Косой дождь с ветром бьет прямо в лицо. Из под надвинутого на самые глаза капюшона видно как в обнимку с дождем выплясывают свой танец и снежинки. Их вкрапление было не так чтобы очень уж густо, но заметно. Игнорировать их было нельзя и поэтому про такой дождь говорят, - со снегом. Утром по телеку передавали что где-то было уже за тридцать. Тридцать, разумеется тепла. Здесь же все еще около трех. Жары... И поэтому настроение под стать погоде.
Но несмотря на это, даже здесь чувствуется что Земля давно уже обогнула точку своего зимнего солнцестояния, промахнула даже точку весеннего равноденствия и теперь с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой неудержимо стремилась к теплу,... к Солнцу,... к лету. Поэтому несмотря на плюс-три и дождь, все-таки и здесь чувствуется приближение чего-то такого,... приближение каких-то перемен. Эти перемены обязательны и бесповоротны,... перемены к чему-то хорошему-хорошему,... перемены к чему-то такому, что было пока далеко-далеко отсюда. Было далеко-далеко и от этого дождя,... было далеко-далеко и от этого ветра, и было далеко-далеко от этих плюс-трех...
И вдруг тебя пронзает острая как внезапная радость и шалая как летний дождь мысль, - скоро же в отпуск!...
В ооотпуууск!!!...
И тут же словно какая-то яркая-яркая лампочка вспыхнет в тебе. Что-то сумасшедше-счастливое пронзит душу. Отпуск... Как хорошо, как замечательно в отпуске, и как же хорошо наверное сейчас там. Как хорошо что там есть ночь! Есть то самое время, когда каждый живой уставший за день организм может погрузиться в нее,... погрузиться в ночь,... погрузиться в себя,... погрузиться в сон...
Этот же нескончаемый летний полярный день начал уже поднадоедать. Бывает что солнца здесь не увидишь целыми днями, особенно когда они такие же как и этот, а часа в два-три ночи просыпаешься от того что оно бьет прямо в лицо. Делать нечего. Выходишь на балкон где лежат сигареты и зажигалка, закуриваешь и посматриваешь вокруг.
Что-то неестественное мерещится во всем виденном, что-то не такое как везде. Неестественен и этот день в то самое время когда должна быть ночь, неестественно и само солнце. Но самым неестественным было то что находилось оно там, где его никогда, ни за что на свете не должно было быть, - находилось на севере. А много ли на этой Земле мест, где солнце можно увидеть над северной стороной горизонта?
В дневные часы этот солнечный свет воспринимался точно так же как он воспринимается и везде. Ночью же...
Наверное оттого что Светило находилось не там где обычно и его свет падал в непривычном для нас ракурсе, - что-то менялось то ли в атмосфере самой Земли, то ли менялось что-то в окружающем нас Космосе. И от этого что-то новое появлялось в его спектре или наоборот что-то исчезало из него. А может быть и появлялось, и исчезало одновременно, но что-то мистическое было в этом неподвижном, мертвящем, струившимся откуда-то не оттуда свете.
Но и это куда бы еще не шло, если бы...
Если бы не этот странный безлюдный город...
Несмотря на светлое время, - ничего живого вокруг... Что-то сказочно-жутковатое чудится во всем этом,... что-то колдовское... Словно ты оказался в каком-то таинственном, заколдованном городе, который почему-то оставили люди. Оставили и замершие у причалов безлюдные корабли, оставили и стоящие у подъездов машины, и застывший экскаватор с опущенным в траншею ковшом, и подъемный кран с замершим метрах в пяти над землей крюком...
Все оставленное выглядело так словно город был покинут мгновенно, потому что корабли в любую минуту были готовы выйти в море, а машины отправиться в дорогу. Казалось вот сейчас с визгом и скрежетом, дрогнув начнет подгибаться набирая грунт ковш экскаватора, а оживший трос крана вращая шкив блока направит неподвижно свисающий крюк к земле. Направит за тем, за чем он и направлялся туда...
Все замерло... Ничто, ни один листик, ни одна травинка, ни одна былинка даже не шелохнется в этом неподвижном застывшем воздухе. И все это отражается то ли в серебристом, то ли в ртутном зеркале озера. В голове упорно ворочается что-то о том что именно он, именно этот неподвижный струящийся оттуда откуда он не должен струиться свет, - и заколдовал собой все вокруг. Словно это он таинственнейший из таинственнейших, могущественнейший из могущественнейших заколдовал эти места так что целому городу, да что там городу, всему климатическому поясу Земли находящемуся в этих широтах, - не расколдоваться вовек.
А там,... где-то там в это самое время была ночь... Ночь настоянная на ароматах цветущей белой акации, настоянная на ароматах цветущего еще многого чего. Цветущего так что хочется,... хочется будто бы ни с того ни с сего,... хочется будто бы просто так, но хочется... Хочется скакать и дурачиться,... хочется орать и петь,... хочется хотеть и мочь... В общем в такую ночь как-то особенно остро,... остро до колотья,... до рези в сердце хочется жить!
И как же хорошо после такой ночи просыпаться поутру. Просыпаться даже и не так уж рано, просыпаться уже под шелест листвы и щебетанье ласточек на верхнем откосе окна, просыпаться под гул автомашин и автобусов, тарахтенье тракторов и грохот поездов, просыпаться под звуки переодевшегося уже в робу, засучившего рукава и приступившего к работе рабочего дня...
Но тебе-то,... тебе-то что!... Тебе-то на работу не надо!!!...
А часто ли нам выпадают такие дни, когда не надо на работу? И поэтому
несмотря на вчерашний вечер с друзьями, несмотря на некоторый непорядок в голове после того вечера, несмотря на все это чувствуешь себя так что счастливо улыбнувшись, потянувшись и напрягшись, - замираешь на миг. Замираешь от ощущения в себе такой силы,... такой силы что вздрогнув даже пугаешься этому ощущению. Такой силы что кажется свисай сейчас с потолка какое-нибудь кольцо или перекладина связанная с Землей, - мог бы потянув за нее притянуть ее к себе. Притянуть всю,... притянуть всю-всю,... притянуть теплую и улыбающуюся после сна,... притянуть не накрашенную, непричесанную и растрепанную,... притянуть такую желанную и не особо сопротивляющуюся...
Многое чего можно в отпуске. Можно например пойти на рынок. Пойти не потому что там тебе так уж что-то было нужно, а скорее пойти для того чтобы поучаствовать в том вечном торжище таких же праздных тел в котором во все времена люди всегда и везде участвовали на этой Земле. Это торжище из тех когда отмечая как выглядят демонстрирующие себя другие, в то же время демонстрируешь себя и ты. Глядя на какую-нибудь участницу этого торжища и отмечая то как она посматривает на тебя, отмечая как при этом что-то как бы вздрогнуло, вспыхнуло, встрепенулось в тебе, чувствуешь...
В общем-то это наверное и несерьезно,... это наверное и нехорошо, но... Но ты же в отпуске... В от-пус-ке!!!... А раз так, то... Раз так то разок-другой а то и третий, - наверное все-таки можно...
Сидя под легким тентом какой-нибудь уличной кафешки и потягивая сухое винцо или пивко, оценивающе посматриваешь на сидящих и проходящих. Время от времени ловя на себе такие же взгляды и сам стараешься не ударить лицом. Одним словом тот торг продолжается...
Непривычно темными южными ночами любуясь необычайно яркими здесь созвездиями, хочешь того или не хочешь, но взгляд неизменно останавливается на той стороне горизонта... Привычно отложив по линии ковша Б. Медведицы семь расстояний в нужном направлении, находишь Полярную звезду и присвистнув с удивлением отмечаешь что расположена она совсем не так... Совсем не так как там... Там она висит прямо над головой.
Что ж?... Если уж даже звезды?...
Признавая этот факт, поражаешься то ли тому как же мала все-таки наша "старушка", то ли поражаешься тому как далеко, как заметно далеко спустился по ней на юг.
Однако припекает. Утром по телеку передавали что там где сейчас полярный день, там уже тоже тепло. Тепло конечно относительно. Тепло всего где-то между "десятью и пятнадцатью", но ты знаешь что и там в это время деревья уже окончательно оделись в листву, на болотах вовсю цветет морошка а многочисленная птица на озерах занята своими делами.
И что-то такое где-то кольнет в тебе. Кольнет не то чтобы так уж неудержимо вдруг потянуло туда где Полярная звезда прямо над головой, но все-таки... И тогда мысленно ругнешь себя, - идиёт,... не успел приехать, а тебя уже снова тянет назад,... тянет туда,... тянет в эти плюс-три. -
А солнце между тем припекает все сильнее и становится ясно что тент уже не спасает, надо в воду. Прихватив все необходимое, плетешься на пляж. Неторопливо разгребая руками перед собой и поглядывая по сторонам плывешь то опуская голову вниз разглядывая подводное царство, то приподнимая ее. Плывешь может быть и не так уж по чемпионски, но плывешь потому что плаваешь столько же сколько помнишь себя. Плывешь, снисходительно усмехаясь тому как кто-то визжит, отчаянно колотя по воде руками и ногами. Визжит потому что только сейчас, может быть впервые в жизни не чувствовал под собой Землю.
Над блестящей от солнца водой кокетливо щурясь и постреливая глазками горделиво красуются темненькие, светленькие и рыженькие головки. Выискивая самые привлекательные и заинтригованный тем а что же такое скрыто у них там, под водой?... - стараешься проплыть в непосредственной близости от них или даже как бы нечаянно прикоснуться. Прикоснуться для того чтобы почувствовать,... чтобы быть ужаленным той сатанинской,... той до вздрагивания сладостной судорогой которая неизбежно проскакивает во время таких прикосновений.
Размявшись таким образом заплываешь подальше и начинаешь делать "рывки" на скорость. Постепенно входя в форму, все больше удлиняешь эти "рывки", и все больше сокращаешь время отдыха между ними.
Надвинув на глаза козырек кепи пересыпаешь из ладони в ладонь песок или выискиваешь в нем необычной расцветки камешки, лениво поглядываешь на лежащие вокруг тела, на ласкаемые легкими волнами головки и ловишь себя на том что стараешься отыскать среди них ту,... отыскать особо приглянувшуюся а может быть даже ту которой был так ужален...
Глядя на какого-нибудь перекачанного амбала шествующего по пляжу бряцая грудными мышцами, словно переплетениями какой-то мощной решетки скрежеща прессом и угрожающе поскрипывая "дельтами" плеч, - то ли с завистью, то ли с удивлением думаешь,
- Господи!... Ну к чему все это?... К чему такие мяса?... К чему?... -
Наконец посмотрев вслед этим отдающим чем-то бронированным и как бы с грохотом двигающимся лопаткам, скашиваешь глаза на себя. Скашиваешь на все то свое,... на то все-таки тоже не лишенное каких-никаких а и груди, и пресса, и "дельт" и,... и чувствуешь что и ты,... чувствуешь что нравишься сам себе,... нравишься даже больше чем тот только что прогромыхавший мимо мясокомбинат.
Поплавав и возвращаясь на свое место, разглядываешь все это выставленное то ли солнцу, то ли выставленное напоказ, выставленное на этот торг. Иногда это выставленное было таким рельефно-выпуклым, таким откровенно предлагающим, так завлекающе-манящим и словно бы говорившим, - ну?... Ну что же ты?... Ну?... Ну бери!... Бери же, - дурашечка!... Бери!... Или хотя бы прикоснись!...
И...
И ты весь уже потянулся к этому... Потянулся потому что подобно какому-то мощнейшему магнитному или силовому полю возникающему между разнополярными телами, оно влечет,... манит,... притягивает к себе.
И то ли меняется полярность того магнитного или силового поля, то ли меняется полярность вообще черт знает чего, но ты ощущаешь себя то удавом, то кроликом. Чаще конечно кроликом. Потому что тебя словно того кролика все это уже загипнотизировало и неудержимо влечет,... притягивает,... манит...
Влечет так, что ты словно чувствуешь уже и ту порывистую горячесть возбужденного, наэлектризованного сладчайшего дыхания на своем лице,... и то подрагивающее от нетерпения, то и легчайшее, и в то же время какое-то налитое, весомое,... то и мягкое и упругое,... и горячее и прохладное,... и выпуклости его и впадины...
И словно бы преодолевая ту недолгую, ту как будто бы и необязательную, и никчемушную но в то же время почему-то необходимую в таких случаях слабенькую сопротивляемость, радостно отмечаешь уже и податливость,... и ту готовность,... и мягкость,... мягкость... Чувствуешь всем собой,... чувствуешь словно соприкасаясь,... чувствуешь почти физически,... почти явственно,... чувствуешь до покалывания в кончиках пальцев,... чувствуешь до головокружения,... до затуманивания или даже до потери сознания...
Но какими-то остатками то ли все-таки еще неотуманенного сознания, то ли опыта понимаешь, - что это предлагаемое хоть и манит, и притягивает, но в то же время иногда оно может быть чем-то вроде только что выхваченного из огня каштана, или того котенка который ни с того ни с сего вдруг запустит в твое колено свои острые коготки.
И что-то все-таки останавливает тебя... Что-то еще срабатывает где-то... Собрав в себе какие-никакие остатки чего-то разумного, с трудом отводишь намагниченный, прилепившийся, не желающий отрываться взгляд, чувствуя в это время как что-то как бы обрывается в тебе. Обрывается так что покидают силы и ты плетешься дальше на ватных, негнущихся, непослушных, неощущаемых ногах с какой-то подрагивающей, с какой-то покалывающей, с какой-то неудовлетворенной вакуумной пустотой в теле.
И только сердце, бедное столько раз переживавшее и словно контуженное всем этим сердце, сначала как бы обиженно приостанавливается,... замирает,... а потом начинает биться и выпрыгивать так что темнеет в глазах.
В общем тот нескончаемый торг продолжается. Только здесь снимается с себя как можно больше упаковки. Снимается для того чтобы можно было оценить уже не только упаковку.
Ночью же когда желания и страсти исходят как легкая испарина или как струящийся пот, под грохот музыки, звон цикад или стрекот кузнечиков озабоченно поглядываешь по сторонам, в свете фонарей выискивая ту которая приглянулась днем, ту которой был так ужален. Одним словом ночью совершаются сделки, - все то что предлагалось днем, ночью находит своего покупателя.
Потом кто-то как всегда будет в восторге от своего приобретения, кто-то не очень, кто-то равнодушен, а кто-то будет долго и откровенно отплевываться. Что ж, и этот рынок как и всякий другой под этим небом, далеко не всегда и далеко не всем предлагает самое лучшее. А ведь хочется! Хочется!...
И поэтому утром тот торг возобновляется снова.
Постепенно тело приобретает соответствующий оттенок, море уже не кажется таким желанным, наскучивает и тот торг, и наскучивает вообще все. И мысленно ты все чаще возвращаешься туда... А там... Там в ночные часы над тундрой уже зависают легкие сумерки, морошка наверное отошла, начали появляться первые грибы а на озерах слышен неумолчный гомон птичьей молоди которая вот-вот встанет на крыло.
И однажды утром увидишь как домашние гуси сбившись в стаю, длинно-длинно разбежавшись и восторженно гогоча поднимаются в воздух. Пролетев вдоль всей улицы и приземлившись, они бегут еще некоторое время успокаивая дыхание и самих себя, с недоумением поглядывая вокруг и друг на друга. Поглядывают как бы спрашивая, - да что же это с нами такое? С чего это никогда не летая, - мы вдруг так разлетались? -
Ну откуда им серым было знать что когда-то тысячи лет назад, их предки в это же самое время точно также сбивались в стаи и кружа над землей обучали молодежь всему тому, что понадобится им на том длинном, в тысячи километров пути. И что все эти нынешние сбивания их в стаи и перелеты ничто иное как тот древнейший и могущественнейший все-таки оставшийся в них инстинкт. Оставшийся, несмотря на то что прошли уже тысячелетия с тех пор как они живут рядом с человеком.
Что-то похожее тому инстинкту в конце концов овладевает и тобой. Чувствуя свой порядком уже опустевший кошелек, опустевший до невесомости, опустевший так что становится ясно что еще чуть-чуть и взлетишь и сам, - провожаешь взглядом тянущиеся на север поезда увозящие с собой таких же как и ты, и с такими же как и у тебя опустевшими кошельками. Опустевшими так, что если бы не заранее купленный билет, то...
Посматривая на гусей, посматривая вслед тем поездам, посматривая на не очень высоко поднимающееся над землей предосеннее солнце, вспоминаешь что там куда потянулись эти поезда уже тоже бывает ночь, что там вовсю пошли грибы, черника и брусника. А над отцветшей, созревшей, нагулявшей за короткое полярное лето все то что она и должна была нагулять готовящейся к долгой зиме тундрой, целыми днями гогоча кружат гуси обучая молодежь всему тому что так нужно, что так необходимо будет им на том вечном своем из года в год повторяющемся пути.
И словно где-то там,... в тебе,... какая-то мощнейшая магнитная стрелка которая до этого подрагивая и наклоняясь то одним боком, то другим беззаботно колебалась вправо-влево, - сейчас вдруг бескомпромиссно и твердо вонзилась своим холодным синим концом и застыла намертво. Застыла, вонзившись туда,... вонзившись на Север. Застыла, вонзившись во что-то в тебе...
Вонзившись так что тебя вдруг неудержимо потянет туда. Потянет к друзьям которые там,... потянет к дому который там,... потянет к сигаретам которые ты уезжая в спешке забыл на том балконе,... потянет к работе. Потянет так, что запрокинув голову глядя на косяки уже летящих в Африку гогочущих гусей, летящих оттуда где снова плюс-три, ты вдруг почувствуешь какое-то родство с ними. Или по крайней мере почувствуешь что как-никак а они ведь были все-таки земляками и словно на своих крыльях принесли тебе сейчас привет оттуда.
Принесли и ту предутреннюю свежесть, и те безумно прозрачные, те какие-то колокольчато-звонкие утренние заморозки, принесли и ту пронзительную, ту какую-то особенную, какую-то девственную чистоту воздуха. Такую чистоту, когда кажется что там,... там за этими неторопливо набегающими и исчезающими у ног волнами,... за этой почти нестерпимой для глаза синью то ли чудилась, то ли на самом деле была видна граница поблескивающих на солнце вечных полярных льдов. А дальше,... за ними,... - он... Полюс...
И ты почувствуешь что-то подобное тому, что почувствовали когда-то предки этих гусей, впервые прилетевшие на Север из своей Африки. Почувствовали так, что их потомки несмотря ни на что вот уже тысячелетия совершают туда свои немыслимые перелеты. Да что там они? Ведь ты и сам ежегодно совершаешь подобные перелеты. Единственное различие между вами состоит в том, что в зиму эти гуси летят на юг, летят в Африку, ты же?... Ты же туда,... на север.
И совсем неважно кто из вас и в какое время года стремится туда, но значит есть, есть что-то во всем этом... Есть...
Что-то есть наверное и в том колдовском полярном дне, и что-то есть в тех плюс-трех. Что-то есть наверное и в том что если уж там ночь, - так ночь. Но если уж день, - то день. Что-то есть наверное и в том что если уж там ветер, то такой что крыши с домов. А если уж тишина, то такая,... такая что каждое деревцо, каждый листик застывшие в небесно-зеркальной глади озера отражаются так, словно отражаются не в зрачках,... отражаются не на сетчатке глаза, а отражаются на сердце,...отражаются сукины дети, в душе...
И стало быть не зря, не зря стало быть та стрелка где бы она ни была, где бы не находилась всегда безошибочно и твердо вонзается в Север. И всегда также безошибочно и также неумолимо вонзается во что-то такое в тех гусях. И точно также безошибочно и бескомпромиссно вонзается во что-то такое в тебе. Вонзается наверное потому что и в ту стрелку, и в тех гусей, и в тебя, хотим мы того или не хотим, но он вселился уже и живет... Вселился и живет он,... живет Север...
И точно также как те гуси, по тем же самым признакам и в силу тех же самых причин, решаешь наконец и ты, - пора...