Окна лекционной аудитории выходили во двор пятиэтажного жилого дома, построенного еще, наверное, при Сталине. Иначе чем временем, нельзя объяснить тот разваленный вид (а по-другому не скажешь!) подъездов, на которые вынуждены были смотреть студенты, которым выпадала высокая честь сидеть во время лекций у окон первого этажа.
Но тех студентов, которые сидят в аудитории сейчас, вид из окна волнует мало. Есть и более важные темы. Точнее - тема. Так случилось, что это был первый день осени, день теплый, зелёный и не по-осеннему оптимистичный. Разговор у этих молодых людей и барышень в данную минуту мог быть только об одном. О летнем погружении в себя и свои заботы.
-"Казантип" - это, конечно весело, но когда мы ходили на наши, городские вечеринки, много своих встречали. Это клёво, когда тусишь с тысячами людей со всей страны, но со своими всё-таки поинтереснее почему-то. Не знаю, почему...
-Это всё боязнь новизны. Ты типично русский человек...
-У нас сегодня лекция, что ли, будет? Прямо первого сентября?
-Ага. Там, прикинь, в расписании написано.
-Я себе выделенку так и не могу поставить.
-Что такое выделенка?
-И чего у нас там?
-А чего-то про гомеопатию. Название нереально длинное какое-то. Короче, вести будет этот... Как его... Иван... Иван...
-Иван Сергеевич.
-Да, Инна, спасибо. Иван Сергеевич вести будет.
-Ну, это, типа, выделенный Интернет, локальная сеть и всякая такая шляпа...
-Ясно. И почему не можешь?
-Я звоню в офис. Говорю адрес. Так и так. Фамилию называю. Мне отвечают: "Ждите. Бла-бла-бла, в течение трёх дней к вам придут наши мастера и протянут к вам кабель..."
-Ну ваще. Этот препод меня запомнил по-любому.
-После твоей игры в баскетбол на практике в лаборатории, тебя запомнить было очень несложно.
-Да кто же знал-то?
-Это да. Логично.
-Лена! Ле-на!!! Дай каталог, Ленусь...
-Так вот. Они не приходят.
-То есть как?
-Да вот так! Три дня дома сижу безвылазно вообще! И не приходят, сволочи! Ещё раз звоню. По новой заявку делаю. Ещё три дня сижу дома. И опять такая же фигня!
Дверь открывается и в аудиторию заходит лектор. Иван Сергеевич. Тот самый, которого так опасался Боря, игравший воздушным шариком в баскетбол в университетской лаборатории. Боре было, чего опасаться, - за Иваном Сергеевичем закрепилась репутация человека строгого, достаточно сухого и ошибок молодости не прощающего.
-По местам, друзья мои, по местам.
Сказано это было буднично, самым обыкновеннейшим образом. Он всегда это говорил, заходя на занятия. При этом на учащихся он не смотрел - всё его внимание поглощала доска. Он смотрел на неё так, как опытный патологоанатом смотрит на очередное тело, которое ему надо вскрыть. Патологоанатом этот вскрывает трупы каждый день, ничем его уже не проймёшь. Но это не означает, что делом он занимается нелюбимым, навязанным ему какими-то обстоятельствами. Он сам выбрал этот путь и теперь уже не может выполнять свою работу спустя рукава.
Иван Сергеевич берёт с трибуны тряпку и, не моргая, смотрит на доску. Она чистая, как правило. Но Ивана Сергеевича это, опять же - как правило, нисколько не останавливает. Он таки находит на доске какое-нибудь пятнышко, проводит с ненавистью по нему тряпкой, и только после этого поединка, больше, правда, морального, за чистоту, Иван Сергеевич разворачивается к студентам.
-Итак, господа. С первым вас учебным днём в этом учебном году...
-Спаси-и-ибо!..
-Н-да. "Учебный день в учебном году". Хорошо, что вы не студенты-филологи: имели бы полное право обидеться, - по лицу преподавателя прошла глубокая ровная трещина. Те, кто видел его не в первый раз, могли бы с лёгкостью догадаться, что это улыбка.
-Ну, а поскольку вы медики - открывайте тетради, в которых собираетесь вести конспекты моих лекций, и записывайте полное название нашего предмета в этом семестре: "Принципы и сущность гомеопатического метода лечения"...
По аудитории проносится гул неодобрения и некоторого опасения насчёт предстоящей сессии.
-У нас, кстати, будет экзамен зимой...
Та часть аудитории, которая не успела высказать своего мнения по поводу прошлого заявления Ивана Сергеевича, смогла оторваться сейчас. Лектор обводит взглядом ближние к нему ряды парт. Он доволен собой и произведённым эффектом, и этого не скрывает.
-Пишите на полях число. Сегодня первое сентября, если кто забыл, - тень трещины вновь появляется на его лице. - Лекция номер один. "Роль субминимальных доз гомеопатических лекарственных средств и соответствие их конституционной особенности больного".
Не парализованные ленью и словом "субминимальных" студенты записали название лекции. С третьей-четвёртой попытки. И сразу стало не до смеха. Восемьдесят человек, незадолго до этого беседовавших на самые разные по степени отвлечённости темы, все как один были задавлены потоком информации медицинского характера. Отрицательный ораторский дар Ивана Сергеевича не давал усомниться в своём наличии: даже те люди, которые за всё время учёбы, начиная со старших классов школы, открывали свои тетради (если, конечно, они были) только ради очередной партии в "морской бой" или "балду", даже те были шокированы мгновенной переменой атмосферы, царящей в кабинете - из безоблачно-оптимистичной она превратилась в мрачную, давящую, и даже солнце, казалось, спряталось за тучи лишь потому, что не могло выслушивать весь этот гомеопатический бред.
Состояние шокового паралича отступило минут через двадцать. Тогда задние парты смогли расслышать преподавателя - шум у них в ушах стих.
-Лекарство в больших дозах может стать для больного добавочным раздражителем и вместо улучшения вызвать ухудшение состояния, - Иван Сергеевич выводит на доске своим кривоватым, но разборчивым почерком "Лекарственное ожесточение болезни". - Следовательно, малые дозы предпочтительны для человека, но не обязательны.
То, что информация, которую лектор пытался донести до студентов, могла рано или поздно спасти человеческую жизнь, самих студентов заботило мало. У солнца, похоже, состояние шока также закончилось. Предательское светило выглянуло из-за облаков и начало издеваться над ребятами в полную силу: смотреть в сторону окон стало больно, на стенах запрыгали солнечные зайчики от редко проезжающих мимо машин, справа от себя теперь каждый мог заметить свою же тень.
Ивана Сергеевича все эти игры нестабильной и ненадёжной природы заботили мало. Он выполнял свою работу, за которую ему платили деньги. Казалось, даже если бы на улице начался метеоритный дождь, ему бы это мало помешало рассказать о том, как правильно определять дозу лекарства. Казалось...
На исходе первой половины лекции в одно из раскрытых окон залетел воробей. Он, естественно, плохо понимал, куда залетел. Внимание будущих медиков полностью переключилось на птицу. А внимание Ивана Сергеевича - нет.
-Соответственно принципу подобия, гомеопатическое лекарство должно быть "триедино", то есть оно должно быть типологическим (максимально соответствовать реактивности именно данному конституциональному типу), должно быть дренажным, то есть способствовать...
Иван Сергеевич собирался что-то написать на доске, но так и застыл с мелом в руке. Воробья он так и не видел, хотя и прекратил читать лекцию. Он уловил, что мысли учащихся поглощены совсем не наукой, а чем-то другим.
Воробей также не проявил никаких чувств к преподавателю. Его занимала мысль о бегстве из помещения, в котором он находился по собственной глупости. Причём мысль эта заняла его настолько, что он дал себя поймать прямо налету. Бывшему баскетболисту Боре даже не пришлось прыгать. Он просто встал и резко вытянул руку вверх.
-Борис, - Иван Сергеевич, чего Боря так опасался, назвал студента по имени, - что вы делаете?
-Да вот, Иван Сергеевич, - Боря показал лектору кулак с зажатой в нём птицей, - воробья поймал.
-Какого ещё воробья? - преподаватель предмета под названием "Принципы и сущность гомеопатического метода лечения" просто не мог себе представить, что какая-то птица может составить ему конкуренцию во внимании студентов на его же, Ивана Сергеевича, территории.
-Обычного. Вот.
Боря спустился с галёрки к преподавателю и показал ему воробья вблизи. Иван Сергеевич шарахнулся от Бориного кулака, как таракан от тапка.
-Выбросьте... это...
Студент пожал плечами и шагнул к тому окну, из которого птица вылетела. Встав на подоконник, он протянул руку к раскрытой форточке.
-Смотри, сам не выпади, - Вадик, сидевший как раз у этого окна, сказал это так тихо, что расслышать его могли только сосед по парте Андрей, тот самый, что не мог поставить себе "выделенку", и Боря.
-Не выпаду, - мрачно заверил он Вадика, глядя прямо ему в глаза. Говорил он это, отвернувшись от форточки, естественно. Выброс воробья он, тем не менее, совершил. На беду птицы, выбросили её как раз в промежность между оконными стёклами. Но Боря этого уже не видел - он гордо направлялся на галёрку.
-Ладно. Успокоились все. Продолжаем разговор о... - Иван Сергеевич сделал паузу, чтобы вспомнить, на чём же он остановился. На паузу у него ушло ровно две секунды. - О так называемом "триединстве" гомеопатических лекарств...
Преподаватель продолжил знакомить студентов со своим предметом всё с той же искренностью, которая была у него до прискорбного инцидента с воробьём. Инцидента, как он считал, себя исчерпавшего. Но он просчитался - воробей всё ещё находился в аудитории и постепенно снова овладел нежеланным для него и Иване Сергеевича вниманием. Воробей бился об стекло, чирикал, и всячески пытался помочь себе самому всеми доступными средствами.
А Иван Сергеевич уже и думать забыл о конкуренции - вся его природа говорила о том, что такие казусы происходят раз в столетие. А с такими достойными людьми как он - раз в тысячелетие. Он продолжал рассказывать студентам о препаратах, но мысли его ушли несколько дальше - он представил как вечером, за ужином, он расскажет про воробья своей пахнущей корвалолом жене, та в ответ скажет какую-нибудь банальность, вроде "Бывает", и остаток вечера пройдёт всё в таком же спокойном, размеренном ключе, что и многие вечера до того.
Студенты, поняв, что их преподаватель совсем не обращает внимания на происходящее, приободрились. По аудитории пошли привычные разговоры и перешёптывания. Тут Иван Сергеевич вернулся с небес на землю и захотел то же самое сделать с учениками.
-Тихо! Тихо! Птица - это не повод для внимания. Повеселились и будет.
Теперь Иван Сергеевич продолжил читать лекцию, не забывая при этом поглядывать на отвлекающихся людей и шикать на них. Эта академическая идиллия продолжалась ровно десять минут...
...А потом под окнами заиграл похоронный марш.
Из-за угла пятиэтажки появилась похоронная процессия во главе с виновником "торжества". Гроб на плечах несли четверо мрачных мужчин, трое из которых были в траурных костюмах, а третий - в чёрном комбинезоне. Перед ними торопливо семенили старуха и маленькая девочка. Они разбрасывали цветы. Позади гроба тянулись ещё человек двадцать в нехорошем расположении духа. Могильную картину довершал похоронный оркестр. Эти люди изо дня в день, из года в год исполняли традиционный для подобных мероприятий репертуар, поэтому половина из них позволила себе явиться на похороны выпимши.
Полминуты ушло у находящихся в аудитории на то, чтобы осознать и рассмотреть в деталях всё происходящее на улице. Затем эта картина наложилась на мысли об ушедшем лете и начале учебного года. Похоронный марш удивительно дополнял очередную за сегодняшний день аудиторную атмосферу. В кабинете послышались смешки. Засмеялся Боря, засмеялась Лена, Инна, Вадик. Засмеялся Иван Сергеевич...
Сорокалетний преподаватель медицинской академии пытался что-то сказать, но у него долго ничего не выходило. Его очень редкие, но всё такие же чёрные как в молодости волосы, разметало по голове. Иван Сергеевич снял очки и закрыл глаза ладонями. Наконец он, утирая слёзы, проговорил:
-Чего вы смеётесь? У людей такое горе... - тут он махнул рукой в сторону окна и заметил воробья, всё также мечущегося там, в поисках выхода. Тогда Иван Сергеевич засмеялся в полный голос, а вместе с ним и его ученики.
Через минуту или две людей начало отпускать. Они смотрели вслед удалившейся почти полностью процессии и поглядывали на тяжело дышащего преподавателя. Наконец тот посмотрел на часы и сказал фразу, которую он до этого ещё никогда не произносил:
-У нас ещё двадцать минут осталось от лекции, но всё рано... Идите уже.
И непонятно было, что именно толкнуло Ивана Сергеевича на такой поступок: жалость над воробьём, похоронная процессия или ушедшее лето. Ничто из этого по отдельности не сможет вызвать такую реакцию даже у самого заядлого весельчака. Зато всё вместе почему-то дало самый неожиданный результат.
Когда студенты покинули кабинет, Иван Сергеевич подошёл к окну, с зажатым между рамами воробьём, и хотел открыть его, но не он опоздал - птица наконец-то догадалась, как можно покинуть это место заточения, и улетела. Преподаватель посмотрел вслед воробью, оглядел опустевшую улицу и аудиторию. Затем пригладил волосы рукой, взял с трибуны свои очки и вышел.