Не спится женщине - заболела она, и слышится ей, как в саду, что муж посадил, падают на землю груши. Да только сад за четыре версты, добираться туда на попутной машине, но её дочь поехала.
Был полдень, ярко светило солнце и сад замер в ленивой дрёме. Девушка пробиралась сквозь колючий кустарник, не находя тропинок, по которым недавно бегала босиком. Её хлестали стебли серебристой полыни, с хрустом ломались под ногами бледные ёлочки полевого хвоща, а чёрный бурьян настырно спешил навстречу, выставляя напоказ свои колючки, пушистые шарики и зонтики, сеял следом тьму парашютных десантов. И там и сям, среди зелени, виднелись лиловые шары осота, и светились гордо, как фонари. И где-то там, в глубине сада, росла груша. Ох, и сладкие же на ней были грушки! И вдруг посреди этого буйства открылась полянка.
Сквозь лёгкую дымку колосящегося мятлика проглядывали листики земляники, она когда-то росла здесь на грядках. На полянке возвышался домик, похожий на хижину отшельника. Его окружили кольцом колючие заросли с узкими серебристыми листиками. Через плотную молодую поросль к нему было не подобраться, но тёмно-зелёная земляничная тропинка привела девушку прямо к крыльцу. На двери висел замок, и девушка достала ключик. Но замок почему-то не поддавался, он выкручивался как живой. Заколдованный, что ли? - подумала девушка, повернулась, и торопливо пошла прочь.
Впереди алело маленькое сердечко: последняя ягодка! Сладкая и душистая, она чуть горчила, и была похожа на лесную землянику. Девушка привезла для своей мамы из сада груши. Их было мало в корзине, не больше десятка, но мягкая их сладость таяла во рту. Их можно было целовать губами.