- Енто кто ишо там громыхает? Никак опять воры пожаловали?
- Это я, Нафанюшка, сосед твой! Чего это ты тут понаворотил? Не пройти в твои хоромы.
- А, это ты Акимушка? Ну, слава Богу, хоть кто-то порядочный появился. Я было подумал, что опять эти нехристи...
- О ком это ты, Нафанюшка? Я чай, гостевал у тебя кто?
- Да кабы гости, я б ничего и не говорил, а то ведь воры одни шастают. Видал? Двери-то нету!
- Вижу.
- Украли ведь. Средь бела дня.
- А я-то, грешным делом, думал, жарко тебе стало, Нафанюшка.
- Какое там "жарко"! Зима на дворе!
- Зима-то, Нафанюшка, по правде сказать, в этом году подзадержалась. Снег было укрыл землю, да так и сошёл неприметно.
- А мне-то от этого не легче, Акимушка. Всё одно холодно. Они-то, вишь, не только двери у меня увели. Досок на полу тоже не хватает.
- Я успел это заметить, Нафанюшка.Чуть было ноги не переломал, входя к тебе. Кто ж такие? Не приметил?
- Известно кто! Недалёко тут проживают. Два братца-алкоголика. Трезвыми и не бывают. Кодировались, говорят. Денег, Акимушка, прорву на энто дело убухали. А как пили, так и пьют. И никакая их лихоманка не берет. Раньше-то, говорят, были толковыми трактористами.
- Ой, и не говори, Нафанюшка! Выпивка проклятущая ещё никому на пользу не пошла.
- Твоя правда, Акимушка! Ты думаешь, отчего дом-то мой пустой нынче стоит? Тоже из-за самогонки ентой! Спились хозяева мои да поумирали. Дети понаехали, зарыли их в землю, поперепились-попередрались на поминках, да поразъехались кто куды. С тех пор и стоит мой дом без единой живой души. Иногда вот такие, как сегодня, захаживают, грабят имущество. Печурку сразу же уволокли вместе с трубами, сено на повети все до травиночки повыскребли, дровишки припрятаны были, дак и те утянули. Рамы оконные повыдирали, не все, правда, но ветер теперь жуть как докучает!
- А ты, Нафанюшка, выгонять их не пробовал?
- Как же! Выгонишь их! Глаза позалили, страху никакого не имут! Я уж им и в уши гукал, аж самому жутко становилось, и на голову всякой гадости сыпал, а им - хучь бы хны! Даже не почешутся. Только маты сыплются. Это ещё тверёзому можно страх внушить, а пьяному - море по колено.
- Да не кручинься ты так, Нафанюшка, будет и у тебя праздник!
- Спасибо тебе, Акимушка, на добром слове, только уж не верю я в ентот праздник. Дом-от уж и не пригоден для жилья!
- Не падай духом, Нафанюшка! Стены есть, стал быть и хозяин когда нибудь найдётся.
- Дык хозяин-то есть, Акимушка! Да только в городе он. Поди-ка, сыщи его!
- А его и искать не надобно. Сам отыщется. Всему своё время, Нафанюшка! Тебе надо просто набраться терпения и ждать.
- Эх, Акимушка, я только и делаю, что жду. Даже обязанность свою - дом-то охранять - и то не могу толком выполнить! Самогон-то сильнее, выходит. Сил моих лишь хватает ребятишек распугивать...
- И то хорошо, Нафанюшка! Кабы не ты, давно бы от дома ничего не осталось. На то мы и поставлены, Нафанюшка!
- Так, Акимушка, так...
- Что-то ты, Нафанюшка, совсем головушку повесил. Давай-ка мы с тобой самовар твой перетащим прямо в печь. Там тебе теплее будет, сквозняки не так донимать станут.
- Ой, Акимушка, друг ты мой сердешный, спасибо тебе за твою заботу!
- Чаво уж там! Ну-ка, хватай! Понесли!
- Тихо-тихо, Акимушка, не расплескай! За водой-то мне, ближний свет куда, ходить! Что колодец, что речка, все далече. Вот так. Ты теперь полезай вперёд, а я подавать буду. Во-от! Смотри, ты лапоточки-то свои совсем замочил.
- Не беда, Нафанюшка! Мои-то хозяева печь всё время топят, тепло у меня. Сразу же высушусь. Это мне всё не страшно. Ну вот. Стоит твой самовар, как вкопанный! Разводи огонь, да чайком пробавляйся. А я побегу, дела у меня!
- Да погоди ты, Акимушка, поскакун ты мой, дай отдышаться-то! И сам отдохни, чайку со мною отведай. Я вот и сахарочек припас для тебя получше. А? Акимушка? Чаво ж ты бежишь-то? Только заявился и на-тебе!
- Ну ладно, если только самую малость. Я и забегал-то к тебе, Нафанюшка, совсем на минуточку, проведать тебя. Похвалиться мне особо и нечем. Всё ещё очень сыро. Бабусю, правда, я уже подготовил. Сегодня она должна произвести своё главное действие.
- Удивляешь ты меня, Акимушка, своими надеждами на старую женщину. Ну скажи, что проку от неё?
- Э-э, Нафанюшка, не скажи! Женщина-то старая, но связи-то прежними остались. Знакомства с вышестоящими сохранились.
- Что с того? Все её знакомые тоже состарились. От них теперича тоже толку никакого. Нынче властвуют молодые.
- Не всё так просто, Нафанюшка. Кой-чаво у нашей бабушки ещё осталось. Вот сегодня она должна звякнуть одному своему давнему знакомому насчёт моих постояльцев.
- А с чего ты взял, Акимушка, что она вообще будет звонить кому-либо? Зачем ей это нужно?
- Да потому, Нафанюшка, что сердечко-то у неё доброе. И она рада будет помочь попавшим в беду.
- Разве она в курсе дел твоих постояльцев?
- А то как же? Уж я-то об этом позаботился. Как говорят? Язык до Киева доведёт.
- А! Я догадался: девочки ей всё рассказали?
- И не только рассказали, но и показали.
- Что?
- Я хозяйке-то своей шепнул, чтоб она позволила девочкам показать бабусе семейные фотографии. А там у них чего только нет: и жизнь ихняя личная, и работа, и все их мероприятия за прошлые года. Всё сфотографировано, да по полочкам разложено. Несколько альбомов вышло. Бабуся как посмотрела, чуть не заплакала: "Да что ж вы, милые, в этакой глуши с такими-то талантами прозябаете? Не место вам здесь!.."
- Вот и я, Акимушка, сразу это сказал...
- Короче говоря, Нафанюшка, собралась она звонить наверх. А кому - я не запомнил. Да это и не важно. Главное - что?
- А что?
- Главное, Нафанюшка, результат. Я так думаю, что скоро дело сдвинется с мёртвой точки.
- Сдвинется дело - это хорошо, Акимушка... Вот и чаёк поспел. Угощайся, Нафанюшка, бери сахарочек, балуй свою душеньку. Она у тебя тоже добрая. Вона, как за хозяев-то своих болеешь.
- А как же, Нафанюшка, за хороших людей не поболеть? Болею. Они ещё чудней тебе покажутся, если я скажу тебе, что и матом они не ругаются!
- Эт как так?
- А вот так. Не принято у них это в семье.
- Действительно чудно! Как же они обходятся?
- Вот не знаю. Живут они у меня, почитай, уж четвёртый месяц, а я от них слова бранного не слыхивал. Споры, порой даже скандалы бывают. А у кого их не бывает?
- Ой, и не говори!
- Но даже ругаются они, Нафанюшка, и то как-то чудно. Культурно как-то. Не забывают в гневе, что они между собой - близкие люди!
- Акимушка, чудно мне это! Не бывает такого в природе. У нас ведь как заведено? Кажному шагу сопутствует матерное слово.
- Ну дык и я ж к энтому привык! Притерпелся за все годы жизни.
- Вот тебе и бусурмане! А ведь ты мне, Акимушка, так и не рассказал, как же они в наши края-то попали? Ты вроде как говорил, что после своей Бусурмании они где-то там рядом обживаться стали.
- Да на Ставрополье. Только что энто была за жисть, Нафанюшка? Я как услышал их рассказы о себе в ту их бытность, ажно прослезился!
- Эт чаво ж, они сами, чтоль, тебе всё рассказывали?
- Э-эх, Нафанюшка, сразу видно, давно ты с людьми рядом не жил. Все свои способности подрастерял, да подзабыл, что мы, домовые, умеем.
- Твоя правда, Акимушка, одичал я.
- Ведь мы же, Нафанюшка, чем долее с хозяином сживаемся, тем более в его мысли проникаем. А потому мне и рассказывать ничего и не надобно. Я и так всё знаю ихним знанием. Особливо хозяйка переживает. Тонкая у неё душа.
- Ну, эт как водится. Женщина завсегда острее мужика чувствует.
- Да-да, Нафанюшка, однако, пора мне. Дела не ждут. Спасибо тебе за чай, за угощение. Остальное доскажу потом, как-нибудь в другой раз.
- Ну, прощевай, Акимушка! Спасибо тебе, не забываешь меня. Беги, старайся! Настала в жизни твоей и светлая полоса. Весь ты в заботах теперя.