Подугольникова Ольга Андреевна. Дорогой профессор Вальтер Закссе

Дорогой профессор Вальтер Закссе

Странный человек из ФРГ

Для биологии и в особенности для генетики 1964 год был очень важным. Как написали в одном иностранном журнале: "С падением Хрущева эра Лысенко в биологии кончилась". Именно так и было, потому что Хрущев со своим невежеством и упрямством способствовал продлению "эры Лысенко в биологии" на 10 лет. Для науки это огромный срок.

Но жизнь на месте не стояла, и в предвидении перемен начали разными хитрыми способами создаваться условия для начала работы настоящих ученых. Так, под руководством известного цитогенетика А.А. Прокофьевой-Бельговской начала создаваться лаборатория в Институте морфологии АМН СССР. Молодых людей, которые хотели работать в области цитогенетики, зачисляли на работу в разные лаборатории института, а сформировалась Лаборатория цитогенетики человека несколько позже. Как мне сказали, я была первым сотрудником, который был зачислен именно в нее. Нас потом называли "киндергартен" и незаконнорожденными. Киндергартен - потому что в лаборатории были только молодые люди.

В области изучения хромосом человека мы не отставали от мирового уровня, потому что только недавно появился метод, позволяющий исследовать хромосомы практически у любого человека. Открылось огромное поле деятельности для цитогенетиков. К нам стали приезжать научные сотрудники из разных городов, которые хотели научиться методам работы с хромосомами.

Интересно, что в это же время начали часто приезжать и известные зарубежные ученые. Перед их посещением нам обычно звонила наша руководительница (которая была у нас на общественных началах и посещала лабораторию один раз в неделю) и предупреждала: "Помойте чашки, чтобы они не прилипали к рукам, и приведите в порядок туалет. Это тоже лицо лаборатории". Так у нас в те времена перебывало с краткими визитами немало известных ученых, имена которых нам были известны только по их научным публикациям.

Но вот однажды в 1966 году на целых два месяца приехал ученый из ФРГ, о котором мы раньше никогда не слышали. Звали его Вальтер, он хорошо говорил по-русски. О себе он рассказал, что его родители (отец был физиком) весь 1932 год провели в Америке, где он и родился. Он был с медицинским образованием, но круга его интересов мы не знали. Он не был похож на человека, которому надо обучаться. Скорее наоборот. Чтобы получить препараты хромосом, сотрудники брали кровь из вены у пациента, а Вальтер рассказал нам о том, что существует микрометод, что можно просто брать из пальца несколько капель крови. И постепенно старый метод ушел в прошлое.

Высокий, худой, светловолосый немец оказался человеком очень общительным. У меня появились случаи убедиться в его очень внимательном отношении к окружающим. Он замечал особенности поведения, которые никто до него не находил. Например, он обнаружил, что один из сотрудников никогда не поворачивает голову, а поворачивается сам, когда ему надо что-то увидеть. Я однажды пришла на работу сразу после парикмахерской. Вальтер это немедленно заметил, сделал какой-то жест обеими руками и восторженно произнес: "О!". Мне пришлось торжественно повернуть голову, чтобы были видны все достоинства стрижки. А когда я пришла как-то в узкой коричневой юбке и защитного цвета рубашке с нагрудными карманами и погончиками, Вальтер немедленно обратил внимание на мой внешний вид и сказал: "Ты так по-военному одета, а ты ведь совсем гражданская". Тут я как-то сразу отметила про себя разницу между своими коллегами мужского пола и европейцем Вальтером.

Однажды Вальтер попросил меня дать ему что-то почитать, чтобы в тексте был современный разговорный язык. Он неплохо знал русский, но, видимо, хотел его еще улучшить. Я не забыла его просьбу, схватила из стопки журналов "Юность" три верхние номера и передала Вальтеру. Через несколько дней он мне журналы вернул. Я очень надеялась, что он не заподозрил меня в преднамеренности. Оказалось, что это были как раз три номера журнала с повестью А.В. Кузнецова "Бабий Яр", вышедших в 1966 году. Не помню, как мне об этом сказал Вальтер. Помню только, что я спокойно сказала: "Да, это о том самом времени, когда мы с вами воевали".

Я не помню, чтобы Вальтер занимался чем-то в нашей лаборатории. Мне кажется, что его интересовала наша страна и люди, в ней живущие, русский язык и культура. Вспоминается случай, когда мы трое (Вальтер, Гринберг и я ) поздно вечером ехали в метро после рабочего дня. Вальтер деликатно спросил у меня: "Как ты думаешь, могу ли я завтра придти в лабораторию на час позже?" Я чуть не расхохоталась, но все-таки заставила себя сдержаться. Неужели такой внимательный Вальтер не понял, что мы все работали в совершенно свободном режиме? Для нас сняли помещение в другом институте, так что начальство было от нас далеко. Мы были абсолютно свободны, но вкалывали как следует в полной уверенности, что возрождаем генетику, совершенно убитую властью. Я только посоветовала Вальтеру спросить не у меня, а у Гринберга, потому что он важнее, чем я. Руководительница приезжала один раз в неделю, а вся лаборатория с разными ее делами была на нем. Оказалось, что Вальтеру назавтра с утра очень хотелось сфотографировать декорации Большого театра, которые он приметил за зданием самого театра. Очень многие вещи, интересовавшие Вальтера, не имели отношения к науке. Возможно, что посещение лаборатории было только предлогом оформить поездку в нашу страну. Тогда гости из ФРГ были редкостью.

Мне было поручено позаботиться о некоторых культурных мероприятиях для Вальтера. Помню наше с ним посещение оперы "Борис Годунов" в Большом театре. Хорошие билеты мне достать не удалось, но Вальтера это никак не смутило. Мы сидели где-то довольно высоко. К его большой радости в роли Бориса был гастролировавший тогда в Москве болгарский певец Гяуров. Вальтер оказался большим поклонником его таланта: "Лучшего Бориса я не мог бы себе представить!" И еще спросил по ходу оперы у меня: "Я забыл, как называется этот ваш русский идиот?" Я напомнила: "Юродивый".

Второе мероприятие, организованное мной, было для меня не таким сложным. Я в Консерватории была частым посетителем. Решила, что нам стоит с Вальтером послушать органную музыку Баха. Тут уж и билеты я хорошие достала. Программка вся была напечатана на немецком языке. В антракте Вальтер сказал: "Эта музыка у нас исполняется в церкви. Я все свои грехи вспомнил. А как у вас сочетается эта музыка с атеизмом?" Я бойко ответила: "У нас музыка отдельно, атеизм отдельно".

Через некоторое время после отъезда Вальтера от него пришло письмо на адрес нашей лаборатории. Вальтер сообщал в письме, что у него родился третий ребенок. В письмо был вложен лист плотной бумаги, к которому приклеено несколько кусочков яичной скорлупы. Не знаю, так у немцев принято сообщать о рождении ребенка или это придумал сам Вальтер. Прошло много лет с 1966 года, и в течение этих лет никаких вестей от Вальтера не было. Встретились с ним мы снова в Москве на Международном генетическом конгрессе в 1978 году.

Вальтер на Международном генетическом конгрессе, Москва, 1978 год

Конгресс открылся в огромном зале Дворца Съездов и там же закончился пышным банкетом. Вообще такие мероприятия имеют весьма небольшое отношение к науке. Сейчас бы его назвали словом "тусовка".

До начала конгресса мне стало известно, что приезжает наш старый знакомый Вальтер Закссе, который в нашей лаборатории пробыл целых два месяца в 1966 году. С той поры многое изменилось. Гринберг сообщил мне, что Вальтер в своем университете получил звание профессора. Я не представляла, помнит ли он меня, узнает ли и захочет ли общаться. Увидела я его неожиданно, еще не дойдя до Дворца Съездов. Он стоял в группе наших ребят на ступеньках библиотеки Ленина, собравшихся там, чтобы всем вместе пойти на окрытие Конгресса. Я нашла, что Вальтер совершенно не изменился, церемонно с ним раскланялась и поздравила со званием профессора.

Мои сомнения относительно желания Вальтера общаться, как это было много лет назад, были напрасными. Все дни конгресса мы с Вальтером провели вместе. У меня уже был муж и две маленькие доченьки, но меня родственники полностью освободили от домашних забот на все время работы конгресса. Все заседания проходили в зданиях МГУ, с которыми я была со студенческого времени хорошо знакома.

В какой-то день Вальтер сказал мне, что ему надо позвонить. Я провела его в главное здание университета и увидела такую непривычную картину. Оно было совершенно пустым. Заседания проходили в других местах. Мы прошли до будки телефона-автомата и только выйдя на улицу после звонка, обнаружили, что Вальтер свою записную книжку забыл в будке. Понеслись обратно.

Всё в порядке - книжка нашлась. "Это же половина мозга!", - воскликнул Вальтер. Надо отметить, что я никогда не видела такой записной книжки, как у Вальтера, и такого общительного человека. Когда много позже этого эпизода я однажды спросила у него, что его интересует больше всего, он ответил: "Люди". И действительно весь период нашей дальнейшей долгой дружбы он знакомил меня со множеством разных людей.

В один из дней я пригласила Вальтера поехать к нам на дачу. Там были и мои родители, и муж с дочками. Вальтеру было интересно абсолютно все. Вечером я пошла проводить Вальтера до автобусной остановки. Мы шли полем. Я знала, что автобус довезет Вальтера до метро, а там он уже не потеряется. Я беспокоилась о нем, а он говорил, что я отношусь к нему, как к маленькому ребенку. Наутро он позвонил мне и сказал: "Вчера был мой самый лучший день на конгрессе".

Нам со всеми участниками конгресса удалось побывать на опере Н.А. Римского-Корсакова. Мне было обидно, когда Вальтер сказал, что у них Римский-Корсаков не очень ценится как композитор, а больше как мастер оркестровки.

На проспекте Мира

Со временем я поняла, что научные интересы Вальтера сконцентрировались на изучении черепах. Помню, как он во время визита к нам взял один из томов "Жизни животных", где было про них написано, и после внимательного чтения сообщил, что там есть несколько ошибок. Я знала, что Вальтер побывал на разных континентах, во многих странах. Вполне возможно, что его знания были более обширными, чем у наших зоологов. Теперь Вальтер приезжал на конференции в связи с этими интересами, в нашей лаборатории никогда не появлялся.

Я с семьей в 1986 году перебралась в небольшую двухкомнатную квартиру на проспекте Мира (из большой родительской), и с этого времени Вальтер останавливался обычно у нас, когда по своим делам приезжал в Москву. Как-то попросила его перебраться к кому-нибудь из его коллег-зоологов, потому что у нас был ремонт в кухне и местах общего пользования, но он отказался.

В один из приездов, когда надо было ехать на конференцию куда-то за город, он сказал: "Вот сейчас заставят переводить с английского на русский, а оба неродные". Я знаю, что Вальтер владел и французским языком. Было ясно: европейский человек отличается от нас, советских. Железный занавес в принципе не предполагал общения с иностранцами, а читать на английском научные статьи все умели. Тем более, что к этому времени английский постепенно вытеснил из журнальных публикаций другие языки.

А времена наступили довольно тяжелые. Жизнь уже стала превращаться в выживание. Очень удивился Вальтер, увидев, что у нас в комнате под платяным шкафом насыпана картошка. Я поняла потом, что мы в понимании Вальтера были почти что нищими. Муж - доктор наук, я - кандидат, а с нашими научными зарплатами прокормить дочек стало проблемой. Картошку мы вырастили в деревне, где проводили летнее время. Родительской дачи уже не было. Все снесли, когда строили окружную дорогу и новый жилой район.

Приезды Вальтера были тревожными теперь из-за участившихся случаев уличного бандитизма. Два случая убийства были среди людей мне знакомых. У сотрудницы моей сестры убили дочь, а самый толковый молодой человек из моей студенческой группы был убит ночью на улице. Он никак не хотел отдавать бандитам портфель, в котором был только что законченный отчет о научной конференции.

Когда приехал Вальтер, я поехала вместе с ним в гости в Фазилю Искандеру. Его знакомая из Франкфурта-на-Майне попросила передать подарок жене Искандера. Не хотела пускать в вечернее время его одного. Довезла его на лифте до квартиры, чтобы убедиться, что все правильно, но не захотела идти вместе с ним. Потом выяснилось, что где-то в 12 часов ночи Вальтер один добирался к нам. Где-то даже через забор перелезал в поисках станции метро. Я так и не смогла понять, как можно было ночью отпустить его одного в чужом и таком опасном теперь городе. Я знаю, что в квартире Искандера тогда присутствовало не только старшее поколение, были и молодые родственники.

Вальтер познакомил меня с биологом Валей Орловой. Она работала в Зоологическом музее МГУ на улице Герцена. Я несколько раз там у нее побывала. Однажды мы вместе с ней пошли в магазин покупать мясо. Узнали, что мясо дают, и встали в очередь. Вальтер узнал об этом эпизоде. Наверное, это произвело на него большое впечатление. Однажды в нашем почтовом ящике я нашла конверт с небольшой суммой денег. Это были немецкие марки, и прислать их мог только Вальтер. Видимо, попросил кого-то из своих немецких друзей выполнить его поручение.

Однажды поехали в гости к моей сестре. Она жила в новом, недавно застроенном районе на Юго-Западе Москвы. Помню, что он вышел на балкон с мощным фотоаппаратом и начал фотографировать. Ему были не столь интересны сами стандартные дома, сколько их расположение на местности. Возможно, подобный интерес был у него связан с профессией его брата-архитектора. Для него он и снимал.

В последующие годы Вальтер не раз останавливался у нас. Однажды дома были только дочки. Они меня называли "вомбатом". Нам кто-то подарил настенный календарь с фотографиями австралийских животных. Так девчонки решили, что это прямо в точности мой портрет - эта сумчатая крыса. Еще и потому что сумчатая. Им казалось, что у меня есть желание их в сумку посадить, чтобы жить спокойно. Вальтер их отругал за такое безобразие. А дочки мне однажды подарили маленького игрушечного вомбата. В очередной приезд Вальтера я ему показала эту игрушку. Вальтер деловито его перевернул и сказал: "Молодой еще. Сумки нет".

А в другой раз Вальтер увидел у нас на проспекте Мира игрушку - зелёного плюшевого осьминога в соломенной шляпке. И сказал, что она сделана неправильно: у неё два глаза, а на самом деле у осьминога глаз только один. При этом то, что осьминог ярко-зелёный и в соломенной шляпке, его совершенно не смутило.

Дочка Аня вспомнила, как она жила в квартире на проспекте Мира одна, когда приезжал Вальтер. Она приготовила на обед рис, он оказался недоваренным. Вальтер попробовал и сказал, что, оказывается, есть недоваренный рис вполне можно. А вот люди в Африке, к сожалению, повырубали леса, чтобы варить на огне рис, и если бы все ели рис немного недоваренным, лесам и лесной фауне была бы от этого только польза.

А однажды перед отъездом Вальтер принес двух черепах, самца и самку, которых ему дали в зоопарке. Им требовалась влажная среда. Эти черепахи по две недели совершенно спокойно могли лежать в сумке, завёрнутые в тряпки. Но примерно раз в две недели нужно было положить их в воду и дать им возможность полежать в воде. Перед перевозкой их на самолёте Вальтер решил это сделать. Нужна была достаточно большая посудина, в которой никогда не бывало стирального порошка. С этим Вальтеру повезло. У нас в кухне стоял большой керамический горшок, который никак не использовался, выполнял декоративную функцию. Стиральный порошок туда никак попасть не мог. Вальтер погружал в этот сосуд с водой черепах по очереди. Две сразу не помещались.

Дома Вальтера ждали пятьсот живших у него черепах (считая с мелкими черепашатами), за которыми оставался присматривать его ученик Стефан.

В гости в Майнц

Как только в начале 90-х железный занавес пал, Вальтер немедленно прислал мне приглашение приехать к нему в гости в Майнц. Он там много лет преподавал в университете. Наверное, что-то биологическое, но знаю, что и лекции по генетике читал тоже. Надо сказать, что пересекать границу родной страны мне никогда еще не приходилось, хотя многие коллеги соседних лабораторий удостаивались чести побывать в странах народной демократии в довольно длительных командировках. Но я как-то начальству всегда была неугодна.

Не очень приятным был процесс получения визы, но я всё это преодолела, собрала свой чемодан и прилетела в Майнц. Вальтер меня встретил, подхватил мой чемодан, и мы отправились в многоэтажное здание парковки. Было это жарким летом, и когда Вальтер сказал, что он не помнит, где оставил машину, то я непонятным образом догадалась из нагрудного кармана его рубашки вытащить небольшую картонку, на которой всё нужное было написано. С его машиной, как я узнала много позже, был и такой случай. Вальтер пригласил зоолога из Москвы, но автомобиль оставил просто на улице, а потом не смог найти. Позвонил в полицию и сообщил, что его машину, по-видимому, угнали. Полицейский посадил его вместе с гостем к себе в машину и на очень маленькой скорости поехал по улице, выясняя по ходу дела, что за автомобиль пропал и что в нем лежало. У Вальтера была очень старая "ауди", а на заднем сиденье в ней стояли какие-то горшки с растениями. Полицейский с гостем понимающе перемигнулись: было очевидно, что угнать такую машину просто никто не мог. Московский зоолог шепнул полицейскому: мол, сами понимаете - учёный, профессор... Так они медленно-медленно ехали вдоль улицы, пока не наткнулись на машину Вальтера.

Я впервые оказалась гостем в большом частном доме. Позднее Вальтер рассказал мне о том, что его брат - архитектор и что именно брат и спроектировал этот дом.

Сразу же по приезде Вальтер познакомил меня со своей женой Франкой, с которой у него была договоренность о том, что она будет меня развлекать, когда он будет занят. Франка очень мило обо мне заботилась. Она провезла меня по берегу Рейна мимо старых полуразрушенных замков. В некоторых, частично отреставрированных, были кафе. В одном из них мы с ней чем-то вкусным угостились.

Потом друзья Вальтера, узнав о нашей поездке, сокрушались, что сами там давно не были, а вот надо бы поехать. Франка предложила мне посмотреть дом, в котором жила одна из их дочерей.

Этот дом когда-то принадлежал отцу Вальтера. Мне как-то не захотелось его смотреть. Насколько я помнила из разговора с Вальтером, у него с отцом были не совсем простые отношения. Отец был им недоволен. Когда я попыталась узнать, в чем тут дело, Вальтер дал такое необычное объяснение: "Ну, он считал меня таким странным. Думал, что я могу жениться на какой-нибудь индианке. А я женился на нормальной немецкой женщине".

По мере более близкого знакомства выяснилось, что у немецкой женщины в роду были англичане и итальянцы. И уже в моем присутствии начиналась тяжба за раздел большого итальянского наследства между четырьмя потомками, один из которых был пьяница, заранее пропивший свою долю. Как далеко от меня были подобные проблемы.

Я как-то попросила Франку отдать в починку мою оправу от очков. Я ее повредила перед самым отлетом в Майнц. Я думала, что там и чинить особо нечего. Но оказалось, что у них это всё очень дорого. Вальтер не разрешил ничего трогать в машине, потому что всякий ремонт стоит огромных денег. Когда же я по привычке открыла кран с водой и далеко не сразу использовала воду, Вальтер подошел и закрыл кран. Вот так я узнавала, что немцы живут по-другому.

Я часто гуляла по территории университета, видела студентов, немного странно одетых в эту жаркую пору. Мне не понравилось, как одевались девушки. Вальтер возразил, сказал, что они одеты красиво и со вкусом. Правда, когда он провожал меня в Москву, мы увидели в аэропорту огромного рыхлого мужчину, одетого в майку непонятного цвета. Она была похожа на старую застиранную тряпку, причем длина ее была такова, что трусов вообще видно не было. Вот тут мы с Вальтером многозначительно посмотрели друг на друга.

Я поняла, что Вальтеру хотелось меня познакомить с эмигрантами из СССР. Мне с ними легко будет говорить по-русски. Запомнилась мне одна пара, которую Вальтер специально пригласил к себе домой. Это были бывшие ленинградцы. Оказалось, что отец семейства в Германии не мог найти работу, а был он профессиональным музыкантом. Временно устроился в какой-то небольшой оркестр, потому что одна из женщин освободила место по случаю родов. Впечатление у него о музыкантах было ужасным: "Они все для меня как инвалиды. Даже не по тому, как они исполняют, а по тому, как держат инструмент". Я потом убедилась, что Вальтер очень близко был знаком со многими музыкантами и часто посещал выступления их небольших оркестров. У него в гостиной стоял рояль, и иногда знакомые музыканты собирались у него дома, некоторые показывали свои новые сочинения.

А жена этого музыканта рассказала, что вопрос об эмиграции они решили не сразу. Их шестилетний сынишка категорически отказался уезжать. Но однажды на прогулке они встретили туристический автобус. Он был почти пустой, потому что иностранные гости пошли на экскурсию, а в автобусе был только водитель. Он пригласил их сынишку войти в автобус. Может быть, поговорил с ним или что-то подарил. Когда мальчик вернулся к родителям, он сказал: "Надо ехать. Там даже пахнет по-другому".

Еще одну молодую, интересную женщину Вальтер пригласил, чтобы познакомить со мной. Она попала в Германию, потому что вышла замуж за немца, который по каким-то делам приезжал в нашу страну. После знакомства со мной и моих рассказов и, возможно, из разговора с Вальтером о теперешней жизни в перестроечное время, она очень деликатно поинтересовалась, не захочу ли я взять некоторые вещи из одежды, которые им уже не нужны. Я согласилась, и в какой-то день мы поехали к ней эти вещи забрать. Мы были совсем коротко, но я увидела ее мужа, такого пожилого, некрасивого. Порадовалась за нее, когда потом узнала, что она с мужем разошлась.

А вот еще к одному музыканту мы отправились в гости сами. Этот музыкант не был эмигрантом. Он просто сбежал во время гастролей оркестра и много лет благополучно пребывал в Германии. Вальтер говорил, что он так хорошо знал историю Германии, что у него консультировались специалисты. В Москве у него был сын и бывшая жена. Уж не помню почему, но и с ней я познакомилась. Похоже, что музыкант не стремился к встрече с бывшей женой. Вальтер сказал, что однажды он видел у него дома немецкую женщину с двумя маленькими детьми. По тому, как они по нему ползали, Вальтер предположил, что он им родственник. Хотя точно он этого не знал. Потом все-таки музыкант позаботился о своем сыне, и тот перебрался в Германию. Еще позже перебралась совершенно независимо и его бывшая жена, не представлявшая себе жизни без сына. А в Москве остался ее старый отец, который мальчику много лет заменял отца. Вот такая грустная история.

Я очень удивилась, что Вальтер так берег свои знакомства с говорящими по-русски. Однажды он привез меня во Франкфурт-на-Майне к еще одной знакомой. Она на родине была учительницей музыки, а тут переквалифицировалась в преподавателя русского языка. Учителей музыки здесь было достаточно. Она рассказала мне о первых своих пяти ученицах, благодаря которым она научилась любить Германию. Одна из них приходила ко мне потом в Москве, надо было ей что-то передать.

А мне все казалось, что у Вальтера везде его ученицы. Как-то зашли в кафе, а там официанткой подрабатывала его ученица. Пока Вальтер пытался вытащить нужную сумму денег из своего кошелька, она это сделала сама, быстро и ловко. И еще у него были очень обширные связи с медиками. Он сам был по образованию медик и какое-то время работал в американском госпитале. Когда я уезжала домой, Вальтер у своих знакомых врачей собрал разные лекарства. Видимо, немного просроченные, но вполне годные. Вальтер мне объяснил, что в сумме они стоили примерно 1000 марок, но он получил все бесплатно. Все это было незаконно, и при проверке в аэропорту мог быть большой скандал, потому что ни одного рецепта у меня не было. Но все обошлось, а в Москве я всё раздала. И лекарства, и одежду. Что-то я купила себе, но когда я только приехала, Вальтер строго сказал: "Ничего не покупай, только смотри". Он хотел, чтобы я не наделала глупостей и не потратила деньги зря. Да я ничего особенного и не увидела. Потом узнала, что если немцы хотели одеться модно и красиво, то они для этого ездили в Польшу.

Вальтер меня свозил в Висбаден. И там жил кто-то из его знакомых, говорящий по-русски. Красивый город, прекрасная квартира. И удивило, что дверь лифта открывалась прямо в квартиру, а не на лестничную площадку. Были мы в Курхаузе, где сохранилось казино. При входе была табличка с перечислением знаменитостей, которые играли в казино. Из русских назван Достоевский.

Мы еще побывали в Майнце в Музее Гуттенберга с огромными книгами. Это один из старейших музеев книгопечатания в мире. Вальтер показал мне еще один музей, перед входом в который была большая деревянная лодка. Это еще с римских времен сохранилось несколько лодок, которые обнаружили археологи. Их потом развезли по разным музеям. А еще у Вальтера был друг, который с помощью металлоискателя находил римские монеты. Очень позабавил меня также рассказ о его приятеле-антропологе, который в Африке посетил какое-то довольно дикое племя. Однажды, сидя у костра с вождем племени, он обнаружил человеческие кости. Поинтересовался, что же это такое. Оказалось, что это кости очень плохого человека, такого плохого, что его нельзя было не съесть. Получив в подарок копье, антрополог собрался лететь домой, а его не пускают в самолет с таким опасным грузом. Тогда он шепнул стюардессе, что ему необходимо бесшумно убить своего начальника. Тогда его пустили.

Встречи во Фрайбурге и в Майнце

Я поехала в Обервольфах с мужем на конференцию в Математический институт. В этом институте проходили встречи математиков всего мира. Было много коллег мужа. Когда конференция заканчивалась, я решила позвонить Вальтеру, чтобы поздороваться и попрощаться.

Что тут началось! Вальтер возмутился нашему безобразному поведению: "Почему вы не позвонили сразу, когда приехали?" Потом он скомандовал, чтобы мы сели в поезд и приехали во Фрайбург. Он тоже туда подъедет. Вальтер тоже поехал поездом из Майнца, взяв с собой какую-то свою работу, чтобы в поезде не терять времени.

Во Фрайбурге мы погуляли по городу, поговорили, посмотрели кафедральный собор, выпили кофе. Подошло время прощаться. Но расставание наше было не очень долговременным: когда муж поехал поработать в Берлин на несколько месяцев, я тоже на какое-то время к нему присоединилась. Вальтер пригласил меня теперь уже во второй раз приехать к нему в гости, но уже не нужно было его приглашения для получения визы.

Я села в поезд, Вальтер меня встретил, и вот я снова в его доме. Замечаю изменения. Мне казалось, что в большой гостиной раньше стоял белый рояль, а теперь стоял черный. Но это было совсем не важно. А важно было, что теперь здесь не было его жены Франки, с которой мы подружились в прошлый мой приезд. Все-таки разговор о причинах развода у меня с Вальтером состоялся. Трудно было его избежать. Я поняла, что конфликт назревал давно. Франка не могла быть вместе с Вальтером, когда он встречался со своими русскоязычными друзьями. Все говорили по-русски, и Франка пыталась выучить русский, но безуспешно. Видимо ее упреки за это общение с русскими Вальтера постоянно раздражали.

И я поняла, что последней каплей тут были события, которые начались еще во время моего первого приезда к ним. Дележ итальянского наследства принял уродливые формы. Сын Вальтера подсчитал, что все это наследство уже было потрачено на адвокатов. Были скандальные ситуации, в которых Франка принимала участие. Она писала какие-то письма. Вальтеру всё это было непереносимо тяжело.

Дети Вальтера и Франки были уже большими. Старшая дочь, как я поняла, была дизайнером по мебели. Она была на стороне Вальтера. Вторая дочь имела какое-то отношение к спорту. Она Вальтера не одобряла. Сын был каким-то сложным ребенком. Жил у Вальтера, но как-то все у него складывалось неблагополучно. Франку я больше не видела, а с детьми была знакома.

Конечно, без Франки быт Вальтера изменился. Один раз в неделю приходила женщина, которая готовила ему еду на неделю. Еда хранилась в морозильнике. Вальтер считал это вполне нормальным.

В доме было очень большое количество аквариумов во всех помещениях. Там жили черепахи. Поскольку их надо было кормить, Вальтер договорился с биологами, что будет забирать дохлых мышей после экспериментов. Однажды он взял меня в поездку за мышами. Он их складывал в большие плотные пластиковые пакеты. Видела, как он дома большим пинцетом закидывал в аквариум кусок мышки. Противное зрелище. Правда, однажды видела, как Вальтер сидел за столом, бережно держал в руках черепашье яйцо и откалывал маленьким пинцетом скорлупу. Он помогал рождению черепашки.

Потом я узнала, что у Вальтера была после меня в гостях Валя Орлова, которая работала в Зоомузее в Москве. Ее он тоже пригласил в поездку за мышами. Но когда они вернулись домой, Валя обнаружила на заднем сиденье машины рядом с собой дохлую мышку и начала Вальтера ругать. Вальтер был смущен и сказал ей: "Вот сейчас приедешь в Москву и расскажешь всё Оле. А не рассказывай!"

Во время длительного отсутствия Вальтера кормлением черепах занимался молодой человек, с которым я познакомилась и довольно долго беседовала. Он был российским биологом, но уже некоторое время прожил в Германии. Рассказал он мне о своей семье. Помню, как он описал широкий жест своего отца, говорящего сыновьям: "Вот это всё я вам оставляю". А жили они очень тесно в крошечной квартирке. А затем произошло нечто удивительное. С этим молодым человеком мы нашли общего знакомого - известного зоолога Е.Н. Панова. Оказалось, что он был на родине руководителем его работы, а я его знала как первого мужа моей сестры. Так что нам было что вспомнить.

В этот мой приезд Вальтер снова продолжал меня знакомить с разными людьми. Однажды мы отправились к его знакомому профессору, дом которого, как и дом Вальтера, был совсем рядом с кампусом. Я не совсем понимала беседу профессоров, но обратила внимание на то, что в кабинете у хозяина на длинной полке стоял в аккуратном виде целый ряд папок, на корешках которых были обозначены разные страны. Я поняла, что это были папки, в которых хранились разные материалы по контактам с учеными многих стран. Да, сильно отличались мы от ученых, свободных выбирать для общения коллег по работе в соответствии с общими интересами. По дороге домой я сказала Вальтеру, что меня удивил такой строгий порядок в кабинете его друга, на что получила замечательный ответ: "Да. Я тоже когда-то был порядочным человеком".

Что "порядочным" он был когда-то, но не сейчас, я вскорости убедилась, когда Вальтер решил меня познакомить с мальчиком из университета, который интересовался русским языком и хотел даже стать переводчиком. Встреча состоялась в университетском кабинете Вальтера со множеством аквариумов, книг и бумаг. Пока мы беседовали, Вальтер сидел за своим письменным столом и якобы работал, но я видела, что он с большим интересом меня слушает.

А я просто не могла себе представить, о чем я должна говорить со своим юным собеседником. Учитывая его интерес к русскому языку, я сказала, что для работы переводчиком он должен бы знать не только особенности разговорного языка, но и современный жаргон. Тогда очень модным было употребление выражения "на халяву". Еще рассказала, как может быть забавно, когда солидный человек использует жаргон, не очень соответствующий его статусу. Я вспомнила как моя научная руководительница во время своего доклада произнесла "бобик сдох!", потому что испортилось оборудование и она не могла показывать иллюстрации к работе. Кажется, юноша был вполне доволен нашим общением, поблагодарил и сказал, что легко меня понимал. Я спросила: "Это потому что я четко произношу слова?" Он ответил: "Не только. Еще и потому, что вы ясно мыслите". Вот ведь какой схлопотала комплимент!

А вот был и такой опыт, связанный с русским языком. Вальтер захотел, чтобы моим переводчиком в какой-то ситуации стала молодая особа, говорившая до 14 лет только по-русски. Потом она перебралась в Германию и со временем вышла замуж за человека, который ее увез в свою страну. Там русский ей никогда больше не был нужен. И вот оказалось, что переводчик из нее никакой. Она забыла русский. А я этому очень удивилась. Как можно забыть язык, которым ты пользовался до 14 лет?

В один из дней моего пребывания в гостях я заметила, что Вальтер чем-то озабочен. Я догадалась, что у него были какие-то свои дела, в которых я никак не могла участвовать. Он беспокоился о том, как меня одну в доме оставить. Я предложила Вальтеру, чтобы он меня оставил дома и спокойно поехал по своим делам. Он обрадовался моему предложению, а я осталась не одна, а с очень милой кошкой. Раньше я ее у Вальтера не видела. Я уже знала, что она очень умная. Как-то мы с Вальтером приехали поздно домой, уже было темно. Кошка сидела на заборе и явно нас ждала. Как только мы вышли из машины, она спрыгнула вниз и спокойно пошла по дорожке к дому. Вот мы с этой кошкой вдвоем неплохо провели время. Я тренькала на рояле "Белой акации гроздья душистые...", а кошка внимательно слушала.

Однажды мы совершили большую поездку с Вальтером к его старому другу, с работами которого я была знакома по журнальным статьям, а теперь могла увидеть его самого. В дороге я вдруг увидела дорожный указатель с надписью "Шпессарт". А к этому времени у нас прошел фантастический фильм "Привидения в замке Шпессарт", поэтому я была уверена, что и фильм, и замок, и название Шпессарт - всё это придумано. Друг Вальтера был чем-то озабочен. Жены его не было дома. Она куда-то уехала. Перед сном я с удовольствием почитала книгу про Моцарта, где детально разбирались последние дни его жизни и высказывались гипотезы о причинах его смерти. На следующий день мы пообедали в университетской столовой, и я удивилась, что оба профессора ели все прямо с подносов. Мне казалось, что лучше было бы тарелки переставить на стол. Друг Вальтера еще долго и самозабвенно играл на рояле. У него это хорошо получалось. Потом мы отправились домой.

По каким-то своим делам Вальтер должен был посетить прекрасную особу, о которой он сказал, что она очень богатая. И меня взял с собой. Как я поняла, он ее знал еще в студенческие годы и, возможно, у них когда-то был роман. Просторы ее дома показалось мне слишком напоминающими офисное помещение. Вальтер ей тут же мое мнение перевел. Домашнего уюта там не было. На стене висели четыре черные узкие очень длинные картины. Если подойти к ним под каким-то углом, то можно заметить, что там намечено какое-то изображение, тоже черное, но выполненное иным способом, чем фон. Наверное, это какой-то безумно дорогой модерн, к которому душа моя не лежит.

Мой второй визит в дом Вальтера подошел к концу. Он посадил меня в поезд, и я отправилась в Берлин. Но оказалось, что этот мой визит не был последним.

Короткие визиты к Вальтеру

Вторая командировка мужа в Берлин была мне интересна тем, что я, сумев присоединиться к нему, посетила место работы Н.В. Тимофеева-Ресовского в Берлин-Бухе. По итогам этого визита я поняла, что мы в то время меньше боялись преследования власти, чем немцы в бывшей ГДР. Только после двух часов общения со мной моему собеседнику стало понятно, что неизвестная научная дама из России никакой опасности не представляет. Он оживился, начал делать какие-то ксероксы для меня, а мне захотелось поскорее уйти.

Как только Вальтер узнал, что мы в Берлине, он тут же нас пригласил к себе. Визит был довольно коротким. Я обнаружила в доме Вальтера, в его гостиной с роялем виолончель и поинтересовалась, что тут делает этот инструмент. Вальтер объяснил, что ее оставил его сосед, который куда-то временно уехал, на сохранение. Значит, инструмент представлял большую ценность для его владельца. Все соседи Вальтера были университетскими профессорами. Им принадлежали дома с небольшими участками неподалеку от университета.

Интересно, что как только мы появились в доме, произошло нечто совершенно необъяснимое для Вальтера. Когда мы вошли в гостиную, за нами вошла и его кошка. Вальтер сказал, что сюда ей входить было строго запрещено. Мы удобно уселись в большие мягкие кресла, я откинулась на спинку кресла, а кошка спокойно забралась на меня. Всеми лапами она встала мне на грудь и стала топтаться, выбирая наиболее подходящее для себя место, а потом и улеглась. Тут уж Вальтер просто не знал, как на это реагировать. А я потом подумала, что, может быть, кошка припомнила, как в прошлый мой приезд в гости к Вальтеру мы с ней в этой же гостиной прекрасно провели время вдвоем. Вальтер уехал по своим делам, а я тренькала на рояле "Белой акации гроздья душистые...", а кошка слушала.

В этот наш визит Вальтер отвез нас в Висбаден. Я уже раньше там побывала, а муж увидел это прекрасное место впервые. Я обратила внимание на то, как Вальтер водит машину. Если на дороге никого не было, то в нарушение правил, Вальтер постоянно спрямлял крутые повороты двурядной дороги, заезжая на встречную полосу.

Помню, что Вальтер пригласил нас на концерт местного оркестра. К этому времени в Америке мы уже успели побывать на концертах лучших оркестров. Не помню точно, о каком дирижере одного из них рассказывали такую байку. На вопрос, правда ли, что его оркестр самый лучший, номер один, дирижер ответил: "Ну, я не знаю, первый или не первый, но точно знаю, что не второй". Так что на нас довольно жалкое впечатление произвел концерт местного любительского оркестра. Просто стало понятно, что в отличие от нас, которые когда-то кончали музыкальные школы, но в последующей жизни об этом не вспоминали, здесь все было по-иному. Взрослые люди продолжали музицировать. Возможно, что бытовые условия тут играли свою роль. У нас они были много более сложными.

Перед нашим отъездом в Берлин я нашла на книжной полке в гостиной Вальтера книгу о Кенигсберге. Почему-то она была на двух языках: немецком и русском со многими фотографиями города. Воспоминания и стихи его жителей оставили очень тяжелое ощущение. Я видела этот город совершенно разрушенным в 60-е годы, когда путешествовала со своей подругой по нескольким городам.

Тогда были вместо домов только фундаменты, а сохранившиеся стены королевского дворца специальными ударами разрушались. Чудом сохранившаяся могила Канта у стены разбитого кафедрального собора, нелепо поставленный на постамент для фигуры во весь рост бюст Суворова, так что памятник стал напоминать бабку в длинной юбке, - все это выглядело ужасно. И теперь, когда я посмотрела книгу, для меня к тому ужасу от давнего посещения убитого города добавилось нечто новое. Теперь я подумала о тех людях, для которых город был местом их жизни, возможно, очень любимым. А теперь его просто нет. Нет ни его прошлого, ни настоящего. Представила, что ощущала бы я, если бы был целиком уничтожен мой самый любимый с детства город Петербург (Ленинград).

Позже был ещё визит моего мужа к Вальтеру, когда он снова был в Германии, но уже без меня. Его Вальтер развлекал, показывая виноградники на Рейне, сам город Майнц, одной из достопримечательностей которого был древний храм, сильно пострадавший во время войны.

Я была в этом храме в самый первый свой визит в Майнц. Тогда говорили, что совсем недавно умер сторож, который еще помнил Шагала. Шагал после войны сделал прекрасные цветные витражи, на которые теперь любуются туристы. Это была его единственная работа в Германии, сделать которую его с трудом уговорили. Шагал помнил, чем для евреев была прошлая война.

Больше в гостях у Вальтера мы не были. Но сумели пригласить его в гости к нам, теперь уже в наш дом в Мичигане.

Вальтер у нас в Мичигане

Во время редких теперь разговоров по телефону я приглашала Вальтера приехать в Америку, в шутку напоминая, что это его родина. Я помнила, как он во время пребывания в нашей лаборатории рассказал, что родился в США. И вот однажды Вальтер объявил, что он готов к нам приехать. К нам - это в Мичиган. Встретили мы его в аэропорту, и по дороге домой муж заметил небольшое дорожное происшествие. Прокомментировал его так: "Это или женщина за рулем, или негр". Вальтеру так это понравилось, что он потом часто об этом вспоминал и рассказывал в Германии своим друзьям.

Дом у нас был большой, так что Вальтеру выделили спальню, кабинет и ванную с туалетом в нижней части дома. Перед сном он пришел и спросил, почему у него простыня не белая: "У нас бывает только белая". Я ответила: "А у нас цветная". Дело в том, что в перестроечное время, когда трудно было что-то купить, продавалось постельное белье, изготовленное в Иваново. И было оно всегда с какими-нибудь рисунками.

Вальтер внимательно осмотрел наш дом. Среди разных фотографий и картин на стенах он обнаружил одну мою работу - коллаж, где на переднем плане я просто поместила увеличенное фото его кошки. Вальтер долго и задумчиво в неё всматривался и наконец сказал: "Ты знаешь, это очень похоже на мою кошку". Я сказала: "Это она и есть". А кошки к тому времени уже не было на свете.

Важно было наладить жизнь нашего гостя, чтобы ему не пришлось скучать. Я позвонила своим друзьям, чтобы они приняли участие в наших планах, потому что муж в некоторые дни должен был работать в университете. Задача оказалась из не очень простых. Все наши попытки показать Вальтеру все самое лучшее и красивое не вызывали у него большого интереса. Когда его привезли в огромный парк, в котором была небольшая ферма, чтобы детишки могли посмотреть на свинок и овечек, Вальтер неожиданно ринулся на второй этаж в том помещении, где мы детям обычно показывали свинок. И наверх никому не приходило в голову забираться. Оказалось, что там было что-то про пчел, именно это и было интересно Вальтеру.

Учитывая интересы гостя, я попросила своих друзей повезти его в Мичиганский университет Энн-Арбора, в одно из помещений музыкального факультета. Мы там неоднократно бывали. При входе можно было посмотреть небольшую коллекцию музыкальных инструментов, довольно необычных, а за закрытыми дверями классов в длинном широком коридоре всегда слышалась музыка. Я еще раньше рассказала Вальтеру о нашем недавнем посещении концерта, в котором участвовали два клавесиниста: учитель и его ученица. Мне очень понравился этот учитель. И вот я заметила, что одна дверь в коридор была открыта, а за ней в комнате как раз и был этот самый учитель. Я так обрадовалась и закричала: "Вальтер, Вальтер, это он!" Вальтер не сразу понял, что это я так зашумела, но вошел в комнату, чем, видимо, очень удивил клавесиниста. Но я была уверена, что Вальтер найдет с ним общий язык (английский) и тему для небольшого разговора.

В этом нашем мероприятии - поездке на музыкальный факультет - непосредственное участие принимал известный ученый Виталий Шеворошкин, который расшифровал один из мертвых языков. Он хотел рассказать Вальтеру о своей работе и предупредил, что будет общаться с ним на немецком языке.

Утром следующего дня встреча состоялась у нас дома, а я в соседнем помещении села за компьютер, чтобы не мешать. И вот тут случилось нечто, приведшее меня в совершенно неописуемое волнение. Я услышала немецкую речь. Мне не представлялось, что в моей памяти столько лет могло сохраняться воспитанное фильмами о войне ощущение ужаса и дикого страха просто от живой немецкой речи. Я никак не могла успокоиться. Ведь в фильмах сначала слышалась немецкая речь, а потом обязательно что-то взрывалось, кто-то погибал.

Когда муж был свободен, мы поехали в небольшой город Норсвилл, где можно было посмотреть и сам городок, и архитектурный музей на открытом воздухе. Все строения, типичные для Америки, были сюда привезены: школа, магазин, жилые дома, мастерские. Вальтер воспринял все без особого энтузиазма, а позже высказался в таком духе, что в Америке нет архитектурного стиля, сплошная эклектика. Так и есть. Приезжали эмигранты из разных стран и пытались строить так, как было им привычно.

Как-то во время домашнего обеда я, вспомнив о том, как устроен быт Вальтера в Германии (приходит женщина, которая на неделю готовит ему еду), сказала: "Вальтер, тебе надо жениться". Вальтер от неожиданности только и мог ответить: "Так прямо?" Я подтвердила, что именно так.

Когда пришло время провожать Вальтера, я решилась задать ему этот избитый вопрос: "Что тебе больше всего понравилось в Америке?" Вальтер, долго не думая, ответил: "Твои хорошие, умные друзья". Это дало мне повод убедиться, что европейца, побывавшего во многих странах на разных континентах, чем-то удивить было трудно.

Прошло не так много времени, когда я узнала, что Вальтер женился. Узнала, что жену зовут Наташа, что она химик. Где и как они познакомились, я не спрашивала, потому что не мое это дело. Но самое главное я от Вальтера услышала: "Мы - самая большая ценность друг для друга". Я порадовалась за Вальтера.

А еще через какое-то время я сказала Вальтеру по телефону, что написала книгу про нашу лабораторию. Это та самая лаборатория, куда он приехал в 1966 году, где мы и познакомились. Добавила, что там есть и про него. Вальтер попросил прислать ему эту книгу, потому что Наташе интересно узнать, что я там о нем написала. Это было в 2010 году.

Все наше дальнейшее общение состояло из редких телефонных разговоров. Вальтер поздравлял меня с днями рождения. Иногда присылал открытки. А я очень надеялась, что пройдут плохие времена, и мы сможем показать внукам Европу. Всю Америку они уже исколесили. Была у меня тайная надежда, что мы приедем в Майнц и Вальтер покажет нам все, что есть в нем самого интересного, скажет, куда еще надо поехать и что где посмотреть. Но навязываться со своими планами я вовсе не хотела.

Летом 2020 года Вальтер меня разыскал, когда я была уже в Калифорнии у детей с внуками. Я рассказала ему о себе, о детях, о том, что мы все вместе побывали в Болгарии, в Турции и в Грузии. И услышала от Вальтера: "А КО МНЕ?" Это было как раз то, что я очень хотела услышать.

Осенью пришло письмо от Наташи с фотографией Вальтера. Умер он 25 октября 2020 года. Скончался скоропостижно, не от ковида, а от обычного воспаления легких. Для меня это было полной неожиданностью. Я наивно считала, что Вальтер будет жить вечно. Я не замечала в нем никаких возрастных перемен за все время нашей более чем полувековой дружбы. А еще я знала с его слов, что у него было много знакомых врачей и что каждый год он проходил полное обследование. А теперь вот думаю, что видела я его в последний раз в Мичигане в 2006 году, а последний раз слышала по телефону летом 2020 года. Теперь часто вспоминаю это его замечательное "А КО МНЕ?"

© Copyright Подугольникова Ольга Андреевна Размещен: 23/02/2023, изменен: 11/10/2024. 48k. Статистика. Очерк: Мемуары Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Подугольникова Ольга Андреевна : другие произведения.

Дорогой профессор Вальтер Закссе