Пятов Илья Александрович : другие произведения.

Роберт Уэртинг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Раннее творчество.
  
  I
  Два врага
  
  Ночью 17 августа 1648 года близ небольшого английского города Престон раскинулись напротив друг друга два лагеря.
  Если бы возможно было, миновав сторожей, пройти мимо солдат и заглянуть в одну из палаток, которая и по размерам и по положению своему выделялась среди всех прочих, то мы могли бы увидеть беспокойно расхаживающего взад и вперед, сложа руки за спиной, человека.
  Он был высокого роста и стройный, на вид ему было уже под пятьдесят. Открытый лоб избороздили морщины, свидетельствующие о нелегкой судьбе. Овал лица обрамляли подобно водопаду ниспадающие волнистые волосы, темные и длинные. Выразительные глаза, затененные бровями, рассеянно смотрели под ноги, что свидетельствовало о глубокой задумчивости. Гордый взгляд время от времени становился мрачным. Пропорции лица были таковы, что все лицо можно было условно поделить на три равные части: нос, лоб и расстояние от носа до подбородка, - как утверждают, это хороший признак. Нос был ровный. Тонкие губы, густые усы и бородка довершали портрет этого человека. Он был без шляпы, закутанный в серый плащ. Из-под плаща выглядывала шпага. На ногах были ботфорты. Гордый и честолюбивый, человек этот был, вместе с тем, не лишенным внутреннего достоинства и старался выглядеть невозмутимым, - словом, человек этот был ни кто иной, как Карл I Стюарт, король английский с 1625 года.
  "Развивая абсолютную монархию, я нажил себе противника, который оказался сильнее меня, противника, который одолел моего предшественника, моего отца, противника, именуемого парламент! - думал он. - Все началось с 1628 года, когда парламент представил мне Петицию о правах. Я утвердил ее, и это была первая из многих последующих уступок. Но этого было мало парламенту: он потребовал ее выполнения. Третий пункт этой Петиции гласил: "не прибегать к военным постоям, как к средству выжимания из подданных налогов". Я был не в состоянии выполнять этот пункт, моя казна этого не позволяла. Тогда я решился разогнать парламент. У меня появились советники: Вентфорд и архиепископ Лод. Первому из них я дал титул лорда Страффорда. В результате этого пресловутая Петиция о правах не соблюдалась, возросли налоги. У меня не было ни денег, ни людей, а народ был настроен враждебно. Тем временем Лод довел шотландских протестантов до того, что те восстали. Поражения от восставших и быстро пустеющая казна вынудили меня созвать в 1640 году парламент. Парламент во главе с Пимом был против монархии. Пим считал главным в государстве парламент, а в парламенте - нижнюю палату. Мне пришлось опять делать уступки, - Карл снова стал мрачным и схватился за голову руками. - У меня был друг... единственный и настоящий... Ах! Я предал его под давлением парламента, а ведь он был виноват лишь в том, что беспрекословно выполнял мою волю. Потом я также вынужден был согласиться на суд Страффорда. Вскоре он был казнен. Не довольствуясь этим, парламент освободил заключенных и отменил налоги. К счастью, не весь парламент был против меня: в 1641 году от парламента отделилась часть, которая встала на мою сторону. Они стали называться "кавалерами", а те оставшиеся - "круглоголовыми". Тогда я решился на борьбу, не зная, какие последствия из этого выйдут. За меня встало дворянство, за парламент - буржуазия. Вскоре "круглоголовые" разделились на пресвитериан и индепендентов. Зажиточные буржуа стояли на стороне пресвитериан, которые опирались целиком на армию. Дальнейшие события поначалу меня устраивали: пресвитериане и индепендетны стали враждовать, и первые перешли на мою сторону. Но это не испугало индепендентов. Во главе их встал Оливер Кромвель. 14 июня 1645 года произошла битва при Нейзби. Арьегард мой, засевший в этом городе, был разбит кавалерией Айртона. Кромвель атаковал левое крыло моих войск и, отрезав от главных сил, разгромил его вместе с его резервом. Главные силы, состоявшие из пехоты, меж тем атаковали друг друга. К вечеру войска парламента одержали полную победу. Они преследовали меня до Лейчестера, мне пришлось оставить этот город и поспешить в Личфильд. В том сражении моя армия понесла большие потери. Мои противники захватили также мои письма, на основании которых обвинили меня в измене, за то, что я просил помощи у Людовика XIV. Весной нынешнего года война возобновилась. Индепенденты стали искать примирения с левеллерами, радикальной партией, во главе которой стоял Джон Лильберн. Эта партия пользовалась значительным влиянием в солдатской массе, но индепенденты были против левеллеров...
  И вот теперь здесь, под Престоном, должна произойти битва, решающая битва, которая, конечно же, кончится, как и предыдущая, моим поражением. О! Я повержен наземь, раздавлен, уничтожен! Что это за страна, в которой народ восстает против своего короля! - Карл вдруг улыбнулся. - И где король задавил своих подданных налогами... Но я вынужден был вводить налоги: у меня не было денег на ведение государственных дел, войн, на подавление бунтов... Я вводил налоги, народ платил, возмущался, бунтовал, а я их усмирял, нанимал войско, на их же деньги!.. Но кто виноват в этом? Единственной причиной народных бедствий является неуважение прав государя, и народу не следует вмешиваться в дела государства.
  Что это за страна!.. Это прОклятая страна. Взять ту же Францию. Французский король, этот десятилетний Людовик, имеет в подчинении чиновников - послушные орудия своей власти... ну, во всяком случае, будет иметь, когда подрастет, и когда избавится от этого итальянского кардинала-рыбака. Он будет иметь в своих руках даже суд. Что же в Англии? В Англии местное правление и независимый суд. Всюду я наталкиваюсь на независимых должностных лиц, которых избрал не я, которых избрал народ, и на судей, которые не желают считаться с моими взглядами!"
  Он сел за стол, взял пистолет, нацелился себе в висок, потом бросил пистолет, встал и снова принялся расхаживать взад и вперед, как зверь в клетке.
  Оставим же его на время и обратим свой взор туда, где раскинулся другой лагерь. На краю этого лагеря стояла небольшая палатка, освещенная изнутри одной единственной свечой.
  Посреди внутреннего пространства палатки стоял человек лет тридцати пяти. Он был один. Высокий, широкоплечий, он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на таяние воска, неподвижный, как изваяние. Тонкие брови, мрачный взор, небольшие усики, тонкая бородка, прямой нос и доходящие до плеч волосы, - так выглядел этот человек. Все в нем указывало на знатное происхождение. Он был одет в военный мундир. На перевязи висела длинная шпага, из-за пояса выглядывали два пистолета. Звали его граф Уэртинг.
  Трудная жизнь выпала на долю этого человека.
  В 1632 году он женился; через год жена родила ребенка, но еще через месяц умерла. Ребенку дали имя Артур. После смерти матери, за ним стала ухаживать кормилица.
  В 1636 году граф Уэртинг появился при дворе Карла I. Мужество и благородство графа снискали расположение короля. Вскоре он стал ближайшим другом Карла I, и король почти не расставался с ним.
  В то время Англия фактически управлялась лордом Страффордом и архиепископом Лодом. В 1640 году королем был созван парламент, впоследствии названный Долгим. Началось притеснение Страффорда и Лода, правление которых вконец измучило народ. Когда лорд Страффорд находился в Шеффилде и ему угрожала серьезная опасность со стороны парламента, король, дабы спасти своего министра, решился переслать ему через гонца некий документ, долженствующий помочь лорду Страффорду в борьбе с парламентом. Не зная, кому доверить столь ответственное поручение, король остановил свой взор на самом преданном ему человеке - графе Уэртинге. Граф, получив приказ доставить документ лично лорду Страффорду или, если по дороге будет схвачен солдатами парламента, уничтожить этот документ, поскакал в Шеффилд.
  По пути он остановился заночевать в одной из гостиниц города Лестера. Положив себе под кровать шпагу, а на груди спрятав документ, граф, не снимая одежды, заснул. В полночь к нему ворвались десять солдат парламента с обнаженными шпагами и потребовали выдать им документ (парламент уже проведал о причинах поездки графа). Уэртинг вскочил с кровати и выхватил из под нее шпагу. Солдаты набросились на него. Один из них сделал молниеносный выпад, но граф отскочил в сторону. Он стоял спиной к камину, - отступать было некуда. Граф сделал мулине и нанес одному из противников смертельную рану в грудь. Солдаты отступили, но лишь затем, чтобы собраться с силами и возобновить атаку. Увидев, что один из противников на мгновение раскрылся, ослабив тем самым защиту, Уэртинг сделал выпад и пронзил ему правое плечо. В этот момент он почувствовал острую боль в левой руке: вражеская шпага пронзила ее насквозь. Видя, что чем дальше он сражается, тем больше теряет крови, граф удвоил свой пыл. Сделав обманное движение, он ранил еще одного солдата. Солдат, который нападал впереди всех, поскользнулся на залитом кровью полу и упал прямо на острие шпаги графа. Однако граф чувствовал, что долго так не продержится.
  - Что вам нужно? - спросил он, отрубая одному из нападавших кисть руки.
  - Документы, которые вы везете с собой лорду Страффорду в Шеффилд.
  - Тогда берите, если сможете! - и с этими словами он бросил документ, который хранил у себя на груди, в камин.
  - Спасите документ! - вскричал один из солдат, по-видимому начальник, другим солдатам. - Не дайте ему сгореть! Того, кто спасет документ, Пим озолотит.
  Но все старания солдат ни к чему не привели: граф Уэртинг никого не подпускал к камину. Наконец начальник солдат выбил шпагу из рук графа, так что она отлетела в другой конец комнаты, но было уже поздно: от документа остался один пепел. Напрасно начальник разгребал золу, пока солдаты связывали графу руки.
  В итоге судебного разбирательства суд вынес графу Уэртингу за неповиновение власти смертный приговор. Не желая дать повод обвинителям повод бросить тень подозрений на короля, граф отказался отвечать на вопросы о причинах своего неповиновения.
  Парламент потребовал у короля утверждения приговора, и тот, боясь усугубить конфликт, утвердил его. Этому решению способствовали также сплетни, распространяемые одним из министров короля - лордом Ньюборо, - который, зная о расположении короля к графу, втайне завидовал последнему и, желая занять его место в окружении короля, в конце концов достиг этой цели.
  Имущество Уэртинга вместе с его родовым замком было конфисковано, и кормилице с семилетним Артуром пришлось переселиться в небольшой домик. Мальчик ничего не знал о случившемся с его отцом. По прошествии трех лет он так привык к новому жилищу, что ему казалось, что он жил в нем всегда. Лишь иногда туманные, как вчерашний сон, воспоминания проносились в его сознании, и тогда он расспрашивал кормилицу о своем прошлом, но та помалкивала, боясь, что мальчик, когда вырастет, потребует от короля справедливости.
  Между тем, из-за нехватки гребцов на галерах, казнь заменили каторгой, и граф Уэртинг четыре года провел за веслом галерного раба. Невыносимо тяжкий труд, постоянная нехватка времени на отдых, плохая пища, а в случае неповиновения - бич надсмотрщика, - в этих условиях выживал не каждый, но он выжил, выжил ради того, чтобы у его сына был отец и ради того, чтобы предательство короля и клевета лорда Ньюборо не остались безнаказанными.
  Вернувшись в Англию, граф с трудом разыскал домик, в котором жила кормилица. Та встретила его вся в слезах и рассказала, что Артур, ничего не зная о своем происхождении, год назад сбежал из дома, чтобы стать юнгой на корабле. Ему тогда было десять лет. Это известие повергло Уэртинга в отчаяние.
  В 1644 году, то есть через год после возвращения графа, случилось так, что он обнаружил под дверью своего дома новорожденного мальчика. Он усыновил его и назвал Роберт. Этот мальчик заменил графу его пропавшего сына.
  Чтобы наконец-то свести счеты с королем и лордом Ньюборо, граф Уэртинг в 1645 году поступил в армию так называемых "железнобоких", которыми командовал Оливер Кромвель: наиболее решительный член парламента, бывший выходец из небогатого нового дворянства. Маленький Роберт, меж тем, остался на попечении кормилицы.
  Кромвель обладал силой воли, целеустремленностью, неиссякаемой энергией; он был выдающимся полководцем. Вскоре он стал самым главным деятелем происходивших в стране событий.
  "Железнобокие" под его командованием наносили армии сторонников короля, роялистов, одно поражение за другим.
  Вступив в их ряды, граф Уэртинг, желая сохранить втайне свое прошлое, сменил имя. За свои заслуги в боях он получил сначала чин лейтенанта, потом, после победы при Нейзби, стал капитаном, а в 1646 году был назначен майором.
  Предстоящая битва решала все.
  ...Свеча уже догорала, когда в палатку зашел офицер.
  - Вам приказ от генерала.
  - Благодарю. Вы свободны.
  Офицер поклонился и вышел. Майор взял приказ и прочел:
  "Приказываю майору Фейру быть готовым к атаке.
  17 августа 1648
  Кромвель."
  
  
  II
  Битва при Престоне
  
  "Железнобокие" заняли позицию.
  Облаченные в латы, вооруженные копьями и мечами, солдаты эти напоминали средневековых рыцарей, еще большее сходство с которыми им придавали шлемы на головах. Несмотря на такое архаичное на вид снаряжение, армия эта имела честь называться армией "нового образца". Получить в ней чин можно было независимо от происхождения, исключительно за личные заслуги в бою.
  ...Армия Кромвеля двинулась по направлению к неприятельскому лагерю, стараясь двигаться бесшумно. Копыта лошадей были обмотаны тряпьем, чтобы не производить лишний шум.
  Но вот часовые заметили наступление противника. В лагере поднялась тревога. Конница Кромвеля и полковника Гаррисона стремительно ринулась в бой.
  В ответ навстречу ей поскакала шотландская конница Лесли. Противники сошлись. Пока Кромвель нападал по центру, Гаррисон нанес стремительный удар с левого фланга.
  Армии смешались. Завязалась битва, в которой сразу же дала себя знать великолепная подготовка армии "нового образца".
  В то время как конницы уже сошлись, отряды пехоты еще продолжали сближаться. Пехотой парламента командовали генерал Ферфакс и полковник Прайд, пехотой короля - граф Гамильтон и герцог Дерби.
  Пехота Ферфакса разделилась на три группы: главной, передовой частью командовал сам генерал, правым крылом - полковник Прайд, левым - Айртон и капитан Рейнольдс.
  Основные силы ударили по пехоте роялистов спереди, отряды Прайда и Айртона с Рейнольдсом напали с тыла. Таким образом, королевская пехота оказалась в окружении. Стремительной атакой графу Гамильтону удалось пробить брешь в рядах солдат Айртона. Вырвавшись из опасного кольца, она с тыла атаковала "железнобоких", собиравшихся уничтожить армию герцога Дерби, что позволило пехоте герцога выйти из окружения. Роялисты отступили.
  Тем временем, конница Кромвеля нанесла по коннице Лесли удар такой сокрушительной силы, что та тоже вынуждена была отступить.
  ...На следующий день сражение возобновилось.
  Отряд Айртона был разгромлен конницей Лесли, но та, в свою очередь поспешно отступила, изрядно побитая конницей Гаррисона.
  Пехота герцога Дерби вдвое потеряла свою численность, после нападения на нее с одной стороны пехоты Ферфакса, а с другой - конницы Кромвеля.
  Пехота графа Гамильтона вынуждена была отступить под напором солдат полковника Геккера, полковника Ганкса, майора Фейра, а также подоспевшего к ним на помощь полковника Прайда.
  ...Третий день битвы, 19 августа 1648 года, оказался решающим.
  Майор Фейр был назначен командовать небольшим конным отрядом, состоявшим из двухсот "железнобоких". Он получил приказ защищать конницу Кромвеля с левого фланга и при удобном случае нападать.
  Армия парламента разделилась на отряды: конница Кромвеля, конница Гаррисона, конница Айртона, конница майора Фейра, пехота Ферфакса, пехота Прайда и артиллерия под командованием капитана Рейнольдса. Кромвель назначил себе в помощники генералов Монка и Ламберта, тех самых, что впоследствии станут врагами и сыграют видную роль в истории Англии. Частью конницы Гаррисона командовали полковники Коббет и Томлисон. Айртону помогал полковник Доунс. Слева и справа пехоту Ферфакса защищали небольшие отряды под командованием полковников Рича и Тинборо, а тыл прикрывали солдаты полковника Уичкота. Помимо основной части пехоты Прайда, которой командовал сам полковник Прайд, был еще небольшой отряд, человек сто восемьдесят, под командованием Ганкса. И, наконец, капитана Рейнольдса время от времени заменял капитан Грослоу.
  Королевская армия состояла из конницы Лесли, точнее из того, что от нее осталось; пехотой командовали Дерби, Гамильтон и граф Левен. Довольно слабая артиллерия роялистов расположилась позади основных сил.
  Из армии парламента выехали три безоружных человека, облаченные в доспехи "железнобоких". Средний из них, человек лет двадцати пяти, ехавший на вороном коне, держал в руках белый флаг - знак переговоров. Офицер этот был адьютантом Кромвеля.
  Они подъехали к королевской армии и вручили пакет. Пакет был распечатан. В нем лежало обращение генерала Кромвеля. Содержание его было следующее:
  "Шотландцам и английским роялистам именем парламента предлагается сдаться. В случае согласия им даруется свобода, но не раньше, чем они согласятся на нижеследующие требования:
  1. Выдать парламенту Карла Стюарта.
  2. Примкнуть к армии парламента и признать его власть.
  3. Выдать парламенту следующих лиц, ежели они не согласятся на наши требования: герцога Дерби, графа Гамильтона, графа Левена и Дэвида Лесли.
  4. Предоставить в руки парламента все боеприпасы, а также холодное и огнестрельное оружие.
  5. Уплатить парламенту сумму, которую он установит.
  6. Выдать парламенту свои знамена.
  7. Выдать парламенту все документы Карла Стюарта.
  На этих условиях парламент предоставляет вам те же права, что и любому его стороннику.
  В случае несогласия на эти требования наша армия вступит в бой. Превосходя вас в численности, мы превосходим вас и в военной подготовке. Это показала битва при Нейзби, а также сражение 17-го и 18-го августа сего года. Третий день сражения может оказаться роковым для вас.
  В случае победы парламент приговорит вас к расстрелу или ссылке в Вест-Индию.
  19 августа 1648 года
  от имени парламента
  Оливер Кромвель."
  - Именем парламента нам предлагается сдаться? - вскричали возмущенные сторонники короля и, разорвав послание, ответили: - Именем короля мы отказываемся!
  Адьютант вернулся к Кромвелю и передал ему ответ.
  Тогда тот дал приказ к бою. "Железнобокие" Кромвеля ринулись на конницу Лесли. Справа от них скакал отряд Айртона, слева - отряд Фейра.
  Облаченный в латы и шлем, который украшал плюмаж из белых перьев, майор мчался вперед на белом коне. В руке у него был обнаженный меч. Фейр был спокоен и уверен в себе.
  Конница Кромвеля врезалась в конницу Лесли, разделив ее на две части. Оттеснив наибольшую правую часть к отряду Айртона, они окружили шотландцев.
  Тем временем отряд Фейра сражался с оставшейся частью, несмотря на то, что она вдвое превосходила его по численности. Майор не заметил, как оказался в самой гуще боя. Размахивая мечом, отдавая приказания направо и налево, он успел оглядеться и оценить создавшуюся ситуацию. Он не мог знать в тот момент, что от Кромвеля подмоги лучше не ждать, что Гаррисон скачет на неприятельскую пехоту графа Гамильтона, что Ферфакс и Прайд остались далеко позади, - но он знал, что надеяться надо всегда лишь на собственные силы.
  В этот момент какой-то шотландец выхватил из-за пояса дирк и замахнулся на Фейра, намереваясь ударить его сзади. Обернувшись, майор увидел его и вовремя увернулся от удара. Шотландец, видя что намерение его не удалось, переложил дирк в левую руку, а правой выхватил меч. Фейр был готов отразить новый удар. Мечи их скрестились. Размахивая мечом, шотландец приблизился и левой рукой вонзил дирк в лошадь майора, как раз между ушей. Лошадь заржала, встала на дыбы и упала, судорожно дергаясь в предсмертной агонии. Упав, она придавила Фейру ногу, и тот притворился, что потерял сознание. Шотландец быстро спешился и подскочил к майору, чтобы прикончить его. Но Фейр, при падении не выпустивший из руки меча, резким взмахом отрубил шотландцу ноги. Тот упал. Фейр высвободил ногу и пересел на его лошадь, одновременно выстрелив почти в упор в лоб скакавшему на него со шпагой в руке шотландскому офицеру. Пуля раскроила череп, смерть наступила мгновенно.
  Майор помчался на подмогу одному из "железнобоких", на которого напали сразу четверо "кавалеров". Они размахивали шпагами и кричали:
  - Смерть "круглоголовым"! Бей "железнобоких"! Да здравствует король! Да здравствуют "кавалеры"!..
  Разделавшись с двумя из этих крикунов, Фейр услышал позади себя выстрел, - пуля сбила перо с его шлема. Майор обернулся и вскрикнул от неожиданности: он увидел в самой гуще боя лорда Ньюборо; тот держал пистолет в руке и смотрел на него. Не теряя времени, Фейр выстрелил сам, но в этот момент какой-то шотландец нечаянно загородил от него цель и сраженный в спину упал навзничь. Лорда Ньюборо на прежнем месте не оказалось: он успел куда-то скрыться.
  Фейр бросился в самую гущу, надеясь найти своего врага, размахивая мечом и прорубая себе путь. Напрасно он рвался вперед, повергая одного врага за другим, напрасно кричал: "Стой, трус!", - лорда Ньюборо нигде не было, он как сквозь землю провалился.
  Осознав, что все попытки найти своего заклятого врага безнадежны, Фейр, насколько ему позволяла ситуация, огляделся по сторонам. Видя, что среди павших больше "кавалеров", чем "железнобоких", он крикнул своим воинам:
  - Молодцы! - и снова ринулся в бой, проткнув одного слишком рьяного роялиста мечом.
  В это время подоспела пехота полковника Ганкса и вынудила "кавалеров" немного отступить.
  Фейр и его солдаты прорвали строй врага и, оказавшись между вражеской кавалерией и приближающейся пехотой графа Левена, напали на конницу с тыла, тем самым вынудив шотландцев подойти вплотную к пехоте парламента. Шотландцы были окружены. Тем временем пехота Левена была уже близко.
  Круг сужался. "Кавалеры" предприняли отчаянную попытку прорвать строй пехоты Ганкса, но им это не удалось.
  Прежде чем Левен подоспел им на помощь, шотландцы, понеся большие потери, сдались в плен.
  Пехота Левена, состоявшая из двух тысяч солдат, напала на пехоту Ганкса и конницу Фейра, - те вынуждены были отступить к пехоте Ферфакса. Пехота Ферфакса, состоявшая из четырех тысяч солдат, без труда дала отпор графу Левену и, окружив его пехоту, вынудила ее сдаться.
  Тем временем Кромвель с помощью Айртона разбил остатки конницы Лесли. Конница Гаррисона разгромила пехоту графа Гамильтона и подоспела на помощь пехоте полковника Прайда, вместе с ней одержав полную победу над пехотой герцога Дерби.
  ...Был уже вечер, когда роялисты потерпели поражение от войск парламента. Решающая битва кончилась...
  После сражения к Фейру зашел адьютант Кромвеля, тот самый, что передал требования парламента роялистам, и сказал майору, что генерал желает видеть его.
  Фейр явился к Кромвелю. Он застал генерала сидящим за столом.
  Пожалуй, настало время познакомиться поближе с человеком, сыгравшим едва ли не самую видную роль в истории Англии в XVII веке.
  Как уже говорилось, он был из нового дворянства: наполовину дворянин, наполовину буржуа.
  Кромвель обладал решительным характером. Он был умным, рассудительным и, как почти все видные исторические деятели, честолюбивым. Его можно было бы сравнить с Ришелье, если бы не диаметральная противоположность их политических убеждений и не слабое здоровье последнего.
  В описываемый период времени Кромвелю было сорок девять лет. На округлом мясистом лице его выделялся внушительный, пронизывающий насквозь взгляд. Темные волнистые волосы доходили до плеч. Открытый лоб, ровный нос и толстые губы довершали его портрет. Усов и бороды не было.
  Генерал был одет в расшитый золотом костюм, на котором красовались ордена. На перевязи висела шпага, украшенная великолепным резным эфесом и стоившая не менее трех тысяч фунтов.
  Увидев Фейра, Кромвель дружественно улыбнулся:
  - Проходите, подполковник, проходите.
  - Извините, генерал, но вы, кажется, изволили сказать "подполковник", вместо "майор".
  - И я не ошибся! - торжественно сказал Кромвель.
  - Объяснитесь, я вас не понимаю.
  Кромвель открыл ящик стола и достал грамоту на звание подполковника.
  - Вот, - сказал он, вписывая имя Фейра и подавая грамоту, - возьмите, подполковник.
  Фейр взял грамоту, пробежал глазами по написанному, поклонился Кромвелю и сказал:
  - Благодарю вас, генерал... Вы меня вызывали, я жду ваших распоряжений.
  - Я вызвал вас только затем, чтобы не оставить без внимания вашу преданность и ваши подвиги в сегодняшнем сражении, и вознаградить вас.
  - Еще раз благодарю.
  - Вы свободны. Можете идти.
  Подполковник Фейр поклонился и вышел.
  Кромвель проводил его взглядом и подумал:
  "Вот преданный мне человек. Он мне еще пригодится в будущем".
  
  
  III
  Долой монархию! Да здравствует республика!
  
  1 декабря 1648 года король был взят под стражу.
  Победоносная армия Кромвеля вступила в Лондон, заняв здание парламента.
  Решив оставить Карла Стюарта без поддержки со стороны парламента, республиканцы изгнали оттуда пресвитериан, которые хотели поддержать короля.
  Получив приказ, полковник Прайд с небольшим отрядом занял вход в здание парламента и не впустил на заседание пресвитериан.
  Из двухсот пятидесяти одного депутата в парламенте осталось лишь сто восемь. Прайд безжалостно "очистил" парламент от роялистов "по праву меча", а некоторых арестовал на квартирах. Большинство пресвитериан письменно вымолили себе прощение.
  В результате этого события, которое произошло 6 декабря и получило название "прайдова чистка", республиканцы встали во главе парламента. Роялисты не оказали никакого сопротивления: казалось, они были сломлены. Республиканцы торжествовали: отныне только они обладали реальной политической силой в парламенте, а значит, и в Англии.
  Подполковник Фейр стоял в стороне от этих событий. Поселившись в гостинице "Индепендент" на берегу Темзы, он стал ждать своего часа...
  7 декабря собралось заседание парламента, или, точнее, того, что осталось от парламента.
  Выступил Гуг Пегер, один из наиболее решительных республиканцев.
  - Господа, - начал он, - вы предназначены, подобно Моисею, освободить народ от египетского рабства, под которым я подразумеваю монархию. Вы предназначены возродить в Англии те времена, "когда Адам пахал, а Ева пряла". В Англии должна быть установлена республика! Как может исполниться это предназначение, - я еще об этом не имел откровения.
  Закрыв на несколько секунд глаза, он вдруг снова открыл их и продолжал с удвоенным пылом:
  - Вот оно откровение, я скажу его: армия эта уничтожит монархию не только здесь, но и в других странах и таким образом выведет вас из Египта. Мы должны подать пример всему миру, мы вступаем на путь, по которому еще никто не ходил!
  Раздались продолжительные аплодисменты.
  - Разве справедлив тот человек, будь то даже король, который сажает народ в тюрьмы, который выжимает из народа налоги, забирая последние гроши? Даже если заменить Карла I другим королем, скажем его сыном, или еще каким-нибудь Иродом... Все короли едины, - пояснил Гуг Пегер, - все они заботятся только о дворянстве, которое в большинстве своем поддерживает их, забывая о народе и о буржуазии. Я призываю вас, господа, к действию. Долой монархию! Да здравствует республика!
  Одобрительные возгласы раздались по всему залу. Все кричали: "Долой монархию!" или "Да здравствует республика!" Шум продолжался более четверти часа. Депутаты вскакивали и выкрикивали: "Гуг Пегер прав!" или "К действию, господа!"
  Молчание воцарилось лишь тогда, когда встал и поднял руку Кромвель, в тот день занявший место в палате.
  Все взоры обратились на него.
  Кромвель стоял полный решимости и уверенный в своих силах.
  - Бог свидетель, - сказал он, - я ничего не знал о том, что здесь произошло, но так как дело сделано, то я рад: нужно поддержать его.
  Депутаты зааплодировали. Послышались изъявления благодарности.
  - Да, господа, - повторил Кромвель, - я за вас телом и душой.
  Тут встал президент парламента и от имени всей палаты торжественно объявил:
  - Милорд, мы рады приветствовать вас на заседании нового парламента, и я, от имени всех здесь присутствующих депутатов, официально объявляю вам благодарность за поход в Шотландию против королевских войск.
  Кромвель поклонился.
  На этом заседание закончилось.
  По окончании заседания, Кромвель отправился в королевский дворец Уайт-Холл. Пройдя в личные покои короля, он расположился там, как у себя дома.
  8 декабря армия, "чтобы не быть в тягость государству", объявив, что "принуждена сама заботиться о своих нуждах", овладела кассами лондонских комитетов.
  11 декабря Ферфакс получил от армии план республиканского правления. План этот назывался "Новый народный договор". К нему была приписка:
  "Просим подвергнуть "Новый народный договор" рассмотрению в общем совете офицеров, а потом представить парламенту".
  Тем временем нижняя палата, даже не испрашивая на то согласия верхней палаты, палаты лордов, уничтожила все последние документы, способные решить дело в пользу Стюарта. Документы эти, по мнению членов нижней палаты, могли послужить поводом к примирению с королем и помешать установлению республики, которой они так долго добивались.
  Долой монархию! Да здравствует республика!
  Наконец все решило очередное заседание парламента.
  Первым выступил Кромвель.
  - Есть мнение, что надо судить короля, - начал он.
  Некоторые депутаты утвердительно закивали.
  - Я считаю, что мы не имеем на это права, - продолжал Кромвель, но тут же добавил: - во всяком случае, пока...
  Часть зала выразила сомнение. Послышался выкрик:
  - Немедленно!
  Все в зале посмотрели на того, кто это крикнул. Это был судья Брадшоу. Он встал и решительно произнес:
  - Да, господа! Король должен быть представлен суду.
  В поддержку Брадшоу выступил его двоюродный брат, Джон Мильтон, представитель индепендентов, известный поэт, написавший впоследствии два памфлета под названием "Защита английского народа".
  - Уж не боитесь ли вы роялистов, армию которых вы разбили, и которых выгнали из парламента, господа?! - сказал он.
  В зале послышался одобрительный шепот.
  - Чего мы ждем? - продолжал Мильтон. - Нет никаких сомнений, что короля надо судить, от имени измученного им английского народа. За дело, господа! Долой монархию!
  Раздались продолжительные аплодисменты. Затем послышался голос Айртона:
  - Мы должны предъявить королю свои требования, но судить - нет, никогда...
  Слова его заглушили крики: "Долой монархию!" и "Да здравствует республика!"
  - Айртон говорит справедливо, - заявил тогда лорд Манчестер. - Мы не имеем права судить короля.
  Вопрос был поставлен на голосование.
  Большинством голосов решено было отправить отряд из главной квартиры с приказом взять короля под арест и перевезти его из Герст-Кэстля, где он в тот момент содержался, в Виндзор. Во главе отряда стал полковник Гаррисон.
  
  
  IV
  Поездка в Виндзор
  
  Карл Стюарт уже шестнадцать дней находился под охраной в Герст-Кэстле.
  Вечером 16 декабря он, утомленный за день, попросил своего адьютанта Герберта не беспокоить его и лег спать.
  Несмотря на усталость, Стюарт не мог заснуть. Его мучил вопрос: какое решение примет парламент на его счет. Перебирая в уме все возможные варианты, он видел для себя в этом решении только новые испытания. Будущее представлялось ему в смутных очертаниях, как страшный призрак, и Карл боялся думать о нем.
  Всеми силами призывая сон, Стюарт уснул, тем не менее, очень поздно.
  Спать ему пришлось недолго: через полчаса его разбудил шум.
  "Это опускают мост" - подумал он.
  Шум многочисленных копыт свидетельствовал о том, что целый отряд всадников въезжал во двор замка.
  Вскоре все затихло.
  Карл был в тревоге.
  "Это приехали за мной войска парламента, - думал он. - Что им нужно? Что они решили относительно меня?.. Утром расспрошу Герберта".
  Он снова попытался заснуть. Но сон не шел.
  "Может, они приехали арестовать меня, судить, приговорить к ссылке, к тюрьме, быть может... - Стюарт содрогнулся, - к казни... а потом приведут приговор в исполнение?
  Может, парламент не осмелится пойти против королевской власти и не свергнет меня с престола, а только предъявит мне какую-нибудь новую Петицию о правах?
  Во всяком случае, не может быть и речи о том, что парламент согласится признать мою власть и предоставить мне мои прежние права...
  Что же все-таки нужно от меня парламенту?"
  И так как сам ответить на этот вопрос Стюарт не мог, то он решил задать его Герберту, не дожидаясь рассвета.
  Он взял колокольчик с резного столика, стоявшего возле его кровати, и позвонил.
  Дверь, ведущая в комнату отведенную Герберту, отворилась, и тот вошел, потирая глаза.
  - Я к вашим услугам, Ваше Величество.
  - Послушайте, Герберт, вы ничего не слыхали нынче ночью?
  - Я слышал, как опускали мост.
  - А вы не знаете, кто приехал?
  - Я не посмел уйти из своей комнаты в неуказанный час без позволения Вашего Величества.
  - У вас нет никаких предположений на этот счет?
  - Никаких.
  - Тогда узнайте, от имени кого приехали всадники и кто во главе их. А главное, зачем они приехали.
  - Слушаюсь, Ваше Величество.
  Герберт поклонился и вышел.
  Он спустился по лестнице вниз, вышел во двор замка и встретился лицом к лицу с капитаном Рейнольдсом.
  - Его Величество желает знать, чем вызван шум, который был слышен этой ночью.
  - Приехал полковник республиканской армии Гаррисон во главе конного отряда.
  - А с какой целью? - поинтересовался Герберт, в точности исполняя приказ Стюарта.
  - Не имею чести знать, но скоро это станет известно.
  - Или не имеете право говорить?
  - Я сказал ясно, сударь! - воскликнул Рейнольдс, хватаясь за эфес шпаги. Глаза его метали молнии.
  - Не горячитесь, капитан, - примирительным тоном заговорил Герберт. - Поговорим откровенно.
  - Я к вашим услугам, - сказал, немного успокаиваясь, капитан.
  - Так значит, как вы утверждаете, о причинах приезда полковника Гаррисона вам неизвестно?..
  - Абсолютно неизвестно.
  - Не посоветуете ли вы, в таком случае, где я могу узнать ответ на интересующий меня вопрос?
  - Не посоветую, - самым любезным тоном сказал капитан.
  - Что ж... Извините, что побеспокоил.
  Они откланялись, и Герберт вернулся в покои короля.
  - Ну что? - спросил Стюарт.
  - Явился полковник Гаррисон.
  - А, тот самый, что смело атаковал конницу Лесли с тыла в сражении 17 августа...
  - Совершенно верно, Ваше Величество, - утвердительно кивнул Герберт.
  - ...Тот самый, что нанес ей еще более страшный урон на следующий день...
  - У вас прекрасная память, Ваше Величество.
  - ...Наконец тот самый, что вместе с Коббетом и Томлисоным разгромил пехоту моего верного Гамильтона 19 августа...
  - Да.
  - ...А затем помог Прайду покончить с пехотой герцога Дерби.
  - Да, это он, Ваше Величество.
  - Тем хуже, тем хуже... Герберт!
  - Что, Ваше Величество?
  - А вы вполне уверены, что приехал полковник Гаррисон?
  - Да, вполне.
  - Откуда вы это узнали?
  - Я узнал это от капитана Рейнольдса.
  - Значит это правда, я вполне доверяю капитану: он человек честный и надежный... Правда, у него есть очень существенный недостаток...
  - Осмелюсь спросить, какой?
  - Недостаток его заключается в том же, в чем заключаются и главные недостатки Кромвеля, Ферфакса, Прайда, Айртона... да, хотя бы, того же Гаррисона!
  - Я не совсем вас понимаю...
  - Глупец! Главнейший их недостаток - это то, что они за парламент, а, следовательно, против меня, - воскликнул Стюарт, рассмеявшись.
  Герберт удивился смеху короля в столь неподходящий момент, когда неизвестно, что задумал парламент, но из вежливости поддержал Карла и рассмеялся также, не выказывая ни малейшего неудовольствия по поводу того нелестного звания, которым королю было угодно его наградить.
  - Вернемся к делу, Герберт, - наконец сказал Стюарт.
  - С превеликим удовольствием, - поклонился адьютант.
  - Вы видели полковника?
  - Гаррисона?
  - Да.
  - Нет, не видел, государь.
  - Жаль...
  - Если Вашему Величеству будет угодно...
  - А вы не узнали от капитана Рейнольдса, с какой целью он приехал?
  - Я приложил все старания...
  - И?..
  - ...Но мне ничего не удалось узнать.
  - Совсем ничего?
  - Капитан сказал, что причина этого приезда скоро будет известна.
  - Что ж, остается только ждать.
  - Что прикажете делать?
  - Пока ничего, когда будет нужно, я вас позову.
  Герберт поклонился и ушел в свою комнату.
  Карл проводил его взглядом и вновь задумался, откинувшись на спинку кресла, в котором он сидел.
  ...Так прошел час.
  Стюарт уже потерял всякое терпение и снова позвонил в колокольчик.
  Герберт вошел, как всегда готовый выполнить любое приказание короля. Первые слова, которые он говорил всякий раз, являясь на вызов Стюарта, как нельзя лучше выражали его готовность:
  - Я к вашим услугам, Ваше Величество.
  - Попытайтесь снова что-нибудь узнать.
  - Слушаюсь.
  На этот раз Герберт вернулся заметно оживленный и чем-то обрадованный.
  - Я вас слушаю, - обратился к нему Стюарт.
  - Полковник Гаррисон прибыл сюда, чтобы по приказу парламента не далее как через три дня перевезти вас под охраной в Виндзор.
  - Слава богу! - обрадовался Стюарт. - Они перевезут меня в Виндзор, стало быть, они стали сговорчивее. Виндзор мне нравится, и я там буду вознагражден за все, что пережил здесь.
  ...Действительно, через два дня прибыл полковник Коббет и предстал перед королем.
  - Я уполномочен от имени парламента тотчас по прибытии сопровождать вас в Виндзор, куда уже отправился полковник Гаррисон, - сказал он. - Он будет ждать вас между Алресфордом и Фарнгэмом.
  - Я готов отправиться хоть немедленно! - ответил Стюарт.
  Он торопил Коббета с отъездом, и через час они выехали из Герст-Кэстля в сопровождении нескольких всадников.
  Карл полной грудью вдыхал свежий ветер, на какое-то время забыв обо всех своих тревогах. После семнадцати дней заточения он впервые вышел за пределы стен Герст-Кэстля. Взгляд его не останавливался на провожатых: он смотрел вдаль на бескрайние просторы, на безоблачное небо. Казалось, что, несмотря на всю охрану, он сейчас улетит, даже не мастеря себе крыльев, как Дедал, ибо они вырастут у него сами.
  Вскоре он, однако, был вынужден спуститься с небес на землю, заметив, что к ним приближается отряд всадников. Отрядом этим командовал капитан Грослоу. Всадники присоединились к охране Стюарта, и все вместе они снова двинулись в путь.
  Понемногу вдоль дороги путникам начали попадаться навстречу дворяне, землевладельцы, горожане. Часть их приходила просто посмотреть из любопытства и, когда отряд проезжал мимо, они удалялись. Другие же, напротив, пришли посочувствовать; многие возмущались и требовали освобождения короля.
  Так путники доехали до Уинчестера, где собирались заночевать.
  По прибытии их, городские ворота открылись и им навстречу вышел мэр города в сопровождении старейших граждан.
  Делегация подошла к Стюарту, по обычаю подавая королю жезл и ключи города, и мэр обратился с речью:
  - Ваше Величество! От всех жителей нашего города мы благодарим вас за приезд и желаем вам здравствовать и править своим народом, как правил им ваш славный предок Яков Стюарт!..
  При упоминании о жертве парламента, Карл вздрогнул.
  Речь мэра была прервана Коббетом. Он подъехал к нему и спросил:
  - Разве вы забыли об указе палаты?
  - Каком? - побледнев, спросил мэр.
  - О том, в котором говорится, что палата объявляет всех, кто станет каким бы то ни было образом обращаться к королю, в измене.
  Мэр и горожане бросились перед полковником на колени.
  - Ах, умоляем вас, господин полковник! Мы клянемся, что нам ничего не было известно об этом указе, - наперебой твердили они. - Простите нас, ни в чем не повинных людей. Мы больше не будем. Мы никогда не поступили бы так, знай мы об этом весьма справедливом указе... Мы не виноваты. Пощадите нас, и мы век вас не забудем!
  С этими словами они подползли к полковнику на коленях и стали целовать его сапоги.
  При виде подобной низости, Стюарт отвернулся.
  Коббет смилостивился.
  - Хорошо, я вас прощаю! - сказал он. - Но впредь остерегитесь еще хоть раз нарушить этот указ.
  - Мы его не забудем, как и ваше милосердие. Мы ваши покорные слуги, - сказали они и удалились, пятясь назад и по пути не переставая кланяться Коббету до земли и превозносить его до небес.
  После этой отвратительной сцены процессия въехала в город, как уже было сказано выше, называющийся Уинчестер.
  Королю были предоставлены самые лучшие покои, но никто из горожан не сказал ему ни слова, уже зная об указе парламента.
  Путники провели в Уинчестере всю ночь и на следующий день отправились дальше.
  Теперь численность всадников сопровождавших Стюарта была такая же, что и при выезде из Герст-Кэстля, так как та часть, которая присоединилась к ним в пути, осталась в городе.
  Следующая остановка была в Алресфорде.
  Дав лошадям сена и отдохнув с полчаса, они двинулись дальше, рассчитывая к вечеру прибыть в Фарнгэм.
  После трехчасового пути к ним присоединился конный отряд, стоявший в боевом порядке и поджидавший их. Отряд этот был более многочисленным, нежели тот, что остался в Уинчестере.
  Карл обратил внимание на офицера, который командовал вновь прибывшим отрядом. Офицер этот ехал впереди на великолепном скакуне. Он был красивой наружности, одет в колет из буйволовой кожи, перетянутый шелковым шарфом. Вооружение его составляла пара карманных пистолетов великолепной работы какого-то итальянского мастера, шпага с дорогим эфесом и длинный толедский кинжал, рукоятка которого была украшена резьбой изумительной красоты, почти не уступавшей красоте ножен.
  Стюарту захотелось разузнать у кого-нибудь, кто этот офицер. Карл молча проехал мимо него, чтобы иметь возможность рассмотреть его поближе. Офицер, завидев, что король подъехал к нему, снял шляпу и поклонился. Стюарт в ответ дотронулся до своей шляпы, не произнеся ни слова. Он подъехал к Герберту и, поравнявшись с ним, наклонился и тихо, чтобы никто не мог слышать его слов, спросил:
  - Скажите, Герберт, кто этот офицер?
  - Это полковник Гаррисон, Ваше Величество.
  - Гм... - произнес Стюарт.
  Он снова поравнялся с полковником и посмотрел на него так пристально, что Гаррисон смутился и отъехал в сторону, чтобы не быть в поле зрения короля.
  Стюарт вновь подъехал к Герберту.
  - Я хороший физиономист, Герберт. Лицо полковника мне по душе. С виду он настоящий солдат.
  - Во всяком случае, у него есть тот же недостаток, что и у капитана Рейнольдса, - усмехнулся адьютант.
  Стюарт, вместо ответа, вздохнул.
  "Надо будет побеседовать с ним во время стоянки в Фарнгэме", - решил он.
  ...Когда вечером, как и было намечено, путники приехали в Фарнгэм, где должны были заночевать, Стюарт вышел из своей комнаты и спустился в залу, где ужинали солдаты. Он заметил полковника Гаррисона, сидящего на стуле в углу, возле камина. Гаррисон смотрел на огонь, лицо его отчетливо выступало из полумрака комнаты. Время от времени полковник вставлял в разговор солдат какое-нибудь шутливое замечание, на которое те отзывались дружным смехом.
  Когда вошел король, все присутствующие в зале встали в знак почтения.
  Стюарт знаком подозвал к себе Гаррисона. Тот подошел к королю, напрасно стараясь скрыть свое замешательство под маской суровости.
  - Чем могу быть полезен? - почтительно спросил он.
  - Пройдемтесь, полковник: я хочу поговорить с вами.
  Стюарт взял его за руку и увел к окну. Гаррисон повиновался.
  Они остановились. Гаррисон молча ожидал, что скажет Стюарт, и по лицу полковника было видно, что он был слегка взволнован.
  - Вы получили приказ сопровождать меня до Виндзора? - спросил Карл, в упор глядя на Гаррисона.
  - Так точно, - ответил тот, невольно отводя взгляд в сторону.
  - А могу ли я знать, с какой целью парламент дал приказ перевезти меня туда из Герст-Кэстля?
  - С целью начать судебное разбирательство.
  - Судебное разбирательство? - воскликнул возмущенный Стюарт.
  В глазах короля сверкнула молния, но столь же внезапно исчезла, когда он взял себя в руки и подавил гнев.
  - Я ответил на ваш вопрос... я не хотел вас оскорбить, - проговорил Гаррисон.
  - Я на вас не сержусь.
  Последовало минутное молчание.
  - И вы, полковник, одобряете решение парламента?
  - Я не одобряю его, я только выполняю приказ. Правосудие не должно смотреть на лица, и закон равно обязателен как для больших, так и для малых, так я считаю.
  - Я с вами полностью согласен, полковник.
  - Очень рад, что наши мнения совпадают.
  Их разговор длился около часа, в продолжение которого Гаррисон произвел очень хорошее впечатление на короля.
  После разговора они сели за стол. Стюарт сидел молча, внимательно слушая разговоры солдат, которые, впрочем, в его присутствии предпочитали не говорить о политических событиях в стране.
  В полночь он отправился к себе и долго не мог заснуть.
  "Они осмелились судить меня, - думал он, - я пропал!"
  На следующее утро отряд выехал из Фарнгэма, намереваясь до вечера прибыть в Виндзор.
  Стюарт подъехал к Гаррисону.
  - Я желаю остановиться в Бэгшоте и пообедать в лесу у лорда Ньюборо.
  Это была не просто прихоть. Как уже говорилось, лорд Ньюборо занял то же положение при короле, что и в свое время граф Уэртинг. После поражения армии роялистов, Стюарт тайно поддерживал переписку с ним. Ночью 21 декабря, когда Карл остановился в Уинчестере, он получил от лорда Ньюборо письмо. Письмо это доставил слуга лорда. Оно было следующего содержания:
  "Ваше Величество,
  до меня дошла весть, что вы взяты под стражу и по приказу самовольного парламента и узурпатора Кромвеля будете перевезены в Виндзор, где подвергнетесь суду.
  Разумеется, как близкий друг и покорный слуга Вашего Величества, я буду стараться сделать все возможное, чтобы этого не допустить. Если вы помните, у меня есть конь Буцефал, который считается самым быстрым конем в Англии. Я предлагаю вам, Ваше Величество, каким бы то ни было образом ранить лошадь, на которой вы едете, и остановиться отдохнуть в моем поместье в Бэгшоте, где сменить свою лошадь на новую. Обещаю дать вам на этот случай Буцефала, и тогда у вас будет шанс уйти от конвоя, а затем переправится во Францию. Знаю, что вам известны все тропинки в нашем лесу, - это вам поможет.
  Преклоняюсь перед Вашим Величеством, ваш недостойный слуга
  Н.
  20 декабря 1648 года."
  Теперь читателю должно быть понятно, какие планы были у Стюарта, желавшего остановиться в Бэгшоте.
  Полковник Гаррисон не посмел отказать королю, хотя и заподозрил в его словах что-то неладное.
  - Как вам будет угодно, - ответил он.
  Продолжая свой путь, отряд в полдень прибыл в поместье лорда Ньюборо.
  Подъезжая к вышедшему навстречу лорду, Стюарт повернул лошадь, но, видимо, думая в тот момент только о Ньюборо, сделал это так неловко, что та упала на передние ноги и сбросила седока на землю. Гаррисон быстро соскочил со своей лошади, чтобы оказать помощь королю, но лорд Ньюборо опередил его и сам помог Стюарту подняться на ноги. Карл отделался легким испугом, но его лошадь подвернула ногу.
  - Ничего, пустяки! - сказал Стюарт, отряхиваясь. - Насколько мне известно, у лорда Ньюборо в конюшне есть прекрасная лошадь, и если вы, лорд, будете так любезны, ваш Буцефал заменит мне этого хромого.
  - Ах, Ваше Величество, - замялся тот, и на лице его отразилось отчаяние.
  - В чем дело, лорд? - спросил Стюарт, побледнев.
  - Дело в том...
  - В чем? Говорите, я приказываю!
  - Дело в том, что Буцефал хромает даже сильнее этой лошади.
  - Как так? - воскликнул Стюарт, с трудом стараясь подавить охватившее его волнение.
  - Я вам все объясню.
  - Я слушаю.
  - Вчера в конюшне Буцефал сильно ушибся...
  - Вот оно что... - чуть слышно проговорил Стюарт.
  - Но если... если Вашему Величеству будет угодно, вы можете взять другую лошадь из моей конюшни. Ручаюсь, там найдутся другие превосходные лошади... пусть и уступающие Буцефалу.
  - Значит, шансов становится меньше, - прошептал Стюарт, так тихо, что только лорд мог слышать его. - Я отказываюсь от такого риска, - и, помрачнев, добавил: - Это судьба!
  - Так угодно ли будет Вашему Величеству выбрать лошадь из моей конюшни? - спросил лорд Ньюборо, делая вид, что ничего не произошло.
  - Разумеется, - сказал в ответ Стюарт, также притворяясь спокойным.
  - Прошу вас следовать за мной, господа, - обратился лорд Ньюборо ко всем приехавшим вместе с Карлом. - Надеюсь, вы удостоите меня чести отобедать со мной, Ваше Величество?
  - Да, я остановлюсь у вас на час.
  - Вот и отлично. Ручаюсь, что таких фазанов, каких я вчера подстрелил на охоте, вы не пробовали никогда в жизни! Кроме того, я заранее предвидел, что вы можете здесь остановиться и приказал Дэвиду, накрыть стол на тридцать персон. Не правда ли, Дэвид? - обратился лорд Ньюборо к черноволосому юноше лет шестнадцати, в котором Карл сразу узнал слугу, который передал ему письмо в Уинчестере.
  Юноша почтительно поклонился королю и ответил лорду:
  - Да, Ваша светлость, и ваше приказание выполнено.
  - Надеюсь, мы будем обедать в лесу? - спросил Стюарт, в голосе которого все еще слышалось некоторое недовольство.
  - Да, я приказал накрыть в лесу, - ответил лорд Ньюборо. - А впрочем, если вам угодно...
  - Нет-нет, - прервал его Стюарт, - напротив, я именно желаю отобедать в лесу.
  И они направились в лес.
  Между деревьев стояли сдвинутые вместе в один ряд столы, накрытые скатертью, на которой стояли всевозможные кушанья, достойные сказок "Тысячи и одной ночи". Кроме фазанов, там были и зажаренные молодые барашки, и вино с виноградников лорда Ньюборо, и все, все, все, что могло бы удовлетворить даже самый взыскательный вкус.
  Лес был необыкновенно красив в эту зимнюю пору. Над белоснежной гладью снега, словно античные колонны, выступали стволы берез. В их ветвях прыгали воробьи и синицы, - самые отважные из них осмеливались слетать вниз и клевать хлеба со стола. Можно было заметить, как из дупла старого дуба выглянула белка и, осмотревшись, спряталась вновь. На самом верху его сидел черный ворон и каркал на весь лес. На снегу были видны следы лани, на которые сразу обратил внимание лорд Ньюборо. Однако, взяв себя в руки, этот страстный охотник сказал:
  - Прошу вас, господа, присаживайтесь.
  Путники сели за стол и с удовольствием принялись за еду, не уставая похваливать исключительные достоинства стоявших на столе блюд. Карл Стюарт и лорд Ньюборо изредка вполголоса перебрасывались короткими фразами, но всякий раз чувствуя на себе пристальный взгляд полковника Гаррисона, тут же умолкали и снова принимались за фазанов.
  После обеда гости встали из-за стола, еще раз поблагодарили хозяина за оказанный им прием и снова тронулись в путь.
  Карл выбрал себе превосходного скакуна серой масти, но отказался от мысли о побеге; к тому же, Гаррисон на этот раз ехал слишком близко от него. Всю дорогу до Виндзора Стюарт разговаривал с Гербертом.
  В Виндзоре ему был выделен один из его дворцов, чему король несказанно обрадовался. Заняв свои прежние покои, он лег отдыхать, почти забыв о том, что был пленником.
  
  
  V
  Суд
  
  После долгих колебаний парламент издал билль, в котором приказывал предать Карла Стюарта суду, и 2 января он был представлен на утверждение верхней палаты. Но лорды на сей раз повели себя более решительно, чем обычно, и двенадцать из них отвергли это постановление.
  4 января нижняя палата получила ответ, но решив, что верхняя палата не должна мешать ходу процесса, учредила верховный суд.
  Председателем его был избран Брадшоу, убежденный республиканец и противник монархии. Брадшоу относился к тем людям, которых невозможно было убедить в собственной неправоте. Он был судьей, олицетворявшим собой суровую тяжесть закона, и не раз ему удавалось во время заседаний обращать самого уверенного в себе подсудимого в смиренного ягненка. Зная о большом неравнодушии Брадшоу к деньгам, сторонники короля пытались подкупить его, но, впрочем, безуспешно.
  Суд собирался до 19 января. На первом же собрании обнаружились серьезные разногласия. В то время как Брадшоу, Мильтон и другие высказывались против короля, Кромвель, в душе своей желавший суда больше всех, на деле медлил и в конце концов признал справедливость суда только под напором большинства. Айртон во всем вторил Кромвелю, а Ферфакс упорно отрицал виновность короля и само право его осуждать. Некий Алджернон Сидней ограничился тем, что сказал:
  - Я не согласен с решением нижней палаты и заявляю, что ни за что не приму участие в подобной низости.
  Затем он покинул собрание.
  В итоге в суде остались только самые решительные его члены. С каждым днем их становилось все меньше и меньше. На втором собрании (10 января) уже не было Ферфакса. Многие поступали как Сидней, приходя на заседание только для того, чтобы высказать свое несогласие. Кромвель наконец сдался и Айртон, разумеется, последовал его примеру.
  Генеральным прокурором был назначен Джон Кит. Секретарем - Генри Скобелл, заменивший на этом посту Элсинга, который, опасаясь участия в подобном деле, отказался от должности, сказавшись больным.
  Народ, от имени которого судили короля, до собрания вообще допущен не был. Все двери были заставлены караулами.
  Имущество короля было конфисковано. 20 января король должен был подвергнуться допросу.
  Вот что происходило в столице в то время, как Стюарт находился в Виндзоре. Настала пора снова вернуться к нему.
  Посреди королевской столовой стоял небольшой стол, за которым сидели два человека. Один из них был король, а другой, как легко догадаться, был Герберт. Им прислуживали двое слуг.
  Стол был устлан скатертью, которую не меняли уже целую неделю. На столе стояли блюда, отнюдь не отличавшиеся тем разнообразием и изысканностью, которым отличались блюда на столе у лорда Ньюборо, а также шесть бутылок вина, две из которых были уже пусты.
  - Герберт, что же вы не едите этих карпов? - спросил король, указывая на блюдо, на котором лежала плохо очищенная и не вполне свежая рыба, которую он даже не попробовал.
  - Благодарю, Ваше Величество, но я предпочитаю этих цыплят, - ответил Герберт и не без иронии добавил: - Они хоть и плохо ощипаны, но зато свежие.
  - Вы правы, - грустно сказал король, - вот уже несколько дней меня кормят из рук вон плохо.
  - Действительно, я тоже это заметил.
  - К тому же мне не воздают должных почестей... Видно, было получено письмо из парламента.
  - Вы огорчены таким обращением, Ваше Величество?
  - Да, Герберт... - Стюарт помрачнел, но тотчас, взяв себя в руки, улыбнулся и сказал: - Впрочем, это не мешает нам допить эту бутылку.
  - С удовольствием.
  - Наливайте... За ваше здоровье!
  - Помилуйте, Ваше Величество, не слишком ли много чести для вашего покорного слуги?
  - Теперь ваша очередь. За ваше здоровье!
  Они осушили свои бокалы и вновь наполнили их.
  - Что парламент, Герберт?
  - У них серьезные разногласия. Верхняя палата отказалась участвовать в судебном процессе.
  - Слава богу! Я всегда верил в честность лордов. За здоровье лордов!
  В это время слуги принесли бараньи котлеты.
  - О! Это придаст нашему меню некоторое разнообразие. Поставьте сюда... Отлично!
  - Кажется, появился повод оставить в покое цыплят...
  - И перейти к нижней палате! Что там?
  - После того, как многие ушли из нее...
  - Да, вы это уже рассказывали, Герберт.
  - Так вот, лордом-президентом назначен Брадшоу.
  - А! Этот грозный судья! Чтоб подкупить его, потребовалось бы немало денег, так как у него солидное жалование... Так он лорд-президент? Это смело с его стороны! За здоровье Брадшоу!
  Бокалы вновь были наполнены из четвертой бутылки.
  - Нет ли вестей от лорда Ньюборо?
  - Никаких.
  - Гм, надеюсь, в его лесах еще остались фазаны после нашего визита... Черт возьми!
  - Что такое?
  - Я думал, что эти котлеты будут, по крайней мере, съедобны. Мне попалась кость, - сказал Стюарт, отодвигая от себя тарелку с котлетами.
  Герберт, внимательно осмотрев свою котлету, продолжал есть.
  - А что ирландцы?
  - Все так же: обещают помощь, и весьма скорую.
  - Надеюсь, они будут такими же людьми чести, как... - Стюарт побледнел как мертвец, в голове его пронеслась мысль:
  "...Как граф Уэртинг!.. О, никогда себе не прощу этого предательства!"
  - Вы чем-то опечалены, Ваше Величество? - спросил Герберт, видя перемену в настроении короля.
  - Нет, ничего, Герберт... ничего... За здоровье ирландцев!.. Эй, Билли! Принеси еще две бутылки, если парламент позволит!
  Тот, к кому он обратился, поклонился, и вышел. Это был слуга лет тридцати - тридцати двух, болтливый в отсутствии короля и очень исполнительный в его присутствии.
  - Что вам еще известно о решениях нижней палаты, Герберт?
  - Откровенно говоря, ничего. Зная, что я имею честь быть приближенным Вашего Величества, на мои вопросы стараются отвечать кратко или вообще не отвечать.
  - Придется ждать известий... Куда запропастился этот слуга! Уильям!
  - Я здесь, Ваше Величество, - сказал слуга, появляясь в двери с двумя бутылками в руках.
  - Отлично, поставь сюда.
  Слуга выполнил приказание. Он откупорил первую бутылку и наполнил бокалы Стюарту и Герберту.
  В это время за окном послышался конский топот.
  - Что это? Кажется, кто-то приехал! Гарри, пойдите, узнайте, а вы, Уильям, останьтесь.
  Через минуту Гарри вернулся. У него был встревоженный вид. Его озабоченное выражение в момент передалось обоим сотрапезникам.
  - Что такое? Вести от парламента?
  - Так точно, Ваше Величество.
  Стюарт отодвинул от себя бокал и, взяв себя в руки, спросил:
  - Что они решили?
  - Приехал конный отряд под начальством полковника Гаррисона.
  - С какой целью?
  - Сейчас это будет известно.
  - Я не жду от этого приезда ничего хорошего, Герберт. Возможно, меня перевезут в Лондон, а, может, все обойдется; хотя, это вряд ли... Не зря же полковник Уичкот меня предупреждал!
  Действительно, губернатор Виндзора, полковник Уичкот несколько дней назад оповестил короля о том, что он будет перевезен в Лондон. Король не обратил тогда внимания на это известие и прожил следующие несколько дней самым беспечным образом, но теперь ему пришлось припомнить слова Уичкота.
  Двери открылись, и вошел слуга.
  - Полковник Гаррисон, Ваше Величество, - доложил он.
  - Прекрасно, впустите его.
  Появился Гаррисон. Он низко поклонился.
  - А вот и вы, полковник, - обратился к нему Стюарт дрогнувшим голосом. - Разрешите поинтересоваться, чему я обязан удовольствием видеть вас? Сразу замечу, что я всегда рад вас видеть.
  Гаррисон еще раз поклонился и вместо ответа подошел к королю и подал ему бумагу. Стюарт взял ее. Полковник отступил назад.
  Карл прочел:
  "Нижняя палата английского парламента приказывает полковнику республиканской армии Гаррисону отвезти Карла Стюарта из Виндзора, где он находится, в Лондон.
  Сей приказ должно исполнить вышеозначенному полковнику 19 января.
  Именем нижней палаты английского парламента
  Дж. Брадшоу
  четверг 18 января 1649 г."
  - Прекрасно, - сказал Стюарт, кончив читать, и придав своему лицу беспечный вид, - я готов. Но, так как сейчас еще только утро, прошу вас, полковник, окажите мне услугу, присаживайтесь за стол. За ваше здоровье, полковник!..
  В полдень все были готовы к отъезду.
  Во дворе замка стояла карета, запряженная шестеркой белых лошадей, которые благополучно довезли короля до Лондона.
  Днем 20 января, то есть на следующий день, Стюарт предстал перед судом, происходившим в Вестминстер-Холле.
  Посредине зала, в небольшом кресле, покрытом красной материей, сидел Брадшоу, с как никогда уверенным в себе видом. По обеим сторонам от него расположились члены суда, занимавшие места на трибуне. Перед креслом Брадшоу сидел секретарь, который должен был записывать протокол заседания. Тут же стоял стол, покрытый дорогим ковром, на котором лежали жезл и меч. Кругом стояла вооруженная охрана, состоявшая из нескольких отрядов, каждым из которых командовал офицер. Места для зрителей были полны народом.
  Царил невообразимый шум.
  После того, как тишина была восстановлена, прочли акт, учреждающий верховный суд, затем началась перекличка, в результате которой выяснилось число присутствующих (их было шестьдесят девять), и наконец Брадшоу, повернувшись к сержанту, командовавшему охраной, сказал громко, чтоб его слышали на трибунах:
  - Введите арестанта!
  Ввели Стюарта. Его сопровождали полковник Геккер и более тридцати офицеров. Король был спокоен и невозмутим.
  Гордо приподняв голову, он презрительным взглядом осмотрел судей. Обернувшись в сторону народа, Стюарт улыбнулся и приподнял кончик своей шляпы. В ответ послышался нерешительный гул: народ боялся стражи.
  Стюарт пожал плечами. Брадшоу указал ему на специально приготовленное для него кресло.
  Стюарт подошел и сел. Желая подчеркнуть свой высокий сан, он не снял шляпы. Приподнявшись, он еще раз оглядел зал.
  Суд начался.
  Тишину нарушил Брадшоу:
  - Карл Стюарт, король английский! Нижняя палата, в качестве парламента, считая вас главным виновником бедствий, которым подвергался народ, решила преследовать преступление судом и учредила с этим намерением верховный суд, перед которым вы ныне являетесь. Подсудимый, прослушайте обвинения, которые лежат на вас...
  - Молчать, - прервал его Стюарт, с уставшим видом и делая нетерпеливый жест.
  Брадшоу бросил на него уничтожающий взгляд, исполненный гнева. Стюарт не смутился. Брадшоу зачитал обвинительный акт, в котором обвинял Стюарта во всех народных бедствиях, и кончил тем, что сказал:
  - Я требую, чтоб Карл Стюарт был предан суду как тиран, государственный преступник и убийца.
  - Вы отдаете себе отчет в ваших словах? - сказал король.
  - Более чем. Ваши преступления перешли все границы.
  - Какой властью я призван сюда?
  - Как я уже сказал, вы призваны сюда от имени английского народа, избравшего вас королем. Вы же превысили вашу власть...
  - Я не признаю власть суда, самовольную и не соблюдающую законы, власть, считающую себя за высшее из всех судилищ!
  - Вы отвергаете власть суда, вы отрицаете его законность, - это дело ваше, но здесь, на этом суде, эта власть требует, чтобы вы отвечали.
  - Послушайте, когда я находился на острове Уайт, я вел переговоры с обеими палатами парламента. Были почти решены все условия мира. Кто дал вам право увозить меня оттуда?
  - Стюарт...
  - Англия никогда не была избирательным королевством, - перебил его король, - вот уже тысячу лет, как королевская власть передается по наследству.
  - Времена меняются, сэр.
  - Какой властью я призван сюда? Разве полковник Коббет насильно взял меня с острова Уайт? Конечно, нижняя палата имеет законные основания, я этого не отрицаю, но где же верхняя палата, где же лорды? Наконец, нет парламента без короля, и король не может подвергаться суду со стороны парламента!
  - Сэр, суд ждет от вас ответа: удовлетворяют ли вас наши полномочия?
  - Никто не имеет права решать подобные вопросы!
  - Суд вас выслушал и решит вашу судьбу.
  - У вас все?
  - Да. Уведите подсудимого!
  На следующий день, 21 января, заседание продолжилось. Король все так же стоял на своем и оспаривал право нижней палаты себя судить.
  - Сэр, мы не допустим оспаривать судебную власть верховной комиссии!
  - Я отвергаю это, приведите мне пример!
  - Сэр! - вскрикнул Брадшоу, выведенный из себя. - Мы собрались здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. Отвечайте о том, что вас спрашивают: признаете ли вы себя виновным или не признаете?
  - Выслушайте мои резоны!
  - Вам не давали права представлять никакие резоны против высшего из всех судилищ.
  - А я в нем и не нуждаюсь! И потом, покажите мне пример, где не слушают резонов в судебном деле. Вы молчите?..
  - Сэр, вы забываете, где вы находитесь!
  - О, я прекрасно вижу, где!..
  - Сержант, уведите подсудимого! - крикнул Брадшоу, вытирая платком взмокший лоб.
  Короля не могли спасти ни старания жены Генриетты-Марии, обратившейся за помощью к Мазарини, который сам в то время боролся с Фрондой и нуждался в помощи, ни принц Валлийский, старавшийся переубедить Ферфакса и офицеров, ни протесты шотландцев, ни заступничество брата Кромвеля - Джона. Нижняя палата уладила все формальности, и 29 января король был приведен в здание суда, где должен был выслушать приговор.
  Это публичное заседание началось, как и предыдущие, с поименной переклички. Назвали Ферфакса. Ответа не последовало.
  - Он слишком умен, чтобы быть здесь! - раздался вдруг женский голос из галереи.
  Все взоры обратились в ту сторону, но кричавшую не обнаружили.
  Перекличка кончилась. Шестьдесят членов суда было налицо. Началось заседание.
  Как обычно, первым заговорил Брадшоу:
  - Господа, всем вам, присутствующим здесь, хорошо известно, что подсудимый, предстоящий перед вами, был уже неоднократно приводим в суд, чтобы отвечать на обвинение в государственной измене и других преступлениях, обвинение, выставленное против него именем английского народа...
  Его прервал все тот же голос с галереи:
  - Половина народа не участвовало в этом! Где народ? Вы бунтовщики! Кромвель - тиран и изменник! Это беззаконие!..
  Эти крики заставили всех присутствующих снова обратить взор на галерею.
  Начальник стражи Акстель вскочил и закричал:
  - Долой крикунов! Солдаты, стреляйте в них!
  В зале зашумели, порядок был нарушен.
  Солдаты выстроились в строй и пытались восстановить порядок.
  Обнаружили кричавшую. Это была леди Ферфакс. Охрана выпроводила ее из зала.
  Наконец порядок был восстановлен. Брадшоу продолжал:
  - Господа, всем вам известна вина Карла Стюарта. Учитывая все его преступления, верховный суд уже вынес приговор, но до его прочтения он дал право подсудимому сказать в свою защиту то, что он сочтет нужным, с тем условием, что он не будет оспаривать судебную власть.
  Стюарт подавил в себе желание сказать: "Где вы видите верховный суд?" и, обратившись ко всему парламенту, произнес:
  - Я желаю, чтобы лордам и представителям нижней палаты было угодно выслушать меня. То, что я вам предложу, скорее важно для вас, для доброго английского народа, для мира и благополучия страны, нежели для моего собственного благополучия.
  По залу пробежало сильное волнение. Никто, ни роялисты, ни враги короля не ожидали от него предложений. Все пытались предугадать, что скажет Стюарт.
  Брадшоу вскочил со своего места и громко, чтобы все его слышали, произнес:
  - Это очередная уловка для избежания справедливого суда!
  - Дайте мне высказаться, - сказал Стюарт.
  Завязался спор. Стюарт просил слова. Брадшоу заявлял, что никаких предложений он делать не может. Солдаты шумно разговаривали и даже позволяли себе грубые выходки по отношению к королю. Громче всех шумел Акстель. Стюарт просил солдат замолчать.
  Его поддержал полковник Доунс, требуя, чтобы обвиняемого выслушали. Но Кромвель был категорически против. Большинство поддержало Кромвеля, и Стюарту так и не дали объяснить суду его предложение, несмотря на все его требования.
  Брадшоу приказал навести порядок. Через полчаса суд продолжался.
  После небольшого голосования Брадшоу сказал:
  - Карл Стюарт, ваше предложение отвергнуто.
  Король побледнел и на секунду закрыл глаза. "Я погиб!" - мелькнуло у него в голове. Холодный пот выступил на лбу Карла. Однако со стороны признаков волнения на его лице было почти не заметно. Король больше не настаивал на своем требовании.
  Брадшоу важно оглядел зал и объявил:
  - Карл Стюарт, вам, как обвиняемому, сейчас будет объявлен приговор.
  Перед оглашением приговора Брадшоу произнес длинную речь, в которой обвинял короля во всех несчастиях, выпавших на долю народа Англии.
  Народ молчал.
  Карл воскликнул:
  - По какому праву!..
  - Секретарь, читайте приговор! - перебил его Брадшоу.
  В полнейшей тишине был зачитан приговор:
  "Упомянутый Карл Стюарт, как тиран, изменник, убийца и враг народа, присуждается к смертной казни через отсечение головы от туловища".
  С трибун послышался несмелый шепот.
  - Сэр, - сказал король, - не угодно ли выслушать меня?
  - Приговор прочитан, - отвечал Брадшоу, - вы не можете ничего говорить.
  - Иного я от вас и не ожидал! - резко сказал Стюарт, вставая. - Я свободен? До завтра, разумеется.
  - Да. Уведите арестанта!
  Стюарта повели к выходу под надежной охраной. Когда он шел мимо стола, на котором лежали жезл и меч, король, взглянув на меч, сказал:
  - Я не боюсь этого меча, ибо над ним есть высшее правосудие!
  
  Настала пора вернуться к подполковнику Фейру, все это время почти не выходившему из гостиницы на берегу Темзы и спокойно ожидающему решения верховного суда относительно Карла Стюарта.
  Вечером того дня, когда королю был вынесен приговор, он получил письмо от Кромвеля:
  "Подполковнику Фейру, лично:
  Сегодня, 29 января, верховным судом Карлу Стюарту был вынесен смертный приговор. Приказываю вам завтра, 30 января, в 7 часов утра явиться ко мне, в Уайт-Холл, чтобы получить распоряжения, связанные с организацией предстоящей казни, и доставить приказ палачу.
  Вынужден просить об этой услуге именно вас, подполковник, так как решительно не знаю, кому еще я мог бы доверить столь ответственное дело, а вам я доверяю совершенно. Кроме того, вы человек не робкого десятка и без предрассудков.
  Итак, я жду вас.
  29 января 1649 г.
  О. Кромвель."
  Фейр спокойно прочитал письмо и впал в раздумье.
  
  
  VI
  Казнь
  
  В этот вечер Карл Стюарт был в самом мрачном настроении.
  Он слегка поужинал, выпил три бутылки французского вина и лег спать.
  Долгое время Стюарт не мог сомкнуть глаз и заснул очень поздно. Но и во сне душа его не могла найти себе покой.
  Ему снилось, что за ним пришли из суда и что его ведут к эшафоту. Он не сопротивляется. Мысли его путаются, он бредит. Он всходит на эшафот и оглядывается вокруг. Но странно: там, где он только что видел толпу народа, собравшегося, чтобы смотреть на казнь, уже больше нет ничего. Его окружает полнейшая пустота и мрак ночи. Он делает шаг вперед и вдруг замечает, что он не один: рядом с ним стоит палач, в черном плаще и в маске. В руке палач держит тяжелый, остро оточенный топор. Они стоят одни на эшафоте возле плахи. Он в страхе хочет бежать, но темнота пугает его, тогда как эшафот словно излучает свет. Тогда что-то, что сильнее его самого, заставляет его покориться своей участи.
  И вот над ним раздается голос палача: "Подойди!" Он молча повинуется. "Голову на плаху!" Он встает на колени перед палачом и безропотно подставляет свою голову, в ожидании рокового удара. "Я прощаю вас!" - говорит палач бесстрастным голосом и бросает топор на доски эшафота. Но, словно все еще поддерживаемый какими-то невидимыми руками, топор взлетает вверх; он зажмуривается и чувствует, как топор обрушивается на него со страшной силой, а затем еще и еще...
  Стюарт проснулся в холодном поту, сердце его бешено колотилось. В широко раскрытых глазах его застыло выражение ужаса. Лицо покрывала мертвенная бледность. Карл приподнялся и сел.
  Все было спокойно: мирно тикали часы, за окном было темно.
  Стюарт снова лег и закрыл глаза в надежде уснуть, но это ему не удалось: то и дело мерещился палач и топор.
  Открыв глаза, он увидел шагах в десяти от себя человека в белом, медленно идущего к нему навстречу. Человек ступал так бесшумно, что, казалось, ноги его не касались пола. Руки незнакомца были скрещены на груди. Бледное лицо оставалось бесстрастным. Мрачный взор походил на невидящий взгляд акулы. Весь вид незнакомца наводил на мысль, промелькнувшую в голове Стюарта: "Живой ли он?"
  Однако любопытство победило страх, и, встав с постели, он направился к видению, которое, тотчас же остановилось. В двух шагах от цели он встал как вкопанный, и дрожь пробежала по всему его телу. В чертах лица этого человека ему показалось что-то знакомое.
  В тот же миг видение исчезло, словно растворилось в воздухе.
  И вдруг внезапное прозрение осенило Стюарта:
  - Граф Уэртинг! - прошептал он и, лишившись чувств, упал на пол.
  
  Утром в 7 часов, как было указано в приказе, подполковник Фейр явился к Кромвелю в Уайт-Холл, где застал Ганкса, Геккера и Акстеля. Они оформили некоторые документы, после чего Кромвель обратился к Ганксу:
  - Вы должны написать и подписать приказ палачу, полковник.
  - Я вынужден отказаться.
  - Я настаиваю.
  - Нет, мой генерал, этот документ следует подписать вам, а не мне, вашему подчиненному.
  Кромвель проворчал что-то в ответ и, взяв лист бумаги, написал приказ сам:
  "Настоящим предписывается вам привести в исполнение приговор о казни Карла Стюарта, короля Англии, через отсечение головы от туловища на открытой улице перед Уайт-Холлом сегодня, 30 января, между 10 часами утра и 5 часами пополудни.
  От имени верховного суда..."
  - Полковник Геккер, подпишите.
  Геккер оказался решительнее Ганкса и подписался.
  - Отлично, а теперь ступайте за королем в здание банкетного зала.
  Геккер без возражений повиновался.
  - Ну а вы, подполковник Фейр, отвезете этот приказ палачу. Вы лично отвечаете за казнь, - сказал Кромвель.
  Фейр без возражений взял приказ, поклонился и вышел, сказав напоследок:
  - Я отвечаю за казнь, генерал!
  
  В это время Стюарт встал с постели после четырехчасового сна и оделся со своей обычной тщательностью.
  Вскоре явился епископ Джаксон и оставался у короля, читая ему молитвы, до 10 часов.
  В 10 часов в дверь постучали.
  - Герберт, узнайте, кто там, - обратился Стюарт к адьютанту, находившемуся рядом с ним.
  Герберт вышел и, вернувшись, доложил:
  - Полковник Геккер, Ваше Величество.
  - Впустите.
  Геккер вошел и поклонился, сказав одно единственное слово:
  - Пора.
  Стюарт позавтракал, чтобы не потерять присутствия сил перед казнью.
  - Теперь ведите меня, я следую за вами, - сказал он Геккеру.
  Они прошли через залу, в которой по обеим сторонам стояли солдаты, и вышли через выход в стене на эшафот.
  Было холодно. Солнце скрывал туман.
  Вокруг эшафота, обитого черным сукном, стояли ряды вооруженных всадников, получивших приказ никого не подпускать к эшафоту без специального на то разрешения.
  Народ окружал их плотною толпой. Края толпы не было видно: она скрывалась за домами Чарингкросс и доходила с другой стороны до Вестминстерского моста. Все взоры были обращены в сторону эшафота.
  В самом начале эшафота находились Кромвель, Ганкс, Акстель, Айртон и другие. Подполковника Фейра среди них не было, что немало удивило Кромвеля. Здесь же стоял епископ Томлисон. Потом к этой группе присоединились полковник Геккер и епископ Джаксон, сопровождавшие короля.
  В конце эшафота находилась низкая плаха, рядом с которой стоял, опираясь на длинную рукоять топора, человек, одетый во все черное, лицо которого скрывала маска. Это был палач.
  Когда король вышел на эшафот, воцарилась тишина.
  Он был крайне бледен после тяжелой ночи, но спокоен и полон решимости. Тщательно причесанные волосы и аккуратность в его одежде поразили народ.
  - Вот человек, идущий на казнь! - послышалось в толпе.
  Карл Стюарт улыбнулся какой-то мрачной улыбкой и огляделся вокруг. Видя со всех сторон от эшафота лишь парламентскую конницу, заслонявшую от него народ, он повернулся к епископам Джаксону и Томлисону.
  - Перед смертью я заявляю, что остаюсь невиновным по отношению к народу. Обвинения против меня необоснованны, так как единственной причиной народных бедствий было неуважение прав государя, и народу не нужно вмешиваться в государственное правление.
  Кромвель подал ему специальную шапочку. Стюарт без волнения подобрал под нее волосы и, встав на колени перед плахой, которая при таком его положении едва доходила ему до пояса, стал тихо читать молитву. Он кончил и хотел уже было положить голову под топор, как вдруг услышал тихий шепот. Говорил палач. Голос его был настолько тихим, что только Стюарт мог слышать его.
  - Прежде чем отрубить вам голову, я прощаю вам ваше предательство!
  Дрожь пробежала по телу Стюарта. О, как эти слова напоминали ему его сон!
  - Кто вы? - прошептал Стюарт.
  - Я не скажу вам, кто я: вы меня не узнаете. Мне будет достаточно сказать, кем я был... - все так же тихо продолжал палач.
  - О, говорите, говорите, прошу вас! - взволнованно прошептал Стюарт.
  - Когда-то я был вашим другом.
  - Как вас звали тогда? - спросил Стюарт дрогнувшим голосом.
  - Граф Уэртинг! Помните ли вы меня?
  Стюарт побледнел еще больше, хотя казалось, что это было невозможно. На лице его застыл беспредельный ужас. В одно мгновение он вспомнил все свое прошлое. Чуть приподнявшись и взглянув на палача широко раскрытыми от удивления и ужаса глазами он выкрикнул нечеловеческим голосом: "Помню!" - так громко, что, казалось, его услышал весь Лондон, вся Англия, весь мир. Затем он положил голову на плаху, или, точнее, она упала на нее, и еле слышно прошептал:
  - Руби, ибо я заслужил это, и да свершится правосудие!
  Сильный удар потряс эшафот, - голова скатилась с первого удара.
  Итак, монархии в Англии пришел конец. Но надолго ли?
  А граф Уэртинг спокойной поступью покинул эшафот и скрылся из виду.
  Что же касается настоящего палача, то он, посмотрев с балкона одного из домов на казнь, отправился к своему приятелю, где проиграл, а потом снова выиграл половину утреннего заработка.
  
  
  VII
  Кромвель
  
  На следующее утро подполковник Фейр явился в Уайт-Холл и попросил доложить о себе генералу.
  - Отлично, впустите его немедленно! - ответил Кромвель.
  Дверь открылась. Фейр вошел, поклонился и стал ждать, когда Кромвель начнет говорить.
  - Рад вас видеть, подполковник! Впрочем, как и всегда. Я вас слушаю.
  - Я пришел с прошением об отставке.
  Кромвель заметно удивился.
  - Я не ослышался?
  - Никак нет, сэр.
  - Могу ли я узнать причину, заставившую вас прийти к такому решению?
  - Дело в том, что меня побудили к службе в армии парламента только личные цели.
  - Могу ли я узнать, какие?
  - Извините, сэр, но я предпочел бы о них умолчать.
  - Что ж, я понимаю, это ваше дело...
  Фейр молчал, ожидая, когда генерал возобновит разговор.
  - И что же вы собираетесь делать после отставки? Скажите, если не секрет.
  - Я поселюсь где-нибудь недалеко от Портсмута.
  Кромвель на минуту задумался.
  - Послушайте, подполковник, - наконец сказал он, - к чему такая спешка?
  - Я настаиваю.
  Казалось, Кромвель не слышал его.
  - Послушайте, подполковник. Сейчас мне очень нужны надежные, преданные люди, а их ведь так мало! Я назначу вас полковником, увеличу вам жалование... О, вы отрицательно качаете головой, вы не согласны. Но прошу вас, подумайте: перед вами открывается блестящее будущее... Слушайте... конечно, я не пророк, но, тем не менее, я могу предсказать вам все, что произойдет в ближайшее будущее. Слушайте.
  Прежде всего, парламент объявит Англию и все принадлежащие ей владения республикой. Отныне Англия будет управляться, как свободное государство верховной властью английской нации, представителями народа через парламент, где не будет ни короля, ни палаты лордов.
  Затем Долгий парламент, каким бы "долгим" он ни был, в условиях угрозы беспорядков в стране, будет заменен моей собственной властью, властью протектора. Армия под моим командованием усмирит ирландцев, шотландцев, а если понадобится, и всех, кто попытается восстановить на английский престол сына Карла Стюарта, у которого теперь шансов на престол не больше, чем у его отца, одним словом никаких... Кстати, почему я не видел вас вчера во время казни?
  - Отправив приказ палачу, я подумал, что могу быть свободен.
  Кромвель недоверчиво посмотрел на Фейра и продолжал:
  - Так вот... Наладив свою власть и укрепив ее могущество, я стану неофициальным монархом и, уж поверьте, подыщу вам какой-нибудь достойный чин в своей армии: из полковника вы станете генералом!
  - Прошу прощения, но с таким же успехом, вместо слова "генералом", вы могли произнести слово "маршалом".
  - Вы мне не верите?
  - Напротив, но я уже решил пойти в отставку. Благодарю вас за столь лестное предложение, но, тем не менее, я вынужден отказаться и настоять на своем.
  Действительно, подполковник ни на минуту не сомневался в пророчествах Кромвеля. Он думал: "Этот человек не сеет слов на ветер, он далеко пойдет!"
  Кромвель начинал сдаваться:
  - Значит, вы этого упорно желаете?..
  - Да.
  - Ах, вы исправимы, - сказал Кромвель и, взяв приказ об отставке, подписал его. - Вы свободны, Фейр, прощайте!
  - Прощайте, генерал.
  И граф Уэртинг вышел.
  Кромвель проследил за ним взглядом и, прошептав "Он далеко пошел бы. Ах, если бы вся моя армия состояла из таких людей!", погрузился в раздумье.
  
  
  VIII
  О том, что происходило в Англии в 49-м - 60-м годах XVII столетия
  
  В день казни короля нижняя палата объявила государственными изменниками всех, кто признает сына Карла I, принца Чарльза, наследником английского престола.
  7 февраля был принят акт против монархии:
  "Опытом доказано и, вследствие того, палатою объявляется, что королевского звание на этой земле бесполезно, тягостно и опасно для свободы и поэтому отныне оно уничтожается.
  Сей акт объявляется и утверждается ныне существующим парламентом и его властью".
  В марте королевская власть была окончательно упразднена, и наконец 19 мая 1649 года Англия была провозглашена республикой.
  Управлять ей стал парламент, состоящий из одной нижней палаты. Палата лордов как "ненужная и опасная" была ликвидирована.
  Феодальный строй энергично уничтожался.
  Деньги, вырученные от продажи земель короля, "кавалеров" и епископов, потекли ручьями в карманы буржуазии и "джентри" - нового дворянства, - обогнув народные низы.
  В народе росло недовольство, которое парламент старался подавить. Были разгромлены левеллеры, а их предводитель Джон Лильберн выслан из Англии. Некоторые вспышки недовольства в армии были также подавлены.
  Появились так называемые "истинные левеллеры" - диггеры. Они выступали не только за политическое, но и за экономическое и материальное равенство, и выражали интересы низов.
  Они дали о себе знать в начале 1649 года, когда несколько десятков крестьян-диггеров раскопали пустырь на одном из холмов к югу от Лондона. Во главе их стоял Джерард Уинстэнли, написавший впоследствии "Декларацию бедного угнетенного народа Англии" и "Закон свободы", а также бывший солдат Уильям Эверард.
  Буржуазия разогнала диггеров, посягнувших на ее опору - частную собственность. Некоторые из них были посажены в тюрьмы, посевы - беспощадно растоптаны. Уинстэнли умер в тюрьме в 1652 году.
  Народ все больше ненавидел правление Кромвеля, руководившего всеми этими событиями. Но у Кромвеля была надежная опора - армия.
  Тем временем, Ирландия была охвачена восстаниями. В середине 1649 года Кромвель предпринял поход с целью их подавления, и армия под его командованием высадилась в Дублине.
  Путь армии парламента от Дублина в Дроэду, затем из Дроэды снова в Дублин, из Дублина в Уэксфорд, из Уэксфорда в Кинсейл, из Кинсейла в Килкенни и обратно, был отмечен кровавым следом. Кромвель казнил тысячи и тысячи людей, в том числе и мирных жителей; многие попали в рабство. Сжигались посевы, разорялись земли.
  Была истреблена почти половина ирландского народа. Те, кто уцелел, спасались бегством. Четыре пятых территории всего острова было захвачено и распродано богатым дворянам.
  Вот что писал Кромвель в заявлении о штурме крепости Дроэды во время похода английских войск в Ирландию от 17 сентября 1649 года:
  "Наши люди, поднятые против них, получили мой приказ предать их мечу... Я запретил щадить всякого, кто попался с оружием в городе... В ту ночь наши солдаты убили около 2000 человек.
  ...На следующий день было предложено сдаться в двух других башнях, в одной из которых были 120 или 140 человек... Когда они сдались, их офицерам размозжили головы, а каждый десятый солдат был расстрелян. Остальные были сосланы на Барбадос. Я уверен, что это был справедливый суд над этими варварами..."
  В армии произошла важная перемена, в сущности означавшая конец всей Английской республики. Была создана новая земельная аристократия, которая поделила земли Ирландии. Айртон, отправившийся в Ирландию вместе с Кромвелем, был назначен ее лордом-наместником, и оставался там до самой смерти, последовавшей 26 ноября 1651.
  Тем временем, принц Чарльз, сын Карла I, был призван в Эдинбург и коронован в Стоне как король Шотландии. При этом шотландцы принудили его стать протестантом. То же самое они потребовали и от его слуг, причем, лорд Монтроз, один из самых преданных королю людей, отказался и был повешен.
  Кромвель немедленно покинул Ирландию и двинул свою армию в Шотландию. 3 сентября 1650 года армия шотландцев была разбита и войска Кромвеля заняли Эдинбург.
  Через год Кромвель вновь напал на принца Чарльза, но тот смелым маневром обошел его армию и вступил в Англию. Он направил свою армию на Лондон с целью прийти первым и добиться английской короны. Кромвель гнался за ним и догнал его у Уорчестера.
  3 сентября 1651 года произошло Уорчестерское сражение.
  Утро не принесло Чарльзу Стюарту ничего хорошего: Питтискотти бежал, Кейт был захвачен в плен, Делзелл сдался, а Монтгомери находился в окружении. Однако дальнейшие действия роялистов были более успешными. Под напором армий Гамильтона и герцога Дерби армии Кромвеля и Прайда стали отступать. Оставалось только нанести решительный удар, стремительно атаковав конницей, которой командовал шотландец Лесли. Конница должна была обойти с флангов армию Кромвеля и довершить ее окружение, но она не сдвинулась с места. Это предательство Лесли спасло Кромвеля. Он собрал своих солдат и конница "железнобоких" оттеснила армию Стюарта обратно к Уорчестеру, а его самого заставила спасаться бегством.
  Армия роялистов была разбита: две тысячи человек было убито, многие бежали, остальные были взяты в плен или расстреляны на месте. Стюарту удалось бежать, в чем ему помог не кто иной, как лорд Ньюборо. В прошлом верный слуга отца, он теперь усердно служил его сыну. После поражения в Уорчестерском сражении, лорд Ньюборо бежал вместе со своим государем.
  Долгое время Стюарт был вынужден скрываться. Вместе с лордом Ньюборо он сел на корабль в Брайгельмстеде и высадился в Нормандии.
  Усмирив таким образом шотландцев, Кромвель обратил внимание на флот и английские колонии. В 1651 году был принят Навигационный акт, запрещавший торговлю с Англией и ее колониями на судах ей не принадлежащих. Теперь английские суда могли свободно ввозить и вывозить товары. Война с Голландией, в которой отличился адмирал Блэк, была чрезвычайно успешной. Она сокрушила главного противника Англии в морской торговле, заставила признать ее Навигационный акт и выдвинула Англию на видное место среди морских держав мира. Кромвель также подписал выгодные для торговли договоры с Португалией и Швецией, получил разрешение на мореплавание английских судов в Зундском проливе, получил французскую гавань Дюнкерк, заключив союз с Францией в войне против Испании. В Вест-Индии англичанами был захвачен у испанцев остров Ямайка.
  На религиозные войны Кромвель предпочитал не тратить сил. Любому англичанину теперь можно было верить во что угодно. Исключение составляли католики и англиканская церковь, так как буржуазия видела в них бывших церковных феодалов и сторонников феодализма.
  Все это отнюдь не мешало разоряться крестьянам и горожанам, положение которых все ухудшалось. Их недовольство росло все больше.
  Опасаясь второй революции со стороны народных низов, правительство решило прибегнуть к радикальным мерам. Это решение было вызвано еще и тем, что ходили слухи о заговоре роялистов.
  В 1653 году Кромвель с помощью армии разогнал парламентское "охвостье". Долгий парламент на самом деле был не таким уж долгим: он просуществовал 13 лет. Кромвель заполнил пустые места в парламенте по своему усмотрению и принял титул лорда-протектора свободного государства Англии, Шотландии и Ирландии. Его помощниками были военные начальники, по одному из десяти округов.
  Военная диктатура Кромвеля длилась 5 лет.
  За это время парламент был в 1655 году разогнан, в 1656 году вновь созван и в 1658 году опять разогнан, причем с 1657 года он вновь стал двухпалатным: была восстановлена палата лордов. С этого момента Кромвель стал серьезно подумывать о провозглашении себя королем.
  Но зная, что это может вызвать недовольство армии, он не стал испытывать судьбу, рискуя разделить участь Карла I. К тому же Карл I, будучи королем, никогда не имел такой власти, какую теперь имел Кромвель. Могущество Кромвеля можно было бы сравнить с могуществом Людовика XIV в период наивысшего расцвета абсолютизма во Франции во второй половине XVII века.
  3 сентября 1658 года рухнули все планы Кромвеля, что способствовало улучшению положения народа. В этот день протектор скоропостижно скончался на 59-м году жизни.
  Ему наследовал его сын Ричард. Но наследника тяготило управление страной. Ричард предпочитал ни во что не вмешиваться: он не был ни республиканцем, ни монархистом и предоставил своим генералам править страной по их усмотрению.
  Его правление длилось меньше года: 22 августа 1659 года он отрекся от власти.
  В том же году в Англии была формально восстановлена республика, власть в которой принадлежала генералам армии Кромвеля. Самые решительные из них - Монк и Ламберт - вступили между собой в борьбу.
  Первый из них был сторонником парламента и объявил, что сделает все возможное для защиты прав и независимости парламента. В убеждениях своих он был истинным республиканцем, или, по крайней мере, казался таковым.
  Второй - разделял взгляды Кромвеля и стремился подчинить парламент себе. Во время одного из заседаний он даже приказал расставить около выходов стражу и никого не выпускать из здания парламента.
  Армия Монка, состоящая из одиннадцати тысяч опытных шотландских воинов, расположилась на границе между Шотландией и Англией, недалеко от реки Твид.
  Двадцатитысячная армия Ламберта занимала Лондон.
  Монк через своих шпионов получал известия о противнике.
  Ламберт, зная о численности сторонников парламента в стране, понимал, что при походе на Лондон армия Монка будет постоянно пополняться. Это вынудило его двинуть свою армию из Лондона навстречу противнику.
  Монк, тем временем, продвигался крайне осторожно, так что, когда обе армии сблизились, до Твида было гораздо ближе, чем до Лондона.
  Встреча произошла у Ньюкасла, который успел занять Ламберт. Монк, со своей стороны, расположился в небольшом городке Колдстриме. Естественно, что в таком небольшом населенном пункте для армии в одиннадцать тысяч человек еды было недостаточно. Между врагами располагалось Ньюкаслское аббатство.
  Ламберт, втайне побаивавшийся армии Монка, устроил ему встречу, на которой предложил решить дело по его усмотрению: миром или войной. Монк сказал, что ему нужна неделя на размышления. Ламберт согласился.
  Эта новость вызвала в армии Ламберта некоторое замешательство. Дело в том, что до сих пор генерал только о том и говорил, что о своих планах разбить Монка одним ударом. Такая непоследовательность Ламберта стоила ему того, что с каждым днем в его армии становилось все больше сторонников парламента, и с каждым днем все больше солдат перебегали в армию Монка. Ламберт понял, что не продержится и двух недель.
  Через неделю, видя, что Монк не соглашается пойти на мировую и при первой же атаке разобьет его, Ламберт ночью повернул свою армию назад, а затем вернулся в Лондон, где и засел, собрав оставшиеся части своих войск в одно.
  Монк уже безо всяких осторожностей двинулся на Лондон. По пути к его армии присоединялось все больше и больше человек из числа таких, которым все равно за кого воевать, лишь бы не проиграть. К столице он подошел уже во главе пятидесятитысячной армии и стал лагерем в Барнете, в четырех милях от Лондона. Тут Монк задумался: не опасно ли входить в город? не начнется ли в нем междоусобная война?
  Но армия была всецело за него, и он отважился пойти на столицу. Одним ударом он прогнал армию Ламберта из Лондона и занял город. Но армии Монка не понравилось, что их генерал занял город именем парламента; к тому же начали возмущаться горожане. Тогда Монк сделал то, чего от него, кажется, не ожидал никто.
  В душе он был за парламент не больше, чем Ламберт. Этот человек хотел править, но не хотел открыто править сам, опасаясь недовольства народа. Он предпочитал править через другое лицо.
  Итак, Монк разогнал парламент, создав вместо него новый, такой, каким он был еще в 1640 году, и объявил королем Чарльза Стюарта, которому поставил свои условия.
  Армия была не против такого поворота событий, а народ, уставший от кровавых десяти лет республики, радостно ликовал, когда Стюарт под именем короля Карла II въезжал в Лондон.
  Стюарт был заранее предупрежден генералом через письмо, которое он получил в деревне Шевенинген, расположенной на берегу Па-де-Кале, недалеко от голландского города Гааги, где он долгое время скрывался. Получив письмо, Стюарт пересек пролив и высадился в английском порту Дувре, откуда благополучно добрался до Лондона со всеми своими родственниками, узнавшими о готовящемся триумфе.
  Итак, в Англии свершилась реставрация монархии, а этого не предвидел даже Кромвель, когда рисовал перед подполковником Фейром картину дальнейшего развития истории страны.
  Карл II принял Бредскую декларацию, обещая не помнить зла, хранить свободу вероисповедания и все права, завоеванные буржуазией, однако, вступив на престол, вскоре забыл о своих обещаниях.
  Он стал мстить всем, кто был причастен к казни его отца, Карла I. Мертвых он приказал выкопать из могил и повесить. Эта участь постигла Кромвеля. Живых он приговаривал к смерти: двенадцать человек были казнены. Эта участь должна была постигнуть подполковника Фейра, графа Уэртинга.
  
  
  IX
  Беззакония, совершаемые именем короля
  
  Портсмут, город и важнейший порт на юге Англии, на берегу Ла-Манша, чуть севернее острова Уайт. Недалеко от этого города в лесу располагался небольшой дом, одиноко стоявший на опушке леса.
  Здесь уже больше десяти лет жил граф Уэртинг.
  Когда граф вернулся из армии Кромвеля в 1649 году, он нашел своего пятилетнего сына вместе с кормилицей, заменившей ему мать, там же, где он их и оставил: в маленьком старом домике, расположенном в двух милях от бывшего родового замка графа.
  Обращаться к парламенту с просьбой вернуть ему хотя бы часть прежнего имущества, ввиду его новых заслуг, граф Уэртинг не стал, желая сохранить в тайне свое прошлое. Деньги, которые он заработал на службе, позволили ему купить недалеко в лесу новый дом и поселиться там с сыном.
  Обитатели дома никуда не ходили и жили очень уединенно. Люди, жившие в окрестностях леса, знали о них, но в самом доме ни разу не были. Проходившие мимо путники, думали, что это дом лесничего, впрочем, довольно богатого.
  Скрывая свое прошлое даже от сына, граф был для маленького Роберта подполковником в отставке Фейром.
  Роберт не знал также и правду о своем происхождении. С детской доверчивостью он, не сомневаясь, верил, что подполковник Фейр - его настоящий отец.
  Эта вера происходила еще и оттого, что когда в 1645 году граф уходил в армию, он оставил кормилице указания о том, что должно и чего нельзя говорить мальчику. Роберту тогда еще не было и года.
  В 1650 году, через год, после возвращения графа из армии, кормилица умерла. Это событие было для Роберта тяжелым ударом. Следующий год он жил с отцом один, пока граф не взял в услужение надежного человека двадцати шести лет по имени Ричард Бэнкс. Бэнкс стал им преданным слугой и готов был отдать жизнь за своего господина и его сына. Шотландец по происхождению, он был человек исполнительный и не требовательный.
  Так прошло еще десять лет. Шел 1661 год.
  За это время в доме в лесу ничего не изменилось, чего не скажешь об Англии. Но граф Уэртинг, которому шел пятидесятый год, не интересовался этими событиями, а поскольку к ним никогда никто не приходил (за исключением запоздалых путников, что бывало довольно редко), он не имел понятия о том, что происходило в стране.
  О своем первом, пропавшем сыне граф так ничего и не узнал за все это время, но он видел его... он видел его во сне.
  Тем временем, Роберт Уэртинг рос и ему исполнилось семнадцать лет. Он по-прежнему ничего не знал о своем прошлом.
  Отец позаботился о его образовании: Роберт знал французский, латынь, два раза читал "Начала", а также изучал труды современников: Декарта, Паскаля, Фермы и других; уделял внимание изучению различных направлений в философии, разделял взгляды Антисфена, интересовался историей и литературой.
  Кроме того, Роберт был прекрасным наездником, мог попасть в мелкую монету с расстояния в сорок шагов и знал многие хитрости в фехтовании.
  ...Вечером 6 апреля 1661 года граф Уэртинг и его сын ужинали при тусклом свете одиноко горевшей свечи. Как и всегда, им молча прислуживал Бэнкс.
  За окном шел дождь, дул ветер, все чаще и чаще раздавался гром и в небе сверкали отблески молний.
  Роберт встал из-за стола, поблагодарил Бэнкса, вымыл руки, а затем взял томик Мольера и, усевшись в кресло перед окном, углубился в чтение. Это была книга из библиотеки его отца, пополнявшейся за счет заходивших к ним изредка переночевать торговцев.
  Вот и в этот вечер случилось так, что к ним в дверь постучали. Следует заметить, что, несмотря на то, что подобное событие случалось не чаще чем раз в месяц, никого из присутствующих в комнате оно не удивило.
  Продолжая ужинать, граф обратился к Бэнксу:
  - Ричард, откройте.
  Слуга молча спустился вниз и открыл дверь.
  На пороге стоял солдат, с которого ручьями стекала вода. На поводу он держал лошадь, бившую копытом в землю и делавшую попытки убежать при каждом ударе грома.
  Во внешности солдата не было ничего необычного: черный потертый мундир, шпага на перевязи, пистолеты за поясом, порох в которых, должно быть промок, запачканные грязью ботфорты со шпорами, высокая шляпа без плюмажа. Длинные волосы были черными, как и цвет глаз, на широком лбу виднелся шрам, длинный тонкий нос был с горбинкой. На вид солдату было лет тридцать.
  - Простите за беспокойство, - произнес незнакомец, пытливым взором окинув слугу, а также окружающую обстановку. - Я возвращаюсь из Лондона домой, да вот погода, как назло, переменилась... Разрешите войти, обсохнуть, обогреться... Места я много не займу...
  - Отведите лошадь в конюшню и возвращайтесь сюда, заходите, грейтесь, а я пока доложу о вашем приходе.
  Когда Бэнкс доложил о путнике, граф и его сын спустились вниз.
  Незнакомец уже ждал их там.
  - Добро пожаловать, - обратился к нему граф. - Если вы голодны, поднимитесь с нами наверх, в столовую. Если погода не переменится, и если вы не торопитесь продолжить свой путь, то вот эта комната слева к вашим услугам.
  - Благодарю вас... я действительно не ел с утра... Очень признателен вам за гостеприимство.
  - Ричард, принесите гостю сухую одежду и проводите в комнату, а затем возвращайтесь в столовую. А вы... позвольте, как ваше имя?
  Бэнкс, который уже пошел за одеждой, обернулся на полпути. Ему показалось, что гость помедлил с ответом.
  - ...Джулиан Уилфорд, к вашим услугам. Позвольте и мне задать вам тот же вопрос.
  Граф мог назвать одно из двух своих имен - Уэртинг или Фейр - или придумать какое-нибудь третье, но он решил все же назваться "Фейр", так как солдат мог раньше служить в армии "железнобоких" и знать его как подполковника. Кроме того, это было единственное его имя, известное Роберту.
  Затем граф повернулся и пошел наверх в столовую. То же сделал и Роберт. И лишь один Бэнкс заметил еле уловимую дьявольскую улыбку, промелькнувшую на лице Уилфорда, когда тот услышал имя "Фейр". Однако, сделав вид, что ничего не случилось, слуга обернулся и пошел выполнять распоряжения хозяина.
  Он принес гостю чистую сухую одежду, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и, шумно ступая по полу, направился к лестнице, ведущей наверх. Но, дойдя до лестницы, он бесшумно бросился назад к двери и заглянул в замочную скважину.
  Как и предполагал Ричард, гость не стал спешить переодеваться. Сначала он внимательно осмотрел окно, изучая его изнутри и снаружи.
  Когда Уилфорд наконец взял одежду, Ричард все так же бесшумно взбежал по лестнице в столовую, где граф заканчивал свой ужин, а Роберт углубился в чтение. Вскоре явился и Уилфорд.
  ...В этот вечер Ричард лег на свою кровать не раздеваясь. Не собираясь погрузиться в сон, он погрузился в раздумья, которые, как легко догадаться, носились вокруг Джулиана Уилфорда.
  Бэнкс не сомневался, что это имя - лишь псевдоним, под которым скрывается человек, который что-то замышляет. Вспомнив еще раз прерывающуюся речь Уилфорда, особенно когда ему надо было назвать свое имя, странное выражение лица, когда он услышал имя "Фейр", и, наконец, его поведение в комнате, Ричард нашел все это подозрительным.
  Он хотел предупредить хозяина, но чувствовал, что одних подозрений недостаточно, а доказательства можно истолковать по-разному.
  Ричард ждал, прислушиваясь к каждому шороху...
  Он ждал не столько каких-то событий, сколько возможности побольше узнать. А для этого ему требовалось, чтобы все спали.
  В полночь дождь прошел, и ветер утих.
  Ричард тихо встал с кровати и подошел к окну.
  На сумрачном небе между тучами выглядывал месяц, освещая пространство вокруг. Видны были звезды. Тишину ночного леса изредка нарушал крик совы.
  ...Часы пробили час ночи.
  Ричард вгляделся в темноту леса, пытаясь проникнуть взором за черные ветви деревьев, и прислушался.
  Вдруг ему показалось, что от ствола старого дуба отделились какие-то силуэты и стали приближаться. Ричард напряг зрение: в самом деле, он не ошибся. Сомнений быть не могло: это были люди. Ричард принялся их считать и насчитал человек десять - двенадцать.
  Люди подошли к стене дома и, двигаясь вдоль нее, скрылись за углом.
  Обитатели дома имели обыкновение на ночь закрывать все окна и двери.
  Ричард открыл окно в своей комнате, причем проделал это почти бесшумно. Затем он тихо взобрался на подоконник и, встав на узкий карниз, прикрыл окно снаружи. Прижавшись к стене, Ричард пошел по карнизу. Комната его находилась на втором этаже, недалеко от спален хозяина и его сына. Расстояние до земли было футов двадцать.
  Терзаемый ужасными предчувствиями, он осторожно, шаг за шагом подошел к углу дома и выглянул в ту сторону, куда скрылись люди.
  Предчувствия не обманули Ричарда: люди остановились под окном ведущим в комнату Джулиана Уилфорда, которая находилась на первом этаже. Они немного посовещались, и один из них, прислонившись к стене, встал прямо под окном и слегка наклонился; другой залез ему на плечи, так что теперь мог спокойно достать до окна.
  Холодный пот выступил на лбу Ричарда.
  Окно тихо открылось, и из него выглянул Уилфорд. Он протянул руки, помогая людям взобраться в комнату.
  "Я так и знал! Они сговорились! Воры! А может... - дрожь пробежала по всему телу Ричарда, - убийцы?!"
  Он отшатнулся назад, но оступился и потерял равновесие. Падая, Ричард схватился руками за перила балкона. Это спасло его. Положение было не из лучших: Ричард висел между вторым и первым этажом. До земли было около двенадцати футов. Прыгать с такой высоты на размытую дождем землю было довольно опасно, к тому же его могли услышать. Ричард потянулся на руках и попытаться взобраться на балкон. Ноги его скользили по стене и срывались, руки уже начинали уставать. Понимая всю опасность ситуации, Ричард собрал все силы и отчаянным рывком предпринял попытку взобраться наверх. Попытка его завершилась успешно.
  Ричард перевел дух и прислушался. Все было спокойно, его не услышали.
  Требовалось прийти к какому-нибудь решению и как можно скорей.
  Действовать одному против двенадцати человек было бессмысленно. Так как его подозрения оказались не напрасными, Бэнкс мог и даже обязан был предупредить хозяев. Это был его долг, и Ричард, не теряя времени, пошел по карнизу обратно, намереваясь постучать в окно графа.
  Он остановился на полпути, около того окна, из которого вылез. Теперь предстояло перебраться через водосточную трубу, которая была у него на пути.
  Негромкий шум, раздавшийся из леса, заставил его насторожиться. Он прижался в угол между стеной и трубой и таким образом стал абсолютно неразличим в темноте. Всматриваясь в ту сторону, откуда ему послышались звуки, Ричард с тревогой заметил еще несколько человек. По черным силуэтам он подсчитал, что их было десять.
  "Итак, если все эти люди сговорились, то, вместе с Уилфордом, их выходит двадцать три", - подумал он.
  Тем временем, люди подошли к дому, что дало основание Ричарду убедиться в своей правоте. Люди остановились как раз под окном графа и, по-видимому, не собирались оттуда уходить.
  У Ричарда не было времени ждать их дальнейших действий, поскольку другие тринадцать человек уже находились в доме и нужно было срочно предупредить хозяев.
  "Постучать в окно хозяина у меня, безусловно, не получится. Постучать в окно молодого хозяина также невозможно: оно слишком близко с окном хозяина. Остается одно: постучать к одному из них в дверь", - и, приняв такое решение, Ричард бесшумно открыл окно в свою комнату. Осторожно забравшись внутрь, он запер окно изнутри.
  Этот маневр прошел незамеченным со стороны людей, стоявших внизу: сточная труба и темнота скрыли происходящее от их глаз.
  Бэнкс бросился к двери. Она была заперта на замок. Ричард взял ключ и вставил его в замочную скважину. Ключ вошел без малейшего скрипа. Прежде чем повернуть его, Ричард прислонился ухом к двери и прислушался. За дверью никого не было. Ричард все так же бесшумно открыл ее и вошел в столовую, из которой вели еще две двери. Первая из них вела вниз, вторая - в длинный коридор. Из этого коридора можно было попасть в комнаты господ.
  Ричард направился ко второй двери, однако тут же замер на месте, услышав тихие шаги многочисленных ног на лестнице, ведущей вниз. Очевидно, это был отряд из двенадцати человек во главе с Уилфордом.
  Медлить было невозможно. Ричард бесшумно кинулся ко второй двери, намереваясь добежать затем до комнаты Фейра и, заскочив в нее, захлопнуть дверь изнутри, прежде чем туда ворвутся бандиты. Комната Фейра соединялась с комнатой Роберта отдельной дверью. Вместе их будет трое, и они смогут попытать счастье в бою с десятью бандитами, стоящими под окном, а затем, в случае победы, спустятся вниз и выберутся из осажденного дома.
  Но исполнимость решения Ричарда тут же была опровергнута: когда он был уже в двух шагах от двери, та вдруг открылась, и из нее высунулась чья-то голова. По шраму на лбу он узнал Уилфорда.
  - Это здесь!.. - тихо сказал поднимающийся по лестнице Уилфорд и осекся.
  От неожиданности Ричард тихо вскрикнул и отступил на шаг. Этот возглас и остановил Уилфорда.
  - Кто здесь? - не повышая голоса, спросил он, повернувшись в сторону Ричарда. - А! Слуга! Стой!..
  Бэнкс был вооружен шпагой и пистолетом, которые он захватил у себя в комнате. Выстрел в упор, - и Уилфорд рухнул к его ногам с простреленной грудью.
  В тот же миг на лестнице появились бандиты из числа тех двенадцати, которых вел за собой Уилфорд. Шум выстрела заставил их поторопиться.
  Времени перезаряжать пистолет у Ричарда не было. Он бросил его в ближайшего противника, и тот упал с раскроенным черепом. Но обнажить шпагу Ричард не успел, так как меткий выстрел одного из нападавших сразил его наповал.
  Однако тотчас повалился на пол и сам стрелявший в Бэнкса: выстрел раздался из-за распахнутой двери ведущей в коридор. Это стрелял подоспевший на помощь Фейр-старший.
  В одно мгновение он оценил ситуацию: девять уцелевших человек, три, если не мертвых, то, во всяком случае, тяжело раненых и труп Ричарда.
  Раздался выстрел, и пуля, вошедшая в деревянную дверь на два дюйма, приблизительно на том же расстоянии от головы Фейра, заставила последнего захлопнуть эту дверь и, добежав до своей комнаты, запереться в ней на замок. В следующий миг дверь в его комнату была изрешечена под градом пуль.
  Оказавшись в своей комнате, Фейр столкнулся там с сыном, который вбежал в комнату отца, желая разбудить его.
  - Что происходит? - спросил Роберт.
  Граф Уэртинг удостоил его кратким ответом:
  - Вооруженное нападение на наш дом, Роберт.
  - Где Ричард?
  - Мертв.
  Роберт вздрогнул и побледнел, но у него не было времени предаваться отчаянию.
  Граф Уэртинг хотел открыть окно, но стоявшие внизу люди "опередили" его: раздалось одновременно несколько выстрелов и стекло разлетелось вдребезги. Граф едва успел отскочить в сторону.
  - Роберт, заваливай дверь, а я разберусь с этими... И захвати, на всякий случай, деньги.
  В дверь бешено колотили.
  Роберт придвинул к ней большой шкаф и завалил его различными стульями, креслами, тумбами и прочей мебелью, попавшейся ему под руку. Затем он придвинул кровать, перевернул ее и поставил на бок. Теперь дверь была накрепко заблокирована.
  Это должно было задержать нападавших.
  Затем Роберт достал из потайного укрытия небольшой, но увесистый мешок с деньгами. Он развязал его и высыпал на стол посреди комнаты немного монет. Снова завязав мешок, он сунул его себе за пазуху.
  - Возьми две шпаги на стене в своей комнате, - сказал граф, на мгновение отступая от окна, - и два пистолета. Проверь, заряжены ли они. Это будет твое оружие.
  Роберт зашел в соседнюю комнату. В дверь ее, также выходившую в коридор, колотили еще сильнее, чем в комнату графа.
  Роберт, не теряя ни секунды, подбежал к стене и снял две шпаги. Сунув их под мышку, он подошел к столу, открыл ящик и вынул два пистолета. Но проверить их он не успел, так как дальнейшие обстоятельства вынудили его заткнуть их себе за пояс не проверяя.
  Дело в том, что под сильным ударом со стороны осаждающих, дверь в комнату Роберта внезапно сорвалась с петель и рухнула. В образовавшемся проеме показалось сразу человек тридцать, из чего следовало, что к нападавшим пришла еще подмога.
  Роберт успел окинуть их беглым взглядом. Прежде всего, примечательно было то, что нападавшие были одеты в мундиры и скорее походили на солдат, чем на бандитов. Затем от глаз Роберта не укрылось их вооружение. В основном, солдаты были вооружены шпагами. Несколько человек держали в руках кинжалы. Шесть были с пистолетами и двое - с мушкетами.
  Не следует, однако, думать, что Роберт засмотрелся на этих людей. Напротив, он действовал с такой молниеносной быстротой, что ни одна пуля не задела его, когда нападавшие открыли огонь.
  Две или три пули попали в дверь, перед самым носом Роберта, но он успел захлопнуть ее за собой и повернуть ключ в замке.
  - Подмога? - быстро спросил граф.
  - Да.
  - Сколько?
  - Я видел человек тридцать.
  - Ты не ранен? - спросил граф, и в голосе его послышалось волнение.
  Роберт сделал отрицательный жест.
  Граф возвратился к окну и продолжал отстреливаться, постоянно меняя или перезаряжая пистолет. Роберт последовал его примеру. Он встал у окна, предварительно осмотрев свои пистолеты (они оказались заряжены).
  В это время со стороны двери, ведущей в комнату Роберта, послышался грохот: нападавшие пытались выломать теперь и эту дверь.
  Граф прислушался.
  За дверью вдруг на минуту наступила тишина. По-видимому, она означала передышку.
  Раздался крик:
  - Смотри, куда идешь!..
  - А в чем дело?
  - Ты наступил мне на ногу!
  Послышались удары и крик, затем звуки падения.
  - Стой! Ты уронил свечу... Проклятие! Кровать загорелась.
  - Туши скорее!
  Затем какая-то суета и возглас: "Бесполезно!"
  - Пора с этим кончать! Выломаем дверь, схватим их и... А все ты виноват!
  - Человек десять - тушить!
  Снова суета. Затем удары в дверь возобновились.
  - Они устроили пожар в твоей комнате, - сказал граф Роберту. - Гм, "схватим их"... Они не похожи на воров, да и на убийц тоже...
  Граф решительно подошел к стене и прислонился к ней, так что мог выглянуть из окна, но, оставаясь на месте, был недосягаем для пуль стоявших внизу людей.
  - Они похожи на солдат, - заметил Роберт.
  - А это я сейчас выясню... Эй, господа нападающие! - не выглядывая из окна, обратился граф к стоявшим внизу людям. - Могу ли я вас спросить, по какому праву вы являетесь таковыми?
  - У нас есть приказ именем короля взять вас живыми или мертвыми.
  - Король мог отдать приказ врываться к нам в дом, убивать слугу, устраивать пожар и, наконец, арестовывать нас самих! - негодуя, прошептал Роберт, весьма удивленный услышанным.
  Но графа удивило в ответе солдат нечто совсем другого рода.
  - Короля? - воскликнул он изумленно. - Позвольте, господа, какого короля?
  - Его величества Карла II, - отвечали солдаты, в свою очередь немного удивляясь подобному вопросу.
  - Уж не бывший ли это принц Чарльз, сын покойного Карла I? - снова спросил граф.
  - Так точно.
  Эти слова молнией озарили графу истинное положение вещей.
  - Мститель, - прошептал он так тихо, что, казалось, его слов не мог бы услышать даже тот, кому они были бы сказаны на ухо; но Роберт, стоявший в двух шагах от графа, услышал его.
  Роберт был слишком догадлив, чтобы не понять, что его отцу угрожает какая-то опасность. Он решил действовать.
  В это время из леса выскочил всадник и подъехал к стоявшим внизу.
  - Ну что? - спросил он.
  - Пока ничего, - последовал ответ.
  - Ждите подмогу, - сказал всадник, спешиваясь. - Главное взять подполковника Фейра!
  - Трусы, - прошептал граф. - Имея человек пятьдесят в распоряжении, они ждут еще подмогу.
  Вдруг что-то резко пронеслось около него и кинулось из окна вниз с высоты двадцать футов. Послышался шум, ржание лошади (похоже, кто-то спрыгнул на нее), два выстрела, два крика, топот копыт, крик "Я задержу их, Роберт!", паника, а затем звуки, свидетельствующие о том, что за всадником началась погоня. По-видимому, солдаты взяли лошадей в конюшне графа, либо же у них где-то были спрятаны свои.
  - Роберт! - опомнился граф, но было уже поздно.
  Произошло следующее: Роберт, решив спасти отца, спрыгнул из окна на лошадь. Догадываясь, что солдатам нужен, прежде всего, его отец, живым или мертвым, он, желая убедить нападающих, что перед ними подполковник Фейр, крикнул низким голосом: "Я задержу их, Роберт!" Эффект получился именно тот, что он и ожидал: человека, на ходу пристрелившего двух солдат и наделавшего столько шуму, сразу же в темноте приняли за того, кто был им больше всех нужен. И так как этот нужный человек удалялся у них на глазах, то все эти люди, а их было около шести (вместе с тем, которому Роберт был обязан лошадью, но поблагодарить которого должным образом уже никак не успевал), все они пустились за ним в погоню, вскочив на лошадей, спрятанных в лесу.
  Граф бросился спасать того, кто, в свою очередь, спасал его самого, и чья жизнь графу была неизмеримо дороже его собственной. Он повис на руках и спрыгнул вниз, не думая о том, что легко может поскользнуться на влажной земле. К счастью, падение было удачным. Бросившись в конюшню, граф нашел там свою любимую лошадь. Она была оседлана со вчерашнего дня: граф собирался на охоту, которой помешала гроза. Вскочив на лошадь, он устремился за погоней.
  Лошадь быстро догнала всадников. У графа были два заряженных пистолета. Раздались два выстрела. Два человека упали. От группы всадников отделились двое, чтобы разделаться с графом. Не сходя с лошади, он бросил в них пистолеты, перезаряжать которые уже не было времени, и, видя, что это дало только то, что одна из лошадей стала хромать, обнажил шпагу и бросился на врагов, спеша покончить с ними.
  С первым из двух нападавших граф не стал возиться, видя, что при падении его хромая лошадь придавила ему ногу.
  После короткой схватки со вторым всадником, отделавшись пробитой выстрелом шляпой и, разве что, очень легким испугом, граф возобновил погоню.
  Оставшиеся всадники не успели далеко оторваться от него. Граф набросился сзади на ближайшего из них, желая проткнуть его в спину шпагой, но тот выхватил свою и отразил нападение. Граф дождался момента, когда они оказались достаточно близко друг к другу, и вонзил кинжал в плечо неприятеля. Тот упал с лошади и покатился по земле.
  Последний всадник, видя, что силы неравны, скрылся в лесу.
  Граф поравнялся с Робертом. Он не стал упрекать сына за то, что тот спасал своего отца, а только спросил:
  - Ты не ранен?
  - Нет.
  Граф помолчал.
  - Что же теперь? - спросил Роберт, видя, что граф больше ни о чем не спрашивает его.
  - Меня уже ничего здесь не удерживает!
  Они прискакали в Портсмут и выехали на набережную.
  Граф заплатил матросам, сидевшим в лодке и собиравшимся уже отчаливать, показав им на шхуну, величественно покачивающуюся на волнах, недалеко от пристани.
  Гребцы сели за весла, и шлюпка понеслась по волнам.
  Когда они причалили к шхуне, граф с Робертом поднялись по трапу на палубу.
  - Отведите нас к капитану, - распорядился граф.
  Матрос, к которому он обратился, молча повиновался.
  Граф с сыном оказались в капитанской каюте с низким потолком.
  Человек лет сорока, с обветренным лицом, подошел к ним. Это был капитан.
  Матрос почтительно поклонился и удалился, закрыв за собой дверь.
  Капитан сразу же перешел к делу:
  - Позвольте представиться: я капитан этого судна, Томас Уокер. Шхуна "Уайт Сторк" направляется в Нью-Амстердам. Чем могу быть вам полезен?
  - Можете ли вы высадить нас в Дублине?
  - Да, я собираюсь зайти в Дублин.
  - Прекрасно, условимся о цене.
  Когда они договорились, Роберт с графом вышли.
  Беглецы пошли по палубе к отведенной им каюте. На палубе никого не было. Матросы сидели в каютах, часть команды находилась также на берегу в таверне "Сицилийский купец".
  Граф на минуту остановился, облокотившись о борт и любуясь открывшимся перед ним пейзажем. Роберт стоял рядом с ним, погруженный в задумчивость.
  Близилось утро. На бесконечной глади моря не было заметно волн. Тихое, безоблачное небо обещало хорошую погоду. На горизонте виднелись очертания острова Уайт.
  Слова, сказанные у него за спиной, вывели Роберта из задумчивости:
  - Обернитесь, подполковник, иначе мне придется стрелять вам в спину!
  Роберт обернулся. Позади них стоял человек, возможно тот самый всадник, который участвовал в погоне, но потом скрылся в лесу. В вытянутой руке он держал пистолет. Дуло пистолета смотрело на графа.
  Первым побуждением Роберта было также выхватить пистолет, но солдат, заметив его движение, остановил его властным голосом:
  - Не двигайтесь, а то я выстрелю!
  Роберт понял всю бесполезность своей попытки, однако невозмутимо сказал:
  - Не думаете ли вы испугать меня незаряженным пистолетом?
  Солдат отступил на шаг и выронил пистолет. У него был такой вид, словно перед ним разверзлась земля.
  - Но откуда вы знаете, что у меня кончился порох? - спросил пораженный солдат.
  - Я всего лишь предположил, - сказал Роберт голосом, в котором слышалось сочувствие с большой долей иронии. На лице его была самая невинная улыбка.
  Слова Роберта привели солдата в испуг. Но вдруг на лице его отразилась надежда, левый глаз прищурился. Солдат быстро нагнулся и поднял пистолет. Черное дуло вновь смотрело на графа.
  - Ну хватит! Шутки в сторону! - сказал он, разражаясь дьявольским смехом. - Мне приказано схватить вас живым или мертвым. В данном случае мне удобнее выбрать второе, как самое легкое и надежное средство. Вы готовы?
  - Я готов, - сказал невозмутимо Роберт, делая ударение на слове "я".
  С этими словами он достал из-за пояса пистолет, взвел курок и направил дуло на солдата, по-видимому совершенно не беспокоясь, выстрелит ли тот в графа.
  - То, что вы не выстрелили сейчас, лишний раз доказывает, что ваш пистолет действительно не заряжен, - продолжал Роберт. - Извините, но при сложившихся обстоятельствах нам не нужны лишние свидетели. Вы готовы?
  - Роберт, - сказал граф, молчавший в продолжение всей этой сцены, - не будем убивать безоружного. Дай ему свою шпагу и убери пистолет.
  С этими словами он обнажил шпагу.
  Роберт повиновался.
  Противники заняли позиции.
  - Роберт, - сказал граф, - присмотри, чтобы за нами никто не следил. Подобное времяпрепровождение среди пассажиров шхуны едва ли понравится капитану... А теперь, сэр, защищайтесь!
  Но прежде чем он успел сделать первый выпад, чтобы как можно скорее покончить со своим противником, тот бросился к борту и прыгнул в море.
  Граф также подбежал к борту, Роберт последовал за ним.
  - Уплыл, - сказал Роберт.
  - Нет, вон он, вынырнул ярдах в сорока отсюда.
  - Да, вижу.
  Граф нацелился в голову пловца.
  - Не будем убивать безоружного, - предложил Роберт.
  - Сожалею, но нам не нужны лишние свидетели, - вздохнув, сказал граф.
  Раздался выстрел. Голова скрылась в воде.
  - На этот раз он мертв, - мрачно сказал граф.
  - ...Я, кажется, вижу его снова. Но теперь он в недосягаемости, - сказал Роберт через минуту.
  - Ну что ж, тем хуже для нас, - философски заметил граф, засовывая пистолет за пояс.
  Через полчаса к шхуне стали причаливать шлюпки с матросами, возвращавшимися из таверны. Граф внимательно осматривал каждого издали. Уплывшего солдата среди них не оказалось.
  - Вероятно, он отправился за подмогой, - заметил граф Роберту. - Если мы через полчаса не отчалим, то нам придется дорого расплачиваться за это промедление.
  Сходив к капитану, граф выяснил, что через полчаса шхуна будет уже далеко от берега.
  И действительно: как только прибыла последняя шлюпка, судно снялось с якоря.
  
  
  X
  Путешествие
  
  Утром 8 апреля 1661 года граф Уэртинг и Роберт Уэртинг прогуливались на юте шхуны "Уайт Сторк".
  - Роберт, - сказал граф после затянувшегося молчания, - я должен тебе объяснить, почему мы здесь и почему король Карл II преследует меня. Тогда ты решишь, стоит ли следовать за мной и прав ли я был.
  - Я слушаю вас, отец.
  Граф на минуту задумался, собираясь с мыслями.
  - Прежде всего, я должен рассказать о твоем рождении, - это касается, в первую очередь, тебя, - а затем я вернусь к событиям, произошедшим задолго до твоего рождения, и, наконец, от них перейду к последующим событиям, то есть к тому, что касается непосредственно меня.
  Роберт кивнул в знак того, что он внимательно слушает.
  - Это было 15 июля 1644 года. В то время я жил недалеко от нашего нынешнего дома, в котором эти разбойники устроили пожар. Жил я в небольшом деревянном домике, который точнее было бы назвать хижиной. Он был уже старый, но прослужил нам еще шесть лет.
  - Я помню этот домик. Это было давно, в 1650-м; мне было всего шесть лет, но я помню... Вскоре как вы вернулись из армии, мы покинули его...
  - У тебя прекрасная память... Итак, в тот день я сидел в кресле и читал. Кормилица, нянька твоя, пряла пряжу. Было утро. В дверь постучали.
  Роберт удвоил внимание.
  - Я подошел к двери и спросил, кто стучит. Ответа не последовало. Я повторил вопрос. Снова молчание. Я открыл дверь...
  - Продолжайте, прошу вас!
  - За дверью никого не было.
  Роберт чувствовал, как бешено колотится сердце у него в груди.
  - Я осмотрелся. Вокруг не было ни человека. Вдруг в кустах под деревом, стоявшим в трех шагах от дома, я заметил какой-то предмет...
  - И... что же это было?..
  Голос Роберта дрожал.
  - Я достал его. Это была корзина, в которой лежал новорожденный младенец.
  Роберт обхватил голову руками.
  - Это был я. О нет! нет!.. - простонал он.
  - Да, это был ты.
  Роберт приклонил перед графом колено и сказал:
  - Имею ли я после этого право быть вашим сыном?
  - Бесспорно, Роберт, ведь я усыновил тебя. А теперь выслушай мою историю и ответь на вопрос: имею ли я право быть твоим отцом?
  - Я готов, - ответил Роберт, все еще подавленным голосом.
  - Исповедь моя начинается в 1633 году, когда у меня родился сын, мать которого умерла, когда ему было всего только месяц. Тогда твоя будущая кормилица выкормила и вырастила его.
  Тогда меня звали граф Уэртинг, у меня было поместье с замком, здесь же, в двух с половиной милях к востоку от Портсмута.
  Когда моему сыну было три года, я был представлен ко двору. Моим лучшим другом стал король Карл I.
  Но у Карла I был опасный враг - парламент. Под его давлением, а также под влиянием моего завистника лорда Ньюборо (запомни это имя, Роберт!), король предал меня.
  - Но ведь это бесчестно!
  - Имущество мое было конфисковано, кормилица с моим сыном переселились в крохотный домик, купленный на деньги, которые я когда-то зарыл в землю на черный день. Тот самый домик, в котором ты провел первые шесть лет. Я вернулся туда в 1643 году, после трехлетней каторги.
  - О ужас! Вас приговорили к галерам?
  - Нет, меня приговорили к смерти.
  - Понимаю, приговор был заменен.
  - Да, но я не жалел об этом, как те многие, которые знают, что галеры - это нечто худшее, чем смерть. Я не жалел и выжил.
  - Выжили ради сына?
  Граф кивнул и продолжал:
  - К тому же у меня были свои счеты с Карлом I и лордом Ньюборо.
  Итак, я вернулся в Англию и нашел...
  Граф тяжело вздохнул:
  - Нашел там новые испытания. Кормилица вся в слезах рассказала, что год назад мой сын сбежал из дома, юнгой на корабль...
  Затем я нашел тебя, это ты уже знаешь. Оставив тебя на попечение кормилицы, я поступил в армию Кромвеля в качестве простого солдата. Я мог легко менять свои политические убеждения, так как таковых у меня никогда не было. Друзей у меня, увы, не осталось, а враги - король и Карл I - воевали против армии парламента.
  - А имя? Вы сменили его? Сменили на имя "Фейр"?
  - Мне нужен был псевдоним, чтобы скрыться от личных врагов и сделаться сторонником тех людей, которые в прошлом были для меня врагами политическими.
  - Понимаю: это не противоречило вашей совести, поскольку у вас не было политических убеждений.
  - За хорошую службу я получил звание лейтенанта, потом капитана и наконец подполковника.
  Как и следовало ожидать, парламент не только уцелел, но и победил. Начался процесс над королем, итогом которого стала его казнь. Я не участвовал в судебном разбирательстве, но я участвовал в казни...
  - В качестве кого?
  - В качестве палача.
  - Палача? - воскликнул Роберт.
  - Перед казнью, стоя на эшафоте, я напомнил королю о его преступлении. Он раскаялся, признал свою вину; более того, он сказал: "Руби мне голову, я это заслужил!"
  - И... вы отрубили ему голову?
  - Я вынужден был это сделать, раз я начал.
  - Вас видели? Вы были в маске?
  - Да, я был в маске.
  - Но... имели ли вы право выступать в роли палача?
  - Я много думал об этом, и пришел к выводу, что не имел. Но содеянного уже не исправишь.
  Наступило молчание.
  - Что же дальше? - спросил Роберт.
  - Дальше? Я подал в отставку и вернулся домой.
  - А как же лорд Ньюборо?
  - О, он остался ненаказанным. Я видел его один раз в том решающем сражении, в котором армия короля потерпела поражение. Он целился в меня, но не попал. Я пытался догнать его, но на поле боя он легко скрылся. После этого мне больше не представлялся подходящий случай, чтобы свести с ним счеты.
  - После всего сказанного, не могли бы вы объяснить мне причину нынешнего ночного нападения под видом ареста, или ареста под видом ночного нападения?
  - Здесь я могу лишь строить предположения. В результате какого-то крупного события (что-нибудь вроде смерти Кромвеля), произошла реставрация монархии. На престол взошел Карл II. Он стал мстить за своего отца тем, кто был причастен к его казни.
  - Выходит, он узнал, что вы были палачом?
  - Вероятно нет. На палача, которого я подкупал, я вполне мог положиться; к тому же, я не вижу причин к его допросу... Хотя, его могли приговорить к казни, и он мог проговориться... Но, впрочем, у Карла II и без того есть основания преследовать меня: ведь я был одним из тех, на кого была возложена ответственность за исполнение приговора.
  - И за это вас преследуют?
  - Да. А теперь подумай, Роберт: ты знаешь, что если меня схватят, то приговорят к смерти, как, наверно, уже приговорили Геккера и Ганкса, участвовавших в приготовлениях к казни Карла I вместе со мной. Послушай, Роберт, я тебя не удерживаю. Если ты меня оставишь, то, возможно, они не станут преследовать тебя, так как им, прежде всего, нужен я. Оставаясь со мной, ты подвергаешься большой опасности. Они будут преследовать меня, и нас могут схватить вместе. И тогда тебя обвинят в содействии. Имею ли я право после всего сказанного быть с тобой и подвергать тебя такой опасности?
  - Вы же знаете, что я вас не покину!
  - Подумай, Роберт!
  - О нет! Вы говорите не "подумай, Роберт", а "вспомни, Роберт, вспомни все, что я для тебя сделал!" - воскликнул Роберт в благородном порыве. - Как я могу покинуть вас, так жестоко отплатив за то, что вы не оставили меня на улице умирать с голоду!..
  - Это был мой долг, Роберт.
  - ...За то, что вы заменили мне родителей и все это время так заботились обо мне! Отец, не предлагайте мне совершить преступление!
  - Ты сделал то, что должен был сделать, Роберт.
  И они обняли друг друга.
  Через минуту разговор возобновился.
  - Но почему мы не отправимся сразу в Нью-Амстердам? Там вам будет безопасней.
  Граф вздохнул.
  - Я все еще надеюсь найти своего сына и поэтому не хочу слишком отдаляться от берегов Англии.
  - Значит, вы так ничего о нем не знаете?
  - Нет. Он... Но что это?.. - прошептал вдруг граф, бледнея.
  Видя, что граф вот-вот лишится чувств, чего с ним никогда не бывало, Роберт поддержал его.
  - Что с вами, отец? - изумленно спросил Роберт.
  - Артур! - вдруг крикнул граф и сделал нечеловеческое усилие, чтобы не упасть в обморок.
  - Вам плохо?.. Вы бредите.
  Рядом послышались шаги. Но Роберт был слишком занят упадком сил графа. Вслед за шагами послышался молодой голос:
  - Вы звали меня, сэр? Вы знаете мое имя?.. Но что с вами?.. Вам плохо?
  - То же лицо, те же руки, тот же крестик на шее... - прошептал граф.
  Роберт был в полнейшем замешательстве. Он обернулся и увидел, что говоривший позади него был матрос лет тридцати или чуть меньше, с грустным и загорелым лицом.
  - Вам принести воды? - спросил матрос.
  - Да, будьте так любезны, - ответил Роберт.
  - Нет, спасибо не надо, - возразил, уже почти оправившись от первого потрясения, граф.
  Казалось, он хотел что-то сказать, но никак не мог. Наконец он произнес:
  - Послушайте, - обратился он к матросу, - не правда ли, вас зовут Артур?
  - Да.
  - Скажите... а этот крестик повесила вам на шею ваша мать, когда вам не было и месяца?
  - Да, но откуда вы все это знаете? - удивился Артур. - Мне кажется, что я вас вижу впервые.
  - И, наконец, чтобы убедиться, что вы тот самый Артур, которого я имею в виду, скажите... нет... назовите точную дату своего рождения.
  - 12 января 1633 года.
  Не вполне твердым голосом граф сказал:
  - А поскольку тройное совпадение совпадением уже не является, то, значит, вы тот самый Артур, которого я имею в виду, и я прошу вас пройтись с нами в каюту.
  - Как вам будет угодно, сэр.
  Они прошли в каюту. Роберт пожимал плечами, хотя уже догадывался, в чем дело.
  - Прошу вас, присаживайтесь, - обратился к матросу граф, когда они зашли.
  Матрос сел.
  - Выслушайте меня, Артур, а затем ответьте: правда ли то, что я вам скажу?
  - Я слушаю вас, сэр, хоть и не понимаю, о чем вы собираетесь мне рассказать.
  - Я собираюсь напомнить вам ваше детство.
  Артур побледнел.
  - Вы сирота, по крайней мере считаете себя таковым...
  - Что все это значит?
  - ...Ваша мать умерла, когда вам был месяц. Когда вам было десять лет и вы жили в небольшом домике вместе с женщиной, которая не была вам матерью, но которая заботилась о вас...
  - Да это правда, но...
  - ...Так вот, когда вам было десять лет, вы сбежали из дома, чтобы поступить юнгой на корабль... Несчастный! - вдруг воскликнул граф, - вы не знали, что у вас есть отец!
  Артур стал белее собственной рубахи. Он отшатнулся.
  - У меня есть отец? - машинально повторил он, делая ударение на каждом слове. - У меня есть отец! Вы не сказали "был", вы сказали "есть"!.. Но кто же он, и где?.. Вы?..
  - Да, я.
  Артур упал перед графом на колени.
  - Простите меня!.. Простите своего несчастного сына!
  - Простить тебя? Но за что? - спросил ласковым голосом граф, поднимая его.
  - Как? Разве не моя вина в том, что у вас почти двадцать лет не было сына?
  - О, я давно простил тебя, ведь в том не твоя вина, а... тех, кто стоит по своему положению выше...
  - Вы простили меня! - воскликнул, сияя от счастья, Артур и бросился в объятия своего отца. - ...Но назовите мне этих людей и объясните, в чем их вина.
  - Прежде чем рассказать эту печальную историю, разреши представить тебе твоего брата.
  И граф указал на Роберта. Тот, естественно, уже не сомневавшийся в том, что перед ним его брат, поклонился.
  - Брат?.. - удивился Артур. - А кормилица говорила, что у меня не было ни братьев, ни сестер, и что моя мать умерла, когда я был совсем мал.
  - Это твой брат, Артур. Я усыновил его, когда тебе было одиннадцать лет.
  - Так у меня есть брат! О, я счастлив вдвойне!
  После того как братья обнялись, граф рассказал Артуру свою историю, которую уже знал Роберт.
  - Мой рассказ окончен, - сказал наконец граф, - и теперь, Артур, я должен задать тебе тот же вопрос, который час назад задал Роберту.
  Граф на несколько секунд замолчал, расхаживая по комнате.
  - Согласен ли ты высадиться с нами... в Нью-Амстердаме?
  - Даже если бы вместо Нью-Амстердама вы сказали "край света"! Да, да, да! - с радостью воскликнул Артур.
  - Но подумай о том, что, находясь рядом со мной, ты подвергаешь себя опасности.
  - Об этом я не думал и не собираюсь думать!.. К тому же, мы будем находиться в Новом свете, далеко от Карла II, и во владении Нидерландов.
  - Значит, это твое окончательное решение?
  - Да, отец, - Артур кивнул.
  - Итак, нас будет трое!
  Затем граф Уэртинг повернулся к Роберту.
  - Роберт, - сказал он, - сегодня я сообщу капитану, что мы изменили решение и высадимся в Нью-Амстердаме, а заодно условлюсь с ним о новой цене.
  И, немного помолчав, добавил:
  - В Англии меня уже ничего не удерживает.
  
  
  XI
  Предатель
  
  Темный кабинет освещала единственная свеча, стоявшая в подсвечнике на столе. Стол был завален бумагами, картами и чертежами. За ним стоял стул, на котором сидел человек и просматривал некоторые из этих бумаг.
  То был уже немолодой мужчина: ему было лет сорок-пятьдесят. В чертах лица его отражался ум с чуть заметной долей хитрости. По характеру он был, человеком, в котором преобладали отрицательные свойства; особенно же ярко были выражены честолюбие и гордость. Белые, ухоженные руки изобличали в нем представителя аристократии. Одет он был в генеральский мундир.
  Нет надобности скрывать имя этого человека: это был лорд Ньюборо.
  ...В дверь постучали.
  - Войдите, - сказал, не вставая, лорд Ньюборо.
  Дверь отворилась. Вошел солдат.
  Генерал вопросительно взглянул на него.
  - Какие-нибудь вести из осажденного города?
  - Нет, от губернатора Нью-Амстердама ответа не было.
  - Тогда в чем дело? - спросил лорд Ньюборо.
  - Нами захвачен в плен один человек, по-видимому разведчик.
  - Голландец?
  - Нет, англичанин.
  - Англичанин? То есть предатель?
  - По-видимому, да.
  - Имя?
  - Он отказывается назвать свое имя.
  - Молчит, значит... А ну, ведите его сюда.
  Солдат вышел. Генерал откинулся на спинку стула. Он ждал.
  Через пять минут вошли два солдата, которые вели человека со связанными руками. Генерал взглянул на него.
  Черты лица неизвестного напомнили ему кое-что из прошлого...
  "Похоже, он, - подумал генерал. - То же сходство... Да, да. Тот самый, которого я видел в начале 1661 года в Лондоне, больше трех лет назад, когда я шел по рынку и он так поразил меня своим лицом. Как он, все-таки, похож на графа Уэртинга в молодости!.. Когда я в тот раз спросил его, кто он такой, он ответил, что он матрос... как же назывался тот корабль?.. Да! Матрос с корабля "Уайт Сторк"!.. "Уайт Сторк"?.. Но ведь это тот самый корабль, та шхуна, на которой сбежал из Плимута отставной подполковник Фейр!.. Если верить тому солдату, который спасся тогда от клинка его шпаги... Гм, значит, этот человек, так похожий на графа Уэртинга, имеет, пусть даже косвенно, некоторое отношение к подполковнику Фейру. Если он похож на Уэртинга, это еще ничего не значит. Наверняка, он даже не слышал о графе. Что же касается Фейра, то пусть я и не занимался его делом и никогда не знал этого человека, но он государственный преступник, и я обязан не упускать случай получить хоть какую-нибудь информацию о нем. Тем более, что это хорошая возможность лишний раз отличиться в глазах Его Величества!"
  Следует заметить, что лорд Ньюборо принадлежал к числу людей, которые, подобно французскому королю Людовику XIV, отличались превосходной памятью.
  Итак, он решил попытаться сначала выяснить что-нибудь о шхуне "Уайт Сторк". К тому же, он решил сразу же ошеломить пленника своей осведомленностью и сказал ему:
  - Матрос со шхуны "Уайт Сторк", сядьте.
  Тот, к кому обращался лорд Ньюборо, вздрогнул. Нет надобности говорить, что имя, которое не согласился назвать этот человек, звучало не иначе как "Артур Уэртинг". Наступило секундное замешательство. Чтобы не навлекать подозрений, Артур не стал отрицать, что он действительно матрос с той самой шхуны. Стараясь сохранить спокойствие, он молча сел.
  Лорд Ньюборо, руководствуясь правилом "молчание - знак согласие", истолковал его немой ответ как утвердительный. Не отпуская солдат, решив, что охрана не помешает, генерал сказал Артуру:
  - Нам известно о вас все, так что молчать и отрицать бесполезно. Ваше имя?
  Артур побледнел.
  - Артур, - сказал он неуверенным голосом.
  - Назовите полное имя.
  - Артур... Уэйд, сэр.
  Генерал внимательно посмотрел на него. Артур затаил дыхание.
  - Артур Уэйд, итак, вы моряк со шхуны "Уайт Сторк"...
  Тот, к кому были обращены эти слова, вздохнул немного свободней.
  - Бывший.
  Генерал вновь бросил на него испытующий взгляд.
  "Кажется, я сказал немного лишнего", - подумал Артур.
  - Что же заставило вас бросить службу?
  - Я решил на заработанные деньги поселиться в Нью-Амстердаме. Там я и высадился.
  - Но вы должны были, как англичанин, с началом осады сразу же покинуть город и явиться к нам.
  - ...Моя мать родилась в Девентере...
  Артур замолчал, не зная, что говорить дальше.
  - Но меня сейчас интересует не это. К этому вопросу мы еще вернемся.
  Артур почувствовал облегчение.
  - Поговорим о том времени, когда вы плавали на шхуне.
  Артур кивнул, желая поскорее переменить тему.
  - В каком году вы поселились в Нью-Амстердаме и кончили плавать?
  - В 1659.
  - Я не думал, что у вас такая плохая память. Солдаты, помогите ему вспомнить!
  - Зачем же! Я и сам могу. Да-да, это было в 1661 году.
  - Шхуна "Уайт Сторк" в конце марта 1661 года вышла из Лондона с грузом на борту, 7 апреля отправилась из Портсмута и, после захода в Дублин, пересекла океан и бросила якорь в порту Нью-Амстердама. Так ведь?
  - Да... - удивленно произнес Артур.
  - Вы находились на шхуне в течение всего плавания.
  Поскольку это был не вопрос, Артур предпочел промолчать.
  - Значит, вы были в Портсмуте, - продолжал генерал.
  Артур насторожился.
  - При заходе в Портсмут, на борт шхуны взошли два человека.
  - Какие именно? - спросил Артур, плохо скрывая волнение.
  - Два англичанина. Первый - подполковник в отставке, по имени Фейр...
  На лбу Артура блестела капля пота. Он был заметно бледен.
  - Второй был, по-видимому, его сын.
  Молчание или согласие отпадали, оставалось только отрицать.
  - "Уайт Сторк" не брала на борт пассажиров, во всяком случае в Портсмуте.
  Лорд Ньюборо злорадно улыбнулся. Он торжествовал.
  - И это вы мне говорите после вопроса "какие именно"?
  - Я только сейчас вспомнил, что... что пассажиров не было. Я перепутал...
  - А известно ли вам, что эти два человека - государственные преступники? Один обвинен специальным указом короля, а другой является его сообщником.
  - Нет, - не задумываясь, ответил Артур.
  - А известно ли вам, что вас ждет, если вы будете отрицать факты?
  - Я не отрицаю факты, я отрицаю то, что вы сказали... - возразил Артур и тут же поправился: - я отрицаю, что "Уайт Сторк" взяла на борт пассажиров, когда была в Портсмуте.
  - Послушайте... я богат, - начал вдруг лорд Ньюборо.
  - Не сомневаюсь, - ответил Артур, стараясь казаться равнодушным.
  - А вы? - неожиданно спросил генерал.
  - Я?
  - Да, вы.
  - Сэр, я плавал на шхуне восемнадцать лет и за это время скопил около тысячи фунтов.
  - Вы бережливы. Но послушайте, я дам вам две тысячи фунтов... Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
  - Не очень.
  - Я дам вам две тысячи фунтов, если вы скажете, где их высадили, - нетерпеливо сказал генерал.
  И он открыл ящик стола и достал кошелек.
  - Здесь две тысячи фунтов.
  Лорд Ньюборо в этот момент был щедр до неправдоподобия.
  - Откуда же мне это знать, когда они не вышли в Нью-Амстердаме? - воскликнул Артур, невольно поглядывая на деньги.
  - Так вы говорите, что они не вышли в Нью-Амстердаме, а поплыли дальше? - лорд Ньюборо сделал ударение на слове "они".
  От этого ударения Артур побледнел еще больше, несмотря на то, что, казалось, это было невозможно.
  "Я проболтался! Я подтвердил, что они плыли на шхуне!" - мелькнуло у него в голове.
  - Вы молчите?
  - Да.
  Лорд Ньюборо спокойно достал пистолет из ящика в столе. Он взвел курок и нацелился в Артура.
  - Вы молчите?
  - Нет.
  - Вот и хорошо. Вы благоразумны. Так они все еще не высадились в Нью-Амстердаме, а поплыли дальше?
  - Все еще...
  - Считаю до трех. Раз...
  - Что вы хотите, чтоб я вам сказал?
  - Правду. Где они высадились? Два...
  - Дублин! - воскликнул Артур.
  Лорд Ньюборо положил пистолет перед собой.
  - Вы уверены?
  - Да.
  - Вы клянетесь?
  - ...Да, - тихо проговорил Артур.
  Генерал заметил его нерешительность.
  - Если вы лжете, то я лично убью вас.
  - Вы мне не верите?
  - ...Нет.
  Лорд Ньюборо вновь взял пистолет и направил его на Артура.
  - Лжец, изменник, клятвопреступник, умри! - проговорил он.
  - Стойте! - вскричал Артур, вскакивая, - Нью-Амстердам! Они там.
  И, обессилев, упал на стул.
  - А это мне еще пригодится, - сказал генерал, пряча деньги в стол. - Эй, солдаты! Привести его в чувство... Гм, Нью-Амстердам! Я и не знал, что они так близко.
  Артур очнулся.
  - Мне еще нужно кое-что узнать от вас.
  Артур посмотрел на генерала. Во взгляде его был беспредельный страх.
  - Вы живете с ними?
  - Да.
  - Что вы делали, когда вас поймали?
  - Изучал расположение ваших войск на суше.
  - Они вас послали?
  - Да.
  - С какими целями?
  - Они готовили побег из Нью-Амстердама.
  Артур уже не смел сказать "мы".
  - Где они живут?
  Артур назвал адрес.
  - Смотрите, отныне любая попытка солгать станет для вас последней.
  - Клянусь, я говорю правду...
  - Ладно. Вы свободны. Охрана, отвести его в дом напротив: туда, где решетки на окнах.
  Подобная "свобода" не удивила Артура. В его состоянии уже ничто не могло его удивить.
  Солдаты выпроводили Артура из комнаты и повели перед собой.
  Дверь закрылась.
  Лорд Ньюборо, потирая руки, сказал:
  - Теперь Фейр с сыном разделят участь Генри Уэйна или Томаса Гаррисона.
  
  
  XII
  Самоубийство. Казнь. Тюрьма
  
  Роберт, заложив руки за спину, ходил по комнате взад и вперед. Он был взволнован.
  Прошло полчаса. Наконец, он не вытерпел и направился к двери с намерением выйти на улицу.
  Дверь открылась перед самым его носом: на пороге стоял граф Уэртинг.
  - Ну наконец-то! - воскликнул Роберт. - Я уже собирался за вами идти... О! Вы одни?
  - Его нигде нет. Я обыскал весь Нью-Амстердам.
  - Что же делать?
  - Ждать. Завтра продолжим поиски.
  ...Но и на следующий день их попытки найти Артура не увенчались успехом.
  Осажденный Нью-Амстердам готовился к обороне. Однако силы были неравны. Англичане угрожали городу с моря и с суши.
  Граф Уэртинг и Роберт не участвовали в подготовке к предстоящей защите города.
  - Мы не имеем права воевать против Англии, - сказал граф сыну.
  В конце концов губернатор Нью-Амстердама, исчерпав все данные ему англичанами сроки, был вынужден дать свое согласие на их требование о капитуляции.
  В сложившихся обстоятельствах покинуть город для графа и Роберта было невозможно. Поскольку оставаться на улице стало опасно, они сидели дома и ждали дальнейшего развития событий.
  ...Ближе к вечеру за дверью послышались голоса. Затем громко постучали.
  - Если это голландцы, то нам нечего бояться, а если англичане - то они в любом случае схватят нас, - заключил граф и направился к двери.
  За дверью стояли англичане.
  Один из вошедших, судя по мундиру, сержант, обратился к графу:
  - Вы отставной подполковник Фейр?
  - Да, - ответил граф.
  - А это ваш сын?
  - Да, - ответил Роберт за отца.
  - Ваши шпаги, - потребовал сержант.
  Роберт колебался, но, видя, что граф без сопротивления отдал свою шпагу, последовал его примеру.
  - Следуйте за мной, - сказал сержант.
  Граф и Роберт вышли за ним. Шествие замыкали десять солдат, составлявшие стражу.
  Лорд Ньюборо уже успел поселиться в центре города. К нему-то и повели арестантов.
  Генерал был в прекрасном расположении духа, когда ему доложили, что отставной подполковник Фейр с сыном по его приказанию арестованы.
  - Хорошо, привести их сюда.
  Ввели арестантов.
  Лорд Ньюборо посмотрел сначала на Роберта, потом на графа...
  Вдруг он вскрикнул. Память не подвела генерала и на этот раз: в подполковнике Фейре он узнал графа Уэртинга.
  - Что такое, генерал? - подскочил было к нему офицер.
  - Ничего, ничего, - ответил лорд Ньюборо, отводя глаза от взгляда графа, который внимательно смотрел на него и, судя по бледности, тоже его узнал.
  - Передо мной подполковник в отставке Фейр? - решил уточнить генерал.
  - Так точно, - подтвердил офицер.
  "Значит, это все-таки псевдоним. Арестовав этого человека, я обезопасил себя от врага и заслужил право на благодарность короля. Одним ударом я убил двух зайцев... нет, трех, - добавил генерал про себя, снова поглядев на Роберта. - Ну что ж... дадим Уэртингу понять, что его тайна раскрыта".
  - Давно не виделись, граф!
  - А, так это вы, лорд Ньборо! Теперь я уже не сомневаюсь.
  - Лорд Ньюборо? - удивился Роберт.
  - Да, Роберт, - подтвердил граф.
  - Вы знаете, граф, что если моя пуля и не настигла вас близ Престона, то от эшафота вам точно не уйти, - начал генерал.
  - Да.
  - А знаете ли вы, почему вам на этот раз не удалось избежать правосудия?
  Граф пожал плечами. Он предпочел промолчать.
  - Знаете ли, кому мы обязаны столь ценной информацией о вашем местонахождении?
  - Нет, - коротко ответил граф.
  - Ну что ж, если вам угодно, вас к нему отведут.
  - Это крайне любопытно, но нас в данный момент интересует более, не попадался ли вам вчера кто-нибудь в плен?
  - Вчера? - лорд Ньюборо улыбнулся. - Вчера был пойман только один пленный.
  - Кто? - живо спросил граф.
  - Какой-то разведчик.
  - Не могли бы вы сказать, сэр, как его звали?
  - Он назвал свое имя: Артур Уэйд.
  - Артур Уэйд?
  - Да.
  - Если вы предлагаете нам прогулку в гости, то мы бы предпочли навестить этого Артура Уэйда.
  - Ну что ж, согласен. Согласен тем более, что это и есть та прогулка, которую я вам предлагал.
  - Как! - воскликнул граф.
  - Того, кто на вас донес, звали Артур Уэйд.
  - Ведите нас к нему! - сказал Роберт, видя, что отец теряет дар речи.
  Да и сам-то он еле стоял на ногах.
  - Отвести их к арестованному Артуру Уэйду, - распорядился лорд Нюборо.
  Солдаты отвели их за город, где стоял дом, служивший тюрьмой Артура. Они подошли к двери.
  - О, не будем заходить туда, не будем! - не выдержал Роберт, предвидя ужасную развязку.
  - Идем, Роберт! - сказал граф, плохо скрывая волнение.
  Солдат, шедший впереди, открыл дверь и, не заглядывая в помещение, остановился у порога.
  Первыми вошли Роберт и граф... Первый в изнеможении прислонился спиной к стене, другой - вскрикнул.
  Посреди комнаты висел труп Артура...
  
  * * *
  
  Двухмачтовый бриг "Глазго" доставил арестованных в Лондон.
  Взятие Нью-Амстердама, после которого начались Англо-голландские войны, а также поимка государственного преступника и его сообщника были для Карла II радостным известием, в связи с чем лорд Ньюборо снискал особую милость короля и ему был пожалован маршальский жезл.
  Что же касается графа Уэртинга, то его без суда приговорили к казни. Роберту же досталось нечто худшее чем казнь: пожизненное заключение в Лондонском Тауэре.
  Но им выпало и последнее утешение. Перед приведением приговоров в исполнение отцу и сыну было позволено свидание.
  Свидание проходило в Тауэре, в маленькой комнате, расположенной этажом выше камеры пыток. Комната эта своим мрачным видом походила, скорее, на еще одну камеру. Шкаф, стол и четыре стула составляли ее мебель. Сальная свеча, стоявшая на столе, отбрасывала тусклый свет на предметы, создавая причудливые тени на стенах.
  Ввели Роберта. Стражники обыскали его и удалились.
  Роберт сел на стул, в ожидании отца.
  Скоро дверь вновь открылась, и ввели графа. Его обыскали, точно так же как и Роберта.
  Наконец отец и сын остались одни.
  О, как они изменились за последнее время!
  Печальный взгляд графа стал мрачным, заметны были впадины под глазами. Губы его казались не способными больше улыбаться. Лицо избороздили морщины, следы раздумий. За это время у графа отросла густая борода, к тому же она вся поседела.
  Одним словом, из пятидесятилетнего мужчины, он превратился в семидесятилетнего старика.
  Роберту положение казалось безнадежным, но вместо того, чтобы предаваться отчаянию, он был спокоен, но спокоен только за себя. В глазах его можно было заметить затаенную печаль и тревогу. Печаль была печатью прошлого, спокойствие за себя - печатью будущего. Оставалась тревога, беспредельная тревога, вытеснившая беспокойство за себя: тревога о судьбе отца.
  Глаза их встретились.
  Лицо графа на мгновение оживилось, но тут же взор его вновь потух, и граф опять стал печальным. Лицо Роберта, напротив, засияло от счастья, которое было бы полным, если бы не его непроходящая тревога.
  Они бросились друг другу в объятия и долго стояли так, не произнося ни слова. Приветствия были сказаны мысленно.
  Наконец граф очнулся.
  - Роберт, у нас мало времени: только полчаса.
  Роберт вздрогнул: он вернулся к действительности.
  - О чем же нам еще говорить, когда теперь, не произнеся ни слова, мы все и так друг другу сказали?
  - Нет, Роберт, мне нужно многое сказать тебе, спросить тебя, ведь я в последний раз тебя вижу.
  - Как? - воскликнул Роберт. - Так они... О, так вас ждет эшафот!
  Это был крик отчаяния, которое победило спокойствие. Роберт уронил голову на грудь графа, - он рыдал.
  - Что поделаешь, Роберт, если такова судьба. Но ты, ты! Тюрьма, которая ужаснее смерти, мучительные воспоминания прошлого, потеря отца... Я знаю, ты не переживешь этого!
  Говоря эти слова, граф утер слезу со щеки. Этот железный человек, перенесший такие испытания, прослезился!
  - Роберт, я иногда ошибался, но самую большую ошибку я совершил три года назад.
  - Какую?
  Роберт внимательно посмотрел на графа, как бы стараясь прочесть у него в глазах то, что тот собирался сказать.
  - Помнишь ли ты день 8 апреля 1661 года?
  Глухой стон вырвался из груди Роберта.
  Невольное изумление выразилось во взгляде графа.
  - Ты сожалеешь? - глухо проговорил он.
  На этот раз удивился Роберт.
  Граф опомнился.
  - Ах, ты об Артуре, - вздохнул он.
  Роберт мрачно кивнул.
  - О, прошу тебя, не будем больше о нем вспоминать... Зачем, зачем я нашел сына?!
  И он снова вздохнул, а затем продолжал:
  - Но говоря о том дне, я не имел в виду Артура. Ты помнишь наш с тобой разговор на палубе?
  - Конечно.
  - Ты помнишь, я сказал тебе: "Роберт, ты свободен, и всегда был свободен в своем выборе. Только ты один можешь решать свою судьбу, и сейчас ты должен выбрать: расстаться ли нам навсегда или плыть вместе".
  - И я, не колеблясь, ответил, что пойду за вами хоть на край света.
  - Ты помнишь это...
  - Но, отец, если бы даже сейчас все вернуть назад, то в тот момент, я слово в слово повторил бы все то же самое.
  - Нет, Роберт, я не виню тебя, напротив, я и сейчас повторю то, что ответил тебе тогда: "Ты сделал то, что должен был сделать". Но дело не в этом. Не ты виноват, Роберт, в том, что случилось, а я.
  - Объяснитесь, прошу вас.
  - Я не должен был спрашивать тебя, я должен был приказывать тебе покинуть меня, несмотря на то, что это была бы для нас обоих тяжелая рана. Я обязан был любой ценой обезопасить тебя.
  - Во-первых, сделанного уже не исправишь, а во-вторых, я должен вас успокоить.
  Роберт на миг задумался, но тут же вспомнил, что время свидания ограничено.
  - Ответьте мне на вопрос: значит, вы хотели устроить мне будущее, но вам это не удалось? Значит, если бы вы приказали, моя судьба была бы устроена?
  - Я думаю... - граф остановился.
  - Вот видите, вы сомневаетесь! - воскликнул Роберт. - Вы сомневаетесь, было ли бы пожизненное сиротство и незнание, ни где твой отец, ни что с ним, лучше того, чтобы жить с ним и разделить его судьбу.
  Граф взглянул в глаза Роберту. Он был восхищен своим сыном.
  - Так ты... - воскликнул граф, но тут же остановился, боясь показаться нескромным.
  Роберт понял его с полуслова.
  - Если бы вы были виновны в моей участи, я не колеблясь простил бы вас, - он сделал ударение на "если бы".
  - Я умру спокойным за себя, но что мне из того... если в то же время я буду знать, что мой сын умрет медленной смертью в подземелье Тауэрского замка.
  - Да, но сын этот умрет не по вашей вине, и, если есть на свете правосудие, истинные виновники будут наказаны. Верьте, отец, если я выйду на свободу, король и лорд Ньюборо ответят за вашу смерть.
  - Берегись, Роберт, если я и уверен, что лорд Ньюборо заслуживает справедливого наказания, то я сомневаюсь, чтобы король заслуживал того же.
  Роберт вопросительно посмотрел на отца.
  - Его можно понять, если допустить то весьма возможное предположение, что он не знает истинных причин моих враждебных действий по отношению к Карлу I. Сравни себя с ним: ведь он тоже хочет заплатить по заслугам врагам своего отца.
  - Хорошо, если это так, я раскрою ему глаза, он прозреет и поймет свою ошибку.
  - И ты простишь его, Роберт?
  - Да, если он действительно не знал о предательстве своего отца по отношению к вам.
  - У тебя доброе сердце, Роберт.
  - Этим я могу быть обязанным только вам...
  И Роберт поклонился.
  - Но это не значит, что я признаю лорда Ньюборо невиновным, - тут же добавил он, - и, если бы у меня была такая возможность, я вызвал бы его на справедливый поединок и приложил бы все усилия, чтобы покончить с ним.
  - Пожалуй, ты имеешь на это право, но в этом случае ты опять бы попал в тюрьму, а я не могу этого допустить.
  - Опять вы хотите ради мнимого спокойствия устроить мне судьбу полную отчаяния и угрызений совести!
  И Роберт улыбнулся, чтобы смягчить резкость тона, которая кольнула графа в самое сердце.
  - Да, Роберт, я согласен с тобой и признаю свою ошибку. Я всегда на первое место ставил твое благополучие, твою безопасность, полагая, что они и составят твое счастье. Но разве может быть счастье, купленное ценой предательства идеалов чести и совести? Да, Роберт, ты волен в своих действиях, и отныне твоя судьба зависит только от тебя... ты остаешься один.
  - Один, - повторил шепотом Роберт. - О нет, нет! - он повысил голос. - Вы будете со мной, в моем сердце.
  В этот миг дверь открылась, и скрип ее, вновь обративший этот уголок нездешнего мира в тюремную камеру, заставил отца и сына очнуться.
  - Свидание окончено.
  - Прощай, Роберт, - сказал граф, подавив тяжелый вздох.
  - Прощай, отец!
  О, неужели человек мог произнести эти слова и не умереть от отчаяния?! Усилием воли Роберт подавил рыдания, готовые вырваться из его груди, и лишь одна слеза, вмещавшая в себя океан горя, скатилась по его щеке и упала на лоб графа, сжавшего сына в своих объятиях.
  Прошлое, будущее и настоящее перестали существовать для Роберта: осталась одна лишь вечность... Но вот чьи-то чужие руки оторвали его от отца! Он слышит последнее "прости" графа, бормочет в ответ что-то невнятное и погружается во мрак...
  - Держите его, он теряет сознание! - раздался крик, который привел Роберта в чувство.
  - Не трудитесь, я хорошо себя чувствую, - возразил Роберт твердым голосом, открывая, на миг закрывшиеся, глаза; однако лицо его было покрыто болезненной бледностью.
  Он остался один в целом свете, наедине со своими воспоминаниями. Двое солдат взяли его под стражу и повели по длинному коридору...
  ...На следующий день на площади, перед эшафотом, собралась толпа народу. Ходили слухи, что должны были казнить важного государственного преступника, сражавшегося когда-то в армии Кромвеля.
  В полдень появилась телега, которая везла палача и приговоренного. Последний сидел молча и только, не отрываясь, смотрел в безоблачное небо. Это был граф Уэртинг. Однако, глядя в небо, сам он был далеко не в безоблачном настроении, по вполне понятным причинам, касающимся Роберта.
  Телега въехала на площадь через живой коридор, отгороженный солдатами, и остановилась перед эшафотом.
  Палач энергично спрыгнул с телеги. За ним сошел граф.
  Он поднялся вслед за палачом на эшафот и остановился перед плахой.
  С другого конца эшафота стояли несколько человек, по-видимому, представители суда. Один из них выступил вперед и зачитал приговор.
  Отрицания ничего бы не изменили, оправдания ничему бы не помогли. Граф Уэртинг молчал.
  После исполнения всех формальностей и церемоний, он сказал плачу:
  - Я готов.
  Палач взял топор в руки.
  Граф положил голову на низкую плаху и прошептал:
  - Прощай, Роберт, прощай навсе!..
  Вечером того же дня тот, к кому были обращены эти слова, спускался по винтовой лестнице в Тауэрском замке под конвоем из четырех солдат и тюремщика. Свет тусклого факела освещал им путь.
  Наконец они дошли до двери. Скрипнул ключ в замочной скважине. Дверь отворилась. Роберта втолкнули в камеру, и он переступил ее порог - в первый и последний раз.
  Дверь закрылась. Роберт почувствовал сырость. Глаза его ничего не различали в непроницаемом мраке.
  Он остался один...
  
  
  XIII
  Испытания
  
  Даже спускаясь по лестнице, Роберт не переставал думать об отце. И только теперь, когда глаза его не могли видеть, уши - слышать, когда тело ощущало холод, и сырой спертый воздух затруднял дыхание, только теперь он очнулся от мучительных мыслей о трагической участи своего отца.
  Роберт вздрогнул, и сердце его болезненно сжалось. Он попытался взять себя в руки, но мысли его путались, глаза закрывались, ноги подкашивались, и шея с трудом держала голову.
  Он пошел в темноте наугад и наткнулся на сырую стену. Идя вдоль стены, Роберт обнаружил кровать. Он что-то прошептал и упал на нее...
  На следующее утро его разбудил скрип ключа в замочной скважине.
  Роберт вскочил с постели.
  Вошел тюремщик, - тот самый, который привел его сюда. В руках он держал кусок хлеба и стакан воды.
  - Скажите, - спросил Роберт, не скрывая волнения, - подполковник Фейр еще жив?
  - Его казнили вчера, в полдень.
  Роберт практически не изменился в лице, лишь немного побледнел.
  Тюремщик поставил стакан на стол, который стоял неподалеку от кровати, и рядом положил хлеб. Затем он сделал шаг, чтобы уйти.
  - Благодарю вас за еду, - услышал он тихий голос, лишенный всякой интонации.
  - Благодарите? - невольно переспросил тюремщик.
  На лице его было написано крайнее изумление.
  Роберт молчал.
  Тюремщик пожал плечами и ушел, по пути не переставая смотреть на Роберта удивленными глазами.
  Дверь закрылась за ним.
  Роберт медленно сел на кровать.
  - Он умер, - прошептал Роберт, голосом полным горя.
  И воспоминания с новой силой нахлынули на него. Наедине с ними он просидел неподвижно полчаса.
  Потом он встал и начал расхаживать по комнате взад и вперед.
  Наконец, чтобы отвлечься от всех этих мыслей, он решил тщательно осмотреть камеру.
  Это была небольшая комната, десяти футов в ширину и четырнадцати - в длину. Потолок находился на высоте в семнадцать футов.
  Камеру освещало небольшое зарешеченное окошко, которое располагалось напротив двери, под потолком. Этого освещения было достаточно, чтобы различать окружающую обстановку.
  Дверь закрывалась на замок и засов. Держалась она, по-видимому, очень крепко.
  Стены и пол были сырыми и грязными. По углам висела паутина. Стены были выложены из довольно больших каменных блоков, пол был земляной.
  Мебель состояла из кровати, стула и стола. Кровать была железная, стол и стулья - деревянные.
  Переходя от одного предмета к другому, взгляд Роберта остановился на стене, и он различил в темноте надпись, нацарапанную чем-то острым:
  "Горе тем несчастным, которые подобно мне попадут сюда! Но их не постигнет моя участь: они не умрут в этой камере..."
  "Что это за человек, осмеливающийся утверждать, что я выйду на свободу? - подумал Роберт. - Но что это?.."
  Ниже надписи, на том же каменном блоке, были заметны какие-то горизонтальные строки.
  "Вычисления?.. Нет, это буквы! Здесь что-то еще написано".
  Роберт напряг зрение и разглядел буквы, написанные довольно мелко, по всей видимости тем же самым инструментом.
  "Это или бессмысленный набор букв или, скорее, шифр".
  Чтобы легче было читать, Роберт скопировал буквы на другую часть стены с помощью какого-то камешка, который он извлек из земляного пола.
  Строки были следующие:
  ЯВУЕАМИАЗИЕГКВРАГЕНДАИМЕЛИАЮНО
  ОПЕАНИОБНИЛАЕДЗИВОЕАЛКВЕАНЕОИА
  РАНОСВКЕАГИБДМНВОЕНИАПРВОНЛАРО
  ЩОМАНЬЖОВЙОЕНЕАКИВАОТБЕКОАУКОЮ
  ИОКФЕОБПЛИАЗДОКВБГНЕОИАХДОНИЯО
  РСАОИКАЕРИЖОХВПСНБЛИМОДТЯАОМХШ
  ЕКИКНОРГННДАКБОИВ АТКЕЗАИЕОЯКО
  ТЮОАСБМДЗОПИКНГАКОКОЖВНЛРОАТФТ
  ЕНКОЕСКЖЛАВОЗСАПИБЕГОЖАОЕТМРОШ
  НОЭСНАОПИБДНРГЙОАИАКВЛНИОНЕЫНР
  ДСНОНАЛОСНКСАОНЗБОНГПЯЕНЫПАОСО
  ШЧТАОЩАИРЕОРТГЛВОЖИСТКЗОТСОШЬП
  ВОРСПЕИЬАЗОБНПДОУЫМИНАОЛАПЕЦОЙ
  ЭОСРВМЛИОГЕСКОНЙЛОГРАИБЗЮАРОПБ
  НЦОЛАОКБШОРАВХНОБРАНОЕДМАБНАЮЩ
  ТЕИДСОНЛИВОСИКИНЛЖОКГАЙРИЯОПБЯ
  НПОБЕДСАПНЗАЩМСЖЕНВЛКОДЪАМРМОТ
  ОСЕИРЖАМЛВБОАИКМЛЕЗИПАЕПФЕЗРНО
  Списывание всех букв заняло у Роберта не один час. За это время он успел поверхностно изучить написанное, но подобрать ключ к шифру ему не удалось.
  "Вероятно, ключ в расстановке букв, остальные играют роль общего фона. Видимо, тут нужна решетка. А если ее нет здесь? Тогда горе мне, если расположение нужных букв не закономерно. Но будем надеяться на лучшее".
  Роберт снова взял камень и, стараясь не производить много шума, обстучал им все стены в камере на предмет тайников.
  Однако это не дало никаких результатов. Тогда Роберт лег на кровать и углубился в детальное изучение шифра.
  Через несколько часов заскрежетал засов, заскрипел замок и дверь открылась. Роберт поспешно отвернулся от надписей в углу за кроватью.
  Вновь появился тюремщик. Он нес кастрюлю с каким-то мутным подобием супа, запах которого отбивал всякий аппетит.
  - Как, вы еще не обедали? - спросил тюремщик, взглянув на стол, на котором все еще стоял стакан воды и лежал ломоть хлеба.
  - Я еще не привык к этой еде, - равнодушно ответил Роберт.
  Тюремщик, как истинный исполнитель своей должности, промолчал. Он поставил на стол тарелку и налил в нее часть содержимого кастрюли. Затем он ушел.
  Его приход вывел Роберта из задумчивости. Он выпил воды и съел половину хлеба. Инстинктивно чувствуя отвращение к супу, он даже не попробовал его.
  Затем Роберт стал делать то, что обыкновенно делают все заключенные: он стал думать. Но думал он не о буквах, а о кое-чем другом.
  Думать о прошлом он не видел смысла, он считал необходимым только не забывать о нем. Он думал о настоящем и о будущем. Впрочем, в этих размышлениях все же иногда упоминался и шифр.
  "Как дальше жить? - думал он. - Вот я в тюрьме, один... Помещение грязное, еда плохая, постель жесткая... но это не важно! Я бы гораздо спокойнее отнесся к своей участи, если бы не мой долг, который я должен уплатить врагам отца. Тогда я бы не думал о свободе и медленно умер бы от бездействия, жизнь перестала бы для меня что-либо значить... О бездействие! После всех мыслей о ближних переходишь к мысли о себе и находишь, что нет ничего страшнее бездействия. Но что толку думать о том? Я в тюрьме. Я один. Я должен выжить. Я должен выйти на свободу. Я должен свести счеты с дьяволом, который прячется под именем лорда Ньюборо. Для этого я должен набраться терпения, не обращая внимания на все лишения... а с сегодняшнего дня это особенно легко...
  А что если вся надежда на эти буквы? Что если в них моя свобода? "...Они не умрут в этой адской камере..." Что он имел в виду? Кто он?
  А вдруг это насмешка судьбы? Что если в этих буквах мое безумие? Но зачем этому человеку понадобилась перед смертью обрекать на смерть, на сумасшествие человека, которого он даже не знал?
  О нет, нет! Я не знаю его, но я должен ему верить и не имею права обвинять его в подобной низости.
  Я буду искать секрет этих букв, пока в конце концов не найду его. Пусть на это даже уйдут годы, но однажды наступит день, когда в моей жизни произойдет огромный, неизмеримый скачок, в результате которого я сразу наверстаю все потраченное время. В тот день я раскрою секрет этого шифра, который является ключом от двери, ведущей на свободу. А там я буду ждать первого же удобного случая, чтобы исполнить все, что я должен".
  И приняв такое решение, Роберт вновь погрузился в изучение шифра. Но тот был неприступен.
  ...Жизнь в тюрьме изменяется подобно тому, как изменяется график математической функции "квадратный корень": в первые дни развитие ее наиболее интенсивно, затем значимых моментов становится все меньше и меньше, так что в какой-то момент начинает казаться, что она и вовсе стоит на месте, а движется только время.
  Прошел день... неделя... месяц... Время шло, точнее медленно тянулось, как будто его песочные часы вместо песка наполнились медом. В событиях наступил застой. Всевозможные варианты ключей к шифру не давали никакого результата.
  Но терпение Роберта было неистощимо.
  Однако все его старания ни к чему не приводили.
  Шли годы, каждый из которых казался Роберту десятилетием. Но самое страшное, что с каждым годом он терял разум, медленно и незаметно, хотя память его при этом сохранялась.
  Причиной безумия Роберта был шифр. Всякому терпению приходит конец, и если человек бесконечно решает какую-то задачу, то его терпение приводит либо к успеху, либо к потере рассудка.
  Каждый день после ухода тюремщика Роберт бессмысленно глядел на стену в углу, на которой его рукой были скопированы буквы, и каждый год он обводил их, чтобы они не стерлись.
  Естественно, что подобное изучение шифра не давало никакого результата.
  Роберт просто надеялся, что когда-нибудь он увидит в этом шифре то, чего ему так до сих пор и не удалось увидеть. Теряя разум, он не терял надежды.
  
  
  XIV
  Человек
  
  ...Ночной шум разбудил Роберта. Слышались крики, топот. Было очевидно, что в замке что-то происходит.
  Роберт попытался снова уснуть, но это было нелегко.
  Шум стих только под утро.
  То было еще одно унылое однообразное утро, безрезультатно потраченное на решение неразрешимой задачи.
  В замочной скважине скрипнул ключ. Роберт машинально обернулся навстречу тюремщику, который, как обычно, появился на пороге камеры, держа в руках кастрюлю с тем, что здесь называлось "обедом".
  Тюремщик молча налил в тарелку суп и собирался уйти.
  - Постойте, - сказал ему Роберт.
  Тюремщик с недовольным видом остановился и вопросительно взглянул на Роберта.
  - Что за шум я слышал всю ночь?
  - Сбежал один из арестантов. Ничего, далеко не убежит!
  Роберт вздрогнул. Сбежать из Тауэра! Возможно ли это?
  - А давно он попал сюда?
  - Три года назад.
  Роберт отвернулся, чтобы скрыть глубочайшее изумление.
  Тюремщик решил, что разговор окончен, и торопливо ушел.
  - Три года! - прошептал Роберт, делая ударение на каждом слове. - Обрести свободу за три года. Три года перепиливать решетку, расшатывать дверь или проделывать ход в стене. Несчастный! Ты тридцать лет искал свободы, надеясь на пустые буквы, - именно столько, по мнению Роберта, он жил в тюрьме. - Одумайся! Есть еще время! Действуй! Твоя свобода в твоих руках.
  В припадке отчаяния он поднял железную кровать и уже хотел изо всей силы ударить ей о камень, на котором были высечены роковые буквы - его смертный приговор. Но благоразумие или, быть может, какой-то инстинкт удержали его.
  - Что это? - прошептал Роберт, отирая пот, струившийся со лба. - Я не могу этого сделать?
  Он снова поднял кровать, но опять поставил ее на место. На шум прибежал бы тюремщик и стал бы его расспрашивать, - ему пришлось бы отвечать; а выдавать себя за сумасшедшего, к тому же без особой на то надобности, Роберт не хотел.
  Он сел на стул и уже не в первый раз за все эти годы задумался о возможных способах бегства, пусть долгих, но зато выполнимых.
  До окошка он не достал бы даже если бы подставил под него всю свою немногочисленную мебель.
  Дверь? Но она обита железом, и на ее взлом понадобилось бы слишком много времени, - а как замаскировать ход работы от глаз тюремщика? Земляной пол уходил вглубь примерно на шесть футов, но затем начинался фундамент замка: это было известно Роберту еще с первого года его заключения, когда он предпринял попытку сделать подкоп под стену.
  Оставалась сама стена - единственный путь к спасению. Но чем проделать в ней проход? Роберт посмотрел на железную кровать. Ее ножки могли бы послужить ему хоть каким-то орудием, правда, орудием крайне неудобным, но все же таким, с помощью которого можно было бы попытаться отбить по краям, а затем вытащить из стены какой-нибудь блок. А что если часть супа и воды постоянно выливать на верхнюю часть ножки, чтобы она проржавела, а затем, когда это произойдет, расшатать и отломать ее? Правда, потом придется скрывать порчу кровати от тюремщика, но это несложно: достаточно повернуть кровать поврежденной ножкой в дальний угол и сделать в том углу небольшую земляную насыпь. Проверки можно было не опасаться, так как за все время заключения Роберта его камеру еще ни разу не обыскивали.
  Итак, план был готов, и план этот был выполним. В тот же день Роберт принялся за его осуществление.
  Он выбрал блок в стене, который ему предстояло извлечь; выбрал, руководствуясь своими догадками о том, с какой стороны камеры наиболее вероятно мог оказаться кратчайший путь на волю. Это был блок соседний с тем, на который Роберт когда-то скопировал свой проклятый шифр. Он располагался невысоко от пола за кроватью, что давало возможность в будущем скрывать следы работы от глаз тюремщика.
  Но все многодневные попытки Роберта заставить заржаветь металл, из которого была сделана кровать, оказались безуспешны. Очевидно, она была сделана не из железа, как он думал раньше, а из какого-то нержавеющего сплава.
  Роберту не оставалось ничего другого, как довольствоваться целой кроватью в качестве инструмента для работы. Он приподнял ее с одного конца и прислонил под углом к стене на уровне фута от пола. Затем он начал скрести ее ножкой контур выбранного блока в стене.
  Работа продвигалась крайне медленно, но терпения и времени у Роберта было хоть отбавляй.
  Он работал до тех пор, пока внутренним ощущением времени, которое с успехом заменяет узникам часы, не почувствовал приближение ужина. Тогда он оторвался от работы, поставил кровать на прежнее место и стал ждать прихода тюремщика.
  Весь вечер после ужина Роберт снова работал и уже поздней ночью, изрядно уставший, но радостный оттого, что добился хотя бы малых результатов, лег спать, окрыленный новой надеждой.
  ...Блок стены поддавался.
  Роберт энергично работал ножкой кровати, лихорадочно возбужденный предвкушением первого успеха, лишь изредка останавливаясь, чтобы отдышаться и вытереть горячий пот со лба.
  Наконец, обессилев, он отошел в сторону и сел на стул, глядя на результаты своих многодневных усилий. Удивительным было то, что вокруг этого блока стена начала как бы сама собою трескаться, словно кто-то долбил ее с другой стороны. Но однако же за стеной ничего не было слышно. Трещина протянулась уже от потолка до пола, и вдруг Роберт увидел, что стена расступилась перед ним.
  Он не верил своим глазам.
  В проеме стены ничего не было видно: все было окутано непроницаемой мглой. Сквозь эту мглу Роберт с трудом различал очертания чего-то белого... Еще немного и он смог разглядеть этот предмет, или точнее существо, которое двигалось к нему.
  - Кто вы? - спросил Роберт, пораженный представшим перед ним видением.
  - Посмотри на меня, - был ответ.
  Роберт увидел его лицо...
  Тюрьма научила Роберта быть осторожным: он не вскрикнул, а лишь прошептал:
  - Отец!
  Выражение, с которым было произнесено это слово, не поддается описанию, подобно тому, как не поддается точному описанию выражение улыбки Джаконды.
  Роберт не ошибся, с той лишь оговоркой, что человек в белом более напоминал призрака, нежели графа Уэртинга.
  Граф ничего не ответил, а только поднял руку, так что Роберт, вскочивший было со стула с намерением броситься к отцу, снова сел, или точнее упал на стул, не чувствуя в себе сил ни двигаться, ни говорить.
  Граф величественным жестом достал из левого рукава своего хитона какой-то свиток и со словами "Вот твоя свобода!" бросил его Роберту.
  Свиток упал у самых ног Роберта, но тот не мог или не смел нагнуться за ним.
  - Прощай! - сказал граф с невыразимой грустью.
  Дар речи снова вернулся к Роберту.
  - "Прощай"? Возможно ли это?
  - Так надо, Роберт. И в этом не наша вина... - загадочно произнес граф.
  И вдруг по обеим сторонам его возникло еще два точно таких же призрака, похожих на него как две капли воды. Потом к этим трем добавилось еще три. Затем их стало десять, пятнадцать, двадцать один... Каждый раз к общему количеству призраков добавлялось на одного больше, чем в предыдущий раз. И когда в полумраке стояло уже пятьсот двадцать восемь медленно уплывающих вдаль призраков, все видение вдруг исчезло, и стена сомкнулась, так, словно и не расступалась вовсе.
  Долго Роберт сидел неподвижно, потрясенный всем увиденным, пока наконец взгляд его не упал на свиток, лежавший у него под ногами. Роберт поспешно поднял и развернул его. О, он узнал эти буквы! Он знал их наизусть. Это были те самые буквы, та самая неразрешимая задача, на которую он потратил столько лет своей жизни!
  Возможно ли, чтобы отец возвращал сыну его безумие?
  ...Роберт проснулся.
  Ночь подходила к концу, и сквозь решетку в камеру уже начинал пробиваться утренний свет.
  Роберт долго лежал с открытыми глазами, припоминая подробности сна, пока не настало утро. Тогда он встал и безо всякой цели подошел к тому углу, где был написан шифр, и где он вчера, орудуя ножкой кровати, пытался добыть себе свободу. Взгляд его скользнул по отбитому по краям блоку и замер на таинственных буквах. Роберт не думал о вчерашних событиях, поглощенный мыслью о событиях, случившихся с ним ночью во сне. Глаза его машинально пробегали по строкам самыми различными способами. Затем он прошептал:
  - Один - "я".
  Мысленно прибавив два, он продолжал:
  - Три - "у".
  Затем к трем прибавил три:
  - Шесть - "м".
  К шести четыре:
  - Десять - "и".
  И так далее:
  - Пятнадцать - "р", двадцать один - "а"... "Яумира"... "Ю" - "я умираю!" - воскликнул он так, что если бы к нему в этот момент вошел тюремщик, то, вероятно, перевел бы его в камеру для сумасшедших.
  Сердце Роберта бешено колотилось.
  - Благодарю вас, отец! - с величайшей благодарностью прошептал он и снова продолжил чтение шифра: - "Я умираю и... "з"... "а"... "в"... "е"... и завещаю!.. вам... "н"... "о"... "ж"!.. Нож! Но каким образом? "З"... "а"... "зары"... зарытый... Где?!.. "Н"... "и"... "ж"... "е"... ниже! И больше ничего. "Я умираю и завещаю вам нож, зарытый ниже"!
  Пол в камере, как уже говорилось, представлял собой слой земли, уходящий вниз на шесть футов, вплоть до фундамента замка. Роберт припомнил то место, где эта надпись была высечена изначально. Старые буквы еще можно было с трудом различить на каменной плите.
  Роберт схватил деревянный стул и с его помощью принялся энергично рыть землю под этой надписью.
  Он так и подпрыгнул от радости, когда ножка стула наткнулась на что-то твердое. Он стал руками выгребать землю и наконец... наткнулся на небольшой камень.
  Роберт вскрикнул от отчаяния. Неужели, это была еще одна злая насмешка судьбы?
  Схватив стул, он вновь принялся копать, пока не наткнулся на великолепный толедский клинок, к неописуемому восторгу Роберта ничуть не пострадавший от долгого пребывания в сырой земле!
  Роберт долго рассматривал этот клинок, а затем положил его себе под кровать, слегка присыпав землей. Потом он сравнял с землей яму, вырытую им под старой надписью, и притоптал это место, чтобы оно не могло возбудить подозрений.
  Когда все дела были сделаны, он придал выражению лица обычный угрюмый вид и сел на кровать в ожидании, когда тюремщик принесет обед.
  ...Клинок - это все, что нужно было Роберту, и на что он даже не мог надеяться! Это не могло быть для него больше, чем свобода, ибо в этом мире для Роберта уже ничего не было желаннее свободы и возможности исполнить свой долг. Это не могло быть и равноценным свободе, так как это был только путь к ней, но это было нечто не намного менее значительное для Роберта: это была почти свобода.
  Он был человеком деятельным и, отказывая себе в лишнем часе отдыха, работал так, как может работать только человек, который сам выбрал свое дело.
  Лучше всего работает тот, кто работает на себя.
  Результаты были потрясающими, и уже через месяц Роберт проделал длинный проход, ведущий за пределы камеры, сквозь стену и далее под землей. Но однажды его нож наткнулся на новую стену.
  Была ли она стеной отделяющей его от свободы?
  Роберт стал копать вдоль стены, пока неожиданно не услышал стук, словно кто-то постучал с другой стороны стены.
  Роберт замер.
  Кто это? Человек? Или кто-нибудь из тюремщиков?
  Роберт был настолько осторожен, что в течение всей следующей недели не возобновлял работы, а только прислушивался. На второй день стук повторился. На тюремщика это было не похоже. На пятый день после многочисленных постукиваний послышались равномерные повторяющиеся звуки, производимые, по-видимому, каким-то твердым предметом о стену, как будто тот, кто находился по ту сторону, будь то человек или тюремщик (а для заключенного последний не является первым), делал то же самое, что делал и сам Роберт.
  К концу недели у Роберта уже не оставалось сомнений: то был человек, который принимал деятельное участие в его работе. Вдвоем они обязательно выберутся из крепости. Роберт попробовал перестукиваться с ним через стену, и человек с той стороны отвечал Роберту, в точности повторяя его стук.
  Оставалось только вынуть один блок из стены, что разделяла их. И Роберт с новыми силами принялся за дело, возвращаясь в свою камеру только тогда, когда должен был приходить тюремщик.
  ...Роберт чувствовал, что вот-вот сдвинет блок. Тот уже начинал шататься и наконец поддался и на четверть дюйма ушел вглубь стены. Роберт стал медленно толкать блок наружу, и когда он должен был начать падать, Роберт почувствовал, что человек, находящийся по ту сторону стены, поддерживает его.
  Когда Роберт выбрался наружу, он увидел перед собой незнакомого человека - такого же узника, как и он сам. Была ночь, но он видел все, наученный за долгие годы, проведенные в камере. Незнакомец также с пристальным вниманием разглядывал Роберта.
  Действительно, внешность Роберта представляла некоторый интерес. Время сделало его стариком, которому на вид можно было дать лет пятьдесят, если не больше. Волосы, достававшие ему до груди, поседели. Лицо, особенно лоб, покрылось морщинами. Одежда пришла в полную негодность и представляла собой лохмотья. Во все время жизни в тюрьме у Роберта был угрюмый взгляд, но в последние полтора месяца во взгляде его светилась тайная надежда.
  Что же касается незнакомца, то он был на вид лет семидесяти и, в сущности, представлял собой несколько преувеличенную копию Роберта. Волосы его были еще более седые, морщин было еще больше. Определить, как изначально выглядела его одежда, не представлялось возможным.
  Пронизывающий насквозь взгляд незнакомца сразу поразил Роберта. Выражение глаз было скорее радостным, чем грустным; в нем отражалась скорее мудрость, нежели просто задумчивость.
  - Кто вы? - спросил Роберт.
  - Когда-то меня звали Джеймс Профит... А как ваше имя?
  - Роберт...
  - Все?
  - Нет, но я не могу вам назвать свое имя полностью.
  - Когда вас заключили в Тауэр?
  - В 1664 году.
  - За что?
  - Это тоже тайна.
  Профит внимательно посмотрел на Роберта: казалось, он читал его тайну у него на лице.
  Роберт потупил взор.
  - Это не моя тайна, - сказал он, - и я не могу открыть вам ее...
  - Считаете ли вы себя виновным?
  - Нет, в том, что я здесь виноват не я, а... тот, кто стоит гораздо выше меня, и тот, кого в 1664 году уже не было в живых.
  Он замолчал, с живейшим интересом глядя на Профита. Тот тоже молчал.
  - А давно ли вы здесь? - спросил наконец Роберт, решив, что вопросы, адресованные ему, на этом закончились, и теперь он может сам начать задавать вопросы собеседнику.
  - С 1661 года.
  - Значит, вы сидите здесь на три года дольше, чем я. Но сколько же?
  - Вы не знаете, какой сейчас год?
  - Нет, а вы?
  - Я веду счет времени с того момента, как я здесь оказался, и поэтому могу с уверенностью сказать, что сегодня 12 июля 1684 года.
  - Значит, я сижу в этой тюрьме еще только двадцать лет!
  - А вы думали сколько?
  - Лет тридцать... быть может сорок...
  - О! Весьма точно.
  - Но позвольте, вы сидите здесь с 1661 года, но за что же... если это не тайна?
  - Нет, в отличие от вас я могу спокойно открыть вам причину, по которой я был заключен в Тауэр. Извольте: я посажен сюда как... как колдун, если вас устроит такое определение.
  - Колдун?! - удивился Роберт. - Что же вы называете колдовством?
  - Я называю колдовством все, что угодно, кроме того, чем я занимался.
  - Почему же вас тогда объявили колдуном?
  - Потому что не все разделяют мое мнение относительно того, что есть колдовство и что им не является. Стоило ли, например, объявлять меня посланником дьявола только из-за того, что однажды я предсказал, что сумма, выпавшая при бросании двух игральных костей, будет равна семи?
  - Полагаю, это совпадение, ведь при многократном бросании двух костей сумма равная семи выпадает в среднем один раз из шести?
  - Да, вы правы, и именно так я и рассуждал. Семь выпадает чаще всего, и я угадал, но с еще большей вероятностью я мог и ошибиться.
  - Но ведь не из-за такого же пустяка вас посадили в Тауэр?
  - Нет, это было лишь маленькое недоразумение, а в действительности основную мою вину составляли некоторые достижения в алхимии.
  - Никогда не считал ее за настоящую науку. И какие же это были достижения?
  - Достижений не много; в основном, я делал опыты, описанные в древних книгах. Например, получал золото...
  - Сомневаюсь, чтобы это было действительно золото.
  - Я соединял трубкой два сосуда. В один из них наливал кислоты и бросал кусочки цинка, а в другой насыпал порошок...
  - Какой порошок?
  - О, это сплошная загадка! После длительного изучения этого порошка я пришел к выводу, что определить, что он из себя представляет, крайне затруднительно. Можно лишь с уверенностью говорить, что по своим свойствам он напоминает другой порошок: черного цвета, тот, из которого можно получить медь.
  - Вернемся к вашему опыту.
  - Извольте. В сосуде с кислотой тут же начинали появляться пузырьки, а в другом сосуде, с порошком, через некоторое время образовывалась мутная жидкость.
  - И что же это была за жидкость?
  - Это была вода с выпавшим в ней осадком золота. После выпаривания воды я получал золотой порошок.
  - Вы уверены в том, что он был золотой?
  - Так сказал мне ювелир, который поставлял драгоценности двору Его Величества короля Карла II Стюарта.
  От глаз Профита не ускользнуло, что при упоминании этого имени, его собеседник вздрогнул.
  - И это все ваши занятия? - спросил Роберт.
  - Нет, я отчасти еще и предсказатель.
  - А предсказания не относятся к колдовству?
  - Мои - нет.
  - Вы даете им обоснование, согласное с представлениями науки?
  - Нет, я просто заставляю желающего узнать свое будущее прочитать это будущее самому.
  - Каким образом?
  - Не желаете ли убедиться сами?
  - Охотно.
  Профит подошел к столу. Там в плошке плавало растопленное сало и что-то вроде фитилька. Профит достал из-под кровати два кремня, высек искру и зажег фитиль. Тот загорелся тусклым светом.
  Роберт поймал себя на первобытной мысли: этот маленький мерцающий огонек вызывал у него чувство восхищения. Впрочем, он отнес это чувство к изобретательности "колдуна".
  Тем временем, Профит в упор смотрел на пламя. Его губы слегка шевелились, как бы что-то нашептывая.
  Так продолжалось пять минут, в течение которых Роберт не спускал с "колдуна" глаз. Наконец, тот произнес:
  - Перед вами книга вашей судьбы, прочтите ее.
  Его голос звучал властно и отчетливо.
  Роберт повиновался. Он пристально посмотрел на пламя, несколько секунд не отводя глаз... Вдруг Роберт радостно вскрикнул и отшатнулся. Профит поддержал его и тем самым спас от падения.
  На лице колдуна играла мрачная усмешка. Лицо Роберта выражало восторг. Он посмотрел на Профита своими широко раскрытыми от удивления глазами.
  - Что это было?
  - Ваша судьба, - с иронией ответил Профит.
  - Что это было? - повторил Роберт. - Парадокс науки, исключение из привычных правил или что-то такое, что вовсе не предусмотрено наукой?.. Быть может, оптический обман?
  - Решайте сами, я же более склонен к последней версии.
  - Как, неужели все это - только видение?
  - Судите сами: секрет в том, что я внушил вам увидеть то, чего бы вам самим хотелось. Но знай вы этот маленький секрет, вы никогда бы не поддались внушению и не увидели бы ничего кроме огня пламени.
  Роберт опустил голову. "Какой загадочный человек!" - подумал он.
  ...На следующий день они обсуждали, в какую сторону рыть подземный ход. Было решено продолжить его в прежнем направлении, вытащив блок из противоположной стены камеры Профита.
  Так как инструмент был один, работать приходилось по очереди.
  Продолжая удлинять подземный ход, они наконец наткнулись на стену, построенную из более массивных блоков, нежели стены в камерах. После ее тщательного исследования и прослушивания, узники начали работать над одним из блоков.
  Однако стена была настолько крепкой и основательной, что, несмотря на два месяца непрестанных усилий, результаты работы не шли ни в какое сравнение с тем, что еще предполагалось сделать для извлечения этого блока. Узникам стало очевидно, что все дальнейшие попытки сдвинуть его с места будут бесполезны.
  Тогда они решили продолжить копать подземный ход вдоль стены.
  Тем временем, минуло уже четыре месяца с момента их первой встречи.
  Однажды Роберт, как обычно, постучал в каменную плиту, служившую дверью в камеру Джеймса Профита, но ответного стука не услышал.
  Холодный пот выступил у него на лбу: он не мог представить себе причину такого молчания.
  Вдруг ему показалось, что он услышал какой-то приглушенный стон. Роберт сдвинул блок вперед, и тот упал на земляной пол. Роберт влез в камеру и увидел Профита, лежавшего на кровати.
  - Что с вами?
  Профит открыл глаза и посмотрел на Роберта мутным, болезненным взором.
  - У меня вчера заболела голова и случился ужасный приступ кашля. Несколько раз я терял сознание, а сейчас чувствую ужасную слабость.
  Он сделал жест, как будто желая, чтобы Роберт пониже нагнулся к нему и прошептал:
  - Я предвижу близкую смерть.
  - Смерть?!
  - Да, я уже стар, мне семьдесят восемь лет.
  - Нет, вы не умрете!
  - Все когда-нибудь умирают, настал и мой черед.
  - Но вы не похожи на умирающего.
  - Благодарю вас, но верьте мне: еще несколько таких приступов, и я...
  - О нет, нет, вы не умрете.
  - Послушайте, ничто и никто не спасет меня: я обречен. Оставьте меня!
  - Оставить вас? Вы гоните меня прочь, но я не покину вас, пока вы больны... Я сделаю так, что смогу, каждый раз выходя отсюда, ставить каменный блок на место без вашей помощи.
  И Роберт направился к проходу в стене.
  Он залез туда ногами вперед, а затем вырыл ножом в земле специальную яму такого размера, чтобы в нее мог поместиться каменный блок, если его не толкать изнутри вперед, а, держа за края, тащить назад.
  Тем временем, старик лежал в полуобморочном состоянии.
  Весь вечер Роберт просидел у кровати Профита и вернулся в свою камеру только тогда, когда должен был прийти тюремщик. Затем, когда тюремщик ушел, Роберт опять перешел в камеру больного. Он остался там на всю ночь.
  Ночь была ужасна.
  Роберт то и дело менял влажные куски простыни и прикладывал их к горячему лбу умирающего. Он смачивал их, кладя на землю, на то место, куда раз в десять секунд с отсыревшего потолка падала капля воды.
  Больной был бледен как мертвец и постоянно просил пить. Он уже выпил всю воду, которую оставил ему тюремщик, а также ту, что принес Роберт. Больше воды у них не было. Пить воду, капающую с потолка, было опасно, и Роберт лишь смачивал ей губы старика.
  Состояние больного все ухудшалось. По всему его телу пробежала дрожь, началась агония, сопровождавшаяся бредом и временными потерями сознания.
  Только благоразумие удерживало Роберта от порыва схватить стул и что есть силы стучать им в дверь, пока не прибежит тюремщик.
  Роберт чувствовал, что умирающий не проживет и дня.
  В какой-то момент Профит с силой сжал руки в кулаки, чтобы не застонать, чуть приподнял голову и вновь упал на кровать. Он был в бессознательном состоянии, и лишь тяжелое медленное дыхание свидетельствовало о том, что жизнь еще не окончательно угасла в нем.
  Дыхание становилось все тише и тише. Обморок продолжался в течение четырех часов, после чего Профит тихо скончался.
  Роберт склонился над его телом, тщетно пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни, а затем, тяжело вздохнув, произнес:
  - Мертв... А все-таки, зачем я встретил его в жизни?
  
  
  XV
  Уайт-Холл
  
  Роберт решил не ходить больше в камеру Профита. Та часть подземного хода, в которую можно было попасть только через эту камеру, перестала его интересовать. Роберт посчитал, что прокладывать подземный ход в том направлении бесполезно, раз за четыре месяца так и не было достигнуто никаких результатов.
  Надо было менять направление хода, и Роберт решил воспользоваться проходом между своей камерой и бывшей камерой Профита, начав копать от его середины в сторону.
  На эту работу ушел месяц.
  Ход мог кончиться только стеной, и он ей кончился.
  Была ли то внешняя стена крепости? Или еще одной камеры? Или же то была стена, отгораживающая какой-то коридор? Роберт всегда копал на уровне своей камеры, находившейся ниже уровня земли.
  Несколько дней он изредка постукивал в стену и все время вслушивался, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук, который бы донесся с той стороны. Но все было тихо.
  Роберт принялся обрабатывать каменный блок, который ему предстояло вытащить. Он начал ночью и затем продолжил после обхода тюремщика. Эта работа заняла у него еще несколько дней.
  Наконец камень был вынут. Сердце Роберта взволнованно забилось: за стеной был коридор, которым, очевидно, давно никто не пользовался, о чем красноречиво свидетельствовала паутина.
  В подземелье царил полнейший мрак, но Роберт видел все, благодаря своей способности видеть в темноте.
  Коридор тянулся в обе стороны. Предстояло решить, в какую из них пойти. Так как стороны эти ничем не отличались друг от друга, Роберт пошел наугад. Вскоре он оказался в какой-то комнате.
  Обстановка ее свидетельствовала о том, что в ней когда-то проходили какие-то важные приемы. На стенах висели покрытые слоем пыли картины и потускневшие зеркала. Мебель уже вся выцвела и прогнила, но по ней еще можно было определить, что относилась она к концу прошлого века.
  Роберт открыл шкаф, в надежде найти какую-нибудь одежду. Однако даже то, что носил он сам, гораздо больше походило на одежду, нежели то ветхое тряпье, которое он там нашел.
  Роберту не оставалось ничего другого, как вернуться назад и начать исследовать коридор в другом направлении.
  Коридор привел его к винтовой лестнице, ведущей вниз. Роберт спустился по ней.
  Вокруг было все так же безлюдно. Повсюду его окружала паутина и сырость...
  Спустившись вниз, Роберт оказался перед колодцем, какие обычно бывают в старых замках. Ополоснув руки и лицо, Роберт пошел дальше и увидел длинный прямой коридор.
  Коридор кончался еще одной винтовой лестницей, ведущей наверх. Поднявшись по ней, Роберт оказался перед дверью.
  Открыть? Но где он сейчас находится?
  Первое он не мог решить. На второе не мог дать ответ.
  Не услышав за дверью ни звука, Роберт осторожно приоткрыл ее. Несмотря на всю его осторожность, дверь заскрипела.
  Роберт вздрогнул: перед ним открылась богато обставленная галерея какого-то дворца, по всем признакам обитаемого.
  Он вошел в нее и увидел, что с обратной стороны дверь была замаскирована под картину.
  Вдруг с противоположного конца галереи послышались шаги. Роберт поспешно вернулся обратно и спрятался за дверью-картиной. В узкую щель он мог видеть большую часть галереи и слышать все, что происходило в ней.
  Человек, которому принадлежали шаги, прошел всю галерею и остановился в тридцати шагах от того места, где скрывался Роберт. Затем он начал ходить взад и вперед. Было очевидно, что он что-то или кого-то ждал.
  Это был человек высокого роста, на вид лет пятидесяти, хотя на самом деле - гораздо старше. Выражение лица его было строгое, гордое и одновременно хитрое. Одежда выдавала знатного вельможу. Одна рука его покоилась на золоченом эфесе шпаги, а другая нетерпеливо теребила кружева манжета.
  Наконец явился тот, кого он ждал. Это был монах в рясе с накинутым на голову капюшоном.
  - А, наконец-то! - радостно воскликнул вельможа и с тревогой в голосе спросил: - Ну что?
  Монах скинул рясу. Теперь он походил, скорее, на старого слугу.
  - Он не проживет и дня, - ответил слуга.
  Вельможа нахмурился. Затем, поглядев на рясу, он спросил:
  - Зачем весь этот маскарад?
  - У вас слишком много врагов, милорд, которые сразу же после его смерти попытаются свести с вами счеты.
  "Кто же этот умирающий?" - подумал Роберт.
  - Но неужели он перед смертью не пожелает даже попрощаться со своим верным слугой, лордом Ньюборо!
  Роберт вздрогнул.
  - Простите, милорд, но он так плох, что ему сейчас не до вас. Он вызвал священника, и тот скоро должен будет прийти, чтобы исповедовать умирающего.
  Роберт сдержался, чтобы не вскрикнуть от удивления.
  "Вот он лорд Ньюборо!"
  - Значит, нет ни малейшей надежды на то, что он поправится?
  - Нет, - ответил слуга.
  - Ладно, Герберт, пройдемте вот в этот кабинет. Нам надо серьезно поговорить.
  - Как вам будет угодно, милорд.
  И бывший адьютант Карла I пошел вслед за лордом Ньюборо.
  Дверь кабинета закрылась за ними. В замочной скважине щелкнул ключ.
  Роберт был поражен всем увиденным и услышанным. С минуту он стоял неподвижно. Затем он вытер со лба холодный пот и вышел из-за картины.
  В галерее было пусто, и только на полу лежала забытая Гербертом ряса.
  Роберт осторожно подошел к двери кабинета и прислушался. Было настолько плохо слышно, что он почти ничего не сумел разобрать. Только слова "итак, сегодня, 18 февраля 1685 года, или, в крайнем случае, завтра он умрет..." достигли его слуха.
  "Он... опять он. Но кто же?"
  Роберт принял решение. Караулить лорда Ньюборо, стоя под дверью, было не самой лучшей идеей. Конечно, у Роберта был кинжал, но он не желал сводить счеты со своим врагом из-за угла: его мог удовлетворить только честный поединок. К тому же лорд был не один. Оставаться же во дворце было небезопасно. И Роберт решил попытаться выбраться отсюда.
  Он поднял рясу и снова скрылся за картиной. Затем он вновь пересек длинный коридор и вернулся к тауэрскому колодцу. Умывшись, он слегка обсох и облачился в рясу. После этого Роберт вернулся во дворец, закрыл за собой картину и пошел по безлюдной галерее в надежде найти выход.
  Он проходил залы и галереи, спускался по лестницам, несколько раз встречая по пути взволнованных людей, которым, к счастью, было не до него.
  Проходя мимо большой толпы придворных, Роберт хотел быстро миновать ее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но толпа вдруг расступилась, пропуская его прямо к какой-то двери.
  Сердце Роберта тревожно забилось, но чтобы не навлекать на себя подозрений, он вошел в эту дверь, ровным счетом ничего не понимая.
  
  
  XVI
  О том, что есть на свете справедливость
  
  Роберт оказался в комнате, своим богатым убранством затмевающей все галереи дворца, по которым он только что проходил.
  На стенах висели картины и оружие. Пол был устлан индийскими и персидскими коврами. Мебель также отличалась исключительным великолепием и была со вкусом подобрана: шкафы, кресла, письменный стол. Посреди комнаты стояла кровать, на которой лежал не то человек, не то мертвец.
  "Очевидно, это он, тот самый умирающий, о котором слуга говорил лорду Ньюборо", - подумал Роберт.
  Тем временем, человек открыл глаза и, устремив свой безжизненный взор на Роберта, произнес:
  - Преподобный отец, перед вами все, что осталось от тела короля Карла II, - его уже не спасти; спасите же его душу.
  Роберт чуть отшатнулся и, чтобы не упасть, облокотился на спинку кресла.
  "Карл II! Тот самый, по чьей воле был казнен мой отец!.. Но у него были свои основания ненавидеть отца. Я раскрою ему глаза на правду, в конце концов я его священник (или кажусь таковым) и пришел его исповедовать".
  - Это мой долг, - ответил Роберт.
  Началась исповедь. Карл II каялся во всем: в своих пороках, в казнях, изменах, в неумеренных тратах... Наконец, он сказал:
  - А теперь, преподобный отец, дайте мне отпущение грехов, ибо мне кажется, что часы мои сочтены.
  - Вы ошибаетесь: исповедь еще не окончена.
  - Но ведь я исповедался во всех своих грехах.
  - Ошибаетесь.
  - Что вы имеете в виду?
  - Постарайтесь вспомнить, нет ли еще какого-нибудь греха, который вы не назвали.
  - Нет, преподобный отец, я сказал всё.
  - Тогда я напомню.
  - О боже, о чем вы?
  - Это было в 1664 году.
  - Так давно?
  - Не настолько, чтобы вы могли забыть. Постарайтесь припомнить.
  - О, говорите, говорите... Я не помню никакого греха.
  - Сразу после взятия Нью-Амстердама.
  Умирающий молчал, ожидая, что скажет священник.
  - Вы молчите?.. Пусть так, - резко сказал Роберт. - Тогда я вынужден сообщить вам об одном событии, которое вы упорно не можете или не желаете вспомнить.
  Роберт сделал паузу и огляделся.
  - Говорите, преподобный отец, нас здесь никто не может слышать.
  - После взятия Нью-Амстердама к вам были доставлены два пленника...
  - Я помню.
  - А, вы помните...
  - Да, но я не помню никакого греха, который бы я совершил тогда.
  - Тем не менее, один из этих пленных был казнен, а другой на всю жизнь заключен в тюрьму.
  - Вы говорите о государственных преступниках. Один из них, отставной подполковник Фейр, был казнен за участие в исполнении смертного приговора над моим отцом, королем Карлом I, а другой - его сын - был заключен в Тауэр, как его сообщник. Этого требовало правосудие. В чем же тут грех?
  - А известно ли вам, что подполковник Фейр имел веские основания, дающие ему право содействовать смерти Карла I?
  - Что вы такое говорите? Объяснитесь.
  - Извольте, - и Роберт рассказал о предательстве Карла I и лорда Ньюборо.
  Умирающий выслушал его молча, не скрывая своего удивления, вызванного этим рассказом.
  - Но откуда вам известно то, что неизвестно даже мне?
  - Откуда? - Роберт снял капюшон. - Вы, конечно, не знаете меня.
  Карл II с трудом вгляделся в лицо Роберта и понял только одно: это был не священник! Он испустил вздох.
  - Кто вы?
  - Значит, история о графе Уэртинге вам ни о чем не говорит?
  - Еще раз повторяю, что ничего.
  Роберт помолчал, собираясь с мыслями.
  - Кто вы?
  Молчание.
  - Еще раз спрашиваю: кто вы? Или я позову стражу, и она арестует вас! - сказал умирающий, повышая голос.
  - Моя внешность не сказала вам ничего, но мое имя скажет вам гораздо больше: я Роберт Уэртинг, сын графа Уэртинга, подполковника Фейра!
  Крик застыл у короля в горле. Глаза его гневно сверкнули. Он приподнялся на руках, все дальше и дальше отползая по кровати от Роберта.
  - Фельтон! Ты прикрываешься этой ложью, чтобы убить меня! - вскричал он, стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно громче. - Стража! Ко мне! Помогите, сюда! Кто-нибудь!..
  - Молчите, несчастный! Я заставлю вас поверить.
  Дело принимало совершенно неожиданный оборот, и Роберт уже предчувствовал поражение.
  - Заставите поверить?!.. Силой, да?! Ко мне, ко мне, на помощь!
  Он сделал порывистое движение, лишившее его последних сил, и, сильно побледнев, упал на подушку.
  Роберт с тревогой взглянул на него. На безжизненном лице Стюарта застыло выражение дьявольской злобы.
  - Ты сам убил себя, - сказал Роберт.
  В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала стража во главе с... О да! Роберт не ошибся: это был лорд Ньюборо. В руках у него была шпага.
  - Что с королем? - вскричал лорд.
  - Le roi est mort, - ответил Роберт.
  - Убийца! - завопил лорд Ньюборо, бросаясь с обнаженной шпагой на Роберта.
  - Отнюдь нет, - ответил Роберт, срывая со стены висевшую на ней шпагу без ножен.
  Лорд Ньюборо был вынужден отскочить, чтобы не наткнуться на острие его шпаги.
  Когда-то лорд Ньюборо был неплохим фехтовальщиком, но с тех пор несколько потерял былое мастерство. Роберт был менее опытен, так как не держал шпагу в руках уже более двадцати лет, но зато он был более ловок.
  Лорд Ньюборо вынудил его отступить. Делая шаг назад, Роберт наткнулся на кресло. Ноги его подогнулись, и Роберт упал в него. Лорд Ньюборо воспользовался этим обстоятельством и сделал выпад. Но Роберт с силой оттолкнулся ногами от пола и перевернул кресло. Это спасло его. Он быстро вскочил на ноги и встал в позицию. Теперь между противниками находилось опрокинутое кресло. Лорд Ньюборо сделал серию атак и постепенно обошел противника. Но увлекшись, он не смог отпарировать кругового взмаха, оставившего красный след на его лице. Вскрикнув скорее от ярости, чем от боли, лорд Ньюборо отскочил назад.
  Два гвардейца бросились к нему на помощь.
  - Оставьте! - крикнул им лорд Ньюборо. - Я не позволю кому-либо его хоть пальцем тронуть. Он мой, и я убью его!
  - Если, конечно, я не убью вас, - сказал Роберт, занимая позицию.
  Лорд Ньюборо был взбешен. Он сделал выпад с такой яростью, что даже не позаботился о защите. Роберт воспользовался этой оплошностью и сделал встречный выпад, но немного сбоку, так что шпага противника не попала в цель, а шпага Роберта прошла лорду Ньюборо сквозь ребра, пронзив его сердце и выйдя на целых два фута с обратной стороны. Лорд Ньюборо упал замертво.
  Гвардейцы, видя, что их начальник мертв, бросились к Роберту. Однако тот с самой невинной улыбкой подал им шпагу, с которой стекала кровь лорда Ньюборо, и сказал:
  - Постойте, господа! Вот моя шпага, и теперь я к вашим услугам: арестуйте меня.
  
  
  Эпилог
  
  На площади перед эшафотом собралась толпа, чтобы поглядеть на предстоящую казнь. Некоторые говорили, что приговоренный избавил их от короля-тирана, но говорили робко, неуверенно.
  Стояла хмурая погода. Накануне выпал снег, и с каждым днем все сильней крепчали февральские морозы.
  Но вот появилась телега, на которой под стражей везли приговоренного. Это был Роберт. Лицо его было спокойным, бледным, безжизненным. Взгляд был уставлен в одну точку.
  - Они хотят казнить мертвого, - сказал кто-то в толпе.
  Народ расступился, давая телеге проехать. Та остановилась у подножия эшафота.
  Первым на него взошел Роберт, за ним последовал палач.
  Он указал Роберту на плаху посреди эшафота.
  - Если бы у меня было две головы, я отдал бы вам обе, - сказал Роберт без какой-либо интонации в голосе.
  Он подошел к плахе и спокойно положил на нее голову.
  Палач взмахнул топором, и голова Роберта скатилась на доски эшафота, так же как и все те головы, которые короли складывают в лестницу, ведущую к трону.
  
  
  54321.156.2813.0.95142
  12345.2.3.05.84.9763
  
  (В двух последних строках зашифрованы точные даты начала написания произведения и его завершения. Ключ утрачен. Менее точная датировка работы над произведением указана ниже.)
  
  август 1992 - май 1993
  
  Правка: 25.06.13 - 17.07.13.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"