Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

"Ведьма из Карачева" Глава семидесятая: "Немец-то угошшал нас чтолича?"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В сорок первом-то... вроде как прогулка у немца была, без остановки они ехали. Лето ж сухое, жаркое было, что им было до Москвы промахнуть на своих машинах? Они б и до Дальнего Востока проскочили. Но осенью дожди пошли и как замороси-ило!.. Вот дожди-то их и затормозили. Бывало, завязнить машина в грязи, как сбягуцца: ва-ва-ва-ва!.. Гормочуть-гормучуть по своему, потом уцепюцца человек двадцать за эту машину, выволокуть. Проедить она сколько-то... опять увязла! Снова её таскать. Ругаются, кричать! Пробка собьется... Дороги-то наши какие? Грязь да топость... особенно туда-то, на Орёл, там, нябось, и с моторами машины ихние заливалися. Вот это-то и погубило их... дороги наши да непогодь, узнали они, как по России ездить! \\\ Но всё ж вначале вольно себя вели! Поставють так-то машину возле дома, вот и ходи возле нее, если хочешь, и рассматривай, а ребятишкам и посидеть в ней разрешали. Если идти тебе куда нужно, так и иди себе, никто не задержить ни днем, ни ночью. Это уже потом злыми стали, как собаки, когда их на Волге трепанули, да еще и партизаны стали пошшыпывать, тогда такое началося, что и из хаты лишний раз не выйдешь, а если и пойдешь куда, так только по шоссе. Рипа как-то наладилася к своим на Бережок да свернула с моста... хотела пройти как покороче, по полю, и вдруг слышить: фью-юк мимо неё! Оглянулася, а это солдат стреляить, да еще тот, что у нее на квартире стоял. Подхватилася да к нему: - Ты что, забясилси чтолича? А тот: - Приказ, матка. Никс ходить там. И вот так-то... Пойдешь на Рясник свекровь проведать и не знаешь: вернешься ли? Вовси озверели!

  
  А жилил мы уже тогда опять в своей хате... впустили нас немцы к зиме-то. Но за перегородкой. Отгородили себе уголок за печкой, там и толклися.
  Питались чем?
  Да тем, что Бог пошлёть. Немец-то угошшал нас чтолича?
  Помню, когда начали они скот губить, так пойду, наберу требухи, печёнки, селезенки... они ж всё это выбрасывали. Потом вымочу, накручу, котлет нажарю, вот вы и едите.
  
  А как-то еще и картошкой запаслися, правда, подмороженной... Это немцы уже поздней осенью привезли машину цельную да и оставили на улице, а тут ночью - мороз как раз, вот картошка эта и примерзла. Что ж, есть они будут такую? Они себе и не мерзлой привязуть. Ну, мы взялися да и перетаскали её к себе. Зальешь, бывало, её водой холодной на ночь, утром отваришь, натрешь и печёшь потом пирожки... да еще требухой заправишь. Надо ж было есть что-то? Вот и промышляли... как собаки какие, где что ухватишь, то и твоё.
  
  А после войны-то... ещё и расплачивалися за эту удаль свою: как что, и вызовуть да вызовут в энкавэдэ, и начнуть выспрашивать: кто и чем жил при немцах?
  Помню, так-то призвали меня повесткой, прихожу. Липатников сидить:
  - Ну, что, Сафонова... - развалился на стуле. - Слышали мы, что шубу ты при немцах продавала.
  - Какую шубу? - глаза аж вылупила. - Никакой шубы у меня и сроду-то не было!
  - Да вот, говорят, что была, и что ты ее немцам...
  Ну-у...тут уж я и не выдержала:
  - А хоть бы и шубу! А хоть бы и продала! А хоть бы и немцам!.. Вы ж все поуехали, а нас тут с детьми и побросали, так что нам делать оставалося? Тут и шубу, тут и всё продашь, лишь бы было...
  - Ты мне этого не рассказывай! - По столу-то... кулаком. - Меня это не интересует. Ты про шубу давай...
  - Да-а, знаю. Вас не интересуить, чем мы тут жили... А про шубу вот что тебе скажу: некогда мне было за шубами смотреть и за теми, кто их продавал, детей надо было кормить, обувать-одевать.
  - Ну, ты знаешь что, - из-за стола поднялся, - я сейчас свидетеля призову.
  Гляжу, входить одна знакомая, а я как накинулася на нее:
  - Забясилася ты, чтолича? Какую я шубу немцам продавала, когда?
  Досада ж! Ты подумай только: день цельный я потеряла из-за них! У меня ж на огороде-то дел сколько, а они... с допросом с этим. Липатников как заорёть опять:
  - Замолчи! Я тебя посажу сейчас!
  - Сажай, - говорю, - сажай! Пусть дети мои сиротами останутся.
  Вотон, милиционер входить, да сов меня в другую комнату... а там кушетка стоить, солнышко в окно светить! Как легла я на эту кушетку... а во хорошо-то!
  Не помню, заснула ль, нет ли? Но полежать - полежала. Потом дверь отворяется:
  - Уходи, - опять Липатников на пороге.
  - Ух, - говорю, - как хорошо-то у вас тутова! Я б и ишшо полежала...
  - Уходи отсюда!.. Ты, Сафонова, ханатик.
  - Какой такой ханатик? - спрашиваю.
  - Да ты правду не хочешь говорить, как тут при немцах...
  - А что я тебе буду говорить? Побыл бы сам - увидел, а то удрал, а нас тут с детьми оставил правду разведывать?
  Ну, ничего он... Выгнал только, по-ошла я...
  
  ----------------------
  
  Спрашиваешь, какими немцы были?
  Да разными... И добрые среди них были, всё-ё так-то хоть печеник какой вам сунуть, и совестливые попадалися. Выстираешь, выгладишь ему белье, а он и дасть буханку хлеба.
  А были и издеватели. Сварила я раз щи из крапивы, приправила требухой, а она ж пахнить-то... не мясом жареным! И вот сидите вы, едите... смотрю, Курт входить. А вре-едный немец был! Посмотрел-посморел на вас, носом так-то подвигал, поводил, а потом подошел к столу, перегнулся через Витьку да как плюнить ему в щи!
  - Руссишь швайн!
  Свинья, значить, по-ихнему... Покачала я головой, покачала... да вылила миску и налила другую.
  
  Тогда вольно они себя вели!
  Бывало, поставють так-то машину возле дома, вот и ходи возле нее, если хочешь, и рассматривай, а ребятишкам и посидеть в ней разрешали. Если идти тебе куда нужно, так и иди себе, никто не задержить ни днем, ни ночью.
  Это уже потом злыми стали, как собаки, когда их на Волге трепанули, да еще и партизаны стали пошшыпывать, тогда такое началося, что и из хаты лишний раз не выйдешь, а если и пойдешь куда, так только по шоссе.
  Рипа как-то наладилася к своим на Бережок да свернула с моста... хотела пройти как покороче, по полю, и вдруг слышить: фью-юк мимо неё! Оглянулася, а это солдат стреляить, да еще тот, что у нее на квартире стоял. Подхватилася да к нему:
  - Ты что, забясилси чтолича?
  А тот:
  - Приказ, матка. Никс ходить там.
  И вот так-то... Пойдешь на Рясник свекровь проведать и не знаешь: вернешься ли? Вовси озверели!
  
  Ведь в сорок первом-то... вроде как прогулка у них была, без остановки ехали. Лето ж сухое, жаркое было, что им было до Москвы промахнуть на своих машинах? Они б и до Дальнего Востока проскочили. Но осенью дожди пошли и как замороси-ило!.. Вот дожди-то их и затормозили. Бывало, завязнить машина в грязи, как сбягуцца: ва-ва-ва-ва!.. Гормочуть-гормучуть по своему, потом уцепюцца человек двадцать за эту машину, выволокуть. Проедить она сколько-то... опять увязла! Снова её таскать. Ругаются, кричать! Пробка собьется...
  Дороги-то наши какие? Грязь да топость... особенно туда-то, на Орёл, там, нябось, и с моторами машины ихние заливалися. Вот это-то и погубило их... дороги наши да непогодь, узнали они, как по России ездить!
  
  Потом снег пошел, морозы ударили. И вот молодые немцы... те еще не поддавалися сначала морозам этим, даже пробовали в одних мундирчиках бегать, ну а те, кто постарше... Если мороз сильный, как намотають себе тряпок каких на голову, на ноги! Они ж пло-охо были обуты, сапоги-то ихние ши-ирокие были... И что за фасон такой? Как ступить какой в сугроб, так сразу и полные снегу. Вот, бывало, и не показывайся на улицу ни в валенках, ни в рукавицах, сейчас повалють, снимуть и ни-икаких тебе расчетов.
  
  Пошла я раз к Листафоровым в перчатках, а они на краю города встретили и сдернули их с рук. Да и летом сапоги сняли... Я-то всё-ё берегла их, а потом и думаю: чем в сумке таскать, дай-ка надену. Вот и обула, когда нас опять из хаты выгнали, и пошла, а немец какой-то подскочил, толкнул... упала я, а он и снял их.
  Правда, потом указ от Гитлера вышел: за грабеж - расстрел. Ну, они, конечно, грабить не бросили, но все ж не так нагло проделывали это, как раньше. И что ж стали удумывать?.. Сейчас присмотрють у кого что можно взять, и придуть, семью арестують... а то и постреляють, как за связь с партизанами, а сами и заберуть что надо.
  
  Пришли раз и к нам.
  А у меня тогда еще поросеночек уцелел, под полом мы его прятали, и такой он смирный был! Наваришь ему, бывало, кой-чаво, наесца он и спить себе. Бо-ольшой уже вырос, жирный... И еще кроме него у меня кур штук семь было.
  Вот как-то и высмотрели, паразиты, все мое хозяйство, и пришли... Вышел один на серёдку хаты да как топнить ногой, а ладонь - к уху, и слушаить... А куры-то, они ж всегда на стук всполошатся, обязательно пятух кукарекнить! Да и поросенок хрюкнить, не удержится... Свинья и есть свинья, это тебе не корова, та молчать будить. И вот, значить, когда топнул немец ногой-то, пятух и выдал все мое хозяйство, разом и нашли всю мою живность!
  
  А потом еще и телят-то наших, что в снегу были зарыты, обнаружили...
  Что за телята?
  Да это, когда немцы коров тельных резали, то телят выбрасывали, вот мы и насбирали их, и сложили возле дома в снег... хотели потом засолить, если соли достанем. Кто ж его знаить! Бываить такой голод начнется! Вот немцы теперь и обнаружили этих телят, и сели протокол писать: за связь, мол, с партизанами... Думали-то, что мы этих телят для партизан спрятали. Загнали всех в комнатушку, а Динку уже и расстреливать повели.
  Ну, что делать-то? Надела я на вас белье чистое, сидим, ждем выстрела... А они уже свинью нашу зарезали, унесли, кур моих теперь сидять, жруть... Вдруг фетфебель входить. Взял протокол... потом зашел к нам в комнатушку, а вы си-идите, как тараканы какие на печке, глазами лупаете. Поглядел он, поглядел на вас... да взял и порвал протокол этот, и швырнул в печку. Понимаешь?.. Видно, жалость у него проснулася, подумал, нябось: и за что их расстреливать? А, можить, и своих детей вспомнил.
  Ну, опомнилися мы чуть, глядь: и Динка входить!.. и переводчик за ней:
  - Полешьте на пештю, - говорить... чехом же был.
  И объясняить: ничего, мол, вам пока не будить.
  Во как, милая... Так что если б ни фетфебель этот, так и пострелять нас могли бы из-за телят мёрзлых, а так... Арестовали только и из хаты выходить уже не разрешили.
  
  И продержали под арестом дня четыре, только, бывало, и попрошу так-то:
  - Да выпустите ж вы меня хоть корма корове дать!
  Выпустють, а патруль следом и топчить.
  Ну, а потом, видать, дело наше дошло до комендатуры, она как раз напротив нас была, у Ермольевых. И был там один немец, Энсом звали. Так... царство ему небесное!.. узнал он, что нас не выпускають из хаты, и пришел. Рассказала я ему всё, а он и вызвал тех солдат к себе, и ослобонили нас.
  Но с тех пор Виктор мой запаха свежего белья и не выносить. Дай ты ему какое-нибудь поношенное и все тут! Видать, на всю жизнь ему впечатлилося, как в чистом белье сидел и ждал, когда расстреливать поведуть. Друзья! Электронную или печатную книгу 'Ведьма из Карачева' можно заказать по ссылке https://ridero.ru/books/vedma_iz_karacheva/ Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей. http://galinasafonova-pirus.ru
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"