'Бобруйск, уездный город и первоклассная крепость Минской губернии на реке Березине' Ф.А.Брокгауз, И.А.Ефрон. Энциклопедический словарь.
'Шла гражданская война, и наш город, как говорится, переходил из рук в руки. То белые займут его, то красные, то зеленые, то немцы, то поляки...'
Э. Севела, 'Легенды Инвалидной улицы'
Михась задумчиво посмотрел на торопившегося по своим делам муравья и в сотый раз положил на его дороге травинку. Муравей легко перебежал через очередное препятствие, на мгновение остановился, пошевелил усиками и шустро юркнул в едва заметную трещину. Михась вздохнул и перевернулся на спину. Нагревшаяся за день кирпичная кладка приятно обжигала кожу, а августовское небо, всё ещё высокое, но уже запятнанное облаками, каким-то непостижимым образом делало движение мысли таким же медленным, как перемещение этих сгустков пара по небосклону.
− Михась! - прервал его ленивые размышления тонкий девичий голосок.
− Чего, − буркнул он, прикрывая ладонью глаза.
− Пошли на поле, порох собирать! - Ланка, соседская девчонка, по-турецки села рядом с ним и тряхнула гривой своих ярко-рыжих волос, так, что в солнечном свете они полыхнули красным золотом.
После войны пороха на полях было в изобилии, и ребята с удовольствием мастерили из него ракеты. Было бы во что его завернуть. В другое время Михась ни за что не отказался бы от такого предложения, но одна мысль о том, что там будет Сахон отбивала у него всякое желание.
− Не, не хочется, чего-то, − Михась перевернулся на живот и угрюмо уставился на стайку муравьёв, тянувших дохлую муху. Они были похожи на папиных друзей, помогавших ему на прошлой неделе перенести шкаф. Шкаф был старинный, тяжёлый, и папины друзья изо всех сил старались не материться, когда он заваливался на бок, или придавливал кому-нибудь ногу. У них это получалось не очень хорошо, поэтому, когда они уходили, каждый попросил у Михася прощения. Михась представил, как муравьи матерятся тоненькими голосками, перебираясь через оттиснутые в кирпиче буквы 'РОЗЕНБЕРГЪ', и улыбнулся.
− Ну чего ты, − легонько толкнула его в бок Ланка. - Ты из-за Сахона, да?
Михась молчал. А чего говорить, когда и так всё ясно. Раньше у него была своя ватага, с которой он лазил по садам и ходил купаться. В форштадте их звали 'рыжая четвёрка'. Их было четверо, и они действительно были рыжими. Только оттенки различались: Ланкины локоны были цвета красного золота, у Михася шевелюра была похожа цветом на слегка потемневший медный таз, а Пашка мог похвастаться оттенком гриба-рыжика. Но самым рыжим из них был безусловно Борька. Правда так его звали только ребята − настоящее его имя Берл ему не шло совершенно. Ну какой же он Берл, если волосы рыжие, а глаза голубые, как васильки. Ну а на носу столько конопушек, что даже если бы Пашка, Ланка и Михась ссыпали все свои веснушки в одну кучку, она была бы вполовину меньше Борькиной. Вместе они играли и лазили по бастионам старой крепости. И всё было бы хорошо, если бы не появился Сахон. Тихий, со странным акцентом, он сумел быстро расположить к себе всех друзей Михася так, что уже через месяц от них только и слышно было 'Сахон то, да Сахон сё'. Нет, новичок действительно умел многое, но нельзя же отказываться от старой дружбы только из-за того, что новый друг делает свистульки из всего, что попадётся под руку!
Так думал Михась, и Ланка, словно читая его мысли, положила ему руку на плечо и тихо сказала:
− Ясно, из-за Сахона. Ну чего ты на него злишься?
− Потому что его отец − контра, − зло буркнул Михась и от стыда прикусил язык. Он прекрасно знал, что шляхтич Заблоцкий, носивший на своём гербе Радзивилловские трубы, был командиром Красной Армии, а арестовали его за то, что отказался расстреливать пленных белогвардейцев. Говорят, что с одним из них он учился в гимназии, и даже сына назвал Александром в его честь.
− Ну, знаешь! − Ланка вскочила и брезгливо по-мальчишечьи сплюнула. - Не думала, что ты такой безмозглый индюк!
Она махнула рукой и убежала, а Михась так и остался лежать на раскалённом кирпиче бастиона, безразлично наблюдая, как вдалеке, по мостам, соединяющим бастионы и мощные земляные валы, медленно ползли подводы с продовольствием и боеприпасами.
Крепость, хоть и разделённая железной дорогой, никогда не пустовала. Военные не оставляли старые бастионы надолго. Уходили одни, приходили другие: не царские войска, так немцы, не красноармейцы, так польские легионы. Впрочем, всю крепость на памяти Михася никогда не занимали. Всегда оставались бесхозные бастионы, по которым ребята лазили невзирая на запреты родителей. Старинная крепость всегда притягивала ребят как магнит. Да и могло ли быть иначе? Хорошо сохранившиеся стены давали простор детской фантазии, и игры, порядком надоевшие на родных улочках, здесь приобретали совсем другой смысл. Даже обычные салочки превращались в убегалки от призрака Чёрного Декабриста. Кто такой этот Чёрный Декабрист никто не знал, но взрослые всегда говорили, что его дух до сих пор бродит по бесконечным подземным коридорам крепости, и похищает любопытных, рискнувших спуститься в темноту его владений.
Чем страшнее история, тем сильнее любопытство и форштадтские ребята целыми днями пропадали на развалинах. Именно тогда Михасю и пришла в голову замечательная, на его взгляд, идея найти заброшенный подземный ход под Березиной. В общем-то, ничего интересного в подземных ходах, соединяющих бастионы крепости не было. Часть из них завалили, когда строили железную дорогу, часть использовалась до сих пор. Но именно про этот ход ходили такие истории, что устоять перед соблазном найти его смог бы не каждый.
В один из первых тёплых майских вечеров 'рыжая четвёрка' собралась у костра. Кто-то подкинул дров в огонь, и Михась поделился своей задумкой с ребятами.
− А зачем он нам? - спросила тогда Ланка.
− Как это зачем? - удивился он. − Мне отец рассказывал, что в одном из подземных ходов Наполеон спрятал карету с золотом, когда от Кутузова убегал.
− Не, − лениво отозвался Паша, − Наполеона здесь и близко не было. Зато лет триста назад, когда на месте крепости стоял замок, Бобруйск захватил казачий атаман Поддубный... Или Поддубский? Ну, не это важно. Важно, что он награбил здесь целую кучу добра, а когда пришли княжеские войска, он не успел всё это унести. Сунулся в подземный ход, а там выход был завален. Вот он и оставил всё там, внизу. Второй выход тоже завалил, а сам через Березину вплавь спасался.
Михась пристально посмотрел на приятеля, но спорить не стал - Пашкин папа был учителем истории. Гимназии из-за войны позакрывались, но учителя всё равно пользовались уважением горожан. Впрочем, Пашка совсем не походил на учительского сына. При всей своей начитанности, он был редким сорванцом, и целыми днями мог носиться в компании друзей, нарушая покой соседских садов.
− Наполеон, Поддубный, какая разница! − Михась мечтательно потянулся. − Здорово было бы найти этот ход! Мы бы тогда купили лодку и айда к морю! А там - чайный клипер под белыми парусами, пенные буруны за кормой... Как у Жульверна, помните?
− На море хорошо, − широко улыбнулся щербатый Борька. Он всегда с удовольствием слушал, как Паша читает книги из библиотеки своего отца. Лето ведь не всегда безоблачное и ясное. Вот 'рыжая четвёрка' и собиралась в дождливые дни у Пашки дома. Его родители всегда с улыбкой встречали друзей своего сына и разрешали коротать время в библиотеке, где высокий мальчишечий голос оживлял бумажные жизни книжных героев. Сколько их там было, на массивных полках! Профессор Аронакс, Лемюэль Гулливер, Шерлок Холмс, Натаниэль Бампо... Они терпеливо дожидались плохой погоды, чтобы зачаровать ребят рассказами о своих приключениях.
− Хорошо-то оно хорошо, − скептически отозвалась Ланка, после минутной паузы − только где его искать этот ход, если их в крепости больше, чем дырок в сыре? Давайте как следует подготовимся, а в следующем году...
− В следующем году, − оборвал её Борька, − вам уже будет тринадцать. Вы совсем старые станете. И ленивые. И ещё эта... любовь у вас начнётся с Михасём. Я знаю.
Борька был на год младше остальных, и частенько подначивал их, называя стариками.
− Скажешь тоже, − фыркнула Ланка и покраснела так густо, что в отсветах костра стала похожа на горячий уголёк.
Михась посмотрел на неё и тоже покраснел, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Ланка действительно ему нравилась, и он частенько ловил себя на мысли, что любит смотреть на неё. Просто так.
− Год - это долго, − сказал он потупившись.
− Хорошо, а как же родители? - обречённо вздохнула Ланка. Она закрыла пылающие щёки ладонями, и от этого её голос звучал приглушённо, как из погреба.
− Мы их потом с собой на море возьмём, − решил Михась.
Он победно смотрел на свою ватагу и понимал, что затея с поисками сокровищ им по душе. Ещё бы, ведь 'рыжая четвёрка' не могла пройти мимо такого приключения. Паша, правда, пытался образумить своих товарищей, упирая на то, что клад уже лет сто ищут, но в конце концов махнул рукой и даже пообещал выспросить у отца, где мог находиться этот самый подземный ход. Словом, отыскать клад теперь было парой пустяков. И всё же, к поискам решили подготовиться как можно лучше. Ведь препятствий пришлось бы преодолеть множество: пройти незамеченными мимо часового, разыскать нужный ход, не затеряться в подземных лабиринтах и вернуться с сокровищами так, чтобы никто этого не заметил. Самым простым было прошмыгнуть мимо часового - дело-то обычное − но и здесь решили подстраховаться. Борька предложил взять с собой ботало из консервной банки на верёвочке. Оставить его за углом, а чуть что - дёрнуть за верёвочку и часовой, если не совсем дурак, сразу кинется смотреть, откуда шум.
Свечи обещала достать Ланка - она пела по воскресеньям в церковном хоре, и могла выпросить у служек десяток-другой огарков. Верёвку взялся принести Борька. Его отец, балагула, имел в своём распоряжении не только двух здоровенных битюгов, но и множество всяких полезных вещей, в число которых входила уйма верёвок самой разной длины и толщины.
А чтобы не заблудиться, Пашка предложил воспользоваться мелом, целые залежи которого располагались в кабинете его отца, бывшего учителя истории. Оставалось только запастись провиантом - кто его знает, сколько придётся скитаться по подземельям? - и придумать, откуда начинать поиски. Встретиться уговорились в воскресенье вечером, после того, как взрослые улягутся спать.
Три дня пролетели незаметно, в хлопотах и подготовке. В городе было неспокойно: 'террорист номер один' Савинков вёл охоту на красное подполье. Поэтому ребятам стоило немало усилий, чтобы уйти из дому незамеченными. Первым на место сбора пришёл, конечно, Михась. Он устроился в зарослях дикого укропа, и терпеливо дожидался друзей, с наслаждением наблюдая, как на темнеющем небосклоне зажигаются звёзды. Старые стены уже накрыло тёмное одеяло ночи, когда, наконец, собралась вся 'рыжая четвёрка'. На встречу каждый принёс не только то, что обещал, но и небольшой запас еды. Михась придирчиво осмотрел всё их нехитрое снаряжение и довольно кивнул головой:
− Годится. Можно идти.
− А откуда начинать будем? - подал голос Пашка. Впрочем он не стал дожидаться ответа, а торопливо добавил:
− Я тут у батьки трошки поспытал, так он мне и выложил...
− Ага, − недоверчиво хмыкнул Борька. - Ври, да не завирайся. Так он тебе и выложил всё, что знает, да ещё и мела в дорогу дал!
− Да много ты понима-ешь, − махнул на него рукой Пашка. - Взрослого обмануть, что леденец у малыша отобрать! Вы слышали, что городские гимназии в рабочие школы пере... это самое... Ну, переделают. Так вот папу пригласили туда работать, когда советская власть установится... − он осёкся и посмотрел по сторонам. Такие разговоры сейчас вести было опасно. Убедившись, что посторонних слушателей нет, он продолжил:
− Ну а я взял, да спросил у него: 'Как же ты историю родного края будешь рассказывать, если забыл её совсем?'. Вы бы видали, как он взвился! Ка-ак начал сыпать датами... А я ему ещё и масла в огонь подливаю: 'Вон люди на улицах шепчутся, что солдаты потому из крепости не выходят, что клад у Оппермановской башни ищут'. А он как посмотрит на меня, да как крикнет, что только дураки могут там клад искать, а если бы искал он, то начал бы от иезуитского костёла, потому как иезуиты всегда подземные ходы рыли. Потом, правда, успокоился и добавил, что в костёле уже давно гауптвахта расположена, а ходы завалены, так что нужно искать свежую кладку в коридорах у большого редюита - они наверняка со старым ходом пересекались. Вот так-то! А мел я и сам эспро... экстраприировал.
− Экспроприировал, − донеслось из темноты.
Ребята напряглись, Михась чиркнул спичкой, и её дрожащее пламя осветило белобрысого мальчишку, лет одиннадцати. Его заплатанная одежда была ему велика, и, казалось, жила своей жизнью, повинуясь лишь прихоти лёгкого летнего ветерка.
− Возьмите меня с собой, − тихо попросил он, не дожидаясь пока погаснет спичка, и его штаны смешно затопорщились на коленках.
− Откуда мы знаем, что ты за гусь, − насупился Михась.
− А я не гусь, − вскинулся белобрысый и пригладил запузырившуюся на животе рубаху. - Меня Сашей зовут.
− Сахо-он, значит, − многозначительно протянул Пашка. Он хотел ещё что-то добавить, но резкий свист резанул по ушам и заставил ребят броситься лицом в землю.
Дальше Михась помнил плохо. Глухой удар, песок с неба, и страх: 'неужели снова война?'. Крики ребят и перемазанный Сахон, подбрасывающий на куске коры раскалённый камень...
О поисках клада в тот вечер не могло быть и речи. В крепости поднялся гвалт - солдат поднимали по тревоге. Ребята быстро разбежались по домам, а на следующий день... На следующий день Сахона все знали, как хозяина упавшей звезды. Он с удовольствием показывал маленький оплавленный кусочек камня, и смущённо пожимал плечами, когда слышал: 'Вот это повезло!'.
'Рыжая четвёрка' приняла Сахона. Впрочем, с этого момента её правильнее было называть 'тройкой'. Новичок знал уйму историй, умел делать разные безделушки и всегда находил какое-нибудь занятие для остальных. Михась же, наоборот, поскучнел, а вскоре и вовсе перестал общаться с ребятами. Большую часть времени он теперь проводил на редюите у Березины, временами поднимаясь выше, чтобы наблюдать за перемещениями солдат в крепости. Он не собирался так просто отказываться от своей мечты из-за какого-то выскочки, о существовании которого он бы уже забыл, если бы не Ланка... Она разбередила душу Михася, заставив ещё острее почувствовать свою ненужность. Он тоскливо посмотрел на клонившееся к закату солнце и, проглотив застрявший в горле комок, стукнул кулаком по кирпичу. Боль в руке привела его в чувство. Михась вытер набежавшие слёзы, шмыгнул носом, и пробурчал:
− Ну и ладно! Без вас обойдусь!
Он натянул парусиновые штаны, доставшиеся от старшего брата, завязал на поясе свою старую рубаху и осторожно спустился к реке. Там, в кустах, он ещё вчера вечером спрятал всё необходимое: верёвку, свечи, ботало на верёвочке, кусок извести, чтобы делать пометки на стенах, и небольшую кирку, взятую в долг у соседа. Последний, правда, не знал об этом, но Михась не сомневался, что вернёт долг так быстро, что сосед и заметить не успеет пропажу.
Сложив свой нехитрый скарб в вещмешок, позаимствованный у отца, Михась стал терпеливо дожидаться, пока солнце окончательно спрячется за горизонт.
Тёплый август не торопился уступать место осени: кузнечики, правда, стрекотали всё громче, словно стараясь пропеть все свои вечерние песни до наступления холодов; небо, щедро усыпанное неподвижными звёздами, то и дело перечёркивали яркие линии звёзд падающих; с тихим плеском несла свои воды Березина, а запах разнотравья кружил голову. Серп растущей луны слабо освещал старую крепость, делая тени густыми и загадочными. Михась с замиранием сердца следил за игрой ночных теней и чуть не пропустил смену караула. Часовой, тихо дремавший, прислонившись к кирпичной стене, вдруг выпрямился и просипел:
− Стой, кто идёт!
− Опять спишь? - донеслось в ответ.
− Никак нет!
− Так я тебе и поверил, − разводящий, в сопровождении трёх часовых, вышел на свет. - Ладно, не отнекивайся, я и сам бы вздремнул часок-другой. А то уже третья ночь без сна. Пошли уже.
'Пост сдал, пост принял' − пробурчали часовые меняясь местами.
− Командованию хорошо, − продолжал брюзжать разводящий, уводя за собой наряд, − они приказ отдали и в тёплую постель, к прелестям жёнушки. А тут винтовка вместо жёнушки, и все её прелести оружейным маслом воняют...
Михась затаив дыхание следил за новым часовым. Тот дождался, пока наряд скроется за углом, достал из кармана кисет, свернул самокрутку и привалился к углу, умиротворённо попыхивая.
'Порядок, − удовлетворённо подумал Михась, − этот бродить не станет!'
Он тихо выбрался из своего убежища и крадучись подошёл к постройке, в которую прежние постояльцы крепости сносили всякий хлам. По его подсчётам, там мог проходить коридор, связывающий укрепления, и в нём можно было искать следы свежей кладки.
Михась выглянул из-за угла и врос в землю: у входа в здание маячила размытая тень. 'Чёрный декабрист!' − пронеслось у него в мозгу. Он уже готов был дать дёру, но 'призрак' чиркнул спичкой и тихо выругался Борькиным голосом:
− Шлимазл!
Михась облегчённо вздохнул и усмехнулся. Ему было приятно, что Борька не отказался от его задумки, но и обидно было от того, что полез он в подземелье в одиночку. Борька всегда был сорви-головой. Весёлый, но вспыльчивый, он всегда спорил с Михасём и частенько влипал в какую-нибудь неприятную историю. Однако призрака Чёрного декабриста он боялся больше всех, и сунуться в одиночку, да ещё и ночью в крепость - было для него подвигом, которого вряд ли кто-то ожидал.
'Ладно, − подумал Михась, − посмотрим, куда его понесло, а потом разберёмся'. Он потихоньку нырнул в проём вслед за Борькой, и увидев впереди огонёк свечи, двинулся за ним. Кольцо света быстро перемещалось по высоким стенам и сводчатому потолку подземного коридора. Борька шёл уверенно. Так, словно бывал здесь не раз. Он дважды повернул, пропустил одно ответвление и нырнул в небольшой пролом, у самого пола. Михась осторожно нащупал дыру, заглянул в неё, и увидел удаляющийся от него огонёк. Не долго думая, он последовал за ним. Ободрав колено о раскрошившийся кирпич, он пролез в коридор и, сделав шаг, полетел в пустоту.
Михась вскрикнул, растопырил руки и зацепившись за край ямы, в которую свалился ойкнул от боли - удар о стену вышиб воздух из лёгких, и выбил из глаз искры. Он поднял голову и увидел конопатый нос Борьки, качающийся из стороны в сторону, словно хобот слона. Качался, конечно не нос, а пламя свечи, но Михася эти тонкости сейчас интересовали меньше всего - он держался из последних сил.
− Шлимазл! - ругнулся Борька. - Михась, ты что ли? Руку давай!
Он с размаху прилепил свечу к краю ямы, ухватил друга за левую кисть и что было сил потянул вверх. Михась напрягся, заскрёб ногами, но кирпич под его правой рукой посыпался и оставил мальчика без опоры. От рывка Борька навис над ямой и изо всех сил балансировал на её краю. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы из темноты не появилась ещё одна пара рук, втащивших на кирпичный пол сперва Борьку, а потом и Михася.
Темнота подземелья казалась осязаемой. Она то наваливалась, то отступала, словно опасаясь обжечься об огонёк свечи. Михась с трудом перевернулся на бок и, превозмогая противную дрожь в руках, сел. На зубах скрипел песок, но сплюнуть его было нечем - во рту пересохло, словно у заблудившегося в пустыне путника. Рядом с ним пытался подняться Борька. Рукав его рубахи был наполовину оторван, а из большущей ссадины на локте медленно текла кровь. Михась потряс головой, разгоняя звенящую пустоту, и только потом увидел прислонившегося к стене Сахона. Он тоже тяжело дышал и потирал колено.
− Вы чего тут шастаете? - первым нарушил тишину Борька. Дрожащий огонёк свечи придавал его лицу смехотворную строгость и Михась криво усмехнулся.
− Это я у тебя хотел спросить. Задумка-то моя была...
− Твоя, моя... − проворчал Борька. - Забыл, что у нас всё общее?
− Я-то не забыл, а вот ты, по-моему, как-то не слишком торопился делиться.
Борька потупился, а Михась, с трудом поднявшись на ноги, подошёл к Сахону и протянул ему руку.
− Спасибо, − пробормотал он, отводя взгляд. - Ты прости меня... Саша...
Слова давались ему с трудом, но он знал, что сказать их необходимо.
− Нема за что, − тихо ответил Саша и пожал протянутую руку. - Мне самому в пору прощения просить. Это ведь твоя мечта была. Я тут за караульными следил, они много интересного рассказывают... А потом гляжу - вы по очереди в подземелье полезли. Мне тоже интересно стало... Вот...
Михась кивнул, почувствовав облегчение, достал свою свечу и затеплил её от прилепленного к полу огарка. Коридор здесь был не в пример меньше тех, что соединяли бастионы крепости. Михась подобрал осколок кирпича и бросил в яму. Он досчитал до десяти, прежде чем до него донёсся тихий всплеск. Михась тихо присвистнул и посмотрел на Сашу. Теперь этот белобрысый мальчишка в мешковатой одежонке стал ему едва ли не ближе, чем был пропавший в войну старший брат.
− Ну что, куда дальше пойдём?
− Пошли за мной, − тяжело вздохнул Борька, взял у Михася свечу и побрёл дальше по коридору. - Не бойтесь, − сказал он не оглядываясь, − больше волчьих ям здесь нет.
Шагов через сто коридор закончился тупиком, но Борьку это не смутило. Он деловито осмотрелся, затушил свечу и негромко сказал:
− Свет!
Тупик осветился призрачным голубым светом исходившим из небольшого ящика, наполовину заваленного обломками кирпичей.
− Что это? - с опаской спросил Саша.
− Заколдованное сокровище, − делано небрежно предположил Михась и поймал себя на мысли, что только хитрая ухмылка Борьки не даёт ему задать драпака.
− Это моё окошко, − с гордостью сказал Борька и широко улыбнулся. - Идите сюда.
Ребята опасливо приблизились и с удивлением уставились на странное 'окошко'. Оно было больше похоже на застеклённый люк в полу. Сквозь него, вопреки законам природы, была видна залитая ярким солнечным светом поляна, а с другой стороны стекла нарисованы красивые, но непонятные значки. Борька уверенно ткнул пальцем в один из них и пейзаж за окном сменился. Произошло это так быстро, что Михась испуганно отпрянул. Краем глаза он отметил, что Саша тоже дёрнулся, но остался на месте, и заставил себя успокоиться.
Борька с удовольствием наблюдал за реакцией друзей.
− А что, − тихо спросил Саша, − это окошко весь мир показать может?
− Не знаю, − ответил Борька, − я весь мир не видел, сравнивать не с чем. Но картинок оно много показывает.
− Здорово, − прошептал Михась, присаживаясь у 'окошка' на четвереньки.
− Это ещё что! - хвастливо заявил Борька. - Оно ещё и не такое умеет! Смотрите!
Он сел возле Михася и ткнул на значок с изображением двух перекрещенных сабель. Тотчас же пейзаж в окошке закрыла географическая карта, сплошь испещрённая разноцветными геометрическими фигурами и стрелочками. Борька ткнул пальцем куда-то в угол карты, и карта преобразилась: на месте прямоугольников появились красиво нарисованные дома, а в квадратах теперь маршировали крохотные солдатики. Он дотронулся до красного квадрата, и в левом углу карты появился маленький портретик человека в военной форме. Рядом с картинкой начали быстро появляться мелкие буквы, но Борька не дал ребятам прочитать написанное. Он 'подцепил' пальцем квадрат и потянул его к нарисованному городу, над которым колыхался флаг с надписью 'Бобруйск'. Человек на рисунке отдал честь, и солдаты послушно замаршировали к указанной мальчишкой цели.
− Ты что это творишь? - вдруг спросил Саша.
− А чего? - удивлённо спросил Борька.
− Ты что читать не умеешь? Не видишь, что здесь написано?
− Да я по-русски как-то... не очень, − смущённо сказал Борька и потупился. - Не умею я.
− Понятно, − задумчиво протянул Саша. - И давно ты с этим окошком играешь?
− Месяца два...
− Всё сходится, − загадочно проронил Саша.
Михась некоторое время смотрел на друзей, а потом всмотрелся в 'окошко'. Возле портрета было написано: 'Будённый Семён Михайлович. Активно.' Он недоумённо поморгал, и вдруг замер, осенённый догадкой.
− Красные, белые, зелёные, поляки... Ай-да Борька... Это теперь сюда снова красные придут?
− Почему это? - удивлённо набычился Борька.
− Я тебе потом объясню, − отмахнулся Михась. - Скажи лучше, что ещё твоё окошко умеет?
− Ну, не зна-аю, − обиженно протянул Борька и заменил карту изображением поляны. - Вот сюда тыкнешь - картинки показывает. Сюда - чепуховину всякую. А вот сюда - можно...
− Что?
− Ну, можно кого хочешь увидеть.
Саша в нерешительности посмотрел на Борьку, а Михась немного оттеснил его, устроился поудобнее и надавил пальцем на значок в виде глаза. Экран затянула белая туманная пелена, и нежный женский голос тихо прошептал:
− Назовите объект поиска.
− Чесницкий Ефрем Семёнович, − не задумываясь прошептал Михась, и от удивления открыл рот. В его голове зашумело, зазвенело многоголосье людной улицы, и он увидел старшего брата, на которого в прошлом году пришла похоронка. Брат сидел на маленькой тележке, у входа в какой-то дом, и перед ним лежала шапка с горстью медяков. Михась присмотрелся и увидел, что лицо брата было покрыто красными пятнами, а ноги... Штанины были аккуратно подвёрнуты до колен... Вернее до места, где должны были быть колени. Михась хлюпнул носом и, ошеломлённый, отодвинулся от 'окошка'. Он не знал, радоваться тому, что брат жив, или плакать, оттого, что он страшно покалечен. Михась на негнущихся ногах отошёл к стене и привалился к холодному кирпичу, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.
Саша немедленно занял его место и коснулся холодного стекла 'окошка'. Михась шмыгнул носом, вытер глаза краем рукава, и с интересом уставился на своего нового друга. Какое-то время Сашино лицо ничего не выражало. Затем его брови заинтересованно приподнялись, и Саша начал делать руками пассы, как заезжий иллюзионист. На несколько минут он замер, словно что-то разглядывая, затем нахмурился, ещё немного помахал руками и снова застыл, вглядываясь в затянутое густым туманом окошко.
Дальше всё было как в плохом сне: На мгновение Михась отвлёкся, пытаясь достать из ботинка камешек, а когда обернулся увидел, как Борька, ковырявший пальцем кирпичную стену вдруг выпрямился и с выпученными глазами потянул руки к Саше, но тот уже опускал на мутное стекло 'окошка' свой звёздный камень. Раздался неприятный треск, словно кто-то сломал тонкую доску, стекло лопнуло, осыпав Сашу дождём осколков, и тупик заполнился едким дымом.
− Атанде! Бежим! - крикнул Михась и ухватив за рукав Сашу, собиравшегося стукнуть по 'окошку' ещё раз, потащил его к пролому.
Саша попытался вырваться, но Борька, подхватил его под другую руку
Позади них раздался глухой взрыв, коридор озарила короткая вспышка и пол мелко задрожал. В кромешной тьме они чудом миновали 'волчью яму' и выскочили в пролом. Михась трясущимися руками достал запасную свечу, чиркнул спичкой и понял, что теперь пути к 'окошку' больше нет - из пролома донёсся грохот осыпающихся кирпичей, и в коридор вылетело облако красной пыли. Он взглянул на Сашу и сердце его сдавила острая жалость. Более несчастного человека Михась никогда не видел.
Саша сидел, прислонясь спиной к кирпичной кладке и горестно повторял:
− Они убили его, они убили его...
− Кто убил, кого убил? - непонимающе пожал плечами Борька.
− Папу убили! Гады...
− Надо идти, − тихо сказал Михась, − мы слишком много шума наделали.
Ему было жаль 'окошка', ведь оно так и не показало, в каком городе сейчас его брат, но вид убитого горем Саши отодвигал его собственные горести на второй план. Он осторожно взял друга за локоть и повёл к выходу.
После тьмы подземных коридоров крепости, лунный свет, показался им ярким. Михась оставил Борьку вместе с безразлично-грустным Сашей в темноте за поворотом, а сам пошёл в разведку. Дойдя до дверного проёма, он осторожно выглянул наружу и тотчас отпрянул - из-за угла раздался грохот.
'Ботало!' − догадался он и затаился. Снаружи донёсся хриплый крик:
− А ну стой! Стой, стрелять буду!
'Часовой' − подумал Михась.
− Не попадёшь! - ответил знакомый звонкий голос.
− Ланка! - ахнул Михась.
− Стой! − хриплый голос звучал теперь тише. Михась понял, что часовой погнался за Ланкой и усмехнулся - догнать эту девчонку было ой как непросто! Тем более, что с другой стороны раздался другой голос, без сомнения принадлежавший Пашке:
− А ну оставь её!
Михась быстро вернулся в темноту коридора и громко сказал:
− Живо уходим!
Борька рванул с места и потянул за руку совершенно раскисшего Сашу. Михась ухватился за вторую руку и спустя полминуты друзья остановились у выхода. Михась осторожно выглянул, и, увидев убегающего за вал часового кивнул Борьке:
− Пошли!
Они пробежали по полуразвалившемуся мосту и быстро добрались до спуска к Березине. Михась неловко перекрестился левой рукой и остановился, как вкопанный - им навстречу шёл тот самый разводящий, что несколько часов назад жаловался на недосып. За его спиной маячили штыки солдат, загородивших единственный безопасный путь к реке.
Михась оглянулся: дороги назад тоже не было. С той стороны, тяжело опираясь на винтовку, медленно шагал измотанный погоней за Ланкой часовой.
− Врассыпную? - шёпотом спросил Борька.
− Оставьте меня, − сквозь зубы процедил Саша. Он вдруг выпрямился, словно пружина, и освободился от хватки друзей. Он хотел что-то сказать, но вдалеке послышался взрыв, загрохотали винтовочные залпы, застрочил пулемёт.
Разводящий подошёл к ребятам и быстро произнёс:
− А ну, сорванцы, живо по домам, а то родители с ума сойдут.
Он посторонился, и кивнул солдатам. Те расступились, пропуская друзей к лестнице.
− За мной, бегом марш! - крикнул разводящий. - Посмотрим, какого цвета незваные гости!
Михась проводил взглядом убегающий наряд, и на негнущихся ногах пошёл к реке. Заметив у начала лестницы две невысоких тени он совсем не удивился: друзья - на то и друзья, чтобы приходить на помощь в трудную минуту.
− Ой, как хорошо, что вы убежали, − затрещала Ланка, не дождавшись, когда друзья пройдут последние ступени, − а то там стрельба какая-то началась. Интересно, кто на этот раз?
− Красные, − угрюмо ответил Саша. - Других уже не будет.
− Ой, Сахон, − удивлённо спросил Пашка, − чё ты такой кислый?
− Не Сахон, − процедил сквозь зубы Михась, − а Саша. Это во-первых. Во-вторых, отстань от него, у него отца убили. А в-третьих, вы-то что здесь делаете?
− Кто убил? - захлопала ресницами Ланка, проигнорировав 'в-третьих'.
− Красные, − выдохнул Саша и по щекам у него потекли слёзы.
Тишина, изредка прерываемая доносившимися из крепости выстрелами накрыла друзей, словно ватное одеяло. Саша вытер слёзы рукавом и сказал:
− Вот что, ребята. Я скоро уезжаю. Маме письмо пришло из Канады. Её сестра там с мужем уже целый год живёт. Она нас к себе звала. Только мама всё отца ждала... Надеялась...
По его щеке опять прокатилась слеза и он снова стёр её рукавом. Михась посмотрел на него с сожалением. Казалось бы, вот он, друг, а на самом деле его уже как бы и нет. И кто его знает, доведётся ли когда-нибудь встретиться снова.
− Вот что, − повторил Саша, выпрямившись, − я кое-что видел в окошке... Будьте осторожнее с незнакомыми людьми, − после этих слов его лицо заострилось, стало каким-то чужим, взрослым. Да и говорить он стал как-то по-взрослому. − Для некоторых из них ваши слова - товар, приносящий им немалую прибыль... Берл!
− Да, − вздрогнул от неожиданности Борька.
− Поклянись мне, что когда вырастешь, обязательно уедешь отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше от этого города. Хорошо бы в Сибирь... А лучше знаешь что? Давай к нам, в Канаду!
− Ну, клянусь, − потупился Борька.
− Давай без 'ну'.
− Клянусь, − выпрямился Борька.
− А что за окошко? - спросила Ланка.
− Пошли домой, − устало махнул рукой Саша, − по дороге расскажу... Да, и ещё! Миша, прости, что я так. Вот, держи, − он протянул Михасю свой звёздный камень...
--------------------
'...темпорально-корректировочный зонд успешно преодолел все три контрольных отрезка. В каждой контрольной точке зондом проводилась самопроверка. Ошибок и сбоев в работе зонда выявлено не было. Однако в точке выхода произошла кратковременная потеря связи и зонд после запуска самопроверки так и остался в тестовом режиме...
...За небольшой временной интервал зондом была задействована база данных, содержавшая сведения по первой половине ХХ века, включая Вторую Мировую войну...
...Также были подняты дела о репрессированных, и погибших в концлагерях и еврейских гетто...
... Кроме того, зонд самостоятельно проводил небольшие событийные корректировки вне заданного временного периода. Однако, корректировки проводились в пределах заданных допусков, поэтому, вероятность нарушений причинно-следственных цепочек минимальна...
... Через два временных цикла связь с зондом прервалась. Случайное повреждение зонда считаю маловероятным, поскольку разрушение сверхпрочного корпуса, известными в начале ХХ века материалами и сплавами невозможно. Оперативная бригада вызвана, меры предусмотренные параграфом 12.6 предприняты'
Из отчёта заведующего лаборатории темпоральной коррекции.