Проснулся, как пристало, поутру,
незнамо для чего
и почему.
Назло ль себе,
врагам поди на радость?!
И только море за моим окном,
услышав вздох,
в лучах разбушевалось,
гремя волной о берег меловой.
--------------------
Седой Творец,
не легкою ль рукой
ваял ты образ,
так себе подобный,
мужей, что за тебя вступали в бой,
иль той, в чьем лоне скрыт
грех первородный?

Не ты ль, апостол Петр,
спасения ждешь,
но отречешься трижды до восхода?
Ключи от врат,
как тяжкий крест несешь,
но даже с ними
нет тебе прохода.

А ты, Иуда, не продешевил?
Но в петлю сунулся
за рабскую оплату.
А было время -
казначеем был
и подворовывал
апостольское злато.

Теперь Матфию выпал жребий твой
замкнуть сей круг
двенадцатым. Судьба же
его была не радостней и глаже.
Синедрион уж вынес приговор,
и камни градом осыпают тело,
покуда дух его не изнемог.
Из глубины вселенского предела
за смертью наблюдает
старый Бог.
--------------------
Шумит прибой о берег меловой,
морские чайки
слитны с небесами.
И в этой безмятежности нагой,
где промежуток мерится веками,
волна вослед приходит
за волной
и наполняет вечность
голосами.