"Представьте непредставимое: добро вдруг побеждает зло. Добрый задумается: разве такое возможно, и если - да, то как оное достижимо? Злой недоверчиво усмехнется: а такое бывает? Тот просто перевернется на другой бок" Немес IV
Глава 1. Автора!
"Авторство - вещь сомнительная, и все, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию - так, чтобы сквозь них на бумагу упал солнечный луч" Владимир Пелевин
"Не человек мыслит мифы, но мифы мыслят людьми, более того, взаимно трансформируясь, мифы мыслят друг друга" Умберто Эко
"Кто б ни был ты, зовусь я Маргарита" Шекспир
Под музыку Вивальди, Бизе, Пуччини.
Гелла. Здравствуйте. Раз, два, три... А где четвертый, что был вчера? (загибает пальцы, потом делает хлопок). О-па! Здравия желаю, настоящий полковник (появившемуся за столом Чекисту). Каким важным ты вернулся к нам, как высоко держишь голову!
На самом деле Чекист весьма скован, взгляд затравлен.
Мачо. Мы рады, правда, рады. Как сиделось? Простите.
Чекист. Не дай бог каждому. Собака, отрезающая путь к пропасти... Брр... Холод, мгла, беззвучие, вой пса и Шуберта. Вы снитесь? Скалы не мой приют? Сколько прошло? Годы?
Диссидент (материализуясь, смотрит исподлобья, слегка причмокивает, шея скособочена). Приветствую тебя, родного дома кров... Ты - радость мне, увидевшему свет. Кошмар ушел совместно ведь с луною? Надолго ль? До заката?
Мачо. Ба, Майкоп-броненосец.
Эрудит. Лев Брониславович, есть что вспомнить?
Диссидент. Есть, батенька. Но не буду.
Эрудит. Даже для журнала "Андеграунд"?
Диссидент. Хоть "Гранд", хоть "Перформанс", хоть "Босс", хоть "Элле"... Стопку виски мне, если можно. Горло как в морге спохмела.
Гелла подносит стакан виски со льдом, затем предлагает Чекисту. Тот мрачно мотает головой.
Диссидент (то ли Гелле, то ли появляющейся М.Г. Алтынской). Бонжур, смелая, бонжур, непреклонная, бонжур, нетленная.
Аннушка (постоянно одергивает одежду, смотрит смущенно, часто окидывает глазами себя с ног до головы, пальцы рук собираются в сомкнутый полый цилиндр). Сс-пасибо (в ужасе отклоняется от возникшего за плечом торшера). Это же был сон, правда? Нет?
Эрудит. Как вам будет угодно, мадам. Вы-то созрели для интервью?
Аннушка. Сначала в церковь.
Инженер. Что она имеет в виду?
Поп. Она прозрела.
Мачо. А, может, это про то, как стать мадам?
Поп. Хулите?
Мачо. А вы... у нее уточните.
Поп. Не надо. Все, все обанкротились! Я знал, неверие в божественное провидение рано или поздно делает человека непригодным к нише на общественном поприще.
Внук предка. Мы рады видеть добрую компанию в добром здравии и духовном преображении. Во избежание полемических недоразумений и непарламентарных выводов, громко заявляю: ни одна ваша петиция здесь удовлетворена не будет. Дальнейшее упрямство чревато продлением штрафных санкций (штрафники дружно вздрагивают). Впрочем, вам представится полная свобода альтернативных мер возмездия в отношении устроителей, но за пределами этого особняка.
Мачо (шепотом). А его еще надо покинуть...
Внук предка. Сегодняшнее заседание начнется с обсуждения, может быть, самого запутанного вопроса: какова структура романа, кто же является настоящим автором романа в романе и насколько это удалось осветить авторам сериала?
Эрудит. Все это, в сущности, бесполезно. Любой классический продукт - это партитура прогрессирующей паранойи, где автор - кодировщик отдельно взятого маразма. А рецензент - толкователь авторской шизофрении.
Поп. Булгаковский роман подобен "Наполеону", тому, который торт. В нем масса других пластов - социальных, политических, автобиографических. Это не мои слова. Это изрек отец Андрей Кураев в послесловии к фильму. И он по праву копнул тот слой, в котором является специалистом - религиоведческий. А вот Владимир Бортко больше интересуется "советологическим" срезом романа, чего вовсе не скрывает. По сути, и Кураев, и Бортко разрабатывали тематику этого романа в параллельных пластах. Но оба не раз подчеркивали, что сходятся в главном - нельзя трусить и предавать: "Есть вещи, которые нельзя делать играючи, есть предельная ответственность человека за свои слова и поступки и за свои не-слова и не-поступки".
Внук предка. Полагаю, у нас есть дипломированный специалист по целой "матрешке" таких слоев.
Аннушка. Разрешите мне сперва послушать, а потом резюмировать.
Эрудит. В таком случае, я бы предложил начать это безнадежное дело с логически напрашивающегося: уже заглавие и эпиграф романа вызывают ощущение сильнейших реминисценций с "Фаустом" Гете, и, особенно, в отношении главных героев. Имя Маргариты в заглавии, слова Фауста в эпиграфе. Но дальше начинаются шалости и загадки, ибо данное ожидание оказывается обманутым: герои романа далеко не похожи на героев поэмы Гете. Более того, в структуру романа навязчиво вводится оперный вариант - так сказать, апокриф "Фауста" в преломлении Жоржа Гуно. На это указывал еще Борис Михайлович Гаспаров. В своем дивном опусе "Из наблюдений над мотивной структурой романа" он ясно показал, что основным приемом, определяющим всю смысловую структуру романа, является принцип лейтмотивного построения повествования. Это когда мотив, раз возникнув, повторяется впоследствии множество раз, выступая при этом всякий раз в новом варианте, новых очертаниях, во все новых сочетаниях с иными мотивами...
Чекист. Место! Не умничать. А то будет приют-то!
Диссидент. Эка!
Эрудит. Если позволите, я продолжу. За рубежом опубликовано не меньше ста исследований, посвященных "М и М". Об отечественном круге остается лишь догадываться. Но тезисно осветить ведущие взгляды придется. Наш булгаковед Звезданов утверждает, что на протяжении всего творчества Булгаков писал одну книгу - "Книгу своей жизни". Но книга эта - не только гениальное творение русского духа, одновременно это и завершенная художественная картина мира. По убеждению Звезданова, роман вместил огромную часть культурно-исторической, мифологической и философской памяти всего человечества. В нем "в странном сожительстве" соседствует античная мениппея, средневековая мистерия и модернистский гротеск. Христианское повествование разворачивается на фоне драматической современности, а фольклорно-демонологическая традиция подкрепляется древней масонской легендой о Великом Мастере.
Мачо. Насколько я понимаю, столь обстоятельное знание структуры романа и научных теорий, подкреплено вышедшим года два назад обобщающим трудом Ирины Галинской "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях". Там есть уместный очерк о возможном воздействии на структуру книги теории мнимостей, разработанной отечественным любомудром Павлом Флоренским.
ВС. В "Мнимостях в геометрии" Флоренский по-новому освещает и обосновывает "Дантово миропредставление, которое наиболее законченно выкристаллизовалось в "Божественной Комедии"... Открытие же Флоренского состоит в доказательстве того, что Данте символическим образом выразил чрезвычайно важную мысль о природе и о неэвклидовом пространстве...
О том, что теория П.А. Флоренского "эстетически привлекательна", в 1978 г. писали Брюс Бити и Филис Пауэлл. Спустя несколько лет Дж. Кертис уже утверждает, что Булгаков "вдохновился книгой Флоренского для создания общей концепции "Мастера и Маргариты". Э. Барретт также признает, что прочтение "Божественной Комедии" П.А. Флоренским имело "зародышевое" влияние на метафизическую концепцию последнего булгаковского романа.
Два мира "Мастера и Маргариты" - земной и космический - предлагают схему, считает исследователь, весьма схожую с той, которую очертил Флоренский. Однако тут же добавляет, что читатель, обратившийся к книге Флоренского за прямыми ответами на те сложные вопросы, которые заключены в эпилоге булгаковского романа, "должен приготовиться к разочарованию"...
Впрочем, возможен, по мнению исследователя, и "срединный подход", т.е. нахождение основного связующего звена между двумя повествовательными рядами, каковым считается параллель "Воланд - Иешуа", а точнее - появление в каждом из повествований "таинственного незнакомца" из иного мира и его столкновение с представителями мира земного. Загадочная связь между Воландом и Иешуа, в свою очередь, сопоставляется с центральными фигурами христианства - Иисусом и сатаной.
Прежде всего, Э. Баррет стремится ответить на вопрос, кто же такой Воланд в романе - "иностранный профессор", Мефистофель, дьявол или "инструмент возмездия", одновременно являющийся "пятым евангелистом". Отвергая затем каждый из вышеназванных вариантов, исследователь заявляет, что ... Воланд не является сатаной из Откровения св. Иоанна". Действия Воланда в "Мастере и Маргарите" показывают, что речь идет о "гностическом вестнике", т.е., согласно учению гностиков, о сверхъестественном существе, периодически появляющемся на Земле с посланием, которое обещает (если будет верно расшифровано) "возможность божественного просветления".
"Роман в романе" имеет трехчастную структуру - рассказ Воланда (гл.2), сон Бездомного (гл.16) и роман Мастера (гл.25, 26). Однако эти три компонента идентичны "продукту единого нарративного акта - роману Мастера". Если рассмотреть каждую из трех частей "романа в романе" в отдельности, окажется, что речь в них идет о трусости Пилата, об агонизирующем бессилии Левия Матвея и, наконец, о сомнительном выполнении Афранием своего долга. В жанровом смысле мы здесь имеем дело с "трагической драмой" (гл.2), с насыщенной черным юмором трагикомедией (гл.16) и с "неразрешенной двусмысленностью" (гл.25, 26). - И.Л. Галинская "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях".
Чекист. Голова гудит, до чего мудрено.
Мачо. Не все, что умно звучит, умом подкрепляется. Есть и более экзотические версии происхождения Воланда и его веселой свиты. Например, если верить той же Галинской некто Д. Дж. Б. Пайпер конструирует триаду, включая в нее и жену писателя, Е.С.Булгакову. Трио "Мастер - Маргарита - Воланд", полагает он, читается как "Булгаков - Елена Сергеевна - Сталин". Свита же Воланда критиком ассоциируется с приспешниками Сталина: Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем. Каково?! Удел Семплеярова и Бенгальского, так вообще повторяет судьбу Зиновьева и Енукидзе, а появление Степы Лиходеева в Ялте есть не что иное, как ссылка Троцкого в Алма-Ату. Канадец Ричард У.Ф.Поуп счел эту попытку Пайпера увязать героев романа с реальными людьми "иногда убедительной, но часто фривольной", хотя сам склонен отождествлять жандармерию Афрания с секретной службой Сталина конца 20-х - начала 30-х годов. Для американки Элен Н.Малоу, сообщает Галинская, роман "Мастер и Маргарита" - широкомасштабная аллегория. Здесь Маргарита являет собою образ царской России, мастер воплощает традиции русской интеллигенции. Фрида олицетворяет предреволюционный русский пролетариат; Пилат репрезентует идею диктатуры пролетариата. Иешуа - одновременно и пролетариат, и "человек" вообще. Левий Матвей, до встречи с Иешуа, не что иное, как дореволюционная русская социо-экономическая система капитализма, а после своего обращения первый евангелист воплощает всю историю СССР.
Мачо. Реникса...
Чекист. Да, нет. Чепуха это.
Поп. Извините, это все неуклюжие и даже неостроумные попытки притушевать суть. А суть предельно четко выложил дьякон Кураев: "Иешуа - это артефакт, созданный в сотрудничестве Воланда с мастером".
Инженер. Ну, вот, опять Воланд! Снова мы говорим про Воланда, не как бы придуманного, романного, а - живого, реального и серьезного деятеля. И сие из уст священника! Что ж, давайте раскатаем весь коврик. Что выходит? А то, что и сам мастер - это уже артефакт (вторичный продукт) сотрудничества Воланда с Бездомным, первых по счету появления героев, кроме убывшего Берлиоза. А Бездомный, в свой черед, - артефакт сотрудничества (контракта) Воланда с самим Булгаковым. Но поскольку реального Воланда все-таки нет (покажите его вот тут, в зале), то - это уже творческий контракт Булгакова с собственным наваждением. А чисто физически наваждения у людей случаются от психического расстройства. Но бывают интеллектуальные наваждения. Эти - от дисбаланса, с одной стороны, человеческого, мировоззренчески осознанного выбора, и, с другой, - нечеловеческого, бесовского, бессознательного.
Чекист. Апорт. Беру слово. Я не читал книг церковного литератора Кураева, но знаком с выдержками из его интервью по телевизору. По Кураеву, роман надиктован Мастеру Воландом и является, таким макаром, "Евангелием от Сатаны". Я не приемлю разговоры, что булгаковская книга - "Евангелие от Сатаны".
Инженер. Но пасаран. Я не сомневаюсь, что антропоморфный сатана - детище фольклора. Но для Булгакова, чье повествование соткано из серии наваждений и миражей, Воланд - то самое порождение Разума. Помните: "Сон разума рождает чудовищ". Воланд - верховный из таких монстров, возникающих только, заметьте, в сфере разума. В животном мире нет ни сатаны, ни сатанизма. Сытый зверь не тронет меньшую тварь. Заразное бешенство (водобоязнь) - не в счет, оно лишь нивелирует разницу между человеком и животным. Сатанизм - это разновидность социально-интеллектуального бешенства с клиническим перепадами: мания величия - одержимость - безумие. И про "Евангелие от Сатаны" можно будет всерьез говорить лишь тогда, когда людям предъявят, то есть официально включат в Новый завет, "Евангелие от Иисуса", то есть от Бога. Только тогда можно вести разговор о возможности не слепой веры в них, а сопоставления любых Евангелий ("канонических" и "апокрифических") в качестве равноценных источников. И чтоб все шло без нажима церковных иерархов и ими слепленного "общественного мнения" - чтоб люди сами сравнили и увидели, в каком евангелии больше боговдохновенного, а в каком - "сатанинского". Выборочность Евангелий - "канонических" и "апокрифических" - сама по себе свидетельствует о произволе в подходе, хотя все они равно утверждают, что написаны "со слов" Иисуса. То есть - языком, как Иешуа (и с ним Булгакова), так и любого здравомыслящего человека, понимающего разницу между: 1) произнесенным перед тобою, 2) услышанным от кого-то, 3) записанным с чужих слов, да еще 4) по прошествии времени. "И все из-за того, что он неверно записывает за мной... Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил" (Иешуа про Л. Матвея)...
Поп. Вам, наверное, просто рано рассуждать о таких материях. Ибо даже юный австрияк был мудрее, сказав про таких, как вы: "Человек не может внутренне погибнуть ни от чего иного, кроме недостатка религии".
Инженер. Более зрелый немец противопоставил: "Религия должна чувствоваться, должна быть в чувстве, иначе это не религия; вера не может быть без чувства, иначе это не развитие". Думаю, что это уже на ваш счет.
ВС. Содержание веры считается не только безусловной, но и исключающей все остальное истиной. Христианин не говорит: это мой путь, а говорит: это - путь, и повторяет слова Христа, Сына Божьего и Бога: Я есмь путь, истина и жизнь. Верующему христианину разрешается применять к себе слова: Вы соль земли, вы свет мира.
На это можно возразить следующее: Если Бог видит в людях своих детей, то, казалось бы, дети его - все люди, а не только некоторые из них или один, единственный из них. Утверждение, что только того, кто верует в Христа, ждет вечная жизнь, неубедительно. Ибо мы видим людей высокого благородства и чистой души также вне христианства; абсурдно было бы предполагать, что их ждет гибель, особенно если сравнить их с теми, чьи достоинства сомнительны и кто едва ли заслуживает любви среди, в самом деле, величайших деятелей в истории христианства. Внутреннее обращение человека, переход от своеволия к величайшей жертвенности происходили не только в христианстве. - Карл Ясперс "Философская вера".
Инженер. Спасибо за информподдержку. Скажите, любезный отче, как можно считать Библию серьезным источником, если там вся история сотворения мира укладывается в 7 дней и последующие 6 тысячелеток? Да, сейчас богословы склонны объяснять всю эту несообразность издержками эзотерической упаковки (все, мол, было символически закодировано), да вот Гусу, Галилею, Бруно и миллионам "еретиков и ведьм" эти издержки обошлись дороговато. А еще в придачу столь серьезный источник отчего-то молчит про динозавров. Кто, в самом деле, извел динозавров? Снова Воланд? Чем же ему дракончики-то помешали? И если древний период человечества так хитро закодирован, то с какой стати настаивать на конкретике и буквализме тех блоков Писания, которые христианским иерархам выгодно признать исторически достоверными и точными, в особенности, при конъюнктурном цитировании? Если информация о шести днях творения - зашифрованная легенда, то почему другие библейские события - летописная правда? Настаиваю, сама постановка вопроса о написании очередного Евангелия (теперь якобы от Сатаны) вульгаризирует сам вопрос о Боге. Ибо придуманность материального Сатаны, персонификация инфернального сверхзлодея, низводит на его же доску Бога - Сверхидею, Абсолют, Вселенский Разум, Вседержителя. Спор о Евангелии Сатаны лишний раз отчеркивает аналогичную сомнительность существующих евангелий. Понимаете, все евангелия различаются текстуально, при этом ни одно не дает стопроцентной правды о реальности событий на Голгофе, воскресения и тем более об учении Христа, изложенном в этих евангелиях. Признание Евангелия от Сатаны означает признание сомнительности всех евангелий и, во-первых, сомнительность существования ими преподносимого антропоморфного Бога, а во-вторых, как минимум, равновеликости его шансов претендовать на бытие - таким же шансам Сатаны!
Диссидент. Ваш Кураев, помнится, камлал по ящику: "Плохо кончается роман. Беспросветно". Но шепчет, шепчет в предсмертном бреду Булгаков: "Чтобы знали... чтобы знали..." А для чего знать? Неужели лишь для того, чтобы убедиться в беспросветности и бессмысленности жизни? Нет, Булгаков знал про свой роман и нечто иное. И это иное - то светлое, освобождающее и весёлое чувство, которое испытало множество людей, когда к ним пришла эта книга. А это доказывает только то, что только художник, его интуиция, его гений - истинные властители создаваемого им мира. И ни в чьей больше воле изменить его законы и суть. Вот так считают российские интеллектуалы!
Мачо. А западные - отнюдь. В том числе по поводу Писаний.
ВС. Для мусульман Коран (также именуемый "Книга", "Аль Китаб") - это не просто творение Бога, как человеческие души или вселенная; это один из атрибутов Бога, вроде Его вечности или Его гнева...
Евреи в экстравагантности превзошли мусульман. В первой главе их Библии находится знаменитое изречение: "И сказал Бог: да будет свет; и стал свет"; каббалисты полагали, что сила веления Господа исходила из букв в словах. В трактате "Сефер Йецира" ("Книга Творения"), написанном в Сирии или в Палестине около VI века, говорится, что Иегова Сил, Бог Израиля и всемогущий Бог, сотворил мир с помощью основных чисел от одного до десяти и с помощью двадцати двух букв алфавита. Что числа - суть орудия или элементы Творения, это догмат Пифагора и Ямвлиха; но что буквы играют ту же роль, это ясное свидетельство нового культа письма. Второй абзац второй главы гласит: "Двадцать две основные буквы: Бог их нарисовал, высек в камне, соединил, взвесил, переставил и создал из них все, что есть, и все, что будет". Затем сообщается, какая буква повелевает воздухом, какая водой, и какая огнем, и какая мудростью, и какая примирением, и какая благодатью, и какая сном, и какая гневом, и как (например) буква "каф", повелевающая жизнью, послужила для сотворения солнца в мире, среды - в году и левого уха в теле.
Но христиане пошли еще дальше. Идея, что Бог написал книгу, побудила их вообразить, что он написал две книги, одна из которых - Вселенная. В начале XVII века Френсис Бэкон заявил, что Бог, дабы мы избежали заблуждений, дает нам две книги: первая - это свиток Писания, открывающий нам его волю; вторая - свиток творений, открывающий нам его могущество, и вторая представляет собою ключ к первой. Бэкон имел в виду нечто гораздо большее, чем яркая метафора: он полагал, что мир можно свести к основным формам (температура, плотность, вес, цвет). - Хорхе Луис Борхес "О культе книг".
Эрудит. А я снова и снова буду обращаться к изумительному интеллектуалу Вадиму Рудневу. При помощи Бориса Гаспарова и соотнесения таких ассоциативных рядов-мотивов, как: Иван Бездомный - Демьян Бедный - Андрей Безыменский - Иванушка-дурачок - евангелист Иоанн, он выстраивает многослойный полифонизм булгаковского романа-мифа, его соотнесенность на равных правах с действительностью булгаковского времени, с традицией русской литературы и музыкальной европейской традицией. По Гаспарову, "Мастер и Маргарита" - это роман-пассион. От латинского раssioоnis - страдания, страсти; так назывались музыкально-драматические действа в лютеранской традиции, повествующие о евангельских событиях, начиная с пленения Христа и кончая его смертью. В работе Гаспарова имеются в виду баховские "Страсти по Матфею" и "Страсти по Иоанну". Гаспаровское изыскание о "Мастере и Маргарите" было литературоведческим шедевром, которым зачитывались до дыр и который обсуждали чуть ли не на каждой улице маленького студенческого городка Тарту - исторической родины отечественного структурализма. Так пишет Руднев, и это образец бережного, трогательного отношения к традициям выдающихся отечественных структуралистов, лингвистов.
Мачо. Должен сказать, что Вадим Руднев не раз преподносил образцы хрестоматийно трепетного пиетета по отношению к корифеям: "Мне много раз доводилось думать, что, если бы я родился на 20 лет раньше, я бы тоже участвовал в этих Летних школах. Но я приехал учиться в Тарту в 1975 году. И хотя человек с усами (это он так про Юрия Михайловича Лотмана) вовсю продолжал читать свои удивительные лекции, той атмосферы, которую краем глаза и уха застал мой отец, уже не было. И я не знаю, в том ли дело, что к тому времени уже давно советские танки прошлись по Чехословакии и Лотман слыл диссидентом, с гордостью рассказывая, что у него проводили обыск. Он, конечно, не был никаким диссидентом. Он был типичным "внутренним эмигрантом", то есть человеком, живущим своей внутренней жизнью и исповедовавшим доктрину невмешательства в дела своей страны. Как мне рассказывал другой лидер тартуской семиотики (или уже скорее "постсемиотики") Борис Михайлович Гаспаров, позиция, которую занимали Лотман и его окружение по отношению к "большевикам", была следующей. Большевики - не люди. Поэтому к ним невозможно относиться с человеческими мерками. Поэтому отчасти разрешался конформизм, если он был санкционирован на элитарном структуралистском вече. Характерна такая история. Когда в 1970-м году праздновалось 100-летие со дня рождения Ленина, его было необходимо как-то отметить. Лотман и его жена Зара Григорьевна Минц покряхтели и написали по статье в "Труды по русской и славянской филологии", что-то типа "Ленин и проблемы языка". Что-то в таком духе". За подробностями прошу по адресу: Вадим Руднев "Заметки о структурализме 1960-х годов".
Чекист. Хрен по кочерыжке!
Внук предка. Не будем отвлекаться. У вас есть теория по существу?
Мачо. Думается, кое-кому будет небезынтересна, при всей ее экстравагантности, версия о "подлинном авторе романа" от БББ - уже не раз цитировавшихся барнаульских булгаковедов Бузиновских. Вот квинтэссенция их построения. Ласточка, влетев в колоннаду, означает освобождение. Пилату обещали именно это - свободу. Но он не осознал того сразу, а понял лишь что-то там про бессмертие: "Пришло бессмертие" - с тоскою думает он перед объявлением приговора. Бузиновские утверждают, что пилатово истинное "Я", кочуя из жизни в жизнь, себя забыло. Пилат оставлен автором спящим и наблюдающим вереницу сновидений, после которых пробуждается уже... Иваном Николаевичем Поныревым, профессором! По мнению Бузиновских, все события романа снятся двум персонажам из эпилога - профессору и его жене. И то, что видится больному профессору в эпилоге, перемещается в начало первой главы! То есть Понырев видит себя во сне сперва поэтом Бездомным, ну и так далее - цепочка известна. Именно по этой причине он, профессор, подробно, как в телетрансляции, видит весь допрос Иешуа. Все повествование - как бы сон во сне. Реальные моменты - всего лишь уколы морфия, перемежающие его грезы. Бузиновские вводят термин: матрешка снов. В заключительной главе сновидец даже будто бы раздваивается: помирает в палате ? 118 и в то же время навещает 117-ю палату Ивана Бездомного - себя же! Но из предыдущего сна. По догадке Бузиновских, в палате номер 116-й должен обитать уже сам профессор Понырев - тот, который из эпилога. Тот, коему привиделся ночной небритый гость. И в каменном кресле девятнадцать веков сидит он же, и себя же, в конце концов, освобождает из этого скального мешка, на чем и финиширует книга о Пилате, 5-ом прокураторе Иудеи. Для Пилата античного даже отыскали свою Маргариту. Если верить некоторым источникам, благоверную реального наместника звали Клавдией. Извольте ж: в ранних редакциях романа мелькает некая Клодина, чье имя и пытается напомнить Маргарите коньячный толстяк без штанов, в котором Бузиновские признают... Бегемота, ибо: "Штаны коту не полагаются, мессир!" - заявляет Кот, а позднее погружается в коньячный водоем! Наконец, ставят точку авторы версии: разве в 24-й главе сам мессир не вопрошает мастера: "А ваш роман, Пилат?" То есть они подсказывают нам, это никакое не перечисление: "роман, Пилат", а обращение к прокуратору насчет его книги! Поэтому признание Марго ребенку в доме Драмлита "Я тебе снюсь", - они выносят в смысловой девиз романа. "Все, что происходит в книге - плод сна одного человека". (О. и С. Бузиновские "Тайна Воланда").
Эрудит. Я так думаю, господа из Барнаула, а может и не из Барнаула, просто тешатся. Я пролистал на сон грядущий их увесистую книгуленцию и обнаружил еще более "убедительные" страницы...
Чекист. Ав-ав...
Эрудит. Вау, вау? Вы согласны?
Мачо. Синдром ночевки с Банга, собачкой Пилата.
Инженер. А я бы на коллегиальных правах выдвинул версию Альфреда Баркова, который настаивает, что роман написан в форме миниппеи.
Чекист. Лежать! Извините. Что за "меньше пей"?
Инженер. Определение дает сам автор идеи. Мениппея - не только безграничный художественный объем, но и наиболее достоверный источник информации, шокирующей для историков литературы: о личности автора, его воззрениях, истинном характере отношений с окружающими. То есть, о том, что должно составлять основной предмет деятельности литературоведов... Мы даже не подозреваем, говорит Барков, что повествование ведется вовсе не Шекспиром, Пушкиным или Булгаковым; что эти писатели как бы добровольно передали свое перо персонажам своих произведений - объектам сатиры, своим антагонистам, которые как "авторы" просто вводят нас в заблуждение. При этом внутренняя структура произведений резко усложняется. Однако касательно "М и М" Барков заключает: в данном случае о зашифровке не может быть и речи. В процессе зашифровки и расшифровки круг участников заранее строго определен, ими принимается максимум мер для предотвращения несанкционированного доступа к содержанию информации. Здесь же наоборот: предполагается прочтение скрытого смысла широким кругом читателей; то есть речь может идти не о зашифровке, а об элементарном кодировании, пример которого дал сам Булгаков в "Театральном романе", где под названием пьесы Максудова "Черный снег" явно подразумевается булгаковская "Белая гвардия". Следовательно, задача сводится к вскрытию системы такого кодирования, то есть, к выявлению примененного Булгаковым алгоритма. Барков демонстрирует обширный арсенал Булгаковских приемов. Следуя традиции Достоевского, в "Мастере и Маргарите" он широко использовал композиционный прием, описанный Бахтиным как феномен "полифонизма", пишет Барков. Во-первых, рассказчик-персонаж, как правило, действующий скрыто, в общем-то, правдиво излагает элементы фабулы. Однако в силу своей предвзятости он делает это таким образом, чтобы вызвать у читателя неверное представление о характере происходящих событий. То есть, он формирует в нашем сознании искаженное представление как об этическом наполнении (композиции) создаваемых им образов, так и о "реальных событиях". Именно поэтому мы начинаем верить в "верную, вечную любовь", которой в романе Булгакова нет и в помине; вопреки опыту истории русской литературы воспринимать понятие "мастер" в позитивном плане; считать, что "Белая гвардия" является панегириком в адрес Красных, а "Кабала святош" - хулой в адрес церковников... При чтении этого романа для внимательного читателя не составляет особого труда сопоставить стиль речи "правдивого повествователя" с речью персонажей сказа и сделать однозначный вывод, что рассказчиком-пересмешником является не кто иной, как Коровьев-Фагот - со всеми вытекающими последствиями для пересмотра бытующей концепции восприятия содержания всего романа. Смысловое ядро барковской новации в том, что Фагот-Коровьев - рассказчик романа, "соавтор" Булгакова, центральный персонаж. То есть, описание всех событий подается с его позиции. Коровьев затушевывает перед читателем истинную подоплеку описываемых им событий, но такие персонажи всегда "проговариваются" - невольно или умышленно. Вот Коровьев описывает сцену отравления вином возлюбленных и сообщает, что только превратившись в труп, Маргарита избавляется, наконец, от постоянного хищного оскала, что ее лицо светлеет только в мертвом состоянии. Теперь становится понятным, что с поцелуями к лицу Мастера приближалось ужасное лицо ведьмы с хищным оскалом, и что именно этим объясняется его сдержанная реакция на такие ласки. Но это обстоятельство требует переосмысления содержания всех предыдущих сцен, а это неизбежно ведет к разрушению установившегося стереотипа в отношении трактовки содержания романа. Как можно видеть, главным героем мениппеи всегда является ее рассказчик, существование которого мы чаще всего даже не замечаем, не говоря уже о той решающей композиционной роли, которую играет его образ.
Диссидент. Мягко говоря, спорно.
Внук предка. Неужели Морена Гренадовна так и не выдаст своего емкого резюме?
Аннушка. Ну, если общество так ждет и просит... Мне остается разве что повторить слова литературоведа И. Сухих: закатный роман Булгакова стал сразу всем - мифом, мистерией, новым евангельским апокрифом, московской легендой, сатирическим обозрением, историей любви, романом воспитания, философской притчей, метароманом.
Чекист. Фу!
Глава проекта. Все это версии книжные и, главное, чужие. А в стенах нашей аудитории что-нибудь свое родится, в конце-то концов?
Мачо. Разрешите мне. В конце концов, у нас хоть не Барнаул, но и не аул. Итак, смею со всей ответственностью заявить, что согласно вот только здесь и сейчас посетившей меня идее, в романе есть один, всего один персонаж.
Эрудит. Как?
Диссидент. Этим нас уже баловали в Барнауле - "бездомный бред", если коротко.
Мачо. Тогда попрошу назвать хотя бы одного романного персонажа, возникающего вдруг ниоткуда, не имеющего никакой связи с другими, до того и в тот момент действующими. Персонажа, для которого их мир, тем более в тот реальный момент, просто не существует.
Поп. Низа... Проша-невидимка... Хм...
Чекист. Бергафт? Ав, это из фильма.
Аннушка. Аннушка Чума... Нет, она вполне композиционно прописана.
Мачо. Все не то. Теперь внимание! Вспомните несчастную мучащуюся женщину, живущую с нелюбимым, но богатым и влиятельным мужем в готическом особняке. Конкретно она является однажды - в миг своей смерти. Так вот я смею утверждать, что это именно ее от скуки и тоски посещают романические видения о неземной любви, которой на Земле быть не может. Эти видения медленно, но жестоко переходят в мистические наваждения с наплывами демонизма. "Готической женщине", Маргарите Николаевне, снится многоплановый роман с кучей действующих и бездействующих лиц.
В этом романе она становится даже отчаянной Маргаритой, жемчужной наследницей французских монархов из династии Валуа то ли 16, то ли даже 15 веков. А как иначе? В готическом особняке что еще может присниться русской интеллигентке, если даже Лев Толстой молодой Наденьке Крупской советовал, для самообразования или же от скуки, переводить на русский роман об Эдмоне Дантесе Дюма-старшего - любимого автора Карла Маркса и почти всех русских классиков? Что еще приснится жирующей бездельнице в готическом (а пусть и не готическом) особняке? Меровинги, Капетинги, Валуа, Бурбоны! А как иначе? Тут такая мистика! Почему именно Валуа? Только ль из любви к Дюма и его трилогии о Генрихе Наваррском? Вряд ли. Штука будет посложнее. Короли из династии Валуа сменили Капетингов, проклятых тамплиерами - создателями того самого стиля "готика". Гроссмейстер ордена Храмовников Жак (Иаков) де Моле, сгорая на кресте, проклял своих палачей - славнейшего из Валуа Филиппа IV Красивого, а с ним и папу Климента V. А 260 лет спустя уже Маргарита Валуа (по маме Медичи), вышедшая замуж за Генриха IV, который уже из Бурбонов, заимела любовника де Ла Моля, коему из-за ее интриг отрубили голову. В итоге, на ней, Марго, даже еще раньше - на братцах ее Франциске II, Карле IX и Анри Ш - прервалась династия Валуа. Трон достался Бурбонам: Париж стоит мессы! Вот какую дремучую смесь монархических уз, козней и интриг насочиняла себе Маргарита Николаевна Валуевская, а, может быть, Шильонская в своем московском особнячке.
Но, как известно, сила слова материализуется. И вот, поди-ка, ее воображение, ее энергетика, ее аура, ее импульсы, ее токи, ее эгрегор порождают и оживляют одно за другим: фантазии и персонажей, а те, на новом витке, поражают и пожирают сознание своей хозяйки и родительницы. И приходит миг, когда созданный в ее воображении Азазелло убивает мамочку изнутри - уже как бы существуя внешне и параллельно, вполне в духе мистики и фэнтези. После этого акта, совершенного выдуманным Азазелло, порожденные ею же романный мастер и Маргарита обретают новую реальность - небытие или инобытие. Ведь, припомните, только Маргарита Николаевна в особняке конкретно умирает после полета Азазелло к ней из сна в реальность.
Более в романе не действует никто. Даже мастер, ибо никого не было изначально за исключением Марго! Ибо все органично и стройно действуют в завязанной программной симфонии. По цепочке, по нотам, по последовательно выписанной партитуре: Бездомный, Берлиоз, Воланд, пилатовско-иешуанская галерея из внушения Воланда, Коровьев, трамвай, Кот, "Дом Грибоедова", Лиходеев, Босой, Марго, Могарыч и т.д. Они все логически друг из друга вырастают. И вдруг, в самом конце, одновременно с озорничающей и даже отравляющейся Марго, всего на какие-то несколько строк, выбивающихся из общего лихого строя, врывается, вторгается мрачная женщина - абсолютно вне канвы, органики и гармонии. Врывается только затем, чтобы реально умереть, после чего действие логически возвращается в прежний привычный мир, где все опять действуют согласно композиционной стихии, где отравленные воскресают в иномире - в общем, все продолжают логику заданных с первых слов романа событий. А самая инфернальная, сбивающая весь ритм (она жива и не выдумана в выдуманном мире) женщина умирает, и роман катит своим чередом. Ибо автор роману вовсе не нужен, он все время был не нужен, а в секунду появления все совершенно портил, комкал!
Инженер. Доходчиво. В самом деле, для нас, читателей - потусторонних сил романа эта самая женщина (Маргарита Николаевна из особняка) - своя, но она же - лишняя, иносветная для романных героев. Мы уже знаем всех, в том числе красивую и озорную Маргариту. До этой страницы мы не знаем лишь мрачную, ждущую мужа женщину, которая явилась на миг, чтоб умереть, то есть покинуть мир романа, вернувшись в наше Зазеркалье - читательское. Выбывший из мира романа попадает в мир читателя и, стало быть, он - единственный, кто это мог бы рассказать читателю. Для героев романа, она, вот парадокс, самая инфернальная, чуждая, поскольку реальная. Более нет такого героя, странного и загадочного в, казалось бы, абсолютной простоте и лаконичности преподнесения его облика, появления и ухода.
Мачо. Вы подхватили мысль и развили. Благодарю. Эта женщина из особняка и есть создатель всего, убитый выпущенным из-под контроля миром собственного подсознания. Именно с нею заканчивается и жизнь, в том числе главных героев романа, уходящих в мир теней. Все герои отныне - оборотни и демоны, мертвыми становятся даже птицы, угодившие под свист рыцарей тьмы. И только демонический дублер умершей Маргариты Николаевны, словно записной портретист, метит ею выдуманных персонажей.
Эрудит. Кстати да, портреты преобразившейся свиты Воланда и даже мастера дает именно Маргарита! Она их видит, через ее зрение передается их обличье, а не наоборот!
Аннушка. А как же Наташа, которую зовет умирающая женщина в особняке?
Мачо. Она зовет реальную Наташу, служанку, которая по действию романа появляется только в нафантазированном ее хозяйкой гриме. Обратите внимание, Маргарита Николаевна, умирая, вполне логично забывает, что она сама вне владений сновидений и грез может быть ведьмой на швабре. У нее не закрадывается мысли, что ее Наташа в жизни может быть голой ведьмой на борове из снов, - умирающая воспринимает мир в тот момент буквально и реально. И реальная Наташа, видимо, тоже никогда ведьмой не становилась и в те минуты была где-то, но как вполне реальная женщина, а не улетевшая несколько дней назад ведьма!
Эрудит. Прелестно, особенно в свете того, кого она зовет. Напомнить? Наташа из сна выбрала господина Жака - отравителя! Тончайший намек с оттенком скрытого фрейдизма!
Поп. Ей богу, сон разума рождает чудовищ, и тогда чудовища изменяют разум, а разум убивает тело владельца. В конце концов, Маргарита Николаевна вне сна могла даже не помнить ничего из этих тягостных видений, оттого-то и была мрачна и устала!
Внук предка. Здорово вы все примерились к этому виражу. Резюмирую: живая Маргарита Николаевна вообще в этот момент далека от мира своих героев. Похоже, они - плод ее второго "я", но не первого. То есть они - из копилки подсознания. И осознанно, адекватно она их не видит и не чует, даже не помнит. А главное: мастера тоже никак не занимает та реальная женщина, принимающая смерть ради его "Марго" и ради его посмертия, инобытия. Он также про эту мрачную женщину как бы ничего не знает, не догадывается о смерти той Маргариты. Она из другого мира, ему неведомого - внешнего. А он - из внутреннего ее мира, ей известного, но не вспоминаемого, из ее внутреннего мира. Наконец, отравленная и тотчас воскрешаемая Марго, по ходу, ничего о мрачной "себе" в особняке и в тот момент не знает, не подозревает даже. Марго, мастер, все они "живут" придуманной жизнью придуманной героини.
Глава проекта. Подозреваю, даже Булгаков вряд ли подозревал о столь усложненной интерпретации недоработанной концовки его "вещицы".
Мачо. Как бы там ни было, Маргарита Николаевна, сочинив своих типов во сне, ярко представляя каждую деталь этих событий, лишена литературного дара. Оттого и просит все помнить сочиненного, угаданного ею мастера, более любимого как сочинитель и хранитель романа в голове! Это она, демиург всего в мире своего воображения, инспирирует и вдохновляет мастера, толкая его под арест и суя в дурдом, она надевает на него сшитую нитями фантазии шапочку, где буквой "м" - мой, мое. Все ради романа, который смогла представить, но который не можешь вынести из сна, чтобы перенести на бумагу. Кому из творцов незнакомо это жуткое чувство разочарования, когда увиденный во сне совершенный, отшлифованный и органично скомпонованный шедевр по пробуждении оставляет в памяти лишь смутные и бессвязные миражи? В кошмаре пробуждения и забытья романа и живет Маргарита Николаевна. В романе ведь - всё, в том числе невиданная любовь. Но роман - там, в подсознании, а там возможно всё, и даже эта Любовь, как одна из граней памяти, остающихся, увы, за гранью яви. И когда в измененной ее героями фантазии роман отступает на второй план - мастер от него отказался! - герои начинают непредсказуемую и неуправляемую для создателя жизнь... Тогда Маргарита Николаевна умирает.
Инженер. Вот так подсознание, помнящее все, завладевает склеротическим сознанием и убивает, чтобы существовать самостоятельно, выпуская на свет божий всех демонов и даже фрейдиков. Фрейдикам узко и тесно в скорлупке подсознания, откуда они никогда не выпускались. А уж коли вырвались, то берегись: они обращаются в алчный и раздувающийся эгрегор - то есть в способность персонажей и фантазий к существованию, каковым и живут по смерти своих авторов все мифические, литературные герои, а иногда и психиатрические бредни. Для того же понадобилось умертвить живого Христа, который мешал создавать легенду и так же отличался от Христа из созданной позднее легенды, как романически яркая, ослепительная Марго-ведьма - от мрачной, блеклой женщины в особняке, абсолютно невыразительной в художественном отношении.
Диссидент. А кто же действует и повествует после смерти единственного, если послушать вас, автора?
Мачо. Материализовавшиеся персонажи - эти Големы и Франкенштейны ее оживленной Галатеи. Была еще одна великая героиня, которая нафантазировала очень многое и потом долгие годы прозябала в готическом карцере, смакуя то ли придуманное, то ли реальное, то ли реальное, но с придуманным, становящимся реальным и даже более чем реальным...
Эрудит. Кто?
Мачо. Та самая Жанна д"Арк из династии Валуа по имени Маргарита, о которой мы уже говорили. Не зря даже в названии книги все начинает как будто бы мастер, но точка ставится после слова "Маргарита". А кто ставит точку, тот и творец. В романе всего двое - вымышленный мастер и его создательница, которая придумала великого мастера-любовника, но которая любит более всего свое создание - роман, а значит свою любовь, свою грезу о любви и, в конечном счете, только себя.
Поп. Есть же люди, которые всем богам предпочитают Мюнхгаузена, который тоже отличается от своего прусского прототипа. Они же предпочитают богам Булгакова, но не замкнутого по жизни отшельника и пессимиста, а Булгакова виртуального, накаченного программой "Взгляд", в котором соединился весь мир его героев, но мир этот пропущен, прежде всего, через ернический фокус фанатов голой сатиры - поклонников Фагота и почитателей Бегемота.
Гелла. Первая перемена блюд. Вместо утреннего кофе - полуденное молочко. А также вирто-сеанс "Из истории заговоров и тайных сил"...