Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Не трави душу Рассказ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вышла на балкон. Раскалённый, оранжевый диск солнца, зажатый меж стволом берёзы и антенной дома напротив, вот-вот скатится за его крышу... "Да-а, есть даже нечто зловещее в этой картинке, - подумалось, - будто прощаясь, светило уносит с собой и зелень кроны берёзы, окрасив её в почти черный цвет". Но вот бисером длинных ресниц солнце в последний раз подмигнуло мне и соскользнуло за вдруг потемневшую полосу крыши. "Нет, так нельзя! Уже неделя как... а я... а во мне она - всё так же. И преследует
  Вышла на балкон. Раскалённый, оранжевый диск солнца, зажатый меж стволом берёзы и антенной дома напротив, вот-вот скатится за его крышу... "Да-а, есть даже нечто зловещее в этой картинке, - подумалось, - будто прощаясь, светило уносит с собой и зелень кроны берёзы, окрасив её в почти черный цвет". Но вот бисером длинных ресниц солнце в последний раз подмигнуло мне и соскользнуло за вдруг потемневшую полосу крыши. "Нет, так нельзя! Уже неделя как... а я... а во мне она - всё так же. И преследует, преследует!". Махнула рукой, нырнула в прохладу комнаты, прошла на кухню, налила в кружку родниковой воды, отпила глоток... "Скажи-ка, друг, что делать мне с собой и как забыть не нужное былое?" Кто написал? Нет, не вспомнить. А, впрочем, зачем вспоминать? Всё равно не поможет". "А что поможет?" - прошептал кто-то Невидимый. "А то... Если впечатаю её в рассказ и этим отпущу на волю, ведь не раз уже помогало".
  
  Тогда она с девочкой лет пяти, пугливо и капризно оглядывавшейся вокруг и размазывающей ручкой слёзы на розовой щеке, вошла в вагон, окинула взглядом передние пустые сиденья и почему-то направилась прямо ко мне, почти таща упирающуюся девочку за руку. "Какая неприятная особа, - сразу не приняла её, - толстая не погодам, лохматая... да и крикливо вызывающее платье... для её-то возраста. - Но одёрнула себя: - А, впрочем, что это я? Женщина, как женщина.
  Может, под всем этим добрейшая душа кроется". А меж тем "добрейшая душа" плюхнулась напротив меня, отчего "пыхнуло" её потом, рывком вздёрнула девочку на сиденье, прикрикнула на неё:
  - Не трави душу!
  И дала ей подзатыльник, отчего волосики на головке ребёнка метнулись на лоб, закрыли ей глаза, а сама отвернулась к окну. "Ну вот... еще и дочку обижает, - всё же подтвердила я своё первое впечатление. - Попробовать защитить дитя?" Но не успела. Женщина обернулась ко мне, цепким взглядом серых глаз вцепилась в мои:
  - Вы не присмотрите за ней, - кивнула на девочку и махнула рукой в сторону двери: - я немного в тамбуре постою.
  - Конечно, конечно... - улыбнулась я.
  Знаю, не получилось у меня приветливой улыбки, но ладно, - "Для неё сойдёт и такая", - мелькнуло с видимой только себе кривой усмешкой. А моя попутчица встала, разгладила на бедрах вздёрнувшееся при сидении платье, почему-то громко кашлянула в кулак, и её синие пыльные босоножки "зашагали" к тамбуру.
  - А я конфетку хочу-у, - услышала я хныкающий голосок девочки. - Она смотрела на меня из-за всё еще нависших над глазами светлых прядей и самую длинную накручивала на нос: - А то у мамки совсем не-ет конфе-еток.
  "Какое милое создание! - подумала, прежде чем её утешить: - Полный антипод мамочки". И, протянув руку, осторожно освободила её носик от плена волос, откинула их назад:
  - И как зовут тебя, милое создание? - улыбнулась на этот раз ласково.
  Голубые глаза девочки, до этого полные слёз, не моргая засветились под темными бровками, но не ответив, она повторила уже не капризно и слезливо, а почти требовательно:
  - Хочу, хочу конфетку.
  "Что же делать? Ну нет у меня конфеток, нет! А, впрочем..."
  И открыла сумку, нашла в ней пачку печений под названием "На всякий случай" и протянула ей:
  - Может, вместо конфетки сойдёт это?
  Она спрыгнула с лавки, хлопнула в ладоши и, пригладив на боках розовое платьице так же, как мама, схватила пачку:
  - Пойдёт, пойдёт!
  Я рассмеялась переиначенному слову и, любуясь тем, с какой открытой радостью она распаковывает лакомство, откинулась на спинку сиденья. Девочка зубами разорвала упаковку, из-под неё вынырнул шоколадный квадратик печенья, она выхватила его из обёртки, откусила. "И всё же, как зовут её? Может, Сюзанна?" - почему-то вспыхнуло именно это имя и захотелось спросить еще раз, но тут в вагон вошла мать, свернула к приоткрытому окну, что-то в него выбросила, подошла к нам, уставилась на дочь, упёрла в руки в бока, а потом вырвала у неё из руки печенья, шагнула к окну, выбросила их и обернувшись в нашу сторону, выкрикнула:
  - Я сто раз кому говорила? Не смей попрошайничать!
  Девочка подняла ножки на сиденье и, прижав ладони к лицу, сжалась в комочек. Я невольно протянула к ней руку, но женщина почти отбила её:
  - И жалеть её не надо. Она должна расти сильной.
  - Зря Вы так... Ваша дочка ничего не просила, - слукавила я: - я дала ей...
  - И всё равно... - почти прошипела она, усаживаясь рядом с дочкой... и на этот раз на меня "пыхнуло" куревом: - Пусть слушает мать, а не самовольничает!
  Девочка сидела всё так же, только ниже опустив голову, зажав её меж коленок, а я, лишь посмотрев на мать долгим взглядом, подумала: "Ну что ей ответить?" и встала, шагнула к тому самому приоткрытому окну. Ветерок успокаивающе дунул в лицо, пригладил волосы, обдал ароматом леса: "Как же хорошо... после этой... - глубоко вдохнула порцию воздуха: - Но ведь надо как-то отреагировать на её грубость, а то подумает...". Но тут по вагону прошла лёгкая судорога... вроде как он споткнулся, ход замедлился, нехотя проехал мимо нескольких фонарей, похожих на пробующие взмыть сосульки, и замер.
  
  Да нет, тогда я, стоя у окна и почему-то вспомнив примерно такую же ситуацию, не отожествляла её с только что увиденной, - она пронеслась во мне за какие-то мгновения, - но сейчас опишу её подробнее. Как-то осенью, уже в сумерки, прогуливалась я в нашем тихом дворе, - слева молоденькие липы, справа уже приветливо засветившиеся окна нашей многоэтажки (люблю эти, ускользающие в ночь мгновения!), но вдруг из подъезда, возле которого проходила, вышла молодая женщина, ведя за руку плачущего мальчика лет пяти, они присели на скамейку, и тут же я услышала:
  - Кому сказала! Обувай сейчас же сам!
  Я приостановилась. Оказывается, мальчик был в одних носках, а мать держала перед ним ботинки, трясла ими и повторяла:
  - Обувай! Я кому говорю!
  Малыш тихо хныкал, даже не пытаясь их взять, а мать стала повторять и повторять: "Обувай сейчас же сам!.. обувай сейчас же!". Я постояла и решив, что вскоре всё закончится, пошла дальше, до шестого подъезда, а возвратившись к этой скамейке и поняв обреченность материнских приказов, подошла к ним и, тронув женщину за плечо, предложила:
  - Давайте я его обую.
  - Нет! - тут же вскрикнула она: - Пусть сам... сам!
  На её резкий выкрик мальчик захныкал громче, надеясь, наверное, на мою защиту, но мать тут же пресекла его надежду:
  - Женщина, вы идите... - властно махнула рукой в темноту двора: - Идете! Я сама с ним разберусь.
  И пока я ходила вдоль подъездов, "поединок" продолжался, а потом увидела: она тащит сына за руку, который уже не хныкал, а орал на весь двор.
  
  Тогда, в вагоне мне подумалось: "И почему именно эта сценка вспомнилась мне сейчас? Может, в них есть что-то общее?" С этим вопросом и вернулась на своё место с намерением что-то посоветовать (как старшей по возрасту) этой вспыльчивой молодой особе, но она... Она сидела, облокотившись на стол всем корпусом и отвернувшись к окну, с её колен свисали ножки дочки, и когда я присела, личико девочки, измазанное остатками шоколадного печенья, вынырнуло над плечом матери и она, погладив её по волосам и приставив пальчик к губам, прошептала:
  - Ти-ихо! Мамочка плачет.
  Я растерялась: "Вот те на... Что же делать? Просто пересесть, оставив их в этом взаимном прощении?". И взяла пакет, сумочку, повернулась... но тут услышала:
  - Вы уж извините... - И глубокий вздох: - что я так... с Вами...
  Я присела. "Да, теперь уйти нельзя... как и читать что-то назидательное. Ситуация... " И когда она, рукой смахнув слёзы со щёк, обернулась ко мне, я тихо сказала:
  - Не огорчайтесь. Чего только в жизни не бывает...
  Она попыталась улыбнуться:
  - Да, да, чего только не бывает! Вот и со мной... Приехала к ним за утешением, а они...
  
  И был её рассказ, пока дочка вначале носилась по вагону, останавливаясь перед едущими и с любопытством заглядывая им в глаза, а потом сидела под тем самым приоткрытым окном и увлечённо крутила в руках механического человечка, подаренного кем-то из пассажиров. И рассказ женщины, имя которой я так и не узнала, был сбивчив, с частыми именами родных и близких, которые мне было не под силу запомнить, поэтому, не уточняя их, я просто согласно кивала головой, зная, что именно незнакомым людям иногда бывает легко излить душу, выплеснув из неё то, что копилось и пряталось от родных. А теперь из услышанного постараюсь (как бы её монологом) передать смысл её рассказа.
  "Муж-то мой - художник... картины писал разные и всякие... и хорошо писал, красиво, покупали их на базаре... жить можно было... но потом бросил и за иконы принялся... ага, а кому они теперь нужны?.. Не-ет, сидит, пишет и каждую по месяцу, по два, а потом... да не покупают их, почти не покупают!.. в угол вешает, и уже - по иконостасу в каждом... вот и поехала к его родным, думаю: может наставят на путь?.. мать, отец, дед... Куда там! "Сыночек наш любимый!", "Внучек дорогой!" умиляются... А мне как жить с этим любимым и дорогим? Детей двое, третий скоро будет... Вон, бегает по вагону его копия... такая же мямля будет, как и папочка... А я не хочу!.. Как жить-то в наше время слабому?.. Говорю как-то своему: не трави мне душу!.. обеспечь вначале семью, а потом уже и пиши свои иконы... вон Петька, сварщиком работает... ага, и хорошо получает, вечерами только и рисует, а ты... а мой... Не-ет, куда там!.. Вот и родители за него... Довели сегодня... хлопнула дверью и уехала от них".
  
  День снова растворяется в наползающей ночи, по одному пугливо вспыхивают окна в доме напротив, а я опять - на балконе. Освобождённая только что написанным, стою и сморю на кроны каштана, молодых лип, которые густеющими тенями накрывает еще зеленеющую лужайку. Стою и пытаюсь, слив воедино когда-то увиденную у подъезда сценку с совсем недавней, уловить то, что может связать их единым смыслом. Но единого не получается. Мучительные минуты. Мучительные моей беспомощность перед ними... Но вдруг: "А ты позвони Максу, может он что-то подскажет". Ну да, это - опять тот голос... "кого-то Невидимого". И впрямь, а почему не позвонить? Как-никак Макс - мой давний друг (писала о нём уже в трёх рассказах), хирург военных госпиталей в афганскую войну*, в чеченскую*, жизнь была насыщена многими событиями, случаями, перед ним прошло множество людей... Правда, он почти никогда прямо не отвечает на мои вопросы, но удивительным образом своими же подталкивает к ответам на них.
  И набрала номер, коротко пересказала о тех двух встречах, попросила подсказать связующий их смысл (на что услышала его любимое "Хе-хе!", подкреплённое лёгким смешком), и тут же, с иногда присущим ему грубоватостью, услышала: "Извини, сейчас не могу. Я тут интересный документальный фильм о южной Африке смотрю, а ты...". Ну, что ж, придётся отложить финал рассказа в "долгий ящик".
  Но он через какое-то время всё же позвонил:
  - Знаешь, как-то в Кабуле после очень трудного дня вышел я передохнуть в парк... наш маленький госпиталь как раз в нём разместили, сел на скамейку, глубоко вдохнул... А надо сказать ароматы там от их деревьев обалденные!.. Ну так вот, вдохнул, закрыл глаза, чтобы расслабиться, но не получилось. Подсел паренёк выздоравливающий. Подсел и говорит: "Завидую. Сильный Вы человек! Столько операций сегодня сделали, столько жизней спасли, а я... - И рукой махнул: - А я всю жизнь был слабаком, размазнёй, нюней". И даже вроде как всхлипнул. Спрашиваю: "И чего ты так... о себе?" - Отвечает: "А того... Мать хотела вырастить меня сильным, а получилось..." И рассказал. Родители его развелись, когда он ещё малышом был, и мамаша постоянно вбивала ему в голову, что он - весь в своего папашу-урода, что она должна постоянно вправлять ему мозги, чтобы стал сильным, иначе - тюрьма или гибель. И он, бедняга, когда она приходила домой, сжимался от страха: а вдруг снова начнет ругать? - Арт помолчал, глубоко вздохнул: - И уже уходя, паренёк этот обронил: "Я так мечтаю забыть свое детство!". Вот так, моя дорогая писательница, теперь и думай (снова - "Хе-хе!") над своим смыслом связующим.
  И макс отключился, даже не пожелав мне спокойной ночи.
  Мой суровый саркастичный друг... И на этот раз ты всё же подсказал мне ответ, ибо почти тут же вспомнилась легенда: коварная возлюбленная пообещала своему обожателю выйти за него замуж только в том случае, если он вырвет из груди своей матери сердце и принесёт ей. И он сделал это. А когда в ладонях нёс его к любимой, сердце шептало: "Не обожгись, сынок"! Конечно, это - всего лишь легенда (породившая во мне еще один вопрос: такой ли уж самозабвенной должна быть любовь матери?), но вдруг и высветившая то, чему научила жизнь и что стало почти Верой: только беззаветная любовь и безмерное терпение способны с нежностью проникнуть в душу ребёнка, чтобы растопить в ней то, что может оказаться для него роковой опасностью.
  
  *Первая чеченская война 1994-1996 годов.
  *Афганская война (1979-1989) - Советская война в Афганистане.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"