся в знакомой Фло чёрной сумке, сосредоточенно перебирая её содержимое.
   Флорика едва удержалась от вздоха: молодой доктор по-прежнему вызывал в ней смешанное чувство восхищения и интереса, но, должно быть, это всё-таки совсем не то, что испытывал, к примеру, Фео к своей королеве. Влюблённостью её отношение к Янушу назвать было можно, но любовью -- вряд ли. По правде, Фло вовсе не была уверена, что вообще способна на эту самую любовь.
   - А где Михо? - спросила она. - Леди Марион сказала, они с сэром Эйром здесь, с вами...
   Раздавшийся из соседней комнатки стон заставил её замереть.
   - Я приехал их проведать, - хмуро отозвался Януш, с трудом шевеля разбитыми губами. - И обнаружил уже больными.
   - Лесная хворь? - шёпотом уточнила Фло, расширившимися глазами глядя в сторону комнатных дверей. Вначале Фео, теперь Михо...
   - У меня к тебе просьба, Флорика, - кивнув, продолжал Януш. - Передай эту записку леди Марион. Здесь сказано, что Михо и Эйр больны. Она нужна здесь, и как можно скорее. Я не могу надолго отлучаться из имения, кроме того...
   Он запнулся, но Флорика не стала уточнять: девушка и без того видела, что лекарь сам едва держится на ногах. Тот, кто поработал над ним, очевидно, был очень, очень зол -- но за время работы на Большого Питона она насмотрелась и не на такое. Вспомнить только, на что способен Топор, личный палач главаря...
   - Сделаю, - кивнула Фло. - А...
   - Теперь о лекарстве. Здесь, - Януш показал ей крошечные колбочки с лекарством, - всего две порции. На два дня. Для исцеления необходимо как минимум пять порций, и тебе придётся заехать ко мне ещё раз, в имение герцога Ликонта, за остальными. Я не могу отправиться с тобой и проследить за твоим братом лично, поэтому слушай внимательно. Тебе придётся найти человека по имени Гордей, он лекарь при главном храме Единого. Он очень занятой человек, но он единственный, кто знает, как правильно вводить лекарство. Я лично научил его обращаться с экстрактом, более того -- только у него есть специальные иглы, которые ему я оставил вместе лекарством. Найди способ, чтобы уговорить его, потому что я не могу помочь вам с братом. Не теперь.
   - Спасибо вам, мессир, - Флорика приняла протянутый свёрток с лекарством и записку, спрятала в переброшенную через плечо сумку. - Большой Питон никогда не забудет вашей доброты. Я всё сделаю, как вы сказали. До встречи, мессир Януш!
   Она провела рукой над стулом, стоявшим у входа, и выскользнула за дверь. Януш пригляделся и нахмурился: на сидении остался увесистый мешочек с монетами.
  
  
   Нечего было и думать о том, чтобы проникнуть во дворец днём -- а посланный ночью гонец вернулся с запиской обратно: ни леди Марион, ни леди Гелены в прежних покоях он не обнаружил. В ярости Флорика так накричала на бедолагу, что даже Феодор ненадолго пришёл в себя от её криков. Отвесив незадачливому гонцу несколько нехилых затрещин, Флорика отправилась во дворец сама, наплевав на вступавший в полную силу рассвет.
   Доктор Гордей, которого притащили накануне вечером Топор с Ренольдом, был бледен, но собран: увидев в руках Флорики знакомые колбочки, Гордей без лишних вопросов взялся за дело: уж больно убедительными были рожи галагатских головорезов, чтобы выказывать своё недовольство. Наверняка под "найти способ уговорить его" Януш подразумевал что-то другое, но Фло не особо заботилась моральной стороной вопроса. Феодор умирал, и это всё, о чём она могла думать.
   Гордея препроводили обратно в лечебницу, но предупредили про очередной вечерний визит -- лекарство требовалось вводить раз в сутки, и они не могли обойтись без помощи храмового доктора.
   Оставив Феодора на откуп Ренольду и Бенедикту -- сутенёр казался притихшим и крайне серьёзным -- Флорика отправилась во дворец на поиски леди Марион. Баронесса всё ещё пребывала в неведении относительно болезни Михо и Эйра, а уж про то, что Януш безвылазно сидел вместе с ослабевшими больными в лесном домике, наплевав на собственный упадок сил, Фло и вовсе старалась не думать.
   Поиски леди Марион, если придворных дам почившей королевы решили переселить в более соответствующую их теперешнему положению часть дворца, казались невыполнимой задачей, тем более днём, когда она могла находиться где угодно. Гораздо проще было бы разыскать Юрту -- а уж верная камеристка нашла бы госпожу в два счёта. Проблема заключалась лишь в одном: как попасть в тщательно охраняемый дворец при свете дня?
   Привычный лаз со стороны сада, через который обыкновенно забирались во дворец галагатские воры, был совершенно непригоден днём: слишком уж хорошо он проглядывался из домика садовника, и слишком любимым местом для прогулок был тихий уголок у изгороди для придворных.
   Флорика остановилась перед самыми воротами, задумчиво скрестив руки на груди. Она одела глухое чёрное платье с капюшоном, оставлявшее свободными лишь кисти рук и часть лица, а его свободно падающая от бедра длинная юбка не стесняла движений, даже если воровке понадобилось бы лезть через высокий забор. Стоя среди горстки горожан, пытавшихся пробиться во дворец на аудиенцию, Фло пыталась прикинуть самые верные способы проникновения. Стражники неизменно отталкивали тех из горожан, кто рискнул приблизиться к воротам на опасное расстояние, бесцеремонно расшвыривая просителей по обе стороны усыпанной жёлтым песком дорожки.
   - А ну в стороны! В стороны, я сказал! - вдруг гаркнул старший из стражи, нацеливая алебарду на напиравших горожан. - Разошлись!!!
   Ворота распахнулись с внутренней стороны, и стражники отпрянули по обе стороны от прохода, образуя коридор. Выезжавшие со стороны дворца всадники приблизились к воротам, и горожане оживились, вновь напирая на скрещенные алебарды: к воротам приближался принц Орест с телохранителями.
   - Ваше высочество!!!
   - Умоляю, ваше высочество!
   - Принц Орест!!!
   Просители напирали, стражники то и дело отталкивали их с пути, и Флорика поняла, что другого шанса не будет. Она положила обе ладони на плечи стоявших рядом с ней мужчин, оттолкнулась от земли, запрыгивая им на спины, и выпрямилась, сделав несколько быстрых шагов -- уже по плечам впереди стоящих. Горожане оказались крепкими мужчинами, но от такого бесцеремонного обращения едва не повалились на землю -- а прочий люд от неожиданности и вовсе поприседал, охая и вскрикивая при виде перемахнувшей через скрещенные алебарды бестии.
   - Ни с места!!!
   Один из телохранителей принца взвёл пружину арбалета, целясь в грудь выпрыгнувшей перед ними Флорики; второй быстро и сосредоточенно оглядывал толпу: что, если эта девчонка -- лишь отвод для глаз, и настоящий убийца по-прежнему скрывается за спинами?
   Флорика вскинула руки, удерживая ошарашенный взгляд младшего принца, повисла на морде переполошенного коня, делая быстрые успокаивающие движения: скакун едва не сбросил всадника с перепугу.
   - Мне нужно во дворец, - тихо, так, чтобы мог слышать только свесившийся с седла принц, заговорила она. - Это важно!
   - Стойте! - Орест сориентировался быстро, вскинул руку, останавливая ринувшихся к девушке стражников. - Мэлор! - обратился он к выступившему вперёд стражнику, подозрительно вглядывавшемуся в полускрытое капюшоном лицо девушки. - Проводите её к чёрному ходу! Это...
   - Я новая камеристка её светлости леди Гелены, - затараторила Флорика, выдавливая из себя самую жалобную мину, на которую была способна. - Меня ограбили, я едва унесла ноги! Пришлось одеться в эти лохмотья... о, мне пришлось столько перенести! Ваше высочество, смилуйтесь!..
   - Но... приказом короля Андоима мы обязаны проверять каждого, от черни до высокорожденных... - неуверенно заговорил Мэлор, - если она пронесёт во дворец заразу...
   - Вздор! - холодно прервал его Орест, не сводя глаз со смуглой девушки, бросившей на него ответный, напряжённый и неулыбчивый взгляд тёмных глаз. - Этот сумасбродный... прыжок лучше всяких проверок доказывает, что она полностью здорова.
   - Леди Гелена прогоняет каждую служанку, которая посмеет чихнуть в её присутствии, - поддакнула Флорика. Тон её, заискивающий, просящий, никак не вязался с мрачными карими глазами, не отпускавшими принца ни на секунду. - Что вы, как можно! Я просто... отчаялась... я не хочу провести эту ночь на улице! Я прошу прощения у уважаемых горожан... но её светлость даже не знает, где меня искать! Я потеряю работу, если не явлюсь сию же минуту!
   - Тем более, что скоро начнётся церемония повторного назначения командующего Ликонта, - улыбнулся Орест. - Леди Гелене понадобится камеристка, бесспорно. Мэлор, проводите!
   Принц тронул коня, и стражник проводил всадников тоскливым взглядом: августейший Орест должен был встретить прибывающего во дворец Нестора Ликонта, так что скоро здесь будет много народу. С непонятно откуда свалившейся им на головы бестией следовало разобраться как можно скорее.
   - Эй, ты! - сварливо позвал Флорику Мэлор. - Иди за мной.
   Стража сомкнула ворота за их спинами, и Флорика натянула капюшон поглубже, следуя за недовольным офицером. Оглянулась она лишь однажды -- ещё раз проводить взглядом удалявшуюся спину младшего принца Валлии...
  
  
   Синяя баронесса наблюдала за Геленой с лёгкой, полуотстранённой улыбкой на губах. Герцогиня нервно расхаживала по их общей спальне, от стены к стене, размахивая веером, как палашом, будто разрубая невидимые заросли на своём пути.
   - Проклятый ублюдок, - ругалась леди Гелена, впервые на памяти Марион прибегнув к подобным выражениям, - будь проклят тот день, когда мы предали принцессу Таиру в его грязные лапы! Валлийский варвар, выродок, грязный, омерзительный... - Гелена вовремя сдержалась, понизив тон, но Марион всё-таки разобрала, и горько усмехнулась, впервые соглашаясь с аверонской герцогиней. - Выселить нас из наших покоев! Тело королевы Таиры ещё не остыло в их фамильном склепе, а он уже спешит предать забвению всё, что связано с её именем! Выкинуть нас -- сюда! В северное крыло! К черни! Общая спальня! Жалкая келья, а не покои, вот что это такое! Клеветник его раздери! Радует только одно -- король Андоим приведёт свою страну в разруху, вдребезги разбив наследие своего почившего -- туда ему и дорога, вражине -- отца! А уж там император Таир... да он их в порошок! - кулак Гелены с грохотом обрушился на письменный столик, показывая, как именно аверонский император расправится с "ними".
   Марион слушала молча. Их с леди Геленой объединяло теперь гораздо больше, чем обе того хотели бы -- общие покои, унизительное положение, неизвестность, ненависть к валлийцам, желание поскорее вернуться домой и забыть своё пребывание в Валлии, как страшный сон. Пожалуй, Марион повезло даже больше, чем Гелене -- безыскусная, не пытавшаяся никого затмить своей красотой или обаянием баронесса пришлась ко двору гораздо лучше, чем надменная, заносчивая герцогиня Гелена.
   В своё время Устин Максимилиан перезнакомил Марион со всеми ключевыми лицами валлийского двора, представляя Синюю баронессу в самом выгодном свете; более того -- Марион, не питавшая никаких иллюзий касательно своего положения, не вызывала никаких претензий со стороны главной сплетницы и самой влиятельной женщины при дворе -- маркизы Доминики -- а её слово решало здесь многое, если не всё. Марион оставили в покое. Чего нельзя было сказать о высокомерной Гелене, в которой Доминика сразу узрела соперницу, всеми правдами и неправдами настроив против неё пол-двора. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать существование аверонки во дворце невыносимым.
   Помимо того, у леди Гелены не было утешения в виде крошечного островка домашнего уюта в Галагате, где её всегда ждал любящий сын и верная прислуга. Не появилось у Гелены и настоящих друзей среди валлийцев -- а чего стоило одно лишь участие Януша в её судьбе и судьбе её сына! Несмотря на бедственное положение, безденежье и полную неопределённость, Марион чувствовала себя всё же лучше, чем Гелена, и даже находила в себе силы для утешения бушевавшей герцогини.
   И помимо прочего, у неё была для этого особая причина.
   Когда она развернула влажный пергамент у себя в комнате и прочла записку графа Хэсского, уведомлявшего герцогиню Наалу о том, что вестник Ликонта был найден мёртвым на южной дороге, и что письмо герцога так и не было доставлено по адресу, последние сомнения испарились. Ей и раньше приходилось перехватывать чужие письма по приказу Северины, но никогда прежде она не получала в свои руки -- вот так, непреднамеренно -- самое настоящее оружие против своего врага.
   И если она думала, что за время, проведённое в Валлии, её ненависть притупилась, покрылась коркой безразличия, стёрла острые углы бесконечной усталостью, болезнью и смертью Таиры, облачилась в мягкую накидку Наалы, споткнулась о добрый нрав лучших друзей своего врага -- Януша и Ореста, каждый из которых сделал её жизнь в Галагате немного лучше, немного терпимее -- она ошибалась. Нехорошее, близкое злорадству чувство вспыхнуло в ней вновь, с жадностью уже угасшего костра, чьи тлеющие уголья разворошили, подбросив сухих веток -- вспыхнуло, как только она вскрыла печать Ликонтов, разворачивая ещё влажный после дождя пергамент.
   Ликонт писал императору Таиру, и письмо было датировано днём, когда командующий валлийской армией возвращался в Галагат, спешно отозванный от смотра смертью короля Харитона. Новый король Андоим посадил его в тюрьму в день возвращения, и, очевидно, Ликонт прекрасно знал о том, что его ждёт.
   Герцог обещал значительные уступки Аверону, если император Таир поддержит военный переворот в Валлии и первым признает нового короля, которого он, Ликонт, собирался возвести на трон. Имя Ореста не упоминалось -- всё же герцог соблюдал определённую осторожность -- но прекрасно читалось между строк. Помимо прочих уступок Ликонт намекал аверонскому императору на соседний с Праттом город Лисс, который в своё время валлийцы отбили дорогой ценой -- при защите пали лучшие рыцари, воины и офицеры, а население города было вырезано едва ли не полностью. Это была тяжёлая и страшная победа для валлийцев, но победа героическая, которую запомнил весь народ -- и обещать его вражескому императору... нет, подобное Ликонту не простил бы не только король, но и никто из народа, будь герцог трижды герой Валлии и сотню раз командующий её армией.
   Марион на некоторое время сама впала в замешательство: в то, что Ликонт столь щедро жертвовал землями, верилось с трудом. Нет, герцог вёл какую-то хитроумную политическую игру, не иначе -- и, скорее всего, собирался обмануть или обойти императора Таира, как только тот выполнил бы свою часть уговора.
   Но то, что по некотором раздумии стало очевидным для Марион, нельзя было прочесть в письме. Оно по-прежнему оставалось самым компроментирующим, позорным, и самым нежеланным для публичного достояния клочком бумаги, которое только мог написать Ликонт. И уж явно он не рассчитывал на то, что эта бумага попадёт не в те руки. В её руки...
   Это письмо отправило бы герцога на плаху прямо из большого зала дворца, где сейчас должно было состояться его повторное назначение на должность командующего, минуя тюрьму, Высший Суд и озвученный приговор -- стоило ей только передать это письмо в руки одного из судий. Самым верным способом была, пожалуй, передача письма непосредственно королю Андоиму, который не упустил бы шанс прилюдно опозорить блистательного герцога -- но даже сейчас, в злорадном порыве и эйфории от собственной победы и превосходства, она не смогла бы обратиться к Андоиму: король вызывал в ней отвращение столь сильное, что даже жажда мести не могла преступить эту черту.
   - Я не понимаю, зачем тебе вообще идти на это назначение! Нас там никто не ждёт! Не хочешь же ты примкнуть к толпе праздных зевак, этих омерзительных шавок, которых не пинают только те, кому совсем лень? Марион? Марион!
   Синяя баронесса перевела отсутствующий взгляд на леди Гелену и, очнувшись, мягко улыбнулась, по-прежнему пребывая мыслями там, где она уже совершила столь долгожданный, столь выстраданный акт мести -- расплату за смерть Магнуса, за отобранное у Михо наследство, за унизительное положение, за безумную страсть, вспыхнувшую в самонадеянном Ликонте, страсть, на которую с такой готовностью отозвалось её предательское тело в королевском лесу...
   - А я считаю, нужно быть в курсе того, что происходит в этих стенах, - медленно произнесла баронесса, поднимаясь со своего места и подходя к зеркалу.
   Ей понравилось то, что она там увидела. Давно, уже очень давно не выглядела она так хорошо. Блеск в глазах, румянец на щеках, отстранённая, мягкая полуулыбка на губах -- всё то, что красило бы любую женщину. Несколько прядей подобраны у висков и стянуты в пучок на затылке, оставляя остальные волосы свободно падать за спину -- возможно, не самая лучшая причёска для женщины её возраста, но именно так любила убирать волосы юная Таира. Платье, тёмно-зелёное, почти траурное, но с оглядкой на торжественное назначение командующего, подчёркивало то, что осталось от её женских достоинств -- на сильно исхудавшем за последние дни теле видны были лишь бугры мышц, прикипевшие к ней за наполненную постоянными тренировками и битвами жизнь, и почти не осталось приятных глазу округлостей, столь необходимых для женственной красоты. Платье идеально скрывало первое и подчёркивало то, что могло бы сойти за второе. Марион отвернулась от зеркала и внимательно посмотрела на Гелену, по-прежнему разозлённую, но выговорившую почти весь запас своих сил.
   - Никогда не знаешь, что из послушанного или увиденного может пригодиться. Так ты пойдёшь?
   - Вот ещё! - фыркнула Гелена, отнюдь неизысканно плюхнувшись на свою кровать. - Это не моя забота -- искать скрытый смысл там, где его может и не быть! Да и тебе пора бы забыть о прежних уловках! Перед кем ты выслуживаешься? Северине ты не нужна, Таиры больше нет! Леди Августа писала мне, что у тебя нет больше и дома -- на землях Синих баронов пирует вражеская армия, а фамильный замок находится под имперским протекторатом! Как ты можешь выглядеть такой счастливой, Марион? Какая стальная пружина держит тебя, женщина? Что вызывает эту идиотскую улыбку на твоём лице? Как ты можешь так легко относиться к тому, что происходит? Скажи мне!
   Марион улыбнулась ещё раз, заставляя работать окаменевшие мускулы лица, прогоняя дикое желание влепить Гелене звонкую, смачную оплеуху. Легко? Да, что и говорить, ей в жизни вообще пришлось очень, очень легко. Высокорожденная Гелена и не подозревала, каково это -- подняться из грязи, доказать, что ты способна на что-то большее...
   Нет, Гелена не знала, каково это -- выстрадать, а затем потерять своё счастье.
   - Скажу, что ты многое потеряешь, если не пойдёшь на торжество, - ответила Синяя баронесса, отходя от зеркала.
   Она покинула общую спальню, плотно прикрывая за собой дверь и оставляя Гелену в полном замешательстве. Впереди ждала долгожданная победа -- и такая сладкая месть.
  
  
   Нестор Ликонт въезжал в королевский дворец победителем. Немногие встречали командующего, но такие были -- и если бы не эпидемия и не страх перед новым королём, их было бы больше. Принц Орест встретил его и сопроводил до самого зала, где уже собрались члены Высшего Суда и приближенные короля, и небольшая горстка придворных, пришедших засвидетельствовать акт утверждения его главнокомандующим валлийской армией.
   Король Андоим заставлял себя ждать, когда все давно собрались в зале, и члены Высшего Суда уже недовольно переглядывались, бросая недобрые взгляды в сторону северных дверей -- именно оттуда должен был появиться Андоим. Король делал то единственное, на что ещё был способен в своём положении -- оттягивал ненавистный момент унижения, как мог, заставляя считаться со своим отсутствием.
   Нестор не возражал. Чем дольше продлится его присутствие во дворце, тем лучше запомнят блистательного командующего придворные, приближенные и члены Суда. Он никуда не спешил. Король Андоим мог располагать каждой минутой своего опоздания -- но день, час и место его кончины были уже предопределены. Более того -- время и место Ликонту сообщил человек Большого Питона, и, надо признать, сам герцог не придумал бы лучшего плана. Который приходилось скрывать от Ореста -- принц буквально выворачивал ему душу своими расспросами и мольбами не трогать брата. Нестор ничего не мог ему обещать. Даже пожизненного заключения, на которое мог бы рассчитывать любой другой свергаемый монарх.
   - Взгляни, брат, - тихо шепнула ему на ухо Наала: сестрёнка не пожелала оставаться в поместье, твёрдо вознамерившись присутствовать на церемонии. - Это же миледи Марион! Синяя баронесса оказала тебе честь своим присутствием. Она могла и не приходить, но, тем не менее, пожелала засвидетельствовать своё почтение... это в высшей степени благородно, не правда ли, Нестор?
   Ликонт вскинул голову, скользнув взглядом по немногим присутствовавшим в зале придворным. Её выправку он узнал бы из тысячи. Неизменно прямая, как копьё, с расправленными плечами, спокойная и в то же время собранная, со сложенными одна поверх другой руками, покоившимися на юбке. И кисть её сжимает, подобно рукояти меча... нет, не веер. Нестор нахмурился и вгляделся.
   Синяя баронесса держала в руке аккуратно сложенный лист пергамента. Держала как оружие...
   Нестор похолодел, встречаясь со взглядом тёмно-серых, непрозрачных, какие встречаются у людей с непробиваемой силой воли, глаз. Марион ждала его -- и коротко улыбнулась, одними уголками губ.
   Что-то было не так. Что-то в её победном взгляде, в мрачной, глухой решимости, присущей смертникам, идущим до самого конца, или готовым ступить за черту безумцам, во вскинутой, непокорной голове, в разгоревшемся румянцем лице, в изогнутых, насмешливых губах, во всём её пьянящем и страшном облике...
   Марион медленно подняла руку с листом, прижимая его к груди. Перевернула, показывая Ликонту его печать. Развернула, по-прежнему прижимая к себе, чтобы не выдать себя раньше времени перед присутствующими -- демонстрация предназначалась только для одного герцога.
   И Нестор вдруг ощутил, как вся кровь, одним махом, отливает у него от лица. Стало внезапно холодно, очень холодно -- потому что он узнал своё письмо. И с такой же леденящей, жуткой ясностью осознал, что уже ничего не успеет сделать. Предотвратить своё поражение -- впервые в жизни -- он не мог. Просто стоял, чувствуя, как смертельный холод растекается по жилам, связывая руки и ноги, сковывая тело, останавливая сердце, пропускавшее удары, прогоняя из головы все мысли, кроме одной: как?!
   Как так вышло, что та, которую он считал поверженной, раздавленной, ослабшей и растоптанной, вдруг оказалась прямо перед ним, в полном облачении и во всеоружии, с занесённым над его головой тяжёлым топором -- а он оказался наг, уязвим и бессилен?
   Как, как она сумела получить то единственное, что действительно могло погубить и его, и его репутацию, и саму память о нём -- это омерзительное письмо, эту игру слов, этот хитроумный план, который в конце концов сработал против него самого?
   О Единый, какой же жестокой в конце концов оказалась его собственная кончина. Нестор Ликонт мог бы пережить всё -- заключение, ссылку, увечья от тысячи одновременно нанесённых ударов -- мог бы даже смириться с казнью, только не это публичное унижение, не этот позор! Что будет с Наалой, когда её брата отправят на унизительную казнь через повешение, приговорённого по всем законам королевства -- для врагов народа не существовало поблажек. Это письмо перечёркивало всё, что он сделал для Валлии, все его прежние заслуги и блистательные победы.
   И она сделает это. Нестор видел блеск в её глазах, который видел уже не однажды -- жажду мести, цену крови, выкуп за жизнь того, кто был ей так дорог. Будь проклят, будь воистину проклят тот день, когда они с командующим Магнусом повстречались на поле боя...
   Марион оставалось всего ничего -- сделать шаг вперёд, в центр зала, и провозгласить его предателем. А затем передать письмо одному из судий -- или тому же Андоиму...
   - Нестор? - голос сестры, встревоженный и заботливый, мягким шёпотом коснулся его слуха. - Нестор, тебе нехорошо? Что с тобой?..
   Ликонт не отрывал взгляда от смертоносного письма в крепкой руке аверонской воительницы, не ощущая, как на лбу его, несмотря на ледяной холод, проступает испарина -- а Марион не сводила глаз с него. Они поняли друг друга за этот миг так, как не сумели бы понять за годы войны. У неё был прекрасный шанс исполнить свои угрозы, избавиться от него раз и навсегда, сделать так, как она обещала -- отправить его в самое сердце преисподней, чтобы он наконец понял, что такое ненависть...
   Пухлая рука камеристки коснулась локтя баронессы, настойчиво, раз или два дёрнув за рукав. Марион резко обернулась, и Юрта просунула клочок бумаги ей в руки. На лице камеристки отражался самый настоящий испуг, и Марион не стала медлить, разворачивая неровный кусок пергамента.
   "Михаэль и Эйр больны лесной хворью. Выезжайте срочно. Вы нужны здесь. Януш".
   ...И внезапно всё стало неважно.
   Марион выпрямилась, не пытаясь спрятать блестящий взгляд влажных глаз. Лицо врага, побледневшее, осунувшееся от осознания собственного сокрушительного поражения, дрогнуло и расплылось.
   Не было больше насмешливых синих глаз, исчезла несгибаемая военная выправка -- с этого дня и часа ненавистный образ командующего Нестора Ликонта перестал существовать. Враг умер; но ей было всё равно.
   Она опустила глаза на зажатый в её руке конверт. Вот оно, оружие, которое уничтожит его, отправит на позорную казнь на городской площади. Блистательный герцог, обожаемый войском командующий Нестор Ликонт -- предатель. Перебежчик. Враг народа.
   Его уже почти не существовало, но Марион по-прежнему не ощущала вкуса победы. Внутри была лишь бесконечная, сосущая пустота. Слишком многого лишила её эта война, чтобы теперь радоваться уже давно протухшей мести.
   И, похоже, она потеряла далеко не всё, и далеко не самое дорогое в своей жизни.
   Что даст ей смерть обесчещенного Ликонта? Вернёт ли она Магнуса? Подарит ли расположение императора Таира, позволит ли оправдать собственное запятнанное имя? Или, быть может, освободит земли Синих баронов от чужих воинов?
   Нет, всё не то, всё не так...
   Прогонит ли эта смерть страшную болезнь из тела её единственного сына?..
   Пальцы дрогнули, комкая бумагу письма. Ничто более не имело значения, ничего из того, что произошло, ничего из того, что могло произойти -- всё оказалось пустым, мелким и бесполезным мусором, которым она наполнила свою жизнь, забыв о главном.
   Её мальчик, любимый сын, единственный ребёнок... Михо, Михаэль...
   О Единый, не забирай последнее, не забирай то единственное, что имело смысл в этой проклятой жизни...
   Как же так получилось, что осознала она это только теперь?..
   ...Письмо было давно скомкано, и Синяя баронесса, не глядя, сунула его за пояс. Затем развернулась и быстрым шагом покинула тронный зал.
   За её спиной придверник громогласно провозгласил прибытие припозднившегося монарха на церемонию...
  
  
   До самого поместья герцог не проронил ни слова. Наала тревожно вглядывалась в лицо брата, пытаясь понять, что заставило Нестора столь разительно перемениться там, на церемонии -- с которой командующий сбежал, как только Высший Суд в полном составе утвердил его на должности. Ликонт даже не стал упиваться унижением короля Андоима, на перекошенном лице которого застыла уродливая гримаса ненависти и страха -- монарху совершенно не нравилось положение дел.
   - Прости, Наала, - негромко сказал Нестор, как только карета остановилась перед поместьем. - Я отлучусь ненадолго.
   - Нестор, - рука сестры легла поверх его левой перчатки, сжала, заставляя Ликонта посмотреть ей глаза, - ты можешь положиться на меня. Правда, можешь.
   Герцог медленно кивнул.
   - Я знаю. Просто... мне нужно время.
   Наала выпрямилась, разглядывать неспокойное, изменившееся лицо брата. Никогда, даже в тюрьме, не выглядел он таким... неуверенным? Уязвлённым?..
   - Я буду ждать.
   Сестра покинула карету, направляясь по усыпанной жёлтым песком аллее к дому. Нестор тяжело посмотрел ей вслед, подождал, пока она не скроется из виду, и вышел из кареты, устремляясь к чёрному входу, туда, где находилась лаборатория Януша.
   После окончания церемонии его рыскавший по всему дворцу слуга доложил, что Синяя баронесса покинула покои вместе с камеристкой, прихватив с собой часть вещей. Конюхи доложили, что леди Марион покидала дворец в спешке: она даже не сменила платья. Камеристка, полная Юрта, тоже казалась испуганной, но обе женщины не перекинулись со слугами ни словом. Узнать, таким образом, куда исчезла Синяя баронесса, и что заставило её, уже державшую в руках его жизнь и честь, отказаться от своей мести, у него не получилось.
   Но Ликонт очень хорошо знал, кто может ему в этом помочь.
   ...Лаборатория пустовала. Раздражённый, Нестор быстрым, нервным шагом прошёл к парадному входу, постучал, вызывая дворецкого.
   - Ваша свет... - удивился Адис, чинно отпирая двери.
   - Где Януш? - перебил старого слугу Нестор.
   - Януш? Он уехал вчера утром, вы сами отпустили его, - снова удивился дворецкий. - На сбор лекарственных трав, в лес. С тех пор и не возвращался... Хотя... взгляните-ка, ваша светлость, у вас глаз всё ж поострее, чем мой... не его лошадь? Во-он, на тропе...
   Нестор резко обернулся, вглядываясь в появившегося на пригорке всадника, и молча устремился к воротам. Януш только успел подъехать и спешиться, передавая узду привратнику, когда налетевший на него герцог буквально сгрёб его в охапку, подталкивая к каменистой изгороди.
   - Не-нестор, - сдавленно просипел лекарь, когда герцог взял его за грудки и хорошенько встряхнул, едва не отрывая от земли. - Отпусти... Да что... с тобой?..
   - Где она? - прорычал Ликонт, встряхивая его ещё раз. Януш ударился затылком о забор и поморщился.
   - О ком ты...
   - Януш! - предупреждающе гаркнул Нестор. - Не дури мне голову! Ты прекрасно знаешь, о ком я! Где Марион?!
   Секундного замешательства на лице лекаря хватило Ликонту на то, чтобы убедиться: Януш знает. Синие глаза сузились, пальцы левой руки помимо воли стиснули затрещавшую рубашку молодого доктора, рванув на себя.
   - Ну!!!
   - Нестор, - попытался вывернуться Януш, и правая, стальная рука герцога немедленнно сомкнулась у него на шее. Лекарь засипел, обеими руками вцепившись в им же созданный протез.
   - Януш, - медленно и проникновенно заговорил Ликонт, - я знаю про ваши с Марион встречи. Знаю, что ты учил её сына, посещал её дом. Или ты думал, мои люди ничего не заметят? Януш, Януш! Я верил тебе! Верил как другу! И ведь ты знал, что она не упустит возможности поквитаться со мной! Я долго думал... что могло заставить такого спокойного, рассудительного человека, как ты, рисковать нашей дружбой... ведь ты не предатель, Януш... я даже мысли не допускал, я знал, ты не такой... но что могло заставить тебя перечеркнуть всякую осторожность, здравый смысл... ради встреч с этой женщиной? - лекарь видимо вздрогнул под его рукой, и Нестор усмехнулся. Помолчал, разглядывая побитое, в тёмных разводах синяков лицо. Коротко выдохнул. - Любишь её?
   Януш снова вздрогнул, на этот раз куда ощутимее. Нестор медленно разжал стальные пальцы, позволяя лекарю вжаться в каменную кладку. Он казался очень усталым, едва держащимся на ногах, и Ликонту впервые в жизни стало по-настоящему стыдно.
   Лекарь действительно не был предателем. И в том, что полюбил эту ведьму, был не виноват. Просто... так получилось. И уж тем более после долгих лет верной службы он не заслужил...
   Чем же он, Нестор Ликонт, сейчас лучше Андоима, раз позволил гневу взять верх над собой? Применить силу к человеку, которого не составляло никакого труда обидеть такому, как он?..
   - Она в лесу, - не глядя на него, тихо произнёс Януш. - В домике лесника. Её сын и слуга заразились лесной хворью, и мне пришлось остаться с ними. Марион вместе с камеристкой приехали меньше часа назад, и я тотчас отбыл в поместье. У меня много дел в лаборатории. Им понадобится ещё несколько порций лекарства...
   - Януш, - Нестор неловко перехватил его локоть, коротко сжал. - Прости. Но это действительно важно. Мне нужно с ней встретиться...
   Лекарь кивнул, по-прежнему не поднимая красных, усталых глаз. Он ни в чём его не обвинял и даже, кажется, не обиделся, прекрасно изучив нрав герцога за эти годы. Просто стоял, побитый, измождённый, разрываемый между долгом, дружбой и любовью, измученный этой борьбой, как оказалось, почти до предела. От осознания этого Нестору стало ещё хуже.
   - Прости, - повторил он, отпуская руку доктора.
   Януш поднял голову, провожая его взглядом: герцогу подвели коня по одному только взмаху нетерпеливой руки, и Нестор взлетел в седло, давая тому шпоры. Командующий прекрасно знал местные леса, а домик лесника Януш ему показывал сам, на одной из их совместных прогулок -- тогда, когда леди Марион ещё не ворвалась в их жизнь...
   Оторвавшись от каменной ограды, молодой доктор медленно направился в сторону лаборатории.
  
  
   К домику лесника Нестор добрался засветло. Спешился он заранее, ведя коня под уздцы и поднимаясь по пологому склону всё выше. У широкого ручья, бежавшего у подножья холма, он заметил сгорбленную спину полной женщины -- та самая камеристка баронессы, про которую доносил ему слуга. Женщина набирала воду, погрузив в ручей деревянную бадью, и Нестор ускорил шаг: ему хотелось застать Марион одну.
   Четыре лошади были закрыты в тесном загоне -- давно почивший лесник явно не рассчитывал на такое количество гостей. На обмотанных бечёвками деревьях было развешено бельё, и широкая кадка стояла у порога с ещё пузырящейся пеной. У ветхой деревянной скамейки лежала охапка сухого хвороста, рядом валялись кремень и огниво.
   Нестор привязал своего коня к дереву, внезапно теряя всякую уверенность в том, что собирался сделать. В этот дом вошла хворь и большая беда -- его здесь не ждали.
   Ликонт коснулся рукой двери, и створка поддалась сама, без скрипа открывая ему путь в небольшую комнатку, где горел в маленьком камине огонь, где у стены были сложены аккуратными стопками вещи, и где пустовало единственное плетёное кресло у книжного столика. Засушеных трав под потолком, против обыкновения, не оказалось -- должно быть, Януш забрал с собой всё из необходимых ему растений, которых не коснулась лесная хворь.
   Из комнатки вело две двери, одна из которых была прикрыта, а вторая открыта почти настежь -- и именно оттуда доносился тихий, нежный голос, поющий детскую колыбельную.
  
  -- Пусть тёплый ветер Аверона
   Добрый сон тебе несёт,
   Спи спокойно, мой ребёнок,
   Он тебя убережёт
  
   От напастей и болезней,
   И от ужасов войны,
   Он подарит щит чудесный,
   С ним все беды не страшны.
  
   Ты представь, что за стеною -
   Лишь за ней живут враги.
   Но не бойся: я с тобою,
   Им не преступить черты...
  
   Нестор замер на пороге, слушая этот голос. Не сразу узнал он его -- столь разительной оказалась перемена от того, что он привык слышать, к этому неповторимому и совершенно незнакомому ему тембру. Резкий, рубящий, даже грубый, сейчас этот голос звучал с такой невозможной нежностью, с такой бесконечной любовью, что командующий отказывался, просто отказывался верить, что на самом деле слышит Марион. Ту, которую он никогда не знал...
  
  -- Что же там, за сей чертою?
   Спросишь тихо ты меня.
   Я отвечу, я не скрою:
   Там, мой сын, встаёт заря.
  
   Так же солнце светит людям,
   Так же ночи настают,
   Мамы деток своих любят,
   Те же песни им поют...
  
   Нестор тяжело опёрся плечом об угол, слушая этот удивительный голос -- голос матери, голос любящей женщины. Помнится, последний раз мать пела ему колыбельную в тот самый день, когда их с отцом убили. Он был уже взрослым четырнадцатилетним мужчиной, но мать всё равно приходила пожелать ему спокойной ночи. Не так, как было положено в прочих дворянских семьях -- чинные пожелания добрых снов в общем зале. Нет. Мать сумела сделать их с Наалой детство счастливым -- но, увы, недолгим. Сестрёнка осталась сиротой всего в четыре года...
   Он не вспоминал об этом дне ни разу за все эти годы, просто не позволял себе -- чтобы жажда мести не затопила багровой пеленой его рассудок. И вот... эта песня, полная материнской заботы и любви... как яркий луч, прорвавшийся через плотно занавешенные окна...
  
  -- И рассветы их прекрасны,
   Снежно-синие леса...
   И война для них ужасна -
   Мира хочет их душа...
  
   Он заставил себя оторваться от стены, делая первый нетвёрдый шаг вперёд. Приблизился к открытой двери, заглядывая внутрь. Марион сидела у постели сына, приобняв одной рукой его за плечи, второй поглаживая по укрытой одеялом груди. Синий баронет спал, прислонившись щекой к руке матери, и лицо его, посеревшее от болезни, казалось тихим и умиротворённым.
   Нестор впервые увидел его. Сын Магнуса оказался обыкновенным мальчишкой десяти лет, всего лишь ребёнком -- а ведь мог стать и пешкой в жестокой игре против его матери. Подумать только, он, Нестор Ликонт, действительно был готов стать детоубийцей...
  
  -- Ты представь, что рухнут стены,
   И сотрётся вдруг черта.
   Люди руки вверх возденут,
   Вместе восхвалят Творца...
  
   Спи и верь, мой драгоценный,
   В этот дивный добрый миг,
   Но до этих пор -- поверь мне,
   Пригодится тебе щит...
  
   Марион сидела спиной к двери и всё ещё не видела его. Но даже окончив песню, не обернулась, хотя не могла не почувствовать чужое присутствие. Она на миг прикрыла глаза, обнимая сына -- и Нестор вдруг сам себе показался здесь лишним.
   Он неловко пошевелился -- и в этот миг Марион повернула голову, встречаясь с ним взглядом. Нестор подумал, что так, должно быть, посмотрела бы на него волчица, если бы ему вздумалось потревожить её с волчатами логово.
   - Полагаю, ты приехал за этим, - изменившимся, мёртвым голосом произнесла Марион, доставая скомканное письмо из-за пояса. - На, забирай. Мне это больше не пригодится.
   Она протянула ему мятый пергамент, и Нестор молча принял его, не отрывая от неё глаз. Марион не ответила на его пристальный взгляд, отвернулась, вновь отдавая всё своё внимание сыну.
   - А теперь убирайся, - не глядя на него, глухо проговорила она. - Я не хочу тебя видеть.
   Ликонт постоял на пороге ещё несколько секунд, разглядывая крохотную комнатку и спину Марион, вновь склонившейся над сыном. Волнистые волосы были стянуты в небрежный пучок, платье, то самое, в котором она присутствовала на церемонии, смятое и ослабленное, обвисло, не обременённое корсетом и поясом, рукава закатаны до локтей -- сейчас леди Марион выглядела ничем не лучше простолюдинки из какой-нибудь валлийской деревни, вполне оправдывая его предположение во время их второй встречи в Ренне: красота её, сейчас такая зрелая и женственная, со временем сойдёт на нет, сделав её ничем не примечательней других женщин.
   Но он слишком хорошо знал себя, чтобы обманываться внешним и напускным, и достаточно неплохо изучил женщин в своём окружении, чтобы не признать правоту покойного Харитона, некогда вызвавшего его на личный разговор. Пожалуй, только сейчас Нестор понял всю правоту старого монарха -- каждое его слово оказалось приговором. Вот только та, которая вызывала в нём такую непривычную смесь уважения, восхищения и желания, оказалась по ту сторону пресловутой черты в этой её колыбельной...
   Дверь отворилась, и возникшая на пороге Юрта вскрикнула, тотчас зажимая себе рот руками, расширившимися глазами глядя на высокого, крупного мужчину, заполонившего собой, казалось, весь этот крохотный лесной домик. Нестор глянул на служанку, развернулся, делая шаг к соседней двери, и приоткрыл, заглядывая внутрь. Тяжело дышавший мужчина на влажной от пота постели был ему незнаком. Личный телохранитель юного баронета оказался довольно молодым, должно быть, ровесник Януша, и сражался с хворью с упрямством заядлого борца -- сдерживал стоны сквозь крепко сцепленные зубы, сжимал кулаки, тиская мятые простыни, выдыхал шумно, через нос, не позволяя себе издать ни звука. Нестор прикрыл дверь, прошёл к выходу, знаком велев служанке следовать за собой. Юрта быстро обвела взглядом комнату, проверяя, всё ли на месте, бросила придирчивый, подозрительный взгляд на герцога, и вышла следом.
   - Какая нужна помощь? - спросил он, как только Юрта прикрыла за собой дверь.
   От удивления камеристка даже отступила на шаг, разглядывая герцога во все глаза.
   - Ваша светлость! - наконец выдавила она. - Вы и вправду... нет, ваша светлость, как можно! То есть, помощь-то, конечно, нужна, не управляюсь я тут одна, да и миледи там за ними двумя не уследит... но... ить как можно!
   - Что нужно? - повторил Ликонт уже с нажимом, и камеристку наконец прорвало.
   - Ну, мессир Януш обещал привезти завтра к вечеру новые порции лекарства, а до тех пор велел всё в доме перемыть, прокипятить, и постели им менять почаще, - затараторила Юрта, с интересом разглядывая герцога. Ликонта знали все -- от придворных до черни -- но чтобы он сам, вот так запросто, обратился к прислуге... Нет, его поведение не осталось для старой служанки секретом. Юрта повидала жизнь и прекрасно понимала единственную причину подобной заботы. - Велел обрабатывать им раны мазью, и поить настойкой, по ложке в час. Ещё сказал, как только лихорадка спадёт, неплохо бы обмыть самих больных, ну, как сумеем. Вы только представьте, ваша светлость, сколько энто воды мне натаскать надо! Ноги-то уже не те, с пригорка в обход холма, да назад, да гружёною...
   - Где вёдра? - снова перебил Ликонт, развязывая плащ.
   - Да вот же они, - кивнула Юрта на полные бадьи. - Только тут загвоздка одна, кострище развести надо бы, и котёл над ним установить побольше, а я там уже постиранные вещи вываривать буду. В камине-то огонь я развести сумела, бульончик для больных ужо закипает, да и миледи поесть не мешало бы... а вот в походах я не бывала, ваша светлость, как бы мне пожар не устроить-то...
   Юрта говорила всё больше, чтоб занять себя. Герцог сбросил с себя плащ, перевязь с мечом, длинным полуторником, почётную золотую ленту, которую повязал ему на церемонии один из судий, стянул зубами левую перчатку, и сбросил всё это, не глядя, под стену дома.
   - Закатайте мне рукав, - ровно попросил он старую служанку, протягивая левую руку.
   Юрта поспешно расстегнула манжету, заворачивая ткань чуть повыше локтя. Правая рука, на которой красовалась тёмная стальная перчатка, висела безвольно вдоль могучего тела, и камеристка только сейчас вспомнила неприятность, произошедшую с герцогом в Ренне. Как же он собрался помогать ей, с одной-то рукой?
   Самого Ликонта, казалось, ничего не смущало. Командующий, проведший в военных походах едва ли не большую часть своей жизни, взялся за дело с присущей ему решительностью, мгновенно задав темп и пожилой служанке, которая с удивлением поняла, что герцог каким-то немыслимым образом с первых же минут стал главным в их маленьком мирке.
   Уже не она, но он отдавал указания, следя за тем, чтобы оба успели сделать как можно больше одновременных дел до наступления темноты. Командующий соорудил самое настоящее кострище из камней, устроив их вокруг выкопанной им в земле ямы, и установил над нею большой котёл для варки белья, вылив в него принесённую камеристкой воду. Того хвороста, который Юрта успела натаскать, едва хватило, чтобы развести костёр, но за домиком, у крошечного погреба, они нашли заготовленную сэром Эйром поленницу, и место для рубки на широком пне. Топор нашёлся тут же -- и Юрта не отказала себе в удовольствии понаблюдать за самоуверенным герцогом, который без долгих раздумий принялся за дело.
   Юрта уже поняла, что какие-то действия Нестор Ликонт мог выполнять и правой рукой, точнее, удивительным протезом, позволявшим ему сжимать какие-то предметы, даже удерживать определённый вес -- но работать стальной рукой ему оказалось сложно и неудобно: слишком медленно сжимались стальные пальцы, слишком крепкой была хватка, и слишком сложно было разомкнуть намертво зажатый кулак. Ликонт поступил иначе.
   Работал герцог только левой рукой: поддевал полено, вонзая в него лезвие топора, ставил на пень, удерживая правой рукой, отрывал топор, и, примерившись, замерев на секунду или две, с размаху вонзал лезвие точно посередине полена. Дальше работал также одной рукой: заносил топор с повисшим на нём поленом над пнём, и с силой опускал, раз за разом, пока полено не распадалось на две одинаковые половинки. Со стороны эти замахи напоминали настоящий бой, и топор лесника в сильной руке казался военной алебардой -- герцог рубил дрова так, как воин разрубает неприятеля, с неизменной рыцарской выправкой, напрягая перекатывавшиеся под церемониальным мундиром бугры мышц.
   Юрта перестирала все вещи за то время, пока мужчина заготавливал дрова, и дело оставалось лишь в недостающей для кипячения воде -- той, с которой всё и началось. Уже смеркалось, когда герцог, прихватив вёдра и длинную сучковатую палку, ушёл вниз, к подножию холма, где протекал лесной ручей. Ушёл не прежде, чем установил несколько кольев вдоль тропинки с самодельными факелами из пропитанных маслом тряпиц, велев Юрте зажечь их сразу же, как только ночь окончательно упадёт на лес.
   Старая служанка проводила взглядом решительно направившегося в сумерки мужчину, и вошла в дом. Леди Марион вышла из комнаты, услышав звук отворяемой двери, и остановилась у камина, прислонившись к стене.
   - Он всё ещё здесь?
   Юрта кивнула, не глядя на госпожу, и принялась разливать ещё тёплый бульон по мискам: две для больных, и одну для баронессы.
   - И где он сейчас?
   - Направился по воду, миледи. До того кострище сооружал, чан над ним приспособил, дрова нарубил, кольев с факелами понатыкал...
   - Почему ты не отказалась от его помощи, Юрта? - устало спросила баронесса, растирая лицо ладонями. - Он чужой и враждебный нам человек.
   - Мне так не показалось, миледи, - служанка поставила на стол миску с теплой водой и мылом, перекинув через руку свежее полотенце, - кроме того, его светлость был настойчив...
   - Он всегда настойчив, - вздохнула Марион, опуская руки в миску. Тщательно вымыла до локтей, вытерла повисшим на локте камеристки полотенцем. - Похоже, не настало ещё то золотое время, когда он подчинился бы моему приказу. Всегда поступает так, как ему удобно...
   - Ну-у, миледи, - с сомнением протянула пожилая служанка, - удобно ли? Я бы не сказала, нет. Видели бы вы, каково это -- однорукому да с топором управляться... али с тою же лопатой воевать, чтоб кострище выкопать... светлый герцог Ликонт, конечно, своеобразный человек, но без его помощи я бы ни за что не управилась. Зачем же отказываться-то от доброй помощи, когда сами, да безвозмездно, предлагают? Не в том мы положении, миледи...
   Марион вздрогнула, но Юрта уже отвернулась, чтобы повесить полотенце на гвозь, так что горящий взгляд баронессы, направленный на камеристку, пропал втуне. Несмотря на болезненное напоминание о безденежье, да и о самом месте, в котором они были вынуждены ухаживать за больными, она не могла не признать правоту Юрты. Чем они сейчас лучше бездомных простолюдинов, загнанных в леса, вынужденных влачить полунищенское существование на грани выживания?
   Синяя баронесса рухнула в плетёное кресло, прижимая руку к губам. Она могла перенести всё, выдержать и отразить любой удар судьбы -- но болезнь Михо будто выжгла в ней все прежние чувства, подточив своим чёрным пламенем внутренний стержень. Ликонт и всё, что было с ним связано в прошлом, даже смерть Магнуса -- всё это казалось далёким эпизодом, рубцом на ленте её памяти. Её ненависть, будто чёрный след от пламени свечи на тонкой материи, исчезла, будто поверх этой дырочки ткань выжгли тяжёлым чугунным утюгом. Впервые в жизни ей было по-настоящему страшно: тревога за жизнь сына переростала в настоящую панику. Лесная хворь -- не та напасть, с которой она привыкла сражаться. Её не облечь в плоть, не нанести удар, не убить точным выпадом, не проткнуть насквозь клинком, не спастись крепким щитом. Воинское умение оказалось бесполезным. И тем бесполезнее и беспомощнее чувствовала себя баронесса, наблюдая -- уже в который раз -- как жизнь дорогого человека утекает сквозь пальцы подобно песку.
   - Давайте-те ка я приведу вас в порядок, миледи, пока они спят, - Юрта подступила к ней незаметно, прогоняя нерадостные мысли. - Негоже в таком-то виде да к столу. И гость у нас, какой-никакой, а мужчина...
   - Мне нет до него дела, - раздражённо отрезала баронесса, мигом выпрямляясь в кресле. - Он здесь надолго не задержится, обещаю. Оставь меня!
   - Ну уж нет, миледи, - ворчливо отвечала камеристка, принимаясь расчёсывать спутанные чёрные пряди. - Никто не обвинит старую Юрту в том, что она плохо знает своё дело! Ничто не заставит меня забыть о моих обязанностях, миледи, ну уж нет! Нет, нет, миледи!
   Марион сдалась, позволив Юрте причесать и уложить волосы, поправить платье, освежить лицо. Вымыв руки, камеристка направилась с миской бульона и зажжённой свечой в комнату сэра Эйра, а Марион поднялась, делая шаг к двери. Осторожно приоткрыла створку, выглядывая наружу: благодаря зажжённым факелам тропинка к дому проглядывалась почти до самого спуска, а яркий костёр, над которым кипела вода в большом чане, отпугивал лесное зверьё. Прислушавшись, баронесса услышала тяжёлые шаги и плеск воды: Ликонт возвращался к дому, и Марион поспешно закрыла дверь, не желая, чтобы тот заметил её первым: из темноты тот мог увидеть освещённый дом гораздо раньше.
   Юрта первой справилась со своими обязанностями: сэр Эйр очнулся от тяжёлого сна, и, как человек рассудительный и жаждущий выздоровления, заставил себя выпить жидкий, постный бульон. Рыцарю и в самом деле нелегко давалась болезнь и связанная с нею слабость: женское общество оказалось не лучшим для того, чтобы стойко переносить простейшие физические нужды.
   Марион ещё кормила Михо, отворачивавшегося от ложки и бессвязно умолявшего её дать ему поспать ещё немножко, когда Юрта покинула дом. Марион слышала, как она разговаривает с вернувшимся Ликонтом, но не могла разобрать ни слова. К тому моменту, как Михаэль наконец выпил половину чашки и уснул окончательно, стояла уже глубокая ночь. Им с Юртой также нужно было поспать, хоть немного -- и если служанка покончила со стиркой и варкой белья, им следовало готовиться ко сну. Спать собирались прямо на полу: лесной домик не был рассчитан на такое количество гостей.
   - Ох, и не знаю, как бы мы без вас управились, - услышала Марион, открыв дверь. - И как вас за это благодарить...
   - Вы меня о помощи не просили. Значит, и благодарить не нужно.
   - Ну вот ещё!.. - ворчливо начала Юрта, и тут же осеклась, заметив появившуюся на пороге баронессу.
   Марион обвела взглядом уютную в свете костра и факелов поляну, сидевшего на мелко порубленных дровах Ликонта, цедившего глоток за глотком из жестяной кружки с горячей водой, и хлопотавшую у котла Юрту, вылавливавшую длинной палкой бельё и развешивавшую его на обмотанных вокруг деревьев верёвках.
   - Я же сказала тебе убираться, - проронила баронесса, делая шаг вперёд. - Почему ты ещё здесь?
   Ликонт кивнул, делая последний глоток, и поставил кружку на камни у кострища.
   - Сейчас сделаю ещё одну ходку, и уберусь, - пообещал он, поднимаясь на ноги. - Не беспокойся, я понял: ты не хочешь меня видеть.
   Он подцепил валявшиеся на земле пустые вёдра, и Марион сложила руки на груди, ёжась от ночной прохлады. Ликонт, с расстёгнутым мундиром и помятыми рукавами, один из которых был порван и подкатан, а второй, с протезом, безнадёжно промок от окунания в ручей, не вызывал в ней прежних чувств. Как и тогда, в тюрьме, когда она впервые поняла, что всесильный герцог бывает уязвим, - сейчас она смотрела на него совсем другими глазами. Этот человек был очень похож на того, кого она так ненавидела, но он был тем, кого она совершенно не знала.
   - Ты сжёг письмо? - неожиданно даже для себя спросила Марион.
   Ликонт на миг замер, точно вспоминая, о чём речь, затем неопределённо взмахнул рукой с зажатыми в ней деревянными бадьями.
   - Нет. Забыл о нём.
   - Сожги, - посоветовала баронесса, проходя к костру: жар от огня дарил блаженное тепло. - Как вообще ты мог написать что-либо подобное, Ликонт?
   Командующий усмехнулся, остановившись на полпути к тропинке.
   - Погорячился, - коротко ответил он, и Марион, не удержавшись, вымученно усмехнулась в ответ.
   Юрта бросила быстрый взгляд от Ликонта к баронессе, развешивая последнее бельё. Герцог уже спустился к ручью, невзирая на полную темноту и отсутствие острой в том необходимости: свежая вода на ночь -- это, конечно, хорошо, но того небольшого запаса, что было в доме, им бы хватило. Старая камеристка спрятала усмешку, поправляя влажную простыню на бечёвке: явное нежелание герцога покидать их дом не осталось для неё загадкой.
   Вернулся Ликонт достаточно быстро, поставив бадьи у огня. Способ доставки воды он придумал весьма для себя удобный: вёдра висели на крючковатой палке, которую он перебросил через плечо и мог, таким образом, удерживать их одной рукой.
   - Я подготовлю нам постели, миледи, - проговорила Юрта, исчезая за дверью: камеристка мгновенно распознала взгляд командующего, направленный на сидевшую у огня баронессу.
   Леди Марион, несмотря на усталость и измождённость, тёмными тенями разукрасившие осунувшееся лицо, в тёплом оранжевом свете пламенных отблесков казалась влекущей и привлекательной -- настолько, насколько позволяла ей поселившаяся в глубине тёмных глаз тревога и все свалившиеся на неё за последнее время беды. И уж если это стало очевидным для старой служанки, тем более это не обошло внимание Ликонта, остановившегося у костра. Юрта ещё помнила этот взгляд -- мужской взгляд, направленный на женщину, которая вызывала жаркое желание, ускорявшее биение сердца, разгонявшее жидкий огонь по пульсировавшим жилам.
   - Нам с Юртой нужно выспаться, - проронила Марион, поднимая глаза. - Ты можешь остаться здесь до рассвета, если хочешь. Ночные дороги опасны...
   - И ты, конечно, беспокоишься обо мне, потому что...
   - Не хочу огорчать твою сестру, если с тобой что-то случится, - ровно ответила баронесса.
   - Сегодня утром ты не думала про мою сестру, - проговорил герцог, внимательно глядя ей в глаза. - Там, в церемониальном зале. Ты бы уничтожила меня, не задумываясь, а вместе со мной потянула бы на дно и Наалу, и Ореста, и Януша...
   Марион опустила глаза.
   - Власть над врагом -- это упоительное чувство, - медленно проговорила она. - Оно затмевает и разум, и добрые намерения... Это как ненависть, которая выжигает всё, не оставляя места даже для любви. Даже к собственному сыну...
   Нестор порывисто шагнул вперёд, столь стремительно, что она не успела уклониться, когда левая рука валлийского командующего сжала её ладонь, а глаза -- синие, полыхающие, как северное небо -- оказались неожиданно близко.
   - Я должен был сделать это давно. Я был таким глупцом, - неожиданно хриплым голосом проговорил Ликонт, сжимая тонкие, крепкие пальцы аверонской воительницы. - Всё делал неправильно... я ошибался и раньше, но никогда -- так страшно. Я и вправду готов был стать твоим заклятым врагом -- только потому, что боялся твоей власти надо мной... потому, что знал -- ты никогда не станешь моей. Я не мог принять этого, не мог проиграть, и совсем упустил из виду... то, какую боль я тебе причинил. Я должен был сделать это раньше. Попросить у тебя прощения. За всё то, что сделал.
   Марион судорожно выдохнула, попытавшись выдернуть свою ладонь. Стальная рука командующего легла поверх их сцепленных рук, тёплая от близкого огня, но неподвижная, жёсткая и неживая -- и это прикосновение придало ей ещё немного сил.
   - Хочешь сказать, ты не хотел этого? Не хотел убивать Магнуса, лишать Михо наследства? Не хотел публично унижать меня, не хотел...
   - Не буду отрицать, - он сидел перед ней, припав на одно колено, неосознанно притягивая её ближе к себе, так, что срывавшиеся с его губ слова обжигали её жарче, чем огонь костра. - Хотел. Я уже сказал... я был глупцом. Прости меня, Марион.
   Она опустила голову, тихо выдохнула, пытаясь совладать с собой. Ликонт применил сейчас самое подлое оружие, удар, к которому она не была готова -- он попросил прощения. И именно этот неожиданный выпад, ожидание реакции, которую она не могла из себя выдавить, подкосили её окончательно.
   Марион шатнулась назад, вырывая свою ладонь из его рук, поднялась на ноги, не в силах больше выносить его близость -- близость мужского тела, и этот горящий взгляд -- не могла слушать хриплый, приглушенный голос. Не оборачиваясь, она сделала несколько шагов к дому, - и вдруг поняла, что жар, терзавший её последние несколько минут, был вовсе не от костра, а болезненная слабость -- совсем не от усталости.
   - Марион? Марион...
   Он догнал её, дёрнул за руку, разворачивая к себе. Марион посмотрела на него почти безучасно, позволяя ему притянуть её ближе. Нестор коснулся губами её лба, отшатнулся, заглядывая в побледневшее лицо.
   - У тебя сильный жар, - левая рука сжала её запястье, отсчитывая пульс. - Марион... ты слышишь меня? Понимаешь меня?
   Голос Ликонта донёсся до неё неожиданно глухо, как сквозь вату, лицо, уже такое знакомое, с глубоким шрамом на правой щеке -- отметиной, оставленной её рукой -- дрогнуло и расплылось, теряясь в мареве догоравшего за его спиной костра, а прикосновение искуственной руки вдруг стало давящим и невыносимым. Нет, Ликонт тоже не выбрался из их войны невредимым...
   - Марион... Марион...
   Костёр погас неожиданно, будто задули свечу -- но падение оказалось внезапно безболезненным и приятным. Чьи-то руки подхватили её, чей-то голос продолжал звать, не позволяя сознанию рухнуть в тяжёлый, вязкий и болезненный сон.
   - Уйди, - едва слышно, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло, попросила она, - это... усталость...
   - Никуда я не уйду, - резко ответил Нестор, прижимая Марион к себе . - Довольно с меня ошибок...
  
  
   - Приступайте.
   Ренольд с Топором молча развернулись, направляясь к двери. Лица обоих были обмотаны защитными масками, оставлявшими открытыми лишь глаза. Повязки по приказу Феодора были надеты на всех, кого обошла стороной лесная хворь -- идея доктора Гордея пришлась Большому Питону по душе. Рисковать своими людьми Феодор не хотел. Более того, маску одел сам Питон, вызывая к себе приближенных. Волшебное лекарство Януша помогло ему справиться с самым опасным проявлением болезни -- лихорадкой и подкосившей его слабостью, и постепенно отвоёвывало остаток его жизни, каплю за каплей, заставляя молодой организм сражаться с болезнью.
   Флорика нерешительно переступила с ноги на ногу, переглядываясь с Бенедиктом.
   - Ты... уверен, что хочешь... участвовать в этом? Это опасно не только для тебя...
   - Риска для остальных не больше, чем при прогулке по улицам города.
   - Но ты ещё слаб, - снова попыталась возразить Фло. - Тебе непременно станет хуже...
   - Для этого у меня есть ты, сестрёнка. Ты поставишь меня на ноги.
   Флорика бросила ещё один беспомощный взгляд на Бенедикта, но сутенёр не собирался ей помогать. Мужчина расслабленно сидел в дальнем от кровати больного кресле, молча разглядывая очнувшегося Питона. Определённо, Феодор выглядел гораздо лучше. Молодой главарь очнулся этим утром, и, хотя печать болезни уже попортила смуглое лицо открывшимися язвами, новых, красных карбункулов не появлялось, а те, что остались, рубцевались чёрными точками. Питон спросил только, сколько времени он потерял, находясь без сознания, и тотчас вызвал Ренольда с Топором -- узнать, как идут приготовления к самому важному событию в истории правящей королевской династии. После визита доктора Гордея Питон отдал указания касально защитных повязок, и вновь вызвал подчинённых -- окончить разговор. Вопросов он пока не задавал, но Бенедикт прекрасно понимал: то, что тяжёлой глыбой лежало на душе у Флорики и заставляло Ренольда с Топором прятать глаза, очень скоро всплывёт на поверхность.
   - Иди, Фло, - велел Большой Питон, усаживаясь на подушках поудобней. - Тебе надо забрать новые порции лекарства у мессира Януша. Передавай ему моё почтение.
   Девушка переглянулась с Бенедиктом, рывком поднялась и вышла из комнаты. Со вчерашнего дня, когда она и помощники Ренольда помогли выбраться леди Марион с камеристкой из города, минуя посты стражи и выставленной у ворот дополнительной охраны, она не покидала покоев брата. Выполнив свой долг по отношению к миледи -- Синяя баронесса вряд ли выбралась бы из Галагата, если бы не её помощь -- Флорика посвятила себя выздоровлению Феодора. Лекарство Януша помогло, и уход доктора Гордея дал удивительно быстрые и чудесные результаты. Вот только его пробуждение означало то, что им придётся ему рассказать...
   Феодор подождал, пока за сестрой закроется дверь, и перевёл взгляд на Бенедикта. Сутенёр сидел, натянув защитную повязку до самых глаз, голубых и чистых, как утреннее небо. Распущенные, по обыкновению, длинные волнистые пряди мужчина отбросил за спину. Теперь, когда не видно было светлой бороды и вечной ухмылки на губах глумливого сутенёра, Бенедикт вновь стал похож на прежнего себя -- того, кого Фео не знал, но кого хорошо представлял. Тот Бенедикт был воплощением рыцарского долга и чести, отважным капитаном и блестящим воином, но отсутствие твёрдых убеждений превратили перспективного и обаятельного офицера в человека пресытившегося и равнодушного -- и именно это равнодушие и было тем необходимым для Феодора качеством, которое, как он надеялся, вынудит сутенёра заговорить.
   - Бенедикт.
   - М-м-м?
   - Скажи мне то, о чём боятся говорить все остальные.
   Мужчина всё же опустил глаза, и Фео проклял просыпавшуюся время от времени в сутенёре совесть. Бенедикт оказался сволочью, который ещё не растерял остатки сострадания. И, Клеветник его раздери, именно сейчас Фео нуждался в этом меньше всего.
   Бенедикт поднял глаза, рассматривая главаря сумрачно и без всякого удовольствия.
   - Таира мертва.
   Он не добавил ничего больше, и Фео наконец выдохнул, опуская уставшие веки. Крепко сцепил зубы, не решившись заговорить сразу. Судорожно перевёл дыхание, вновь открывая глаза. Он догадывался об этом и сам, даже до того, как заговорил Ренольд, тщательно обходивший причину столь необычного выбора места убийства. Мастерски избегал имени королевы в тщательно спланированном покушении -- но невысказанное витало в воздухе, и никто, даже сестрёнка Фло, не решился рассказать ему.
   Он позволил себе помолчать ещё минуту, пытаясь зацепиться мыслью хоть за что-то, что не позволит нахлынувшим эмоциям взять верх. Не здесь, не перед Бенедиктом.
   - Герцогу Ликонту уже сообщили о времени и месте? - сглотнув, спросил он, сам поражаясь тому, как спокойно прозвучал его голос. - Его светлость заслужил право в первом ряду. Я бы даже сказал, его присутствие там необходимо. Наши грязные руки сделают за него паскудную работу, но он должен знать, что и его... рука... по локоть в крови.
   - О, зная нрав дражайшего герцога, - включился Бенедикт, с облегчением осознав, что тема смерти Таиры закрыта навсегда, - уверен, он с удовольствием подключится к нашему маленькому представлению! Даже попросит для себя карнавальный костюм!
   - Желание заказчика -- закон, - выдавил мёртвую улыбку Феодор. - Но он должен там присутствовать. Отправляйся с Флорикой, Бенедикт. Лично передашь его светлости все детали.
   Сутенёр разом скис, с неудовольствием поёрзав в кресле.
   - У меня не лучшие отношения с Ликонтом, - признался бывший капитан валлийской армии. - Я дезертировал из вверенной ему части. Это было много лет назад, но проблем с памятью у проклятого герцога никогда не наблюдалось. Если я тебе ещё дорог, Большой Питон... уверен, Флорика справится и сама.
   Феодор покачал головой.
   - Ты трус и подлец, Бенедикт. Тебе уже говорили об этом?
   - О, и не раз, - заверил сутенёр, поднимаясь с кресла. - Его светлость когда-то накрыл меня столь же лестными выражениями, прибавив к ним несколько красочных словечек из обихода черни. Фео, я действительно не хотел бы пересекаться с ним, тем более на его территории. Пойду догоню Ящерку, - сутенёр ужом скользнул к дверям, когда его остановил негромкий оклик Феодора.
   - Ведь это королева Таира захоронена в фамильном королевском склепе? "Родственники", чью память собрался почтить его величество?..
   Бенедикт замер от неожиданности, затем кивнул.
   - Да.
   Феодор промолчал, и сутенёр, не глядя на молодого главаря, выскользнул за дверь.
  
  
   В загородном герцогском имении царила суматоха. Флорика спешилась у ворот и медленно прошла за ограду, оглядываясь в поисках привратника. Тот обнаружился у конюшен, где уже стояли готовая к отправлению карета и запряженная крытая повозка, рядом с которыми шёл оживлённый спор. Пока возницы проверяли лошадей, герцог Ликонт, его сестра и личный лекарь вели бурную беседу, и, приблизившись ещё немного, Флорика даже сумела разобрать часть разговора:
   - Пойми, Нестор, я должна поехать с вами! Зная нрав леди Марион... и здравый смысл любой порядочной женщины! Как это будет выглядеть, если она примет приглашение от мужчины? Кроме того, посмотри на себя, брат -- ты похож на дикаря! И, подобно дикарю, ты собираешься силой увезти их в свою берлогу? Баронессу должна пригласить женщина! Я единственная хозяйка в этом доме, и мы с ней хорошо знакомы -- я сумею уговорить её приехать к нам! Твоё присутствие всё только испортит!
   - Ты в своём уме, Наала? - прорычал командующий, в этот момент действительно более похожий на дикого зверя, чем на высокорожденного господина. - Я обязан там быть! Примет ли она приглашение? Да мне плевать! Она едва пришла в себя под утро, у неё лихорадка, и я...
   - Нестор, - предупреждающе прервала его Наала, бросая выразительные взгляды на прислушивавшуюся прислугу, - ты не в себе! Другого объяснения я не нахожу. Мы должны уважать волю леди Марион, даже если она откажется от нашей помощи. И я уверена, тебе тоже... не плевать. Ты просто... устал и... слегка встревожен. Верно?
   Командующий осёкся на полуслове, прижал руку к губам, с силой проводя ладонью по подбородку. Сестра была как всегда права: его рассудок явно помутился. И здесь, перед любопытными взглядами слуг, далеко не лучшее для этого время. В своей прислуге Ликонт был уверен: разговоры о его помешательстве не выйдут за пределы имения, по крайней мере, какое-то время. И если он сам не будет давать дополнительных для сплетен поводов.
   Но этой ночью, помогая старой Юрте ухаживать за тремя больными, герцог и мысли не допускал, что могут быть какие-то возражения. Идея увезти леди Марион с сыном и слугами к себе в имение вспыхнула в нём сразу же, как только он, с горячим от лихорадки телом баронессы на руках, переступил порог лесного домика. Они с Юртой едва сумели найти место для того, чтобы уложить её на полу -- поближе к огню и в то же время недостаточно близко, да так, чтобы не загораживать короткий проход к крохотным комнаткам с Синим баронетом и его телохранителем.
   За всю ночь они с камеристкой не сомкнули глаз: Юрта поила больных целебной настойкой, вытирала пот со лба леди Марион, кипятила свежую воду и уже едва стояла на ногах. Под утро старая служанка, усевшись в плетёное кресло, всё же задремала, и Нестор остался единственным бодрствующим в доме. В то же время очнулся сэр Эйр, и очень удивился, когда на его зов вместо знакомой ему Юрты в дверях появился Ликонт. Именно герцог помог телохранителю добраться до помойного ведра и обратно, и он же наведался к Синему баронету -- проверить. Михаэль спал, и Нестор наконец смог спокойно разглядеть его. Сын Магнуса оказался всё-таки похож на своего отца. Те же пепельные кудри, то же открытое, волевое лицо. Стоя на пороге, между сыном и вдовой убитого им Синего барона, Нестор впервые задумался о том, какую роль сыграл в их жизни. И какую только собирался сыграть...
   - Ты умер счастливым человеком, Магнус, - едва слышно выговорил Нестор.
   Он вернулся к Марион, присел рядом, проводя ладонью по влажному лбу. Юрта раздела госпожу, укрыв до подбородка тёплым одеялом, но баронессу по-прежнему била крупная дрожь. Марион не издавала ни звука, сжимала зубы, отворачиваясь то от огня, то от его руки, и то открывала глаза, то вновь закрывала их, борясь с болезненной слабостью.
   - Ликонт, - в какой-то момент позвала она, не открывая глаз, и её голос, дрожащий, сухой, лучше всяких слов показал, сколь тяжело давалась ей просьба, - ты ещё здесь? Тут холодно... подбрось дров в огонь...
   Нестор оглянулся: каменная кладка камина была раскалена почти до красноты, огонь горел ярко, наполняя весь домик теплом, а сам Ликонт едва выдерживал жар столь близкого огня, едва успевая смахивать пот со лба. Он не стал говорить об этом Марион. Вместо этого он обнял её за плечи, приподнимая вместе с простынёй и одеялом, и крепко прижал к себе, грея уже своим теплом. Она так и не пришла в себя, растеряв остатки сил, и он просидел с ней до самого рассвета, не шевелясь, слушая только её тяжёлое дыхание.
   Он ушёл, когда проснулась Юрта, с твёрдым намерением забрать их всех к себе. Лишь бы проклятая аверонская гордыня не удержала леди Марион от принятия его предложения! Баронесса очнулась, когда он уже открыл дверь, но почти тотчас вновь закрыла глаза -- и он ушёл, предоставив всех трёх заботе старой камеристки.
   Но Наала была права. Марион может отказаться -- и отказать в первую очередь ему.
   - Я поддерживаю герцогиню, - раздался тихий голос Януша. - Леди Марион примет помощь только от женщины. Ты будешь там лишний, Нестор.
   Ответить Ликонт не успел. Наала негромко вскрикнула, только сейчас заметив странную незнакомку, прислушивавшуюся к их разговору. На ней был короткий, до колена, серый плащ, скрывавший чёрную рубашку и штаны, заправленные в высокие сапоги. Тёмно-каштановые волосы были коротко острижены и едва доставали до плечей, а у кожаного пояса виднелась перевязь с длинными, изогнутыми кинжалами.
   Нестор осмотрел незнакомку куда более неприветливо. Уж больно недвусмысленным был её наряд, и больно наглой неприкрытая ухмылка.
   - Чего тебе? - всполошился привратник, бросая виноватые взгляды в сторону герцога: девчонка миновала ворота без его ведома, за что он теперь, несомненно, поплатится. - Ну?
   - Флорика, - перебил его Януш, делая шаг вперёд. - Ты ко мне?
   - И к вам, мессир, и к его светлости, - Фло коротко улыбнулась, разглядывая раздражённого герцога. - Дело деликатное, но быстрое. Я вас надолго не задержу...
   - Кто такая? - хмуро спросил Нестор. - С чем пришла?
   - Вам дословно или при всех? - в свою очередь поинтересовалась Флорика, не замечая, как потемнело лицо герцога при дерзком ответе.
   В проницательности, однако, командующему отказывать не приходилось. И о том, кто мог послать ему столь необычного посетителя, Нестор догадывался.
   - За мной.
   Януш дождался, пока Флорика не пройдёт за герцогом первой, и отправился за ними следом, обменявшись взглядами с Наалой. Молодая герцогиня с чисто женской рассудительностью осталась у кареты, справедливо предположив, что дела брата могут оказаться даже слишком деликатными, и даже для неё.
   Нестор обошёл дом, приблизившись к единственному укромному месту в имении -- лаборатории Януша. Лекарь молча отпер дверь, запуская их внутрь, и зашёл следом, плотно затворяя створку за собой.
   - Что там у тебя? - не теряя времени, спросил командующий, развернувшись лицом к следовавшей за ним Флорике.
   - Большой Питон передавал своё почтение, - отвесила полуиздевательский поклон Флорика, - велел кланяться и просил вас оказать любезность почтить своим присутствием наше маленькое представление. Сегодня пополудни, после дневной службы в главном храме Единого, его величество прибудет почтить память королевы Таиры к фамильному склепу. А затем отправится засвидетельствовать своё почтение к почившей супруге лично. Будет весело, ваша светлость! Надеюсь, у вас получится прийти -- спекталь-то разыгран по вашим нотам!
   Несмотря на дерзкий тон, Нестор не обманывался по поводу девчонки: посыльный от Большого Питона имел право разговаривать с адресатом на равных. Послание было передано, и гонор у неё резко поубавился: склонив голову набок, она ожидала от него ответа.
   - Что за дело у тебя к Янушу?
   - Дык, - сразу сбавила обороты Фло, бросая быстрый взгляд на лекаря, - знамо дело. Лекарство волшебное надобно.
   - Неужели для самого Питона? - усмехнулся Нестор, и по мелькнувшему в карих глазах огоньку понял, что угадал. - Вот оно как... Глава ночного Галагата пользуется моим лекарем у меня за спиной? Януш, - Нестор обернулся к растерянному лекарю, окинул его внимательным взглядом, - так ли?
   - Я давал лекарство для твоего брата, Флорика, - проговорил Януш, глядя на девушку. - Для Феодора. Как он?
   - Даже лучше, чем мы ожидали. Кланяется вам, мессир, и заверяет в вечной дружбе, - подтвердила Фло.
   - Та-ак... - протянул Ликонт, скрещивая руки на груди. - Значит, я имею честь разговаривать с сестрой Большого Питона?
   - Полноте, - отмахнулась девушка, и в карих глазах заплясали опасные огоньки, - к чему все эти церемонии! Лекарство-то дадите?
   Нестор кивнул Янушу, и лекарь достал из сумки крохотные колбочки, передавая их Флорике. Девушка бережно переложила лекарство себе, и испытующе глянула на герцога.
   - Я буду там, - ответил ей Ликонт. - Можете не сомневаться, я буду.
   Флорика облегчённо выдохнула и, отвесив очередной шутовской поклон, выскользнула за дверь.
   - Кто она?
   - Бывшая служанка леди Марион, - без колебаний ответил Януш. Когда Нестор хотел что-либо узнать, остановить его означало голыми руками пытаться удержать стадо диких буйволов. - Я лечил их, когда граф Хэсский встретил меня на улицах города. Они ушли от баронессы, и, как видно, неплохо поднялись в теневом мире.
   - Очень даже неплохо, - задумчиво посмотрел на закрытую дверь Ликонт. - Леди Марион, говоришь? А она по-прежнему полна сюрпризов...
   Януш бросил быстрый взгляд на патрона и тотчас опустил глаза: скрыть что-либо от проницательного герцога было задачей сложной, но за годы службы лекарь выработал свою стратегию -- глаза в пол, и думать об отвлечённом. Помогло и на этот раз -- Нестор посмотрел мимо него, также думая о своём.
   Януш совершенно не хотел, чтобы их дружба, которая вновь окрепла столь чудесным образом после неприятного визита короля Андоима, вновь дала трещину. И всё же тоскливое предчувствие, не отпускавшее лекаря с того самого момента, когда Нестор едва не вытряс из него душу, заставив выдать место пребывания Марион, только укрепилось при виде не то задумчивого, не то одурманенного патрона, в глубине глаз которого полыхало дикое, прежде невиданное им пламя. Состояние было очень близко к тому, когда патрон потерял руку, и впервые на его памяти сорвался, осыпая проклятиями и ругательствами имя Синей баронессы. Тогда Януш очень не хотел их вражды -- столь же сильно, сколь сейчас не хотел их дружбы.
   Он никогда не знал любви, это верно -- но много раз видел, как люди теряли голову, окунаясь в омут страсти. Подобного не случалось с Нестором, но то, что происходило сейчас, Януш с полной уверенностью всего своего лекарского опыта мог назвать первыми признаками помешательства.
   И Клеветник его раздери, он готов был поклясться, что это помешательство и есть то самое чувство, которое люди называют любовью.
   А ещё он знал -- и это наполняло его сознание особенно жаркой волной отчаяния -- что Нестор Ликонт всегда добивается своего...
   - Януш, - ворвался в его мысли голос патрона, - едешь в лес вместе с Наалой. Всеми правдами и неправдами тащишь её с собой. Ты там был, ты знаешь, какие там... условия. А теперь, когда на трёх немощных осталась одна Юрта...
   Лекарь усмехнулся: слышала бы Марион, как посмел её назвать валлийский командующий!
   - Не ждите меня, - добавил Нестор, открывая дверь. - Как вернётесь, из поместья ни на шаг. Проследи за всем, Януш.
   Лекарь кивнул, поднимая наконец глаза на патрона.
   - Конечно, Нестор. Езжай спокойно, у нас всё будет хорошо.
   Ликонт помедлил, точно собираясь сказать что-то ещё, затем, решившись, быстрым шагом покинул лабораторию. Януш с силой протёр глаза, прогоняя невесёлые мысли, и вышел следом.
  
  
   Флорика погоняла коня, как могла, переходя с рыси в галоп, и едва успела к особняку, когда оттуда, поддерживаемый Ренольдом, вышел уже переодетый брат.
   - Куды?! А лекарство?! - завопила она, спрыгивая с коня. - Фео! Даже мессир Януш со всем своим талантом не поставит тебя на ноги, если...
   - Остынь, - разомкнул чёрные губы Фео, - доктор Гордей уже здесь. Ждали только тебя. Сейчас уколемся и поедем... остальные уже на местах.
   - Фу, - поморщилась Флорика, рассматривая разукрашенное лицо брата.
   Художники Большого Питона постарались на славу: чёрные разводы и жуткого цвета кожа, с кое-где прилепленными для пущего эффекту струпьями, вызывали стойкое отвращение и наверняка вселяли бы потусторонний ужас, не участвуй она лично в создании подобных "украшений".
   Флорика перевела взгляд на сопровождавшего Питона Ренольда и едва сдержала рвотный порыв, сглатывая подпрыгнувший к горлу ком. Телохранитель широко ухмыльнулся, демонстрируя чёрные зубы, и девушка поспешно отвернулась, ожидая, пока бледный, но мужественно державшийся от вида подобных декораций храмовый доктор введёт своими чудесными иглами волшебное лекарство. Гордей вопросов, к его чести, по-прежнему не задавал, но люди Топора наверняка напомнят доброму доктору о необходимости держать рот на замке. В довесок к плотно набитому кошельку, конечно же.
   Обведя пустующую улицу взглядом -- что угодно, лишь бы не видеть разукрашенные рожи -- Фло не надеялась увидеть здесь нищую попрошайку. Обычно громилы из охраны Ренольда не пускали сюда даже брехливых псин, подстреливая тех ещё на подходе -- но эту, очевидно, задержать всё же не решились.
   - Виверия, - признала городскую пророчицу Флорика.
   В памяти всплыла их единственная встреча -- в день свадьбы Таиры и Андоима -- и четыре пророчества, которые старуха успела поведать до того, как королевский стражник прогнал её с площади. И ведь проклятая ведьма действительно не ошиблась! Грянул большой мор, и многие погибли. Её брат, Феодор, подарил поцелуй самой смерти -- если так можно назвать их прощальный поцелуй с подхватившей лесную хворь Таирой. Невинная рука вернула городу спокойный сон -- тоже правда. Фео дополнил их кодекс, ввёл новые законы и новые наказания за непослушание -- в целом, благодаря его стараниям и помощи Ренольда с Бенедиктом, городу действительно стало спаться спокойнее. Вот только и его рука уже давно не была невинной. Пусть пришёл Фео к власти не путём убийства, как положено по кодексу -- о чём, впрочем, не знал даже Бенедикт -- но расправлялся с зарвавшимися бандитами достаточно хладнокровно, спуская Топору, своему личному палачу, многое из того, что раньше внушало ужас не только Флорике, но и ему самому. Иначе и быть не могло -- Фео приходилось доказывать своё право главенства над остальными. Он поступал так, как должен был, меняя кодекс под себя медленно, постепенно -- но неизбежно теряя значительную часть себя в процессе.
   Что же там ещё? Старуха говорила что-то о силе двух, которые сотрут королевскую династию в порошок, или что-то вроде того...
   - Эй, - Флорика сбежала со ступеней крыльца, выбегая мимо охраны на улицу, - стой! Виверия, или как там тебя...
   Старуха и не думала уходить: остановилась, вперив немигающий взгляд в её лицо, закуталась в грязную накидку, пряча руки от ветра.
   - А, дитя моё, - нараспев проговорила она, когда Флорика подошла ближе. - Не переживай. С твоим братом всё будет хорошо.
   Голос пророчицы, против ожидания, оказался внятным и звучным -- ничего похожего на то заунывное, утробное завывание, которое Фло слышала от неё на городской площади. Девушка нервно оглянулась на особняк, окинула взглядом готовых к отправлению лошадей, и вновь повернулась к старухе.
   - И на том спасибо, - кивнула она. - А вот скажи-ка мне, старая, что ты там про королевскую династию-то пела? Будто двое повергнут её в прах...
   Виверия улыбнулась, и Флорика едва не отшатнулась в страхе -- улыбка у ведьмы оказалась молодой, слишком молодой для испещрённого морщинами лица, с ровным рядом крепких белых зубов.
   - Так и есть, дитя моё. Сегодня твой брат поставит шах королю. А завтра ты поставишь мат его брату...
   - О-Оресту? - уточнила Флорика. - То есть, эти двое и есть мы с братом? Ты... уверена, мать? Я не собираюсь свергать, убивать или давить в порошок принца Ореста! Может, ты спутала что-то? Скорее, это герцог Ликонт уберёт последнего из династии, чтобы дорваться до власти! Окстись, старая!
   Вместо ответа ведьма прикрыла глаза, шумно втягивая носом воздух. Снова улыбнулась, отчего её лицо просветлело, сверкнула крепкими молодыми зубами.
   - Чую его запах на тебе, - проговорила проричица медленно, с придыханием, и изменившийся голос её внезапно показался Флорике совсем не старческим. - Чистый и нетронутый... благословенный... скоро, уже очень скоро я дождусь своего...
   Флорика не выдержала, отпрянула назад, когда Виверия распахнула неожиданно молодые глаза, и пошла прочь, накидывая грязную шаль на седые волосы...
  
  
   Король Андоим ехал по просёлочной дороге, ведущей в обход города, к древнему кладбищу, на котором испокон веков хоронили знать. Сегодняшняя служба показалась как никогда утомительной и раздражающей -- не то чтобы он часто бывал в храме, конечно. Погребальный звон, близость заразных улиц Галагата, взгляды придворных шакалов, сопровождавших его -- всё раздражало, выводило из себя. А когда к процессии присоединился светлый герцог Ликонт, он окончательно рассвирепел, едва подавляя горячее желание наброситься на него тут же, порвать в клочья -- голыми руками, если потребуется.
   Он никогда не боялся тайного советника своего отца, и не боялся его даже сейчас, когда командующему чудесным образом удалось вырваться из пропитанной лесной заразой тюрьмы целым и невредимым. Даже когда Высший Суд вновь присудил ему звание командующего. Страх проник в него уже позже, когда он увидел, как Ликонт смотрит на него -- или сквозь него, если быть совсем уж точным. Будто его, Андоима, попросту не было на троне! Проклятый, проклятый ублюдок! Отец свихнулся тогда, много лет назад, отдавая приказ об уничтожении четы Ликонтов, и при этом оставляя в живых их единственного наследника мужского пола -- на счастье, как он сказал. Клеветник его раздери, этот "счастливый человек", как герцог сам себя называл, оказался просто поразительно живучим! Его не убили ни свалившаяся на него в далёком детстве гибель родителей, ни дворцовые интриги, ни годы войны, ни многочисленные покушения, ни заключение -- проклятье, его не брала даже лесная хворь!
   Какого рожна ему нужно на церемонии?! Что он хочет показать своим присутствием? Андоим бросил ненавидящий взгляд из окна кареты на ехавшего чуть в стороне Ликонта. Герцог даже не пытался скрыться от его глаз -- более того, приехал в гордом одиночестве, без охраны и сопровождения -- самоуверенный болван! Такой шанс он не упустит. Командующему недолго радоваться своему вновь обретённому званию -- он попросту не вернётся со старого городского кладбища в своё уютное поместье...
   Андоим ухмыльнулся собственным мыслям, откидываясь обратно на подушки. Надо будет только разогнать этих придворных куриц, собравшихся главным образом скуки ради. Ох уж эта глупая традиция -- чтить память ушедших навсегда! Кому это нужно, кроме монахов и священства? Кстати о последних -- пора бы резать корни старой веры. Его давно бесило всё, что было связано с Единым: храмы, душные, гулкие, давящие; ханжеские нравы, весь этот идиотизм, в который верили только такие святоши, как Януш или... или Таира.
   Мимовольно он задумался. Что он знал о своей супруге? Практически всё -- и абсолютно ничего. Она и в самом деле оказалась хрупкой аверонской игрушкой, чересчур хрупкой для него, обожавшей цветы, романтику, прогулки по саду, и длительные службы в храме Единого -- возможно, единственное место, где он не мог её достать, просто потому, что самому преступить порог храма каждый раз становилось для него всё большей пыткой. Казалось, стены здания сжимаются, выталкивая его наружу -- зато Таира могла прятаться от него там, сколько угодно. И эти прогулки по саду... ему было совершенно неинтересно, чем на самом деле живёт и занимается молодая королева. Настолько, что он даже не особо разгневался, когда узнал, что эта стерва, леди Марион, оказалась хитрее его шпионов, раз за разом срывая их наблюдения, помогая своей подопечной уйти от вездесущих глаз и ушей.
   Скорей бы всё это кончилось. У него есть дела поважнее этих проклятых традиций. Сейчас он отдаст свой последний супружеский долг на глазах у пары десятков самых приближенных придворных -- и прощай навсегда, аверонская принцесса! К слову, на днях приезжает императрица Северина -- но ей прекрасно покажут путь к месту захоронения дочери и без него. Старуха не заслужила и капли его внимания. Пожалуй, не заслужила и гостеприимства -- и при мысли о возможностях публичного унижения стареющей императрицы на губах короля вновь заиграла кривая ухмылка. Северина выкатится из его дворца кубарем -- вместе с этими бесполезными отбросами, камеристками его покойной жёнушки. Леди Марион, по слухам, исчезла ещё вчерашним утром -- что ж, в таком случае, осталась лишь герцогиня Гелена. Кстати, о последней... надменная аверонка ещё не растеряла своей привлекательности, несмотря на зрелый возраст. Пожалуй, стоит воспользоваться таким уникальным случаем. Ещё раз отыграться на очередной аверонской шлюхе...
   Карета остановилась, и Андоим без удовольствия выглянул в окошко. Охрана выстроилась вдоль главных ворот, десять лучших воинов, личная охрана монарха. Сопровождавшие процессию стражники, небольшой отряд из шести воинов, выстроились у дороги, оцепив карету кольцом, и Андоим наконец вышел в открытую лакеем дверцу.
   Придворные, прибывшие на каретах, остановились у ограды, выложенной серыми валунами, и почтительно склонились, позволяя королю в одиночестве почтить память захороненной в фамильном склепе молодой супруги. Андоим стрельнул взглядом в сторону одетых в чёрное, как вороньё, прихлебал: командующий Ликонт спокойно остановился у ограды вместе со всеми, даже облокотился о серые камни, разглядывая старое городское кладбище с таким вниманием, будто перед ним раскинулись, по меньшей мере, войска противника.
   В самом центре, недалеко от входа, располагался фамильный королевский склеп -- а вокруг и на целое поле позади него нестройными рядами располагались могильные плиты упокоившихся высокорожденных. Хоронили на старом кладбище и особо отметившихся простолюдинов, и при мысли об этом Андоим поморщился, ступая на каменную дорожку, ведущую к склепу. Теперь, когда он добился своего, отправив отца к прародителям, ему начало казаться, что королевская власть даёт не так много, как он ожидал. Врагов оказалось куда больше, чем друзей -- и те, и другие не давали продыху, душили, наступали, выжидали и таились. Андоим стал хуже спать и чаще видеть кошмары, хотя никогда не страдал ничем подобным. Не раз и не два мерещились ему фигуры в чёрном в наглухо запертых окнах, слышался скрежет в камине, и чьи-то кошачьи, осторожные шаги. Король мог бы списать всё это на проснувшуюся в нём паранойю, если бы его последняя любовница не услышала того же. Должно быть, проклятый Ликонт всё же испытывал его, подсылая своих убийц к нему в постель -- но недолго, недолго ублюдку радоваться. И у него есть слабые места...
   Что-то лежало на ступенях перед слегка приоткрытыми дверьми склепа, и Андоим прищурился, силясь разглядеть предмет в зыбком, стелящемся по земле тумане. Иней покрыл каменную тропинку, могильные плиты и сухие, высохшие силуэты кладбищенских деревьев, влажной сеткой покрыл стальные латы выстроившихся вдоль тропы рыцарей -- и крупными ледяными каплями застыл на ярко-красных лепестках лежавшей на ступенях розы...
   Андоим замер, не доходя до открытых дверей склепа всего несколько шагов, ошарашено уставившись на нелепо яркий посреди поздней серой осени цветок. Длинный толстый стебель, сочный бутон, вызывающе распустившийся в столь неуместную для себя пору...
   - Назим! - рявкнул он, разворачиваясь к начальнику охраны. - Проверьте склеп, живо!
   Крупный, заросший густой рыжей бородой мужчина молча кивнул, знаком отправив двух рыцарей внутрь. Придворные зашевелились, переглядываясь пока что молча. Андоим не стал оборачиваться, прикипев взглядом к красной розе. Нет, в самом деле, чего он испугался? Цветка? Смешно... даже если этот поклонник его покойной жёнушки и объявился к ней на могилу, то кто он такой, чтобы его боялся сам король? Здесь, на открытом пространстве, где прятаться было негде, на глазах у десятка придворных, охраны...
   И Ликонта.
   Андоим резко развернулся, встречаясь глазами с командующим. Проклятый герцог даже не пошевелился, без улыбки встречая его взгляд, и это его непробиваемое спокойствие, граничащее с равнодушием, острые, как глыбы льда, синие глаза посеяли настоящую панику в сердце монарха -- Клеветник побери, хитрый ублюдок Ликонт знал, ради чего пришёл!..
   Посланные на проверку рыцари задерживались. Назим нахмурился, кивнул ближайшему охраннику, и тот прошёл к тяжёлым дверям склепа, распахивая их с неприличным месту захоронения грохотом. Гулкий свист, раздавшийся тотчас, как только нога рыцаря коснулась первой же внутренней плиты, окончился глухим влажным звуком -- и вскрикнувший охранник, поскользнувшись на последней ступени, рухнул под ноги заслонившему короля Назиму. Начальник охраны пригляделся: переносица рыцаря, не защищённая открытым шлемом, оказалась разрубленной пополам и вдавленной внутрь застрявшим в черепе круглым металлическим шариком.
   - Отступаем! - гаркнул Назим, разворачиваясь всем корпусом к замершим воинам...
   ...И разверзлась бездна.
   Могильные плиты дрогнули и сдвинулись со своих мест, как по команде, выпуская на свет вначале иссиня-чёрные, в струпьях руки, а за ними -- крепкие, покрытые землёй и чёрными язвами тела. Распахнулись двери склепа, выпуская наружу десятки жутких, обезображенных болезнью людей, взвыли десятками глоток показавшиеся из-за стен покойники, свистнули тетивы спущенных из-под могильных плит арбалетов -- и вскрикнули подстреленные охранники, падая на землю.
   - За-са-да-а-а!!! - дико заорал Назим.
   За кладбищенской оградой раздались дикие крики -- придворным открылся жуткий вид на вылазивших из-под земли покойников, появлявшихся из стелящегося по земле тумана тут и там, скаливших жёлтые и беззубые рты, тянущих синюшные руки к перепуганному королю. Андоим выхватил короткий меч -- богато украшенная рукоять тускло блеснула в пасмурном свете осеннего солнца -- и дико заозирался, оглядываясь на перегородивших единственный путь к спасительным воротам монстров.
   - Ан-до-им... Ан-до-и-им...
   Их оказалось много, около сотни мужчин и женщин, издававших утробные булькающие и рычащие гортанные звуки, кольцом окруживших каменную тропу с оттеснёнными к склепу королём и его телохранителями. Все они шипели, выплёвывая его имя, наступали, медленно сжимая кольцо, выкрикивали, выли, подбираясь всё ближе к побелевшему монарху.
   - Ан-до-им! Андоим! Андоим!!!
   Бросившиеся на подмогу стражники, охранявшие карету, резко остановились, глядя на захлопнувшиеся перед ними кладбищенские ворота, и с той же прытью поспешили назад, за надёжные борта королевской кареты, спасаясь от появившихся над каменной изгородью лучников. Стрелявшие казались настоящими исчадиями преисподней, порождениями геенны Клеветника -- с ободранными лицами, сочившимися красными, синими и чёрными разводами вскрытых язв, с торчащими во все стороны полуистлевшими космами -- и при их виде те из придворных, кто ещё наблюдал за жуткой сценой из-за каменной кладки, прыснули во все стороны, припуская со всех ног к ожидавшим их каретам. Отступил даже Ликонт -- вскочил на коня, приподнимаясь в стременах, чтобы лучше видеть то, что происходило за оградой.
   Назим метнулся к обезумевшему королю, отмахивавшемуся мечом от медленно сжимавших кольцо прокажённых, стал спиной к спине, гаркнув на оставшихся в живых воинов. Их вместе с ним осталось трое -- между тем наступавшие покойники казались на зависть живыми и невредимыми. Погибшие телохранители пали не в схватке, их подстрелили прятавшиеся под могильными плитами арбалетчики, - а оставшиеся едва ли продержатся долго, учитывая свирепый огонь в глазах псевдопочивших.
   - Назад, назад! - зло крикнул Андоим, беспорядочно размахивая коротким клинком. - Назим, тупой выродок, уведи нас отсюда!
   Телохранитель резко дёрнул короля за руку, заставив присесть -- и пущенный чьей-то умелой рукой боевой топорик вонзился в грудь одного из рыцарей, тотчас рухнувшего навзнич. Назим крутанул двуручник над головой, заставляя подобравшихся слишком близко уродцев отшатнуться назад -- и увидел, как на последних двух защитников монарха набрасываются подкравшиеся покойники. Точно химеры, облепили неповоротливых, в боевых доспехах рыцарей, и почти одинаковыми движениями, плавными, отточенными, вонзили выстрелившие из грязных рукавов кинжалы в открывшиеся из-под толстых кирас незащищённые шеи.
   - Стража, стража! - крикнул Андоим, безуспешно пытаясь высмотреть оставшихся у кареты воинов за захлопнувшимися кладбищенскими воротами. - Уроды!!! Нет, нет!..
   Король дико заозирался, с отвращением и страхом глядя на стиснувших кольцо людей. Вот оно, страшнейшее проявление лесной хвори -- чёрные язвы, свисавшие струпья, гниющая кожа -- вот они, те, кого он так избегал, вот она, воплощённая ужасная смерть...
   Назим глянул налево, направо -- много, слишком много! Даже если он изрубит ближайшие ряды, за ними стояли свежие покойники, та самая масса, которая заставит захлебнуться даже самого лучшего воина королевства...
   - Андоим!
   Король затравленно оглянулся. Вышедший из склепа невысокий человек в сером плаще стоял на самой верхней ступени, так, чтобы монарх мог его видеть из-за спин прокажённых. Медленно он присел, подбирая лежавшую у порога красную розу, поднёс к лицу, полускрытому наброшенным капюшоном, и так же медленно выпрямился.
   - Когда весь город накрыло дыханием смерти, - заговорил человек глухо и негромко, но из-за мигом умолкнувших покойников и упавшей среди почивших могильной тишины его слова эхом разнеслись по кладбищу, так, что к ним прислушались и слушатели по ту сторону ограды, - ты спрятался в стенах своего дворца. Ты бросил свой народ на растерзание болезни. Ты отворачивался от матерей и их детей, страдавших на улицах города, отказывался принимать посетителей, добивал страждующих и умерщвлял тех, кому ещё можно было помочь. Ты хотел остаться здоровым.
   - Ты кто такой? - хрипло выдохнул Андоим, тиская рукоять бесполезного меча.
   - Так хотел, - продолжал человек, - что не пришёл даже к смертному одру своей супруги, - голос говорившего впервые дрогнул, прорываясь грохочущими нотками слепой ярости. - Ты хотел остаться здоровым среди больных, белым среди чёрных. Возрадуйся, о король Валлии! Лесная хворь тебя не тронет. Больше никогда. До самой смерти ты останешься совершенно здоров...
   И, точно по команде, прокажённые набросились на короля и его телохранителя, выбивая оружие, скручивая руки за спиной. Короткими ударами под колени заставили рухнуть на мёрзлую землю, вздёрнули головы, вынуждая смотреть на показавшегося из-за расступившейся толпы главаря.
   - Назим, - вдруг обратился человек к телохранителю, - ведь это большой позор -- не защитить своего короля? Такой позор можно смыть только кровью...
   Рыжебородый дёрнулся, но промолчал. По глазам телохранителя не видно было ни страха, ни удивления -- ничего из того, что буйными красками расцвело на лице бледного, как смерть, Андоима. Он всё знал и ко всему был готов.
   - Но так говорит только ваш кодекс, - повысил голос человек. - Рыцарский кодекс чести жесток и непримирим... Мы же всегда готовы дать человеку второй шанс. Мы принимаем тех, кого отвергает общество... Ты же знаешь, что последует вскоре. И ты не сможешь этому помешать. Стоит ли твоя кровь того, чтобы пролиться за смерть этого ничтожества, Назим?
   Телохранитель мрачно посмотрел на говорившего.
   - Я клялся защищать его до последней капли...
   - В клятве ведь не уточнялось, чьей именно последней капли? - буднично поинтересовался главарь. - Нет? Вот и славно. Твоя совесть чиста, Назим. Ты защищал его до последней капли его крови...
   Человек коротко кивнул, и шагнувший из толпы крупный мужчина с разрисованным, как и у прочих, лицом, сдёрнул шлем с рыжего рыцаря, одним коротким ударом приложив его по затылку. Назим повалился на землю, и бессознательного телохранителя тотчас оттащили прочь из центра круга, оставляя в нём лишь скрученного, тщетно дёргавшегося в крепких руках прокажённых Андоима.
   - Кто ты? Кто ты?! - выкрикнул обезумевший от страха и понимания король.
   Человек скинул капюшон, являя покрытое чёрными язвами смуглое лицо, и шагнул ближе, приподнимая розу в протянутой руке.
   - Узнаёшь?
   - Так это ты, - прохрипел Андоим, переводя взгляд с розы на неузнаваемое, покрытое чёрной слизью лицо незнакомца, - ты приходил к Таире! Я знал! Знал, что этой шл... а-а-а... х-х... ха...
   Король попытался сказать что-то ещё, поперхнулся пошедшей горлом кровью, и немигающим, полным ужаса взглядом уставился на приближавшегося к нему главаря прокажённых. Феодор нагнулся, выдернул пущенный его рукой кинжал из груди монарха.
   - Я хотел подарить тебе быструю смерть, - подрагивающим, срывающимся от лютой ненависти голосом проговорил он, - ради её памяти... Но я не могу. И я хочу, чтобы ты знал -- все эти последние минуты своей жизни -- чтобы ты знал, за что.
   Рука Большого Питона нанесла ещё один быстрый удар выдернутым кинжалом -- в живот. Андоим захрипел, булькнул кровью, уставившись на него безумным, медленно угасающим взглядом. Феодор сжал зубы, с силой проворачивая лезвие, чувствуя, как тело короля выгибается вслед за его рукой.
   - Это тебе за Таиру, - одними губами проговорил Феодор, глядя в выкатившиеся, покрасневшие глаза короля.
   Резко отпрянул, разжимая пальцы, и махнул рукой своим людям. Ряженые покойники набросились на умирающего монарха, и сочные, влажные, хлюпающие звуки, раздавшиеся тотчас, как заработали ножи и алебарды, доложили главарю о том, что люди Топора знают своё дело. Подступившая к нему со спины Флорика подхватила брата подмышки, оттаскивая назад, и растерявший последние силы Фео отвернулся от развернувшейся за его спиной бойни, позволяя сестре отвести себя к ожидавшему за склепом Ренольду.
   - Бежим отсюда, - шепнула Флорика, помогая Феодору уйти с тропы. - Сюда идёт подкрепление, кто-то из стражи озаботился...
   - Стой.
   Фео на миг отвернулся, разжимая пальцы -- и красная роза упала на ступени склепа, туда, откуда он подобрал её всего несколькими минутами ранее. Показавшийся из-за стены Ренольд подхватил Питона с другой стороны, помогая добраться до оставленных в глубине старого кладбища лошадей, и Флорика обернулась один только раз -- чтобы увидеть, как их люди, следуя плану, отступают вслед за ними, бросаясь врассыпную, и на каменной тропе остаются лишь несколько из них -- закончить жуткую казнь короля Андоима.
   Спустя всего несколько минут на кладбище не останется никого из них -- лишь тела убитых рыцарей и покромсанное на куски, порванное, растерзанное туловище валлийского монарха...
  
  
   Командующий Нестор Ликонт был в числе первых из тех, кто ворвался за ограду, как только со стен исчезли ряженые покойниками и прокажёнными лучники. Это случилось одновременно с тем, как на главной дороге, ведущей от города, показался вызванный им же отряд подмоги -- командующий был обязан обеспечить видимость защиты короля. Не дожидаясь, пока городская стража достигнет кладбища, Нестор перемахнул через забор, как только последний из лучников покинул свой пост. Ряженые бросились вглубь кладбища, и он только проводил их мимолётным взглядом, позволяя уйти. Одного взгляда на каменную тропу хватило, чтобы понять: Большой Питон и в самом деле устроил изрядное представление, как и обещал.
   На тропе перед склепом остались лишь трупы телохранителей -- и то, что Нестор с трудом опознал как Андоима. Люди Питона успели превратить тело монарха в сочащуюся кровью, с развороченными кишками бесформенную массу, отделив от туловища руки и ноги по частям, отрубив голову, испещрив грудь и живот кольями и ножами. Жуткая гримаса ужаса и боли, исказившая залитое кровью, неузнаваемое лицо Андоима, доказывала без лишних слов, что король был ещё жив, когда они принялись за него. Нестор навидался всякого, но подобная жестокость по отношению к монарху заставляла задуматься. Большой Питон оказался на самом деле страшным человеком, и обладал силой достаточной, чтобы диктовать свои правила в Галагате. И если устранить его пока что нельзя... с ним просто необходимо установить хорошие отношения.
   Прибывшему подкреплению оставалось лишь подчиниться приказам командующего: придворных зевак, невольных свидетелей убийства монарха, выпроводить немедленно и, если придётся, силой, тела убрать, останки короля перенести в храмовую отпевальню, кладбище проверить и зачистить. Выследить убийц не представлялось возможным, но Нестор пустил несколько человек по их следам. Богато украшенный королевский меч Ликонт забрал с собой: это то единственное, что останется в память об Андоиме.
   Командующий послал рыцарские отряды за членами Высшего Суда и священством -- их присутствие во дворце теперь было просто необходимо. Они остались без короля -- ситуация в высшей степени опасная. И чем скорее они коронуют Ореста, тем лучше: никто из соседей, и в первую очередь Аверон, не должен прельститься их пустым троном.
   Уже приехав во дворец и спешно шагая по длинным коридорам к покоям младшего принца, Нестор Ликонт отстранённо думал о том, что дело оказалось сделано и без помощи императора Таира, на которого он когда-то рассчитывал. Как говорится, если хочешь что-то сделать, сделай это сам. Вот только имя Большого Питона никак не вписывалось в его план. Тогда, по возвращении в Галагат, посылая письмо с заказом главарю ночного мира, он спешил, зная наверняка, что его шансы невелики. Теперь же... оказаться в зависимости у такого человека... и самое главное -- если у Питона были свои счёты с Андоимом, что помешает ему разыграть ещё одно представление, но уже для принца Ореста?
   - Нестор? - удивился Орест, когда командующий шагнул в покои, и лакей с поклоном прикрыл за ним двери. - Что-то случилось?
   Ликонт рассматривал младшего принца, пытаясь подавить в себе чувство вины и жалости. Он никогда не посвящал Ореста в свои планы, опасаясь за целостность их дружбы -- Орест не одобрил бы его планы касательно Андоима. Какими бы ни были отношения между братьями, Орест и мысли не допускал, что решать проблему с наследником придётся столь кардинально. Младшего принца не готовили к тому, что его ждёт. Всё шло по плану -- по его плану -- до этого самого дня. Нестор не отводил Оресту роли большей, чем пешка в его руках -- до определённого момента, когда их дружба оказалась крепче, чем он того сам хотел, и когда менять что-либо было уже поздно.
   - Орест, - заговорил Нестор, внимательно глядя в непонимающие глаза принца, - твой брат мёртв. Я сожалею.
   Принц просто опустился там, где стоял. Замотал головой, глядя на Ликонта со смесью надежды и ужаса.
   - Андоим? Мёртв? Как?..
   - Убит галагатской бандой, - не моргнув глазом, выдал полуправду Нестор. - Засада на кладбище. Я был там и всё видел.
   Орест подскочил и тотчас вновь опустился обратно -- на низкую табуретку, используемую обычно как подставку для ног.
   - И... что теперь? - севшим голосом поинтересовался побелевший принц.
   - Теперь, - выдохнул Нестор, присаживаясь на корточки перед ним, - тебе придётся занять его место. Иначе Аверон решит, что самое время нанести по Валлии ещё один удар, от которого она, безвластная, поддавшаяся смуте, уже не поднимется.
   Орест смотрел на него широко распахнутыми, доверчивыми глазами, и Нестору в который раз за последние дни стало стыдно. Сколько так может продолжаться? Он использует Ореста, дурно обходится с Янушем, игнорирует Наалу -- неужели всё это стоит того? И с подступившей к горлу тошнотой герцог понял -- стоит. И он уже просто не может остановиться и бросить всё как есть.
   - Через несколько часов состоится срочная церемония, - негромко продолжал Ликонт, - ты станешь королём. В положеный день состоятся похороны короля Андоима -- как раз тогда, когда мы ожидаем прибытия Северины. Орест, мне правда жаль, но тебе придётся пройти через всё это. Я буду рядом, я помогу. Но без тебя мы не справимся...
   Принц опустил голову, запуская пальцы в светло-русые вихры, выдохнул, прикрывая глаза. С запоздалым удивлением Нестор понял, что видит сейчас перед собой, возможно, единственного человека, кто будет хоть немного скорбеть по убитому монарху. Андоим всё же приходился ему братом. Пусть для покойника это было пустым звуком, но это что-то значило для Ореста.
   Нестор протянул руку, положив её на плечо сникшего принца, и коротко сжал в сочувствующем жесте. Орест вскинул на него ореховые глаза, потрясённый внезапной догадкой.
   - Это ты его?.. Ты, Нестор?!
   Ликонт медленно покачал головой.
   - Нет, - ровно солгал он.
   ...Когда-то он мечтал вырезать всю королевскую династию. Он выбрал тактику отсроченной мести. Трудился над этим день и ночь, с самого дня своего четырнадцатилетия, воплощая свой план шаг за шагом -- стать одним из лучших воинов Валлии, блистать при дворе, выделиться среди прочих, стать героем войны, фаворитом Харитона, войти к нему в доверие, стать тайным советником -- а потом нанести удар, к которому тот не будет готов. И вырезать его сыновей, вырезать его потомков так, как сам старый король поступил со всем родом Ликонтов -- и занять наконец его место.
   Своё законное место на королевском троне.
   Харитон, должно быть, не подозревал, что юному Нестору Ликонту известно о том, кто настоящий убийца его родителей. В тот день королевская стража ворвалась в фамильный замок Ликонтов неожиданно: герцог Арий Ликонт оказался не готов к вторжению, и их с супругой зарезали буквально на пороге. Нестор успел заслонить собой четырёхлетнюю Наалу, когда в зал вошёл капитан стражи. Он усмехнулся и сказал своим воинам: "Велено оставить последнего из Ликонтов в живых. На счастье".
   И началась новая жизнь. Он принял все заботы о землях, сестре и чести рода на себя. Он не позволил взять над собой верх никому из присылаемых Харитоном регентов, и сумел доказать, что в четырнадцать лет он может делать то, что другие не могли бы освоить за всю жизнь. Сколько лет он потратил на то, чтобы всё узнать... и сколько лет понадобилось ему, чтобы принять это!
   Но самое странное заключалось в другом. Когда его план был уже наполовину выполнен, и он стал тайным советником самого короля, он вдруг понял, что с годами службы странным образом привязался к Харитону, и ненависть, та самая, которая толкала его на покорение новых и новых вершин, поутихла. Да и сам старый король, который, возможно, принял юного Нестора в своё близкое окружение только для того, чтобы иметь возможность ещё лучше следить за Ликонтом, но с годами убедился в его верности, бесспорном политическом таланте, уме и проницательности, также проникся почти отеческой привязанностью к потомку единственного в истории претендента на его трон.
   Нестор старался не задумываться о том, как же так получилось, что ненависть к убийце родителей прошла так незаметно для него -- но в конце концов продолжал свой план с одной лишь оглядкой -- он уже не хотел смерти Харитона. Более того, не хотел гибели и его потомков, и в первую очередь младшего принца Ореста, с которым он сдружился против воли и здравого смысла -- и которого попросту не мог воспринимать как врага. Это политика, и правых в ней нет. Отец, Арий Ликонт, тоже ведь не остался чист. Просто Харитон успел нанести удар первым...
   ...Орест сник, удовлетворившись его ответом, опасаясь копать глубже и доверившись последнему близкому ему человеку. Нестор перевёл взгляд за окно: уже смеркалось. Инаугурация короля Ореста пройдёт на рассвете, и у них впереди всего одна ночь, чтобы всё подготовить.
  
  
   ...Солнце светило сквозь полуприкрытые занавеси, в комнате пахло пряными травами и поздними цветами, что распускаются даже под вечными снегами северных пределов Валлии, толстое одеяло дарило блаженное тепло, и шевелиться совсем не хотелось. Она и не шевелилась минуту или две, пытаясь вспомнить последние на её памяти события, произошедшие с ней -- но память предательски молчала. Повернув голову, Марион смогла рассмотреть всю комнату -- светлую, уютную, обставленную богато, но без излишней роскоши. На столах и подоконнике чьей-то заботливой и явно женской рукой были расставлены вазоны со свежими цветами, воздух в комнате казался свежим и насыщенным ароматами поздней осени -- помещение проветривали, и не раз. Двери оказались также светлыми, и отворились с негромким звуком как раз в тот момент, когда Марион перевела на них взгляд.
   - Леди Марион, - обрадовалась Наала, проходя внутрь с подносом, - вы очнулись! Какая радость! Януш говорил, что угрозы для вашей жизни больше нет, но я боялась поверить... Как вы себя чувствуете?
   И Марион вспомнила. Вспомнила, как их убогий лесной домик посетили герцогиня Наала с Янушем, и как доктор, присев рядом с ней на корточки, уговаривал её мягко, тихо, спрашивал её согласия, просил немедленного ответа... Голова, задурманенная жаром и лихорадкой, отказывалась принимать в себя его слова, и голос присевшей рядом с доктором молодой герцогини она даже не услышала, сколь сильно ни старалась. Помнится, она слабо кивнула на очередной настойчивый вопрос Януша -- лишь бы её оставили в покое, и успела даже удивиться тому облегчению, которое промелькнуло на лицах обоих. А затем появились чужие лица и чужие слуги, собравшие их вещи и их в крытую повозку, захлопотала Юрта, принимаясь её одевать, и на пару с доктором камеристка помогла баронессе выбраться из дому. Следом на руках вынесли и Михо, её Михо, и кто-то помог выйти сэру Эйру -- а потом вновь упала темнота.
   Всё, что она помнила затем, оказалось непонятным и размытым: лица Януша, Наалы, Юрты, сны и кошмары, слившиеся воедино, и наконец -- благословенный миг пробуждения.
   - Хорошо, - слабо улыбнулась баронесса, усаживаясь на подушках. Удалось с некоторым трудом; комната мягко качнулась перед глазами, но Марион справилась с первой слабостью, на секунду прикрыв глаза. - Правда, очень хорошо. Где я?
   - Вы в нашем имении, - охотно пустилась в пояснения Наала, отставив поднос на столик у кровати, - когда брат вернулся из лесу и рассказал о том, где вас нашёл, я просто не могла оставить всё, как есть. Мы с Янушем тотчас выдвинулись со слугами к вам, и я набралась дерзости пригласить вас с сыном в наше имение. И вы ответили согласием. Хвала Единому!
   - Правда? - удивилась Марион. - Я не помню...
   - Это неудивительно, - кивнула герцогиня, - вы были очень слабы. Но я так рада, так рада, что вы гостите у нас! Не беспокойтесь за сына: Михаэль пришёл в себя ещё вчера вечером, и, по словам Януша, прекрасно себя чувствует. Возможно, он даже разрешит баронету прийти проведать вас. Я обязательно спрошу его об этом!
   Марион разглядывала девушку с непонятным чувством, чувствуя себя одновременно раздавленной и благодарной. Герцогиня приняла их всех в свой дом, больных лесной язвой, опасных, заразных, и, как видно, ухаживала за ней лично в отсутствие Юрты. Вот только принимать помощь от Наалы оказалось болезненно... мучительно. Они не были ровней. Отблагодарить её достойным образом Синяя баронесса не могла, и оттого чувствовала себя неуютно.
   - Сэр Эйр также пришёл в себя, чувствует себя хорошо, - продолжала рассказ Наала, без лишних просьб восполняя пробел в памяти баронессы. - За ним ваша камеристка, Юрта, приглядывает. Но сэр рыцарь уже не нуждается в пристальной опеке, он очень сильный человек! Януш не отходил от всех вас ни днём, ни ночью, молился со всей своей благодатной силой... обещал поставить вас всех на ноги быстрее, чем брат вернётся в имение. И поставил! - с гордостью завершила рассказ Наала.
   Марион с трудом сглотнула: в пересохшем горле совсем не осталось слюны. Януш... ну конечно же, Януш и его волшебное лекарство, побеждающее лесную хворь! Уже не говоря о его чудесных, исцеляющих молитвах, благословенном даровании Единого, которое ставило на ноги смертников. Это ему они обязаны своим спасением. И, конечно же, Наале, которая настояла на их приезде. Юрта и в самом деле не справилась бы в одиночку...
   - Брат? - переспросила Синяя баронесса. - Герцог Ликонт покинул имение?
   - Три дня назад, - вздохнула молодая герцогиня. - В тот самый день, когда вернулся от вас. С тех пор не появлялся дома, но у него есть веские на то причины. Уверена, он поспешит сюда, к вам, как только представится возможность. Он уже осведомлялся о вашем здоровье, и я написала ему, чтобы он не беспокоился: вы в надёжных руках. Правда, леди Марион, я очень рада, что вы у нас, - снова повторила Наала, с улыбкой глядя на баронессу.
   - Даже... даже не знаю, как вас благодарить, - с трудом вытолкнула Марион, и тут же закашлялась: пересохшее горло отказывалось служить.
   - Ни о какой благодарности не может идти и речи, - горячо и в то же время крайне убеждённо, будто речь шла о всем известном факте, сказала Наала. - Это вы обязали меня своим визитом! Я безумно рада, что в имении появилась наконец другая женщина, с которой можно поговорить и приятно провести время. С тех пор, как брат послал за мной, я осталась совсем одна. В монастыре всегда рядом были другие сёстры, с которыми можно было перекинуться словом, а здесь... впрочем, Нестор не знал, что на город упадёт эпидемия, - вздохнула молодая герцогиня, - как раз когда он захочет представить меня ко двору. Он-то рассчитывал, что я буду разъезжать по балам и принимать ухаживания от лучших высокорожденных рыцарей королевства, но увы, - Наала коротко улыбнулась. - Значит, на то воля Единого.
   Марион улыбнулась в ответ. Наала, высокая, изначально крупного, подобно брату, телосложения, но более худая и оттого нескладная, обладала тем удивительным качеством, которое называют врождённым обаянием. Лицо её также не отличалось правильностью черт -- обычное лицо в ореоле светло-русых волос, которое оживляли лишь умные глаза, синие и спокойные, с тем знакомым пронзительным взглядом, который она привыкла видеть совсем у другого человека.
   - И всё же я очень вам благодарна, - тихо повторила баронесса. - Уверена, мы вас очень стеснили.
   - Ничуть! - горячо заверила герцогиня, и от её слов, от искреннего тепла, исходившего от всего её облика, Марион внезапно стало хорошо и спокойно. - Говорю же, это я вам обязана. Знали бы вы, как одиноко мне здесь было! Вначале Нестор угодил в тюрьму, затем вся эта смута с его назначением, гибель короля Андоима...
   - Гибель короля Андоима?! - поразилась Марион.
   - Ох, ну да, вы же всё пропустили, - всплеснула руками Наала, присаживаясь на край кровати. - Да-да, галагатская банда во главе с самим Большим Питоном устроили засаду на городском кладбище, куда король пришёл почтить память почившей супруги... Нестор был там и всё видел. Он сказал, что Андоиму помочь было нельзя. Принца Ореста короновали на следующий же день -- брат сумел уговорить Высший Суд обойти все церемониальные сроки, слишком уж опасно оставлять королевство без монарха... в условиях обострившихся отношений с Авероном, - запнувшись, добавила герцогиня. - Увы, это так, - подтвердила Наала, поднимая с подноса тарелку с бульоном и протягивая её ошарашенной известиями Марион. - Вот, прошу вас, ешьте, пока не остыло, а я буду говорить... Так вот, сегодня ожидаем прибытия императрицы Северины, которая прибыла на могилу дочери... и сегодня же состоятся похороны короля. Слухи ходят, императрица в ярости...
   - Почему? - Марион едва заставила себя проглотить одну ложку бульона: похоже, пока она болела, мир окончательно сошёл с ума.
   - Получается, что брак Андоима с Таирой оказался мало того, что бесплоден, так мы, валлийцы, ещё и не сумели сохранить жизнь молодой королевы, вверенной нам аверонской стороной. Более того, из-за переворота и убийства короля Аверон и вовсе потерял к нам всякое доверие -- чего ещё ожидать от нас, варваров? Повторный брак между династиями был бы очень желателен, но у Северины больше нет дочерей, а ближайшие родственники короны не согласятся на подобное сомнительное дело... Валлия для Аверона отныне надолго страна бандитов и дикарей, - печально добавила Наала.
   Марион покачала головой: похоже, рано обе стороны праздновали установившееся после битвы под Праттом перемирие. Новая угроза войны повисла в ароматном воздухе до того светлой и уютной комнаты, и Синяя баронесса мгновенно ощутила на себе всю тяжесть привычных рыцарских лат. Вот только чью сторону примет она в этот раз?..
   - Вы ешьте, - мягко попросила Наала, - вам нужны силы, вы сильно исхудали. Но, несмотря на это, замечательно выглядите, - и герцогиня улыбнулась, склонив голову набок. - Нет, правда, леди Марион, я всегда завидовала счастливым обладателям чёрных волос! Вот к чему моему брату такие волосы, ресницы и лицо, когда я, его сестра, нуждалась бы в этом куда больше?
   Несмотря на оглушающие новости, Марион не смогла не улыбнуться в ответ: Наала обладала тем врождённым тактом, который позволял менять темы разговора легко и непринуждённо, и поднимать тем самым настроение приунывшему собеседнику.
   - Герцог -- красивый мужчина, - осторожно заметила баронесса, - но, простите меня за дерзость, вы мне более симпатичны. Даже без чёрных волос.
   Наала улыбнулась.
   - Давайте о хорошем, - предложила герцогиня, - оставим политику на откуп скучным людям вроде моего брата. Нестор уже трое суток не вылазит из дворца, и уверена, молодой король Орест этому только рад... Эпидемия лесной хвори сходит на нет. Януш бывал в городе, и храмовые доктора говорят, что к ним практически не поступало новых больных. Хворь выкосила пол-города, - вздохнула герцогиня, - но, хвала Единому, уже оставила Галагат. Король Орест одним из первых приказов даже снял запрет на выезд и въезд, так что теперь столица вновь открыта.
   - Вы сказали, Северина прибывает в город? - встрепенувшись, переспросила Марион. - Мне необходимо повидаться с ней...
   - Вы ещё не можете покидать своих покоев, - покачала головой Наала. - Уверена, герцогиня Гелена обговорит с ней вопрос о вашем возвращении...
   - Уверена, что этого не будет, - мрачно ответила Марион, отставляя тарелку с бульоном.
   - В таком случае, можно написать письмо, - предложила герцогиня, - и я попрошу брата передать его императрице. Или, если желаете, завезу его лично.
   - Это было бы замечательно, - с облегчением выдохнула баронесса.
   Дверь отворилась, впуская в комнату Януша. Лекарь улыбнулся, встретившись с ней глазами.
   - Всё, как ты и говорил, Януш, - обратилась к нему Наала, - баронессе гораздо лучше. Она хочет увидеть сына...
   - Я бы не советовал, - лекарь прошёл к кровати, поставив свою кожаную сумку на столик, - ещё дня два. Михо практически здоров, но ещё слаб -- не хотелось бы повторного заражения. Как только он полностью справится с хворью, она уже не будет ему угрожать, и тогда обнимайтесь на здоровье. А пока вы только на пути к выздоровлению, я не советовал бы рисковать здоровьем сына...
   Промелькнувшее на лице баронессы выражение заставило Януша смягчить тон.
   - Только если не очень долго, - вздохнув, разрешил лекарь.
   - Я позову баронета, - Наала прошла к выходу, - и оставлю вас наедине с доктором.
   Марион благодарно посмотрела на герцогиню, провожая её взглядом. За тридцать лет жизни у Синей баронессы так и не появилось близких подруг, и Наала стала первой женщиной, которой ей не страшно было довериться.
   - Януш, - улыбнулась Марион, - ты не поверишь, как я рада тебя видеть!
   - Поверю, - без улыбки ответил лекарь. - Я три дня ждал, пока ты придёшь в себя. Ты позволишь? Мне нужно тебя осмотреть.
   Марион не успела удивиться. Он отогнул край одеяла, приспустил край рубашки, проверяя зарубцевавшиеся язвы -- две на плече и три на спине. Баронессе повезло, они успели перехватить лесную хворь в самом начале, и она перенесла болезнь куда легче, чем Михаэль или сэр Эйр. Даже появившиеся язвы оказались мелкими, практически незаметными, и уже зарубцевавшимися -- воительница справлялась с болячками на удивление быстро.
   Януш осторожно развернул её к себе спиной, откинул волнистые пряди, проверяя наличие новых очагов заразы. Их не оказалось, но он помедлил ещё секунду, пытаясь перебороть в себе вспыхнувшее чувство -- то же самое, что и в реннском лесу, во время их первой встречи... и ощущения, совершенно недостойные ни лекаря, ни высокорожденного.
   - Януш? - Марион чуть провернула голову. - Всё хорошо?
   Лекарь накинул её рубашку обратно на плечи, кивнул, хотя она не могла его видеть.
   - Да. Ты быстро идёшь на поправку.
   - Спасибо тебе, - Марион коротко пожала запястье лекаря, - если бы не ты...
   Януш перехватил отпустившие его пальцы, порывисто поднёс к губам.
   - Януш, - попросила Марион. - Пожалуйста...
   Лекарь кивнул, отпуская её руку, взглянул на неё тем невыразимо искренним, полным эмоций взглядом, который она так хорошо помнила -- и от которого чувствовала себя всё более виноватой.
   - Я знаю. Прости.
   В дверь постучали, и створка тихо щёлкнула, впуская в комнату герцогиню Наалу с Синим баронетом.
   - Мама!
   Михаэль подлетел к ней, запрыгивая на кровать и обхватывая шею Марион руками.
   - Ма! Ты проснулась!
   Марион прижала сына к себе, прикрывая глаза, стиснула в объятиях, осыпая поцелуями висок Михо, щеку, пепельные кудри. Наала улыбнулась, вышла из комнаты, и следом за ней поднялся Януш.
   - Только недолго, - напомнил лекарь, подходя к двери.
   Мельком глянул на счастливейшего из мужчин, который безраздельно владел сердцем Синей баронессы -- и закрыл дверь.
  
  
   Стареющая императрица брезгливо опустилась в предложенное кресло, кутаясь в тёплую шаль. Северине оказался не по нраву холодный климат Валлии с его ранними заморозками, унылым серым небом, грозящим разразиться не то дождём, не то снегом; впрочем, как и хмурые, неприветливые галагатцы, семьи которых пострадали после недавней вспышки страшной лесной хвори; и особенно не понравился фамильный королевский склеп, в котором похоронили её дочь Таиру. Ничего похожего на роскошь, позолоту и пышущие цветами и лентами саркофаги -- лишь грубо обтёсанные камни, торжественная строгость и мрачные тона. Северина оказалась недовольна настолько, что первым же её порывом было провести обряд перезахоронения дочери, желание вывезти тело Таиры в солнечный Аверон, где юной почившей королеве будут возложены все полагающиеся ей почести. Командующий Ликонт, сопровождавший императрицу к фамильному склепу, протестовать не стал, лишь уточнил -- негромко, невыразительно -- готова ли императрица к тому, что вместе с телом дочери в Ренну приедет и одолевшая её лесная хворь.
   Северина оказалась не готова. С отвращением отказываясь от собственной идеи, она разглядывала почтительно сопровождавшего её герцога, пытаясь определить, что на этот раз задумал бывший тайный советник. Северина не обманывалась на его счёт: то, что командующий не отходил от неё ни на шаг, выполняя этот долг вместо спешно возведённого на трон короля Ореста, должно было что-то значить.
   Присматривалась к Ликонту она и сейчас, согласившись на позднюю аудиенцию и пытаясь узнать его намерения до того, как он изложит их ей на блюдце, с выгодной ему позиции. Личность Нестора Ликонта не оставалась для неё загадкой, равно как и его положение в королевстве в целом и при дворе в частности. Ликонт неотъемлемой тенью преследовал последние годы правления Харитона, раскинув свои сети ещё тогда, когда против него играл собственный юный возраст; стальной фигурой продолжал стоять на шахматной доске начатой им партии, когда к власти пришёл король Андоим, не задержавшийся на троне -- Северина была уверена в этом -- лишь из-за своих трений с герцогом; и воплощённым титаном стоял перед ней сейчас, посадив на трон выгодного ему принца Ореста. Больше всего он напоминал ей сейчас кукловода, выступившего наконец из-за кулис.
   - Ваше величество, - начал Нестор, опираясь спиной о каминную кладку, - нам надо поговорить. И полагаю, вы сами понимаете необходимость этого разговора.
   Северина вскинула голову, приподняла бровь, ожидая продолжения. Она хотела бы испытывать к валлийскому командующему неприязнь, но не могла. Ещё в Ренне Ликонт взял с ней правильный тон, и придерживался его сейчас, с поправкой на собственное значительно возросшее влияние.
   - Вы прекрасно знаете, чем грозит гибель совместной королевской четы Аверону и Валлии. И вы знаете, что нам необходимо устранить возникшую угрозу -- чем скорее, тем лучше.
   - Ваши предложения? - перебила его Северина. - Говорите прямо, герцог! Я знаю вас достаточно, чтобы понимать: вы не начнёте разговор прежде, чем не будете держать за пазухой с десяток решений. Так что вы задумали?
   Нестор коротко улыбнулся -- одними губами.
   - Повторный брак был бы желателен.
   Северина фыркнула, плотнее укутываясь в тёплую шаль.
   - Брак? Насколько я знаю, с обеих сторон остались лишь монархи мужского пола. Я ценю ваш юмор, герцог, но сомневаюсь, что его оценят мой сын, император Таир, и король Орест.
   - Если брак между прямыми наследниками короны невозможен, - пожал плечами ничуть не обескураженный Ликонт, - нужно сделать всего один шаг в сторону. В сторону ближайших родственников, разумеется.
   - Увы, у нас нет подходящих молодому королю Оресту высокорожденных особ, - пожала плечами Северина. - Единственной незамужней кузине императора Таира минуло уже сорок зим. И, увы, она выглядит на все свои годы, - и императрица недовольно поджала губы.
   - Тогда рассмотрим обратный вариант.
   Поскольку командующий не добавил ничего больше, Северина раздражённо продолжила за него:
   - Насколько мне известно, у принца Ореста также лишь одна незамужняя кузина. И ей, насколько мне известно, также под сорок.
   - Маркизе Доминике тридцать пять, - уточнил Нестор, поигрывая пальцами левой руки на плече правой.
   - Пусть так, тридцать пять! И хотя, по слухам, маркиза -- женщина красивая...
   - Одна из первых красавиц галагатского двора, - подтвердил герцог.
   - О её репутации также ходят красивые слухи, - с нескрываемым сарказмом в голосе продолжила Северина. - Была обручена три раза, и каждый раз помолвка срывалась по её вине! Кстати, ведь она была и вашей невестой, не так ли, Ликонт?
   - Так решили наши родители. Мы были обручены с младенчества, но по обоюдному согласию расторгли помолвку, как только достигли возраста совершеннолетия, - спокойно выдержал горящий взгляд императрицы Нестор.
   - О да! И причиной расторжения стало её увлечение одним из рыцарей не самого благородного происхождения, верно? Ох, бросьте ваше притворство, герцог! Первая красавица галагатского двора обладает, помимо красоты, ещё и склонностью к распутству! Ах, кстати, ведь она рыжая?
   - У нас медный цвет волос считается красивым.
   - А в Авероне это считается клеймом Клеветника! Ликонт, забудьте об этом! Я никогда не дам своё согласие на подобный брак!
   - Как скажете, - кротко согласился Нестор. - Тогда...
   - Что тогда?
   - Есть ещё один вариант, - тяжело проронил герцог, отрываясь от стены.
   Северина недоверчиво посмотрела на него, но подавила первый порыв раздражения, уловив изменения в голосе до того невозмутимого командующего.
   - И кого на этот раз вы хотите сосватать моему сыну? Очередную великовозрастную...
   - Ей двадцать три.
   Северина осеклась, задумчиво окинула герцога взглядом.
   - Целомудренна?
   - Несомненно.
   - Высокого происхождения?
   - Безусловно.
   - Кто же эта таинственная незнакомка, герцог? - теряя терпение, спросила Северина.
   Нестор присел в соседнее с императрицей кресло, положил руки на подлокотники. На сердце его лежала невыразимая тяжесть, когда он проронил:
   - Моя сестра Наала.
   Северина отшатнулась, не пытаясь скрыть изумления, открыла и закрыла рот, глядя на Ликонта со смесью недоверия и беспокойства. Командующий продумал всё! Подобно гигантскому спруту, он охватывал своим влиянием всю Валлию -- и в конце концов закинул ненасытное щупальце в Аверон. Посадить свою родную сестру на аверонский трон, рядом с императором Таиром! Северина всегда гордилась сыном, твёрдым, сильным, воспитанным её рукой, - но в политических играх с более опытным Ликонтом Таир мог и проиграть. Стоило ли устранение настоящей опасности подобного будущего риска?
   - Что ж, - медленно проронила императрица, выпрямляясь в кресле, - очевидно, вы всё просчитали...
   Нестор покачал головой.
   - Нет, ваше величество. И я хочу обговорить этот момент сейчас, чтобы потом не возникало... неожиданных вопросов. Я люблю свою сестру. И не хочу, чтобы она была несчастна в навязанном ей браке.
   - Тогда к чему...
   - Я предлагаю брак фиктивный. Они обвенчаются в Авероне, согласно традиции, затем под благовидным предлогом разъедутся на какое-то время. Дальше покажет время. Сейчас главное -- не допустить смуты в народе. Уверен, настроения среди аверонцев мало отличаются от валлийских.
   - Но... тогда не будет общего наследника... - неуверенно протянула императрица. Ликонт учёл и её недоверие, и предложил план куда более разумный. Фиктивный брак всегда можно расторгнуть, если предать его фиктивность огласке. Главное -- избежать войны...
   - Первые пару лет наследника может не быть при любом браке. А за два года народ успокоится. Мы с императором Таиром, каждый со своей стороны, сделаем всё для этого необходимое.
   Северина едва не вздрогнула, глядя в невозмутимое, спокойное лицо герцога. Он так и сказал - "мы с императором Таиром". Имя короля Ореста не упоминалось даже из приличия, а сам Ликонт и не пытался прикрыть свои хищнические планы относительно трона!
   - Герцог, - твёрдым голосом начала императрица, - скажите мне правду. Когда нам ожидать смены власти в Валлии?
   Нестор чуть наклонил голову, разглядывая стареющую, но всё ещё не растерявшую своей хватки императрицу. Светлые глаза-льдинки сверлили его, точно пытаясь проделать в нём с десяток дырок, и он едва заметно усмехнулся.
   - Валлии не нужна смута, - сказал он. - А мне не нужен трон. Вы ошибаетесь, ваше величество. Мне куда удобнее стоять за ним.
   - Оттуда лучше видно? - едко поинтересовалась Северина, подавив ехидную ухмылку.
   - И удобней двигаться, - подтвердил Нестор.
   Северина усмехнулась.
   - Допустим. Ваш план мне нравится, герцог, но я не уверена, что скажет мой сын. Я дам вам знать тотчас, как только доберусь до Ренны.
   - Время не ждёт, - учтиво, но с нажимом подтвердил командующий.
   - У меня нет причин задерживаться в Валлии, - дёрнула плечом Северина. - Завтра же мы выдвинемся обратно. В связи с трауром по королю Андоиму я могу не задерживаться в Галагате более, чем это необходимо. Нам здесь не так уж и рады, и это, пожалуй, взаимно.
   Нестор благоразумно пропустил последнюю колкость мимо ушей. Он не мог позволить себе завершить разговор в подобном ключе.
   - У меня к вам просьба, ваше величество, - от этих слов Северина напряглась, как дикая кошка перед прыжком: неужто Ликонт хочет сделаться её должником? - Я вывожу свои войска с аверонских земель. Помнится, это земли Синих баронов? Так не могли бы вы оказать ответную любезность, отозвав аверонские войска из Валлии?
   Императрица сникла на секунду, затем встрепенулась вновь.
   - Что же послужило причиной столь неожиданному решению? Это было ваше собственное предложение, герцог!
   - Это был определённый шаг в развитии отношений наших государств, ваше величество, - повысил голос Ликонт. - Демонстрация доверия друг другу спустя много лет войны. Этого мы добились, пора переходить на новый этап. Открытая торговля, совместный труд, мирные дела, которые связывают народы покрепче брачных уз монархов -- вот то, чем мы должны обеспечить умы и сердца наших людей. Но если мы не поторопимся... войска вполне могут пригодиться. И лучше всего, если эти войска будут каждое на своей территории.
   Северина передёрнула плечами, пряча руки в складках шали. Впервые в голосе Ликонта ей послышалась... угроза? Или только... показалось?..
   - Я передам вашу просьбу нашему командующему, - сдержанно проговорила императрица. - У вас ко мне что-то ещё, герцог?
   Нестор помедлил секунду, и эта его неуверенность не скрылась от цепких глаз Северины. Императрица сощурилась, пытаясь отыскать хоть одну брешь в броне валлийца.
   - Ваше величество, у меня вопрос личный, в связи с вашим скорым отъездом. Леди Гелена отправляется в Аверон вместе с вами?
   - Да, - изумлённо выговорила Северина. - Но какое вам до этого дело?
   - А что же леди Марион? - точно не слыша её, негромко спросил Нестор. - Вы оставляете её в Валлии?
   Императрица нервно дёрнула щекой, скомкала ткань шали.
   - Вам-то какое до всего этого дело, Ликонт? - раздражённо повторила она. - Какой у вас интерес? Зачем вы вмешиваетесь? Они -- аверонские подданные, и я поступлю с обеими так, как мне это угодно!
   - Конечно, - легко согласился Нестор. - Я не пытаюсь оспорить вашу правоту, и поверьте, интересуюсь не из праздного любопытства. Леди Марион сейчас гостит у моей сестры: её, как и многих, подкосила лесная хворь. Она болела все эти дни, пропустила даже ваше прибытие в Галагат, и, конечно же, упустила возможность повидать вас. Я могу чем-то обнадёжить баронессу? Что касается вашего расположения к ней...
   - Нет, - отрезала Северина. - Моё расположение к ней осталось прежним, если не хуже. Леди Марион оказалась жесточайшим разочарованием для меня. Я закрывала глаза на многое из того, кем она была, и как себя вела, и из уважения к покойному командующему Магнусу и былых заслуг простила бы ещё что-то -- но увы! Леди Марион не оправдала надежд, возложенных на неё Синим бароном, не сумела достойно перенести вдовство, и уж точно не выполнила порученную ей миссию! Ей было доверено охранять самую дорогую жемчужину Аверона -- и она не справилась! Она не уберегла жизнь моей горячо любимой дочери! Это худший позор для телохранителя и аверонской подданной! Теперь скажите, Ликонт -- разве заслуживает она моего расположения?
   - То есть, вы не желаете видеть её при дворе, - задумчиво констатировал командующий.
   - Я не желаю, чтобы она появлялась в каком бы то ни было приличном обществе!
   - А как же Синий баронет? Он законный наследник...
   - Я не могу лишать мальчика причитающегося ему наследства, - ворчливо заговорила Северина, постепенно успокаиваясь. Гнев её, направленный на леди Марион, был вызван не столько смертью дочери, сколько поведением самой баронессы во время их расставания в Ренне. Марион дала ей понять столь недвусмысленно, что Северина допустила ошибку, послушав Ликонта, что императрица не смогла ей этого простить. Горечь от смерти Таиры лишь дополнила картину: теперь у Северины нашёлся благовидный предлог для ненависти к бывшей телохранительнице. - Михаэль вступит во владение имуществом по наступлению совершеннолетия. До тех пор все заботы касательно использования земель и прибыли с них лягут на имперского регента, которого я не замедлю выслать в замок Синих баронов.
   - И вы думаете, леди Марион потерпит этого... регента в своём доме? - искренне поразился Нестор.
   - Леди Марион может отправиться в монастырь, если ей не по душе воля императора, - повысила тон Северина. - А решение, несомненно, будет исходить от моего сына, Таира. Я не могу отказать баронессе в праве жить в замке Синего барона, в память о Магнусе и о её подвигах на полях сражений -- увы, слишком многие склонны их переоценивать, особенно в народе! Но я даю ей это право с определёнными условиями -- и если они ей не по нраву, она может отправляться куда её душа пожелает! О Синем баронете прекрасно позаботится и присланный мною регент.
   Нестор опустил взгляд, пряча вспыхнувший в глазах огонь. Жадности императрицы не было предела! Когда почти год назад он предлагал ей разделить земли Синих баронов, он и не предполагал, с какой готовностью Северина ухватится за его предложение. Марион, запертая в замке и фактически не имеющая в нём никаких прав, попросту не сумеет выцарапать эти земли из-под бдительного имперского ока.
   - У вас ко мне всё, герцог? - нетерпеливо спросила императрица, зябко передёргивая плечами: по вечерам в залах валлийского дворца становилось невыносимо холодно.
   - Да, - растянул губы в обворожительной улыбке Ликонт. - У меня пока что всё.
   Северина окинула взглядом поднявшегося с кресла герцога. Командующий почтительно склонился перед ней, и императрица снисходительно кивнула ему в ответ.
   - Доброй ночи, ваше величество. Я был очень рад иметь наконец возможность поговорить с вами без свидетелей.
   Тон, каким это было произнесено, должно быть, сражал наповал местных красавиц. Северина усмехнулась, помимо воли попадая под обаяние опасного валлийца.
   - Доброй ночи, - сдержанно попрощалась она. - Я тоже рада, что нам удалось выяснить все неприятные вопросы.
   Ликонт вышел, и Северина наконец расслабилась, откидывая голову на спинку. Почти тотчас выпрямилась вновь, бросая быстрый взгляд на запертые двери. Как он там сказал?..
   У меня. Пока что. Всё.
   Пока что...
  
  
   Король Орест тщательно запер за собой двери, проворачивая защёлку несколько раз, и резко обернулся, поднимая свечу над головой. Огонь камина давал достаточно света, чтобы не дать его личным покоям погрузиться в кромешную тьму -- но оставлял также и тёмные углы, в которых легко могла спрятаться тонкая девичья фигурка. Он с надеждой обвёл комнату взглядом...
   В тот день, когда на него возложили такую тяжёлую и неудобную корону, он удалился в свои покои потрясённый и опустошённый, мечтая лишь об одном -- забраться под одеяло с головой и не шевелиться до самого рассвета. Нестор, как и обещал, был рядом весь тот бесконечный и сумбурный день, но Орест оказался изнурён настолько, что даже поддержка старшего друга ему не помогала. Нестор не настаивал на своём обществе, сказал только, что это время нужно пережить, что выбора у них нет, и оставил его. А Орест вошёл в собственные покои, плотно закрыл дверь и медленно сполз вдоль створки. И тут же вскочил, потому что в сумраке спальни раздался тихий и вкрадчивый девичий голос:
   - Трудный день, да?
   - Кто здесь? - спросил Орест хрипло: в горле мгновенно пересохло. В памяти тотчас всплыли воспоминания о смерти брата, и о просьбе Нестора быть осторожнее. Личная охрана преследовала его повсюду, оставив в одиночестве лишь на пороге опочивальни, и, как оказалось, именно тут поджидала его...
   - Не узнал, твоё величество? Флорика я, - и от дальней стены отделилась одетая в чёрное фигура.
   Орест, торопясь, зажёг светильник, шагнул ближе к ожидавшей девушке.
   - Как ты сюда попала? - спросил, разглядывая необычный наряд галагатской воровки. Флорика была одета в кожаную куртку и штаны, на ногах красовались кожаные, мягкие, с тончайшей подошвой сапоги. Должно быть, ступала в них воровка совсем бесшумно...
   - Влезла по стене, - буднично сообщила она, склонив голову набок. Карие глаза полыхнули огнём, без стеснения рассматривая молодого короля. - Я чего пришла-то...
   - Чего? - тотчас насторожился Орест.
   - Спасибо сказать хотела. Помогал ты сильно, твоё величество. Без задней мысли помогал. Мы такое не забываем. Я такое не забываю, - тотчас поправилась Флорика. - Вот... - развела руками воровка, - говорю. Спасибо.
   И, будто решившись на что-то, потянулась к его щеке, коснулась тёплой кожи... в тот самый миг, когда Орест повернул голову, губами встречая неожиданный поцелуй.
   Он не знал, пришла ли в ту ночь Флорика лишь затем, чтобы просто отблагодарить, или же действительно была готова на то, что случилось потом... Но в этот бесконечный миг их первого поцелуя он вдруг понял, что влюблён -- окончательно и бесповоротно. И влюблён с той самой первой встречи в особняке Большого Питона. И что если её губы, её живое тепло, её ускользающая близость окажутся ложью, то жизнь потеряет всякий смысл. Впервые он почувствовал себя так, как чувствует себя человек, давно потерявший память и вдруг неожиданно вспомнивший всё. Ищущий свой дом и наконец обретший его...
   ...Флорика ушла на рассвете. Именно тогда, когда блаженная расслабленность наконец взяла верх, отправив уставший разум в царство сна, и когда он наконец выпустил тонкое, горячее тело из кольца своих рук. Сквозь сон ему показалось, что одетая в чёрное фигура выскальзывает из окна, но проснуться окончательно так и не смог.
   Он проснулся один, и долго думал, привиделась ли ему эта ночь или нет. На следующую ночь Флорика не пришла. Она не могла прийти днём, и всё же Орест высматривал её в каждом потаенном закоулке дворцовых коридоров, с утра и до самого заката не теряя надежды на их встречу. И если она не появится сегодня, значит, сознание попросту сыграло с ним злую шутку...
   - Да здесь я, чего озираешься.
   - Флорика!
   Орест подлетел к скорчившейся в кресле девушке, подхватил, прижимая к себе.
   - Удушишь, - предупредила Фло, уткнувшись носом в плечо короля. - Ох и жаркий ты, твоё величество!
   Отстранилась, заглядывая в сиявшие ореховые глаза. Осторожно приподняла уголки губ: точно скорлупка треснула, выпуская наружу лучистые искорки искренней улыбки. Той самой, которой она улыбалась ещё до встречи с убитым ею Большим Питоном...
   - Ждал меня, небось? - уже мягче спросила она. - Ответь, ждал?
   - Очень, - вновь прижал её к себе Орест, - ты даже не представляешь, как! Как я скучал... выглядывал тебя... с ума сходил, думал -- померещилось...
   Флорика молча прижалась к плечу короля, прикрыла глаза, вдыхая вкусный, приятный запах его тела. После встречи с безумной Виверией ей просто хотелось убедиться, что с принцем... с королём... с Орестом всё в порядке. И никто не покушается на его жизнь. И уж тем более -- она сама. Пророчица ошиблась! Пусть и не так представляла она их встречу, но не жалела ни капли -- ни о тёплом поцелуе, ни о бережных ласках, ни о своей первой ночи любви. Она увидела в его глазах тот самый огонь, который со смертью Таиры погас в глазах её брата. А такой огонь лгать не умеет...
   - Почему ты не пришла вчера? Я ждал...
   - Думала, - выдохнула Фло, обхватывая руками талию короля. - Правильно ли. Ты -- король, твоё величество... я -- бандитка... Думала, да... не прийти не смогла...
   - Что неправильного может быть в любви? - Орест обхватил ладонями её лицо, заглянул в блестящие глаза. - А я люблю тебя, Флорика! Слышишь? Веришь? Люблю...
   Вместо ответа Фло высвободила руки, оплетая ими шею молодого короля, и притянула к себе. И ни к чему думы о будущем. Ни к чему знать Оресту, что её брат убил его брата. Вокруг не существовало ничего более, ничего, кроме их дыхания -- одного на двоих -- их крепко прижатых друг к другу тел, тихих и быстрых слов...
   Она слышала и верила. Потому что, как ни пыталась она противиться новому чувству и отрицать его, оно пышным, буйным цветом расцвело там, где, как ей казалось, прежде царила лишь серая и бесплодная пустыня...
  
  
   Нестор Ликонт остановился за углом поместья, прислонился к увитой плющом стене, наблюдая за представшей его взору картиной. Сэр Эйр и Михаэль, оба бледные и исхудавшие после болезни, отрабатывали тройку атакующих ударов, и оружие у них в руках, по принципу тренировок, проводимых леди Марион, было настоящим. Последняя наблюдала за боем, сидя на садовой скамейке, с лёгкой отстранённой улыбкой на губах. Наала сказала, что Януш разрешил ей выйти на свежий воздух, и что угрозы для жизни уже нет, и тем не менее лекарь, по словам сестры, старался ни на шаг не отходить от Синей баронессы. Для Нестора подобное поведение загадкой не оставалось, но сейчас Марион сидела одна, укутавшись в тёплую шаль, и чёрные волнистые пряди, полураспущенные, непокорные, падали ей на плечи. Тёмные глаза то беспокойно сужались, то перебегали от одного бойца к другому -- Синяя баронесса участвовала в тренировке вместе с ними, пусть даже мысленно.
   Нестор прекрасно понимал её. Тот период, когда он лишился руки, он также не мог взять в руки оружия. И этот мучительный процесс выздоровления, восстановления прежних сил изматывал похуже любого бездействия. Для воина, подобного ему или Марион, невозможно сидеть, сложа руки, и просто невыносима мысль о том, что эти руки могут забыть о том, как управляться с мечом.
   Он помедлил ещё минуту, собираясь с духом. Разговор с Наалой сильно подкосил его, и грядущая беседа с Марион казалась неподъёмным грузом.
   ...Наала ни в чём не обвиняла его. Когда Нестор, как на духу, выложил ей собственный план касательно её фиктивного замужества с императором Таиром, сестра молчала довольно долго, и это её молчание убивало его куда больше упрёков или слёз.
   - Я подлец, - тяжело сказал Нестор, - я это знаю. Одно твоё слово -- и я всё переиграю.
   - Ты мой брат, Нестор, - ответила тогда Наала. - А я -- твоя сестра. Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Я всё понимаю, и считаю, что ты поступил правильно. Я знала, что ты отозвал меня из монастыря не напрасно. Признайся, Нестор, ведь ты всё решил ещё тогда?
   Проницательность сестры поразила его; крыть было нечем, и ему стало стыдно -- так стыдно, как не было ещё никогда в жизни. Похоже, это чувство вины, ощущение попрания взывающей к нему совести будет преследовать отныне каждый его тщательно продуманный шаг...
   - Да, - через силу признался Ликонт. - Прости меня...
   Наала грустно улыбнулась.
   - Я никогда не ждала любви, - заговорила она. - Не верила, что дождусь романтической привязанности прекрасного рыцаря. С моей внешностью, с моим положением... Похоже, я была права, Нестор. Я не создана для личного счастья, так почему же не посвятить свою судьбу народу во благо наших государств? Мне не за что прощать тебя, Нестор. Я сделаю, что ты просишь.
   И от этих слов Ликонту стало ещё хуже.
   - То, что ты меня прощаешь, не делает мой поступок лучше, - глухо, глядя в пол, ответил он. - Это лишь возвышает твою добродетель над моим ничтожеством.
   ...Наала осталась в своей комнате после их разговора, и у него появилась возможность поговорить теперь уже с Марион наедине.
   Он шагнул вперёд, отрываясь от стены, и взгляд Марион тотчас метнулся к нему. Она смотрела на него, не отрываясь, пока он шёл к ней, и это молчаливое ожидание подрывало всякую уверенность в том, что он собирался сделать.
   - Нам нужно поговорить, - сказал он, когда их разделял всего один -- последний -- шаг.
   Марион кивнула на место рядом с собой, чуть подвинулась, чтобы узкая скамейка смогла вместить двоих. Они не виделись ни разу за все эти дни. Ликонт не появлялся дома, и её это полностью устраивало. После всего, что произошло... она так и не могла определиться, как же ей следует относиться к нему. И, похоже, его терзали те же мысли.
   - Северина не стала читать твоё письмо, - глядя, как носятся по расчищенному к зиме саду Синий баронет и его телохранитель, сказал Нестор. - Вернула нераспечатанным.
   Марион молча кивнула: она была готова к подобному повороту событий. После смерти Таиры императрица имела полное право перечеркнуть все былые заслуги аверонской воительницы.
   - Она собирается прислать в замок Синих баронов своего регента и лично следить за всем вашим имуществом, - продолжал Ликонт. - И запретить тебе появляться в обществе. Ты окажешься запертой в замке, который тебе не принадлежит, без какого-либо права распоряжаться тем, что в нём находится. К Михаэлю будет приставлен имперский наставник, и ты вряд ли сможешь повлиять на то, какую роль в будущем ему отвела Северина. Ты также не сможешь следить за тем, как используются земли Синих баронов, и куда идёт с них доход.
   Марион закусила губу, кивнула через силу. Об этом ей было также известно: леди Гелена не преминула сообщить ей об этом в наспех начёрканном письме. Долгие месяцы совместной жизни в валлийском дворце сделали её лояльной к Синей баронессе настолько, чтобы сообщить ей о новостях первой, и тем самым смягчить предполагаемый удар, но не настолько, чтобы нотки злорадства не звучали между строк.
   - У меня к тебе предложение, Марион, - на выдохе произнёс Нестор, отводя взгляд от упражнявшихся бойцов в саду. - Марион?
   Она повернула голову, услышав вопрос в его голосе, впервые посмотрела в глаза. Лицо валлийского командующего оставалось абсолютно серьёзным, когда он произнёс:
   - Выходи за меня замуж.
   Несколько секунд ошарашенного молчания сопровождались лишь звоном мечей за их спинами, затем Марион неуверенно усмехнулась.
   - Спятил, Ликонт?
   Нестор покачал головой.
   - Нет. Выслушай меня. Я предлагаю, - он вдохнул, успокаивая внезапно разбушевавшееся сердце, - брак фиктивный. Моя сестра Наала вскоре обручится с императором Таиром, и как только их сочетают законным браком, мы с тобой поженимся. Подумай, Марион! Ты станешь родственницей короны, войдёшь в семью императора. Получишь все положенные тебе льготы, сумеешь избавиться от имперских регентов, сможешь сама воспитывать сына и распоряжаться своим имуществом. Ты больше не будешь заточена в замке Синих баронов, сможешь появляться в обществе и вновь наберёшь то влияние, которого тебя лишили...
   Марион выпростала руку из-под шали, касаясь лба разгорячённого герцога.
   - Вроде здоров... Ты осознаёшь, что предлагаешь, Ликонт?
   - Я -- да, - жёстче, чем хотел, выговорил Нестор. - А ты понимаешь, насколько выгоден был бы для тебя этот брак?
   Марион вспыхнула, убирая руку, но командующий перехватил её ладонь, сжал, опуская их сплетённые пальцы на скамейку, пряча их от мимолётных взглядов увлечённых боем аверонцев.
   - Я отказываюсь это понимать, - отчеканила она, глядя ему в глаза. - Кем я буду в глазах общества, Ликонт? Вдова аверонского командующего выходит замуж за валлийского...
   - Какого общества, Марион? - в свою очередь вспылил Нестор. - Того самого, которое толкает тебя на подобный выбор? Стоит ли это общество того, чтобы учитывать его мнение? Как они облагодарили тебя за верную службу? Попрятались, как страусы, в песок, как только ты попала в немилость к старой стерве Северине -- и глаза этого общества тебя ещё беспокоят?!
   - Ма-ам?
   Подошедший к ним Михаэль улыбался несмело, но при этом со здоровым мальчишеским любопытством рассматривал хозяина поместья, которого видел впервые.
   - Представишь нас? - серьёзно спросил Михо, не отрывая глаз от герцога.
   Марион неслышно выдохнула, выдавила улыбку, пытаясь подавить шквал обрушившихся на неё эмоций.
   - Конечно, родной. Герцог, позвольте представить вам моего сына, Синего баронета Михаэля. Михо, это его светлость командующий Нестор Ликонт.
   - Рад, что тебе лучше, Михаэль, - улыбнулся Нестор.
   - Я хотел поблагодарить вас, как только представится такая возможность, - решившись, быстро заговорил Михо. - Спасибо вам! Вы были так добры, что пригласили нас к себе...
   - Михо, - тихо произнесла Марион, и Синий баронет умолк.
   - Это вы оказали мне честь своим присутствием, - улыбнулся Нестор.
   Михаэль просиял в ответ, и Марион подняла глаза, выискивая взглядом сэра Эйра. Тот подошёл тотчас, ожидая указаний.
   - Достаточно на сегодня, - сказала ему баронесса. - Михо ещё слаб после болезни.
   Эйр намёк понял, коснулся локтя баронета, и Михаэль без удовольствия попрощался, покидая сад вслед за телохранителем. Как только оба скрылись за углом поместья, Марион вновь развернулась к герцогу.
   - Зачем это тебе, Ликонт? - спросила она, пытаясь рассмотреть хоть что-то в пылающих, как северное сияние, глазах. - Ответь: зачем?
   Нестор вновь сжал её пальцы, не позволил вывернуться, притягивая к себе.
   - А ты как думаешь? - тихо спросил он.
   Она помотала головой, отгоняя столь очевидный ответ. Это не может быть правдой просто потому, что... не может!
   - Ты -- влиятельный, богатый человек... герцог всего северного предела Валлии, её главнокомандующий, будущий родственник аверонского императора... Ликонт, ты рискуешь нанести непоправимый вред своему положению и авторитету, женившись на... мне. Я -- аверонская воительница, почти потерявшая обретённый в браке статус баронессы... как ты там сказал? Дочь фермера, подрабатывавшего разбоями и вооруженными грабежами... Это правда! И во мне, возможно, нет и капли благородной крови. И ты, без всякой задней мысли, готов на подобный брак? Я тебе не верю, Ликонт. Я тебе не верю!
   Он не ответил. Схватив за оба конца шали, он дёрнул их на себя, подавшись вперёд -- и впился в её губы поцелуем. И с ужасом Марион поняла, что её тело вновь откликается на этот жаркий, горячий призыв, точно именно такого подтверждения ожидало -- того, которое без лишних слов доказывает искренность намерений. Ликонт был грубияном, нахалом и варваром, но, Клеветник его раздери, эти тёплые губы, горячее дыхание, даже царапнувшая кожу небритая щека -- всё вызывало в ней позабытое ответное желание. За проведённые в Галагате месяцы она привыкла к нему настолько, что даже его запах стал казаться знакомым, почти родным -- и одна мысль об этом сумела отрезвить её настолько, чтобы вырваться из кольца его рук.
   Она вывернулась, оставляя шаль в руках Ликонта, отскочила от скамейки на несколько шагов.
   - Никогда не делай так больше, - звенящим -- не то от оскорбления, не то от гнева -- голосом произнесла Марион. - Слышишь меня? Никогда!
   - Ты мне всё ещё не веришь? - хрипло выговорил герцог. - Или... веришь?
   Она закрыла и снова открыла глаза, сделала несколько быстрых вдохов-выдохов, не отрывая от него взгляда.
   - Ненавижу браки по расчёту, Ликонт.
   - Тогда считай это сделкой.
   - Фиктивный брак?
   - Да. Если пожелаешь, только фиктивный. Можем даже расторгнуть его, как только отпадёт в нём необходимость.
   - И ты готов рискнуть своей репутацией?..
   - Я Ликонт, - на губах командующего мелькнула и тотчас погасла мимолётная улыбка. - Я могу себе это позволить.
   Она помедлила, глядя на него с такой невыразимой смесью чувств, что он не выдержал -- поднялся, приблизился, раскрывая оставленную ею на скамейке шаль.
   - Не говори мне "нет", Марион, - шепнул он, накидывая шаль ей на плечи. Поправил чёрные пряди дрожащей рукой, сжал плечи -- чуть сильнее, чем хотел. Проклятая стальная рука -- её, кстати, заслуга! - Скажи, что подумаешь. Обещай. Пообещай мне, Марион!
   Она сглотнула, отстранилась от него, выискивая в синих глазах хоть каплю лжи...
   За годы службы у Северины она научилась распознавать неискренность так, как, пожалуй, не мог даже сам Ликонт, могла распознать ложь по запаху, по тщательно скрываемым в глубине зрачков теням...
   ...И не нашла.
   Медленно, как во сне, она кивнула, не отрывая от него глаз. Она должна была возненавидеть его за подобное предложение, более похожее на милостыню, чем на щедрый жест, - но не могла. Проклятая жизнь раз за разом кидала её обратно на дно, и, как говорила Юрта, она просто не могла позволить себе излишней гордыни. Да и, по правде, уже устала от бесконечной борьбы.
   - Обещаю.
   - Нестор, - мягко добавил Ликонт, отпуская её плечи.
   Марион усмехнулась, отвернулась от него, делая первые шаги к дому. Обернулась уже у самой стены, смерила его насмешливым взглядом. Проклятый ублюдок Ликонт! Всё так же самонадеян, всё так же чертовски уверен в себе...
   - Нестор.
   И отвернулась, не заметив, как на губах валлийского командующего расплылась широкая, светлая, и совершенно незнакомая ей улыбка.
  
  

Оценка: 7.89*34  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"